Текст книги "Флинкс на планете джунглей"
Автор книги: Алан Дин Фостер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
– Теперь ты видишь: всегда лучше смотреть и ждать, что произойдет, а не вмешиваться сразу самим, – сказал Саалахан. – События и так развиваются, как надо.
Сверкнув зубами в серебристом лунном свете, он запрокинул голову, словно заметил наверху что-то интересное. На дождь он не обращал никакого внимания.
– Скоро все уснут.
– Может, не все? – усомнилась Туватем.
Большой фуркот потянулся, играя могучими мышцами.
– Может, и не все – если у них хватит ума оставить кого-нибудь караулить. Но это их все равно не спасет.
Глаза Мумадима вспыхнули в рассеянном свете:
– Что делать нам?
Саалахан задумчиво перевел взгляд с одного детеныша на другого.
– Оба вы еще совсем юнцы. Может, переждете в сторонке?
– С какой стати? – Мумадим встряхнулся, разбрызгивая капли дождя. – Они нелюди.
– Но умеют думать.
– Это не имеет значения, – Туватем вытерла морду влажной лапой. – Мы должны сделать все, чтобы с нашими людьми ничего плохого не случилось.
– Это касается Тил, Двелла и Кисс. А как быть с небесным человеком Флинксом? – спросил Саалахан. – За него мы не в ответе, а своего фуркота у него нет.
– Верно, нет у него фуркота. Кто поможет Флинксу, кто успокоит его? – Лапа Туватем замерла на морде. – Мне жаль его!
– Мы должны помочь и ему тоже, – заявил Мумадим.
Саалахан удивленно посмотрел на него:
– А мне казалось, он тебе не нравится.
– Поначалу так и было, потому что он мало походил на человека. Потом я решил, что он все же человек, хотя и глуповатый. Когда выяснилось, что он небесный человек, я едва не взбесился. Все мы слышали о том, как небесные люди приходили в прошлый раз. Однако он добрый. Он быстро учится и помогает нашим людям. Тот, кто помогает моему человеку, – мой друг.
Саалахан понимающе улыбнулся:
– Флинкс не единственный, кто многому научился за эти последние дни. Учиться полезно всем, в том числе и фуркотам.
Мумадим смущенно отвернулся:
– Я просто сказал, что мы должны помочь и ему.
– Так и сделаем. – Большой фуркот нахмурил все три брови. – Так будет… правильно.
– Как это грустно – прожить целую жизнь без собственного фуркота! – все никак не могла успокоиться Туватем. – Даже представить страшно, что было бы со мной, если бы Кисс внезапно исчезла.
– Я чувствую то же самое в отношении Двелла, но стараюсь не думать об этом. – Мумадим поскреб подбородок когтями, способными оцарапать металл.
– Я как-то слышал слова шамана Пондера о человеке и фуркоте, – вспомнил Саалахан. – Он сказал, что в этой паре действующая сила – человек.
Мумадим фыркнул:
– Так пусть же наконец наши люди начинают действовать! Мне надоело мокнуть под дождем.
– Терпение, друг мой.
Стараясь как можно меньше шуметь, могучий фуркот устроился поудобнее среди ветвей. Оба младших последовали его примеру. Под проливным дождем три замерших фуркота были похожи на сучья исполинского дерева.
***
Та часть Татрасасипы ККВРТЛ, которая продолжала спать, получала от жизни больше удовольствия, чем проснувшаяся. Растормошенный своим предшественником, он сидел в небольшом отдалении от своих товарищей. Дежурить ему оставалось еще больше часа. Прохладная вода стекала с форменного капюшона, струилась по рукам, коленям и хвосту. Как ни натягивал Татрасасипа капюшон, вода, пусть и понемногу, сочилась под костюм и, главное, отравляла настроение.
Раздраженный и усталый, он то и дело стирал воду с лица. Может, скорчиться в три погибели? Но тогда ухудшится обзор, и проклятый лес обязательно этим воспользуется и нанесет удар. «Какой еще удар? – пробормотал часовой себе под нос. – Дождь, мокрые растения – больше тут и нет ничего. Никто не ходит, не летает, не плавает. Все твари прячутся в уютных дуплах, щелях и норах, в отличие от нас и от пленников, скорчившихся на узкой ветке под открытым небом. Может, стратегически в этом и есть смысл, но тактически это не ночевка, а сущий ад».
Вспомнился свой уголок в кубрике корабля – лежанка из прекрасного желтого песка всегда подогрета, всегда суха. Как ему надоела эта сырость! Будет чем похвастаться, когда рептилоиды вместе со своим странным пленником доберутся до корабля. Никак не взять в толк, почему так важны этот молодой человек и его судно; и уж совсем загадка, в чем тут интерес самого графа. На его месте Татрасасипа перестрелял бы всех людей, и дело с концом.
Осталось меньше часа. Потом он сдаст пост Крескес-канви и проспит до утра, растянувшись на ветви. Пусть и другие помучаются.
Он знал, что на конце ветви караулит Масмарулиал. Между ними расположились все остальные. Если повезет, через несколько дней они вернутся к стоянке шаттла. И тогда – больше никаких ночных дозоров. Только блаженная сухость и обещанное повышение в звании.
Опершись грудью на колени, он взял ружье поудобнее. Хвост беспокойно хлестал, смахивая воду. Когда вокруг почти ничего не видно, а слышна только несмолкающая барабанная дробь дождя, время тянется невыносимо медленно.
Хорошо хоть, что здесь, в глубине леса, ветер почти не ощущается и дождевые струи падают отвесно вниз. Какие-то крошечные светящиеся твари ползали и порхали в ночном мраке, время от времени пожирая друг друга.
За его спиной послышался шорох. Насторожившись, Татрасасипа резко обернулся, вскинул ружье и выстрелил.
Какое-то неуклюжее существо, ростом ему по пояс, тут же скрылось в листве. Оттуда донеслось тихое мяуканье, в нем слышалась боль. И снова – тишина и неподвижность.
Так продолжалось некоторое время. Однако любопытство, не говоря уже об осторожности, побуждало Татрасасипу выяснить, с кем он имеет дело. Оглянувшись на спящих товарищей, он встал.
Держа два когтя на спусковом крючке, он осторожно приближался к темной фигуре, скорчившейся среди листвы и веток. Помня о судьбе несчастного Чорсевазина, он не перешагнул, а обошел то, что походило на пучок безвредной травы, растущей из утолщения на ветви. Травинки были усыпаны крошечными черными выпуклостями, которые могли содержать как страшный яд, так и безвредную пыльцу. В этом проклятом мире нельзя быть уверенным ни в чем, кроме одного: если что-то выглядит безвредным, не стоит проверять, так это или нет.
Эти мысли роились в его голове, пока он пробирался к неподвижной черной фигуре. Она лежала среди стеблей, увенчанных белыми цветами со сложившимися на ночь лепестками. Другие цветы, черные, напротив, раскрылись навстречу ночному дождю. А-анны уже знали, что в этом мире одни растения ведут дневной образ жизни, а другие – ночной; встречались и виды с дневными и ночными цветами вперемежку. Таким способом растения повышали вероятность своего опыления. В бесконечной и безжалостной конкурентной борьбе организмы этой планеты создали уникальные методы выживания.
Темная глыба еле заметно дрогнула, и солдат замер. Из страшной раны в боку существа струилась темная жидкость. Похоже, незваный гость получил тяжелую рану. Это объясняло его неуклюжие, беспомощные движения; все остальные ночные обитатели леса пробирались по нему почти бесшумно.
Сделав еще осторожный шаг вперед, солдат разглядел гопоку с тремя закрытыми глазами и полуоткрытой пастью, из которой тоже текла кровь. С подобными животными а-аннам прежде сталкиваться не приходилось.
Что делать? Разбудить сержанта, столкнуть раненую тварь в темную пропасть или просто вернуться на пост? Татрасасипа склонялся ко второму варианту, как к самому разумному из грех. Наверняка хватит одного пинка. Быстро оглядевшись, солдат убедился, что кругом все спокойно. Он сделал еше шаг вперед, держа на мушке голову зверя, – здесь даже от полутрупа можно ожидать чего угодно.
Однако к тому, что произошло в следующий миг, он совсем не был готов.
В десяти метрах над головой солдата Саалахан одновременно выдернул из ветви когти всех шести лап, и полутонный зверь обрушился на голову а-анна, в нескольких местах переломив хребет. Татрасасипа не издал ни звука – если не считать хруста ломающихся костей.
Выскользнув из обмякших пальцев, ружье ударилось о ветвь и улетело в пропасть, так и не успев никому причинить вреда. Из зарослей появился третий фуркот, а тот, что лежал неподвижно, перевернулся на живот и встал на лапы.
Мумадим встряхнулся, сбрасывая воду с зеленого меха, и лапой содрал с бока насосавшегося крови паразита, очень похожего на открытую рану. Второго паразита, поменьше, Мумадим осторожно сковырнул с неба.
– Гадость! – с отвращением пробормотал он. – Саалахан, ты цел?
Тот кивнул, поднимаясь с кровавой лепешки, которая минуту назад была солдатом элитного подразделения имперских экспедиционных войск.
– Неплохо получилось. А ты как?
– Нормально, только я все время ломал голову, почему ты мешкаешь.
Саалахан проводил взглядом паразитов – отяжелев от чужой крови, они медленно ползли по ветке в поисках укрытия.
– Чего волноваться-то? Много они не высосут.
– Дело не в этом. Тот, который был во рту, оказался очень мерзким на вкус, и мне хотелось побыстрее избавиться от него.
Обе ранки Мумадима уже почти затянулись. Слюна паразитов имела целебный эффект – в их интересах, чтобы «кормилец» не умер от инфекции.
Как только Туватем присоединилась к друзьям, все три фуркота принялись разглядывать спящих. Между делом Саалахан столкнул с ветви мертвого солдата. Шум падения тела слился с шумом дождя и никого не разбудил.
– Что дальше? – прошептала Туватем.
– Они спят. – Возбужденный Мумадим впился когтями в дерево. – Давайте нападем и скинем всех вниз!
– Нет, – Саалахан осматривался и думал – он был здесь самым старшим фуркотом, а значит, и самым благоразумным. – Может, не все спят. Их дутики стреляют молниями, а мы не так быстры, как молния. Уходим.
Они растаяли среди ветвей так же бесшумно, как появились.
***
Сейджихаграст БХРИТ пришел в ярость, взглянув на свой хронометр. Почему Татрасасипа не разбудил сменщика? Надо было это сделать давным-давно!
Солдат сердито нащупал свое ружье. Пусть Татрасасипа не просит вознаграждения за то, что перестоял на посту! Ничего не выйдет. А если он заснул на часах, то пускай на себя пеняет. Сержант сорвет чешуйки с его ноздрей.
С ружьем наизготовку Сейджихаграст прошел мимо спящих товарищей, развернулся и двинулся обратно. Татрасасипа должен был стоять или сидеть вон там, рядом с горчащим из ветки пучком травы. Однако часового не видать.
Либо этот тупица вопреки уставу расположился среди товарищей и заснул, либо, что более вероятно, он в потемках перепутал свое место с каким-нибудь другим. Ночью, да в такой дождь, легко не заметить в зарослях пучок травы.
Сейджихаграст вернулся к злополучному пучку. Куда подевался этот ленивый сисстинп? Может, решил прогуляться да мышцы размять, поскользнулся и беззвучно рухнул в зеленую могилу? Вряд ли. Татрасасипа никогда не быть даже младшим сержантом, но он осторожен и достаточно силен.
Склонившись над краем ветви, солдат вгляделся в мрачную бездну. Если Татрасасипа и правда упал, он мог застрять недалеко, в сплетении лоз и лиан. Может быть, он, еле шевеля хвостом, обморочным голосом зовет на помощь, а его фонарь разбился при падении.
Нужно организовать поиски. Слишком легко в этих зарослях потеряться, слишком велик риск наткнуться в потемках на смертельно опасное растение или животное.
Он позвал Татрасасипу, не слишком громко, чтобы не разбудить графа Каавакса. Мысль о том, что его товарищ мог подвергнуться нападению, не возникла, настолько Сейджихаграст был уверен, что отборный а-аннский солдат в любых обстоятельствах успеет сделать по крайней мере пару выстрелов и тем самым поднимет тревогу.
Нет, либо он тихо-мирно спит в лагере – и в этом случае Сейджихаграст с огромным трудом удержится от соблазна пристрелить его собственноручно, либо с ним произошел несчастный случай. Не увидев изъяна в своих рассуждениях, солдат решил обойти лагерь…
Как и следовало ожидать, с ним тоже произошел «несчастный случай».
Впереди возник некто огромный, темный, закрыв собой не только дорогу, но и поле зрения. Стоя на задних лапах, Саалахан сверху хмуро смотрел на солдата. В лунном свете поблескивали острые клыки.
Глазные щели Сейджихаграста резко расширились, он вскинул ружье, но… недостаточно быстро. Сойдясь вместе, четыре мощные лапы раскололи его череп, точно яйцо. Обезглавленное тело рухнуло на ветвь.
Пренебрежительно фыркнув, Саалахан опустился на все шесть лап.
– Ну, как?
– Все спокойно. – Бесстрашно вися над двадцатиметровым обрывом, Туватем вглядывалась в спящих. Тридцать шесть вонзенных в дерево крепких когтей гарантировали, что она не свалится.
– Видишь? – Саалахан взмахнул окровавленной лапой. – Каждую ночь мы будем убивать одного-двух, и очень скоро все окажутся мертвы. Тогда мы сможем вернуться в Дом-дерево.
Без малейших усилий подхватив труп, он шагнул к краю ветви и сбросил Сейджихаграста. Мертвой хваткой – в буквальном смысле этих слов – держа ружье, солдат полетел вслед за своим товарищем, и лес поглотил обоих.
Саалахан посмотрел на небо:
– Скоро поднимется солнце и станет светло. Хватит крови для одной ночи. Завтра мы убьем других нелюдей. – И, в сопровождении младших сородичей, большой фуркот углубился в заросли в поисках места, где можно поспать. – Ни к чему торопиться.
Глава восемнадцатая
Мертвенно-бледный сержант стоял перед четырьмя уцелевшими подчиненными.
– Никто ничего не видел? Никто ничего не слышал? – Его горящий взгляд остановился на рядовом Хосрессаше. – Ты! Ты последним стоял на посту. Ничего необычного не заметил?
К чести перепуганного до смерти солдата он ответил не запинаясь:
– Нет, почтенный. Я видел только дождь и мелкую светящуюся живность. Как и тот, кто стоял на часах передо мной.
Справа от него солдат сделал жест, означающий подтверждение первой степени.
– Неужели никто не пытался выяснить, куда девался Татрасасипа? – пробормотал сержант.
– Вероятно, это сделал Сейджихаграст, почтенный.
Рядовой Хосрессаш скорбел о потере двух товарищей, но отнюдь не желал брать вину за их смерть на себя. Такая самоотверженность была не в обычаях а-аннов.
Какая судьба постигла пропавших солдат, остальные могли лишь догадываться. И от пленников не было никакой помощи; на все вопросы разозленных рептилоидов они отвечали лишь тупой миной на плоской гладкокожей физиономии.
Воздух наполнился гулом; дневные обитатели леса сменяли ночных. Их голоса Тил и детям казались музыкой, у Флинкса не вызывали никаких чувств, а графу Кааваксу и его бойцам резали уши. Желто-зеленый свет восходящего в тумане солнца раздражал а-аннам глаза. И эта проклятая жара – кажется, что скоро рептилоиды сварятся заживо в своих костюмах. Тем не менее рядовые дисциплинированно ждали, когда граф и сержант примут решение.
– Их кто-то выкрал. – Взгляд Каавакса блуждал по пробуждающемуся лесу. – Надо полагать, мы так и не узнаем, кто именно. Ясно одно: охрану лагеря надо организовать по-другому.
Сержант ответил жестом, выражающим согласие третьей степени и одновременно огорчение.
– У нас слишком мало солдат, чтобы выставлять часовых на удалении от бивуака, – рассуждал граф. – Будем держаться вместе: половина отряда спит, половина бодрствует.
Взгляд графа безостановочно шарил по зарослям в поисках противника, облик которого он даже примерно не мог себе представить. Возможно, это самое худшее – не знать, как выглядит враг, подумал Каавакс.
Внезапно он насторожился:
– Что-то изменилось. Лес сегодня не такой, как вчера.
– Вряд ли наш враг – лес, достопочтенный, – возразил сержант. – Скорее всего, мы потеряли наших товарищей случайно.
– У нас нет веских доводов в пользу того или другого предположения, – заявил граф. – В любом случае, необходимо принять дополнительные меры предосторожности. – Он перевел взгляд на людей.
Флинкс постарался сохранить бесстрастное выражение лица. Посмотрев на Тил, он утвердился в своей догадке. Еще до появления а-аннов он ждал помощи от фуркотов, однако они почему-то мешкали. А минувшей ночью он снова уловил их чувства. И еще он заметил два эмоциональных всплеска, один за другим, – когда погибали часовые. То, что они не были людьми, значения не имело. Доступный Флинксу эмоциональный спектр не зависел от расовой принадлежности.
Кроме того, смерть всегда имеет свой собственный, ни на что не похожий эмоциональный рисунок.
А-анны ничего не знали о фуркотах, и Флинкс не собирался просвещать их на этот счет. Однако его занимал вопрос, что осталось бы от самоуверенности графа Каа-вакса, если бы он узнал, что ночью в лагерь наведались не безмозглые ночные хищники, а разумные симбионты. Спасение еще не пришло, но сейчас Флинкс чувствовал себя увереннее. Главное – не показывать этого. Нужно предупредить Тил, чтобы ночью была настороже. С точки зрения Каавакса, опасность угрожает людям в той же степени, что и а-аннам. Значит, нужно вести себя соответственно. Иначе у него могут возникнуть подозрения, не сулящие пленникам ничего хорошего.
Пока граф опасается только диких хищников, но он отнюдь не глуп. Интересно, каков предел этого здравомыслия, подумал Флинкс? Не мешало бы выяснить.
– У тебя осталось пятеро солдат, уважаемый граф. Может, стоит признать, что дельце не выгорело, и отпустить нас? Насколько я знаю а-аннов, тебе нелегко принять такое решение. Но существуют же прецеденты.
– Однако я не увеличу их числа, – тут же ответил Каавакс. – Пока я жив и способен держать оружие, мы с тобой продолжим путь вместе.
Ничего другого Флинкс от а-аннского дворянина и не ожидал, но попытаться стоило. Что ж, юноша хотел не только обрести свободу, но и предотвратить гибель оставшихся а-аннов. Теперь совесть Флинкса чиста и граф должен пенять на себя.
– В путь, – распорядился граф.
Сержант сделал жест согласия третьей степени и свистом поднял солдат. Двое встали впереди, двое сзади, и заметно сократившийся отряд зашагал по ветви.
Флинкс то и дело поглядывал на сержанта, который взялся нести мешок с Пип, чтобы в опасный момент ничто не отвлекало рядовых. Летучий змей может выдержать без еды несколько суток, но его уже пора кормить, иначе он быстро начнет терять силы. Существовало и другое решение проблемы – выпустить его из мешка.
Пока Пип экономила энергию – аласпинский карликовый дракон умел это делать, иначе бы он не выдержал и дня без пищи из-за своего феноменального метаболизма. По крайней мере, сейчас ему не приходилось тратить энергию на полет.
Пленники и их конвоиры прошагали около часа, когда один солдат вдруг засвистел-заскрежетал и открыл ураганный огонь по зарослям, рубя ветки и лианы, сшибая плоды и цветы и разнося в клочья все, что двигалось.
Захлестнутый волной безумия, маниакально сверкая глазами, он со сверхъестественной ловкостью перепрыгивал с ветви на ветвь, заглядывал во все дупла и трещины. Стрельба прекратилась только когда в магазине ружья кончились заряды. Не обращая внимания на призывы других солдат и команды разъяренного сержанта, он перезарядил ружье и возобновил оргию бессмысленного разрушения.
– Рядовой Хосрессаш, немедленно вернись в строй! – беспомощно взывал сержант. – Во имя Империи!
Тщетно. Обезумевший Хосрессаш продолжал крушить все, что казалось враждебным его воспаленному мозгу.
Пока а-анны пытались усмирить взбесившегося товарища, Флинкс прошептал Тил:
– Еще на одного меньше. Если и это не убедит Каа-вакса, то… Эй, что с тобой?
Тил не ответила, в ее эмоциях преобладал животный страх. Призвав на помощь свой Дар, Флинкс не почувствовал присутствия фуркотов. Видимо, они ушли далеко вперед или сильно отстали.
А может, что-то спугнуло их.
Он подумал о Мумадиме, храбром не по годам, о Саалахане, непоколебимом как скала. Интересно, что же могло напугать их? И тут он сообразил.
Может быть, ополоумевший рядовой стрелял вовсе не в «молоко».
Сержант продолжал выкрикивать замысловатые проклятия. Не обращая на него внимания, сумасшедший проделал в завесе из переплетенных ветвей дыру, пригнулся и бросился в нее.
В то же мгновенье над ним развернулось в падении нечто похожее издали на пожарную кишку и туго обвило солдата. Дикий крик Хосрессаша оборвался, когда кольца разрезали несчастного на десяток ломтей. Кровь брызнула во все стороны. Поражала не только свирепость и сила неведомой твари, но и ее потрясающая быстрота. У бедняги Хосрессаша не было ни единого шанса. Какой же силой должны обладать эти кольца, чтобы в мгновенье ока искромсать тело взрослого а-анна?
Держась за ветку четырьмя многосуставчатыми ногами, сверху на свою жертву взирал почти сливающийся с фоном зверь. Даже когда Тил, словно очнувшись, показала на него Флинксу, юноше понадобилось напрячь глаза, чтобы разглядеть хищника. Подхваченные смертоносным хвостом, куски тела Хосрессаша медленно поднимались вверх. Рука рядового сжимала изуродованное чудовищной силой ружье.
Два щупальца, подлиннее и потоньше «пожарной кишки», каждое заканчивалось блестящим когтем. Один коготь пробил череп солдата точно между глаз, другой вонзился в спину. Теперь Флинкс отчетливо разглядел три ярких кроваво-красных глаза, рассматривающих добычу.
Один из товарищей убитого солдата опустился на колени, тщательно прицелился и начал поливать зверя огнем. Сержант велел ему прекратить, но тот не подчинился. Выругавшись, сержант вскинул свое оружие и тоже открыл огонь. Почти сразу к ним присоединились остальные а-анны.
Несколько выстрелов угодили в цель, и зверь испустил хриплый рев. Его тело задергалось, ноги отпустили ветку. Угрожающе рыча, он скользнул вниз и попытался спрятаться в густых зарослях, унося с собой голову и торс незадачливого Хосрессаша.
Точный выстрел сержанта угодил ему в висок. Чудовище содрогнулось и отпустило лиану, за которую успело схватиться. Зверь пролетел метров десять, наткнулся на толстый сук, отскочил от него и упал в куст, покрытый широкими листьями.
Когда солдаты добрались до зловонного тела, могучее щупальце все еще сдавливало, агонизируя, останки их товарища. Сержант подошел поближе, тщательно осмотрел чудовище и вернулся к графу Кааваксу с докладом.
– Хосрессаш принял страшную смерть, достопочтенный. – Он обернулся и посмотрел на мертвого хищника и куски разделанной им добычи. – Солдат как будто угодил под дисковую пилу. Надеюсь, он умер от болевого шока, а не от потери крови или удушья.
Граф Каавакс окинул взглядом остатки своего отборного войска. Сказанное Флинксом не давало ему покоя; до стоянки шаттла еще так далеко! Если солдаты будут гибнуть в том же темпе, отряд не пройдет и половину пути.
Что ж, надо сделать так, чтобы за все новые потери отвечал сержант.
– Сержант, в данных обстоятельствах на первый план выходят требования целесообразности. В полевых условиях ты опытнее меня. Хочу послушать, что ты посоветуешь.
Усталый и донельзя обозленный сержант ответил без колебаний:
– Нас теперь всего пятеро, чтобы охранять четверых, да еще отбиваться от хищников. Совершенно ясно, что женщина, – он указал на Тил, – не может спасти нас от беды, на которую мы нарываемся сами, как произошло с Хосрессашем. Нет проку от нее и ночью, поскольку ночью она спит. Отсюда следует, достопочтенный граф, что для нас она бесполезна, как и ее отпрыски. По сути дела, они обуза. Ликвидировав их, мы сможем сосредоточиться на охране человека, за которым, собственно говоря, и прибыла сюда наша многострадальная экспедиция.
Флинкс подскочил к графу:
– Мы же договорились!
– Наш договор аннулируется в связи с новыми обстоятельствами, которым я вынужден подчиниться, – безжалостно ответил Каавакс.
– Убьешь их – и тебе никогда не завладеть «Учителем»!
– Возможно, – кивнул граф. – Однако я не завладею им и в том случае, если погибну на этой гнусной планете, сис-сфинт! Нет уж, я предпочитаю уцелеть и довериться нашим передовым методам принуждения.
– Тогда просто отпусти их, – взмолился Флинкс. – Ну чем опасна для тебя слабая женщина и двое детей?
Каавакс окинул Тил и детей холодным взглядом желтых глаз.
– В этом мире все опасно… Предпочитаю не рисковать. – Повернувшись к сержанту, он сделал жест согласия четвертой степени: – Мне надоело смотреть, как гибнут только а-анны. Командуй, сержант.
Сержант сделал знак ближайшему солдату. Только что ставший свидетелем ужасной гибели товарища, этот а-анн был не расположен оспаривать подобные приказы, тем более что никакого сочувствия к этим грязным, вонючим и мокрым людям он не испытывал. Рядовой шагнул вперед и прицелился в Тил.
Уловив отчаяние хозяина, Пип забилась в мешке. Флинкс рванулся к графу Кааваксу, но тот вскинул пистолет:
– Только без глупостей!
– Убьешь меня – ни с чем останешься, – напомнил Флинкс.
– Я не собираюсь убивать. Это парализатор. Если мне придется выстрелить, ты пожалеешь о том, что не умер.
Раздались громкие рыдания, и Кисс упала на колени перед а-аннским солдатом. Двелл метнулся к матери, загородил ее собой.
– Пожалуйста, не трогайте мою мать! Убейте меня, если хотите, но отпустите ее!
– Почти как а-анны. – Сержант сделал жест одобрения. – Не волнуйся, малыш, твоя просьба будет выполнена. – Он посмотрел на замершего в ожидании солдата. – Пусть будет так, как решило отважное дитя мужского пола. Мальчишка умрет первым. Постарайся, чтобы он не мучился.
Плачущая Кисс обхватила солдата за ноги, но он словно не заметил этого. У Флинкса появилась идея вырвать у него ружье, но он сразу сообразил, что из этого ничего не получится. Каавакс не сводил с него глаз.
Внезапно раздался испуганный крик – другой солдат заметил какое-то движение над головой. Флинкс вздрогнул, но тут же успокоился – Тил больше не боялась. Как и все остальные, он посмотрел вверх.
Проскальзывая между ветвями и листьями, оттуда спускалось нечто, похожее на рой грибов с тонкими воронкообразными шляпками. Каждую шляпку окружало кольцо крошечных шариков. Вряд ли это было нападение – слишком уж медленно все происходило.
– Успокойся, Масмарулиал, – приказал сержант солдату, который поднял тревогу. – Что тут такого? В растительном мире все когда-нибудь летит сверху вниз – семена и листья, веточки и шелуха. Просто отойди в сторону.
– Да, почтенный, – смущенно пробормотал солдат.
Отступив от ближайшей коричневой воронки, он следил затем, как гриб по спирали плавно опускается к ветке.
Ему, конечно, и в голову не приходило, что тепло его тела способно привести в действие эту живую мину.
Никто не успел и глазом моргнуть, как крошечные шарики на верхнем краю воронки увеличились в четыре раза и дружно лопнули. От неожиданности солдат сделал то, чего нельзя было делать, – резко вдохнул. Вертикальные зрачки расширились до того, что стали почти квадратными, глаза полезли из орбит, из ноздрей потекло, и а-анн чихнул с такой силой, что выронил ружье. Оно упало на ветку, но не свалилось с нее.
Все в изумлении смотрели на несчастного, который корчился на ветке, неудержимо чихая. По примеру Тил Флинкс снова закрыл руками нос и рот.
Отвлеченные происшествием, а-анны не заметили, что рыдания Кисс подозрительно быстро смолкли. Никто не обратил внимания и на то, что девочка достала из кармана плаща костяную иглу десятисантиметровой длины. Демонстрируя великолепные рефлексы и отточенные навыки, она размахнулась и вонзила иглу между ног солдату, за которого только что цеплялась.
Солдат взвизгнул, словно ребенок, выронил ружье и ухватился за раненое место. В то же мгновенье Двелл прыгнул на солдата, обхватил левой рукой за шею, ногами – за талию, и принялся ножом резать веревку, которая удерживала мешок с Пип на спине а-анна. Между тем, приближаясь к людям и рептилоидам, взорвалось еще несколько «грибов». Беспомощно чихая, не в силах оторваться друг от друга, мальчик и солдат рухнули на ветку.
Флинкс закрыл глаза, чтобы в них не попали едкие споры. В этот момент он мечтал лишь об одном – глотнуть чистого воздуха. Он был уверен, что лицо у него посинело от удушья.
Оставив костяную иглу в ране, девочка с развевающимися черными волосами подбежала к краю ветви и… прыгнула вниз, в пустоту. Заходящийся кашлем Двелл оторвался наконец от солдата, напоследок сдернув с его спины мешок с Пип, швырнул его перед собой и сам прыгнул следом за сестрой.
Потрясенный увиденным, Флинкс подошел к краю ветви. Больше терпеть невозможно, сейчас он вдохнет. Но едва он открыл рот, как получил сильный удар в спину. Отчаянно балансируя над пропастью, он успел оглянуться – оказывается, это Тил его толкнула. И, что самое поразительное, она смотрела ласково, успокаивающе.
В следующий миг Флинкс почувствовал, что падает.
Казалось, прошла вечность, прежде чем он ударился обо что-то мягкое и податливое. Отлетев в сторону, перевернулся на четвереньки, поднял голову и увидел Двелла. Усмехаясь, мальчик глядел на Флинкса сверху вниз, с его плеча свисал знакомый мешок.
– Теперь можешь дышать. – Он махнул рукой вверх. – Все споры хэка остались там.
Понимающе кивнув, Флинкс наполнил легкие сырым воздухом. Какое блаженство! Отдышавшись, он встал и увидел улыбающуюся Тил. Растерянно улыбнулся в ответ и посмотрел вверх. Они пролетели немалое расстояние – преследователей не видно и не слышно.
Сзади Флинкса похлопали по плечу. Он обернулся – мальчик протягивал мешок.
– Вот твое животное. Я знаю, ты не бросил бы его.
Флинкс взял мешок и попытался найти слова, чтобы выразить свою благодарность:
– Ты храбрец, Двелл. Так прыгнуть на а-анна…
Десятилетний мальчик пожал плечами:
– Я же знал, как действуют споры хэка, а он – нет.
Флинкс улыбнулся и развязал мешок. Вскоре пленница получила свободу, расправила радужные крылья и взмыла. Описав три круга над людьми, Пип опустилась на плечо Флинкса. Раздвоенный язычок ласково лизнул хозяйскую щеку.
– Нужно срочно ее накормить, – сказал Флинкс. – Думаю, это будет нетрудно – она всеядная… То есть не очень привередлива в еде.
Подойдя с застенчивым видом – теперь Флинкс никак не мог принять его за чистую монету, помня о расправе над а-аннским солдатом, – Кисс протянула горсть орехов, которые достала из другого кармана плаща. Ядрышки были ярко-розовые, ребристые. Пип без колебаний проглотила орехи один за другим.
– Спасибо, – сказал Флинкс девочке.
Она улыбнулась в ответ, и он почувствовал ее смущение – оно было подлинным. А еще он почувствовал, что нравится ей.
Он снова прислушался – вдали как будто еще раздаются резкие, отрывистые звуки.
– Сколько им еще чихать?
– Мы сбежали до того, как все споры вырвались наружу. Если нелюди еще там, они еще долго не придут в себя.
Кисс прижала пальчиком нижнюю губу:
– Нелюди не слишком умные.
– Уж конечно, они глупее тебя, – сказал восхищенный Флинкс. – Как здорово ты разыграла сценку с солдатом! Кто тебя этому научил?
Зеленые глаза – не такие уж невинные – посмотрели на него:
– Мама, папа, дядя Зил и шаман Пондер.
