Текст книги "Исполни волю мою"
Автор книги: Аглая Оболенская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– Здравствуй!
– Привет… Кажется здоровались сегодня.
– Я не забыл. Ты выглядишь усталой, захотелось пожелать тебе здоровья.
– Спа-си-бо, – получилось по слогам, – подожди меня полчасика. Я всё закончу, соберусь и пойдем. Только учти – до моего дома неблизко.
– Я рад.
Пять автобусных или три трамвайных остановки мы преодолели слишком быстро. Хотя и двигались медленно. Долгое время молчали, не испытывая от этого неловкости. Я часто подносила розу к лицу, вдыхая едва уловимый аромат. Заговорила первой:
– Всегда мечтала встретить человека, с которым приятно молчать…
– Разве таких мало?
– Наверное. Обычно, если мой собеседник умолкает, я виню себя в затянувшейся паузе. Мне кажется, что ему со мной неинтересно.
– У тебя заниженная самооценка, – он взял меня за локоть, когда мы переходили дорогу.
– Я знаю. Это мнительность. Именно поэтому с самого начала я подбираю ко всем ключи и темы.
– Ко мне тоже? – Марк был много выше и слегка наклонился вперёд, чтобы заглянуть в моё лицо.
– Нет. К тебе нет, – я не обманывала, чутко улавливая его симпатию.
– И мне приятно с тобой молчать. И говорить, и слушать. Давно не встречал такой девушки…
– А что, с другими иначе?
Он улыбнулся:
– Я знаю, ты вспомнила Карину. Мы вместе заходили в бар.
– Её зовут Карина? Твоя Карина фальшива с ног до головы.
– Она не моя, – Марк поморщился. – Она своя собственная. А почему фальшива?
– Во-первых, мне не нравятся темноволосые Снежаны и блондинистые Карины – они не соответствуют имени. Все равно, что леденец обозвать шоколадной конфетой. Вдобавок она крашенная.
Марк тихо засмеялся:
– Знаешь, Анна, я с этой позиции Карину не рассматривал.
– Давай не будем обсуждать ваши позиции. Дело-то сугубо интимное.
Теперь он хохотал: "Давай! Извини за каламбур."
На горизонте тёмной громадой вздыбился наш микрорайон. Хотелось оттянуть момент расставания.
– Скажи, у тебя есть парень?
– Нет. У меня есть девушка.
– В каком смысле?
– Да в самом прямом. Мы неразлучны с детства. Вместе поступили в университет, живём вместе. Во-он в том доме.
Мне показалось, или на лице Марка мелькнуло разочарование:
– Значит мы почти пришли. Давай как-нибудь ещё погуляем?
– Давай…
– Только когда тебе отдыхать? Такая нагрузка.
– Я неплохо отдохнула на свежем воздухе. Спасибо, что вывел на прогулку, – чуть-чуть лукавила: за день, проведённый у барной стойки, гудели ноги. Зато мозг насытился кислородом, а душа трепетала от близости идущего рядом красивого мачо.
– На кого ты учишься, Анна?
– Пока на филолога. В будущем думаю перепрофилироваться.
– И какую стязю ты выбрала?
– Пусть это будет моим секретом, ладно? Нельзя хвалиться заранее – может не получиться.
Мы остановились у подъезда. Я задрала голову, пытаясь разглядеть его лицо в сумерках близящейся полночи, и наткнулась на широкий подбородок. Марк смотрел вдаль поверх моей головы и молчал.
– Эй! Ты так и не рассказал мне мою внешность…
Кадык на крепкой шее дёрнулся:
– Ещё успею. Будет повод увидеться.
Наконец, он опустил голову и заглянул мне в глаза.
– Выбирая для тебя цветы я понятия не имел, что тебе нравится. Эта роза стояла в вазе одна-одинешенька. Сорт называется очень красиво – Фламинго. Но у птиц фламинго нежно-розовое оперение, а наша роза совсем не розовая, – он перешел на шепот. Я тоже:
– Она цвета кофе с молоком.
Марк покачал головой:
– У неё цвет твоей кожи. Приглядись повнимательнее.
Мы почти соприкасались лбами над загадочным бутоном.
– Ты не поцелуешь меня на прощанье? – это вырвалось непроизвольно.
Он отступил назад:
– Нет.
Я удивилась:
– Почему?
– Не так быстро. Не будем торопить события…
От этих слов моя внутренняя дрожь усилилась, срывая дыхание:
– Тогда до встречи. И спокойной ночи, Марк.
– До встречи. Мы очень скоро увидимся…
Мы не увиделись ни через день, ни через неделю, ни через две. Переступая порог бара, я уговаривала себя, что он прийдёт именно сегодня. Он не приходил. Приближаясь к дому, искала его глазами. Напрасно. Всё это время я думала о нём. Возможно, случилась какая-то беда, знать бы какая. Неизвестность угнетала меня. К середине июня наступили жаркие деньки – сессия. Елена свои экзамены сдала, особо не напрягаясь. Ей предстояло ехать домой ухаживать за больной Эммой, которая недавно перенесла инсульт. Бабулю уже выписали из больницы, но последствия болезни не замедлили на ней сказаться. Она передвигалась с трудом, часто мучили головные боли и провалы в памяти.
Чемодан мы собирали вместе, в основном складывая туда домашние принадлежности. Многие летние вещи с прошлого года оставались дома и поэтому отпала необходимость перетаскивать их с места на место. Главное, без чего Елена Белозёрцева не могла теперь обходиться, был ноутбук – воистину, вещь незаменимая. Моя младая переводчица уже побывала в редакции, где ей вручили для перевода пару захудалых любовных романов.
Мне пришлось выслушать целую историю, как из под её маленького точеного носика увели большое серьёзное произведение.
– Там было, что переводить! Ты не поверишь, когда я бегло просмотрела рукопись, то сразу поняла – такой шанс выпадает раз в пять лет…
Я верила. Какой-то Франц Мюлльрих в дневниковой форме корреспондента газеты описал события пост-советского времени в странах бывшего социалистического лагеря. Падение Берлинской стены, Косово, румынские разоблачения. Походя, бродячий журналист зацепил пером горячие точки: Афганистан, Нагорный Карабах, Западный берег реки Иордан, Чечню. Но это было не главное. Изюминка чтива заключалась в сексуальных вкраплениях, как бисер нанизанных на каждую страницу.
– Не берусь судить о том, где правда, где художественный вымысел в его исторических фрагментах, но постельные сцены там сильные! Предательство, кровь, вера и эротика – крутой коктейль, Анюта! – Лена облизнула губы и прокашлялась:
– И всё это мимо меня! Доверили какой-то грымзе Нине Иосифовне. Я против неё ничего не имею, переводы качественные, но сухие, больше научные. Ха, представь, Анька, занятие любовью с её подачи: " Он прикоснулся губами к её губам и к утру они проснулись в объятиях друг друга…" Всё. При дословном переводе самого Франца: "…Он заглотил её язык и вонзил ей… между…" Фу, гадость, конечно.
– На то вы и творцы, чтоб красивые слова подбирать. Ты сама-то как бы описала этот нехитрый коитус?
Лена переплела пальцы на груди и, выставив локти вперёд, задумалась.
– Я бы написала так… "Она лежала, широко раскинув ноги и тяжело дыша. Воздух пропитался страстью и жарой. Он стоял перед ней голый, потный, горячий и втягивал воздух ноздрями, как буйвол перед схваткой. Капельки влаги на её животе искушали его язык…"
Я дёрнула Елену за косу:
– Неплохо. Держишь в напряжении, возбуждаешь. Но не многовато ли эпитетов?
– Не знаю, всё ж лучше, чем ничего. А читатели Франца в русском переводе так и не узнают о его сексуальных подвигах.
– Как я им сочувствую!
– Не смейся. В романе есть душераздирающая сцена прощания палестинской девушки-камикадзе с возлюбленным. Они всю ночь нежно ласкают друг друга, а утром она венчает живот, в котором матери вынашивают будущее, поясом шахида, начинённым тротилом, и подрывает себя вместе с целым автобусом израильских школьников. По её вере, смерть ради смерти врага – прямая дорога в рай. Нелюбовь…
Лена была права, если переводить произведение выборочно и удобоваримо для себя, своей ментальности, может получиться тягомотина и скукотища. Сколько такой требухи с зазывными аннотациями пылится на прилавках вокруг. И никто в этом не виноват кроме нас самих.
– Не унывай. Попробуй писать сама, – мне очень понравилась эта мысль. – У тебя получится, я уверена. Представляю, как на обложке будет красоваться твоя фамилия. Твоя, а не какой-то Джейн Смит. Сейчас тебя нет даже на титульном листе, хотя мы с тобой знаем, что львиная доля успеха книги – в таланте переводчика.
Моя подруга внимательно разглядывала свои руки, словно в них заключался ответ на все вопросы.
– Я не смогу… У меня нет жизненного опыта.
– Чего нет? Какого такого опыта? Тебе необязательно ссылаться на свою жизнь. Фантазируй, рождай миру образы. Представь, как это здорово – не привязана к чужому тексту, вольна сама вершить судьбами.
– Мне не поверят, Аня. Тебе легко говорить. Потягайся с моё по редакциям, где придираются по поводу и без повода к каждому слову. Но ты попала в точку – мне это близко. Я иногда пишу на вольные темы. Этюды всякие… – лицо Елены светилось изнутри.
Она уехала одухотворённой, переполненная неведомыми замыслами. Усевшись возле окна в автобусе, перестала замечать окружающих и меня в том числе. Зря я мускулы напрягала, махая ей рукой на прощанье. Ленка в тот момент листала свою мозговую подкорку, пробуя на вкус слова.
Я осталась одна, если не считать кошек. Наши мурки отнеслись к моему соседству терпимо, соблюдая взаимный нейтралитет: я не мешаю жить им, они – мне. У порога сидела Дульцинея, серая шубка её пестрела мокрыми волосками, тщательно вылизанными и прочесанными шершавым язычком. На солнцепеке у окна вытянулась Алиса, я звала её Чебурашкой из-за огромных ушей. Бедной Чебурашке все время было холодно, её совсем не грела короткая подпушка – ухищрения селекционеров лишили девонов настоящей шерсти. Маня-Тамагоча сладко спала на кресле, напрочь забросив плетёное лукошко. При виде меня она встрепенулась и резво устремилась к пустой миске. «Тамагоча кушать хочет?» – поприветствовала я её. Проникновенный слезящийся взгляд отвечал: «Зови как хочешь, только жрать давай!» Хорошо, что эти создания были кошками, почти без эмоций. Собаки бы уже давно начали скулить по любимой Елене Прекрасной.
Я тоже тосковала… И не только о ней. Ходил по матушке земле человек, покачнувший моё сердце. Я не винила его ни в чем. Просто ждала. Сессию сдала кое-как: два раза элементарное везение, зарубежку – с пересдачей. Курсовую – на ура, благо черновик удался, ничего править не пришлось. После экзаменов осталась оскомина стыда – могла бы и лучше постараться. С другой стороны, требования к заочникам всегда смягчались по причине их трудовой занятости. Но ужесточались при распределении: если школе приходилось выбирать между дипломниками очного и заочного видов обучения, предпочитали "очников". Многие студенты нашего заочного отделения специально грызли гранит науки, переваривая его с работой в учебном заведении.
Я не переживала просто потому, что в школе работать не собиралась, имелись другие планы и диплом филолога требовался как базис, на котором со временем я воздвигну карьерную надстройку. Лена тоже на педагогике не зацикливалась, проходя обязательную практику не в классе, а у мамы в РОНО. Тётя Юля, до того как занять пост заведущей, долгие годы трудилась на школьной ниве, совмещая историю и обществоведение с должностью завуча. Досыта накушавшись учительского хлебушка, она не навязывала его нам, полагаясь на Ленину предпреимчивость и мою интуицию.
За время сессии я выспалась надолго. Лёва освободил меня от работы, загрузив ею Киру и Диму. Они поартачились, но согласились с условием, что я, в свою очередь, отпущу каждого из них отдохнуть на недельку. В середине июня похоладало: пасмурные дни, пронизывающий сильный ветер. Я мёрзла в плаще, а дома залезала в постель, облачившись в мохеровый свитер и толстые шерстяные носки до колена. Живые кошачьи грелки, завидев меня, разбегались в разные стороны, пугаясь интенсивности моих продрогших объятий. Не спасала даже пирамида из четырех одеял, плотно смыкавшихся над головой ночью, подобно гробнице Тутанхамона. В конце концов, холод стал таким же привычным состоянием, как одиночество.
После финальной визы в деканате "переведена на пятый курс", я позволила себе расслабиться в ближайшем к дому кафе. Хватило меня на две чашки кофе со ста граммами сливочного ликёра "Керолайн" в каждой. Проработав в баре пару лет, я получила неплохую специализацию как быстро и вкусно может напиться молодая девушка. Сочетание горячего и горячительного даёт по мозгам не хуже "отвёртки" или "ерша". Потом надо собрать всю волю в кулак, извлечь себя из-за столика и спокойно, координируя каждый шаг на раз-два с половиной, идти домой. Если повезет – никто не ограбит, не задавит, не изнасилует. Чтобы избежать вышеперечисленных криминальных деяний, я лично выбрала питейное заведение рядом с домом. Но в тёплую постельку попала не сразу…
На скамейке возле моего подъезда сидела знакомая фигура. Полурасплывшийся образ воспоминаний месячной давности. Несмотря на адский холод, меня прошиб пот. Я приказала себе остановиться и придать взгляду как можно больше осмысленности и устойчивости. "Фигура", заметив моё приближение, пререстала дуть себе за шиворот и поднялась, поглаживая живот.
– Шевелится… – я неуверенно ткнула пальцем, целясь прямиком в пупок. Оп-пля, промахнулась. Попала гораздо ниже.
Марк выгнул шею и слишком внимательно осмотрел свои джинсы:
– Что, уже?
Ещё и прикалывается! Поскольку руку с обличающим перстом я опустить забыла, немного подумав, растопырила все пальцы и махнула ими в него. Живот Марка на мой жест противно пискнул.
– У тебя там кто?
– Подарок… Тебе, – сказав это, он извлёк на свет божий маленького сиамского котёнка.
– Мне? – я собиралась только улыбнуться, сдержанно и нежно, но если разум был под контролем, эмоции устроили саботаж. Тихий смешок перерос в дикий хохот со слезами. Я зажала рот:
– Мне! Ой, мамочки, мне! Ха-ха-ха, мне, ну неужели…Мне!!!
Марк, держа в одной руке кошку, другой обнял меня за плечи и усадил на лавочку.
– Прости. Сейчас это пройдёт… Сейчас… Ты не весть что про меня подумал…
Его объятие успокаивало. Он терпеливо ждал полной победы моего рассудка.
– Я безнадёжно пьяна… Никогда больше в рот не возьму ни капли. Прости. Сегодня святое дело – отмывала сессию, – постепенно я пришла в себя. – Знаешь, что меня так рассмешило?
Мы сидели очень близко, его глаза напротив моих. Его губы… Я схожу с ума! Лучше немножко отодвинуться. Он не понял мой рывок, но объятия ослабил.
– Вряд ли сейчас смогу внятно объяснить. Ты не мог бы проводить меня до квартиры?
Маленького сиамца вновь сунули за шиворот – Марку понадобились обе руки, чтобы помочь мне одолеть шесть пролётов лестницы. С горем пополам я справилась с замком, и распахнув дверь настежь, продемонстрировала наш полуголодный кошатник: – Вот.
Он, конечно, тут же догадался над чем я хохотала.
– Проходи, располагайся. Я пока одна, моя подруга уехала домой.
На его лице заглавными буквами проявилась растерянность:
– Похоже я подкинул тебе обузу.
Огляделся кругом, не зная куда пристроить свой подарок.
– Не переживай. Прокормим! Где четыре – там и пять. И вообще, дареному коню в зубы не смотрят, – я с ногами забралась на софу.
Он сел рядом. Осторожно спустил малыша на пол и подтолкнул к собратьям.
– Если это мальчик, нам прийдется его кастрировать. Они почти все подаренные. Заниматься разведением кошек мы с Леной не планировали.
Марк улыбнулся мне глазами:
– Это девочка.
– Ну и славно. А почему ты решил мне её подарить? Она тоже похожа на меня?
Он взял мою руку в свои:
– Немножко. Не смейся, пожалуйста.
Нежное прикосновение – и моё тело изнывает от желания. Стоп, Гаранина! Тормози на поворотах…
– Значит, похожа? Слава Богу, я не крокодил. Бегал бы сейчас по полу маленький такой. Гена.
Марк откинулся на спинку софы и вытянул руку, не переставая наблюдать за мной. Я положила на неё голову и мысленно, как Фауст, попросила: "Остановись, мнгновенье, ты прекрастно!" Правда, после этого Фауст умер, прощенный, а мне хотелось жить. И чувствовать то, что я сейчас чувствую.
– Ты не воспользуешься моей беспомощностью?
– Нет.
Коротко и ясно. Глупо спрашивать почему.
– Ты сама этого не хочешь…
– Неправда. Это как раз то, чего я хочу сейчас больше всего.
– Не ты, а твои инстинкты. Это произойдет. Но когда мы будем готовы…
– К чему готовы? – я не могла оторвать взгляда от его губ. – Зачем всё усложнять?
Он склонил голову на плечо, оказавшись к моему лицу так близко, что прямо глаза в глаза смотреть не получалось. Пришлось метаться зрачками от одного к другому.
– Я буду ласкать тебя всю, долго-долго. Потом войду. Медленно…
От его слов у меня снова закрылся дыхательный клапан. Я отвернулась, пытаясь спрятать волнение и уставилась в потолок. Это движение включило в ушах сумасшедший звон. Внезапно онемел затылок и я стала падать в бездну, разверзшуюся за спиной.
– Боже, Марк! Мне плохо…
Он осторожно помог мне лечь и то, что рвалось изнутри бурным потоком, отступило. Сознание тоже осталось при мне. Значит успели вовремя. Марк накрыл меня пледом с кресла, но я направила его к комоду с одеялами. Он принес всё, что там было, затем наклонился. Прикольно, если он, как Ленка, сейчас чмокнет меня в переносицу! Я зажмурилась в нетерпении, но чуда не случилось, лишь тёплая ладонь коснулась лба.
– Ты уходишь?
– Мне пора.
– Где ты пропадал так долго?
– Расскажу тебе потом, когда вернусь…
– Опять потом. Всё время потом… – моё сонное бормотание догнало его в прихожей. Когда за ним тихонько хлопнула дверь, я уже спала.
На следующее утро очнулась с жуткой головной болью и мерзким перегаром.
– Женщина, вы потрясающе хороши сегодня! – с первого взгляда испугалась своего отражения в зеркале. Подглазины, красные пятна по всему лицу, сухие потрескавшиеся губы. Верхнее шерстяное одеяло чихнуло, пискнуло и из-под него высунулась круглая мордочка, за ней две крошечные лапки. Вцепившись в нижнее одеяло, они вытянули на свет божий тельце с оставшимися лапами и хвостом. Светлая окраска спинки и пузика резко контрастировала с остальными частями малыша – их словно вымазали в гуталине.
– Привет и тебе, женщина! Фу, надо же, у тебя и имени-то нету! Хотя, если задуматься, гораздо важней тебе сейчас попить-поесть. Да и горшок не мешало бы купить еще один, – я нацелила нос на пробуждающуюся кошачью братию. – Скоро коридор превратится в нужник…
Решив, что умыться успею попозже, оторвала безымянную сиамку от одеяла и отправилась с ней на кухню. Нежная бежевая шерстка переливалась на руке, точно шелк. Ух ты! Только сейчас заметила – цвет её гармонировал с моей кожей, совпадая по тону, но будучи более насыщенным. Может в этом видел Марк наше сходство? При воспоминании о нём по телу разлилось приятное тепло.
– Сейчас будем кушать. Гляди-ка, Тамагоча составит нам компанию. Оголодала, Мань?
Да, Гаранина! Кто бы спрашивал – из-за твоей бесшабашности у хвостатиков не было маковой росинки во рту со вчерашнего дня. На всякий случай котёнка я воодрузила на стол, вдруг ещё слопают, и занялась "Вискасом", по ходу дела комментируя:
– Ты сейчас находишься на специальном сооружении. За ним двуногие люди, мои сородичи, кушают. Желательно, чтобы ты кушала там, где твои сородичи.
Котёнок устремился к краю стола, реагируя на звук моего голоса.
– Ты убиться собралась? – я сняла малышку на пол. – Твой хвост пока не достаточно развит, чтоб контролировать вестибулярный аппарат. И лапы слабые – поломаешь, лишняя морока. Ладно, раз уж ты здесь, смотри: вот эта, самая глубокая миска – Монина. Он мужик, оттого и ест от пуза. А эта, широкая, Манина. Она девушка, но поесть тоже любит. Так, здесь мы пьём водичку, и, наконец, общая тарелочка у Дуси с Алисой. Ну а тебе на данный момент сгодится кофейное блюдечко. Где ж оно у нас было?
Я поднялась с колен и полезла в резной дубовый буфет, бывшую Эммину роскошь.
– Вот. Полюбуйся! Красивейший был сервиз. Мы практически всё перебили. Остался фарфоровый кофейник и это блюдце. Милое, правда? Я знала, что оно пригодится.
Котёнок капризно пискнул, царапнув меня за тапку.
– Ничего, – успокаивала я себя, – и кофейник куда-нибудь приспособим… Не плачь только. Я молочка погрею и всё у нас с тобой будет замечательно.
В дверь позвонили.
– Кого черт принес в такую рань?
Насчет "рани" я лукавила, на часах – половина двенадцатого. Но учитывая воскресенье, можно и поспорить по этому поводу. На пороге стоял Марк. Моя душа на миг покинула телесную оболочку и внедрилась в него, чтобы ужаснуться недавней хозяйке. От увиденного я чуть не свалилась в обморок. Провозившись с четверолапыми, совсем забыла умыться, причесаться и привести постель в порядок.
– Зачем ты пришел?
Это вместо "здрасьте, проходите, пожалуйста, будьте как дома"… Он пожал плечами:
– Навестить тебя.
Переступил порог и стал раздеваться. Сегодня на нём был темно коричневый кожаный пиджак, черные джинсы и замшевые мокасины. Густые пепельно-русые волосы забраны сзади тёмной резинкой. Под пижаком надета хлопковая футболка с короткими рукавами. Впервые я увидела его накачанные крепкие мускулы. Если честно, мне хотелось, чтобы он ушел. Немедленно. Меня мучил стыд и за собственный внешний вид, и за вчерашнее поведение. Но выгнать как-то язык не поворачивался.
– Что у тебя в пакете? Неужели крокодил?
Марк стал выгружать содержимое на кухонный стол:
– Здесь минеральная вода, томатный сок и кефир. Я не знал, что тебе больше поможет.
– Какая забота! Чем заслужила? – плюнув на всё, я села напротив: – О, минералка негазированная. Вряд ли поможет. Как считает мой родный братец-алкоголик, как раз газов надо побольше. Чтобы пошла отрыжка и желудок заработал.
Он откупорил бутылку и налил стакан. Себе.
– Если хочешь, я куплю с газом.
– Да ладно. Смешаю с уроданом, первый раз что ли.
Что я такое несу?
– Давай, пока ты принимаешь душ, я приготовлю что-нибудь тебе на завтрак? – кажется, меня деликатно выпроваживают в ванную. Он прав, вода поможет мне прийти в себя. Остудит эмоции.
– Ладно, уговорил. Только не делай бутерброды. Я их ненавижу! – после Елениного рассказа о несчастной любви я перестала питаться хотдогами и сендвичами. Боялась повторения сюжета?
От контрастного душа и чистого белья моё тело стало лёгким, как пушинка. Я с отвращением затолкала в стиральную машину рубашку, впитавшую ночной пот и перегар. Высушила феном волосы, промокнула салфеткой лишний крем на лице и только после этого покинула ванную. Марк что-то усердно размешивал вилкой в салатнице из черного небьющегося стекла. На плите свистел чайник. Уютная домашняя обстановка.
– Я приготовил салат, – обрадовался мне глазами, – нашёл в холодильнике помидоры, болгарский перец, яйца. Извини, но пришлось извлечь часть курицы из супа. Ничего не обнаружил из мясного.
– Молодец! Мне бы и в голову не пришло такое… Пахнет заманчиво! – я достала тарелки, вилки. Он – стаканы.
– Что будешь пить?
– Сегодня только безалкогольные напитки. Завтра на работу. Налей, пожалуйста, томатного сока. Кстати, если желаешь, у нас имеется отличное "Шардоне"
– Спасибо, я не пью…
Ну надо же!
– Что, совсем?
Марк утвердительно кивнул.
– И не пил никогда?
– Было дело. Очень давно. Всё это плохо кончилось для меня… – он нахмурился.
– Если тема неприятна, лучше не говори. Давай-ка лучше лопать куриный салат!
Некоторое время мы ели молча. На самом деле было очень вкусно. Незря на востоке лучшими кулинарами слывут мужчины.
– Ой, извини, – спохватилась я, – хлеба-то тебе не предложила! Сама не ем, вот и забываю о других.
– Ничего, я позавтракал дома. Просто приятно побыть в твоей компании.
Я решила, что настало время приносить извинения за грубость:
– Не сердишься на меня? Наговорила тут всего…
– Ни капельки. Я же понимаю как тебе должно быть плохо сегодня. Похмелье вместе с головной болью вызывает у человека неконтролируемую агрессию. Не каждый способен с ней справиться.
Я присвистнула, забыв про набитый рот:
– Откуда такая осведомлённость?
– Сталкивался по роду службы.
– Так ты мент?
– Нет. Я скромный клерк в нотариальной конторе.
– Чего бы вдруг? С твоими бицепсами смело можно брать бандитов. А внешность плейбоя пригодилась бы для отлова нелегальных проституток. На живца, так сказать.
– В нашей стране нет легальной проституции. Но за доверие спасибо, конечно.
Так-так, облик моего нового знакомого обрастает историей. До недавнего времени абсолютно ничего о нём не знала, кроме того, что у него есть славный брат-стрелец. Я возблагодарила небо за отсутствие у себя судимостей и с огромным удовольствием доела салат, запивая солоноватым соком.
Погода за окном разгуливалась. Небо, совсем недавно пасмурное, в нескольких местах порвалось и выпустило на волю солнышко.
– Сегодня тепло на улице? – спросила я Марка, который тоже смотрел в окно.
– Тепло. Похоже, лето к нам вернулось.
– Давно пора…
Он взял мои руки в свои и заглянул в глаза:
– Когда не о чем говорить, говорят о погоде?
Я отрицательно мотнула головой:
– Скорей, когда не можешь говорить о том, что заполняет мысли, начинаешь говорить на общие темы.
– Что заполняет твои мысли, Аня?
Сказать? Нам помешала сиамка, до сих пор мирно спавшая в моей велюровой тапке у стены. Она пискнула, удивилась своему голосу и широко зевнула, уставившись на нас молочно-голубыми глазками.
– Ты уже придумала ей имя?
– Нет. Давай вместе, ведь это наша общая кошка. От чего будем отталкиваться? Наша малышка сиамской породы, – мне было приятно говорить "наша".
– Не совсем. Мордочки у настоящих сиамских кошек больше похожи на абиссинцев или девонов, вроде того, что у вас живёт. Наша – европеизированный метис, если можно так выразиться.
– Ну и что? Предки её всё равно выходцы из Сиама. А это нынешний Таиланд. Я ничего о нём не знаю, кроме названия столицы – Бангкок. Не называть же её Бангкокой!
Марк поднял котёнка с пола и поднёс к лицу:
– К сожалению я тоже мало знаю об этом государстве. Религия там буддизм, но дать ей имя будды – святотатство. Я помню как называется главная река Таиланда: Менам-Чао-Прая.
Я забрала из его рук урчащий предмет обсуждения:
– Ты был отличник по географии?
– Нет. Мой друг работал в Австралии какое-то время. А летел туда через Бангкок. С остановкой. Прислал открытку с видом реки. На ней я и прочел название. Может так и наречем киску? Красиво.
– Прикольно. Но неудобно: пока запомнишь, пока привыкнешь… Да и длинно как-то.
Несостоявшаяся Менам-Чао-Прая от растройства чихнула и стала извиваться в моих руках. Пришлось отпустить восвояси.
– А потом она не рыба, чтобы именоваться в честь реки. Лучшие имена – вписанные в историю. Например, Нефертити. Переводится – "красавица грядёт," – решила я блеснуть эрудицией.
Не тут-то было:
– Достойное имя, но оно связано с царицей Египта, а не Сиама…
Моя эрудиция оказалась, что называется, не в кассу! Ну и не надо.
– Не хочешь, как хочешь. Может кто голого сфинкса подарит. Приберегу для него.
– Породу голых сфинксов вывели в Канаде! В середине прошлого века…
Его просвященность начинала меня, мягко говоря, раздражать. Слегка вспылила:
– Дело не в породе, а в принципе! У меня, как у большинства простых, – это слово я подчеркнула особо, – людей, сфинкс ассоциируется с Египтом: огромными скульптурами с телом льва и головой человека. А не с Канадой! И откуда вообще такие энциклопедические познания?
Я налила себе соку, Марку минералки, залпом выпила и стала собирать грязные тарелки. Он лишь пригубил бокал:
– Брату в детстве подарили на день рождения большую иллюстрированную энциклопедию о семействе кошачих. Я её всю прочел от корки до корки. Минимум информации и запоминается легко.
– Твой брат любит кошек?
– Он любит всех животных без исключения.
Мы вовремя сменили тему. Марк тоже поднялся, потянулся, сомкнув лопатки на спине и взял с крючка полотенце, чтобы протирать за мною чистую посуду.
– Значит дома у вас должен быть зоопарк?
– Нет, к сожалению. Кроме самовольно залетевших комаров и моли, других представителей фауны не наблюдается. Да и нелегалы больше пяти минут после обнаружения не задерживаются, – он грустно улыбнулся. – У моего братишки болезнь крови, и чтобы избежать инфекции, животных мы не держим.
– Прости, я не знала…
– Рано или поздно узнала бы. Да, ты спрашивала, где я пропадал почти месяц – у Ромки ухудшились анализы и мы ездили в Санкт-Петербург на консультацию к специалистам. Пришлось задержаться.
Я протянула ему последнюю тарелку:
– Ты не обязан передо мной отчитываться. Но если можно – предупреждай, пожалуйста…
– Хорошо, я постараюсь. Давай всё-таки закончим с именем.
– Есть идея?
– Да. Мы назовём её как тебя.
– Анной? Нет, Нюшкой! Издеваешься?
– Мне нравится твоё имя в английском варианте.
– Как это?
– Энни…
Я повторила про себя – Энни, Эни, Энн… Звучит просто и со вкусом. Малышка Энни – ей подходит!
– Я согласна.
На том и порешили. Закончив с посудой, мы ощутили некоторую неловкость: заняться больше было нечем. То есть у меня накопилась куча дел, отложенных со времен сессии. Надо было постирать, пыль протереть и вытрясти ковровые дорожки. Но не просить же Марка включаться в этот процесс! Он проницательно собрался уходить, наверное тоже были свои дела и обязанности. Как он говорил раньше? "Не стоит торопить события…" Мы должны узнать друг друга постепенно.
– Хочешь, я зайду вечером? Немножко погуляем. Тебе не мешает подышать воздухом.
– Я буду тебя ждать! – а мысленно добавила: "Всегда".
…Мы шли по ночному городу и молчали. Но не каждый по отдельности, мы молчали об одном и том же. Мне было хорошо идти с ним рядом. Он иногда касался меня плечом или ладонью ладони, словно просил – будь рядом, не исчезай… В парке на мостике через неглубокую речку мы остановились. Кругом царила тишина, на небе звёзды и два человека над бегущей водой. Я запрокинула голову, пытаясь найти ковш большой медведицы… А нашла его губы, мягкие и тёплые. Звёзды завертелись перед глазами серебряной канителью и пропали. Не осталось ничего, лишь парение в невесомости и бесконечная нежность поцелуя…