Текст книги "Проощание с детством"

Автор книги: Агония Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Агония Иванова
Прощание с детством

Он пойдет проводить тебя до остановки,

Ты вернешься домой завтра утром

Совсем другой.

Александр Васильев.

Часть первая

Глава первая

– Дайте ка я на вас посмотрю, – сказала своим грубым голосом Елена Львовна, прогуливаясь между рядами по классу, походкой тюремного надзирателя. Никто, встретив эту женщину впервые, не сказал бы, что она учитель русского языка и литературы, потому что она производила впечатление человека сильного и властного, совершенно далекого от искусства. Такие же прически, как у нее носили обычно дамы, работавшие на рынках или на худой конец в магазинах поприличнее, эти же дамы имели такой же громогласный голос и манеру говорить. Как она оказалась здесь было, похоже, загадкой не только для окружающих, но и для нее самой.

– Выросли за лето, – заключила Елена Львовна в конце-концов и вернулась на свое место и добавила с какой-то злобной улыбкой, – как сорняки, – и разразилась смехом, напоминающим звук, который получается из пыльного мешка, если по нему бить палкой, – ха-ха-ха.

Почему-то никто кроме нее не рассмеялся. «Сорняки» смотрели на нее с недоумением, агрессией или скукой, уже успевшие привыкнуть к ее поведению. Некоторые не смотрели вовсе и Елена Львовна пресекла это. Она постучала кулаком по столу, требуя внимания к своей персоне.

– Виноградова, языком своим ты будешь улицы подметать, если не сдашь экзамены в конце года, – пригрозила она, испепеляя взглядом ту, кто посмел не смотреть в ее сторону. Девушка, к которой она обращалась ничуть не смутилась, прикрыла красивые болотно-зеленые глаза и с невозмутимым видом одарила Елену Львовну ответным, полным презрения взглядом.

– Где Польских, Виноградова? – поинтересовалась Елена Львовна у девушки, та только передернула плечами.

– Я ей не нянька, – спокойно бросила она и хотела уже отвернуться к своей соседке Герасимовой, с которой они до этого шепотом обсуждали какие-то свои дела, но гнев Елены Львовны настиг ее в виде огромной фигуры учительницы, нарисовавшейся перед столом.

– Марина, – строго начала Елена Львовна, – как ты разговариваешь с учителем? Оставь свое хамство за дверью.

– Я лучше сама там останусь, – буркнула Марина, глядя исподлобья из-под густой выбеленной челки. Елене Львовне прекрасно помнилось, что в июне, когда на трудовых работах, она видела ученицу в последний раз, волосы ее были черными и это добавляло масла в огонь ее закипающей злости. Женщина хотела что-то сказать, но в этот момент вышеупомянутая дверь открылась и на пороге появилась Польских. Маргарита. Главный предмет ненависти Елены Львовны, некоторых учителей, директора и доброй половины учеников. Ненависть не мешала любоваться Ритой и на мгновение все в классе замерли, как будто перед ними раскрылся тропический цветок с сильным дурманящим ароматом, который околдовал их, и теперь они жадно вдыхали ее красоту, как запах. Маргарита Польских была красива. О, да! Хрупкая точеная фигурка, которой позавидовала бы любая фотомодель, огромные глаза насыщенного вишневого цвета, полные губы, насмешливо приоткрытые в полу вздохе, черты, словно нарисованные тушью, аккуратно подстриженная по уши копна сияющих здоровьем волос. Ее изящное тельце было облачено в черную юбку-карандаш и рубашку под цвет глаз, эффектно подчеркивавшую цвет кожи, немного золотистый после недели на Мальте.

Брови Маргариты презрительно и недовольно изогнулись, когда она заметила, что Марина сидит с ее обычной фрейлиной Олей. Оля, поймав это выражение, в свою очередь, испепеляюще посмотрела на Марину, в эту минуту желая только, чтобы та исчезла и больше никогда не существовала. Все ее дружелюбие исчезло, как дым.

– Польских, почему ты опоздала? – набросилась на Риту Елена Львовна, двинулась к ней, покачивая своей внушительной фигурой. Девушка смотрела на нее смело и насмешливо, как будто видела перед собой большую неуклюжую птицу и ничего, кроме иронии это зрелище у нее не вызывало. По крайней мере, никакого уважения.

– Я проспала, – демонстративно зевнув, ответила Рита и прошествовала к свободному месту рядом с отличницей Машей и положила дневник на стол Елене Львовне, опередив женщину, которая только открыла щедро напомаженный рот, чтобы попросить об этом. Отличница Маша от такого поворота событий была не в восторге и, стараясь сделать это незаметно, она подвинула на свою половину тетради и учебник.

– В ПТУ отоспишься, – рассудила Елена Львовна, хотя каждый ученик маленького класса, в котором было всего четырнадцать человек, в глубине души догадывался, что если у кого-то из них и был шанс поступить в приличное учебное заведение, то этим кем-то была Рита. Потому что у нее были родители, а у родителей были деньги. И то и другое в классе было пределом мечтаний, все чаще несбыточных.

В ответ на ее слова Маргарита только загадочно улыбнулась, неотрывным гипнотическим взглядом глядя в глаза Елене Львовне. Отвратительная девица, – подумала про себя учительница, открывая журнал. Самое отвратительное было то, что Маргарита Польских была не только глупой красивой куклой, как некоторые ее подруги, а еще и начитанной и коварной «королевой». Этого титула она добилась не деньгами своего отца, который часто финансировал начинания их директрисы, а своими зубами и когтями, которые она умело пускала в дело.

Могла и глотку перегрызть. Это знали и Елена Львовна и Марина, и ее соседка Оля и даже отличница Машенька, каждый, присутствовавший в классе.

– С огорчением должна сообщить вам, что нас покинул Ваня Сидоров, – заглянув в классный журнал, без тени сожаления выдала Елена Львовна, поспешно отводя взгляд и стараясь не смотреть на Риту, – лучше бы какой-нибудь двоечник ушел вроде Якушева, – прибавила она, и вот эти слова были сказаны искренне. Дима Якушев, услышав свою фамилию, оторвался от соседа по парте и вскочил с места, рукой приглаживая растрепанные, давно не стриженые волосы.

– Что сразу Якушев!? – воскликнул он недовольно. По классу прокатилась волна улюлюканья и смешков. Даже сама Рита обернулась и посмотрела на него игриво-насмешливо, обычно на существование такой вши как Дима она внимания не обращала.

– А вот потому и Якушев, что от тебя никакой пользы, – пояснила Елена Львовна и сочла свое высказывание изысканным каламбуром, поэтому за ним последовало ее глухое «ха-ха-ха».

– Что ж, – перестав смеяться, продолжила она, встала с места и развела руками, как тамада или руководительница фольклорного ансамбля, несомненно, подошедшего бы ей куда больше, – добро пожаловать в десятый класс, дети.

В женском туалете на третьем этаже обшарпанного здания школы стояло такое задымление, что все младшие боялись туда даже заглядывать. Закон школы напоминал закон джунглей и с ним они были знакомы с самого первого класса, откуда уяснили себе, что этот туалет выбран старшеклассниками, как комната для курения, не смотря на нелепую комичную табличку на двери «курить в здании школы строго запрещено».

Рита прошествовала внутрь уверенной походкой королевы, а следом за ней, как подобает фрейлинам, как обычно просеменили Марина и Оля. Рита посмеялась над табличкой, помыла руки и запрыгнула на подоконник, доставая из кармана, дорогие сигариллы, на менее благородное курево она не разменивалась.

Марина присела на бачек унитаза, не без смущения, закуривая свои дешевые и неказистые. Оля же оперлась спиной на стену и попросила сигарету у Риты.

– М-м-м. Вишня, – сказала она, выпуская в воздух струйку дыма. Ее холодные голубые глаза томно скрылись за пушистыми ресницами, не нуждавшимися в туши. Определенно ей нравился этот вкус, но в отличие от Риты себе такой роскоши позволить она не могла.

– У отца отняла, – с некоторой долей гордости в голосе пояснила Рита и улыбнулась.

– Он знает, что ты куришь? – удивилась Марина, хотя ее родители, а точнее мать, воспитывавшая ее в одиночестве, тоже уже ничему не удивлялась.

– Да, – кивнула Рита, – мать не знает и не надо ей знать. Будет орать, как Львовна после диктанта, – девушки вместе рассмеялись. Рита обернулась на окно за своей спиной и ощутила, принесенный ветром в форточку запах ранней осени. Небо было таким чистым, что хотелось открыть окно и улететь.

– А тебе хорошо блондинкой, – вдруг перескочила Рита на другую тему, и голос ее прозвучал до отвращения фальшиво, но Марина этого не заметила. Она загордилась и даже покраснела от удовольствия и, конечно же, забыла сказать спасибо. Такая вещь, как элементарная вежливость, казалась Марине атавизмом. Знала бы она еще, что такое атавизм!

– Слушай, Ритка, – не сдержалась Оля, до этого обдумывавшая что-то свое и подняла на подругу глаза, напоминающие озера с чистой ключевой водой, метафора была забавной, если учитывать то, какую грязную душонку отражали эти озера, – а почему ты проспала? Кто тебе спать мешал? Егор?

– Мы расстались, – равнодушно бросила Рита и как-то криво улыбнулась, смяла сигарету в пальцах и выудила другую.

– Как? – захлопала глазами Марина. Она дунула на челку, которая отросла и мешала ей смотреть на подруг.

– А вот так, – Рита сделала страшное лицо, но потом рассмеялась, – он дурак. У меня теперь другой «мальчик». Мы познакомились на Мальте. Я не знала, что туда еще кто-то летает из нашей глуши…

– М-м-м, – протянула Оля, и ее смазливое личико загорелось любопытством, – как его зовут? Сколько ему лет?

– Любопытной Варваре нос оторвали, – хихикнула Рита, тряхнула головой и собиралась зажечь вторую сигарету, как дверь вдруг открылась. На пороге стоял мужчина, прилично одетый, в костюме, молодой, он смущенно, но в тоже время сердито посмотрел на троицу.

– Вы табличку не видели, красавицы? – спросил он недовольно.

– А вы не видели другую табличку, что это женский туалет? – сразу же осадила его Рита, даже с учителями предпочитавшая сохранять свои королевские привилегии и манеру общения, – вы дверью ошиблись.

– Я новый зам. директора, – представился мужчина слегка виновато, похоже, слова девушки, его немного смутили и сломали его решимость, – и хорошо, что вас застал я, а не Евгения Олеговна.

– Да, мне это тоже нравится, – усмехнулась Рита и спрыгнула с подоконника. Зам. директора почувствовал от нее какую-то угрозу и отступил на шаг.

– Как ваша фамилия? – поинтересовался он.

– Польских.

Он изменился в лице, потому что явно был осведомлен о том, кто такой богатый спонсор всех дурацких проектов, которыми занималась их школа и понимал, что потеря этого спонсора принесет школе темные времена, а его карьере быстрое и печальное завершение.

Звонок вырвал его из некоторого коллапса и он, напомнив им о том, что курение на территории школы запрещено, быстро ушел. Маргарита проследила за ним взглядом.

– Какой милашка, – заключила она и бросила так и не закуренную сигарету в унитаз, – скорее бы эта мерзкая старуха сдохла и он стал директором…

– Рита… – как-то испуганно пробормотала Марина, которую напугала агрессия, с которой были произнесены эти слова. Девушка обернулась и смерила ее презрительным и насмешливым взглядом, который как бы говорил «Кто открыл здесь свой ротик? Клоп, которого я могу раздавить. Ползи сюда, пока я благосклонна». И Марина «пополза» следом.

– Шестнадцать лет Рита, – звонко рассмеялась королева акульим ртом.

Глава вторая

На асфальтовой дорожке от ворот до крыльца высокого советского здания школы лежали первые разноцветные листья. Они напоминали плавленое золото и как будто светились в лучах ласкового осеннего солнца. Соня спрыгнула со ступенек и подняла один особенно красивый кленовый лист с земли и подняла его над собой, через дырочку в нем, глядя прищурившись, на светящийся в небе диск.

– Авдеева! – окрикнула ее с крыльца Даша и вот она уже стояла рядом. Девушка залюбовалась тем, как сияют рыжие слегка волнистые волосы Сони с легким чувством зависти. Ее темно-русая грива была совсем не такой привлекательной, да и вообще Даша была уверена в своей собственной заурядности настолько, что завидовала всему, что видела кругом. Если бы взять рыжие волосы Сони, глаза Риты Польских, фигуру Леоновой, а черты Герасимовой, то из Даши бы получилось что-то привлекательное, но никто из вышеописанных не спешил с нею делиться.

– Хочу венок из листьев! – с улыбкой чистой как у ребенка, заявила Соня и запрыгала на месте, – а учиться не хочу… Не хочу!

– Для венка пока листьев мало, а учиться придется, – осадила ее Даша и невольно тоже заулыбалась, так заразительно получалось это у ее подруги.

– Давай погуляем? – предложила Соня, – не хочу идти домой.

– Давай, – легко согласилась Даша и ухватила ее под руку. У ворот их догнали одноклассники Миша и Саша. Радуясь встрече после недолгой разлуки в пятнадцать минут перемены, пока девушки забирали из раздевалки легкие куртки, юноши решили кинуть Соню в груду прошлогодней листвы, которая так кстати оказалась около ворот. Даша стала помогать подруге обороняться и в результате все четверо, раскидав кругом пожухшие листья, сидели на траве и смеялись.

– Ой. Лариска, – Соня заметила еще одну их одноклассницу, хотела вскочить и подойти к ней, но Сашка удержал ее за руку в этом неловком положении. Лариса заметила их и остановилась у бордюра.

– Разлеглись, – заключила она, и голос ее прозвучал нежно, почти по-матерински. При этом девушка казалась такой хрупкой из-за своей нездоровой худобы, что каждому встречному хотелось заботиться о ней самой, как о ребенке. Только очень мало кто воплощал это желание в жизнь.

На Ларисе был длинный растянутый свитер, связанный не то ей самой, не то ее бабушкой и потертые джинсы, во всем этом, благодаря короткой стрижке, спиной она напоминала мальчика.

– Эй… – позвала ее Даша, заметив, что та собирается уходить, – погуляй с нами?

– У меня дела, – Лариса обернулась и грустно-грустно улыбнулась, и что-то такое неразделенное и тяжелое вдруг засветилось в ее серых глазах. Чувствовалось, как ей хочется остаться с ними, поваляться на траве, разбрасывать листья, беззаботно посмеяться.

Даша тяжело вздохнула и поднялась, стала отряхивать свою одежду, как мимо нее прошла «святая» троица. Оля предпочла промолчать, Марина не открывала рта без разрешения своей королевы, а вот сама Польских удостоила ребят своего внимания:

– Наша школа наняла новых дворников? – хихикнула та. Ее красивое личико напоминало морду акулы и сейчас эта огромная хищная рыбина желала пролить чью-то кровь. Ветер забрался ей в волосы и взлохматил их, девушка кокетливо поправила их рукой и сунула ее в карман юбки в поисках сигарет.

– Как смешно, – огрызнулся Саша и встал рядом с Дашей. Рита подняла одну бровь и оглядела его с ног до головы, явно такой кавалер в ее свиту не подходил. Растрепанный, как воробей, какой-то непоседливый, как ребенок. Да что с них взять? Им надо не экзамены выпускные сдавать, а складывать кубики в детском саду – рассудила про себя королева и решила оставить их в покое, потому что они и в правду не стоили ее внимания. А на кого здесь обращать внимание? На избалованную дурочку Соню, которая считает, что никогда не повзрослеет? На серого мышонка Дашеньку? На ботаника и «интеллигента» Мишу? Или вот на этого полного героизма недотепу?

Рита презрительно фыркнула и закурила.

– Да что вы повскакивали? – спросила она, – валяйтесь на своем газоне, ваше право.

И ее высочество соизволило перейти через дорогу вместе со своими обожательницами, которые еще долго взглядами метали молнии в сторону друзей, почему-то вдруг помрачневших и задумавшихся.

– Разрешила, – зло прошептал Саша, и кулаки его сжались.

– Успокойся, – Даша по-дружески обняла его за плечи, и парень воссиял, сдул с лица длинные волосы, упавшие на него и посмотрел на нее с благодарностью. Сонька задумчиво пнула носком кроссовка камешек и проследила за тем, как он катится прочь.

И только Миша застыл как изваяние, провожая взглядом королеву со свитой, искренне радуясь тому, что толстые стекла очков поглощают эмоции, которые ему хотелось бы скрыть.

В старом здании музея было прохладно и пахло сыростью и временем. Лариса с детства привыкла к этому запаху и любила его, как любишь то, что всегда есть под рукой и о существовании чего ты никогда не задумываешься. Оно просто есть и ты принимаешь это как данность, но когда этого не будет, ты почувствуешь силу удара, валящего тебя с ног, такой непереносимой будет эта потеря. Сколько она помнила себя, она приходила сюда, оставив дверь приоткрытой, чтобы пропустить в пыльный вестибюль немного свежего воздуха, впитавшего в себя все краски ранней осени.

– Бабушка! – окликнула девушка старую женщину, сидевшую за столом вахтера с книгой в руках. Смотрительница выглядела как ожившая гравюра начала прошлого века – все в ней соответствовало образу старой леди и даже искусственная розочка, вставленная в кармашек пиджака была точно такая же, как на картинках. Ларисе и в голову не приходило, что цветы на картинках были живыми.

Женщина подняла глаза и улыбнулась ей, а девушка подбежала к ней и нежно обняла ее за шею тонкими руками в широком свитере.

– Как твой первый день в десятом классе? – спросила Анастасия Вячеславовна, откладывая книгу. Лариса все силилась прочитать имя на переплете, но ее подводило зрение, а денег на очки у них не было. Если бы у них были деньги, ее бабушка не сидела бы здесь с утра до глубокой ночи. Если бы у них были деньги, она бы сейчас не должна была торопиться на свою смену.

– Он внушает мне надежду, потому что это последнее первое сентября в моей жизни! – радостно призналась Лариса, но старая женщина отчего-то нахмурилась.

– Поосторожнее со словами, моя дорогая, – одернула она девушку, – в школе ты хотела сказать.

– Да, – легко согласилась Лариса и присела на свободный стульчик со спинкой, обшитой тканью. Такими старинными стульями был заставлен весь музей. Помимо десятка бездарных картин местных художников, гипсовых и бронзовых физиономий вождя и одного-единственного полотна заслуженного автора и вот этих антикварных стульев, смотреть здесь было не на что. Да народ и не спешил любоваться на профили главы союза и картины, которые успели приестся и надоесть, поэтому Анастасия Вячеславовна скучала здесь в полном одиночестве и очень радовалась появлению внучки.

– Еще будешь вспоминать школьные годы… – задумчиво произнесла женщина и прикрыла глаза, утонувшие в глубоких складках морщин, словно отправляясь в странствование по волнам своей памяти, – прекрасные семнадцать лет. Ты влюблена?

Лариса отчего-то смутилась, робко покачала коротко стриженной головой и вздохнула.

– Все еще впереди у тебя, – с улыбкой проговорила Анастасия Вячеславовна и погладила Ларису по волосам, любуясь чистой и хрупкой красотой девушки. В ней было что-то трогательное и прекрасное, что бывает только в тех, чьи черты омрачены горем и лишениями, которые им приходится терпеть.

– Да кто на меня посмотрит, – сказала без тени улыбки Лариса, – птушница на картошке, – она подавила смешок и облизнула полные губы и добавила нежно, – зато ты у меня, особа видная!

– Да Бог с тобой, – вздохнула Анастасия Вячеславовна.

– Ну правда, ба! – Лариса прижалась к ее груди лицом, отдавая эту невостребованную нежность, которой у нее было в избытке, как у котенка, которого выбросили на улицу. – Она острит, а я скучна, сижу, потупя взгляд…

– Ну, как назло, семнадцать мне, а Ей под пятьдесят, – закончила за нее старая женщина и довольно улыбнулась, радуясь и гордясь внучкой, но тут же погрустнела, – если бы под пятьдесят. Лара, – только она называла ее так, – засиделась ты со мной…

– И в правду, бабушка, – огорчилась Лариса, поглядев на настенные часы, – опоздаю на смену, будет выговор… Побежала я, не скучай здесь, – она коротко поцеловала морщинистую щеку и выбежала прочь.

Анастасия Вячеславовна подняла глаза к потолку, на котором красовалась псевдо-старинная люстра, изготовленная специально для музея по фотографии старой, когда-то висевшей в этом доме, до того, как его разорили и разграбили большевики. Где-то там над потолком в черных, как змейки трещинках, над еще двумя этажами здания музея, было голубое ясное небо с ленивыми облаками, которые неторопливо плыли куда-то, напоминая огромных белых китов. На одном из них, по предположениям Анастасии Вячеславовны, должен был восседать кто-то, кто создал этот мир и не в первый раз она спрашивала его, почему он так несправедливо обошелся с этой девочкой.

Книга выскользнула из расслабившихся пальцев и Анастасия Вячеславовна смахнула ими слезинки, бежавшие по щекам, смачивавшие живительной влагой сухую старую кожу.

Лариса переодела свой огромный, но такой любимый, от того, что он был связан бабушкой, свитер на нелепую форму забегаловки, где она работала, и вышла на кухню, где уже во всю кипела работа. Ее чуть не облили кипящим маслом, она чудом избежала столкновенья с ножом и еще какое-то время пребывала в некой прострации пытаясь заставить себя привыкнуть к этому новому шумному и быстрому миру. Он ничуть не напоминал нежную тишину старого музея, его прохладный воздух, пропитанный пылью с тонким пикантным ароматом плесени. Сколько воспоминаний было связано с этим местом, сколько она девочкой, кружилась в просторных залах, представляя, что она какая-нибудь графиня, владеющая этим домом, на балах, на приемах. Как читала там книги, которые ей давала бабушка звонким смешным детским голоском…

– Какая-то ты сегодня не расторопная, – заметила ее сотрудница Юля, пакуя пакеты, а потом исчезла, относя их к кассе. Лариса только хотела придумать какое-то оправдание, как к ней подскочила кассирша Алена и утащила за руку в другое помещение.

– Ларис, постой вместо меня, мне нужно помочь Маше отменить заказ, – попросила она и проводила девушку к своему кассовому аппарату, – пятнадцать минут. Я тебя обожаю, – эти слова не предполагали возражения, и Лариса только грустно кивнула. Стоять за кассой здесь была большая честь, ведь это дело было достойнее, чем возиться в гадким мясом, вонявшим чем-то химическим или получать ожоги, работая с кипящим маслом. В какой-то мере сбылась ее мечта и то, что ей обещали, когда она только пришла сюда работать, еще не зная, что будет драить унитазы.

До работы с кассой нужно было еще дослужиться, а это ей не позволяли не возраст, не стаж. Она была самой маленькой из постоянных работников и не имела даже трудовой книжки, что было говорить о каком-то уважении. Тем более таком уважении, как касса!

– О, прелестное создание, – Лариса подняла глаза от кнопок, когда услышала именно такое обращение к себе и ее постная наигранная улыбка поспешно уползла с лица. По ту сторону прилавка стоял очень привлекательный мужчина, но Лариса не привыкла оценивать красоту внешнюю, всегда отдавая предпочтение красоте духовной, как ее учила бабушка с самого раннего детства. Но сейчас она просто не могла остаться равнодушной – если бы не темные волосы, она бы сравнила незнакомца если не с Аполлоном, то Дорианом Греем как минимум, но эта аналогия показалась ей опасной. Слишком уж коварно, подобающе именно этому персонажу, улыбался незнакомец, а его прозрачные зеленые глаза изучали ее слишком внимательно. Это все очень опасно, но пока она всего лишь кассир ей ничего не угрожает. Впрочем, нет. Пока она кассир, она может угодить в любую западню, поэтому нужно вспомнить о том, что она Лариса.

– Что будете заказывать? – без энтузиазма спросила она, постукивая пальцами по кнопкам с номерами заказов.

– Зеленый чай, пожалуйста, – ответил он, поправляя ворот безупречно белой рубашки, – а лучше два. Ведь Ундина не откажется?

– У Ундины нет перерыва, если вы обо мне, – спокойно отказала Лариса, но сравнение ее потешило, она попыталась найти в себе хоть что-то общее с этой призрачной девой, но тщетно.

– С сахаром? – чуть более миролюбиво осведомилась девушка, незнакомец покачал головой, – может быть пирожок? – он снова ответил отрицательно. Лариса оформила заказ, думая о том, что тоже любит зеленый чай без сахара, особенно, если он остыл, но пробила все-таки один. Она чувствовала, что ничем хорошим знакомство и распитие любых, даже не алкогольных напитков, с незнакомым мужчиной на много старше ее, ей не светит.

Вернулась Алена и проводила Ларису обратно, обещая за то, что та помогла ей, вечером угостить ее чем-нибудь, и девушка рада была бы отказаться, но голод был сильнее гордости.

Весь остаток смены она на автомате выполняла свои обязанности, мысленно находясь где-то далеко, даже дальше, чем музей, где работала ее бабушка и дальше, чем страницы книг, которые заменяли ей игрушки.

«Ундина? Почему Ундина? – думала она, но тут же спорила с собой – да так просто ляпнул первое, что пришло в голову».

Так получилось, что у нее появилась возможность получить ответ на свой вопрос. Незнакомец, любивший зеленый чай без сахара, поджидал ее у выхода, нервно комкая в пальцах край пиджака. Увидев ее, он улыбнулся и на его лице выразились чувства человека, измученного долгим ожиданием. Лариса прикинула, сколько ему пришлось бродить в окрестностях забегаловки и даже прониклась к нему если не симпатией, то сочувствием.

На город спускалась ночь и на бульваре уютно горели витрины дорогих магазинов, в которых она никогда не была и старалась не заходить, чтобы не терзать себя глупыми мечтами. Лучше они с бабушкой будут хорошо есть целый месяц, чем она будет красоваться, как Рита Польских.

– Вы меня ждете? – недоверчиво осведомилась Лариса, мужчина кивнул.

– Ты не против? – спросил он, Лариса только равнодушно пожала плечами, кутаясь в свой свитер, ей отчего-то было холодно. Незнакомец заметил это, хотел набросить ей на плечи свой пиджак, но она остановила его.

– Почему Ундина? – вырвалось у нее. Она грустно посмотрела на свое продрогшее маленькое костлявое отражение в витрине какого-то роскошного магазина, где красовались манекены, разнаряженные как на приеме, а внутри блуждали некрасивые женщины, старавшиеся с помощью красивых вещей скрыть уродство тела и души. Лариса в стекле была невысокого роста, коротко стриженной, похожей на мальчика, а не на Ундину.

– Я чувствую себя рыцарем, приехавшим в глушь и увидевшим на пороге хижины деву с глазами, как речная гладь, – восторженно сказал незнакомец и Лариса почувствовала уважение к такой красивой фразе, но тут же одернула себя.

– Вы значит не местный?

– Я здесь в командировке, – признался мужчина. Лариса тяжело вздохнула и ускорила шаг, надеясь, что он сам отстанет от нее. С одной стороны ей этого чудовищно не хотелось, с другой она прекрасно понимала, что у нее есть блестящая перспектива стать развлечением этому «рыцарю» на время, пока он здесь. А дома, конечно же, жена и дети. Ей захотелось напрямую спросить его об этом, но она была мягче, чем ей хотелось бы быть.

– Послушай! – он догадался о чем она думает, – ничего такого!

Он хотел что-то сказать, но Лариса его опередила.

– И хорошо, – улыбнулась она и, обогнав его, запрыгнула в подошедший трамвай, – до свидания, рыцарь!

Она забилась в самый дальний угол, лишь бы только не видеть оттуда, как он потерянно и грустно смотрит ей в след.

Лариса прижалась лбом к холодному стеклу и, чувствуя на своем лице теплое прикосновения света витрин, окон и вывесок, проносившихся мимо, закрыла глаза Ночью город становился другим, как будто это был какой-то другой город и между ними не было ничего общего. Его огоньки напоминали новогоднюю елку или карнавал, рождая в душе веру в сказку или чудо.