Текст книги "Шут и император"
Автор книги: Алан Гордон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 11
Тут старых нет. Здесь молодость живет…
Уильям Батлер Йейтс. Плавание в Византию. (Перевод А. Эппеля)
Мне следовало догадаться об этом по рукам, опять-таки единственной части тела, не скрытой церковным облачением. Руки Талии были сильными, однако еще молодыми и гладкими. А у нынешнего гостя руки были старческие и узловатые, хотя выглядели достаточно сильными, чтобы сломать кому-то шею в случае необходимости.
– Я догадывался, что рано или поздно ты почтишь меня очередным визитом, святой отец, – сказал я, постаравшись незаметно изменить тон.
– Да ты, как я погляжу, настоящий стратег, – заметил Эсайас. – Тогда меня еще более удивляет грубость твоей тактики по отношению к моему подопечному.
– Порой только грубость приводит к нужным результатам, – уклончиво произнес я, не соображая пока, о ком он говорит.
– Он совершенно безобидный человечек, – продолжал Эсайас. – По крайней мере, теперь, когда торгует вразнос никчемными талисманами, потихоньку охмуряя легковерных простаков. В былые времена он считался приличным вором-карманником, но выпивка да болезни погубили его способности. Сейчас он приносит нам регулярный, хоть и скромный доход, и мы заботимся о нем, как и обо всей нашей пастве.
– Замечательно, что ваша церковь помогает бедным, – сказал я.
– Мы присматриваем за ними лучше, чем законная церковь. Лучше, чем любая из законных церквей. Пожалуй, таково наше предназначение. Возможно, всем нам уготован адский огонь, но в мирской жизни мы обеспечиваем друг друга более надежно, чем те, кто смотрят на нас с небес.
Он выглянул в окно, слегка кивнул и вновь обернулся к нам. Клавдий, мгновенно схватившись за рукоятку меча, встал спиной ко мне перед дверным проемом, приготовившись к возможным осложнениям.
– Запугивать слабых – занятие не хитрое, – заметил Эсайас. – Видишь ли, я и сам именно так получаю львиную долю наших доходов. Но ты отнял у него всего одну вещицу, и этот весьма странный факт вызвал скорее мое любопытство, нежели гнев. Могу я взглянуть на нее?
Я достал из мешочка кольцо, добытое у торговца реликвиями. Эсайас взял его и поднес к свету.
– Кольцо Деметрия, – сказал он наконец. – Так значит, правда, что он умер?
– Согласно утверждению твоего подопечного, – ответил я.
– Торговцу реликвиями не подобает грабить могилы, – печально произнес он. – Это лишь разозлит настоящих грабителей могил, и тогда мне придется улаживать конфликт между ними. А если расхитители могил обидятся, то торговцам священных реликвий негде будет доставать свой товар.
– Да, похоже, он попытался расширить сферу своей деятельности, – заметил я.
– Кто-то может сказать, что ты сделал то же самое, ограбив его, – ответил он. – Однако ходят слухи, что ты ищешь и другого шута, за компанию с которым много лет назад совершил кражу, а теперь вернулся потребовать у него свою долю.
Я молча пожал плечами.
– Честно говоря, я не верю этому, – сказал он. – По роду деятельности я сам в какой-то степени являюсь ловцом человеков. Мне доводилось общаться как с Деметрием, так и с Тиберием. На мой взгляд, у тебя с ними много общего. Все вы лишены того духовного зловония, что исходит от истинной порочности. О, не надо протестовать, шут. У меня нюх на такого рода вещи. И поскольку ты к тому же вырядился в такой же, как у них, шутовской костюм, то я подозреваю, что ты также довольно проницателен и остроумен.
Я восхищенно покачал головой. Встречаются порой такие люди, которые живут на свете так долго, что время постепенно стирает с них все показное притворство. Возможно, он был главой всего здешнего преступного мира, однако я еще не встречал в этом византийском городе столь откровенного человека.
– Так на чем мы остановимся, учитывая нашу с вами проницательность? – спросил я.
– Как Тиберий, так и Деметрий не раз прибегали к моей помощи, используя мои источники информации и влияние в определенных кругах. И тебе я предлагаю не то чтобы дружбу, а скорее союзничество. То есть если ты действительно их собрат, а не просто алчный пройдоха, незаконно присвоивший себе статус шута.
– А на чем будет основан наш союз? Мы будем обмениваться услугами? Или только мне придется служить тебе верой и правдой?
– Любезный шут, ты заставишь меня покраснеть как девицу, если будешь продолжать в том же духе. Нет, я предлагаю взаимовыгодный для нас обоих обмен. Эй ты, Клавдий!
Виола вздрогнула, но не оглянулась.
– Да успокойся ты, – посоветовал он. – Незачем пока так ревностно оберегать жизнь твоего хозяина. Я просто прошу тебя сходить вниз и притащить ведро воды.
– Откуда мне знать, что ты не приказал своим людям схватить меня, как только я спущусь вниз? – спросила она.
– Если бы таковы были мои намерения, то вам даже не дали бы подняться сюда, – ответил Эсайас.
Она вопросительно взглянула на меня:
– Фесте?
– Сходи, ученик, – сказал я. – По-моему, я понял, чего он от меня хочет.
Вытащив меч, она выглянула из комнаты и, следуя по коридору, настороженно поглядывала по сторонам. Я видел, как она спустилась по лестнице и скрылась из виду. Прошла целая вечность. Потом послышались ее шаги и тихий плеск воды. Вид ее головы, появившейся над верхней ступенькой лестницы, принес мне необычайное облегчение.
Поставив ведро между Эсайасом и мной, она заняла свой пост возле дверного проема.
– Много ли моих людей ты там насчитал? – поинтересовался отец Эсайас.
– Четверо в трактире и пятеро на улице, – ответила она.
– Впечатляюще. Ты не заметил лишь троих.
– Не морочь мне голову, – сказала Виола. – Четверо в таверне, пятеро на улице. Но это не важно. Девятерых более чем достаточно.
Эсайас шагнул вперед.
– Итак, шут, не пора ли покончить с болтовней?
– Ладно, – согласился я. – Ты первый.
Он отбросил назад капюшон, и тот свободно упал ему на спину. Впалые щеки подчеркивали старость его лица. Давний шрам пересекал левую щеку и, проходя через пустую глазницу, заканчивался на макушке. Уцелевший темно-карий глаз слегка слезился. Эсайас невольно сморгнул.
– Запоминай быстрей, шут, – сказал он, показывая в усмешке желтоватые зубы. – Я не люблю долго смотреть на свет.
– Я запомнил тебя, – кивнул я, и он вновь накинул капюшон.
– Теперь твоя очередь, – сказал он.
Опустившись на колени около ведра, я смыл с лица весь грим, тщательно удалив мел и муку из всех моих морщин. Потом поднялся с пола.
– Ты старше, чем я думал, – заметил он.
– А тебя я примерно таким и представлял, – сказал я.
– В нашем деле редкий человек доживает до моих лет, но еще реже дожившим удается сохранить привлекательность. Теперь ты один из немногих, кому известно мое истинное лицо, и всегда сможешь узнать меня. Как и я тебя. Итак, ты прибыл для выяснения того, что произошло с пропавшими шутами.
– Верно. Что тебе известно о них?
– Ничего. Они исчезли. Меня слегка волновал лишь Тиберий, задолжавший одному из моих парней кой-какие деньжата, но мы привыкли здесь к внезапным исчезновениям. Подобные дела не вызывают у нас особого любопытства. Или у них более серьезная подоплека?
– Возможно. Как ты относишься к нынешнему владельцу трона?
– Даже при условии нашего союзничества это опасный вопрос, – помолчав, сказал он.
– Согласен, снимем его. Но очевидно, что мои собратья вышли на заговорщиков, задумавших покушение на его жизнь. И, по-видимому, инициаторы заговора решили избавиться от них.
– Мне об этом ничего не известно, – сказал он. – А значит, либо такого заговора не существует, либо он успел провалиться, либо заговорщики отлично умеют держать язык за зубами. Однако твои собратья исчезли прошлой осенью. Когда же предполагалось осуществить покушение?
– Понятия не имею. Пока мои сведения не настолько обширны. Но заговорщики настроены весьма решительно, учитывая, что ради сохранения своих замыслов в тайне пошли на убийство шестерых человек.
Рука отца Эсайаса исчезла в складках рясы. Я слегка напрягся, но он лишь вяло почесал живот.
– Что ж, это меня действительно заинтересовало, – наконец сказал он. – С определенной точки зрения нас пока вполне устраивает правление Алексея. Возможность воровства обусловливается образом жизни нынешнего императора, создавшего для нас стабильную обстановку попустительства и неразберихи. Я давно живу в столице и помню еще, как царствовал Мануил Комнин. В те времена город хорошо охранялся, отряды стражников шныряли повсюду. Тогда трудновато было добывать средства к существованию, а тюрьмы были для нас просто ночным кошмаром. Но когда после смерти Мануила трон захватил Андроник, стало, как ни странно, еще хуже. Он был настолько жаден и непредсказуем, что для нас уже не оставалось даже уличных отбросов. Поэтому можно представить, как мы возрадовались, когда к власти пришли Ангелы. Настало время той самой стабильности, позволяющей народу толстеть в довольстве, и того самого попустительства и неразберихи, которые обеспечивали нас относительной свободой действий. Идеальное равновесие, воровской рай. И нам, безусловно, хотелось бы, чтобы он просуществовал как можно дольше.
– Тогда я предлагаю вот что. Назавтра нас с Клавдием пригласили выступить во Влахернском дворце. Мы поделимся с тобой добытыми там сведениями. И ты с нами также. Возможно, однажды мне придется попросить тебя о более значительной услуге. Но к тому времени, будем надеяться, я смогу уже принести вашей братии какую-то пользу своим влиянием при дворе.
– Честная сделка, шут. И в свете твоих отношений с покойным владельцем этого кольца я не стану наказывать тебя за грубое поведение с моим подопечным.
Он бросил мне кольцо и направился к двери. Но вдруг обернулся и погрозил нам костлявым пальцем.
– Наше союзничество будет соблюдаться, если только вы не нарушите наш договор, – сказал он. – Но с нарушителями у нас разговор суровый.
– Понятно, – сказал я. – Благодарю тебя за наставления, святой отец.
Он удалился. А мы, выйдя на лестницу, увидели, как он покинул трактир в сопровождении его привычных телохранителей.
– Неужели мы только что заключили договор с самим дьяволом? – спросила Виола.
– Вполне вероятно. Но это умный дьявол, отстаивающий свои интересы. Я думаю, что такое сотрудничество нам совсем не помешает.
Она взглянула на меня.
– Я заметила, что ты не упомянул ни Талию, ни Цинцифицеса. Ты даже намекнул, что Талия тоже мертва.
– Для ее же защиты.
– Мне казалось, ты подозревал ее вчем-то.Зачем тогда ей защита?
– На тот случай, если я ошибся.
На следующее утро мы встали пораньше и отправились на поиски нашего проповедника. Его не оказалось ни на избранной им для проповедей площади, ни в ближайшей таверне.
– Наверное, он в своем убежище, – предположил я. – Давай-ка спустимся к нему ненадолго.
Мы заглянули в тот тупик, откуда начинался подземный ход. Никакой слежки за нами не было. Я зажег свечу, вручил ее Клавдию и поднял две плиты. Он осторожно спустился под землю. И я, последовав за ним, установил плиты на место.
– Ты уже наметил место, где он сможет услышать голос того лысого? – спросила Виола.
– Пока что я еще обдумываю эту идею, – сказал я. – Может, у самого Цинцифицеса появятся какие-то мысли.
Крысы вовсю сновали вокруг нас. Сегодня они явно вели себя с нами более нагло. Некоторые даже обнюхивали наши ноги, но несколько точных пинков отбросили этих писклявых тварей во мрак.
– Нам тоже нужны телохранители, – заметил я, когда мы вышли в большой дренажный канал. – В отсутствие нашего проводника аборигены стали гораздо более агрессивными.
– Фесте, – тихо прошептала Виола, показывая на ступеньки, ведущие в келью Цинцифицеса.
Ступенек как таковых не было видно, все они скрывались под непрерывным потоком крыс, несущихся вверх по головам и спинам друг дружки.
– Жди здесь, – велел я.
– У нас только одна свеча, – возразила она. – Мне почему-то не хочется ждать твоего возвращения в полной темноте.
Она вытащила меч, лязгнув клинком по ножнам, и этот звук эхом разнесся по туннелю. Я вытащил нож из сапога и начал расчищать путь наверх.
Крысы тут же понеслись вниз мимо нас. Подходя к дверному проему, я уже догадывался, что мне предстоит увидеть, но, как бы мне ни хотелось повернуть назад, выбора у меня не было.
Обычно эти твари пищат от возбуждения или ярости. Писк нескольких крыс никого особо не испугает, но стократно усиленный благодаря их огромному скоплению в подземной комнатке, он наводил настоящий ужас. Эти маленькие грызуны сражались над телом, ведя свою отвратительную маленькую войну.
– Как жаль, что старикам не дают умереть от старости, – сказал я, содрогнувшись от горя и ярости. – Прожив такую долгую жизнь, человек заслуживает того, чтобы умереть в собственной постели, а не быть зарезанным, как свинья.
– Может быть, он просто умер, – вцепившись в мою руку, пробормотала Виола.
Я взял факел со стены и зажег его от свечи. Цинцифицес лежал ничком на полу, и рука его тянулась к книжным полкам. Я посмотрел туда и заметил на нижней полке нож. Вокруг валялись клочья его разорванной рясы, посох был разломан напополам.
– Давай-ка выбираться отсюда, – сказал я.
– Мы не можем просто оставить его здесь, – возразила Виола.
– Противник превосходит нас в численности, – ответил я с излишней резкостью. – Это место упокоения ничуть не хуже любого другого. Нет смысла сейчас вытаскивать его из-под земли, чтобы закопать в другом месте. Мы вернемся сюда, когда все закончится.
– Не следует ли хотя бы сказать что-то? – спросила она.
– Попробуй.
Немного подумав, она вновь взглянула на нашего погибшего собрата.
– «И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его», – тихо произнесла она, не стараясь перекричать крысиный писк. – «Суета сует, сказал Екклесиаст, все – суета!»[22]22
Екклесиаст, 12, 7-8
[Закрыть]
– Пошли, – сказал я.
Мы осторожно вылезли обратно, и в каждой тени нам вдруг стал мерещиться убийца – а нас окружало слишком много теней. Мы оба теперь разжились факелами, но отбрасываемый ими свет слабо освещал темноту.
– Тут не обошлось без меча, – бросил я. – Вероятно, даже нескольких.
– Гвардейцы?
– Ты видела того лысого чиновника. У него была личная охрана. Заметив дым, он послал их проверить его источник. А может, кто-то проследил за нами и, несмотря на все наши предосторожности, увидел нас тогда с Цинцифицесом.
– Ну-у, – с сомнением протянула она.
– О чем ты задумалась?
– Почему он вдруг стал смертельно опасным? Почему именно сейчас? – спросила она.
– Потому что в игру вступили мы с тобой. Похоже, наши заговорщики вновь зашевелились.
– Но тогда почему никто не следит за нами?
– Может, потому что нас двое. А может, Цинцифицес знал еще что-то, но не рассказал нам. Или же они давно собирались убить его в подходящий момент.
Мы продолжали осторожно идти по туннелю.
– И все-таки странная своевременность, – заметила она. – Есть и еще одна возможность. Ты рассказывал о нем Талии?
Я резко остановился, мысленно чертыхнувшись раз десять.
– Твое молчание я воспринимаю как положительный ответ, – сказала она. – Пожалуй, мне стоит проследить за ней после ее очередного визита.
– Нет. Если твои подозрения справедливы, то она опасна и…
– Рано или поздно тебе придется доверить мне самостоятельное дело, – перебила меня Виола. – Кроме того, мне это будет проще сделать.
– Слежка за членом гильдии не простая задача. Не уверен даже, смогу ли я сам проследить за ней, оставшись незамеченным.
– А я смогу, – упорствовала она.
– Нет, и давай пока покончим с этим, ученик. Отработаем для начала во дворце, а уж потом подумаем, что делать дальше.
Недовольно качая головой, она пошла вперед.
Ко мне вернулось ощущение страха. Я испытывал его перед прибытием в этот город, но неделя успешных представлений слегка приглушила чувство опасности. И вот сейчас я убедился, что наш враг не дремлет, а бдительно следит за нами.
И у меня появилось еще одно определенное желание. Отрекся Цинцифицес от гильдии или нет, но мне захотелось, чтобы его убийца тоже умер, и желательно от моей руки. Что произойдет дальше в Византии, волновало меня гораздо меньше.
Мы незаметно выглянули из подземного хода, но не обнаружили наверху никакой засады. Оставив факелы внизу, мы выбрались наверх и вернули плиты на место. Идя по городу, мы старались не выглядеть как два дурака, трясущиеся от страха за свои жизни.
– Кстати, спасибо, что ты простилась с ним хорошими словами, – заметил я. – Книга Екклесиаста близка как проповедникам, так и шутам. В конце там говорится: «Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо»[23]23
Екклесиаст, 12, 14
[Закрыть].
Путь наш теперь лежал на север, к «уху» константинопольской «лошадиной головы», и вскоре впереди замаячили стены, отделявшие Влахернский дворец от остального города. Дворцовый комплекс расположился на шестом холме, с которого открывался отличный вид как на долины за внешними городскими стенами, так и на узкую полосу побережья Золотого Рога. За воротами высились два больших дворца: первый построил лет сто назад основатель династии Комнинов, император Алексей, а второй появился позже, при Мануиле, который, вероятно, счел старый дворец слишком тесным и мрачным. Там же располагались несколько храмов, личный императорский ипподром, бани и традиционные сторожевые башни, включая Анемасскую башню, где жил наш новый знакомый Станислав. Исаак, завладев троном, также по-новому взглянул на это место и удовлетворил свой созидательный пыл, приказав насыпать несколько искусственных островков в бухте Золотой Рог. Ни один из них не радовал глаз, однако башня, построенная им как памятник собственному величию, выглядела внушительно, хотя ее внушительность скорее ассоциировалась с его глупостью. Вода в дворцовые постройки подавалась по акведуку от реки Гидрал, одному из немногочисленных положительных вкладов Андроника в этот мир.
Мы направились вокруг дворца к заднему входу для слуг. К счастью, нас уже ждали, хотя еще около часа мы бродили по разным комнатам в сопровождении рабов и слуг, высокомерие которых возрастало вместе с размером помещений.
Последний встретившийся нам слуга, худосочный парень по имени Евтимий, окинул нас суровым взглядом.
– Неужели это вас тут ждут сегодня? – фыркнул он. – У вас на редкость непрезентабельный вид.
– Нам не сравниться с твоим великолепием, – смиренно кланяясь, сказал я.
– Конечно не сравниться, – согласился он. – Я дворецкий императора. Мне было отдано распоряжение позволить вам выступать здесь – против моей воли, заметьте, – но это так некстати.
– А что же кстати? – спросил я.
– Прежде чем вы войдете в императорские покои, вам необходимо оставить здесь все оружие, – продолжил он, оставив без внимания мой вопрос.
– Высокоуважаемый господин, – сказал я. – У нас нет оружия, мы захватили с собой лишь шутовской реквизит. Все это орудия нашего ремесла. Представление без острых предметов было бы пустой тратой времени. Жонглирование ножами и мечами является увлекательным зрелищем.
– Все верно, Евтимий, – раздался голос из-за его спины.
Дворецкий вздрогнул.
В приемную с широкой улыбкой вошел капитан Станислав.
– Вы настоящие молодцы, друзья, – сказал он. – Я видел вас вчера на ипподроме. Впечатляющее представление!
– Благодарю тебя, любезный капитан, – с поклоном сказал я.
Он повернулся к Евтимию.
– Они будут жонглировать в дальнем конце зала, – сказал он. – Эти шуты – разумные и безобидные парни. Я пригляжу за ними. Кроме того, они вовсе не выглядят самоубийцами.
– Ни в малейшей степени, – согласился я. – Если меня прирежут во время представления, я не смогу получить вознаграждение.
Евтимий предупреждающе поднес палец к лицу капитана, но тут же отдернул его.
– Это на твою ответственность, – сказал он.
Капитан буркнул что-то, и Евтимий поспешил улетучиться из приемной. Капитан повернулся и подмигнул нам.
– А теперь несколько советов, – сказал он. – Не затрагивайте политических вопросов. Смейтесь, когда он попытается пошутить. Не обижайте пока никого. Вы довольно скоро поймете, кого можно высмеивать без вреда для себя. И если я увижу, что нечто металлическое приблизится на расстояние пятнадцати шагов к трону, то укорочу вас обоих на голову.
Он улыбнулся. Мы ответили ему тем же. Станислав подошел вместе с нами к двойным дверям и распахнул их.
– Шуты прибыли, ваше величество, – провозгласил он.
И мы вступили, наконец, в самый грандиозный зал и низко склонились перед шикарным троном, сделанным из чистого золота.
Правда, он был пустой. Мы нерешительно огляделись и услышали голос:
– Сюда, сюда надо было кланяться! Император Алексей Третий Ангел возлежал на ложе, покрытом шелковыми подушками, часть которых удобно поддерживала его ноги. Флейтистка, соплеменница Клеопатры, мягко массировала его, что, несомненно, приносило положительный терапевтический эффект. Василеве был в простом белом одеянии. Корона не отягощала его голову, а покоилась на подушке, лежащей возле трона на специальной подставке. Вблизи Алексей выглядел на свои шестьдесят с лишним лет, его мощный торс увенчивала несколько туповатая голова с длинными черными волосами, заплетенными сзади в толстую косу.
Он начал смеяться, увидев наш поклон пустому трону, и продолжал хохотать, когда мы вновь поклонились, повернувшись в его сторону.
– О боже, опять началось, – сказал он сквозь смех. – Вы не представляете, друзья, как благотворно действуете на меня. Смеясь над вашими номерами, я совершенно забываю о больных ногах. Такое лекарство дороже золота, как вы понимаете! Духовное удовольствие лучше любых снадобий, а мои лекари… Господи, как я ненавижу этих лекаришек! Все они – чудовищные невежды, я их всех перепробовал. Лучшими среди них были иудеи. Правда, был еще арабский маг, присланный мне, кажется, султаном, а может, его сыном или соперником, уж и не припомню… В общем, маг тот считался весьма сведущим, но мои советники не позволили воспользоваться его услугами, заявив, что нам неизвестно, на чьей он стороне, и хотя я сам порой не знаю, на чьей стороне мои советники, но все-таки они мои советники, так что же тогда делать императору, а? Я пытался лечиться самостоятельно, ничем иным, как прижиганием, но лекарям это не нравится; они упорно заставляют меня принимать слабительные и очищающие средства и еще Бог знает какие отравы… Но наконец-то явились вы.
– Да, явились, – признал я. – Я счастлив, если мне удалось доставить какое-то облегчение вашему величеству.
– О да, тебе удалось. Безусловно, удалось. Мне так не хватало шутов. Раньше у меня была пара славных карликов, чудесные создания, но они покинули меня… это было так печально. Жаль, что никто из вас не похож на карлика!
– Увы, нет, ваше величество, но, если пожелаете, мы можем устроить для вас представление, сидя на корточках.
Он зашелся от хохота.
– На корточках. Ты слышала, моя милая? Она ведь тоже артистка, знаете ли, чудесно музицирует! Играет на египетской флейте, легкая, как тростинка. Флейта, я имею в виду, а не она сама. Сыграй-ка для них.
Прервав лечебную процедуру, флейтистка взяла с ближайшего столика бамбуковую палочку. Она поднесла сей инструмент к губам и начала извлекать из него самые ужасающие звуки, какие я когда-либо слышал, если речь шла о музыке.
Алексей с обожанием глядел на нее и размахивал рукой, обозначая еле уловимый ритм. Музыкальная экзекуция продолжалась довольно долго, и у меня уже начало сводить скулы от натянутой улыбки, которую я нацепил на лицо в начале этого музицирования. Когда египтянка закончила, мы все бурно выразили одобрение: император – потому что получил удовольствие, а мы – потому что пытка закончилась.
– Ну что, вам понравилось? Разве она не превосходна? – с сияющей улыбкой спросил Алексей.
– Необычайно, – сказал я, мысленно отметив, что самому мне не следует играть здесь на флейте: не стоило выставлять его любимицу в невыгодном свете.
– Видите ли, тайна ее мастерства заключается в необычайной верхней губе, – продолжил он. – Ее уста, безусловно, являются божественным даром, но то, что она способна сделать верхней губой… В общем, она достойна любых привилегий, какие получили за нее египтяне.
Он посмотрел на Клавдия и с любопытством спросил:
– А твой напарник умеет говорить?
– Нет, – ответил Клавдий, вновь вызвав приступ смешливости у императора.
– Ладно, чем еще вы порадуете меня? – спросил тот. – Нынче у меня день развлечений, хотя кто-нибудь наверняка притащится с докладом о скучных государственных делах. Вечные заботы. Как жаль, что императоры вынуждены выслушивать всю эту занудную трескотню. Вот Исаак раньше действительно наслаждался подобным времяпрепровождением, но он полагал, что так уж ему на роду написано. Какой чудак, считал, что он будет лучше меня. А ведь я его старший брат и должен был первым занять императорский трон; но теперь все на своих местах.
– У меня тоже есть старший брат, – заявил я. – Вероятно, мне следовало настоять, чтобы именно он первым стал шутом. Но эта честь выпала мне.
– Неужели роль шута так почетна? – спросил император.
– Это зависит от того, где вы находитесь. В этом городе их так много, что они практически незаметны.
– Город шутов! Да, это точно подмечено, – воскликнул он.
«А ты их царь», – мысленно добавил я.
Мы развлекали его около часа. Потом император объявил, что нуждается в отдыхе. Объявлению сопутствовал выразительный взгляд, обращенный к флейтистке, и она, жеманно улыбнувшись, выскользнула в опочивальню.
– Я вручаю вас заботам моего евнуха, – сказал он. – Капитан, отведите их к Филоксениту и проследите, чтобы о них позаботились. Я желаю ежедневно видеть у себя эту парочку.
– С нашим удовольствием, ваше величество, – с поклоном сказал я. – Приятного вам отдыха.
Он вышел, и двери за ним закрылись. К нам подошел капитан Станислав.
– Отлично выступили, – сказал он. – И разумно отошли подальше, жонглируя острыми предметами.
– Естественно.
– Теперь пошли со мной.
Он провел нас по мраморным коридорам к кабинету с окнами, выходящими на императорскую пристань Золотого Рога. Войдя туда, мы обнаружили нашего нового благодетеля.
Он взглянул на нас из-за дубового стола, продолжая царапать что-то гусиным пером.
– А вот и наши знакомые шуты, – сказал он. – Я Константин Филоксенит, императорский казначей.
Он оказался тем самым лысым человеком, которого вчера обкурил Цинцифицес.
