Текст книги "Воины Света. Тайна Кранга"

Автор книги: Алан Дин Фостер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

X

Цивилизация – это вовсе не то, чего действительно хочет человек. И это не то, что ему нужно. И поэтому очень часто нам приходится сталкиваться с простыми, но жуткими вопросами, которые начинаются с «почему»…

Апокриф Родриго

Вы можете ждать все или ничего, как вам заблагорассудится. Но и то, и другое неверно. Верно лишь то, что на самом деле происходит с вами. И это непредсказуемо.

Доктрина Покорности

Прошло несколько коротких унылых дней зимы, в течение которых Хан пытался приспособиться к новой реальности. Это была сложная задача, которая усугублялась тем, что он не знал в точности, к чему должен приспосабливаться, какова новая реальность. Он пытался сопоставить все, что произошло с ним, с прошлым опытом, но увы! Все, что было с ним прежде, невозможно было сопоставить с настоящим. Исходя из прошлого опыта, он не мог представить своего будущего. Более всего его тревожило незаметное присутствие этой девушки – Устеин, которая непрестанно напоминала ему о том, что его жизнь изменилась коренным образом. То, что началось, как обычное путешествие, кончилось иным. Там не было места обычным человеческим чувствам, исчезло само понятие личности. Пока события развивались закономерно, он и Лизендир поддерживали душевное равновесие. Затем резкие изменения ситуации оторвали их от реальности. И вот теперь эта девушка, казалось, вернула его к прежним ощущениям. Но эта реальность не имела для него никакого смысла.

Что касается Устеин, она была тиха, ласкова, незаметна, полностью погружена в себя. Она жила своей особой жизнью, которая, казалось, не зависела от того, что происходило вокруг нее. Хан часто наблюдал за ней спящей. Она спала, как зверек, чутко, почти не двигаясь. Ей что-то снилось – Хан замечал это в смене выражений на ее лице. Вела себя она просто, без всякого кокетства, отвечала прямо. Возможно, она действительно считала себя всего лишь домашним зверьком, но Хан не мог сказать этого с уверенностью, так как Устеин не открывала перед ним своего внутреннего мира. Хан мог поблагодарить Лизендир, которая объяснила ему, что такое бесхитростное поведение может скрывать подлинные глубины души, в то время как открытое кокетство, умолчания могут означать всего лишь узость ума. Если это правда, то за внешней простотой Устеин скрывался сложный внутренний мир.

Время шло, и Хан все больше и больше убеждался в том, что девушка обладала исключительной красотой, но тем не менее она оставалась личностью. Выбрав ее, Хан встал перед сложной проблемой. Вопрос о постели решался легко: его приказ – основание вполне достаточное. Но общности чувств добиться было гораздо сложнее.

Хан понимал, что, несмотря на внешнюю безмятежность, эмоциональный баланс Устеин полностью нарушен. Хан стремился понять ее полностью, не хотел врываться в ее внутренний мир грубо, боясь его разрушить.

Странно, но сама Устеин, как подозревал Хан, вовсе не думала о себе как о личности. И это было вдвойне странно, потому что бомбардировка планеты космическими лучами действовала губительно на интеллект леров, а интеллект людей оставался нетронутым. И, вероятно, поэтому Устеин находилась на более высокой ступени развития, чем Воины. Другой парадокс Хан видел в сравнении Устеин с Лизендир. Лизендир была продуктом цивилизации, Устеин же не имела к ней никакого отношения и тем не менее гораздо лучше управляла своими эмоциями, чем Лизендир, которая большую часть жизни потратила на овладение этим искусством.

Зверек… Тщательно выдрессированный зверек… Никто не будет пахадъ на чистокровной лошади. Никто не запряжет ее в телегу, иначе она погибнет для будущего, пропадет многолетний труд по селекции благородного животного. И Хан боялся неправильными действиями погубить Устеин, если слишком резко, слишком прямолинейно начнет пробуждать в ней человека, личность. И чем дольше он находился рядом с ней, тем больше хотел, чтобы она навсегда вошла в его жизнь.

Он привык относиться с недоверием к слову «любовь». И Лизендир укрепила его в этом убеждении. Она была права, так как это слово имело тысячу оттенков, тысячу смыслов. Сначала Хан употреблял его только в одном аспекте, выражая желание, плотскую страсть. В его отношениях с Лизендир оно приобрело другой, более глубокий смысл. А теперь, когда рядом оказалась Устеин, совсем другие чувства захватили его. Но как бы оно ни было глубоко, оно не заслонила в его сознании Лизендир…

Что касается Устеин, она, казалось, была вполне довольна своим новым домом. Хан не имел понятия, сколько ей на самом деле лет. Она не грустила о прошлом, проводила много времени, прихорашиваясь, однако все ее действия при этом были лишены сексуального смысла. Она не стремилась соблазнить его, вернее, делала это для того, чтобы провести время. У нее была небольшая сумочка с туалетными принадлежностями, гребенками, щетками. Большую часть суток она занималась туалетом или спала. И только иногда Хан слышал, что она что-то про себя напевала. Это были длинные песни, языка которых Хан не понимал. В такие часы она, казалось, забывала обо всем, погружаясь в собственный мир, границ которого не знал никто. Хан позволял ей делать все, что она захочет, отдыхать, где пожелает. Она спала, свернувшись клубочком в уголке его постели. Сон ее был чуток. Она просыпалась при малейшем шуме и тревожно вглядывалась в темноте, стараясь понять, что разбудило ее. Хан уголком глаза видел, что глаза ее широко раскрыты, во взгляде читалась тревога. Но через некоторое время дыхание ее становилось ровным. Она засыпала снова.

Когда он наконец понял, чего от нее хочет, он хотел реализовать свои намерения, но после размышлений понял, что лучше повременить, лучше дать ей привыкнуть к новому положению. Нельзя сразу и внезапно отрывать человека от того, что впитывалось в него годами, в течение многих поколений. Ведь леры шесть тысяч лет целенаправленно воздействовали на людей, чтобы вывести новую расу.

После того, как он и Устеин были предоставлены самим себе, Хан ничего не слышал о Лизендир, и это начало его тревожить. Наконец, она появилась. Хан был рад, что она хорошо выглядит, но присутствие Устеин смущало его. Он смог прочесть в ее глазах, что отношения их перешли в иное качество. Не почувствовал он в ней и ревности, а, скорее, понимание, одобрение. Хан проанализировал свои ощущения и понял, что они аналогичны ощущениям Лизендир.

– Я пришла потому, что теперь мы можем поговорить спокойно. У меня очень интересная информация. Очевидно, мы каким-то образом вошли в доверие к этим чудовищам. Я делаю, что могу. Они убеждены, что я обучаю их высшим тайнам. А на самом деле я даю им начальные знания. Мне немного не по себе, так как этого хватит, чтобы стать на этой планете самыми опасными. Но при встрече с другими лерами они будут выглядеть беспомощными, как дети. Правда, некоторые из них имеют врожденный талант. Например, Хата. Это заставляет уважать его, хотя я, как и раньше, ненавижу все, что за ним стоит. Хан, твое поведение изумило всех. Хата поражен. Он стал уважать тебя. И я тоже. Я пришла сказать, чтобы ты вел себя так же. А еще посмотреть на твою девушку.

Хан позвал Устеин. Она появилась мгновенно и спокойно ждала, пока Лизендир рассматривала ее. Теперь, когда он видел обеих рядом, у него возникло ощущение, что Лизендир какая-то одноцветная, монохроматичная, в то время как Устеин сверкает всеми цветами радуги. Устеин была немного ниже ростом, чем Лизендир, и более хрупкая. Однако не ей, а Лизендир пришлось сделать усилие, чтобы сохранить бесстрастность на лице.

Наконец, она заговорила.

– Я понимаю, ты выбрал лучшее из того, что тебе предложили. Она гораздо больше, чем просто молодая прекрасная девушка. Даже, на мой взгляд, она очаровательна. Мы с тобой оба знаем, что между нами не должна лечь тень горечи. Ты должен был сделать то, что сделал, так как это было твоей судьбой задолго до того, как ты встретил меня.

– Я борюсь с собой, как могу, – ответил он, пряча глаза, будучи не в силах взглянуть в глубину ее серых глаз.

– Я знаю, что ты чувствуешь. Не уподобляй меня секретаршам, с которыми ты имел дело в Бумтауне. У меня нет ни ревности, ни зависти. Я знаю, ты должен пойти на это, я сама этого хотела.

Хан молчал. Она продолжала.

– Ты спас эту девушку. Я тоже посетила выставку. Это отвратительно. Не сами люди, конечно, но то, что они стали такими, какие есть. Но все же люди на этой планете не лучше, да и леры тоже. Я не нашла ни одного заслуживающего уважения. Это животные, злобные, низменные. Оставь их, пусть ввергаются в хаос, какого заслуживают.

– Я сделал так, как ты мне сказала, так, как мне подсказывала совесть.

– Ты поступил правильно, но должен понимать, что это не награда тебе от Хаты, а проверка. И ты выдержал ее. Поэтому мы можем пользоваться теперь относительной свободой.

– Лизен… я не забыл…

Тут он увидел, как по ее лицу скользнула тень.

– Я тоже. Но ты прекрасно понимаешь, что мы не можем связать свои жизни навсегда, я буду вынуждена тебя оставить. Это предопределено судьбой. Твоя судьба читается даже в твоем имени. Теперь я могу сказать, оно означает власть воды. А она? Она предназначена для тебя. Посмотри на цвет ее волос – они огненно-красные – значит, она властвует над ветром. Я не ношу имя, которое означает власть огня. Ее ветер может погасить мое пламя, как свечу. Она на вид хрупка и нежна, но могущество вселенной на ее стороне. Вот так, Хан. Ты с самого начала знал, чем все кончится. Не думал же ты стоять возле моего дома и выть на луну? Нет. А я не собираюсь стоять возле твоего, но всегда буду твоим другом и стану помогать тебе во всем, как бы мне это ни было трудно и больно.

Она повернулась и исчезла.

Хан долгим взглядом посмотрел на Устеин. Наконец, она заговорила и, как всегда, откровенно. Голос ее был тихим и немного гортанным.

– Кто эта женщина?

– Она пришла в этот мир вместе со мной.

– Ты принадлежишь ей?

– Нет. Мы оба дикие.

Хан сказал «дикие», вместо того чтобы употребить слово свободные – в этом значении оно использовалось на этой планете.

– Я боюсь ее. Женщины жестоки; Она знает любовь, st вижу это. Но, с другой стороны, она холодна, как лед. Она приходила на выставку раньше тебя, смотрела на меня такими глазами, будто хотела убить взглядом.

– Устеин, чего ты хочешь?

– Хочу? Я не понимаю, о чем ты спрашиваешь.

– Ну, нуждаешься.

Он помолчал.

– Каковы твои стремления, планы, надежды?

– Я… Не знаю. Чтобы иметь надежду, надо быть диким. Я не такая. Вижу, пока моя жизнь складывается более или менее сносно, но могло быть иначе. Для меня просто нет ни прошлого, ни будущего. Такова участь большинства людей.

– Мне сказали на выставке, что ты не лучшая из представленных, но все же я выбрал тебя.

– Захотел больше, чем остальных женщин?

– Да.

– Тогда я счастлива. Это так приятно, когда тебя хотят.

– О чем ты подумала, когда увидела меня?

– Я была очень удивлена. Ведь дикие клещи никогда не приходят на выставки. Значит, ты не дикий. Я решила, ты откуда-то издалека. И ты не такой, как я. Скорее всего, ты мнар. Но потом я поняла, что это не так.

Хан решил пока ничего не объяснять. Она подождала немного, затем продолжала:

– Я много слышала про диких клешей. Они в самом деле дикие. Все время воюют, убивают. Но ты не дикий. Что Воины хотят от тебя? Разрешили тебе стать таким, как они?

– Нет. Они считают, что я очень близок к диким. Но я оказал им услугу, и толстяк, с которым я был и на которого работаю, дал мне тебя в подарок.

– Меня?

– Да!

– И разрешил тебе спать со мной? Я очень хочу этого.

Она произнесла это и бросила на него немного кокетливый взгляд из-под длинных ресниц, означающий, что это не просто слова. Хан, конечно, разделял ее желания, но сначала хотел немного переделать ее, перевоспитать, узнать получше. Однако она разрушила все его планы, назвав все своими именами. Хан решил быть честным:

– Прежде я хотел заслужить твое уважение. Может, не сразу, а со временем.

Она не ответила, опустила глаза. Хан посмотрел на ее ресницы – длинные, пушистые, такого же цвета, как волосы. И вдруг понял, что она необычайно соблазнительна. Каждый изгиб ее тела, каждая округлость вызывали у Хана сладостный трепет. Он с трудом сдерживал себя. Страсть обрушилась на него, как удар грома.

С трудом шевеля губами, он проговорил:

– Я хотел подождать, не знал, как ты ко мне относишься.

Она взглянула на него влажными блестящими глазами из-под пушистых ресниц, губы изогнулись в улыбке:

– Конечно, ты мог быть и красивее. Но все равно, ты так не похож на других. Я обратила на тебя внимание сразу, как только увидела. Я очень хочу быть с тобой и не желаю ждать дольше.

Она стояла, глядя в ничто и выжидая. Хан видел, как бьется жилка на ее точеной шее. Он повернулся и запер дверь. Когда он подошел к Устеин, она протянула руку и нежно погладила его бороду. В душе Хана вспыхнул огонь. Он уже не мог произнести ни слова, не мог сказать: «Потом». Пусть будет то, что будет, подумал он, чувствуя, как огонь разливается по его жилам и весь мир закружился вокруг. Он нерешительно коснулся ее чистой кожи, провел рукой по густым благоухающим волосам. Платье само собой скользнуло на пол с плеч Устеин, и маленькие упругие груди с розовыми торчащими сосками прижались к его груди. Тело ее трепетало, ожидая мужских объятий, и Хан не заставил себя ждать. Он подхватил невесомое тело на руки и осторожно положил на постель. Устеин подалась навстречу ему, и он с радостью утонул в ее объятиях. Время для него перестало существовать.

Устеин была совершенным новичком в любви. Она не знала почти ничего. Ею руководили только собственные ощущения, рассказы более старших опытных подруг. Хану сначала было трудно с ней, но отсутствие опыта она восполняла наивным энтузиазмом и готовностью воспринять все уроки, которые он давал ей. Он овладевал ею терпеливо и очень осторожно, но она отвечала с яростной страстью. Устеин не думала о будущем, она жила в настоящем и хотела получить все сразу. Потом все равно наступит, а сейчас – это сейчас. Когда их страсть была утолена, они лежали рядом, каждый по-своему переживая случившееся. Хан подумал, что эту девушку еще очень многому нужно будет научить и что он с радостью будет посвящать ее в искусство любви.

Она хотела лечь в углу постели, где обычно спала, но Хан остановил ее, и Устеин свернулась клубочком рядом с ним. Казалось, она вся светилась в темноте от наполнявшего ее счастья. То, что она испытала только что, было чудеснее самых сказочных снов.

Хан подвинулся, давая ей место возле себя, и болезненно поморщился. Несмотря на свою хрупкость, она в порыве страсти была необузданна, мышцы ее, казалось, наполнялись раскаленной сталью. И она кусалась. Хан осторожно провел рукой по шее и плечам, которые хранили следы ее острых зубов. Он снова поморщился. Да, ему тоже есть чему поучиться у Устеин.

Когда он проснулся, было еще темно. Долгая зимняя ночь еще не кончилась. Под зажженной лампой Устеин причесывала волосы. Она сидела на уголке постели, завернув ноги в одеяло. Свет лампы золотил ее кожу, вспыхивал в волосах. Она сразу заметила, что Хан проснулся, посмотрела на него, затем кокетливо отвернулась.

– Мы должны заниматься любовью как можно чаще, пока есть возможность, – сказала она. – Боюсь, нас скоро разлучат. И я хочу насладиться любовью навсегда.

Хан смотрел на девушку молча. У него было ощущение, что счастье не может длиться вечно. А то, что это счастье, в чем оно, он уже знал. Любовь – сложное чувство, в ней нельзя все расставить по полочкам. Если можно сказать:

– Я люблю потому, что… значит, любви уже нет, она исчезла, осталась в прошлом.

Он спросил:

– Как ты думаешь, сколько времени они дадут нам?

– Не знаю. Может, дни, а может, недели. Кто знает, что они хотят от нас?

Хан похолодел.

– Устеин, нам предстоит сделать очень многое.

– Я знаю.

– Ты не можешь этого даже предполагать, – сказал он. – Ты голодна? Сейчас я что-нибудь приготовлю.

Ее реакция была неожиданной.

– Ты хочешь покормить меня? – спросила она и заплакала.

Он склонился над ней, обняв рукой нежные плечи, и помолчал, ожидая, чтобы она успокоилась. Да, ему еще многое нужно узнать о ней, многому научиться. Постепенно рыдания смолкли.

– Мы – люди, – сказал он. – Мир, откуда я пришел, весь населен такими, как мы. Там нет клеш, там все просто люди.

– Я… я боюсь того мира. Я боюсь диких.

– Там нет диких. Там живут люди, которые гораздо лучше тех, что обитают на этой планете.

– Расскажи мне, я постараюсь понять. Я уже слышала о таких мирах, но не говорила. Но я боюсь, что не смогу стать такой, как ты. Ты должен отослать меня обратно, пока еще страсть спит в твоем сердце. Я не хочу видеть твой гнев, который проснется, когда ты увидишь, что я не равна тебе, что я слишком слаба.

– О нет! Ты не будешь слабой.

Он старался развеять ее страхи, пробудить в ней уверенность. Не сомневался, что ей хватит сил на все.

– Хватит об этом. Давай поедим. Потом расскажешь о себе.

– Все?

– Да. Я хочу знать все.

– А ты ответишь мне тем же?

– Конечно, сообщу то, что ты сможешь понять.

Он почему-то думал, что Устеин будет есть руками, но она довольно умело пользовалась ножом и вилкой. Правда, ела она чрезвычайно быстро. Она сказала:

– Пища – крайне серьезная вещь. Вот почему я удивилась, что ты пригласил меня поужинать. Мы, злат, всегда голодны.

– Ты не должна много есть. Ведь если ты растолстеешь, потеряешь свою красоту.

– Да… Я видела толстых женщин. Красивыми их назвать трудно.

Когда они поели, Хан предложил чашечку горячего пива. Устеин понюхала жидкость с подозрением.

Это запрещенный напиток.

– Для нас это не важно.

– Ты действительно хочешь оставить меня при себе навсегда?

– Да, если ты сама захочешь остаться.

– Ты предоставляешь мне решить это?

– Да. Но не здесь, а на моей планете, среди других людей, где ты будешь свободна даже от меня.

– О, я не воспользуюсь твоей щедростью ни здесь, ни там. У меня только одна жизнь, и я хочу прожить ее в любви…

Она замолчала, потом добавила с ехидством:

– А кроме того, мы еще здесь, а не там.

– Да, ты права. А теперь расскажи мне о злат. Садись рядом.

Она села возле него.

Начала она нерешительно, как бы опасаясь раскрыть тайну, но постепенно горячее пиво развязало ей язык, и она рассказала все.

Это была незамысловатая история. Из рассказа Устеин следовало, что вначале царил хаос и люди были такими же дикими, как звери. Но затем пришли леры, установили порядок повсюду, взяли под защиту людей. Мир для них стал тесным, но зато безопасным. Устеин знала, что некоторые люди все еще были дикими, но не завидовала им. Она вообще редко думала о них.

Злат, вот о ком она знала больше всего. Они, как показалось Хану из ее рассказа, были наиболее образованными, и все же намного, ниже по культуре, чем люди цивилизованного общества, из которого вышел Хан. Они были для леров даже ниже, чем рабы, так как совершенно не использовались для практических работ. У них не было религии, верований. Они соединялись в пары только по разрешению и то не больше, чем на неделю. А потомство их тщательно проверялось и, если не подходило требованиям леров, уничтожалось. Оставленные в живых дети первые годы росли вместе с женщинами, затем их воспитанием занимались мужчины. Вступив в пору зрелости, дети вели такую же жизнь, как родители – жизнь, не имеющую никакой практической ценности, подчиненную лишь требованиям и капризам леров. У Злат не было ни чувства собственного достоинства, ни собственности. Единственное, что принадлежало ей, – мелкие личные вещи, вроде покрывала, что принесла с собой Устеин.

Постепенно она утомилась, сон овладел ею. Она легла в постель, Хан заботливо укрыл ее. Нежная улыбка скользнула по лицу девушки. Она что-то сказала на своем языке, Хан не разобрал. Он не мог уснуть. Сидел возле постели спящей и думал о ней.

Хан думал об Устеин. Девушка жила только настоящим. Она не была опутана цепями традиций, или, как это происходит в цивилизованном обществе, подсознательными цепями культурных ценностей. Единственное, что управляло ею, – чувство внутреннего баланса. Ведь для его проявления нужно было забыть о том, что ты – дитя цивилизации, и сознательно опуститься куда-то между диким зверем и рабом, ниже раба. Ведь раб несет какие-то общественные функции, делает какой-то вклад в развитие общества.

Но ведь она человек. Не лер. И не животное. И у нее сохранился разум, который можно было как-то использовать. Лизендир сделала Хана частично лером, чтобы стать ему хоть немного понятнее. А Устеин просто поглощала все в себя, спрессовывала в своем вечном настоящем.

Хан долго размышлял, пока не почувствовал, что сон одолевает его. Тогда он погасил лампу и лег рядом со спящей девушкой, которая доверчиво прижалась к нему.

Хан продолжал думать о ней. Он не был новичком в отношениях с девушками, но эта отличалась от всех, кого он знал раньше. Чем? Красотой. Но это была не внешняя красота, предназначенная, чтобы скрыть внутренний мир. В ней было что-то иное, нечто абстрактное, что невозможно ощутить материально. Видимо, связанное со временем. Итак, время. Жена? Дети? Любовь? Семья. Дети. Бронзовые волосы и стройные ноги… Время… Чувство времени… Дети…

И вдруг сон покинул его. Он понял. Получил ответ! Догадался, кто управляет воинами. Кто и почему. Для полной ясности требовалось задать несколько вопросов Хате. Простых вопросов. Впрочем, и так все ясно. Он взглянул на островок реальности, который находился рядом с ним. На спящую Устеин. Взглянул и уснул.