Текст книги "Новый круг Лавкрафта"
Автор книги: Алан Дин Фостер
Соавторы: Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Лин Спрэг Картер,Карл Эдвард Вагнер,Томас Лиготти,Роджер Джонсон,Дэвид Саттон,Джеймс Уэйд,Гари Майерс,Г. Лоукрафт,Роберт Прайс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)
Я хотел было предостеречь моего спутника, дабы тот не питал пустых надежд, но Эштон уже направлялся в дальний угол того, что ранее могло быть залом для торжественных приемов. Оттуда наверх, к остаткам верхних комнат, вела широкая лестница.
Эштон опустился на одно колено рядом с прогоревшими ступенями и внимательно оглядывал каменный пол, разгребая руками мусор. Я осторожно протиснулся мимо оборванных остатков роскошной обшивки, некогда украшавшей эти стены.
– Здесь, это должно быть где-то здесь, – пробормотал Эштон, но мне показалось, что он скорее пытается успокоить себя, чем и впрямь надеется на успех. Мне кажется, я помню…
Тут он осекся – ибо его пальцы нащупали нечто, что Эштон искал. Под лестницей на каменной плите лежало огромное железное кольцо. Мой спутник ухватился за него обеими руками. Поднявшись, он изо всех сил потянул его на себя. Тяжелый люк медленно поднялся, и я шагнул вперед, чтобы помочь другу. В следующий миг мы оба расчихались, задыхаясь от поднявшейся из дыры в полу пыли – и невыносимого смрада. Словно бы одержимый некоей чуждой силой, Эштон рванул и откинул крышку – и тут же отскочил прочь, зажимая нос и рот обеими руками.
Через несколько минут мы оправились от потрясения и уставились в совершеннейшую черноту, которую Эштон тщетно пытался рассеять с помощью мощного фонарика, заблаговременно прихваченного им с собой. Направив его луч отвесно вниз, мой спутник осветил узкие ступени, уводившие в неведомые глубины под руинами. Что бы он ни искал – а он явно намеревался не оставлять поисков, пока не исследует подвал – это что-то совершенно точно могло избежать пожара, уничтожившего остальные сооружения усадьбы, и сохраниться внизу. Толстый каменный пол уберег бы содержимое подвала даже от смертоносного дыхания пламени.
Однако, несмотря на всю свою прежнюю решимость во что бы то ни стало отыскать книгу, Эштон стоял и мялся, явно не желая спускаться вниз.
– А что конкретно тебе нужно в той книге? Ну, той, что ждет тебя внизу? – спросил я – и тут же вздрогнул, прислушиваясь к странно исказившему мои слова эху, тут же загулявшему между стенами.
– Ключ к тайнам, которые я пытался раскрыть все эти годы, – хриплым шепотом отозвался мой друг. – Сколь я себя помню, мне всегда говорили, что у семейства Тревалленов есть свой, особенный долг. Кое-что мне рассказала матушка: видно, она предчувствовала, что недалеко то время, когда местные решатся напасть в открытую – те ненавидели и очень боялись нас. Она часто повторяла: если с нами что-нибудь случится – ищи внизу.
– Тогда давай спустимся и все осмотрим.
Все еще во власти сомнений, Эштон вздохнул, но в конце концов кивнул и осторожно опустился в зияющее отверстие, направляя свет фонарика вниз, чтобы светить себе под ноги и видеть, куда ступает.
Лестница оказалась длиннее, чем я предполагал и, видимо, уводила глубоко под фундамент дома. Прошло целых пять минут, прежде чем до меня донесся голос Эштона – тот кричал, что можно спускаться следом. И тут же посветил фонариком на ступени.
Очень осторожно я пролез в отверстие и принялся, ощупывая землю ногой, спускаться вниз. Приходилось то и дело хвататься за стену, которая становилась все более скользкой и липкой на ощупь. Ко времени, как я дошел до каменного пола подвала, руки мои перепачкались в отвратительной зеленой плесени, а в нос, казалось, навеки забился странноватый затхлый запашок – в нем смешивались смрад разложения и острая химическая вонь, источник которой я никак не мог определить.
Я осторожно выпрямился, опасаясь упереться макушкой в потолок, однако ж ничего подобного не случилось: мы стояли в туннеле с высоким потолком, который уходил направо и налево в теряющуюся в кромешной темноте даль.
Мой спутник направил луч фонаря на истекающие влагой стены, и мы, аккуратно нащупывая путь, двинулись прочь от ступеней. Пятно света выхватывало то один, то другой участок грубо вытесанной каменной стены. Время от времени на глаза попадались металлические скобы. В одной такой еще оставался огарок большой свечи – похоже, место и впрямь было старинным и насчитывало не одну сотню лет истории, ибо подобные светильники вышли из употребления давным-давно. Я не имел никаких сведений о времени закладки здания, в подвале которого мы находились, но, судя по тому, что сейчас открывалось моим глазам, его построили четыре, а то и все пять столетий назад. Более того, у меня были основания полагать, что усадьбу построили на месте прежнего, более древнего строения, а ход в камне вырубили не менее двух тысяч лет назад.
Через некоторое время мы обнаружили узкое ответвление от основного хода – этот коридорчик уходил направо, однако, сколько ни светили мы туда фонариком, ничего в темноте не увидели. Кроме того, туннель выглядел излишне узким для обычного подземного хода. Он предназначался для чего угодно, но только не для того, чтобы через него протискивались люди.
Где-то через тридцать ярдов стены туннеля неожиданно раздвинулись, и мы вышли в огромный зал, стены которого терялись в темноте и едва ли высвечивались даже мощным лучом эштоновского фонарика.
На каменном полу тут и там стояли полусгнившие деревянные ящики. На некоторых еще сохранились металлические ленты оковки – впрочем, железные полосы единственно и сохранились, ибо дерево уступило натиску времени и почти полностью раскрошилось.
Эштон лишь мельком взглянул на ящики. То, что он искал, явно находилось не в них. И вдруг я услышал его приглушенный вскрик – луч фонаря нащупал что-то у дальней стены. В следующее мгновение он бросился вперед, распинывая попадающиеся под ноги деревяшки. Я поспешил следом.
Из стены выступала широкая, не менее трех футов в ширину каменная полка, а на ней стоял металлический ларец, на крышке которого ясно виднелись отвратительные на вид иероглифы. Вручив мне фонарь и попросив светить на ларчик, Эштон резко потянул за крышку – и обнаружил, что она накрепко заперта.
– Найди что-нибудь, чтобы вскрыть ящик, – резко скомандовал он мне.
Шаря лучиком фонаря по полу, я вскоре высмотрел короткую металлическую палку, которую явно использовали для вскрытия ящиков. Эштон нетерпеливо выхватил ее у меня и свирепо затыкал железякой под крышку, налегая на свое орудие изо всех сил. Металл ржаво заскрипел, крышка поддалась и с резким грохотом отлетела в сторону, гулко врезавшись в стену. Отбросив ставшую ненужной палку, Эштон погрузил руки в ларец и извлек оттуда объемистый том. Когда мой друг поднес книгу к свету, я увидел, что лицо его вспыхнуло странной радостью. А потом Эштон издал торжествующий вопль, эхо которого долго гуляло по подземному залу.
– Что это? – изумленно спросил я.
Мой голос дрогнул – но не от радости, как можно подумать, а потому что в тот же миг подземный покой исполнился странной, зловещей тишиной. Самые стены, казалось, излучали угрозу, и я готов был поклясться, что в подземном ходе, которым мы сюда пришли, что-то такое послышалось – словно бы в ответ на внезапный вопль Эштона. Звук был еле слышным, но от этого не менее жутким. С ног до головы меня пронизал безымянный ужас, и я с трудом подавил внезапное желание развернуться и побежать со всех ног – прочь, прочь из подземного зала, хранящего страшные секреты прошлого.
Эштон тоже услышал звук – ибо он тут же поднял голову от страниц книги, которую до того жадно перелистывал, посерел лицом и уставился на меня лихорадочно блестевшими в свете факела глазами.
Я лишь молча кивнул в ответ. Не знаю, что мой друг подумал об услышанном, но мне лично показалось, что это звук волочащегося по камням огромного склизкого тела – словно отягощенная собственной тушей тварь медленно утягивала себя прочь. Во всяком случае, мерзостное шуршание вскоре стихло.
В погребальном молчании подземного зала звук этот казался особенно четким. Если бы он, напротив, приближался, а не удалялся, мы бы оказались запертыми в смертельной ловушке. Стоя друг напротив друга и дико таращась, мы отчаянно пытались отыскать хоть какое-то естественное объяснение отвратительному шуму – и одновременно в ужасе прислушивались, не повторится ли он вдалеке. В конце концов Эштон несколько ожил, молча положил мне руку на локоть и взглядом показал – мол, пойдем в туннель, пора отсюда убираться.
Засунув старинный фолиант под мышку, он торопливо шагал следом за мной, а я освещал наш путь фонариком. Страх оказаться навеки замурованными в глубоком подземном ходе едва не пересилил осторожность: мы так спешили, что то и дело оскальзывались на предательски неровном полу туннеля и остановились передохнуть лишь на измазанных селитрой ступенях ведущей наружу лестницы. От этого места туннель тянулся в сторону, противоположную той, откуда мы пришли, и я направил в него луч света, тщетно пытаясь отыскать фонариком хотя бы намек на то, что же произвело тот изрядно напугавший нас звук – хотя, безусловно, что бы это ни было, оно наверняка уже уползло далеко прочь.
Дрожащим, срывающимся на хриплый шепот голосом я поинтересовался:
– А ты хоть знаешь, куда ведет подземный ход?
– Он уходит под вересковые пустоши. Во всяком случае, так мне кажется, – прошептал в ответ Эштон. – А где у него выход, я понятия не имею. И как-то не горю желанием узнать…
И он боязливо покосился на темное жерло туннеля, в котором фонарик высвечивал лишь игру теней.
– Пойдем отсюда. Я нашел, что искал.
Шаг за шагом, мы преодолели склизкую лестницу и выбрались наконец на поверхность, не позабыв прихлопнуть тяжелый люк.
От обгорелых развалин мы быстро зашагали прочь через рощу, а потом и по заросшей тропке через вересковые поля.
В свете яркого полуденного солнца нам наконец-то удалось хорошо разглядеть находку Эштона. Определить время написания книги не представлялось возможным – однако сам вид пожелтевших страниц свидетельствовал о почтенном возрасте фолианта. Чернила в некоторых местах выцвели от времени, и строки зачастую не читались, однако языком этих исписанных летящим, тонким почерком страниц и впрямь был староанглийский – как и предупреждал меня Эштон.
Когда мой спутник перевернул очередную страницу, из книги что-то выпало и спланировало на пол. Подняв упавший предмет, Эштон некоторое время вертел его в руках, а потом положил на стол. Перед нами лежало нечто не столь древнее, как книга, – листок обычной бумаги, наскоро свернутый, словно кто-то решил в спешке нацарапать письмо и приткнуть его меж страниц книжки. Глядя Эштону через плечо, я прочел записку от начала и до конца с нарастающим чувством ужаса и крайнего изумления:
«Мой Дорогой Сын!
Если это письмо попало к тебе в руки, значит, твой отец и я уже покинули пределы нашего мира. Ты уже посвящен в темную тайну нашего семейного наследия и знаешь об обязательствах, возложенных на наш род столетия назад. Известно тебе и то, что на протяжении сотен лет мы неукоснительно исполняли наш долг, не позволяя прерваться родовой традиции. Однако все указывает на то, что близятся тяжкие времена. Слишком многие обстоятельства обратились против нас, а живущие рядом с нами люди смертельно боятся того, что не могут понять. Я опасаюсь, что они замышляют истребить семейство Тревалленов.
Что бы ни случилось, я заклинаю тебя слушаться моих наставлений. Поверь – я не желала твоему отцу и тебе столь ужасной судьбы. Однако моя собственная жизнь обернулась непрекращающимся кошмаром, и самое мое посмертие зависит от того, как ты поступишь. Древним невозможно противостоять. Им необходимо приносить жертвы – ибо за то, что мы от Них получаем, нужно платить. Мы, смотрители и хранители Маяка Дарк-Пойнт, – одни из первейших служителей Древних на Земле, и мы несем нашу миссию все то время, пока они спят, эон за эоном, и не настанет время их пробуждения.
Ежели ты не желаешь разделить со мной мою ужасную судьбу, прислушайся к моим словам. В книге содержатся две формулы. Одна – для зенита, и она открывает путь Тем, кто Ждет Снаружи. Другая – для надира. Используй только вторую – и то, только тогда, когда Капелла встанет непосредственно под звездой Северного полюса. А самое главное, не поддавайся страху перед тем, что находится под фундаментом усадьбы.
Твоя любящая матушка».
Ну и как это все надлежало понимать?.. Письмо изобиловало намеками на странные знаки и предвестия беды и ужаса, однако данные в нем инструкции оказались сущей белибердой. Нет, понятно, что под «Древними» подразумевались те самые спящие существа, о которых Эштон давеча столько много распространялся. Однако о чем шла речь в последнем предложении? О том, что не надо бояться того, что скрывается под особняком?
Весь долгий вечер мы с Эштоном ломали голову над письмом. Некоторые моменты представлялись совершенно очевидными. Маяк Дарк-Пойнт явно соотносился со старинной заброшенной башней на скалистом мысу; кроме того, Эштон с готовностью согласился с тем, что «Древние» – это те самые невообразимо старые боги, коих почитали задолго до возникновения христианства и любой другой религии, исповедуемой нынешними людьми.
За разговором Эштон пришел в сильное возбуждение, и за каждым его словом теперь чувствовалась немая просьба: скорее, скорее, мой друг, переведи мне со староанглийского эту книгу! Наконец он приступил ко мне с этим открыто: перевод, настаивал он, абсолютно необходим – в противном случае он даже не берется предсказывать последствия, которые грозят катастрофой. Не приходилось сомневаться в том, что содержание письма глубоко взволновало беднягу, и судя по тому, как он мерил шагами комнату и поглядывал в окно, Эштон не исключал возможности, что обитатели деревни придут и сожгут его обиталище, как они до того сожгли усадьбу.
Разговор постепенно принимал все более фантастический оборот, и я понял, что сумею оказать помощь лишь в случае, если получу ответы на целый полк вопросов, давно осаждавших мой разум. Постепенно мне удалось успокоить моего друга и привести его в состояние, более приличествовавшее для размеренной беседы.
Сообразить, что к чему в рассказе Эштона, оказалось до крайности затруднительно: приятель прыгал от одной темы и исторической эпохи к другой. Однако из всего сказанного мне удалось уяснить, что Эштон пребывает в твердом убеждении: изо всех семейств, поддерживающих тайный культ Древних, Треваллены – одно из стариннейших. Они располагали знаниями, передаваемыми в неприкосновенности из поколения в поколение с незапамятных времен, сохраняя сведения о скрытых местах, прилегающих и сообщающихся с иными измерениями, в которых обитали лишь ужас и безумие.
Эштон безусловно полагал, что Маяк Дарк-Пойнта – одно из таких мест. Похоже, эту веру он всосал еще с молоком матери, а та получила ее от бесчисленных поколений своих предков. Однако мой друг не знал, как и когда его родичи по материнской линии стали хранителями башни. Еще он также недоумевал, что имела в виду его родительница, упоминая о некоем предмете – или существе? – что находилось в подвале усадьбы. Однако Эштон предполагал, что тайна откроется, если удастся расшифровать жуткие секреты книги, ныне лежавшей перед нами на столе.
Хотя у нас со времени завтрака и крошки во рту не побывало, мы даже не думали о пище. Изначально владевшее Эштоном возбуждение переросло в лихорадочную спешку. Соотнесясь с астрономическим календарем, мы вычислили, что Капелла встанет под Полярной звездой через три дня. И теперь ничего не оставалось, кроме как приложить все усилия к дешифровке написанной по-староанглийски книги, в частности, чтобы отыскать две заветные формулы, упомянутые в письме покойной матушки Эштона.
Книга, как я уже говорил, отличалась толщиной, а почерк зачастую оказывался неразборчивым, однако мы стоически листали ее до самых сумерек. И хотя писано все это было обычным раннесаксонским уставным почерком, который прежде неоднократно попадался мне в старинных манускриптах, время от времени я чувствовал инстинктивное отвращение к древним буквам, которые тщательно переводил, а потом зачитывал Эштону, который старательно записывал каждое мое слово.
Слегка заостренная форма букв свидетельствовала, что книга писана в третьем или же четвертом веке после Рождества Христова, во времена, когда христианство еще не стало господствующей религией, а древние верования бытовали повсюду и то и дело прорывались ужасающими эксцессами сквозь тонкую, только нарастающую кожу цивилизации…
История, что рассказывала книга, во многом подтверждала сведения, которые я уже успел получить от Эштона. Однако если его разыскания лишь чуть поскребли почву над вечной мерзлотой ужаса, таившегося под обыденностью и кажущейся размеренностью жизни этого крохотного уголка Корнуолла, то это повествование разукрасило ее, как клумбу, тысячью преотвратительных деталей, открыв наши отдернувшиеся в ужасе умы бесконечным и чуждым ландшафтам времени и пространства, созерцанию которых всячески сопротивлялись наши рассудки.
В книге рассказывалось о бесконечно далеких эпохах, предшествовавших первым, сотворенным из беспомощной глины, городам человечества; о чудовищах, населявших черные, не заполненные животворящей материей межзвездные пространства; о космических сражениях, после которых Древние оказались заточены на юных, недавно созданных планетах вроде нашей Земли. Однако, как утверждал неведомый автор этих строк, заточение еще не означало смерти великих богов. Нескончаемой чередой тянулись годы, миллионы лет, на лице земли сменяли друг друга расы, лишь последняя из которых была человеческой, – а боги оставались погруженными в колдовской сон, все так же пребывая в заповедных и недоступных уголках, терпеливо ожидая времени своего пробуждения.
Но это было еще не все! В книге также говорилось о других существах, о безымянных тварях, которые обитали вне обычного пространства и времени, но могли попадать в наше измерение через тайные переходы, которые могли открыть особые заклинания и ритуалы.
Ближе к концу книги почерк менялся, и более современная, пусть и столь же анонимная, рука вывела нечто вроде приложения к огромному тому. В то время как собственно буквы соответствовали более позднему, точнее, современному английскому, сами слова относились к периоду двухсотлетней давности. На этих листках речь шла о возведении Маяка в Дарк-Пойнте – похоже, тот сменил более старую каменную башню, ранее стоявшую в том месте. Из текста оставалось совершенно непонятным, строили ли маяк именно как маяк. Более того, после прочтения у нас сложилось не очень приятное впечатление, что башня использовалась в гораздо более мрачных и даже нечестивых целях. Судя по тому, как тщательно выравнивался по сторонам света фундамент и выверялся общий вид маяка, здание выстроили над одним из порталов, о которых ранее шла речь в книге. Сотни лет Треваллены оставались хранителями древнего знания и, в относительно недавние времена, значились смотрителями Маяка Дарк-Пойнт. Однако оставалось совершенно непонятным, что подразумевал подо всем этим автор этих строк – однако тот явно предполагал, что его читатель полностью осведомлен обо всех нужных деталях.
Мы так увлеклись расшифровкой книги, что не заметили, как рассвело. Целая ночь прошла над страницами – ночь, погрузившая нас в пучины ужаса и изумления. Мы читали о материях, запредельных обычному человеческому разуму, о тайных договоренностях между Древними и Тревалленами и подобных же договоренностях между этим семейством и существами, обитавшими за пределами наших времени и пространства. Неудивительно, что насмерть перепуганные селяне той ноябрьской ночью десять лет назад ворвались в усадьбу и сожгли дотла проклятый дом вместе со всеми его обитателями.
Как Треваллены сумели пережить Средние века, когда ведьмы и ведуны преследовались с особым ожесточением, я даже не могу вообразить. Однако оставалась неразгаданной одна, последняя тайна. Хотя мы тщательно просмотрели текст, строка за строкой переводя его, мы не нашли даже упоминания о двух формулах, о которых говорилось в той поспешно нацарапанной записке. Нет, конечно, в книге встречались слишком выцветшие и плохо читаемые места, однако формул под этими пятнами и потертостями точно не было! Неужели матушка Эштона ошибалась? Но это казалось слишком невероятным… Она весьма настаивала на важности формул в деле предотвращения какой-то грядущей катастрофы и не стала бы указывать место, где их следовало искать, если бы питала относительно него хоть какие-то сомнения.
Однако какие еще могли отыскаться объяснения? Повинуясь настойчивым просьбам друга, я еще раз тщательно перелистал книгу, страницу за страницей, высматривая, не выдран ли из нее лист.
И тут, долистав почти до середины, я дошел до страницы, которая по виду оказалась вдвое толще остальных. Проведя пальцем по обрезу, я обнаружил, что так и есть – два листа слиплись. Разделить их оказалось не так-то легко, принимая во внимание хрупкость древнего пергамента. В конце концов мы применили острый нож, и наши труды увенчались успехом.
Думаю, оба мы не ожидали увидеть то, что увидели. А ожидалось нечто подобное тексту всей книги – тот же почерк и старинный стиль. Пусть и устаревший, но английский язык! И каково же было наше изумление, когда нашим глазам предстало нечто совершенно иное: символы, которые при всем желании нельзя соотнести с нашим алфавитом! Да и почерк со странноватым наклоном оказался мне совершенно незнакомым. Однако даже самые мелкие буквы были тщательнейшим образом выписаны и даже обведены – для пущей определенности. Складывалось впечатление, что пишущий желал избежать каких бы то ни было недоразумений и неясностей. И все же, несмотря на чуждый вид букв, Эштон с дрожью в голосе произнес, что они ему что-то напоминают – и он, похоже, их где-то уже видел!
Однако становилось совершенно очевидно, что, хотя и времени оставалось в обрез, пытаться расшифровать загадочные формулы прямо сейчас стало бы бесполезной затеей. Оба мы измучились за ночь и сознавали, что любая ошибка – а усталость бы сделала ошибки неизбежными – привела бы к катастрофическому результату. Время подошло уже к половине девятого утра, так что Эштон на скорую руку собрал нам позавтракать, после чего мы легли спать.
Проснувшись примерно через шесть часов, я обнаружил, что Эштон уже давно встал и деловито перерывает выстроившиеся на полках книги. Когда я вошел, он мельком взглянул на меня, но даже так я сумел разглядеть темные круги у него под глазами – похоже, моему другу не удалось как следует поспать. Им владела одна мысль, его снедало одно-единственное желание – и он шел к цели, не жалея и не щадя ни тело, ни разум.
– Разгадка где-то здесь, – хрипло пробормотал он, обводя рукой стеллаж. – Я положительно уверен – здесь, в какой-то книге.
– Тогда необходимо выработать логический и методологический подход к проблеме, – важно произнес я. – В конце концов, у нас еще два дня на разрешение этого вопроса.
Большую часть томов, к счастью, просматривать не пришлось – они были написаны на латыни, арабском или греческом и потому явно не содержали разгадки таинственного шифра. И тут – уже стояло позднее утро – мой друг торжествующе вскрикнул. Я поднял глаза от пролистываемой книги – и увидел Эштона с тоненькой и весьма потрепанной книжицей в руках. Он проглядывал ее, лихорадочно переворачивая страницы. Изможденное лицо его приняло странное выражение, когда он наклонился над столом, чтобы сравнить почерк на страницах книжицы и фолианта, который мы добыли в подвале усадьбы.
Заглянув Эштону через плечо, я убедился в том, что буквы действительно выписаны похожим образом.
– Вот оно, – весь во власти страшного возбуждения, проговорил он. – Я же говорил – где-то я такое видел…
У меня не хватило смелости спросить, как называется книжка. Судя по ее виду, она относилась к самым древним из собранных в библиотеке моего друга томов.
– А ты можешь эти формулы как-то записать буквами? – осторожно поинтересовался я.
Эштон заколебался, затем кивнул:
– Да. Да, смогу. Но это не так-то просто! Видимо, здесь что-то похожее на наакальский язык, правда, есть некоторые едва различимые нюансы… однако, как бы то ни было, перевод должен быть абсолютно точен. Я не могу позволить себе ошибок – в противном случае, матушкино завещание останется невыполненным! Малейшая ошибка – и…
Он осекся и не договорил, однако я и без слов понял, что мой друг имеет в виду.
Оставив его наедине с загадочными строчками, я собрал себе поесть, а потом спросил, не позволит ли Эштон взять машину и прокатиться – по крайней мере, я хоть не буду мешаться под ногами и отвлекать от дела. После мгновенного колебания мой друг ответил согласием и передал мне ключи от авто.
Стояла все еще теплая погода, к тому же светило яркое послеполуденное солнышко. Я не стал полагаться на удачу и прихватил с собой карту округи. Перед тем как завести машину, я ее тщательно изучил – впрочем, куда ехать, решено было давно. Не случайно мне пришлось умолчать о конечной цели поездки в разговоре с Эштоном – в противном случае тот мог бы отказать мне в авто или же вступить в нудные препирательства, убеждая оставить свое намерение.
Наконец я завел машину, тронулся и, медленно проехав через деревню, свернул на узкую дорожку, которая – если доверять карте – вела к берегу моря и оканчивалась невдалеке от скалистого мыса, на котором возвышался Маяк Дарк-Пойнт. Навстречу мне попалось совсем немного прохожих, и все они одарили меня странными взглядами.
Дорога оказалась не сильно проезжей и весьма ухабистой – похоже, здесь нашлось мало охотников по ней кататься. По мере того, как я продвигался к торчащим вдали утесам, пейзаж вокруг меня существенно менялся: богатая растительность уступала место редким клочками травы и согнутому от постоянных ветров кустарнику. Выехав на невысокое всхолмье, я пригляделся к маяку, столь не похожему на маяк, и даже этого краткого мига хватило, чтобы понять: первое впечатление меня не обмануло – башня и впрямь выглядела очень необычно. Однако когда я смотрел на нее с опушки леса, дымка и расстояние не позволили оценить всю странность ее облика. Мало того, что помещение для фонаря построили в виде купола – подобные шаровидные выступы торчали из тела башни повсюду. О назначении этих архитектурных излишеств оставалось лишь догадываться. Одним словом, маяк казался подлинным воплощением загадки и тайны, и это ощущение все усиливалось, пока я, осторожно маневрируя, съезжал по крутому скалистому склону к береговой полосе.
Дорога вдруг оборвалась – и мне пришлось выбраться из машины. Передо мной лежала полоса голой, еще мокрой после отлива гальки. Длинный каменный язык тянулся далеко в море и поднимался над уровнем воды на несколько футов, – хотя, судя по перетянувшим его тут и там прядям водорослей, высокий прилив затапливал камни полностью.
Осторожно пробираясь к нему по весьма скользким камням, я успел заметить, что башню давно не подновляли и она разваливается на глазах. Верхняя часть почти полностью обрушилась, и всю ее окутывала подобная темному облаку аура заброшенности и упадка – совершенно отсутствующая у других подобных сооружений, которые мне приходилось видеть на английском побережье. На вершине под ярким солнцем нестерпимо сверкало стекло – оно, в отличие от каменной кладки, устояло под натиском времени и выглядело неповрежденным. Я ожидал увидеть со стороны суши массивную дверь – однако в каменной круглой стене не открывался ни один проход.
Подойдя поближе к основанию башню, я разглядел узкую платформу, опоясывавшую сооружение по всему диаметру. Наверх вела короткая лестница. Некогда вдоль выступа шло металлическое ограждение, однако оно, судя по всему, давно исчезло – то ли под ударами волн, то ли умышленно кем-то выломанное, оставив после себя лишь несколько ржавых штырей.
Взобравшись по ступенькам, я обошел башню и обнаружил глядевшую в океанский простор большую, окованную железными полосами дверь. Несмотря на мрачный вид сооружения и окутывавшие его не менее мрачные предания, я потянул за скрипучую створу и всмотрелся внутрь. В неясном сумраке виднелись кучи мусора и упавшие сверху камни. Перешагнув порог, я внимательно рассмотрел ближайший участок пола – и убедился, что любопытное ощущение, испытываемое мной в этом месте, нельзя приписать простой игре воображения. В воздухе стоял запах влажной плесени, который неминуемо пронизывает всякое заброшенное и пустое здание – хотя, безусловно, повсюду лежала сероватая пыль, а стены оплетала паутина. Однако помимо этого в воздухе звенело словно бы электрическое напряжение, заставляющее меня непроизвольно вздрагивать, – крайне неприятное чувство, заставляющее думать, что каждый дюйм пола здесь находится под сильным электрическим током.
А кроме этого, в глаза мне сразу бросилась еще одна странность. Пол и нижние ступени лестницы покрывали те же самые водоросли, что я видел на мысу. Однако как они могли попасть сюда? И почему сохранялись влажными? Массивная дверь выглядела весьма внушительным препятствием даже для океанских волн, а других входов в башню я не наблюдал.
Собравшись с духом, я прошел по гладким плитам пола к лестнице, тщательно обходя осколки каменной кладки. Странно, но внутри не было даже следов меблировки – как же тогда в этом маяке мог жить смотритель?.. Однако пол расчерчивали странные знаки – правда, в неярком свете не представлялось возможным их разглядеть. И лишь взобравшись на дюжину ступеней вверх, смог я различить часть общего рисунка.
Но даже тогда мне не удалось полностью понять, что из себя представляет путаница извилистых, пересекающихся под неожиданными углами поблекших красных линий, в которые тут и там вписаны были какие-то черные геометрические символы. И хотя разум подсказывал мне, что у криптограмм наверняка имеется какое-то математическое значение, если не объяснение, я также приметил, что в нескольких местах они выглядели практически стертыми. И что-то подсказывало мне, что здесь поработали не силы природы, а усердные человеческие руки.
Подъем на башню занял всего лишь несколько минут – лестница спирально уходила вверх в собственном каменном колодце. Единственно, в нескольких местах она выглядела настолько попорченной, что я опасался ставить ногу на ступеньку и хотел даже оставить это предприятие. Во время подъема стала очевидной еще одна странность. В то время как нижние ступени и пол покрывал толстый слой мусора и водорослей, верхняя часть лестницы выглядела чисто выметенной и полностью очищенной – причем совсем в недавнем прошлом – от пыли и грязи.
Наконец я подошел к крепкой деревянной двери, которая со скрипом отворилась под моей ладонью. Увиденное внутри заставило меня потерять дар речи от изумления. Солнечный свет яростно бил в стекла над головой, высвечивая каждую деталь обстановки. В центре комнаты установлена была лампа на мощной оси, а рядом я разглядел несколько рычагов, назначение которых поначалу осталось мне неясным – но они явно были частью внутреннего механизма лампы.
