Текст книги "Шут и император"
Автор книги: Алан Гордон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 4
Не выказывай слабости перед глупым.
Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 4, 29.
Описание великолепия Константинополя могло бы составить несколько манускриптов, но позвольте мне дать вам хотя бы краткое представление об этом городе. Как я уже упоминал, он расположился на треугольном мысу, очертаниями напоминающем лошадиную морду. Проведя на этом плане линию лошадиных челюстей, мы обозначим Месу – главную улицу, начинающуюся от площади Милион, исходной вехи для всех расстояний. На мой взгляд, чтобы точнее соответствовать плану города, константинопольской лошади приходится слегка улыбаться, примерно так же, как скалится мой приятель Зевс, когда я поступаю бестолково, а не просто дурачусь в силу избранной профессии.
Теперь нарисуем на лошадиной морде удила. Таким образом, мы отметим Амастрийский форум – площадь, где как раз торгуют преуспевающие лошадники. Именно в такое место я обычно грожусь отвести моего славного Зевса, когда он награждает меня «улыбкой» за глупость.
Присоединив к удилам уздечку, мы отметим то место после Амастрийского форума, где Меса разветвляется и одна ее ветвь устремляется на юго-запад так, как могли бы висеть поводья. Это ответвление в конце концов выходит на приведшую нас сюда Эгнациеву дорогу.
Вторая ветвь отклоняется на северо-запад и, следуя параллельно берегу Золотого Рога, выходит через Харисийские ворота на дорогу, ведущую в Адрианополь.
Подавляющее большинство жилых построек и людей заполняет пространство между морскими стенами и ответвлениями Месы, от Золотых ворот по всему побережью моря и Золотого Рога. Кварталы, заселенные чужеземцами – выходцами из Венеции, Пизы, Генуи и Амальфи, – располагаются на другом берегу Золотого Рога, и каждый из этих городов имеет там собственные причалы и склады.
У мусульман, посещающих прибрежную мечеть за городскими стенами, тоже есть свой квартал на берегу в верхней части Золотого Рога, рядом с каменным мостом, ведущим в Галату. Евреи, когда-то особо почитаемые в этом городе, нынче переселились за Золотой Рог, под стены Галатской башни. Мне кажется, что их потеснили венецианцы, но это было в какой-то седой древности.
Комплекс Большого дворца, где жили императоры до того, как стиль его архитектуры сочли чересчур показным и вычурным, располагается прямо под носом нашей воображаемой лошади. Влахернский дворец, где они обитают в настоящее время, находится севернее, возле ее уха. И это ухо настороженно подергивается, чутко реагируя на приближение как внешних, так и внутренних врагов. Влахернский комплекс является единственной городской резиденцией, со всех сторон огороженной стенами. Императоры нередко сталкиваются с угрозами, порожденными их же подданными. Большой треугольник, образованный развилкой Месы и стенами Феодосия, в основном заполнен пахотными землями, холмами и причудливо извивающимися оврагами.
Те из вас, кто бывал в Константинополе и проникся к нему пылкими чувствами, возможно, обидятся на меня за то, что я выбрал для описания именно это животное. Позвольте мне сказать в свою защиту, что есть города, которые я мог бы уподобить совершенно другим частям лошадиной анатомии. Считайте, что вам еще повезло.
Итак, братья шуты, более сообразительные из вас уже могли бы догадаться, что я пережил эту загадочную историю, раз повествую сейчас о ней. Естественно. Историки, как правило, живучи. Но будьте уверены, что не каждый герой, встреченный вами в этом повествовании, окажется столь же везучим.
Заплатив за недельное содержание, мы оставили наших лошадей в конюшне и вышли оттуда, взгромоздив седельные сумки на собственные спины. Солнце уже садилось, и нам нужно было как можно скорее определиться с жильем, ведь с наступлением темноты бродящие по улицам отряды городской стражи немедленно арестовали бы нас. Как вновь прибывшие иноземцы, один из которых к тому же замаскирован под мужчину, мы могли бы столкнуться с весьма неприветливой формой допросов.
Слегка запыхавшись, Виола тащила свои пожитки.
– Как хорошо было лениво покачиваться на спине лошади, – проворчала она. – И вдруг без всякой подготовки такая беготня. Я, похоже, почти разучилась ходить после нашего долгого путешествия в седле. Мои бедные ноги не простят мне такого обращения. А я не прощу тебя.
– Взгляни-ка лучше вперед, ученик, – предложил я.
Она подняла голову и увидела, как лучи заходящего солнца отражаются от многочисленных куполов и шпилей, а изобилие золотой фольги, полированного порфира и десятков разных оттенков мрамора придавали этому зрелищу поистине божественное великолепие.
– Ладно, я тебя прощаю, – прошептала она. Там, где встречались улицы, идущие от Регийских и Романских ворот, появился небольшой район, где сосредоточились таверны и гостиницы, стремящиеся завлечь усталых странников, прежде чем иные злачные заведения громадного города по-свойски расправятся с ними. В центре этого средоточия и расположился «Красный петух», гостиница с сомнительной репутацией, но безупречной кухней и, что еще более важно, с прекрасным винным погребом. Мы подошли к двухэтажному кирпичному зданию, второй этаж которого слегка нависал над улочкой. Вид красной закругленной черепичной крыши напоминал петушиный гребень, благодаря чему гостиница и получила свое название.
Вечерняя трапеза, преимущественно состоявшая из горячительных напитков, уже шла полным ходом, поскольку здешние постояльцы, отдыхающие от праведных дневных трудов, еще не успели тайком ускользнуть обратно в город ради неправедной ночной наживы. При нашем появлении общий гул голосов, равномерно заполнявший помещение, стал немного тише. Клавдий, как мною было с одобрением отмечено, принял отнюдь не свирепый, а нарочито любезный вид. Самые опасные типы – это те, кто скрывает свою истинную натуру, и осторожные оценивающие взгляды собравшихся в трактире подтвердили мою правоту.
Мое шутовское обличье, как обычно, возбудило интерес, замешанный на предвкушении веселого представления. По крайней мере, я надеялся, что они ждут именно его, хотя, возможно, это нашептало мне на ушко мое собственное тщеславие.
Содержателем заведения был высокий тип со шрамом, сползшим со щеки на шею, и с большими руками, явно привыкшими к кулачным дракам. Я перехватил его взгляд, и он двинулся в нашем направлении.
– Выпивку желаете или еще чего надо? – проскрежетал он.
По-гречески он говорил свободно, но с акцентом непонятного происхождения.
– Выпивку, ужин и жилье, любезный. Ты, как я догадываюсь, заправляешь этим заведением.
– Верно. Зовут меня Симоном. Вы вместе?
– Да. Мое имя Фесте, а это мой слуга, Клавдий. Почем тут у вас нынче самая хорошая комната?
– Самая хорошая уже занята. Поэтому есть только просто хорошая. Вы оба можете поселиться на втором этаже в последней комнате по правой стороне. Придется, конечно, потесниться на одной постели. Долго ли вы собираетесь гостить у нас?
Я улыбнулся.
– Зависит от того, как нас примут.
– Тогда платите за две недели вперед. Пока.
Вздохнув, я расстался с парой монет.
– Клавдий, – небрежно бросил я. – Отволоки-ка наши пожитки наверх. А я пока познакомлюсь с нашими новыми соседями.
Ох, каким же возмущенным взглядом обжег меня мой новоявленный слуга! Бормоча ругательства в мой адрес, Виола нагрузила на себя еще и мои сумки и, пошатываясь, поползла вверх по лестнице.
– До чего же трудно в наши дни стало найти услужливого помощника, – с легкой грустью произнес я, глядя в потолок, и по залу прокатились тихие смешки.
Найдя на одной скамье два места для нас с Клавдием, я заказал себе добрую порцию заливного из телячьей ноги и ломоть темного хлеба, чтобы собрать остатки. Видимо, это действительно было заливное из телячьей ноги. Во всяком случае, желе точно было, и в нем обнаружилось несколько кусочков мяса. Зато вино оказалось сладким и густым, почти как сироп. И оно было восхитительно.
– Сирийское, не так ли? – крикнул я трактирщику, перекрывая гомон голосов.
– Да ты знаток! – отозвался он. – С холмов Крак-де-Шевалье, где доблестные рыцари-госпитальеры защищают нас от неверных. Праведные христиане возделывают отличные виноградники. Ты там бывал?
– Пока нет, но это вино является достойным аргументом в пользу моего паломничества в те края.
Присоединившись к нам, Клавдий с аппетитом приступил к ужину.
– А ты знаешь толк в винах, шут, – произнес низкий голос.
Я оторвался от кружки и увидел напротив меня за столом обладателя этого баса в монашеском облачении. В тени капюшона виднелся лишь острый подбородок.
– Мне довелось немного попутешествовать, – ответил я. – Дураки ведь живут впроголодь, от трапезы до трапезы и от попойки до попойки. Жизнь приучает их наслаждаться такими событиями, потому что на ужин порой бывают лишь воспоминания о былых кутежах.
– Так чем же ты зарабатываешь себе на хлеб? Развлекаешь народ байками? – спросил святой отец, если, конечно, он по праву обрядился в церковные одежды.
– У меня множество талантов, – ответил я. – Но шутовской колпак уже много лет помогает мне наполнять вином мои чаши.
– Тогда позволь дать тебе совет, – сказал он. – Меня называют тут отец Эсайас. Здешняя округа находится на моем попечении. Я усердно приглядываю за своей паствой, особенно ближе к ночи.
– Когда проворачиваются темные делишки.
– Догадливый. Меня не особо интересуют публичные развлечения. По правде говоря, у меня очень слабо развито чувство юмора, а то, что развлекает меня, многие считают просто ужасным. Последний раз я смеялся, когда один зарвавшийся карманник вышел за пределы отведенного ему квартала. Его нашли повешенным за… впрочем, детали можно опустить.
– Разумеется.
– Итак, ежели ты собираешься скромно выкидывать шутовские фортели на здешних рынках, то мне не придется призывать Божий гнев на твою голову. Но вот ежели тебе взбредет в голову вмешиваться в нашу жизнь или ввязаться в какую-то авантюру без нашего разрешения или соучастия, тогда я от души посмеюсь над твоими нелепыми выкрутасами.
– Я отлично все понял, отец. И если мне понадобятся в дальнейшем духовные наставления, где можно найти тебя в час нужды?
– В храме, сын мой. В церкви Святого Стефана, той, что ближе к реке.
Развязав кошелек, я протянул ему несколько монет.
– На сирот, отец.
Он встал, принял пожертвование и незаметно покинул трактир.
– А ты умный парень, – заметил мой сосед справа. Он протянул мне руку, и я пожал ее. – Петр Камантарес.
– Фесте, шут, к вашим услугам. Моего слугу кличут Клавдием.
Клавдий вежливо кивнул, не переставая жевать.
– И что, всем здесь приходится работать на него? – спросил я.
– В хорошие времена в этом нет нужды. Хотя среди наших завсегдатаев есть любители ночной работы.
– Ты не относишься к их числу, как я понимаю.
Он пожал плечами.
– Разные бывают времена. Но сейчас я хорошо зарабатываю на скотобойне. В этом городе всегда есть спрос на свежее мясо.
Он представил нам нескольких постояльцев гостиницы. Михаил промышлял охотой; юркий парнишка Азан, по-моему, весьма смахивал на плута; крепкого, заросшего бородой здоровяка Стефана я определенно предпочел бы иметь в драке на своей стороне; за соседним столом сидела целая ватага русичей, но они держались особняком. Петр сообщил мне, что эта ватага прибыла сюда с дальнего берега Черного моря на гребном судне с полными трюмами мехов и продала их здесь с огромной выгодой. Но потом пьяные кутежи, шлюхи и азартные игры довели этих бедолаг до «Петуха», и теперь они проедают тут жалкие остатки своих барышей, которых им все равно уже не хватает для закупки припасов на обратный путь.
Дрова в очаге почти догорели. Я встал из-за стола, потянулся и пожелал нашему новому приятелю приятного вечера. Симон протирал кружки тряпицей весьма сомнительной чистоты. Я склонился к стойке и поманил его.
– Если при случае ты увидишь тут одного шута по имени Тиберий, передай ему, будь добр, что я в городе.
Он нахмурился.
– Что тебе нужно от этого плута?
– Он должен мне деньги, – сказал я. – Изрядную сумму. Именно из-за него я и притащился в ваш город.
– Ты не одинок, – ответил он. – Он задолжал половине Константинополя. Многим тут хотелось бы повидать его, да только он исчез.
– Когда?
– Точно не знаю. Незадолго до Рождества. Раньше он частенько заглядывал сюда. Я промахнулся, давая ему выпивку в долг. И не собираюсь повторять эту ошибку с тобой.
– Я не дам тебе повода для недовольства, уважаемый. Трактирщики – мои лучшие друзья в этом мире.
– Дружить со мной, шут, вовсе не обязательно. Просто плати вперед, и мы будем хорошо ладить.
Я зажег свечу и повел Клавдия наверх.
Хорошей нашу комнату мог бы назвать только тот, кому приходилось ночевать на помойках. В углу валялась куча заплесневелой соломы, прикрытая изодранной простыней, и у меня возникло четкое ощущение, что мы будем не единственными существами, разделяющими это ложе сегодня ночью. Виола сложила наши сумки как можно дальше от этого лежбища, хотя, учитывая размеры комнатенки, ей удалось отойти от него шага на три, не больше.
– А не лучше ли нам вернуться в леса? – спросила она.
Приложив палец к губам, я подошел к дверному проему. На самом деле никакой двери там не было, просто с притолоки свисала очередная тряпка, создавая видимость уединения. Достав кусок веревки, я натянул его перед входом примерно на высоте локтя от пола.
– Не выходи из образа, – шепнул я. – Ты хочешь первой дежурить или второй?
– Пожалуй, первой, – сказала она, с явным отвращением посмотрев на убогое ложе.
Я растянулся на соломе. Виола подошла, стянула с меня башмаки и присела рядом, чтобы я тоже помог ей с обувью. Вытащив одеяло из дорожной скатки, она завернулась в него и устроилась в уголке у входа.
– Ты наплел Симону о долгах, чтобы объяснить, зачем ищешь Тиберия, – прошептала она, когда я задул свечу. – Мне это так нравится. Вот уж не думала, что полюблю такого искусного враля.
– Благодарю за комплимент, миледи.
– Долго ли мы собираемся торчать в этом милом заведении?
– По крайней мере, первые несколько ночей.
В лучах пробивавшегося через окно лунного света я заметил, как блеснули в углу ее глаза, словно у ночного грызуна, лелеющего на мой счет какие-то темные планы.
– Ты понимаешь, естественно, что если я останусь в мужском платье, то нам придется воздерживаться от супружеских отношений.
– А я-то думал, что ты устала с дороги.
Виола издала отрывистый тихий смешок, к счастью, по-прежнему тенорком Клавдия. Я закрыл глаза.
У меня чуткий сон, отчасти от природы, отчасти по воспитанию. Достаточно легкого шороха, чтобы я вскочил с постели с ножом в руке, даже еще не совсем проснувшись. Когда глаза мои наконец освоились в темноте, я увидел, что Клавдий с обнаженным мечом восседает на каком-то извивающемся существе.
– Что у нас тут случилось, приятель? – спросил я.
– Жирная крыса, хозяин, – ответила она. – Настоящий паразит.
– Разве это не моя комната? – запротестовало таинственное существо.
Я поправил занавес на дверном проеме и зажег свечу. На полу корчился Азан, один из парней, сидевших с нами за столом. Одет он был во все черное, а лицо вымазал сажей.
– Разве мать не учила тебя в детстве, что надо умываться перед сном? – спросил я его.
Он буркнул что-то нелицеприятное в адрес моей матери. Я предпочел пропустить его слова мимо ушей и, встав на колени рядом с ним, приставил нож к его горлу. Он перестал дергаться.
– Слабоватое оправдание для ночного ограбления, – сказал я.
– Нельзя обвинить человека за попытку, – огрызнулся он.
– Еще как можно! Ладно, честно говоря, я предпочел бы перерезать тебе глотку, и дело с концом, но после такого несчастного случая пришлось бы сразу убираться отсюда, а ведь я уже заплатил за две недели вперед. Так что, пожалуй, лучше сдать тебя властям.
– Но мне показалось, что вам невыгодно связываться с блюстителями порядка, – поспешно вставил Азан.
– А я говорю не о них, – отрывисто сказал я. – Возможно, отец Эсайас заинтересуется этим маленьким приключением. «Петух» ведь под его крылышком, не так ли?
– Откуда ты знаешь? – прошептал он.
Я слегка шлепнул его.
– Ты щенок. Я обчищал карманы, когда у тебя еще молоко на губах не обсохло. Ты думаешь, что мне не знакомы обычаи этого города? Наверное, надо сдать тебя отцу Эсайасу, а уж он сам разберется с тобой.
– Пожалуйста, господин, извините. Меня бес попутал, – залепетал он.
Я вновь пихнул его в бок, и он заткнулся.
– А ты, Клавдий, что скажешь? – спросил я. – Сохраним ему жизнь?
– Не понимаю, какой нам с него прок, – протянул Клавдий. – Даже воровать толком не умеет.
– Нет-нет. Мне не удаются ночные вылазки, но я ловко обчищаю карманы, к тому же знаю здесь все ходы и выходы и могу сыскать для вас все, что угодно, хоть самого черта.
Я поднял руку, и он сразу заткнулся. Тогда я опустил ее.
– А кстати, мне действительно нужно найти кое-кого, – сказал я. – Моего знакомого шута. Его зовут Тиберий.
– Я знаю его, – оживился Азан. – Вот видите? Я могу быть вам полезным!
– Мне хотелось бы узнать, где он сейчас обитает, – продолжил я. – Разыщи его, и тогда ты, возможно, получишь небольшое вознаграждение. Хотя, учитывая твою сегодняшнюю вылазку, наградой тебе будет уже само продолжение твоего жалкого существования, не так ли?
– Так, так. Я принесу вам известие уже завтра до захода солнца.
– Обыщи его да выстави отсюда, – велел я.
Виола прощупала его одежду и, не найдя никакого оружия, разрешила парню подняться, не отводя меча от его груди.
– До завтра, приятель. Ступай, поспи немного, – напутствовал его я. – Кстати, не забудь умыться. Нашему хозяину вряд ли понравится лишняя грязь на его шикарных покрывалах.
Азан тихо выскользнул в коридор. Прислонившись к косяку, я проследил за тем, как он убрался в свою комнату.
– Молодец, – похвалил я Виолу. – Только в следующий раз лучше держи наготове нож. Мечом тут особенно не помашешь.
– Понятно. Но можно ли было ожидать такого в первый же вечер?
– Да уж, нечаянная радость. Ложись-ка да поспи немного. Теперь моя очередь дежурить.
Мы вышли из «Петуха» около полудня – обычное время для шутовских представлений. Я захватил с собой только сумку с реквизитом, оставив в комнате большую часть вещей. Оставил также и меч. Под защитой городских стен можно было позволить себе выглядеть менее воинственно. Однако Виола не захотела расставаться с мечом. Мы сговорились, что сегодня я буду давать представление, а она – следить за публикой.
– Это и весь наш сегодняшний план? – спросила она.
– Нет, – ответил я. – Но первым делом мне надо выступить. Шута, которого не особо волнуют представления, сразу же сочтут шпионом. Выждем немного времени, а уж потом будем выяснять, где обитают мои сотоварищи.
Улочка от нашей гостиницы, полого поднимаясь к югу по склону Ксеролофона, вывела нас к юго-западному ответвлению Месы. Пекарни по обеим сторонам улицы дразнили чудесными ароматами, и мы, не удержавшись, накупили впрок теплого хлеба. Хотя эта широкая центральная улица шла более или менее прямо, изогнутые и кривые боковые улочки сплетались в настоящий лабиринт, где теснились друг к другу каменные и кирпичные дома, а их верхние, выступающие вперед этажи алчно захватывали все жизненное пространство, лишая солнечные лучи возможности пробиться к пешеходам.
А пешеходы толпились повсюду. Константинополь стоит на перекрестке торговых путей мира, и все населяющие землю народы засылают сюда своих представителей на поиски счастья, богатства или славы. Печенеги, турки, русские, аланы и латиняне – все суетились вокруг, лопоча по-гречески с разной степенью умения и с самыми экзотическими акцентами.
Никуда не сворачивая, мы дошли до Месы, главной улицы, в том месте, где она пересекает форум Аркадия. Над нами возвышалась воздвигнутая в честь этого императора колонна высотой более ста футов, сложенная из огромных обтесанных камней. Говорят, что когда-то вершину этого памятника украшало изваяние самого Аркадия, но землетрясение давно сбросило его с пьедестала.
Подобные памятные колонны попадались едва ли не на каждом углу: многочисленные императоры и императрицы стремились увековечить себя в памяти потомков. Когда же то или иное стихийное бедствие низвергало статую известной персоны, то многочисленные прорицатели, процветавшие в эти суеверные времена, тут же начинали выдвигать по этому поводу самые разные предсказания. А циничные граждане развлекались, заключая пари по поводу того, какая из статуй развалится в следующий раз.
По площади проходил какой-то вооруженный отряд, грудь воинов защищали доспехи почти цилиндрической формы, на плечах небрежно лежали увесистые секиры с одним лезвием. На их знамени был изображен извергающий пламя дракон на голубом поле. Проходя мимо, мы услышали беспечную болтовню нескольких солдат.
– Они говорили по-английски, – удивленно воскликнула Виола.
– Это варяжская гвардия, – пояснил я. – Среди них много англичан. Впервые они появились здесь после норманнского завоевания Англии. С тех пор в Византии обосновалось много северян, особенно после начала движения наших доблестных крестоносцев. Гвардейцы исключительно преданы императору, по крайней мере до его низвержения. Но свято место пусто не бывает, и их исключительная преданность обычно легко переносится на очередного престолонаследника.
Мимо нас прошел еще один отряд, примерно так же экипированный и состоящий сплошь из высоченных белокурых воинов.
– Это тоже варяги? – спросила она.
– Да.
– Но они, похоже, не англичане. Я не поняла, на каком языке они говорили.
– На датском, – сказал я. – Здесь служат много разных северян. Их посылают сюда набираться опыта.
– Ты говоришь по-датски? – удивилась Виола.
– Свободно.
– Странно, – сказала она. – Зачем тебе понадобился этот язык? Я думала, что большую часть жизни ты провел в Средиземноморье.
– Я не испытывал особой надобности в этом языке. Но его навязали мне по случаю рождения.
– Так ты датчанин?
– По происхождению.
– Но как же ты попал…
– Узнаешь во вторую годовщину, герцогиня. Вот, смотри, подходящее местечко. Надо немного подзаработать.
Торговля на базаре шла полным ходом: крестьяне из окрестных деревень продавали овощи и зелень, охотники предлагали свежую оленину прямо с заляпанных кровью тележек, лесорубы прохаживались перед штабелями добротной древесины. Малышня с криками носилась по площади, ловко увертываясь от лошадиных копыт, а ребята постарше сторожили родительские товары. Приплясывающая стайка сорванцов уже посматривала на меня горящими глазами. Изображая крайнюю озабоченность, я суетливо расставил их по большому кругу, потом огорченно покачал головой и принялся переставлять детей с места на место. Наконец, сам встав в центре, я достал пять шаров и начал жонглировать ими, время от времени подбрасывая шары детям и ловко подхватывая их на ответных бросках.
Краем глаза я заметил, что Клавдий подошел к торговцу орехами и завел с ним какой-то оживленный разговор. Оттуда ему открывался отличный вид на собравшуюся вокруг меня публику.
Около часа я развлекал народ, показывая жонглерские трюки с ножами и факелами, исполняя веселые музыкальные пьески для барабана с флейтой и распевая разные шуточные куплеты, а закончил цветистым панегириком этому великолепному городу и благодарностью зрителям за их необычайно великодушный и теплый прием. После чего занялся сбором полетевших в мою сторону монет. Мой урожай составили лишь мелкие бронзовые деньги – это был не самый богатый городской рынок, но новичку следует выбирать для начала места поскромнее.
– Благодарю вас, добрые люди, – выкрикнул я. – Если вы пожелаете увидеть и другие мои трюки, то оставьте для шута Фесте сообщение в «Красном петухе».
Я сложил в сумку вещички и направился к выходу с площади. Пройдя несколько сотен шагов по Месе, я свернул в боковую улочку и остановился возле приличного трактира. Спустя пару минут меня догнал Клавдий и молча протянул мне холщовый мешочек с орехами. Я взял горсточку.
– За тобой никто не следил, – сказала Виола. – Да и зрители, по-моему, проявляли лишь вполне уместный интерес к твоей персоне.
– Я и не ожидал слежки в первый же день.
– Чем мы займемся после обеда?
– Наведаемся в ту гостиницу, где жил Деметрий. Пора уже нам переходить к выполнению других дел.
– То есть ты займешься другими делами, а мне опять достанется слежка.
Я криво усмехнулся.
– По-моему, ученик, ты еще не готов действовать в одиночку, но твое ворчание вполне соответствует роли.
Мы вместе прошли дальше по Месе. Клавдий с тоской оглянулся на колонну Аркадия.
– Будет ли у нас когда-нибудь возможность слазать на эту колонну? – спросила Виола.
– Не торопи события, – сказал я. – Для начала нам надо разобраться в обстановке.
– Хорошо было бы еще взглянуть на святые реликвии. Говорят, где-то здесь хранится подлинный крест, на котором распяли Христа.
– Говорят те, кому хочется так думать. В патриаршей церкви Влахернского дворца действительно есть здоровенное бревно, якобы обнаруженное Еленой, матерью самого Константина, во время паломничества по святым местам. Ее причислили к лику святых в основном за то, что она позволила одурачить себя палестинским мошенникам. Заодно они всучили ей кресты распятых вместе с Иисусом бандитов, терновый венец, чашу Марии Магдалины, корзины из-под чудотворных хлебов, плиту, на которой упокоился Мессия, и его незатейливые одежды. В здешних храмах можно найти подобные реликвии всех христианских святых.
– Я слышала, что здесь хранится также голова Иоанна Крестителя.
– Еще и не то услышишь. Тут имеется целых две такие головы. Я покажу тебе обе.
Она озадаченно взглянула на меня.
– Я думала, что ты верующий.
– Так оно и есть. Просто я не вижу никакого смысла в поклонении нетленным останкам мертвецов.
Мы направились в сторону форума Быка. Деметрий жил в одной из гостиниц в той округе. Когда Меса вышла на огромную четырехугольную площадь, мы увидели колоссального Бронзового быка, в котором, согласно легенде, зажарили императора Фоку. А теперь на этой площади вполне естественно расположился главный мясной рынок города. Блестящая скотина обожгла нас свирепым взглядом, но атаковать не стала. Клавдий с радостным видом взирал на толпы снующих по площади людей, разглядывавших подобные бронзовые шедевры.
– Как мне хочется увидеть весь этот город! – сказала Виола.
– Увидим, – пообещал я. – Если проживем достаточно долго.
