Текст книги "Воины Света. Тайна Кранга"

Автор книги: Алан Дин Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

XVIII

Неделю спустя все они собрались на неформальное совещание на помосте. Поблизости стояла маленькая портативная печка, получавшая энергию от этернаэлемента и придававшая помещению неуместно домашний вид. Скоро, подумал Флинкс, они станут развешивать выстиранное белье. Ученые нашли, что удобнее спать и есть там, где они работали, вместо того, чтобы проделывать каждый день прогулки до краулера. Они могли бы подогнать краулер прямо к подножию помоста, но при всем, что они знали, сами сиденья могли играть какую-то важную роль в работе Кранга. Кроме того, превращать часть обстановки этого места в мусор казалось едва ли самым лучшим способом к раскрытию его тайн. И очень хорошо, что они этого не сделали, так как спящая машина могла отметить этот жест как враждебный и немедленно предприняла бы надлежащие действия.

Домашнюю атмосферу усугубляли запахи жарящегося бекона с яйцами и джуквила для Трузензюзекса. В данный момент Ата и Сиссиф готовили ученым обед. Это оказалось необходимым после того, как все мужчины продемонстрировали необычайную неумелость в работе с прибором, который 90 процентов работы выполнял сам. Отлично зная, что он мог бы управиться с ним лучше, чем любой другой, Флинкс, когда ему предложили попробовать, сослался на неведение и отказался. Он не испытывал ни малейшего желания быть связанным работой повара, особенно тогда, когда мог проводить время, наблюдая, как двое ученых анализируют изумительные внутренности машины.

– Эта штука становится с каждым днем все невероятней, – говорил теперь Цзе-Мэллори. – Вы знаете, мы нашли ходы во всех углах здания, где машина исчезает в стенах.

– А я-то гадал, куда это вы исчезали, – сказал Малайка.

– Они тянутся, не знаю насколько далеко под нами. При всем, что я могу определить, – к центру планеты, хотя я бы подумал, что жар сделает подобное расширение невозможным даже для тар-айимов. И мы не имеем также ни малейшего представления, насколько далеко она простирается на горизонтальном уровне. До океана? Под него? Нам там, знаете ли, пришлось нелегко. Там сплошные лестницы, лесенки, спуски и ничего, спроектированного для рук человека или транкса. Но, помогая друг другу, мы все-таки справились. Там, должно быть, есть где-то механические лифты, но мы не могли их найти. Впервые мы спустились вниз три дня назад… извиняемся, что встревожили вас. Полагаю, нам следовало упомянуть, куда мы отправляемся, но мы сами не знали и, разумеется, не ожидали, что будем бродить так долго. Волнение минуты победило наше чувство времени. Мы шли более-менее прямо вниз, останавливаясь только дважды на три часа и на время сна. Эти трубы или что бы там ни было, – он показал на радугу выстроившихся над ними гигантов, – продолжаются под полом и спускаются на уровни, до которых мы не добрались даже в самой дальней точке нашего путешествия. Большинство механизмов оказались совершенно не знакомыми для нас, а мы, осмелюсь заявить, знакомы с тар-айимским дизайном не хуже любого в Рукаве. Но большая часть этого добра нам явно не по зубам. Неподалеку от поверхности автоматика становится практически сплошной. Дальше вниз она разжижается, чтобы стать узнаваемой в смысле различия отдельных компонентов. Вся она выглядела с иголочки новенькой. Металл во многих местах был теплым, подтверждая то, что мы все время подозревали. Она постоянно подпитывается энергией. И там, должно быть, миллионы километров проводов. И все же мы понятия не имеем, что она делает, капитан. Я сожалею об этом больше, чем когда-либо сможете печалиться вы, но вы можете утешиться знанием, что чем бы она ни была, она, несомненно, самая большая и самая лучшая из своего типа.

На этом заметно уставший Трузензюзекс и закончил рассказ. Последнюю неделю философ, работал в невероятном темпе, и возраст начал сказываться. На корабле он хорошо маскировал его своей энергией и юношеским духом.

– Неужели вы не смогли открыть ничего относительно ее функций? – взмолился Малайка.

Цзе-Мэллори вздохнул. В последнее время он делал это часто.

– По-настоящему – нет. Мы оба все еще склоняемся к теории музыкального инструмента. Однако против нее есть много беспокоящих нас аргументов.

Он посмотрел на Трузензюзекса, и тот подтверждающе кивнул.

– Же? – подтолкнул их Малайка.

– Хотя бы такой: мы не можем заставить себя поверить, что во время такого напряжения столь воинственная раса, как тар-айимы, посвятит столько усилий и материалов чему-либо несмертельной природы. Например, металл для таких дверей, должно быть, требовался для строительства кораблей. И все же ее привезли и использовали здесь. С другой стороны, мы знаем, что они испытывали огромную тягу к искусству. Вкусы их сильно клонились в военную сторону. Возможно, они почувствовали необходимость в проекте для стимуляции патриотического неистовства, и это был способ добиться его. Возможно также, что в этом имелись психологические выгоды, которые мы не можем и отдаленно представить себе. Если это кажется маловероятным, то подумайте об имеющемся у нас отсутствии доказательств для построения гипотез. Я и сам не готов поверить никакому из своих объяснений. И еще одно. Вы случайно не заметили необычного серебристо-золотого оттенка в атмосфере, когда мы спустились вниз?

– Нет… Да! – вспомнил Малайка. – Я видел его раньше на других планетах и поэтому не счел слишком неординарным. Это… были слои мбили, если я правильно помню…, они казались гуще большинства. Но я не видел тут причин удивляться. Я видел такие и учетверенные слои. А причиной их необычайной густоты вполне могло быть эрозионное воздействие этих вачави упепо, колдовских ветров.

– Верно, – согласился Цзе-Мэллори. – По-моему, это называется Ветроблеск. Как вы сказали, могло быть и естественное объяснение странной густоте слоев. Я вообще привлек к ним ваше внимание только потому, что на одном из достигнутых нами уровней мы нашли то, что, похоже, является частью огромной станции управления погодой. Среди прочего, некоторые приборы казались занятыми только хранением информации по этим двум уровням в атмосфере. У нас хватило времени только быстро осмотреть ее, так как нашей главной заботой являлся скоростной спуск. Но единственная причина, почему мы ее вообще заметили, заключалась в том, что металл там оказался очень теплым, выдававшим массу жара, и казался работающим на полную мощь. Это – нечто такое, что мы наблюдали только в очень немногих местах. Мы теперь думаем, что эти слои имеют какое-то отношение к действительной функции Кранга. Какой именно – не могу себе представить.

– Если говорить конкретней, – вступил Трузензюзекс, – эта штука, – он указал на прозрачный купол и лежанку под ним, – все больше и больше принимает вид центрального пульта для управления всей автоматикой. Я знаю, кажется трудным вообразить, что это чудовище управляется единственным существом, лежащим на той скамейке, но доказательства, кажется, поддерживают эту гипотезу. Я лично отношусь к ней скептически. Нигде поблизости от этой штуки нет никакой кнопки, рубильника или схожего устройства. И все же ее расположение и изоляция вроде бы подтверждают ее важность.

Пристальное изучение того шлема, или головного убора, или чего бы то ни было показывает, что он связан с тем, что может быть какой-то разновидностью сенсорного приемника. Если машина и в самом деле еще способна больше, чем на частичную активацию, тогда теоретически всего лишь приближение к этому передатчику должно произвести нужное воздействие. В действительном физическом контакте с оператором, кажется, нет необходимости. Так что тот факт, что размер и форма наших голов ни в коей мере не соответствуют черепам тар-айимов… по всей вероятности… не должен послужить нам препятствием.

– Значит, вы думаете попробовать включить ее, – сделал вывод Малайка.

– Мы обязаны это сделать.

– Но что если она настроена откликаться только на электромагнитные конфигурации, генерируемые мозгом тар-айимов?

– У нас нет никаких указаний, что для активации машины необходимы «электромагнитные конфигурации» любого типа, – возразил Цзе-Мэллори. – Но если окажется, что дело в этом и вы не сможете раздобыть живого и сотрудничающего с нами тар-айима, я очень сильно опасаюсь, что мы можем с таким же успехом упаковаться и отправляться домой.

Он пожал плечами.

– Я и Тру чувствуем, что путь прослеживания схемы завел в тупик. Мы можем продолжать ковыряться в этой куче сложностей тысячу лет – настолько она может быть завораживающей – и нисколько не приблизиться к пониманию того, как она действует.

– А если попробовать включить ее… разве это не может стать очень опасным? – спросила Ата.

– Это вполне может стать смертельным, моя милая. Мы решили это давным-давно. Например, там может быть обратная связь, способная… По этой самой причине и по нескольким другим я попробую включить ее первым. Если мы тем не менее не сумеем активировать ее и не возникнет никаких явных вредных последствий, то я не вижу причины, почему всем остальным не попробовать тоже.

– Только не мне! – громко заявила Сиссиф.

– Эй, минуточку, – начал было, не обращая на нее внимания Малайка.

– Извините, капитан, – вступил теперь Трузензю-зекс. – Бран прав. Возможно, наше образование не совсем подходит для оператора этой штуки, но знакомство с работами тар-айимов и то малое, что мы знаем об их психологии, могут помочь справиться с любыми способными возникнуть затруднения. Сожалею, но тут вовлечено слишком многое, чтобы позволить вам сделать первую попытку. Мы не на борту корабля. На данную минуту вы отклонены, капитан.

– Же! – прогромыхал Малайка.

Цзе-Мэллори шагнул ко входу в купол.

– Тогда давайте приступим.

– Вы хотите сказать, сасаа кууме? – переспросил Малайка.

Цзе-Мэллори остановился.

– Не вижу, почему бы и нет.

Он снова заколебался у входа и оглянулся.

– Я не ожидаю, что случится многое, не говоря уж об опасности. А если случится, то я не жду, что это будет большой защитой, но ради моего личного психологического комфорта сойдите, пожалуйста, все с помоста. Безусловно, на сиденьях, или в креслах, или что там это такое, должно быть достаточно безопасно. Тар-айимы явно пользовались ими, когда действовала эта штука, поэтому им полагается быть безопасными также и для нас. Теоретически.

– Социолог, против теоретической раны я не возражаю.

Малайка улыбнулся с явным намерением успокоить всех и присоединился к уходящим с возвышенного места к рядам «сидений» внизу.

Кроме Брана на помосте остался только Трузензюзекс. Официально он находился там для наблюдений, но он и Цзе-Мэллори знали, что если что-то случится, то от помощи инсектоида, вероятно, будет мало толку. Он сделал ритуальный глубокий вздох и вошел в купол.

Керамически-пластиковая плита стала знакомой после многих дней продолжительного и подробного изучения. Он взобрался на гладкую холодную поверхность и повернулся лицом к зрительному залу, слегка подняв голову. Из купола потолок монолита казался почти _ видимым. Возможно, прозрачный материал действительно давал легкое увеличение. Оно казалось незначительным.

Плита была намного длиннее, чем требовалось для размещения его долговязого худого тела. Она, однако, не подогревалась. Он обнаружил, что неуютно ерзает на твердой холодящей поверхности и желает, чтобы она превратилась в теплую постель. Это слишком походило на капсулы в лаборатории криогенного анабиоза.

– Сделай это по-быстрому! – скомандовал мозг телу.

Вонзая каблуки в неподатливую поверхность, он толкнул себя повыше. Одним движением его голова очутилась полностью внутри шлема.

Шлем принял бледно-красный оттенок, переходящий в желтый, а затем в светло-зеленый. Стал слышен легкий гудящий звук. Он явно исходил из самой плиты. Вот и все. Ни фейерверков, ни даже нескольких простых вспышек молнии.

Лицо Цзе-Мэллори в куполе кривилось, но явно от сосредоточенности, а не от боли. Странное дело, мозг его стал для Флинкса непроницаемым. Если купол и не производил ничего другого, то экранизировал мысли всякого, кто лежал под ним.

Двадцать минут спустя он вышел из купола, мотая головой, в то время как другие столпились вокруг него.

– Же? – спросил Малайка.

– Же? – переспросил выглядевший раздраженным социолог. – Ну, мы доказали одно. Если эта машина все еще способна функционировать так, как ей предназначалось, то этот шлем определенно является исходным пунктом.

– Я не могу поверить, что все это безумие построили для того, чтобы на пластиковом-головном уборе заиграли красивенькие разноцветные огни!

– Нет, конечно же, не для того.

Цзе-Мэллори тоскливо оглянулся на плиту и на опять ставший прозрачным шлем.

– Похоже, что я вроде способен активировать ее, но лишь в очень малой степени. В моем мозгу явно чего-то не хватает. Или, возможно, для этого требуется всего лишь определенного рода тренировка, о которой мы ничего не знаем. Я со своим мозгом попробовал все, что мог. Самогипноз. Упражнения Банда. Совершенно объективное сосредоточение. Открытое подсознание. Результаты вы видели. Или, скорее, отсутствие их.

– Вы что-нибудь почувствовали? – спросил Флинкс.

– Гмм. Да, странное ощущение. Не болезненное или угрожающее. Просто странное. Словно что-то пыталось проникнуть ко мне в голову. Щекотку снаружи мозга, едва заметную. А когда я попытался сосредоточиться на этом ощущении, оно ушло и спряталось. Должен сказать, что я разочарован.

– Же? Вы, может быть, думаете, что у вас монополия на это?

Коммерсант выглядел расстроенным, имея на это все основания.

– И что же теперь?

– Теперь я предлагаю попробовать остальным людям. По-моему, я с избытком продемонстрировал ее безвредность, если и ничего другого. Поддержание ее настроенности на мозг одного типа может вызвать благотворный кумулятивный эффект.

Один за другим остальные по очереди забирались под безобидный шлем. За исключением, конечно же, Сиссиф, отказавшейся даже приблизиться к нему. Малайка сумел вызвать сильное желтое свечение прозрачного материала. Флинкс действовал так же хорошо (или так же плохо, сказать не мог никто), как Цзе-Мэллори, только его цвет характеризовался также неровным пульсированием. Словно для опровержения утверждений Цзе-Мэллори, он вышел из купола с определенной головной болью. Ата и Вульф сумели вызвать светло-красный, почти розовый цвет. Им больше повезло, когда, наконец, сделал попытку Трузензюзекс.

В ту же секунду, когда эта стареющая радужная голова вступила в зону эффективности, мягкие цвета сразу же приобрели спектр от бледно-розового до темно-синего. Цзе-Мэллори пришлось отметить это, чтобы привлечь внимание всех. Повторяющиеся неудачи вызвали скуку. Теперь никто не скучал. Гудение из основания плиты сделалось четко слышимым даже за пределами купола. На одной из открытых панелей огромной серой массы машины начали слабо светиться огоньки. Шлем к тому времени принял темно-лавандовый цвет.

– Посмотрите на купол! – указал Флинкс.

На несколько дюймов в высоту купол светился сплошным немигающим малиновым цветом. Время от времени мягкий свет полз на насколько сантиметров вверх, а потом спускался обратно и исчезал в полу.

Час спустя Трузензюзекс, шатаясь, выбрался из купола. Цзе-Мэллори пришлось поддерживать философа за грудную клетку-б, так как ноги не держали старого инсектоида. Они вместе, пошатываясь, спустились к первому ряду чужих сидений. Лицо Трузензюзекса не морщилось, как у приматов, но обычное здоровое свечение у него в глазах погасло.

– Ты, брат, безусловно правильно определил это, – выдохнул он, – когда сказал, будто нечто пыталось проникнуть тебе в голову! Я опять почувствовал себя, словно юноша, пытающийся вылупиться из своей куколки. Уфф! Могу сказать, однако, что из этого ничего не вышло.

– Неверно, – возразил Флинкс, а Малайка подтверждающе кивнул. – Вы заставили сам купол светиться красным – во всяком случае, вокруг основания.

– Да? – последовал свистящий транксийский смех. – Полагаю, что это своего рода достижение. Изнутри я не мог этого заметить. Я сосредоточился довольно глубоко и со своими оптическим нервами не работал. Возможно, это значит, что мы на правильном пути.

Он повернулся лицом к Малайке. К его мускулам постепенно возвращались прежние силы.

– Капитан, я переиначу свое предыдущее утверждение. Дайте мне на это еще три-четыре недели, и я так или иначе выясню, сможет ли когда-нибудь транкс или человек управлять этой штукой. И окажется ваш вклад потерей или нет.

Малайка выглядел, скорее, смирившимся, чем подавленным. Его собственная безуспешная борьба с Крангом прибавила немного терпения, если и не дала других результатов.

– Бадо Джузи. «Еще не вечер». Старая поговорка в моей семье, господа. Вы уже сделали намного больше, чем я имел право надеяться. Работайте не спеша, господа, работайте не спеша.

Далеко внизу в тайных местах планеты лениво заворочалось сознание Кранга… Оно более полно рассмотрело импульсы, пробудившие Первичное Звено слабыми детскими зондированиями и давлениями. Даже в своем полу-спящем состоянии он был разумно уверен (вероят. 90, 97 – вероят. 8, 03, случайные факторы 1,00), что наверху присутствовал мозг первого класса. Единственный, способный пробудить Кранг к состоянию Ниазмы, или полной эффективности. Он явно предпочел пока не раскрываться. Машина подумала и позволила своим секциям, управляющим разумом, снова впасть в спячку в состоянии готовности.

Когда мозг будет готов, будет готов и Кранг.

В конце концов, именно таким его и создали.

XIX

Как оказалось, Трузензюзекс не получил своего месяца. Ни даже трех недель. Они возились с доступными частями внутренностей машины, когда рация Малайки просигналила приходящий заатмосферный вызов. В порядке безопасности его портативная рация соединялась с большим передатчиком краулера. Флинкс присутствовал при этом, помогая ученым в физическом аспекте их работы. Сиссиф, Ата, Вульф вернулись в краулер, перекладывая припасы в его просторном трюме.

Для облегчения работы ученых рядом с их портативной печкой поместили две койки (одна модифицированная). Другие все еще находили более удобным спать в знакомой темноте краулера.

Оба ученых на мгновение прервали свою работу, заметив странное выражение, появившееся на лице Малайки. Флинкс уловил его из внезапного замешательства мыслей коммерсанта. Он все утро наблюдал, как ученые трудятся над незнакомыми обозначениями и непонятными чуждыми переключателями. Девять десятых того, что они пытались сделать по части механики, ускользало от его понимания. Он был способен помочь им в более тонких частях операций, обладая, как они выражались, определенным чувством того, где что располагалось. И, как всегда, их разговор вслух и на мысленном уровне просто завораживал.

– Капитан… – начал было Цзе-Мэллори.

– Нас вызывают, – ответил коммерсант. – С Орбиты.

Мысли его отражали столько же подозрения, сколько недоверия. Он включил кнопку вещания на крошечной радиостанции.

– Вульф, ты слушаешь это?

– Да, капитан, – пришел лишенный модуляций ответ из отдаленного краулера.

– Отлично. Передай «слышим» и переключай его. Кто-то знает, где мы. Мало толку отрицать это. – Он повернулся к другим. – Нас могут сейчас прослушивать, хотя я сомневаюсь, что такое возможно сквозь эти стены. Но, впрочем, я также сомневаюсь, что нас вызывает другой звездолет, а дело обстоит именно так. Хайдхуру. Ничего не имеет смысла. Оставьте свои рации и слушайте, если желаете, по моей. Нет резона вещать, сколько у нас действует передатчиков. Если они уже не знают.

Флинкс в первый раз увидел коммерсанта столь подавленным. Очевидно, напряжение было сильнее, чем он хотел показать. В любом случае, все, что он произнес в рацию, это: «Да?»

Ответивший голос был от природы высоким. Но если тон и казался чуть женственным, то слова – нет.

– Капитан Максим Малайка, Глава Дома и Плутократ?

Я привез вам привет, сэр, от мадам Рашайлы Зуаман и «Вуамаи Интерпрайсиз».

Губы Малайки скривились в беззвучном ругательстве, заставившем Флинкса покраснеть.

– Поздравляю!

Этого надменного презрения оказалось достаточно, чтобы Малайка заговорил:

– Чертовски достойно с вашей стороны. А кто ниний ниоте?

– Простите? О, я. Я – фигура мало важная. Но в целях облегчения дальнейшего разговора… который, заверяю вас, нам обязательно предстоит… вы, возможно, знаете меня как Эйбла Никососа.

– Же, мистер Никосос. Я целиком согласен, что вы персона маловажная. Мне любопытно, как вы сюда попали. Эта планета, кажется, приобретает всеобщую известность.

– Как так? Гмм! Что же касается вашего вопроса, капитан, то как же еще, – и голос отразил притворное удивление. – Мы последовали за вами. Большую часть пути от Мотылька. На почтительном расстоянии, конечно. И если уж об этом зашла речь, то вы немало меняли свой курс в начале путешествия. Да, попетляли вы. Но после первой недели мы без труда вычислили ваш курс. Знаете, это четвертая посещаемая нами в этом секторе звездная система с планетами. Мы более-менее знали, где находится нужная нам, но не имели точных координат. Это затруднило нам дело, да, затруднило, когда вы совершенно пропали с экранов. Эти координаты находились на клочке материала, который… но это неважно. Теперь все это – далекое прошлое, не так ли?

– Вы случайно не получили кое-какой помощи от некоего Айнского барона?

– Аннского барона? – писклявый голос отразил удивление.

Малайка взглянул на Флинкса.

– Он говорит правду, сэр. И они определенно на постоянной орбите.

Двое ученых с удивлением посмотрели на Флинкса. Они ничего не сказали, но он почувствовал в их мыслях легкое негодование на его скрытность. Ему отчаянно хотелось рассказать им, насколько необходимо было сохранять эту секретность. Даже сегодня, пси-чувствительные личности не пользовались всеобщей популярностью – факт, открытый им рано и болезненно еще в детстве. Голос по рации продолжал.

– С чего бы нам иметь какое-то отношение к Аннам? Скверный они народ, скверный! Нет, в самом деле, сэр. Мы нашли вас целиком сами, несмотря на трудности, причиненные вашим исчезновением. Но мы ведь нашли вас, не правда ли? Так что ничего плохого не стряслось.

Замечание прервал короткий смешок.

– Мой корабль припаркован в паре диаметров поля от вашей «Славной Дырки». Мы сперва послали луч к ней. Когда мы не получили ответа, а шлюз отказался пустить нас – как умно с вашей стороны, капитан! – мы предположили, что вы уже сделали посадку на поверхность. Один взгляд на ваш челночный причал подтвердил это.

– Телатини-гуруве! Тридцать свиней! Это предельное число, которое можно набить в стандартную капитанскую каюту, в случае, если вы этого не знаете.

– Це-це-це, капитан. Вы оскорбляете мою скромную натуру.

– На это мало шансов.

– Так или иначе, излучения ваших компонентов открыли бы нам ваше месторасположение, даже если бы вы отказались отвечать на вызов. Что, я уверен, вы хорошо сознавали.

– Капитан, – обратился Флинкс, – я думал, вы говорили…

– Забудь о ретрансляции на рацию челнока. Именно ее-то они и засекли. В любом случае, они едва ли могли упустить нас.

Мысленно он уже готовился к обороне в последнем окопе.

– Где вы сейчас, друг Никосос, помимо того, что на орбите?

– Хорошая догадка, капитан. Мы летим над этим бедным влагой континентом. Не сомневаюсь, довольно близко к вам. Вскоре мы должны приземлиться, в каковое время я надеюсь поприветствовать вас лично.

Голос замолк, а потом снова заговорил:

– В чем бы там вы ни прятались, оно действительно должно быть кое-чем. У нас нет конца трудностям с приемом вашей передачи.

– Вы проделали долгий путь ради кучи ничего, Никосос. Мы уже не одну неделю работаем над этим, как вы столь точно выразились, «что бы то ни было». Мы не сумели вычислить, что оно делает не говоря уж о том, как оно это делает.

– Разумеется, капитан, разумеется! – В голосе теперь звучала юмористическая интонация. – Лично я, когда меня слишком глубоко пробирает космический холод, люблю пролететь сквозь ближайший гигант М и согреть свои косточки. Как я сказал, мы с вами скоро увидимся.

– Он не верит нам, – сказал Флинкс.

Малайка кивнул.

– А потом?

– Ну, это представляет проблему, а? Я разумеется, не могу помахать вам ручкой, желая счастливого пути домой, потому что тогда вся моя упорная работа будет напрасной, не так ли? Впрочем, убийство тоже не мой профиль. Наверно, можно будет что-то придумать…

Малайка отключил рацию и повернулся к остальным.

– Же, вы слышали. Там, где речь идет о новых планетах, владение – девять десятых древнего права. Я сомневаюсь, что Раша позволит мне вызвать церковные силы Оценки.

Он переключил рацию на межличностную частоту.

– Вульф, ты все слышал?

– Да, капитан, – донесся ровный ответ человека-тени.

Флинкс гадал, был ли пилот вообще способен на какое-либо волнение.

– Боюсь, однако, что ваша подруга восприняла это довольно тяжело. Она упала в обморок. Мимм Мун сейчас заботится о ней.

– Же! Тогда она, во всяком случае, на время утихомирится. Мы вскоре присоединимся к вам. Нам всем лучше оставаться памоджа.

И снова отключил рацию.

– Что вы предлагаете? – спросил Цзе-Мэллори.

– Я мало что могу, социолог. Даже если бы этот Никосос оказался настолько мджинга, что приземлился без защитного экрана, было бы тяжеловато пытаться пробиться с боем. Хотя у нас имеются, – тут он посмотрел прямо на Флинкса, – свои собственные сюрпризы. Однако я уверен, что люди, оставленные им на корабле, – на этот раз только на одном – будут прослушивать все, что случится. В челноке мы окажемся в их власти. Если этот Никосос не прихватит с собой экран и если мы сможем застать его врасплох и сделать несколько выстрелов, прежде чем они успеют предупредить свой звездолет, и если мы сможем проскочить к «Славной Дырке» под их детекторами, и если мы сможем попасть внутрь и запустить генератор, прежде чем они заметят, – вот тогда у нас будет неплохой шанс смыться или отбиться от них.

– Слишком много «если», – без нужды заметил Трузензюзекс.

– Кабиса, именно. И все же у нас есть и другое оружие. Можете не сомневаться, я его испробую. Взятки, например, часто оказывались на войне действенней, чем ядерная энергия. Но боюсь, что Раша не отправит на такое задание уязвимую в этом отношении тварь. Во всяком случае, не того, кто поддается искушению полного подкупа. А вот частичного… Я могу придумать еще только одно. У этого здания только один мланго. Выставить винтовку и палить по первому, кто войдет в него. Покуда у него нет определенного представления о том, насколько мы запаслись продовольствием и оружием, он может стать достаточно нетерпеливым для мелкого торга с нами. К несчастью, у нас мало что имеется, даже с тем, что мы могли бы перевезти сюда из челнока. Мибу, все, что ему требуется сделать, это сжечь челнок и отправиться на досуге поразвлечься сафари на Ниневки с координатами для Регистратуры!

– А почему бы ему не сделать это в любом случае? – спросил Флинкс.

– У него другое задание, киджана, иначе он даже не потрудился бы вызвать нас. Просто вывел бы из строя «Славную» и отправился своей дорогой. Ему явно требуется выяснить о Кранге все, что можно.

Он сделал жест в сторону двух ученых.

– Раша знает о вас. Я сам ей сказал, чурка я этакий. Она могла бы нанять и своих экспертов, но знает вашу репутацию. Раша никогда не пренебрегает домашними заданиями. Поэтому за вашу жизнь я не беспокоюсь. Только за вашу репутацию. Я считаю также, что смогу устроить кое-что для себя. Слишком много народу будет задавать неудобные вопросы, если я внезапно исчезну… даже в изыскательском путешествии в ненаселенные районы. И он не может заколачивать столько феда. И он не может также позволить себе отпустить на свободу кого-нибудь из нас. Вероятно, ему приказано держать нас где-то со всеми удобствами, пока здешние полномочия Раши не будут завязаны шестью способами в четырех измерениях. Тот завуалированный намек на «убийство» был, вероятно, его способом начать торг.

– Предположение, капитан, – сказал Трузензюзекс.

– Ндийо?

– Предполагая, что все сказанное вами верно, почему бы просто не согласиться и не отдать ему то, что он хочет?

– Что?

Даже Флинкс поразился.

– Заверяю вас, что Кранг останется бесполезным и для него, и для его хозяйки. Я был пессимистичен, когда сказал, что мне потребуется три недели для оценки потенциальной полезности машины. Мы можем многое узнать от нее о тар-айимах, в этом я ничуть не сомневаюсь. Мне думается также, что я могу сказать с большой долей уверенности, прямо сейчас: в остальном она никогда не будет ничем большим, как выдающейся диковиной для археологов и туристов.

– Лакини, но… вы же заставили ее заработать! Во всяком случае, часть ее.

– Все сделанное мной не более чем надраивание спиралей двигателя генератора Каплиса. Наверно, я преуспел в разогревании и придании ей вида функционирующей, но я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу довести ее даже до частичной действенности. И мы по-прежнему не больше, чем раньше, представляем себе, что ей полагается делать. Мне думается, никто не сможет продвинуться дальше… кого бы там ни привлекла мадам Нуаман.

– Если вы убеждены… – начал Малайка.

Трузензюзекс вопросительно посмотрел на Цзе-Мэл-лори, и оба повернулись к коммерсанту.

– Утверждать нельзя ничего, капитан, но я без колебаний присоединяюсь к оценке моего брата.

– Мбуа улимвенгу! Тогда отлично. Забудем разрушение в пользу более хитрых маневров.

Он активизировал рацию на канале широкого вещания. Теперь, когда он опять очутился на знакомой почве, голос его обрел прежнюю звонкость.

– Никосос!

Послышалось шипение, треск, тишина, а затем вернулся писклявый голос.

– Незачем кричать, капитан. Вы подумали?

– Слушай, агент. Я дам тебе возможность приобрести то, что ты желаешь, и сберечь по ходу дела несколько жизней. У меня здесь в полной готовности шестимиллиметровая лазерная винтовка и уйма зарядов, но я не вижу ничего, за что стоит драться. Желаю тебе удачи в попытках заставить ее заработать, если сумеешь, в чем я сомневаюсь. Весь город – твой. Я желаю только как можно быстрее покинуть эту нукию. Можешь получить и наши заметки, если пожелаешь. Все, что мы выяснили о самом Кранге… чего в сумме очень мало. Но у меня здесь мальчик и две женщины, и я хочу вытащить их из этого.

– Ах, как трогательно! Не ожидал от вас такого восхитительного альтруизма, капитан. Да, я думаю, что, несмотря на отданный мне приказ, можно будет организовать финансовое соглашение, удовлетворяющее все заинтересованные стороны. В любом случае кровь имеет склонность расстраивать мне печень. Хотя, уверен, вы поймете, когда я скажу, что вы и ваши спутники должны будете некоторое время оставаться нашими гостями. Минимальный срок на самом деле. Но очень необходимый.