Текст книги "Загадка Рэд Хауза"
Автор книги: Алан Александр Милн
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Алан Александр Милн
Загадка Рэд Хауза
Alan Alexander Milne «The Red House Mystery» (1922)
Перевод Е. Лазаревой
Сборник «Убийца, ваш выход!»
Издательство «Известия», журнал «Театр», 1990
ISBN:5-89994-001-8
ГЛАВА 1
МИССИС СТИВЕНС ИСПУГАНА
Сонливо-жаркие часы послеполуденного отдыха в Рэд Хаузе. С цветочных клумб доносится ленивое жужжание пчел, на верхушках вязов нежно воркуют голуби. Откуда-то издалека едва слышен стрекот газонокосилки – самый убаюкивающий из всех сельских звуков: так приятно отдыхать, когда кто-то работает.
В этот час даже те, в чьи обязанности входят заботы об отдыхе других, могут позволить себе расслабиться. В комнате экономки хорошенькая горничная Одри Стивенс уже не в первый раз примеряла свою лучшую шляпку, между делом болтая со своей тетушкой – поварихой и экономкой холостяцкого дома мистера Марка Эблета.
– Это для Джо? – спросила миссис Стивенс, глазами указывая на шляпку.
Одри кивнула. Она вытащила изо рта булавку, разыскала на шляпке предназначенное для нее место и сказала:
– Он любит розовые тона.
– Не могу сказать, чтобы я сама их не любила, – заметила тетушка. – Джо Тернер не исключение.
– Этот цвет не для всех, – сказала Одри, держа шляпку на вытянутых руках и рассматривая ее со стороны. – Правда, стильно?
– Да, тебе это пойдет в самый раз, да и мне бы пошло, когда я была твоих лет. Сейчас-то уже немного не по возрасту, хотя одеваюсь я, кажется, не хуже других. Но я не из тех, кто невесть что на себя напяливает. Если мне пятьдесят пять, говорю я, пусть будет пятьдесят пять.
– А разве не пятьдесят восемь, тетенька?
– Ну, это я для примера сказала, – ответила миссис Стивенс с большим достоинством.
Одри продела нитку в иголку, вытянула вперед руку, придирчиво осмотрела свои ногти и только после этого начала шить.
– Странно все это с братом мистера Марка. Представь, пятнадцать лет не видеться с собственным братом! – Она застенчиво захихикала и продолжила, – интересно, вот если бы мы с Джо не виделись пятнадцать лет.
– Я уже сказала сегодня утром, – заметила тетя, – я в этом доме пять лет, и ни разу не слышала ни про какого брата. Могу это подтвердить на исповеди и хоть на Библии поклясться: пока я здесь, никакого брата не было.
– Я чуть не умерла от удивления, когда он заговорил о нем сегодня за завтраком. Я, конечно, не слышала, о чем шла речь сначала, но все говорили только о брате, когда я вошла, – с чем бишь я вошла? – с горячим молоком или с тостами? – в общем, все они говорили, а мистер Марк повернулся ко мне и сказал – знаешь, как он всегда делает: «Стивенс, – сказал он, – сегодня ко мне в гости приезжает брат. Я его жду часам к трем». Так и сказал. «Да, сэр», – сказала я совершенно спокойно, хотя я в жизни не была так удивлена. Ведь я-то знаю, что нет у него никакого брата. Ах да, совсем забыла: «Мой брат из Австралии», – вот как он сказал. Из Австралии.
– Что ж, может он когда и был в Австралии, – начала миссис Стивенс тоном прокурора. – Чего не знаю, того не знаю. Но одно я знаю точно: здесь его никогда не было. По крайней мере, пока я здесь, то есть последние пять лет.
– Но тетенька, его здесь не было все пятнадцать лет. Я слышала, как мистер Марк говорил мистеру Кейли: «Пятнадцать лет», – говорил он. Мистер Кейли сам спрашивал его, когда, мол, ваш брат последний раз был в Англии. Мистер Кейли об этом брате знает, я сама слышала, как он мистеру Беверли об этом говорил, а вот когда этот брат в Англии был, этого мистер Кейли не знает, понимаешь? Потому мистера Марка и спросил.
– Про пятнадцать лет ничего не скажу, Одри. Я говорю только о том, за что сама могу поручиться. На Троицу будет пять лет, как я здесь. Поклясться могу, что ноги его не было в этом доме за пять лет с Троицына дня. А если он и жил в Австралии, как ты говоришь, то, значит на то свои причины.
– Какие причины? – весело спросила Одри.
– Неважно, какие. Раз уж я тебе вместо матери, царство ей небесное, то и говорю: коли джентльмен уезжает в Австралию, значит, на то есть свои причины. И коли он живет там пятнадцать лет, как говорит мистер Марк, а за пять-то лет я сама ручаюсь, значит, на это тоже есть свои причины. Хорошо воспитанная девушка не должна спрашивать, какие.
– Неприятности, наверное, – беззаботно заметила Одри. – Хозяева говорили за завтраком, что этот брат, мол, ужасный тип. Долги. Хорошо, что Джо не такой. У него пятнадцать фунтов в банке, что у почты. Я тебе говорила?
Но в этот день им не пришлось больше говорить о Джо Тернере. Звонок колокольчика поднял Одри на ноги. Вернее, уже не Одри, а горничную по фамилии Стивенс. Она торопливо надела перед зеркалом чепец.
– С парадного звонят, – установила она. – Значит, он. «Проводи его в мой кабинет», – так мистер Марк распорядился. Я думаю, он не хочет, чтобы другие леди и джентльмены его увидели. Но они сейчас все в гольф играют. Интересно, он у нас останется? Может, он привез из Австралии кучу золота. Вообще-то, я слышала, в Австралии есть золото. Так что, может, кто и добывает его там, но мы с Джо…
– Поскорее, Одри.
– Иду, дорогая.
Каждого, кто под августовским солнцем подходил по дорожке к входу, распахнутая дверь Рэд Хауза приглашала в гостеприимный холл, от одного вида которого гостя сразу обдавало приятной прохладой. Просторный холл был перекрыт низкими дубовыми балками, стены покрашены кремовой краской, на окнах с ромбовидными переплетами висели голубые шторы. По обе стороны шли двери в жилые комнаты, а прямо на вас, если вы вошли через парадный вход, весело смотрели окна, выходившие в небольшой ухоженный сад с ровной зеленью газонов. Когда окна были распахнуты, по холлу гулял легкий сквознячок. Направо от входной двери взбегала лестница с удобными низкими ступенями, она поворачивала налево и приводила вас на галерею, по которой, снова пройдя над холлом, вы попадали прямо, в вашу спальню. В вашу, если вы собирались остаться ночевать. Намерения же мистера Роберта Эблета на сей счет были пока неизвестны.
Выйдя в холл, Одри слегка вздрогнула, заметив мистера Кейли, который тихонько примостился в кресле возле окна и читал, хотя, собственно, почему бы ему там не сидеть: сегодня в холле намного прохладнее, чем на площадке для игры в гольф. Но в этот час дом казался совершенно покинутым, будто все гости ушли в парк или – что было бы самым разумным – спали наверху в своих комнатах. Мистер Кейли, кузен хозяина, был здесь сейчас как-то неуместен; Одри слегка вскрикнула от удивления и, покраснев, сказала:
– О, прошу прощения, сэр, я вас не заметила.
Мистер Кейли оторвал глаза от книги и улыбнулся. Несмотря на довольно некрасивое лицо, у него была приятная улыбка. «Какой все– таки джентльмен мистер Кейли, – подумала девушка про себя, проходя мимо. – Как бы хозяин без него обходился? Если, например, этого самого брата придется выдворять обратно в Австралию, то уж, несомненно, мистер Кейли этим займется».
«А вот, значит, и мистер Роберт», – сказала себе Одри, увидев гостя.
Позднее она говорила тетушке, что она где угодно сразу бы его признала за брата мистера Марка, но впрочем, нечто подобное она могла сказать и после любого иного происшествия. На самом же деле она была поражена. Щеголеватый низенький Марк с аккуратной остроконечной бородкой и заботливо завитыми усиками, беспокойными глазками, вечно перескакивающими с одного из его собеседников на другого, независимо от их числа, только затем, чтобы не пропустить ни одной из вызванных его словами улыбок и выбрать удобный момент для следующей реплики – нет, у него не может быть решительно ничего общего с этим грубоватым, неряшливо одетым колонистом, что сейчас угрюмо на нее уставился.
– Я хочу видеть мистера Марка Эблета, – прохрипел он. Это прозвучало почти как угроза.
Одри, однако, быстро взяла себя в руки и приветливо улыбнулась гостю. У нее для каждого находилась улыбка.
– Да, сэр. Он вас ожидает, проходите, пожалуйста.
– Черт возьми, да так вы, что ли, знаете, кто я такой?
– Мистер Роберт Эблет?
– Точно. Так он меня ждет, что ли? И будет рад меня видеть, да?
– Проходите, пожалуйста, – повторила Одри уже более строгим голосом.
Она подвела его ко второй двери направо и распахнула ее.
– Мистер Роберт Эб… – начала она и осеклась.
Комната была пуста. Она повернулась к гостю, стоящему за ее спиной.
– Если вы подождете, сэр, я пойду поищу хозяина. Я знаю, он где-то здесь, ведь он меня предупреждал, что вы сегодня днем приезжаете.
– О! – гость оглядывал комнату. – Как же это у вас называется, а?
– Кабинет, сэр.
– Кабинет?
– Комната, где хозяин работает, сэр.
– Работает? Что-то новенькое. Вот уж не думал, что он хоть минуту в своей жизни проработал.
– Где он пишет, сэр, – с достоинством пояснила Одри. То обстоятельство, что мистер Марк «писал», хотя никто и не знал, что именно, рассматривалось в комнате экономки как предмет особой гордости.
– Для гостиной я, видимо, не слишком хорошо одет, да?
– Я пойду доложу хозяину, что вы приехали, сэр, – заторопилась Одри.
Она закрыла дверь и оставила гостя одного.
Ну, что ж! Будет что порассказать тетушке! И она тут же стала перебирать в уме все, что он ей сказал и что она ему ответила. «Как только я его увидела, я сразу решила…» Да нет, она просто чуть не умерла от удивления. Впрочем, опасность умереть от удивления подстерегала Одри на каждом шагу.
Но сейчас надо было прежде всего разыскать хозяина. Одри прошла через холл, заглянула в библиотеку, в нерешительности вышла оттуда и остановилась перед мистером Кейли.
– Извините, сэр, – сказала она тихим, полным глубокой почтительности голосом, – вы не знаете, случайно, где хозяин? Мистер Роберт приехал.
– Что? – переспросил Кейли, отрываясь от книги. – Кто приехал?
Одри повторила все сначала.
– Не знаю. А разве он не в кабинете? После ленча он ушел в Замок, с тех пор я, кажется, его не видел.
– Спасибо, сэр. Я сбегаю в Замок.
Кейли вновь погрузился в книгу.
Замком назывался летний кирпичный домик, который стоял в саду, ярдах в трехстах позади дома. Здесь Марк любил поразмышлять, прежде, чем «засесть» у себя в «кабинете» и доверить бумаге итоги своих размышлений. Впрочем, мысли эти не представляли собой особой ценности; более того, они гораздо чаще обнародовались за обеденным столом, чем попадали на бумагу, и гораздо чаще попадали на бумагу, чем в печать. Но это не мешало хозяину Рэд Хауза чувствовать себя слегка уязвленным, если кому-то из гостей приходило в голову относиться к Замку так, будто это обыкновенная беседка, где можно пофлиртовать или запросто выкурить сигарету. Однажды два гостя были замечены в Замке за метанием стрелок. Марк лишь намекнул им, – даже это было ему не свойственно, – что они могли бы найти для подобных забав и более подходящее место, но с тех пор нарушители ни разу не были удостоены приглашения в Рэд Хауз.
Одри не спеша подошла к Замку, заглянула внутрь и так же неторопливо пошла обратно. Пустые хлопоты. Наверное, хозяин наверху, в своей спальне. «Не слишком хорошо одет для гостиной»! Ну а тебе, тетушка, хотелось бы пригласить в свою гостиную этого типа с красным носовым платком, повязанным на шее, в огромных пыльных сапожищах и – ой, что это? Не иначе, кому-то из слуг велено подстрелить кролика? Тетушка любит хорошего кролика с луковым соусом. Как все– таки жарко; сейчас она бы не отказалась от чашки чая. Одно хорошо: на ночь мистер Роберт не останется, он приехал без вещей. Правда, мистер Марк может дать ему свои вещи, одежды у него на шестерых хватит. Она бы его где угодно признала за брата мистера Марка.
Одри вернулась в дом. Когда она проходила мимо комнаты экономки по пути в холл, дверь внезапно приоткрылась и оттуда выглянуло испуганное лицо.
– Привет, Од, – сказала Элси. – Это Одри, – пояснила она, повернувшись в комнату.
– Иди сюда, Одри, – позвала миссис Стивенс.
– Что такое? – спросила Одри, заглядывая внутрь.
– Ну, дорогая, ты меня и напугала. Где ты была?
– В Замке.
– Ты слышала?
– Что слышала?
– Шум, пальбу, это ужас какой-то!
– А-а, – с облегчением сказала Одри. – Кто-то из слуг кроликов стрелял. Я так себе и сказала, когда услышала: «Тетенька любит хорошего кролика», – сказала я, и я не удивлюсь, если…
– Кроликов! – пренебрежительным тоном воскликнула тетя. – Стреляли-то в доме, душенька.
– Вот именно, – подтвердила Элси. Элси – это была одна из горничных. – Я так и сказала миссис Стивенс – правда, миссис Стивенс? – я так и сказала: «Это было в доме».
Одри посмотрела на свою тетю, потом на Элси.
– Вы думаете, у него с собой револьвер? – спросила она шепотом.
– У кого? – возбужденно спросила Элси.
– У этого брата. Из Австралии. Я так себе и сказала, как только его увидела: «Ну и тип!». Да, так и сказала. Прежде, чем он рот раскрыл, этот грубиян. – Она повернулась к тете. – Ну, я тебе скажу!
– Помнишь, Одри, я всегда говорила: с теми, кто приехал из Австралии, надо держать ухо востро. – Отдуваясь, миссис Стивенс откинулась на спинку стула. – Я из этой комнаты ни за какие деньги не выйду.
– Ну, миссис Стивенс, – возразила Элси, которой очень хотелось раздобыть где-нибудь пять шиллингов на новые туфли. – Про себя я бы так не сказала, но…
– Что это? – вскрикнула миссис Стивенс.
Все испуганно прислушались, и обе девушки невольно прижались ближе к тетиному стулу.
В глубине дома кто-то ломился в дверь, стучал, колотил ногами.
– Ой, послушайте!
Одри и Элси испуганно переглянулись.
Они услышали мужской голос, громкий и злой.
– Открой дверь! – кричал голос. – Открой! Я кому говорю!
– Не открывай! – в панике закричала миссис Стивенс, будто это в ее дверь ломились. – Одри! Элси! Не пускайте его!
– Черт возьми! Да откроешь ты! – снова завопил голос.
– Нас тут всех перережут в собственных постелях, – задрожала миссис Стивенс. Девушки в страхе еще крепче прижались друг к другу, а пожилая дама обхватила их обеими руками.
ГЛАВА 2
МИСТЕР ГИЛИНГЕМ СХОДИТ НА НЕЗНАКОМОЙ СТАНЦИИ
Можно спорить о том, был ли Марк Эблет занудой, но никто не мог бы пожаловаться, что тот к нему приставал с рассказами о своей жизни. Тем не менее, истории ходили. Ведь всегда находится кто-нибудь, кто знает. Было достаточно хорошо известно – и слух этот был подтвержден самим Марком – что его отец был когда-то сельским священником. Говорили, что еще мальчиком Марк был замечен какой-то богатой старой девой, жившей по соседству, которая взяла его под свое покровительство и оплачивала его образование в школе и в университете. Примерно в то время, когда Марк кончал Кембридж, умер его отец, оставив после себя долги – как предостережение семье, и репутацию автора самых коротких проповедей – в назидание своему преемнику. Но ни предостережение, ни назидание никому не пригодились. На деньги своей покровительницы Марк поехал в Лондон, где (по всеобщему мнению) свел знакомство с ростовщиками. Предполагалось (его патронессой и многими другими, кто интересовался этим вопросом), что он «писал», но что именно он писал, кроме писем с просьбой об отсрочке платежей, выяснить так и не удалось. По крайней мере известно, что он достаточно регулярно посещал театры и мюзик-холлы – несомненно, с целью написать несколько серьезных статей в «Спектейтор» об упадке английской сцены.
К счастью для Марка, на третий год его пребывания в Лондоне благодетельница умерла, завещав ему все свое состояние. С этого момента жизнь его теряет ореол легенды и приобретает характер вполне исторический. Он уладил отношения с заимодавцами, оставил увлечения молодости и даже сам стал покровительствовать. Он покровительствовал Искусству. И не только ростовщики поняли, что Марк Эблет не нуждается больше в деньгах; редакторы теперь получали от него бесплатно статьи и завтраки; издатели время от времени заключали с ним договоры на издание очередного томика, причем он брал на себя все расходы и от гонораров отказывался; многообещающие молодые поэты и художники обедали с ним; а однажды он даже вывез на гастроли некую театральную труппу, с одинаковой увлеченностью исполняя в этом путешествии одновременно две роли – хозяина труппы и первого любовника.
Он не был снобом в полном смысле этого слова. В просторечии снобом принято называть человека, «который обожает лорда»; более точное определение – человек, который придает слишком большое значение предметам, того не заслуживающим. Марк не был лишен тщеславия, но он с большей охотой общался с театральным администратором, чем с графом; он скорее подружился бы с Данте – если допустить, что такое возможно, – чем с герцогом. Можете считать его снобом, но не худшим из снобов; прихлебателем, но на поприще Искусств, а не светской жизни; честолюбцем, но обитающем вблизи Парнаса.
Сфера его покровительства не ограничивалась Искусствами, она распространялась также и на Мэтью Кэйли, его кузена, тринадцатилетнего подростка, жившего в столь же стесненных обстоятельствах, как некогда и сам Марк. И, Марк послал кузена Кейли в школу, а потом в Кембридж. Первоначально его мотивы были вполне бескорыстны: желание возместить учтенный где-то на небесах долг щедрости. Но, вероятно, по мере того, как мальчик подрастал, Марк, строя планы его будущего, все больше и больше учитывал собственные интересы; ведь блестяще образованный двадцатитрехлетний Мэтью Кейли представлял собой весьма выгодную собственность для человека в его, Марка, положении, то есть, для человека, чья суетная жизнь почти не оставляла времени для улаживания собственных дел.
И Кейли, достигнув двадцати трех лет, стал вести дела своего старшего кузена. К тому времени Марк уже успел приобрести Рэд Хауз с прилегающим к нему значительным участком земли. Кейли стал вести хозяйство. Обязанности его были многообразны. Он не был в полной мере ни секретарем, ни управляющим имением, ни поверенным в делах и ни тем более компаньоном; он совмещал все эти функции. Марк полностью положился на него и стал называть его «Кей», справедливо полагая, что «Мэтью» в данных обстоятельствах не совсем уместно. Главное достоинство Кея заключалось, по мнению Марка, в том, что тот от него зависел, но вдобавок он был еще рослым, крепким парнем, отлично сбитым, с тяжелой нижней челюстью, и никогда не досаждал пустыми разговорами, – словом, просто находка для человека, который любит вести беседу самостоятельно.
Сейчас Кейли было уже двадцать восемь, но на вид ему можно было дать и все сорок – то есть столько же, сколько и его патрону. В Рэд Хаузе все время были гости, и Марк предпочитал приглашать тех – считайте это либо добротой, либо тщеславием, – кто не мог уплатить ему ответный долг гостеприимства. Давайте посмотрим на всех гостей, когда они спускаются к завтраку, о котором мы уже знаем со слов горничной Стивенс.
Первым появился майор Рамбольд, высокий, солидный джентльмен с серыми волосами и седыми усами, одетый в норфолькскую куртку и серые фланелевые брюки. Жил он на пенсию за выслугу лет и пописывал в газеты заметки по естественной истории. Он внимательно оглядел блюда на раздаточном столике, выбрал себе салат, за который и принялся. Он как раз переходил к колбасе, когда появился следующий гость. Это был Билл Беверли, жизнерадостный молодой человек в белых фланелевых брюках и спортивной куртке.
– Доброе утро, майор, – сказал он, входя, – как ваша подагра?
– У меня не подагра, – ответил майор угрюмо.
– Ну, а что там у вас?
Майор в ответ что-то буркнул.
– Я, видите ли, стараюсь быть вежливым за завтраком, – объяснил Билл, щедро накладывая себе овсянки. – Сейчас все такие невоспитанные. Вот и я спросил. Можете не отвечать, если это секрет. Хотите кофе? – добавил он, наливая себе чашку.
– Благодарю вас. Я никогда не пью, пока не кончу есть.
– Вы совершенно правы, майор; все зависит от привычки, – Билл уселся за стол. – Что ж, сегодня прекрасная погода для игры. Судя по всему, будет ужасная жара, но это как раз нам с Бетти на руку. На пятой лужайке начнет болеть ваша старая рана, та самая, которую вы получили в сорок третьем в пограничном сражении; на восьмой полетит печень, подточенная многолетним пристрастием к острым блюдам, на двенадцатой…
– Заткнись, осел.
– Да нет, я только предупреждаю. Э-э, доброе утро, мисс Норрис. Я как раз рассказываю майору, что должно с ним и с вами случиться сегодня днем. Вам помочь, или сами выберете себе завтрак?
– Не затрудняйтесь, – сказала мисс Норрис. – Я сама. Доброе утро, майор. – Она обворожительно улыбнулась.
Майор кивнул.
– Доброе утро. Будет жара.
– Я как раз говорил, – начал Билл, – что тут-то… Привет, Бетти. Доброе утро, Кейли.
Бетти Кэлледайн и Кейли вошли одновременно. Бетти было восемнадцать и она была дочерью миссис Джон Кэлледайн, вдовы художника, которая при Марке исполняла роль хозяйки. Рут Норрис серьезно относилась к своей профессии актрисы, а по выходным серьезно относилась к игре в гольф. В обоих занятиях она достаточно преуспела.
– Кстати, машину подадут в десять тридцать, – сообщил Кейли, отрываясь от писем. – Ленч будет здесь, а потом вас отвезут обратно. Пойдет?
– Не понимаю, почему бы нам не сыграть два раунда, – с надеждой произнес Билл.
– Что-то жарковато сегодня, – заметил майор. – Лучше вернуться к чаю.
Вошел Марк. Обычно он приходил последним. Сейчас он приветствовал гостей и сел пить чай с тостами. За завтраком он ел мало. Пока он просматривал письма, остальные весело болтали.
– Черт побери! – внезапно воскликнул Марк.
Все невольно обернулись.
– Прошу прощения, мисс Норрис; извините, Бетти.
Мисс Норрис вежливо улыбнулась.
– Смотри-ка, Кей, – он нахмурился, недовольно и вместе с тем удивленно. Взял одно из писем и помахал им в воздухе. – Как ты думаешь, от кого?
Кейли на другом конце стола пожал плечами. Откуда ему знать?
– От Роберта.
– От Роберта? – Кейли было трудно удивить. – Ну и что?
– Хорошо тебе говорить «что», – раздраженно сказал Марк. – Он сегодня днем приезжает.
– Мне казалось, он где-то в Австралии.
– Конечно. И мне так казалось. – Марк обратился к Рамбольду, сидящему напротив. – У вас есть братья, майор?
– Нет.
– Советую и не заводить.
– Маловероятно, что такая возможность представится, – заметил майор.
Билл рассмеялся. Мисс Норрис вежливо спросила:
– Но ведь и у вас нет братьев, мистер Эблет?
– Есть один, – мрачно ответил Марк. – Если вы вовремя вернетесь, вы его еще застанете. Может, он даже попросит у вас пять фунтов взаймы. Не давайте.
Присутствующие почувствовали себя несколько неловко.
– У меня есть брат, – сказал Билл, желая спасти положение, – но я всегда у него сам занимаю.
– Как Роберт, – изрек Марк.
– Когда он в последний раз был в Англии? – поинтересовался Кейли.
– Лет пятнадцать назад, по-моему. Ты еще был мальчишкой.
– Да, помню, я его как-то видел тогда, но не знаю, приезжал ли он еще с тех пор.
– Нет, сколько мне известно. – Марк, судя по всему, был не на шутку огорчен. Он вновь пробежал письмо глазами.
– Что до меня, – сообщил Билл, – то я считаю, родственников вообще иметь ни к чему.
– Ну как же, – едва ли не запальчиво возразила Бетти, – ведь так интересно иметь семейные тайны.
Марк хмуро на нее посмотрел.
– Если, по-вашему, это интересно, могу вам его подарить. Судя по тем нескольким письмам, что я от него получил, он с тех пор вряд ли изменился. Правда, Кейли?
Кейли хмыкнул:
– Я знаю только, что о нем не принято было спрашивать.
Это можно было понять и как намек не в меру любопытным гостям, и как предостережение Марку не слишком болтать при посторонних, – тем не менее реплика прозвучала совершенно невозмутимо. Во всяком случае, эта тема была оставлена, и все стали говорить о предстоящей игре. Миссис Кэлледайн поехала вместе с игроками, так как хотела навестить свою старую приятельницу, жившую неподалеку от поля для гольфа, а Марк с Кейли оставались дома – заниматься делами. Сегодняшние «дела», очевидно, подразумевали прием блудного брата. Но игра от этого, разумеется, пострадать не должна.
В то самое время, когда майор целился по шестнадцатой лунке, а Марк с кузеном готовились к приему гостя, некий джентльмен приятной наружности по имени Энтони Гилингем сошел с поезда на станции Вудхэм и спросил, как пройти к деревне. Узнав дорогу, он оставил, свой багаж у станционного смотрителя и налегке отправился в путь. Этот молодой человек – важнейшее действующее лицо нашего повествования, и нам следует познакомиться с ним поближе, прежде чем мы отправим его в дорогу. Давайте же под каким-нибудь предлогом остановим его на этом холме и как следует разглядим.
Первое, что нам удастся заметить, это то, что он с гораздо большим вниманием рассматривает нас, чем мы – его. На его приятном, чисто выбритом лице (столь тщательно бреются обычно морские офицеры) выделяются серые глаза, внимательнейшим образом изучающие вас в упор. Такого взгляда с непривычки можно испугаться, однако вскоре вы понимаете, что сознание в нем не участвует: взгляд обращен на вас как бы сам по себе, в то время как мысли витают где-то далеко. Так поступают многие, когда, например, разговаривают с одним человеком, а пытаются слушать другого, но глаза их обычно выдают. Глаза Энтони не выдавали его никогда.
Он многое успел повидать этими глазами на своем веку, хотя во флоте и не служил. Когда в возрасте двадцати одного года он вступил в права наследования капиталом своей покойной матери (400 фунтов годовых), старик Гилингем оторвал взор от «Вестника животновода» и поинтересовался, чем теперь сын думает заняться.
– Мир посмотреть.
– Что ж, черкни мне пару строк из Америки, или где ты там будешь.
– Хорошо, – сказал Энтони.
Старик Гилингем вернулся к своей газете. Энтони был его младшим сыном и, в целом, интересовал отца гораздо меньше, чем потомство других семей, например, Чемпиона Биркета. Так ведь то Чемпион Биркет – лучший из когда-либо выращенных им херефордских быков!
Энтони, однако, не намеревался сильно удаляться от Лондона. В его представлении «посмотреть мир» означало не посетить разные страны, а смотреть на людей, причем смотреть с самых разных точек зрения. В Лондоне же, как известно, самых разных людей сколько угодно, если вы, конечно, знаете, как с ними обходиться. Итак, Энтони решил наблюдать их с разных сторон: с точки зрения слуги, газетного репортера, официанта, продавца в магазине. Имея за душой 400 фунтов годовых и чувствуя себя вполне независимым, он жил припеваючи. Никогда не оставался подолгу на одном месте, а уходя, всегда сообщал своему хозяину все, что он о нем думает (как понимаете, это несколько противоречит общепринятым нормам взаимоотношений между хозяином и слугой). Новое место он находил с легкостью. Вместо рекомендаций он предлагал такие условия: за первый месяц он жалование не берет, зато если его работа хозяина устраивает, то за второй месяц ему платят двойное жалование. Не было случая, чтобы Энтони не получил двойного жалования.
Сейчас ему было тридцать. В Вудхэм он приехал просто так, отдохнуть на выходной; ему приглянулась эта станция. Билет позволял ему ехать дальше, но иногда он любил эксперименты. Вудхэм ему понравился, чемодан у него с собой и деньги в кармане. Почему бы не сойти?
Хозяйка в «Георге» была чрезвычайно рада его поселить, пообещав, что днем ее муж обязательно съездит на станцию за багажом.
– Думаю, от ленча вы не откажетесь, сэр?
– Пожалуй, но только особенно не утруждайтесь. Чего-нибудь холодного не найдется?
– Немного говядины, сэр? – спросила хозяйка таким тоном, будто в ее распоряжении была сотня разнообразных сортов мяса и она предлагала гостю самый лучший.
– Великолепно. И кружку пива.
Пока гость управлялся с ленчем, вошел хозяин спросить насчет багажа. Энтони заказал еще кружку нива, и они разговорились.
– А приятно, должно быть, иметь загородную гостиницу, – заметил Энтони, как бы размышляя, не пора ли ему освоить еще одну профессию.
– Насчет приятности не скажу, сэр. Но мы на это живем и еще немного остается.
– Надо бы вам немного отдохнуть, – рассудил Энтони, задумчиво глядя на собеседника.
– Чудные вещи вы говорите, – улыбнулся хозяин. – Вот и вчера один джентльмен из Рэд Хауза то же самое предлагал. Сменить меня и все такое. – Он расхохотался.
– Из Рэд Хауза? Это не в Стэнтоне случайно?
– Точно, сэр, в Стэнтоне – это следующая станция после Вудхэма. А Рэд Хауз в миле отсюда, принадлежит мистеру Эблету.
Энтони достал из кармана письмо. На нем стоял обратный адрес: «Рэд Хауз, Стэнтон» – и подпись отправителя: Билл.
– Старина Билл, – промычал Энтони себе под нос. – Значит, в гору пошел.
Энтони повстречал Билла Беверли два года назад в табачной лавке. Гилингем стоял по одну сторону прилавка, мистер Беверли – по другую. Что-то в Билле импонировало Энтони, возможно, его молодость и непосредственность; и когда он принял заказ на сигареты и получил адрес, по которому их следует доставить, он припомнил, что когда-то встречался с тетушкой Беверли на какой-то вилле. Потом они случайно встретились в ресторане. Оба были в вечерних костюмах, но с салфеткой обращались по-разному, причем Энтони выказал куда более точное знание манер. Но Билл все равно ему нравился. Вот почему во время своих очередных вакаций, – то есть когда он был без работы, – Энтони попросил общего знакомого представить его Биллу. Сперва Билл несколько оторопел, когда Энтони напомнил ему, при каких обстоятельствах они встречались прежде, но замешательство его вскоре прошло, и они с Энтони подружились. Однако в письмах Билл неизменно обращался к Энтони со словами: «Мой многоуважаемый безумец».
После ленча Энтони решил прогуляться в сторону Рэд Хауза – навестить приятеля. Осмотрев предназначавшуюся ему комнату, которая хоть и мало напоминала «благоухающие лавандой покои загородной гостиницы» со страниц романов, но все же выглядела достаточно чисто и уютно, он отправился на прогулку.
Когда по широкой аллее он подходил к краснокирпичному фасаду старого дома, с цветочных клумб неслось ленивое жужжание пчел, на верхушках вязов нежно ворковали голуби, а откуда-то издали слышался стрекот газонокосилки – самый убаюкивающий из всех сельских звуков…
Войдя в холл, Энтони обнаружил там человека, который ломился в запертую дверь и кричал:
– Открой сейчас же! Открой, я тебе говорю!
– Добрый день, – изумленно поздоровался Энтони.