Текст книги "Новый круг Лавкрафта"
Автор книги: Алан Дин Фостер
Соавторы: Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Лин Спрэг Картер,Карл Эдвард Вагнер,Томас Лиготти,Роджер Джонсон,Дэвид Саттон,Джеймс Уэйд,Гари Майерс,Г. Лоукрафт,Роберт Прайс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 36 страниц)
Сначала ребятишки умолчали о случившемся – каждому из них родители строго-настрого запретили играть у моря. Однако на следующий день обезумевшие от горя МакКаллистеры принялись расспрашивать всех, не видел ли кто их сынишку, и тогда мальчишки проговорились. В лесистые холмы у береговой черты немедленно отправился поисковый отряд. И хотя люди прочесывали местность весь день и часть ночи, мальчика так и не нашли.
Местные жители, тем не менее, не сильно удивились неудаче – ибо многие уже позволили себе мрачные намеки на возможное похищение или даже убийство. Первым эту гипотезу озвучил констебль Данлэп, единственный на весь город полицейский. Он заметил, что мальчика последний раз видели в окрестностях замка, и при этом Томми заявлял, что желает подсмотреть за обитателями замка. А что, если эти странноватые отшельники на самом деле не столь уж безобидны и решительно настроены пресекать всякие попытки проникнуть на их территорию – не останавливаясь даже перед необходимостью причинить вред ребенку.
Ознакомившись с мнение констебля Данлэпа, жители немедленно восприняли его как истину в последней инстанции и принялись выражать бурное возмущение. Всюду слышались громогласные призывы немедленно пойти и арестовать гадкую парочку – хотя ни один из возмущавшихся, естественно, не выразил желания сопровождать констебля в замок. Что ж, на следующее утро страж порядка отправился допрашивать обитателей Дункастерского аббатства.
Констебль не вернулся. Когда обнаружилось, что полицейский пропал столь же бесследно, как и Томми МакКаллистер, поднялась буря негодования. В Берншир послали официальный запрос, и оттуда немедленно выехали шериф с помощниками – выяснить, что там и как в замке. Они выяснили, вот только результаты их поездки никак не устроили обитателей растревоженного городка.
Шериф уверял всех, что американцы встретили его совершенно безбоязненно и даже радушно. Они выразили горячее желание сотрудничать со следствием, совершенно не сопротивлялись при обыске и осмотре территории, а также откровенно и охотно отвечали на вопросы полицейских – предлагая посильную помощь в их начинаниях. Шериф мог сколько угодно сомневаться в их искренности, однако, несмотря на все усилия, обыск ничего не дал – не было обнаружено ничего подозрительного. Ни единой зацепки. Судя по тому, какая в замке стояла мебель, и по количеству завезенных туда книг, американцы оказались всего-навсего парочкой эрудитов-холостяков, интересующихся антиквариатом и прочими древностями. После нескольких часов пребывания в замке шериф с помощниками вынуждены были неохотно откланяться – арестовать приезжих никак не получалось.
Затем подтвердилось, что жители городка вынесли слишком поспешные суждения о Питтсе и Таггарте: на следующий же день рыбаки нашли на берегу тело Томми МакКаллистера – к югу от Дункастера, причем безо всяких следов насилия. Вскрытие, осуществленное патологоанатомом в Бернтшире, показало, что никаких оснований подозревать здесь убийство нет: судя по всему, тринадцатилетний мальчик сорвался с утеса, возвращаясь обратно из замка по узкой тропе.
Что касается несчастного констебля Данлэпа, то тут дело приняло более удивительный оборот. Его тело так и не нашли. Шериф упорно продолжал вести следствие и даже несколько раз снова наведывался к Питтсу и Таггарту с вопросами и обысками – однако их весьма готичное обиталище так и не подало никакого повода усомниться в полной благонадежности американцев. Каждый его визит проходил одинаково: обитатели замка не чинили никакого сопротивления, а полицейские ничего не обнаруживали. В конце концов шериф был вынужден – по крайней мере, официально – заявить, что, похоже, любопытная парочка не имеет никакого отношения к исчезновению констебля и гибели мальчика. Возможно, полицейский провалился в одну из многочисленных трещин или ям – таковых в холмах всегда находилось великое множество, и они представляли великую опасность для прогуливающихся.
Дело закрылось естественным образом осенью, ибо шериф безвременно скончался. Заступивший на эту должность офицер сдал дело в архив и благополучно забыл о нем. Никакого личного интереса к расследованию новый шериф не испытывал и потому предпочитал видеть в нем пустую шумиху жадных до сенсаций людишек. Однако жители Дункастера по-прежнему держались своих убеждений и невзлюбили обитателей замка еще больше. По городку поползли мрачные слухи – из уст в уста передавались жуткие рассказы, в которых фигурировали уже не просто убийства, а даже пытки, колдовство и человеческие жертвоприношения. Находились и такие, кто утверждал, что со смертью старого шерифа тоже дело нечисто: мол, диагноз доктора Баннистера («странный приступ, похожий на эпилепсию») призван лишь закамуфлировать полное незнание истинных причин смерти. И вправду, в обстоятельствах смерти шерифа было что-то весьма тревожное: бедняга перед смертью испустил ужасный крик, а когда его нашли у себя в комнате, глаза его, широко раскрытые от ужаса, смотрели в пустоту. Однако что взять с темных непросвещенных сельских жителей, наследовавших все свои знания от суеверных средневековых крестьян.
Американцы еще дважды спускались в город – теперь уже пешком. Однако местные смотрели на них уже не с удивленным любопытством, а с отвращением. Только несколько местных торговцев, заведения которых процветали благодаря закупкам загадочных иностранцев, позволяли себе любезно обходиться с приезжими. И оба раза американцы заворачивали в книжную лавку Эрика Скотта, чтобы купить несколько старинных книг по древним религиям и учению розенкрейцеров. Скотт припомнил, что в книгах подробно рассказывалось о таких предметах, как гипноз, астральные проекции и тайные способности разума, и что посетители говорили также и о других, более древних и страшных книгах, повествующих о полузабытых тайнах, передаваемых от поколения к поколению со времен незапамятных. О том, чего эти двое желали добиться с помощью применения запретных и забытых магических техник, Скотт не хотел и думать.
Осенью Питтс и Таггарт более не показывались в городке – разве что рыбаки со своих лодок, покачивавшихся на волнах на приличном расстоянии от берега, пару раз видели этих двоих – американцы разгребали на берегу мусор, выброшенный волнами Атлантики – прямо у подножия утеса, на котором высился их замок. Тем не менее жители Дункастера ничего не забыли, и после ночи Всех Святых по городу снова поползли слухи – на этот раз о тусклых огнях и диких криках, доносившихся во тьме из замка. А потом некоторые рассказывали, что слышали жуткое, нездешнее, горестное подвывание – оно явственно слышалось лишь в нескольких местах у основания скалы, над которой, подобно чудовищной птице, угнездился замок. Правда, совсем немногие решились проверить правдивость подобных слухов – большинство все же предпочло поверить рассказчикам на слово. Так и вышло, что через год тайна иностранцев, поселившихся в Дункастерском аббатстве, оставалась столь же дразняще нераскрытой. Разве что репутация у этих двоих теперь была окончательно испорчена.
III
Гамильтон так заслушался, что сначала даже не заметил, что старый Эрик Скотт закончил свой рассказ. Чувствуя безотчетную тревогу, он с трудом вернулся мыслями к сегодняшнему дню.
– Ну и история… – протянул он. – А что вы – лично вы – думаете об этих американцах?
Скотт пожал плечами:
– Не скажу, что я верю всему, что рассказывают, мистер Гамильтон. Однако я также не склонен подымать на смех тех, кто говорит, что происходит нечто странное. С моей точки зрения, эти двое джентльменов затеяли нечто не очень хорошее. Я слишком хорошо знаю книги, о которых они расспрашивали.
Гамильтону стало еще тревожнее на душе. Слишком многое совпадало в истории, рассказанной Скоттом, и в том, что он прочел о семействе де Таран в прежние дни: таинственные исчезновения, книги по запретному магическому искусству, подозрения в колдовстве, жуткие обряды, отправляемые в черных стенах жуткого замка… Он поднялся с кресла и, тепло попрощавшись со старым букинистом, быстро вышел на свежий воздух. Едва он выбрался из пыльной и тесной книжной лавки и почувствовал на лице холодный зимний ветер, ему полегчало.
Потом, болтая с Мэйфилдом в аптеке, он уже вовсю хихикал над нагоняющими страх подробностями в рассказе старика.
– О, старый Скотт еще не такое тебе расскажет, – смеялся Мэйфилд. – Особенно если речь зайдет о Дункастерском аббатстве!..
– Я теперь просто сгораю от любопытства, – улыбнулся в ответ Гамильтон. – Ну сам посуди, как теперь я могу уехать, не забравшись в замок и не познакомившись с его обитателями?
Мэйфилд посмотрел на часы:
– Слушай, этим вечером я, увы, должен быть здесь. Но ты бери машину и поезжай туда сам. А что? Погода отличная, дорогу ты теперь знаешь…
– Правда? Ты уверен, что тебе не нужна машина?
– Да нет, конечно! – и Мэйфилд с готовностью выдал ему ключи от авто. – К ужину только вернись, ладно? А то жена меня со свету сживет! Запаска – вдруг что случится – под задним сиденьем. Удачи, дружище!
Через несколько минут Гамильтон уже гнал прочь от Дункастера, с удовольствием поглядывая по сторонам на занесенные снегом лесистые холмы. Единственно, он еще не привык к левостороннему движению и чувствовал себя не очень комфортно. Пока он вел машину, в голову снова полезли мысли – обо всем, что он прочел и услышал в крохотной книжной лавке, и о странных совпадениях между прошедшими и нынешними событиями. Возможно, Скотт, как и остальные жители городка, слишком хорошо знакомый с легендами о мрачном прошлом де Таранов, невольно перенес их содержание на двоих чужестранцев, выбравших поселиться в аббатстве.
Вскоре Гамильтон съехал на широкую обочину и остановил машину. Несомненно – здесь парковались и американцы. Выбираясь наружу, он отчетливо услышал гул прибоя. Отсюда до начала тропы вдоль края утеса, а потом и до гребня, с которого прекрасно просматривался замок, было рукой подать.
Над головой голубело небо и светило яркое солнце – и потому окружающий пейзаж уже не выглядел таким мрачным. Правда, ветер по-прежнему бил порывами, и на утес внизу накатывали пенные волны. Гамильтон осторожно пробирался между камнями, припомнив, что юный МакКаллистер где-то неподалеку сорвался с края скалы. Воспоминания эти вовсе не поднимали настроения, а вслед за ними в голову снова полезли мысли о странной судьбе констебля Данлэпа и весьма странных обстоятельствах смерти шерифа.
И тут тропинка отошла от края утеса и повела его в окружающую замок рощу. Гамильтон потерял из виду развалины, лавируя между темными, покрытыми наростами стволами дубов. Ветки деревьев извивались над головой, и в душу снова закралась тревожная мысль: а ведь замок действительно стоит на отшибе. Случись что… И в то же самое время ему нравилось, что он ввязался в это маленькое приключение – да и потом будет что рассказать друзьям по возвращении домой: мол, а я, други мои, в Англии полез в самый настоящий замок с привидениями!
Выйдя из лесу, Гамильтон тут же увидел руины – они высились прямо перед ним на высоком скальном основании, нависая над головой; поражающие мрачным величием укрепления четко вырисовывались на фоне яркого неба. Он даже остановился, чтобы полюбоваться – и тут же пожалел, что не взял с собой фотоаппарат. И тут послышался странный, длинный вой, похожий на стон, – откуда-то со стороны подножия утеса. Естественно, это был всего лишь свист ветра среди острых, источенных непогодой скал, однако как же он походил на жалобный крик страдающего человека! Словно кто-то и впрямь страдал, зажатый в одной из бездонных трещин или пещер в толще скалы! Что ж, Гамильтон теперь не смог бы с легкой душой винить местных жителей в склонности к фантазерству – неудивительно, что они рассказывали байки про призрачные голоса из ниоткуда!
Он взобрался по тропке наверх и принялся осторожно пробираться между обрушенных, покрытых наледью обломков каменной кладки стены. Дорожка привела его к крепкой на вид дубовой двери в толстой стене. Поколебавшись с мгновение, Гамильтон взялся за железный дверной молоток и со всей мочи заколотил им в дверь, подняв при этом невероятный шум.
Он постучал несколько раз – и никто не ответил. Возможно, подумалось ему, обитатели замка не склонны принимать гостей и просто не открывают им двери. Гамильтон уже было хотел повернуться и пойти прочь, но тут послышался скрежет отодвигаемых засовов, и в следующее мгновение дверь заскрипела петлями и отворилась.
Гамильтон быстро оглядел стоявшего на пороге человека, не зная, как лучше начать разговор. Открывший ему оказался невысоким, худым шатеном с аккуратно подстриженной бородкой и усами. На нем болтался длинный темный плащ по моде начала девятнадцатого века – и тем уподоблял его хлопающему крыльями ворону. Умные карие глаза подозрительно смотрели из-под очков в темной оправе.
– Извините за беспокойство, – наконец выдавил Гамильтон. – Меня просто очень заинтересовал этот замок, как он выглядит внутри, и я хотел бы просить вашего позволения осмотреть здание. Видите ли, я по профессии архитектор, однако увлекаюсь собиранием антиквариата…
И тут открывший дверь человек неожиданно широко улыбнулся и перестал подозрительно таращиться на незваного гостя:
– Ага-аа – коллекционер! Да уж, сейчас это не слишком популярное занятие! Конечно, проходите!
Гамильтон, весьма довольный столь радушным приемом, торопливо шагнул вовнутрь, и хозяин тут же задвинул на двери все засовы.
– Надеюсь, мое вторжение не сильно помешало вам, – проговорил Гамильтон. – Просто я, знаете ли, натура увлекающаяся, и это вредит моим манерам: как увижу замок – так и бегу к нему…
– Да ну что вы, вы совершенно ни от чего нас не отрываете. Напротив, мне весьма знакома владеющая вами страсть – не случайно я выбрал именно это место для того, чтобы поселиться, мистер…
– Гамильтон. Ирвинг Гамильтон.
– Мистер Гамильтон, позвольте представиться – Джон Таггарт.
И хозяин крепко пожал гостю руку, а потом сделал знак следовать за ним. Они прошли под высокими арками нескольких коридоров – Гамильтон, не отрываясь, разглядывал потолки – и оказались в большой комнате, обставленной скупо, но весьма комфортно мебелью, изготовленной в прошлом веке. В центре стоял длинный ореховый стол и два кресла с мягкой обивкой. На столе в беспорядке лежали книги, а среди них торчали несколько стеклянных сосудов разной формы и размеров. Тяжелые, плотные занавеси обрамляли арку единственного в комнате окна, по обеим сторонам от которого высились массивные стеллажи с заставленными книгами полками. Приглядевшись, Гамильтон увидел как современные издания, так и старинные фолианты.
– Гостиная, она же библиотека, – улыбнулся Таггарт. – прошу простить за беспорядок на столе – мы не ждали гостей.
И он принялся спешно убирать со стола книги и бумаги, рассовывая их на свободные места на полках.
– Судя по акценту, вы из Новой Англии…
– Совершенно верно. А вот вы, судя по выговору, родились и выросли на Среднем Западе…
– Вам не откажешь в проницательности, – коротко отозвался Таггарт. – Пойдемте, я покажу вам замок. Нечасто видишь человека, разделяющего твое увлечение стариной, и я признателен судьбе, которая свела меня с вами.
Сообщив все это, Таггарт провел Гамильтона через несколько залов и комнат, а потом они поднялись на верхний этаж. Там тоже располагались комнаты, и Гамильтон, весь внимание, слушал и разглядывал, пока его радушный хозяин подробно рассказывал историю этой постройки, восхищаясь ее подлинно готическим стилем. Он воображал, как роскошно могло все это смотреться несколько веков тому назад – и с некоторой дрожью думал о жутковатых обитателях старинного замка. Таггарт давал весьма подробные ответы на все вопросы и настоял на том, чтобы сопровождать гостя повсюду; похоже, он весьма гордился своим необычным домом, и его комментарии по поводу архитектурных деталей выдавали глубокие познания в этом предмете, – словно бы проводя экскурсию и проговаривая заранее заготовленный текст.
Наконец, поднявшись по узкой длинной лестнице с истертыми каменными ступенями, они выбрались на маленькую круглую площадку под открытым небом. Здесь дул холодный и сильный ветер, однако Гамильтон позабыл про холод, потрясенный красотой открывавшегося с башни вида: за мощными зубцами на все стороны света расстилался зимний пейзаж – заснеженные темные лесистые холмы, а на западе – до самого горизонта – серое холодное море, усеянное белопенными барашками. Внизу грохотали разбивающиеся о камень волны.
– Именно с этой башни, – проговорил Таггарт, – бароны де Таран осматривали свои обширные владения.
– Вот как? Выходит, вам известна история этого семейства?
– Ну да. Конечно, мы поинтересовались – в конце концов, это их старинный дом и крепость… Великие люди, доложу я вам, великие, широких взглядов. История их рода заслуживает самого тщательного изучения. А ведь они могли бы править всей Англией, если бы не поспешили и не выдали своего…
И тут Таггарт осекся и замолчал. Ни с того ни с сего.
– Де Таран… Какое необычное имя… Мне раньше не приходилось слышать такое, – заметил Гамильтон.
– Совершенно верно. На самом деле, это не настоящее имя основателя этого славного семейства. Таран – имя одного из самых старых богов европейского древнего пантеона, бога молнии и грома. Когда легионы Цезаря вошли в Галлию, римляне обнаружили, что местные жители приносят этому богу человеческие жертвы, и некоторые хроники – не римские, а гораздо более древние – указывают на безмерно давние корни этого культа. Христианство, конечно, положило конец открытому почитанию Тарана, однако барон Гуго тайно поклонялся ему – почему, догадаться несложно. Все его недруги умирали – причем внезапно. Власть его росла, и наконец, обогатившись во время Крестовых походов, он открыто взял имя де Таран и выбрал это место для уединенного поселения, построив эту мощную крепость на севере Англии. Потому и говорят, что враги де Таранов долго не живут. Легендам, конечно, верить нельзя, но они будоражат наше воображение, вы не находите?..
– Я слышал, что де Таранов очень и очень боялись…
И тут пришло время Гамильтону оборвать фразу на полуслове и испуганно примолкнуть. Из-под башни, из лестничного пролета донесся низкий стон, похожий на вой – дикий, пронзительный, как вой ветра, крик отчаяния, подобный тому, что он уже услышал у подножия скалы. Таггарт, между тем, не выказал ровно никакого изумления, и Гамильтон с неохотой признался себе, что звук, скорее всего, производит ветер, который воет и свистит среди разрушенных стен и укреплений.
– Ну вот, я почти все вам уже показал, – как ни в чем не бывало улыбнулся Таггарт. – Пойдемте вниз – здесь очень ветрено.
Потом, когда они уже шли вниз по лестнице, он добавил:
– Надеюсь, вам понравилось. Мне было очень приятно с вами познакомиться.
– О, конечно, и я вам очень признателен за прогулку по замку! Но неужели это все? Не то чтобы я пытался настаивать, но как же винные погреба и подземелья?..
– Да я бы с удовольствием вас туда отвел, – засмеялся Таггарт, – но это невозможно! Подвалы находятся в совершенно разрушенной части замка и полностью забиты обломками и прочим мусором. Увы, но туда совершенно нет ходу…
Беседуя таким образом, они снова спустились на нижний этаж и оказались в просторной и скудно обставленной библиотеке. И вдруг Гамильтон снова услышал это тихое, отчаянное подвывание. На этот раз звук слышался абсолютно отчетливо и не оставлял никаких сомнений – это был крик живого существа, корчащегося в немыслимых муках. Прежде чем Гамильтон сумел задать вопрос, в комнату быстро вошел третий человек – вошел и замер, увидев гостя. Высокий, худой, чисто выбритый джентльмен с очень хмурым лицом, одетый по той же моде, что и Таггарт, – несомненно, то был Питтс.
Американец, не скрывая враждебности, перевел взгляд пронзительных голубых глаз на Гамильтона.
И резко спросил:
– Это еще кто?
– Это гость, – с нажимом ответил Таггарт. – Позволь представить тебе мистера Гамильтона, архитектора из Массачусетса. Мы осматривали замок – мистер Гамильтон испытывает к этому зданию профессиональный интерес. Мистер Гамильтон, – повернулся он к гостю, – позвольте познакомить вас с мистером Джереми Питтсом, моим другом и коллегой.
Питтс мрачно покосился на Гамильтона, затем повернулся к Таггарту:
– Быстро за мной, – прошипел он, развернулся и быстрым шагом покинул комнату.
Взметнувшийся за плечами плащ поднял с пола клубы пыли.
– Прошу простить меня, – церемонно проговорил Таггарт, жестом приглашая Гамильтона присесть. – Неотложные дела заставляют меня отлучиться на непродолжительное время. Чувствуйте себя как дома.
Проговорив это, он так же быстро вышел в коридор, оставив Гамильтона в одиночестве. Сказать, что бедняга пребывал в состоянии крайнего изумления, значило ничего не сказать. И тут снова послышался тот же самый странный вой – но тут же прекратился, прерванный тяжелым громким скрежетом, словно с места сдвинули огромную каменную плиту. Затем замок погрузился в совершеннейшую тишину.
Время шло, а Таггарт не возвращался. Гамильтон занервничал. На память то и дело приходил давешний вой, да и обстановка в библиотеке действовала угнетающе – полумрак и совершеннейшая тишина кого угодно могли привести в подавленное расположение духа. А может, просто встать и уйти? А как же вежливость? Нужно попрощаться с хозяевами… Вздохнув и решив подождать еще, он наугад снял с полки книгу, раскрыл ее и принялся читать, намереваясь таким образом скоротать время до прихода Таггарта.
Книга оказалась довольно увесистой, на темной обложке вытеснены были буквы: «Полное собрание сочинений Эдгара Аллана По». Том привычно распался надвое, словно бы его часто открывали именно на этой странице, и Гамильтон тут же заметил подчеркнутые темным карандашом строки:
«Обида не отомщена, если мстителя настигает расплата. Она не отомщена и в том случае, если обидчик не узнает, чья рука обрушила на него кару». [11]11
Цит. по «Бочонок амонтильядо» (Пер. О. Холмской) // Эдгар По. «Стихотворения. Проза», Изд-во «Худ. лит.», Москва, 1976.
[Закрыть]
Рассказ «Бочонок амонтильядо», повествующий об извращенной и ужасной мести. Настроение Гамильтона испортилось окончательно, желание читать тоже улетучилось. Отложив книгу, он принялся беспокойно ходить туда-сюда по комнате. И тут на глаза ему попалась впечатляющих размеров книга, покоившаяся на столе. Пожелтевшие страницы прижимало увесистое пресс-папье, и Гамильтон из праздного любопытства решил взглянуть на название. Каково же было его изумление и ужас, когда он обнаружил, что перед ним – не что иное, как таинственный «Некрономикон», о котором так плохо отзывался старый Эрик Скотт!
Любопытство пересилило опасения, и Гамильтон решил осмотреть книгу. Она представляла собой не печатное издание – о нет, то была переписанная от руки – вообразите себе! – копия на староанглийском, выполненная неким доктором Ди, который выступал, скорее, переводчиком, нежели автором. Между страницами торчало несколько листков. Некоторые представляли собой истончившиеся от старости пергаментные страницы, покрытые непонятными и завораживающими линиями египетских иероглифов и значками письменности других языков, о существовании которых он и понятия до того не имел; остальные же представляли собой прозаические листы обычной бумаги, исписанные современным английским языком, – видимо, переведенные отрывки. Гамильтон бегло проглядел их, но читать не стал; кроме того, его насторожили некоторые имена – «Тааран, Бог Зла» и «Ньярлахотеп, Крадущийся Хаос».
Сама здоровенная книжища, очевидно, писалась в эпоху, когда миром правил еще не разум, но суеверие. Гамильтон наугад открыл страницу и убедился, что книга, судя по всему, является компендиумом самых диких идей:
«Известны тайные Пути, следуя коим Человек соделывает из Разума некое подобие Глаза либо же линзы, дабы сосредоточить взгляд на Силах, что обитают в пространствах между мирами. Воистину, Разум любого человека, отсеченный от плоти и погруженный в Транс, уподобляется Оружию великой силы. Для мага, подчинившего подобный Разум, нет ничего невозможного, ибо он способен провидеть в самые дальние уголки земли Оком сего порабощенного Разума, и навлечет на врагов возмездие такого рода, что на тех не оставит ни царапины, однако же заставит их испустить дух в ужасе и невиданном страхе».
Однако Гамильтон не успел углубиться в чтение – снова послышался скрежет отодвигаемой каменной плиты, и он торопливо вернул книгу в то же положение, в каком нашел ее. Почему-то ему не хотелось, чтобы хозяин замка застал его за проглядыванием странного фолианта. Он торопливо уселся в кресло, и через мгновение в комнату быстро вошел Таггарт, тут же рассыпавшийся в извинениях: мол, прошу простить, что оставил вас так надолго, однако дела, дела… Тем не менее хозяин не стал объяснять причину своего столь поспешного ухода, и Гамильтон, после обмена церемонными любезностями, изъявил желание отправиться в обратный путь.
Возвращаясь все той же продуваемой всеми ветрами тропой над морем, он чувствовал себя не на шутку обеспокоенным. Безусловно, Таггарт вел себя безупречно вежливо, однако впечатление, что в замке сокрыта какая-то тайна, лишь усилилось. С одной стороны, Таггарт утверждал, что все подвалы завалены, с другой, вспоминая странные воющие звуки, Гамильтон мог поклясться, что они доносились снизу – а точнее, из глубины…
Интересно, думал он про себя, а что может издавать подобный вой? Чем больше он вспоминал, тем менее вероятным ему казалось, что стонет ветер или что-то неодушевленное. В вое явственно слышались мука и отчаянье, и теперь Гамильтона захлестнул гнев: неужели эти двое терзают в темном подземелье несчастное, беспомощное животное, подвергая его бесчеловечным и мучительным экспериментам? Так вот почему Таггарта так срочно позвали – на помощь? Ассистировать при какой-то мерзкой манипуляции? А может, все обстоит еще ужаснее? Конечно, все эти старинные книги сами по себе не представляют никакой опасности и являются просто сборником глупых суеверий, – ни один разумный человек не воспримет серьезно такую чушь. Однако кто сказал, что обитатели замка – разумные люди? А вдруг они безумцы, терзающие какое-то живое существо ради жертвоприношения и прочих абсурдных ритуалов?
Однако по дороге в Дункастер Гамильтон, снова и снова возвращаясь воспоминаниями к визиту в замок, вынужден был признать: ему не удалось уличить обитателей аббатства в чем-либо предосудительном. Однако обилие совпадений между старинными хрониками и неурядицами местных жителей после появления американцев не на шутку беспокоило Гамильтона. Аромат тайны, показавшийся ему поначалу таким дразнящим, сейчас не вызывал ничего, кроме подозрительности и отвращения. К тому же ему совсем не понравились старинные книги, твердящие о мести и нездешних силах. В общем и в целом вечер прошел удачно, однако оставил после себя крайне неприятное послевкусие.
IV
– Какое у тебя, однако, богатое воображение! – рассмеялся Мэйфилд.
После обильного ужина они уединились в хозяйском кабинете.
– Ты же сам сказал – тебя весьма радушно приняли. Так что же тебе так не понравилось?
Гамильтон удобно устроился в кресле с мягкой плюшевой обивкой, наблюдая за тем, как Мэйфилд разливает бренди.
– Ну… даже не знаю. Возможно, мне нужно было меньше слушать Эрика Скотта… Однако, должен признаться, из этого уютного кабинета обстоятельства моего путешествия уже не выглядят столь мрачно… Благодарю.
Он принял бокал с бренди из рук Мэйфилда и задумчиво добавил:
– Просто все это выглядит так таинственно…
– Да ну их, в самом деле, – отмахнулся Мэйфилд, протянул ему «Лондон таймс» и показал на статью.
– Посмотри-ка лучше на это – ты же у нас любитель всего таинственного. Приходилось слышать о «смертных муках»?
– Да нет… Я вообще-то поклялся в отпуске к газетам не притрагиваться.
– Ну да, а про лох-несское чудовище на прошлой неделе читал как миленький! Почитай, тебе будет интересно…
Гамильтон вздохнул и забегал глазами по строчкам. Судя по всему, несколько американцев, приехавших в Англию, в течение прошлого месяца погибли от странного недомогания, которое газеты с их страстью к дешевым сенсациям тут же окрестили «смертными муками». И хотя подобным образом умерло всего-то пять или шесть человек, случаи получили огласку и широко обсуждались. На самом же деле термин «недомогание» не слишком подходил обстоятельствам смерти жертв и использовался лишь за неимением лучшего. Доктора предпочитали говорить о «приступах», в то время как психиатры важно упоминали «суицидальную эпилепсию» и прочую высоконаучную белиберду, однако никто так и не смог обнаружить естественную причину, вызвавшую эти смерти. По правде говоря, полицейские уже заподозрили в них некую особо хитроумную форму убийства, хотя затруднялись объяснить, каким конкретно образом злоумышленники доводят жертву до смерти.
Обстоятельства гибели оставались неизменными от случая к случаю: смерть настигала несчастных неожиданно и всегда ночью, под утро. Жертва умирала быстро, спасти не удалось никого – поскольку приближающаяся беда не обнаруживала себя никакими симптомами. За несколько минут до смерти несчастные начинали испытывать сильную боль – иначе чем было объяснить их отчаянные, дикие крики, будившие соседей в окрестных домах. Предсмертная агония также объясняла жуткие гримасы, искажавшие лица жертв. Установить причину смерти не представлялось возможным, ибо люди умирали до того, как успевала прибыть помощь. В каждом случае в комнате обнаруживали значительный беспорядок, указывающий на то, что жертва билась в конвульсиях, раскидывая вокруг себя вещи.
Отстаивавшие версию убийства считали, что последнее обстоятельство как раз свидетельствует об оказанном жертвой сопротивлении, а также обращали внимание почтенной публики на то, что все жертвы происходили из одного и того же городка на Среднем Западе Соединенных Штатов. Похоже, каждый из них месяц или два тому назад принял решение провести отпуск в Англии – и это несмотря на скверную зимнюю погоду. Более того, всех их объединяла профессиональная принадлежность: они были либо юристами, либо служителями закона. Так, мучительная смерть настигла судью, бывшего начальника полиции, а остальные также были либо полицейскими, либо юристами. Таким образом, общность случаев представлялась очевидной, однако никаких зацепок блюстители порядка по-прежнему не могли отыскать.
Версия убийства не подкреплялась и результатами вскрытия: никаких следов насилия или отравления обнаружить так и не удалось. А медики, меж тем, полагали, что общность происхождения несчастных путешественников указывает на правильность их гипотезы, возлагающей ответственность за смерти на некую еще не известную науке заразную болезнь, и советовали американским коллегам внимательно следить за развитием ситуации на родине.
