Текст книги "Карты на стол"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава пятнадцатая
Майор Деспард

Майор Деспард вышел из ресторана «Олбани», резко свернул на Регент-стрит и вскочил в автобус.

Наступило самое спокойное время дня, и на втором этаже автобуса было совсем свободно. Деспард прошел вперед и сел на переднее сидение. Он вскочил в автобус на ходу, а теперь в него вошло еще несколько пассажиров. Автобус поехал дальше на Регент-стрит.

Еще кто-то взобрался на второй этаж, прошел вперед и сел на переднее сидение с другой стороны. Деспард не обратил внимания на вошедшего, но вдруг робкий голос рядом с ним произнес:

– А ведь прекрасный вид открывается со второго этажа, не правда ли?

Деспард обернулся. На мгновение он застыл от изумления, а потом лицо его просияло.

– Извините, мосье Пуаро, я не видел, что это вы. Да, вы правы, отсюда, с высоты птичьего полета, отличный вид на мир, хотя раньше было лучше, когда не было всех этих стекол с переплетами.

Пуаро вздохнул.

– Я все же, раньше не всегда было удобно ехать наверху, особенно в сырую погоду, когда в автобус набивалось полно пассажиров. А в этой стране погода большей частью сырая.

– Дождь? Но дождь никогда еще не причинил никому вреда.

– Заблуждаетесь, – сказал Пуаро. – От него очень часто простуживаются.

Деспард улыбнулся.

– Я вижу, мосье Пуаро, что вы принадлежите к числу тех, кто не прочь закутаться в плед.

Пуаро действительно был одет со всеми предосторожностями против вероломства осеннего дня. На нем были теплые пальто и шарф.

– Как странно, что мы встретились с вами вот здесь, – сказал Деспард.

Он не заметил улыбки, скрытой теплым шарфом. В этой встрече не было ничего странного. Убедившись, что Деспард около часа тому назад спустится из своей комнаты в ресторан, он решил его подождать и сел следом за ним в автобус.

– Правда. Мы не виделись с вами с того самого вечера в доме мистера Шайтаны, – ответил он.

– А разве вы не занимаетесь этим делом? – спросил Деспард.

Пуаро принял глубокомысленный вид.

– Я размышляю, – сказал он. – И довольно много. И бегать туда-сюда, собирать показания – это уж увольте, это не по моим годам, не по моему темпераменту. И даже не для моей фигуры.

Деспард неожиданно сказал:

– Так вы размышляете? Это не самое худшее. В наше время люди слишком много бегают и мало размышляют. А если бы они спокойно сели и подумали до того, как браться за какое-нибудь дело, то дело только бы выиграло и было бы меньше всей этой шумихи.

– А вы сами всегда так поступаете, майор Деспард?

– Всегда, – просто ответил он. – Наберитесь терпения, продумайте свои возможности, взвесьте все за и против, примите решение, а потом уж действуйте.

И лицо его растянулось в улыбке.

– И потом уж ничто не собьет вас с выбранного пути, да? – спросил Пуаро.

– Ну, не скажите. Совсем ни к чему быть упрямым во всех своих делах. Сделал ошибку – признай ее.

– Мне кажется, вы редко делаете ошибки, майор Деспард.

– Все мы делаем ошибки, мосье Пуаро.

– Но кое-кто, – ответил Пуаро с некоторой сдержанностью, очевидно, в ответ на множественное число, которое употребил его собеседник, но кое-кто делает их меньше других.

Деспард посмотрел на него, улыбнулся и сказал:

– А у вас когда-нибудь бывали неудачи, мосье Пуаро?

– В последний раз это случилось двадцать восемь лет назад, – сказал Пуаро с достоинством. – И даже тогда это произошло из-за особых обстоятельств. Но не в этом дело.

– Совсем неплохие результаты, – сказал Деспард – А как с расследованием смерти Шайтаны? Хотя, если вы официально не занимаетесь этим делом, то он вам не засчитывается.

– Я этим делом не занимаюсь. Но, тем не менее, оно меня оскорбляет. Вы понимаете, я считаю все это необыкновенной дерзостью, потому, что убийство было совершено прямо у меня под носом человеком, который издевается над моей способностью разобраться в нем!

– Оно было совершено не только у вас под носом, – сухо заметил Деспард. – Но и под носом у отдела по расследованию преступлений.

– А это, вероятнее всего, было большой ошибкой, – нахмурившись, сказал Пуаро. – Этот неуклюжий старший инспектор Баттл, он может казаться кое-кому неповоротливым, но голова у него вовсе не такая уж неповоротливая, нет-нет.

– Согласен, – сказал Деспард. – Вся его флегматичность – поза. Он очень умный и способный офицер.

– И мне кажется, что он активно принялся за дело.

– Да, весьма активно. Видите, вон там на заднем сидении милого, довольно воинственного человека?

Пуаро обернулся и посмотрел через плечо.

– Сейчас здесь никого нег, кроме нас с вами.

– Значит, он внизу. Он никогда не выпускает меня из виду. Очень умелый работник. К тому же он изменяет свою внешность время от, времени. И делает это мастерски.

– Но вас ведь этим не проведешь. У вас быстрый и точный глаз.

– Я никогда не забываю лиц, даже негров. А этим не каждый может похвалиться.

– Вы именно тот человек, который мне нужен, – сказал Пуаро. – Вот уж действительно счастливый случай, что мы сегодня встретились! Мне нужен человек с острым глазом и хорошей памятью. К сожалению, эти два качества довольно редко уживаются вместе. Я задавал доктору Робертсу вопрос, очень меня интересующий, но безрезультатно, то же самое повторилось с миссис Лорример. Теперь вот я хочу попытаться выяснить его у вас. Вернитесь мысленно в комнату в доме мистера Шайтаны, где вы играли в бридж, и скажите, что вы в ней запомнили?

Деспард казался смущенным.

– Я не совсем вас понимаю.

– Опишите мне эту комнату, мебель и другие вещи.

– Что-то я не очень пригоден для подобных экспериментов, – медленно произнес Деспард. – Мне кажется, комната была чем-то неприятна. Не похожа на комнату мужчины. Масса парчи, шелка и безделушек. Именно то что нравилось таким людям, как Шайтана.

– А если точнее…

Деспард покачал головой.

– К сожалению, не заметил… Были как будто хорошие ковры, пара бухарских, три-четыре персидских, в том числе один из Хамадана и один из Тебриза. Довольно красивая голова южноафриканской антилопы… Нет, эта висела в холле. Наверное, она из Роулэнда.

– Вы не думаете, что покойный мистер Шайтана был человеком, увлекавшимся охотой, в частности, на диких животных?

– Нет, он не таков. Могу поспорить, что он никогда ничем не увлекался, кроме сидячих игр. Так что же их там было?

– Мне жаль, кажется, я обманул ваши надежды, но право же, помочь ничем не могу. Помню еще несметное число каких-то украшений и безделушек, ими были буквально, завалены все столы. Единственную вещь, которую я рассмотрел, был довольно смешной божок. Я думаю, с острова Пасхи. Полированное дерево. Такие не часто увидишь. И еще несколько вещиц с Малайского архипелага. Нет, я все же боюсь, что не смогу вам помочь.

– Ну ничего, – сказал Пуаро, хотя выглядел он немного опечаленным.

– А вот знаете ли, у миссис Лорример удивительнейшая память на карты! Она смогла мне рассказать, кто и как ходил, и вспомнила почти все подробности игры. Просто изумительно.

Деспард пожал плечами.

– Бывают и такие женщины, но все это оттого, что они только и делают, что играют беспрестанно в карты.

– А вы не смогли бы тоже рассказать мне об этом?

Деспард покачал головой.

– Я помню лишь несколько ходов. Один, когда я хотел объявить игру на бубнах, а Робертс меня перехитрил. Он сам начал ходить, а мы упустили момент и не сыграли дубль. И еще я помню игру без козырей. Ловко было сделано, ни одна карта не была правильной. Мы ходили с ним вместе, хорошо еще, что мало списали очков.

– А вы часто играли в бридж, майор Деспард?

– Нет, не часто. Хотя бридж совсем не плохая игра.

– Она вам нравится больше покера?

– Да, я предпочитаю бридж. Покер очень азартный.

– Мне кажется, – задумчиво произнес Пуаро, – что мистер Шайтана никогда не играл. То есть, никогда не играл в карты.

– Есть лишь одна игра, в которую этот Шайтана играл постоянно, – хмуро сказал Деспард.

– Какая же?

– Игра на нервах.

Пуаро задумался.

– Вы это знаете? – спросил он. – Или лишь предполагаете?

Деспард залился ярким румянцем.

– Вы хотите сказать, что нельзя говорить ничего без подтверждения и точных ссылок на факты? И все же я думаю, что я прав. Да, это в достаточной мере точно. Я узнал об этом случайно. Но, с другой стороны, я не готов к тому, чтобы подтвердить все это фактами. Те сведения, которые я имею, были получены мною по секрету.

– В этом замешана женщина или женщины?

– Да. Шайтана, этот мерзкий человек, предпочитал иметь дела с женщинами.

– Вы думаете, что он занимался шантажом? Вот это интересно.

Деспард покачал головой.

– Нет, нет. Вы меня не правильно поняли. В какой-то степени Шайтана и был шантажистом, но не обычным и заурядным. Деньги его не интересовали Он был, если можно так выразиться, духовным шантажистом.

– А что же он получал от этого?

– Моральное удовлетворение. Только так я могу все это объяснить. Видя, как люди вздрагивают и пассуют перед ним, он испытывал трепет. И, кажется, потому меньше чувствовал себя ничтожеством. Кстати, это очень эффектный прием обращения с женщинами. Стоило ему лишь намекнуть, что он что-то знает, и они начинали рассказывать, ему такие вещи, о которых он даже и не догадывался. Это щекотало его нервы и как нельзя лучше подходило к его чувству юмора. А потом уж он ходил с важным видом, приняв позу Мефистофеля. Весь его вид явно говорил: «Я все знаю! Я великий Шайтана!». Да этот человек был искусным кривлякой.

– Так, значит, вы думаете, что и мисс Мередит он запугал подобным же образом? – спросил Пуаро.

– Мисс Мередит? – Деспард в упор посмотрел на Пуаро. – О ней я не думал. Она не принадлежит к числу людей, которые испугаются таких, как Шайтана.

– Простите. Вы говорите о миссис Лорример?

– Нет, нет, нет. Вы меня не поняли. Я говорю вообще Миссис Лорример нелегко запугать. И она не из тех женщин, о которых можно подумать, что они носят на душе какой-то тяжкий грех. Нет, я не имел в виду никого.

– Значит вы говорили обобщенно?

– Совершенно верно.

– Несомненно, – сказал задумчиво Пуаро, – все эти португальцы, испанцы и другие люди, которых называют инородцами, очень хорошо понимают психологию женщин. Такие имеют особый подход к ним и умеют вытягивать из них секреты.

Он замолчал.

Деспард с раздражением сказал:

– Глупо, но этот человек ведь был просто шарлатаном, никакой опасности он не представлял. И все же женщины боялись его, как огня. Все это так нелепо.

Вдруг он вскочил.

– Ого, я уже проехал свою остановку. Слишком увлекся разговором с вами. До свидания, мосье Пуаро Посмотрите вниз и увидите, как моя неотвязчивая тень сойдет следом за мной. – И он направился в конец автобуса, потом поспешно спустился с лестницы. Кондуктор дал звонок, но ему пришлось позвонить еще раз, прежде чем автобус остановился.

Взглянув вниз, Пуаро увидел, как Деспард быстро зашагал по тротуару в обратном направлении. Пуаро не дал себе труда проследить, шел ли кто-нибудь следом за майором Деспардом. Мысли его были заняты совсем другим.

– Ни о ком в частности, – тихо проговорил он сам себе. – Как-то это все странно.

Глава шестнадцатая
Показания Элси Бэтт

Сержанту О’Коннору его сослуживцы из Скотланд Ярда дали не очень-то приятную кличку «Кумир служанок».

Несомненно, он был чрезвычайно привлекательный мужчина. Высокий, широкоплечий, с гордой осанкой. Но даже не за счет правильных черт лица, а больше от дерзкого и бесшабашного взгляда становился он таким неотразимым для слабого пола. Считалось само собой разумеющимся, что сержант О’Коннор узнает, что ему нужно, и сделает это быстро.

Он был настолько быстр в своих действиях, что спустя всего четыре дня после убийства мистера Шайтана, уже сидел в мюзик-холле «Вилли-Нилли Ревю», на местах, стоимостью в три шиллинга и шесть пенсов рядом с мисс Элси Бэтт, бывшей служанкой миссис Крэддок, проживавшей по улице Норт-Одли-стрит, дом 117.

Тщательно обдумав тактику поведения, сержант О’Коннор в этот момент переходил в наступление по всему фронту.

– …напоминает мне, – говорил он, – те же приемы, которые применял в своих делах один из моих начальников. Звали его Крэддок. Ну и оригинальный же он был старик!

– Крэддок? – спросила Элси. – Я тоже одно время работала у Крэддоков.

– Вот это здорово! А может, это одни и те же Крэддоки?

– Они жили на Норт-Одли-стрит, правда – сказала Элси.

– А мой шеф уехал в Лондон после того, как я перешел от него в другое место, – быстро сказал О’Коннор. – Да, кажется, они действительно жили на Норт-Одли-стрит. А миссис Крэддок все заглядывалась на джентльменов.

Элси вскинула голову.

– У меня просто терпения не хватало. Всегда придиралась и ворчала. Все было не по ней.

– И мужу от нее тоже доставалось, да?

– Она всегда жаловалась, что он к ней невнимателен, что он ее не понимает. И без конца твердила о своем плохом здоровье, что она задыхается. Все охала, да вздыхала, а на самом деле вовсе и не была больна. Так мне кажется.

О’Коннор хлопнул себя по колену.

– Точно! Еще что-то такое болтали о ней и каком-то докторе. Вроде того, что там не все было чисто.

– Это вы думаете о докторе Робертсе? Он был очень приятный джентльмен, правда.

– Ох, девушки, все вы одинаковы, – сказал сержант О’Коннор. – Если только мужчина непутевый или даже головорез, то вы к нему так и липните. А я таких типов повидал на своем веку.

– Нет, не правда, вы о нем неверно говорите. Он совсем даже не такой. Разве он виноват, что мисс Крэддок без конца посылала за ним? А что оставалось делать доктору? Если уж хотите знать, так он к ней относился только как к пациентке. Это все ее проделки. Она его никак в покое не оставляла, правда.

– Ну, пусть будет по-вашему, Элси. Вы не против что я вас называю Элси? Мне кажется, я вас знал всю свою жизнь.

– Уж и всю жизнь! Конечно, зовите меня просто Элси.

И она вскинула голову.

– О, очень хорошо, мисс Бэтт, – он многозначительно глянул на нее.

– Как я уже сказал, пусть будет по-вашему. Но вот ее муж-то все равно злился, верно?

– Однажды он здорово рассердился, – призналась Элси. – Но тогда он уже был по-моему болен, а вскоре умер, вы ведь знаете?

– Помню. Умер как-то странно, да?

– Какая-то японская болезнь. Все из-за этих новых кисточек для бритья он и заболел. Это ужасно, права.

Почему они такие неаккуратные? С тех пор мне ничего японское не нравится.

– Покупайте все отечественного производства – вот мой лозунг, – сказал сержант О’Коннор нравоучительно. – Так вы говорите, он здорово поругался с этим доктором?

Элси кивнула, ей было приятно снова пережить прежние ссоры.

– Ох, и нашла коса на камень, – сказала она. – Они так кричали! По крайней мере, мой хозяин, правда. Доктор Робертс был, как всегда, спокоен. Он просто сказал: «Глупости», а потом: «Что это взбрело вам в голову?».

– И все это происходило у них дома, так ведь?

– Да. Хозяйка послала за доктором и вдруг у них с хозяином началась ссора. Как раз в это время и приехал доктор Робертс. Вот хозяин и напал на него.

– А что же он все-таки говорил?

– Ну, конечно, они не знали, что я слышу. Все это было в спальне миссис. Я подумала, что им что-то понадобилось, взяла щетку и поднялась на второй этаж. И уж, конечно, мне не хотелось, пропустить ничего из этого разговора.

Сержант О’Коннор охотно согласился, подумав, как удачно, что он разговаривает с Элси неофициально. Ведь начни ей задавать вопросы, сержант О’Коннор из полицейского управления, из нее и слова нельзя было бы вытянуть.

– Так вот я и говорю, – продолжала Элси, – доктор Робертс был очень спокоен, а кричал только хозяин, правда.

– А что же он кричал? – спросил О’Коннор, уже вторично подступая к этому важному моменту.

– Оскорблял как только мог, – сказала Элси смакуя. – И как же?

Господи, неужели она так и не скажет ни одного путного слова?

– Ну, я, правда, не очень-то много поняла, – призналась Элси. – Они говорили какие-то очень мудреные слова, вроде «непрофессиональное поведение», «воспользовавшись благоприятным случаем» и еще что-то в этом роде. И еще я слышала, как он сказал, будто потребует, чтобы доктора Робертса лишили медицинского звания, правда. И все в том же духе.

– И правильно, – сказал О’Коннор. – Пусть тогда побегал бы в медицинский совет.

– Да, он говорил что-то похоже. А миссис устроила настоящую истерику и сказала: «Вы никогда не заботились обо мне. Вы всегда были невнимательны ко мне. Вы оставляли меня одну». Я слышала, она сказала, что доктор Робертс был ангелом, посланным ей самой судьбой.

А потом доктор вместе с хозяином прошли в туалетную комнату и закрыли дверь в спальню миссис. И доктор очень спокойно сказал:

– Уважаемый, неужели вы не понимаете, что ваша жена просто-напросто истеричка? Она не отдает отчёта своим словам. Сказать вам по правде, это очень трудный и мучительный случай в моей практике, и я давно бы уже отказался от нее, если бы считал, что подобный поступок будет со… сов… Да, вспомнила, будет совместим с моим долгом. Вот это самое он и сказал. Он еще говорил, что не преступает границ и еще чего-то там такого между доктором и пациентом. Так он немного успокоил хозяина, а потом уже сказал:

– Смотрите, вы опоздаете на службу. Вам уже пора ехать. Спокойно обдумайте наш разговор и вы поймете, что все это не стоит и выеденного яйца. Я пойду вымыть руки и поеду к своему следующему пациенту. Так вот, дорогой мой, подумайте хорошенько. Уверяю вас, что все это лишь плод расстроенного воображения вашей жены.

А хозяин, он тогда сказал:

– Я даже не знаю, что и думать.

И он вышел из комнаты. Я, конечно, усиленно занималась уборкой, и он меня даже не заметил. «Как он плохо выглядит, – подумала я, – совсем как больной». А доктор весело посвистывал и мыл руки в туалетной комнате. Потом и он вышел со своим чемоданчиком и, как всегда, сказал мне что-то шутливое. И пошел вниз по лестнице, такой бодрый и веселый, как ни в чем не бывало. И вен, понимаете, поэтому я и уверена, что он не сделал ничего плохого. Это все из-за нее.

– И потом у Крэддока началась эта сибирская язва.

– Да, я думаю, что он уже был болен. Хозяйка очень преданно ухаживала за ним, но он умер. А какие дорогие венки были на похоронах!

– А потом? Доктор Робертс снова приходил к ним в дом?

– Нет, больше уже не приходил. Какой вы однако любопытный? Уж вижу, что вы на него точите зуб. Говорю вам, что там ничего такого не было. А то он бы женился на ней после того, как умер хозяин, правда ведь? Но он этого не сделал. Не такой уж он дурак, сразу увидел, какой у нее характер. Она потом названивала ему, но все же он так и не пришел. И вот она продала дом, а нам всем дала расчет, и уехала за границу, в Египет.

– И она не виделась с доктором Робертсом после смерти мужа?

– Виделась Потому что ходила к нему делать эти… как это называется?… Уколы против тифа. Она приехала домой, и рука у нее вся вспухла. Мне кажется, что тогда-то он ей и сказал прямо, в открытую, что делать-то собственно нечего. Она ему больше не звонила с тех пор и уехала за границу. А сколько нарядов с собой взяла! И все светлых тонов, хотя было это в середине зимы. Но она сказала, что там будет очень жарко.

– Верно, – сказал сержант О’Коннор, – я тоже слышал, что там иногда бывает сильная жара. Она ведь умерла там. Надеюсь, вы это знаете?

– Нет, откуда же мне знать? Вот ведь, представьте себе только! Наверное, ей, бедняжке, там стало хуже.

И, вздохнув, она добавила:

– Интересно, что же они сделали со всеми ее нарядами. Ведь там все чернокожие, они не смогут их носить.

– А вы бы в них выглядели такой аппетитной! – сказал сержант О’Коннор.

– Ах, бесстыдник! – воскликнула Элси счастливо.

– Ну, что ж, больше я вам никаких дерзостей говорить не буду, сказал сержант О’Коннор. – Мне придется уехать по делам своей фирмы.

– Далеко?

– Возможно, даже за границу, – сказал сержант. Личико Элси померкло.

Она не читала знаменитых стихов лорда Байрона «Я никогда не любил милую газель» или еще чего-нибудь в этом роде, но ее переживания в этот момент были точно такие, как описал поэт.

Про себя она подумала: «Странно, как это все действительно заманчивое никогда ни к чему не приводит. Ну, ничего, у меня всегда есть Фрэд».

Это ее как-то утешило.

И к лучшему, потому что, как она убедилась, внезапное вторжение сержанта О’Коннора в ее жизнь было хоть и волнующим, но временным, а Фрэд был рядом постоянно.

Глава семнадцатая
Показания Фоды Довс

Фода Довс вышла из автобуса и в задумчивости остановилась на тротуаре. На ее выразительном лице, отражавшем даже мимолетную смену чувств, была написана нерешительность.

В данный момент на лице Фоды можно было совершенно отчетливо прочесть: «Нужно это, или не нужно? Мне бы хотелось… Но может лучше не делать этого?».

Рядом остановилась машина.

– Вам такси, мисс? – спросил с надеждой шофер. Фода покачала головой.

Какая-то полная женщина со свертками, всем своим видом показывая, что она уже отдала весь свой жар заботам о покупке рождественских подарков, резко толкнула Фоду, но Фода так и осталась стоять, словно вкопанная, все стараясь разрешить для себя трудную задачу Обрывки мыслей хаотически теснились в ее голове.

– В конце-то концов, почему бы мне этого не сделать? Она меня ведь сама просила. Но, возможно, она всем говорит тоже самое? И не думает, что ее слова могут быть восприняты всерьез. Ну, а Энн не пожелала взять меня с собой Она ясно дала понять, что хочет с майором Деспардом поехать к этому адвокату без меня. А почему? Ведь все равно она одна. А вообще-то это меня не касается. Но получается, будто я специально хочу увидеться с майором Деспардом… Все-таки он очень милый. Мне кажется, он влюбился в Энн. Мужчины не часто так волнуются, если только это они делают просто от доброты душевной.

Мальчик посыльный наткнулся на Фоду и сказал укоризненно.

– Простите, мисс.

«О, господи, – думала Фода, – не могу же я так просто стоять здесь весь день. И все оттого, что я такая идиотка и никак не могу ни на что решиться. Да, это пальто и юбка ужасно красивы. А интересно, коричневый цвет был лучше или хуже зеленого? Нет, кажется, хуже. Ну, так что же? Идти или не идти? Уже половина четвертого как раз самое время никто не воспримет это так, будто я пришла специально к обеду. Во всяком случае, я могу пойти и посмотреть»

Она перешла через дорогу, повернула направо, потом налево прошла по Харли-стрит, и, наконец, остановилась у многоквартирного дома неоднократно описанного миссис Оливер, как дом, «состоящий из частных лечебниц»

«Ну, не съест же она меня», – подумала Фода и решительно толкнула дверь.

Квартира миссис Оливер находилась на верхнем этаже. Лифтер в униформе быстро поднял ее и высадил перед ярко-зеленой дверью.

– Это ужасно, – подумала Фода. – Хуже, чем визит к зубному врачу. Но теперь уже некуда отступать.

Зардевшись от волнения, она нажала на кнопку звонка. Дверь открыла пожилая горничная

– Скажите… Могу я… Дома ли миссис Оливер? – наконец, спросила Фода.

Горничная впустила ее Фода прошла за ней в гостиную, где царил полный беспорядок.

– Как мне о вас доложить?

– О, да мисс Довс, мисс Фода Довс Горничная ушла.

Через полторы минуты, показавшиеся Фоде целым столетием, она вернулась и сказала:

– Пройдите, пожалуйста, сюда, мисс.

Фода еще больше покраснела и пошла следом за ней. В конце коридора справа была открыта дверь. Волнуясь, Фода вошла в комнату, показавшуюся в первое мгновение ее испуганным глазам африканскими джунглями!

Птицы, множество птиц, маленьких попугайчиков, попугаев-ара и других неизвестных орнитологам видов пернатых заполняли собой то, что можно было назвать первобытным лесом.

В центре этого буйства птиц и растений Фода скорее ощутила, чем увидела допотопный кухонный стол с пишущей машинкой Множество листов с напечатанным текстом в беспорядке валялось на полу, на полуразломачном стуле сидела сама миссис Оливер с растрепавшимися волосами.

– Дорогая моя, как приятно вас видеть! – воскликнула она, вставая и протягивая Фоде испачканную копиркой руку, а другой рукой стараясь как то пригладить непокорные волосы.

Бумажный пакет, нечаянно задетый локтем, упал со стола, и из него во все стороны покатились яблоки.

– Ничего, дорогая, не волнуйтесь, когда-нибудь их соберут.

Едва дыша, Фода разогнулась, в руках у нее было пять яблок.

– О, спасибо. Нет, не нужно класть их снова в пакет. Кажется, он разорвался. Положите их на камин. Вот и хорошо. А теперь присаживайтесь и давайте поговорим.

Фода села на другой, тоже поломанный стул, устремив свой взгляд на хозяйку дома.

– Ой, я ужасно извиняюсь. Я, наверное, помешала вам? – спросила она чуть дыша.

– Как вам сказать, и да, и нет, – ответила миссис Оливер. – Я, как видите, работаю. Но этот мой ужасный финн что-то вконец запутался. Он провел необыкновенно умное расследование блюда с фасолью, а сейчас обнаружил смертельную дозу яда в луковой подливке к гусю, который был приготовлен на Михайлов день. Но я вот только что вспомнила, что фасоль-то на Михайлов день не растет.

Потрясенная тем, что она невольно заглянула в творческую лабораторию создания детективного романа, Фода чуть слышно сказала:

– А, может, эта фасоль консервированная?

– Конечно, так тоже можно, – ответила миссис Оливер, задумавшись. – Но это может испортить весь сюжет. Я всегда теряюсь в этих огородных и садовых культурах. Мне без конца пишут и говорят, что я постоянно путаю названия цветов. Но разве в этом суть дела? Ведь все равно ни в одном лондонском магазине их не найдешь.

– Конечно, дело совсем не в них, – согласилась Фода. – Ой, миссис Оливер, как должно быть увлекательно описывать все это!

Миссис Оливер потерла лоб запачканным копирки пальцем и спросила:

– Почему?

– А как же, – сказала Фода, несколько озадаченная ее вопросом – Просто потому, что так оно и есть. Это же восхитительно вот так сесть и написать целую книгу!

– Все на самом деле происходит не совсем так, как вам кажется, – сказала миссис Оливер – Здесь, знаете ли, нужно сначала все обдумать. А думать всегда противно. Потом нужно составить план. И время от времени в него заглядывать, а то получится такая путаница, что нее никогда и не выберешься! Но ведь нужно ее распутать. Писать романы не такая уж приятная вещь. Это тяжелая работа, как и любая другая.

– Вот уж совсем не похоже на работу, – сказала Фода.

– Это вам так кажется, дорогая, – сказала миссис Оливер, – потому что вам самой этого делать не нужно. А для меня это каждодневная утомительная работа. Я могу ее делать, только повторяя и повторяя самой себе сумму денег, которую могу получить, выпустив роман. А это, как вы знаете, подстегивает. Своего рода чековая книжка, когда вы, заглянув в нее, обнаруживаете, что превысили свой кредит в банке и должны принимать какие-то срочные меры.

– Я даже представить себе не могла, что вам самой приходится печатать свои книги, – сказала Фода. – Я думала, что у вас есть секретарша.

– Была, и я одно время пыталась диктовать ей, но она была настолько во всем эрудирована, что это меня даже угнетало. Я чувствовала, что она намного лучше меня разбирается и в английском языке, и в грамматике, и в точках, и в запятых. И это вызывало у меня чувство собственной неполноценности. Тогда я попыталась достать себе совсем малоопытную секретаршу, но, конечно, она меня тоже не удовлетворила.

– Должно быть, это очень приятно, когда человек имеет способность придумывать различные истории.

– Я в любой момент могу придумать самые невероятные вещи, – сказала миссис Оливер с довольным видом. – Вот только записывать все это так утомительно! Мне всегда кажется, что я уже закончила книгу, но потом, когда начинаешь подсчитывать, оказывается, что написано всего лишь тридцать тысяч слов вместо шестидесяти, и тогда приходится втискивать еще одно убийство или устраивать вторичное похищение героини. И все это очень надоедает.

Фода ничего не ответила, она, не отрываясь, смотрела на миссис Оливер с благоговением, которое чувствует новичок перед знаменитостью, и в то же время с некоторым разочарованием.

– Вам нравятся эти обои? – спросила миссис Оливер, обведя вокруг рукой. – Я ужасно люблю птиц. А этот лиственный орнамент напоминает тропики, и мне всегда кажется, что сейчас жаркий день, даже когда на Улице холодно. Я совершенно не выношу холод и ничего не могу делать, если не чувствую себя в тепле. А вот Свен Хиерсон каждое утро бросает в воду куски льда, когда принимает ванну!

– Ой, как это все чудесно! – воскликнула Фода. – И вы настолько любезны, что говорите, будто я вам совсем не мешаю.

– Сейчас мы будем пить кофе с тостами, – сказала миссис Оливер. – Очень крепкий кофе и очень горячие тосты. Я в любое время дня и ночи могу пить кофе.

Она подошла к двери, открыла ее и позвала горничную. Потом вернулась на свое место и сказала:

– А зачем вы приехали в город? За покупками?

– Да, я кое-что покупала.

– А мисс Мередит тоже приехала?

– Да, она пошла с майором Деспардом к адвокату.

– К адвокату?

От удивления брови у миссис Оливер поползли вверх.

– Да. Дело в том, что майор Деспард посоветовал ей взять адвоката. Он был ужасно добр, право же.

– Я тоже была добра, – сказала миссис Оливер, – но, как мне кажется, это не имело успеха, так ведь? И вообще, я предполагаю, что ваша подруга рассердилась за то, что я тогда приехала.

– Нет, она не рассердилась, совсем не рассердилась. – Фода заерзала на стуле в замешательстве. – А вообще-то я приехала сюда сегодня с определенной целью, мне хотелось вам все объяснить. Я увидела тогда, что вы все поняли не правильно. Энн вам показалась нелюбезной, но на самом деле это не так. Я хочу сказать, что она была такой не из-за вашего приезда. А потому, что вы кое-что сказали.

– Я кое-что сказала?

– Да. Конечно, могло так случиться, что вы и не сказали бы этого. Все произошло случайно.

– А что же я такое сказала?

– Мне кажется, вы этого и не помните. Просто так получилось в разговоре. Вы сказали что-то о несчастном случае и о яде.

– Неужели?

– Я так и знала, что вы, наверное, этого и не помните. Да. Так вот, у Энн однажды произошел такой ужасный случай. Она была в одном доме, где женщина выпила по ошибке какой-то яд. Кажется, состав для чистки шляп. И умерла. Конечно, для Энн это было большим ударом. Она об этом не может спокойно ни вспоминать, ни говорить. А когда вы невольно коснулись этого, на нее, конечно, снова все нахлынуло, она замкнулась, и стала такой натянутой и странной, какой я ее редко вижу. Я поняла, что и вы тоже это заметили. При ней я ничего вам не могла сказать. Но все же мне бы хотелось, чтобы вы знали: все это не так, как вы думаете. Она вовсе не такая уж грубиянка.

Миссис Оливер посмотрела на раскрасневшееся разгоряченное лицо Фоды и медленно сказала:

– Понимаю.

– Энн необыкновенно чувствительна, – сказала Фода. – И не умеет переживать трудности. Если ее что-то огорчает, она предпочитает не говорить об этом, хотя это и нехорошо. По крайней мере, я так думаю. Ведь огорчение остается, говорите вы о нем, или нет. А если притворяться, что его не существует, значит просто не иметь самообладания. По мне лучше уж все высказать, как бы тяжело это ни было.