Текст книги "ТКС-2 (СИ)"

Автор книги: Агата Бариста

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Ночью, в неприметном снаружи особняке – мадридской резиденции Карагиллейнов, когда ни мне, ни Кайлеану не спалось, я заговорила о том, что оставалось непонятным.

– Прости, что затрагиваю больную тему, но неужто Леар так ненавидел тебя?

– Ненавидел? – Кайлеан закинул руки за голову, потянулся и откинулся на подушку. – Не в привычном понимании. Можешь не извиняться. Видишь ли, поголовно все члены королевских семей Конфедерации издавна увлечены одной и той же игрой, которая называется «борьба за власть», и ни одна азартная игра в мире не сравнится с ней. Политика, интриги, заговоры… расчёт, в конце концов… этим всё объясняется. Негативные чувства здесь больше похожи на побочный эффект.

– Эффект – не эффект, однако они были? Но Леар и так стал бы королём Эрмитании, а ты вроде никогда не рвался на его место, – возмутилась я. – Где же логика?

Глаза Кайлеана блеснули.

– Ты моего отца видела? Отец дьявольски умён, хитёр, властен, и к тому же крепок здоровьем и заговорён от всевозможных напастей. Как скоро Леар заполучил бы корону?

Я подумала и признала:

– Очень и очень нескоро. Лет через сто, небось.

– Вот тебе и логика. У Эрмитании уже есть хозяин, с которым не совладать никому. По крайней мере, как ты выразилась, в ближайшие сто лет. Теперь вообрази: некто в расцвете сил, но впереди лишь скучные десятилетия на вторых ролях. К тому же король неоднократно заявляет вслух, что предпочёл бы иметь наследником другого сына.

– Ты упоминал. Довольно жестоко с его стороны.

– Отец прежде всего правитель. К тому же не забывай, слова не были публичными. Никто не покушался на право наследования.

– Правитель? Если ты когда-нибудь вздумаешь заговорить о наших детях как правитель… – я осеклась, поняв, что выдаю свои тайные мысли.

– Тогда – что?.. – живо заинтересовался Кайлеан.

– Тогда… тогда… в общем, не советую!

– Кстати, о детях… – Рука Кайлеана Георгиевича целеустремлённым крабом двинулась к моему бедру. – Давай покажу тебе один способ…

Я шлёпнула по руке.

– Не отвлекайся!

– У-у-у… – разочарованно выдохнул Кайлеан. – Дальше одни предположения. Вдруг через своих шпионов Леар узнаёт о новом ничейном измерении… почти ничейном, с его точки зрения. На пути только я… но со мной не всё так просто – мне ведь подчиняется лесная стража, и я своё без боя не отдам. К тому же, есть риск вмешательства короля. Леару оставалось молча скрипеть зубами, но когда появился такой персонаж как Мортен, он решил рискнуть. Впрочем, чёрт его знает, как давно Леар был в курсе… Помнится, поведал Максу о своём приключении прямо на балу в честь весеннего равноденствия… всё-таки когда-то я был наивным хвастливым щенком…

Что-то в его взгляде заставило меня со смешком подначить:

– А теперь-то ты, конечно, матёрый волчище… но по-прежнему немножко хвастливый. – И провела пальцем по его носу, и после – задержавшись – по губам.

Да, я знала, что делала, но говорю же… что-то было в его взгляде…

В ответ Кайлеан с нарочитым рыком сгрёб меня в охапку, припечатав к себе. Искра вспыхнула разом, и какое-то время мы вновь занимались тем, из-за чего обоим не спалось в эту ночь.

Позже, отдышавшись, я подняла одеяло с пола, прикрыла ею нижнюю половину Кайлеана и тщательно подоткнула края, сурово пояснив:

– Во избежание!

Кайлеан приподнял бровь и фыркнул – со здоровым, надо признать, скепсисом, но я уже вернулась к предмету обсуждения.

– Думаешь, Леар вступил в игру совсем недавно? Только когда Мортен предложил ему альянс? А разве не старший брат упёк тебя в «карман бога»?

Кайлеан повёл плечом, влажно и бронзово блеснувшим в лунном свете.

– Леар и Арабелла мёртвы окончательно. Там даже поднимать нечего… да я и не стал бы. Некоторым тайнам суждено отойти в небытие вместе с их хозяевами.

– А вдруг это Илгалея?

– Илгалея молчит… хотя да, я бы скорей поставил на неё. Женская месть и всё такое. Но твоя тётка обрела неприкосновенность, когда Аннмория вступила под протекторат Эрмитании. Пока Илгалея нужна отцу, применять жёсткие меры по отношению к правительнице союзного королевства никто не станет.

– Неужели тебе не хочется знать?

– Всё станет известно в своё время, – глубокомысленно заявил он.

– Или не станет, – мрачно возразила я.

– Или не станет, – согласился Кайлеан. Он повернулся ко мне, подпёр голову рукой, и произнёс: – Милая моя, благодаря дурацкому покушению свершилась наша встреча, и это обстоятельство удерживает меня от археологических раскопок. Может, я суеверен, но мне хочется лишь наслаждаться подарком судьбы, а не распутывать козни уже обезвреженных врагов.

– А вот если бы мы не встретились… и, допустим, ты выбрался как-нибудь сам…

– Не выбрался бы.

– Нет, ну, допустим. Ты бы женился по расчёту, как и собирался?

Кайлеан помолчал и сухо сказал:

– Женился.

Тут я поникла головой, а он продолжил:

– Вряд ли я осознавал бы ущербность своего существования в той реальности… но здесь и сейчас знаю – жизнь оказалась бы прожитой зря. – Он засмеялся, глядя в моё просиявшее лицо.

И так каждую ночь мы проводили в любви и разговорах, и засыпали лишь под утро, а после на допросах Комиссии (которые дипломатично именовались беседами) я отчаянно боролась с зевотой. Однажды я всё-таки зевнула прямо следователю в лицо и, облизнув припухшие губы, пробормотала:

– Простите. Мы молодожёны.

Следователь, седоватый черноусый дядька, вдруг побагровел, кашлянул, поправил галстук, будто он его душил, и быстро завершил беседу, которая оказалась последней. Всё равно никаких тайн эрмитанского двора я не выдавала, упорно изображая полное неведение касаемо основных действующих лиц и их мотивов – в стиле «упал-очнулся-гипс». Несколько раз на меня, как на гражданку Империи, пробовали надавить, но рядом неизменно присутствовал Кайлеан, коршуном нависавший над следователями, и скоро стало ясно, что давить на меня – руки коротки.

Так что, отдав должное формальностям, но зато пребывая теперь в Империи на вполне законных основаниях, мы покинули Мадрид и отправились в Петербург, где у Карагиллейнов, к моему ироническому удивлению, не оказалось фамильного особняка.

Пришлось как последним бродягам остановиться в «Англетере». Кайлеан Георгиевич немного покапризничал, но потом оптимистично заявил, что мы здесь ненадолго, сойдёт и «Англетер».

Конечно, я быстренько обзавелась мобильником и с трепетом набрала Женькин номер… ожидая бог знает чего, вплоть до похоронного марша вместо гудков, но внезапно услыхала чуть хрипловатое «Слушаю».

– Женечка… Женька-а-а… это я, Даня… – пролепетала я и замолчала, потому что дыхание у меня перехватило.

– Данька… ты живая! – взвизгнула Женька. – Мы же не знали, что думать! Откуда ты? Куда пропала?!

– Как твоё здоровье? Ты выздоровела? – восклицала я. – Ты хорошо себя чувствуешь? Как Егор? Он хорошо себя чувствует?

– Данимира! Остановись! Ты меня как старую бабку пытаешь, – сказала Женька самым обычным голосом. – Нормально всё со мной и с Егорычем. Сейчас уже нормально. А ты-то как?

– И я нормально. Прости меня, Женечка, – залепетала я. – Это же я во всем виновата…

Помимо облегчения и радости, я испытывала глубокие угрызения совести. Одно соображение не давало мне покоя долгое время. Ведь именно наша встреча привела Женьку на крышу дома. Если бы не я, ничего страшного с ней не произошло бы.

Женька прослушала мой торопливый скулёж на тему вины и строго сказала:

– Вижу, какой ты, Шергина, была, такой и осталась. Собираешься извиняться за всех злодеев мира?

– Нет, только за своих, – слабо улыбнулась я в ответ. – И я уже не Шергина. Я – Карагиллейн.

После некоторого молчания Женька осведомилась:

– Стесняюсь спросить, где тебя носило? В Каракалпакии? В Каракумах? Э-э-э… в Ереване?

– Дальше, гораздо дальше. И он принц, Женька, настоящий принц! Ну, то есть, король. С недавнего времени.

– Эмираты, – задумчиво предположила Женька. – Нет, я сейчас просто лопну от любопытства. Выкладывай быстро!

– Женечка, это длинная история… Мне столько нужно тебе рассказать… Я приеду! Совсем скоро. Мне только одно дело завершить надо. И потом мы приедем к тебе на Урал.

– «Мы?» То есть, ты приедешь со своим шейхом?

– С ним, – подтвердила я. – Он чудесный! Только немножечко шейх… ну, знаешь, манеры такие… Но он чудесный!

Женька засмеялась.

– Ты втрескалась, Шергина… или как там тебя теперь… но всё равно – втрескалась по самые уши.

– Втрескалась, – смиренно сказала я. – Да так, что не видать ни ушей, ни макушки.

Сердце моё рвалось на Урал, но до выяснения участи брать билеты на самолёт до Екатеринбурга я всё же поостереглась.

В первое же утро мы отправились на Тучков мост. Дошли до середины моста и остановились.

Я облокотилась на перила и посмотрела вниз.

– Это я… – произнесла я неуверенно. – Я пришла. Надо поговорить. Прошу аудиенции.

Нева равнодушно несла свои воды в Финский залив, у одной из опор моста на якоре стояло какое-то судно, на котором суетились рабочие. Что-то они там черпали… во всяком случае, кран разворачивался, его ковш поднимался и опускался, словом, работа кипела.

– Может, на берег пойдём? – Я взглянула на Кайлеана. – В прошлый раз меня там услышали.

– Погоди. Я чувствую чьё-то присутствие. Он уставился вдаль. – А-а. Вот, собственно, и…

Я живо повернулась.

Узкая пешеходная полоска асфальта оказалась пустынной. Всем внезапно захотелось переходить Тучков исключительно по другой стороне. Один только человек шагал широко, враскачку, приближаясь к нам.

Поначалу промелькнула мысль, что это кто-то из тех костюмированных личностей, с коими с удовольствием фотографируются гости северной столицы… но в отличие от Петра Первого и Екатерины Второй, Революционный Матрос вроде бы ещё не стал традиционной фигурой для туристического Петербурга… или уже стал?

Чёрный бушлат шагавшего был щедро распахнут, выставляя на обозрение могучую грудь в тельняшке. Образ дополняли чёрные клеши и бескозырка; из-за плеча торчало дуло винтовки с примкнутым штыком, а в другое плечо вцепился здоровущий попугай, периодически топорщивший яркие крылья, чтобы удержать равновесие.

Я приподняла брови.

Попугай как-то не вписывался. По всем законам божеским птичка должна была прилагаться к деревянной ноге и пиратской треуголке.

Тем временем матрос приблизился, явив скуластую усатую обветренную физиономию. На околыше бескозырки тускло светилась полустёртая надпись золотом – «Инфернальный».

– Барышня… – Матрос церемонно, словно цилиндр приподнял бескозырку, затем поворотился к Кайлеану и щедрым взмахом предложил тому растопыренную пятерню.

– Ну, здаров, братишка! Держи краба от Революционного Балтийского флота!

Кто это? Неужели это и есть тот самый – могущественный и загадочный спаситель, которому я дала опрометчивую клятву?

По поведению Кайлеана мне так не показалось.

Новоявленного брата окинули фирменным надменно-сонным взглядом. Со своей королевской осанкой, в безупречно пошитом и запредельно дорогом костюме Кайлеан напоминал не то заплутавшего олигарха, не то кинозвезду на фотосессии, в любом случае мой муж выглядел олицетворённым вызовом святому делу революции. Однако на рукопожатие он ответил решительно… предварительно зачем-то сняв королевский перстень и вручив его мне.

Руки короля и матроса сцепились и… и-и… и-и-и-и… далее мероприятие затянулось.

Не рукопожатие это было, а форменный мальчишник, на котором, очевидно, полагалось мериться длиной лимузинов.

Судя по изрядному напряжению в позах, оба не жалели сил… и оба постепенно теряли человеческий облик. Короткие волосы Кайлеана, недавно искусно постриженные королевским куафёром, снова удлинились, свиваясь в змееподобные дреды, а безупречный костюм затрещал по швам от забугрившихся мышц. Чрезмерная активация магических сил была налицо. Королевская осанка тоже вскоре куда-то делась, вместо неё выгнулась звериная холка. С изумлением я увидала, как темнеет лицо мужа и на его голове пробиваются и туго закручиваются могучие рога Чудовища. Впрочем, у матроса тоже выросли рога (но прямые и совсем небольшие… наши были краше). Зато хвост, пробивший клешёные штаны, оказался на диво длинным, подвижным, с кисточкой на конце, он прихотливо свивался в любом направлении. Ноги пришельца изогнулись как у фавна, а вместо ботинок объявились раздвоенные копытца. В довершении, нос матроса трансформировался в пятачок. Противник Кайлеана стал подозрительно смахивать на известного персонажа «Вечеров на хуторе близ Диканьки», хотя книжно-кинематографический чёрт был мелкий и субтильный, а этот отличался атлетическим сложением.

Неужели столь странный субъект действительно… тот самый?

Я огляделась… никто не обращал внимания на поединок. Пешеходы шли по своим делам, не замечая сцены на противоположной стороне.

– Анана-а-асы! – вдруг проскрежетал попугай. Он наклонил голову и уставился на меня блестящим круглым глазом.

– Что? – вздрогнула я.

– Анана-асы! Ешь ананасы! Р-рябчиков жуй! – Попугай перескочил на другое плечо матроса и уцепился лапой за дуло винтовки. – День твой после-е-едний приходит, бур-р-р-жуй!

Ах, вот как? Я догадывалась, кто здесь буржуй с точки зрения пролетарски настроенной птицы, потому немедля возразила:

– Тогда уж попугаев.

– Что? – Теперь вздрогнул попугай.

– Попугаев, не рябчиков. Ешь. Жареных, на завтрак.

– Кошма-а-ар-р-р! – воскликнула птица. – Жесто-о-окая королева! Ужа-асная!

– Да будь я хоть негром преклонных годов, – запальчиво возразила я, обнаруживая насколько заразен социалистический пафос, – и то не позволила бы обижать родного мужа!

Это замечание заставило попугая призадуматься. Он несколько раз разевал клюв, но так и не смог ничего вымолвить в ответ. Я же тем временем тоже разинула клюв, наблюдая, как по другой стороне моста быстро движется процессия – группа красноармейцев, числом около дюжины, увлекаемая вперёд длиннобородым мужчиной в белой хламиде, с цветочным венком на голове. Из-под хламиды виднелись валенки, вокруг валенок вилась призрачная позёмка. Бородач рассекал толпу, на ходу оборачивался к ведомым и горячо жестикулировал, потом вновь шагал вперёд, периодически указывая на Васильевский остров.

– О, Сусанин!.. – сказала я. – В белом венчике из роз.

Попугай булькнул и чуть не свалился с суконного плеча, Кайлеан и матрос тоже оторвались от своего увлекательного занятия и посмотрели на меня налитыми кровью глазами.

Рога, копыта, шерсть на лице… безобразное было зрелище. Постепенное возвращение к облику Чудовища мне не понравилось. Нет, я любила Чудовище… но предпочитала быть замужем за основной ипостасью Кайлеана. И нет, никак не мог быть этот матрос-паяц тем самым…

– Фу! – вырвалось у меня. – Ну взрослые люди же! Что за детский сад, ясельная группа! Вы, оба, прекратите немедленно!

Как ни странно, обращение возымело действие. Руки постепенно разжались, рога, копыта и прочая красота постепенно исчезли.

– Ладно, – признал матрос, обретя человеческий облик. – Годится. Силён, демоняка! Супротив меня ещё ни один столько не продержался. Тем более, какой-то буржуин.

Поправляя лацканы, буржуин небрежно сказал:

– В сущности, я не устал. Можем продолжить.

– Кайлеан Георгиевич! – вскипела я. – И вы, товарищ Революционный Матрос, уж простите, не знаю как вас звать-величать!..

– Величать нас не надо, мы скромные, – подмигнул матрос. – А звать можно… допустим, Сильвером.

Я фыркнула.

– «Допустим Сильвером»!.. «Посторонним Вэ»!

– Не скажет настоящего имени, – заметил Кайлеан. – Он из неймозависимых. И вероятно потому сейчас на посылках.

– Ваша правда, – осклабился матрос, показав острые клычки. – Не стоит умножать хозяев. Назовите это «бритвой Сильвера».

– Ах, каким вещам учат на флоте… – с иронией сказала я.

– Дык! У профессора жил… в гостиной евоной… уплотнили его… вместе с ассистентом и собакой. Уж очень этот профессор обожал рассказывать про всякие мудрёные штуки.

– Собачка не мешала?

– Я ей сразу, как вселился, маузер дал понюхать. С понятием оказалась собачка, умная, как человек. Так что, продолжим? – Сильвер криво ухмыльнулся и снова сунул Кайлеану пятерню.

Не смотря на сбивающий с толку камуфляж, я уяснила, что матрос вряд ли является таинственным благодетелем, и с облегчением выдохнула. Мне бы не хотелось вести серьёзные переговоры с этой зыбкой личностью.

Я резко произнесла:

– Никаких продолжений, товарищ Допустим Сильвер. Хватит, налюбовалась. Может, уже перейдём к делу?

– Строгая она у тебя… – Матрос взглянул на Кайлеана с неожиданным сочувствием. – Ишь, королевишна… Небось, в ежовых рукавицах держит?

К моему возмущению Кайлеан Георгиевич трагически потупил взор.

– Ох, держит… – И добавил с глубоким вздохом: – Пикнуть не смею.

Я засопела, попугай заскрипел «Зла-ая, зла-ая кор-р-роле-е-ева», а Сильвер – очевидно в припадке мужской солидарности – похлопал Кайлеана по плечу.

– Да-а, держись, браток… Любовь такая штука… как пуля лютая, и никто не даст нам избавленья. Что ж… к делу, так к делу… Ваше Величество, – он сделался серьёзен, ёрническая ухмылка пропала с лица. Сняв бескозырку, он поклонился мне. – И Ваше Величество, – Сильвер поклонился Кайлеану. – Хозяин приглашает вас к себе на чашечку грога.

– Гро-ога! Гро-ога! – истово закивал попугай.

– Вы приглашаете нас на «Инфернальный»? – спросила я (подразумевая надпись на бескозырке).

Сильвер оживился и потыкал пальцем за перилами.

– Дык вот же наш красавец, стоит под всеми парами, тока вас дожидается!

Мы с Кайлеаном посмотрели туда.

Внизу стояла та же землечерпалка. Может быть, и под всеми парами, я в землечерпалках не разбиралась. Рабочие побросали своё занятие и, сверкая белозубыми улыбками на смуглых лицах, радостно замахали нам, вроде как приглашая на свою посудину. Я осведомилась, глядя вниз:

– С парашютом будем прыгать?

– Зачем «с парашютом»? Шлюпка у берега стоит, пойдёмте, провожу… коли не испужаетесь.

– Приглашение принято, – спокойно сказал Кайлеан. – Веди нас, слуга.

Матрос вновь поклонился и двинулся обратно, на Петроградскую сторону. Не успела наша маленькая процессия достичь берега, как впереди возник – хрестоматийно соткался из воздуха – невысокий лысоватый субъект в старомодной пиджачной паре.

– Верной дорогой идёте, товарищи! – возвестил он, задорно картавя, в полуобороте явил весьма узнаваемый профиль с короткой остроконечной бородкой и засеменил впереди.

Если бы не странное появление, я бы точно решила, что уж этот-то ряженый, видала таких у «Авроры». Кайлеан поднял руку и повелительно произнёс:

– Я не вызывал тебя, ищущий покоя. Уйди с моего пути, возвращайся в землю.

Идущий впереди вдруг споткнулся… просеменил ещё несколько шагов, потом снова запнулся, ещё пробежал и наконец с неожиданной мукой провыл:

– Не могу-у… – Он остановился и обернулся. – Не могу уйти… не могу-у-у… У тебя есть власть… помоги… не могу уйти…

Глаза щурились, рот шевелился. Но стеариновое лицо было неживое, оплавившееся…

– Он и правда не может, – сказала я, сглотнув слюну. – После смерти с ним поступили по-варварски.

– Под землёй, но не упокоен? – Кайлеан обратился к страдальцу голосом грозного судии, и я покосилась на него с уважением. – Вера в тебя была велика и вина твоя была велика, велики и посмертные муки. Возвращайся в пристанище, жди милосердия.

– Оно придёт? – спросил тот дрожащим голосом, вытащил из кармана белый платок и промокнул лысину.

– От королевы уже пришло. Рано или поздно придёт и от других.

– А ты не мог бы?.. – шепнула я Кайлеану нерешительно.

– Такие случаи вне моей компетенции, – покачал головой он. – Здесь твоя вотчина, твоя и таких как ты. Милосердие сможет проникнуть в любую щель. Пусть ждёт… но не на моём пути.

Кайлеан свершил повелительный пасс и фигура истаяла, на прощание выкрикнув что-то про Фридриха, которому нужно прекратить подавать на ночь… что именно я уже не расслышала.

– Эх!.. – сказал матрос. – Не случилось мирового пожара.

– Пло-о-охо р-р-раздува-али, пло-о-охо… – закивал попугай.

Что я, что Кайлеан, – мы оба оставили мысли на этот счёт при себе и без лишних дискуссий достигли того места, где у берега покачивалась на волнах обычная деревянная лодка. Наш сопровождающий сел на вёсла, деловито поплевал на ладони… потом недоумённо посмотрел на них, вытер ладони о брюки и произнёс:

– Чего это я?.. По щучьему веленью, по моему хотенью, вези-ка ты, лодка, сама! – И лодка действительно тронулась с места. Вёсла сами по себе поднимались и опускались, с каждой секундой приближая нас к цели… которая, кстати, преображалась на глазах. Очертания невзрачной землечерпалки расплывались, колебались, вытягивались вверх… и вскоре перед нами предстал тёмный борт могучего фрегата под чёрными парусами.

– О-о-о… красиво… – сказала я, задрав голову и разглядывая корабль высотою с многоэтажный дом.

Матрос хмыкнул.

– Не смотря на безусловную истинность вашего высказывания, немного людей, Ваше Высочество, имели возможность выразиться таким образом об «Инфернальном».

– Что же тогда говорили все остальные? – поинтересовалась я, отметив, как изменился стиль речи «братишки».

– Ничего. Обычно они просто визжали от ужаса, – любезно пояснил наш проводник, чья внешность также претерпела метаморфозу. Бескозырку сменил белый завитой парик, впрочем, изрядно потрёпанный и засаленный до серого оттенка. Тельняшка никуда не делась, но теперь её прикрывал красный парчовый камзол с золотым позументом, и под мышкой у матроса оказался костыль, потому что теперь он был нужен.

– А нога где? – невольно спросила я, метнув взгляд на грубо вытесанную деревяшку, заменившую ногу и крепко упиравшуюся в дно лодки.

– Право, какие пустяки, – отмахнулся Сильвер. – Ногой больше, ногой меньше…

Действительно, чего мелочиться, – согласилась я. – И птичке, наверно, так привычнее?

– Гармо-ония! – одобрил попугай.

Вдруг чёрная стена пришла в движение, вода вокруг корабля заволновалась, опасно закачалась и наша лодка. Я осознала, что парусник постепенно уходит под воду, и с тревогой посмотрела на Кайлеана, но он оставался невозмутим, только быстро обхватил меня за талию и притянул к себе, помогая удерживать равновесие. Когда уровень палубы снизился до приемлемой высоты, сверху спустили трап с верёвочными перилами – Сильвер первый ступил на него. Вслед за ним шагнул Кайлеан, а затем и я… тихонечко вздохнув. Парусник не стал превращаться в «Наутилус». Я уж вообразила, что это произойдёт, и под водой мы встретимся с кем-то вроде сумрачного, но благородного капитана «Немо». Однако наш пока что неведомый хозяин предпочёл в качестве антуража пиратский бриг, и это внушало некоторое беспокойство.

Как только мы очутились на борту, корабль как многотонный лифт плавно и стремительно поднялся из воды. На палубе уже выстроилась команда, загорелая до черноты и весьма живописная (серьги, банданы, шальвары, а также ятаганы, пистоли и прочие свирепые штуки, названия которых я не знала, присутствовали в изобилии). Очевидно, именно этих головорезов я совсем недавно наблюдала с моста в виде скромных тружеников речного хозяйства.

Сильвер повёл нас вдоль строя моряков, мерно стуча костылём о палубные доски, и каждый из команды почтительно кланялся… но стоило нам пройти, как за спиной немедленно начиналась какая-то восточная тарабарщина, в которой мелькали «зиба-зиба ханум», «хыльм хая» и совсем уж анекдотичное «вай, пэрсик».

Я обернулась.

Все они глазели, осклабившись самым зверским образом, игриво подмигивали мне, а некоторые даже целовали кончики своих пальцев в знак одобрения. Действо явственно отдавало уже знакомым фарсом, но вышло так забавно, что я невольно заулыбалась в ответ. Кайлеан тоже обернулся… пантомима тут же прекратилась.

– Не ревнуй, – шепнула я ему на ухо, заставив наклониться. – Ты тоже персик в моих глазах. И «зиба-зиба»… надеюсь, это что-то хорошее.

Кайлеан хмыкнул и лицо его смягчилось. Он скользнул губами по моему виску.

– Любо-о-овь… Сантиме-е-енты… – хрипловатым голоском протянул попугай. Мне показалось, что наши сантименты ему чем-то не угодны, но не стала искать причину. Может быть, он был умнее, чем казался, и знал о нарушенной клятве, а может, просто характер у пернатого был не сахар. Сейчас меня больше волновала предстоящая встреча с хозяином корабля.

По скрипучим ступеням мы спустились в недра. Сильвер долго вёл нас бесконечными узкими коридорами среди запахов просмоленного дерева и речной воды.

– Как эти километры здесь помещаются? – спросила я наконец, прозрачно намекая на слишком длинный путь.

– Тот, к кому вы приближаетесь – великий чародей, – торжественно провозгласил Сильвер. – Ему подвластно многое, в том числе и пространство.

– Су-упер, су-упер-р-р-чар-родей! – поддакнул попугай.

– Коридоры Мёбиуса, – уронил Кайлеан скучно. – Четвёртый уровень, подуровень «тэта». Хорошая защита… в некоторых случаях…

– Вот как? – Сильвер остановился, как бы в сомнении приподнял бровь и взглянул на попугая, потом на Кайлеана. Кайлеан безразлично пожал плечами. После этого безмолвного диалога, Сильвер произнёс: – Что ж… тогда прошу… – И он попросту отворил ближайшую дверь.

…Помещение, в которое мы теперь попали, было просторным, но с нависающим потолком, и освещалось лишь свечами и пламенем большого камина, из-за чего углы тонули в полумраке. У камина вокруг стола, в мягких креслах расположилась пара, при виде которой я округлила глаза. Даму, впрочем, я никогда не видала прежде. Неопределённого возраста, с высокой причёской, собранной из гладких серовато-дымчатых волос, в серо-голубом костюме а-ля Шанель, голубой блузе и с жемчугами на шее, она улыбалась и поигрывала бокалом с рубиновым вином. Но вот в её визави я опознала Мерлина, который по-прежнему походил на пожилого Бродского, и мысли испуганно заскакали в моей голове.

Таинственный спаситель – Мерлин? К чему тогда была нужна пытка неизвестностью? Или это дама… которой однажды ночью вдруг пришла блажь пообщаться с напуганной кошкой мужским басом?

– Добрый день, – сказала я. – Мы пришли. На чашечку грога… ну и вообще… поговорить.

– Добрый, добрый, – благосклонно кивнул Мерлин и добавил многозначительно: – Но не для всех.

Сердце моё ёкнуло, а Мерлин продолжил, глядя в сторону Сильвера:

– В конце концов, это уже становится невежливо. Монти, прекращай ломать комедию. Или у тебя одни гости должны принимать других?

С плеча Сильвера с пронзительным криком сорвалась разноцветная птица, а сам Сильвер осел на пол бесформенной тёмной грудой и развеялся без следа. Попугай же опустился в кресло и увеличился в объёме, преобразившись в человеческое существо. Тот, кого Мерлин назвал Монти, тоже не был молод; смуглую кожу узкого лица расчертили морщины, в длинных тёмных волосах контрастно выделялись белые пряди, однако большие, навыкате, глаза глядели из-под излома угольных бровей с пугающей силой. В отличие от Мерлина, одетого буднично в клетчатую рубашку и шерстяную кофту на пуговицах, этот человек выбрал в качестве одеяния чёрный кожаный камзол с широкими обшлагами, украшенными пуговицами. Белая рубашка, выглядывавшая из-под камзола, пожелтела от времени и морской воды, высокие сапоги, в которые были заправлены кожаные брюки, выглядели потрёпанными… хотя на пальцах сверкали перстни, а на шее – золотая цепь.

«Садитесь», – было велено нам низким гулким голосом, и я поняла, что вот этот-то и есть – точно! – тот самый. Чёрные глаза вперились в нас так, что вспомнился булгаковский «бездонный колодец всякой тьмы и теней».

Я присела на краешек ближайшего кресла, Кайлеан остался стоять. На столе возникли две изящные кофейные чашечки с янтарной жидкостью. Пресловутые чашечки грога?

– Итак, – мрачно продолжил хозяин корабля, – вы появились, и вы вместе. Не смотря на пылкие клятвы юной леди. Прискорбно, прискорбно…

Дымчатая дама отставила бокал и произнесла звучным контральто:

– Ну, погоди же, Монти. Позволь прежде поздороваться с детьми. – (Я встрепенулась. И этот голос был мне знаком!) – Здравствуй, мастер Кай, наконец-то мы свиделись. Здравствуй, девочка с Севера…

– Няня? – воскликнул Кайлеан и сделал шаг вперёд, однако Мелисса остановила его мягким жестом.

– Увы, Кай, человеческий облик – лишь благая иллюзия, дарованная по случаю дружеского визита. Так что руку ты мне поцеловать не сможешь. – Иллюзия на мгновение растаяла, и в кресле я увидала серого зверька, сидящего на задних лапах. Передними лапами крыса держала напёрсток с рубиновой жидкостью. Потом на месте крысы вновь возникла дама приятной наружности. – Я рада, что наши визиты удивительнейшим образом совпали по времени, – продолжила она.

– Угу! Ей удивительно! А я-то гадаю – что за явление в неурочный час? – непонятно, но явно саркастически произнёс хозяин. – Он повернулся к Мерлину. – Ещё скажи, старый пройдоха, что тебе тоже удивительно!

– Не такой старый как ты, заметь, – отозвался Мерлин. – Полно, Монти, не пеняй Мелиссе, она тут не причём. Лишь я знал, что развязка близится. Итак, они пришли и они вместе. Сказка состоялась. Что скажешь?

– Вот что скажу – банальнейший конец у твоей сказки, Мерль, – заявил хозяин, разглядывая меня и Кайлеана с кислым видом. – Счастливый конец – что может быть скучнее? Вот, помню, однажды в Вероне…

– Верона – всего лишь вымысел барда, послушный прихоти его воображения. Возможно, когда Уильям сочинял свой опус, его терзало несварение желудка, оттого и вышла веронская история занятной, но чересчур пессимистической. Хотя и вполне жизненной. Смею утверждать, счастливый конец в реальности встречается куда как реже, нежели в книгах. Так что рисковал я преизрядно.

Я только хлопала ресницами, слушая этот диалог, но Кайлеан с металлическим холодком в голосе произнёс:

– Пари?

– Я пыталась их отговорить, – поспешно заговорила Мелисса и поставила бокал на стол. – Но они упёрлись лбами, как мальчишки.

– В чём суть? – таким же металлическим голосом спросил Кайлеан. Он смотрел только на Мелиссу.

Та вздохнула:

– В ту ночь, ночь, когда Данимира оказалась на мосту, мы были вместе – я, Мерлин и… – она посмотрела на сидящего в кресле хозяина корабля, – и Монти… Монте-Кристо…

– Монте-Кристо?! – вырвалось у меня.

Хозяин корабля пробасил:

– Всё равно никто из обитателей вашего мира не способен произнести ни единого подлинного имени моего мира. Так пусть же будет Монте-Кристо. Я принял сие символическое прозвище, ибо за столетия праздного безделья ознакомился не только с реальной историей… довольно примитивной, надо сказать, – желчно ввернул он, – но и с множеством вымышленных историй, оказавшихся не в пример занимательней. Судьба человеческого существа, вырвавшегося на свободу и отомстившего своим врагам, тронула меня более других. Ибо всё так и будет – моим тюремщикам воздастся. Сладка и страшна будет моя месть.