Текст книги "ТКС-2 (СИ)"
Автор книги: Агата Бариста
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)
– Да, это правда.
– Тогда на, держи. – Элломиана сунула Дрю потёртый матерчатый несессер. – Будешь делать что скажу, и уж постарайся, милочка, не напутай. Сейчас будешь шпильки подавать, по одной.
Я отчётливо видела, как Дрю раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, ей страсть как хотелось нахамить магине и, возможно, даже запустить в неё несессером, с другой стороны, дело касалось моего благополучия.
Дрю выбрала мою сторону.
– Слушаюсь, мадам, – безразличным тоном произнесла она.
– Спасибо, – произнесла я одними губами, благодарно взглянув на Дрю, и она чуть заметно мне подмигнула.
Элломиана приступила к работе, разделяя волосы на волосы на пряди и подкалывая их по непонятной мне пока системе… что-то в её движениях вдруг навеяло воспоминание: маленькая горбунья в чёрном платье втыкает зачарованные шпильки в мою причёску, а я, наивная, с благоговением наблюдаю за её действиями… я скривилась так, что Элломиана остановилась.
– Что? Неужели больно? – изумилась она.
– Нет… просто… неприятные воспоминания. – Повинуясь некоему наитию, я спросила: – Вы случайно не знакомы с такой мадам Трюмо?
Элломиана заулыбалась.
– Мадам Трюмо? Она же преподавала у нас в «Кукушке»! То есть, в Королевском училище моды имени Коко Шанель. Между нами говоря, странноватая дама была, но преподаватель от бога, мне её уроки очень помогли. Но девчонки из нашей группы говорили, что она, вроде бы, не то заболела, не то ушла на пенсию, в общем, уволилась и уехала к себе на родину. Жаль, у неё был безупречный вкус. А вы с ней встречались? Надо же как тесен мир!
– Да, – сказала я глухо, – мир тесен. Продолжайте, мне ничуть не больно. А откуда родом мадам Трюмо?
Элломиана замешкалась, но сказала:
– Из Аннмории… ну, вы знаете, наверное… это оттуда принц Кайлеан возвращался, когда пропал.
– Конечно, знаю, – солгала я.
Вот как. Он ездил свататься в Аннморию. На родину принцессы Даннеморы, так похожей на меня. Маленькая деталь, о которой принц предпочёл умолчать.
Лицо Элломианы стало виноватым.
– Вы же понимаете, что для принца это ничего не значило. Королева Илгалея в матери ему годится и вообще, говорят, она – синий чулок, из своего подземелья не вылезает, алхимичит ночи напролёт. Какому мужчине учёная жена нужна… – Она передёрнула плечиком. – Аннмория богатая страна. Там много чего есть. Но думаю, Его Высочество ездил на смотрины из-за голубых драконов.
– Почему из-за голубых драконов?
Элломиана удивилась:
– Так вы не знаете? – Она начала кусать губы и перестала укладывать мои волосы. – Зря я тут разболталась…
– Но ведь уже сказали. Так что там с голубыми драконами?
– Ну, у Эрмитании нет голубых драконов. А в Аннмории – есть.
Настал мой черёд удивляться.
– Но я же видела голубых драконов в драконятнике!
– Вы видели, наверное, молодых синих, у них шкура бледнее. С возрастом синие драконы темнеют, до глубокого кобальта. А те, что называются голубыми – они другие, скорее серебристые, лишь с голубовато-дымчатым отливом.
Я продолжала недоумённо смотреть на Элломиану и та пояснила:
– Голубыми драконами называют морских драконов. Они очень редкие.
– А-а-а… Вот, значит, как… Выход к морю…
– У Эрмитании его нет.
– А Его Высочеству, значит, за державу обидно?
Элломиана с гримаской пожала плечами:
– Мужчины… Власть и политика – их любимые игры… и есть ещё любимые игрушки…
– Вроде драконов?
– Да. – Она спохватилась и сказала: – Вам, наверное, неприятно было слышать про королеву Илгалею… но то сватовство дело прошлое, принц ведь отверг брачный договор, и драконы не помогли, тут нечего волноваться!
– Никто и не волнуется, мне-то какое дело… Что ж, королева Илгалея такая страшная? – спросила я, в упор глядя на отражение Элломианы. Мне было интересно посмотреть на её реакцию, а вот её ответ меня не очень интересовал, я и так его знала – в моей голове разрозненные кусочки паззла шевелились как живые и начали сползаться друг к другу, образовывая более-менее понятную картину. На самом деле, только страус, сунувший голову в песок, не догадался бы раньше. Но я и была тем страусом. Каждому хочется думать, что его любят за красивые глаза и бессмертную душу, а вовсе не за нефтяные скважины.
Как и предполагалось, Элломиана занервничала:
– Да нет… ничего подобного… не страшная… наоборот… – Потом она взмолилась: – Давайте сменим тему, иначе меня ждёт двойное наказание – сперва меня испепелит принц Кайлеан, а потом папа оторвёт голову или что там от неё к тому времени останется.
– Вам не велено обсуждать мою внешность… э-э-э… не в профессиональном ключе? – Я обвела пальцем вокруг своего лица.
Элломиана проводила глазами мой палец и тревожно забормотала:
– Надо ещё маникюр успеть сделать… а я так и не решила насчёт лака… мне вообще не велено обсуждать что-либо кроме профессиональных вопросов, но я привыкла разговаривать с клиентами, это часть настроя… Я художник в конце концов, не маляр какой-нибудь! Мне надо не только увидеть, надо прочувствовать ауру объекта! Что же выбрать, что же выбрать? «Серебряный рассвет» или «Вечернюю розу»… а, может, взять «Ночную росу»? Покажите руки!
Если бы Элломиана не была дочерью Себастьяна Лампля, я, пожалуй, решила бы, что она наводит тень на плетень, прикидываясь существом не от мира сего. Но в её речи так явственно слышались интонации маэстро, что в искренности сомневаться не приходилось.
Разумеется, я могла бы, что называется, «дожать» Элломиану. И она выложила бы мне всё. Но мне стало её жаль. И себя жаль. И приподнятого, праздничного расположения духа жаль – ведь от таких выяснений настроение могло испортиться кардинально. А вот кого не было жалко совсем, так это одного скользкого типа, который, похоже, воображал меня кем-то вроде потерянной принцессы, основываясь на некоем случайном сходстве. Или не случайном. Выходит, красные уголья разгорались в его глазах не от нежных чувств, а от предвкушения «сбычи мечт»? Он смотрел на меня, а видел выход к морю и серебряные тела, мелькающие среди волн? Что ж… мечта не хуже других.
Я вытянула руки, растопырив пальцы.
Пальцы чуть-чуть подрагивали.
Да, маникюр был необходим.
Не то, чтобы я воображала, что у нас с Кайлеаном впереди большое светлое будущее… всё равно наши пути вскоре должны были навсегда разойтись… но раньше я могла надеяться хотя бы на светлые воспоминания.
– Элломиана, пожалуйста, продолжайте. И не волнуйтесь, о нашем разговоре никто не узнает. Тем более, что вы и не сказали ничего такого… особенного.
Ясное дело, я намеревалась изловить Его Меркантильное Высочество, припереть к стенке и не выпускать, пока он не изложит все свои бредовые идеи насчёт моего родства с кем-то там царственным. Затем расставить все точки над «i» и на этом завершить наши странные отношения. Которые, впрочем, уже можно считать завершёнными.
Но это после бала.
Всё будет после бала – и объяснение с принцем, и расплата за запретную любовь… ведь в моём сердце ничего не изменилось – Кайлеан Каррагилейн продолжал находиться там как ни в чём ни бывало – со всеми своими королевскими амбициями, трезвой расчётливостью и взглядом, устремлённым в морские дали.
А пока я подниму выше голову и никому не позволю испортить мне сегодняшний вечер, единственный в жизни.
Элломиана оторвалась от созерцания моих ногтей и благодарно улыбнулась:
– Вы можете называть меня Эллой, меня все так зовут. Наверное, я всё же выберу «Зимнюю бабочку».
– В таком случае я буду как все, Элла, – улыбнулась я в ответ. – «Зимняя бабочка»… очень подходящее название.
Улыбаться, улыбаться, улыбаться…
Её руки задвигались с удвоенной скоростью, с помощью магических заклинаний пряди разглаживались и превращались в сияющий золотой шёлк. Элла разделила мои волосы на прямой пробор и теперь два золотых крыла обрамляли лицо; на затылке же кудри были оставлены и уложены в удлинённый пышный узел, ниспадающий с макушки, покрытый почти незаметной, лишь чуть мерцающей сеткой. В качестве завершающего штриха был добавлен тоненький серебряный ободок, покрытый бриллиантовой крошкой и удлинённые серёжки в виде капель.
Когда причёска была готова, наступил черёд макияжа. На признание, что я, вообще-то, никогда не пользуюсь косметикой, Элла осуждающе отметила, что гордиться здесь абсолютно нечем, но обещала пощадить мою неопытность и не делать из меня женщину-вамп.
Бояться действительно оказалось нечего: магическая пудра выглядела прозрачной, но полностью скрыла веснушки, искусно нанесённые тени сделали глаза ярче и выразительнее, губы с нанесённой помадой бледно-розового цвета теперь можно было смело охарактеризовать известной цитатой – «к поцелуям зовущие»…
Я повертелась перед зеркалом и сказала:
– Восхитительно! А теперь – платье?
Элла кивнула и велела Дрю достать из коробок туфли, чулки и бельё. Потом они с Дрю деликатно прогулялись за поворот, пока я переодевалась.
Туфли поначалу меня смутили. Спору нет, они были прекрасны – изящные, сшитые из серебристой полупрозрачной узорчатой парчи, но хрустальные каблуки выглядели чересчур высокими, а я ведь собиралась натанцеваться вдоволь. Я позвала Эллу, она заверила, что эти туфли сработал лучший маг-башмачник в Эрмитании, про которого говорили, что в его обуви можно танцевать неделю, ни разу не споткнувшись и ничуть не уставая. Пройдясь по комнате вдоль зеркальных шкафов, я убедилась в её правоте – чувствовала я себя превосходно. И кроме того, ноги в чулках и туфлях на высоких каблуках выглядели совсем по-другому… я снова повертелась перед зеркалом. Да, это были ноги не девочки, но женщины. Именно так я себя чувствовала – женщиной с прошлым. У меня много чего было в этой жизни… меня предавали те, кого я любила… и я предавала тех, кто любил меня… и путь мой был усеян пеплом несбывшихся надежд.
– А теперь закройте глаза и поднимите руки вверх, – скомандовала Элла.
Я починилась и почувствовала, как мягкая прохладная ткань принимает тело в свои объятия. Чьи-то пальцы пробежали по моей спине, закрывая магическую молнию, потом ещё что-то поправили.
– Вау! – произнёс голос Дрю. – Принцесса! Настоящая!
«Нет, не принцесса! Королевна!» – хмыкнула я про себя.
Спустя томительные секунды Элла сказала:
– Всё, можно смотреть.
Надо отметить, что сама Элла была одета с таким вкусом, что я, человек не так чтобы сильно завистливый, увидев её, испытала самую настоящую зависть к умению непринуждённо сочетать цвета и детали. Причём сейчас, находясь с закрытыми глазами, я совершенно не могла вспомнить, что конкретно на ней надето… что-то артистически-небрежное, даже в цыганском стиле, но в приглушённых тонах – сиреневых, бежевых, винных, изумрудных… множество тонких оттенков, которые мне бы и в голову не пришло совмещать, по крайней мере в таком количестве. Мне захотелось, чтобы творение отца Элломианы напоминало её изысканный наряд… я с любопытством и предвкушением открыла глаза.
…Я была безупречна и я сияла… другое определение трудно было бы подобрать. Сияла светлая ткань, расшитая искорками как струями дождя, сияли уложенные золотые волосы, светилось идеальное лицо – с огромными глазами, тонкими бровями, нежным ртом… Стоявшая позади красотка Элла вдруг показалась грубоватой, приземистой, и одетой в старые бурые тряпки… и всё это не смотря на то, что со второго взгляда стало ясно, что моё платье, в сущности, очень простое. Вверху оно напоминало облегающую маечку с короткими рукавчиками, струящаяся юбка в мелкую складку-плиссе расширялась где-то от середины бёдер, и подол состоял уже из нескольких кисейных слоёв. Главную скрипку в наряде играла ткань – чувствовалось, что простое с виду платье сшито из чего-то необыкновенного и, наверное, безумно дорогого. И кстати, маэстро выполнил мои пожелания насчёт удобства, платье сидело как влитое, я чувствовала себя в нём свободно и выглядела прекрасно, вот только…
Ещё я казалась очень юной, по-девичьи чистой… казалось, это светится моя невинность… Я не знала, как к этому отнестись.
Мои размышления прервала самокритичная Элла:
– Я по сравнению с вами выгляжу просто коровой под седлом! Папа опять создал шедевр. Сложная простота – это его конёк. Эх, мне такое не дано… люблю я накрутить всякого…
– Замечательное платье! – поддержала я её и снова замолчала, разглядывая себя в зеркало.
– Вас что-то смущает?
Сказочным свинством было с моей стороны критиковать такую прекрасную работу. И маэстро Лампль, и Элломиана постарались на славу. Но я всё же попыталась объяснить.
– Понимаете, Элла… платье замечательное… причёска замечательная…. Всё чудесно. Но я не чувствую себя такой идеальной! Я не невинная овечка и не нарисованная принцесса из детской книжки. Во всяком случае, не хочу такою быть. Я живой человек и мне свойственно… всякое разное. Вы же говорили, что изучаете ауру клиента… и что вы художник… Вы должны понять… что-то сейчас не так… – от безнадёжности попытки я умолкла.
Элла принялась меня разглядывать, и по её напряжённому взгляду я поняла, что она вновь считывает мою ауру.
– Вообще-то понимаю. Вы гораздо сложнее…
– Да! – обрадовалась я. – Да! Я сложнее! Не слишком, но сложнее!
– Но папа увидел вас такой, – она показала на зеркало.
– Он увидел правильно, но с тех пор прошёл миллиард лет. Я тогдашняя была бы в восторге от образа принцессы. А сейчас у меня настроение совсем другое. Можно ли что-нибудь изменить? – Я молитвенно сложила руки.
Элла раздумывала.
– Хотите выглядеть по-другому?..
– Да! Хочу!
– Ладно… – медленно сказала Элла. – Рискну. Художник я или где… Была у меня одна задумка… Предупреждаю, волосы будут вполовину короче, если не больше, на целые сутки и вернутся к прежнему состоянию не раньше. Но учтите, если вам не понравится, времени на переделку в прежний образ уже не останется. И сэкономим на маникюре. Он будет, уж простите, тоже магическим, на приличный настоящий времени уже не остаётся.
– Да-да-да, я на всё согласна! Волков бояться – на бал не ходить. Платье снимать?
– Ну нет, нового наряда я вам предоставить не смогу. Модернизируем этот. – Она закатила глаза к потолку и с нервным смешком сказала: – Папа меня убьёт.
– Не убьёт. Он тоже художник.
– Вот именно поэтому и убьёт. Художники – страшные люди, когда дело касается их творений.
– Он вас любит. Вы тоже его творение и, смею надеяться, родная дочь ему всё же дороже чужих тряпок.
– Я иногда в этом сомневаюсь, – задумчиво проговорила Элла. – Но это ничего, я такая же. Он меня простит, если я сделаю хорошо. Вы не представляете, что значит быть дочерью Себастьяна Лампля в мире моды… Меня никто всерьёз не воспринимает… Рискну.
– С ума сошли, – осуждающе буркнула Дрю, отлетев в сторону, – не надо, красиво же! Очень красиво!
– Красота не приносит мне счастья, Дрю, – равнодушно сказала я. – И ничей мир она не спасёт. – Я опустилась на стул перед зеркалом. – Элла, смелее. Машу кашей не испортишь… или как там…
Заклинание разглаживания было снято, как и бриллиантовый ободок. Магически укороченные волосы вновь завились, но не скучным равномерным завитком, а прихотливыми, не повторяющимися изгибами, – словно струи золотистого сигаретного дыма хаотично клубились, поднимаясь вверх. Вообще всё выглядело так, как будто взрыв на макаронной фабрике благодаря непостижимой игре случая породил гармонию и своеобразную упорядоченность. И даже обилие прядей, якобы выбившихся из причёски, работало на эту гармонию, наверное благодаря тому, что хаос всё-таки имел чёткую определённую форму и ни один изгиб не был случаен.
– Мне нравится! – сказала я, когда Элла отступила, разглядывая своё удивительное воздушное творение. – Очень нравится! Очень-очень! – Я повертела головой, причёска упруго колыхнулась, но внешний вид сохранила. – Держится!
– Двадцать четыре часа гарантирую. Но подождите, ещё не всё. Тут макияж нужен совсем другой. Будем делать вам «смоки айс».
– «Смоки айс»?! – взвизгнула Дрю, вытаращившись. – Леди Данимире?
– «Смоки айс»? – заинтересованно спросила я. – Что-то слышала, но не помню. А что это?
– Закрывайте глаза, – скомандовала Элла.
Я подчинилась, а когда вновь увидала себя в зеркале, то долго не могла наглядеться на преображение. Так долго, что Элла занервничала и заговорила осторожно:
– Может показаться слишком ярким, но так надо. Сейчас мы платье немного подкорректируем и станет лучше. Пойдёмте к большому зеркалу.
Мы подошли к зеркальному шкафу и там со словами «как хорошо, что я знаю папину магию» Элломиана Лампль взялась за оба рукава моего бального наряда и каким-то непростым движением оторвала их напрочь.
– Мы все умрём, – прокомментировала Дрю с потолка, подхватив, видимо, это выражение от Леммюэля Пэна. – Ещё до начала бала.
– Весьма вероятно, – отозвалась Элла, наклонилась и таким же непростым движением убрала примерно треть длины платья. – Подай-ка, милочка, несессер.
Она достала катушку прозрачных ниток с воткнутой в неё иглой и моток тесьмы.
– Стойте смирно, все инструменты и материалы у меня зачарованные. А не то уколю иголкой – будете потом бантик хирургическим путём удалять, прирастёт намертво.
Моток Элла покатала в руках, поднесла к лицу, что-то пошептала ему как живому и бросила на пол, удерживая тесьму за один конец. Моток развернулся и оказался полосой великолепной длинной сверкающей бахромы.
Преображение продолжилось.
Дрю подала небольшие ножнички, Элла разделила бахрому на отрезки и приладила к проймам. Теперь рукава стали длиннее, но как только я приподнимала руку, бахрома соскальзывала и рука обнажалась до плеча. Потом такую же процедуру она проделала с подолом – он вновь удлинился, но щиколотки остались открытыми. Вырез спереди стал не таким целомудренным, вырез сзади также увеличился… На туфли были добавлены застёжки, на шее появилась длинная жемчужная нить, небрежно завязанная узлом где-то в районе пупка.
– О! Двадцатые годы? «Великий Гэтсби» и всё такое? – Я вдруг поняла, что мне это напоминает.
– Не совсем. Мешковатости маловато. Талия, опять же, не там, совсем не там. Но эклектика – наше всё, цитаты присутствуют, – рассеянно отвечала Элла, обходя меня кругом. – Я же диплом защищала по этой теме. «Сравнительный анализ эстетики Империи и Конфедерации в период первой половины прошлого столетия». Или что-то такое же длинное. Название забыла сразу же после защиты. Стойте смирно, надо кое-что проверить.
Она отобрала у Дрю свой несессер, порылась в его недрах и извлекла деревянную палочку с гранёным хрустальным шариком на конце. Один взмах – и по моему сияющему серебристо-белому платью снизу вверх пробежала цветовая волна, придавая ему оттенок расплавленной бронзы.
– Волшебная палочка?
– Спектральный преобразователь. Нет, так слишком темно. – Элла взмахом палочки вернула платью прежний вид, а затем придала ткани и бахроме более лёгкий золотистый оттенок, жемчуга приобрели оттенок слоновой кости. Она полюбовалась на дело рук своих и, достав что-то из несессера, кинула этот предмет мне. – Надевайте и пора делать маникюр.
У меня в руках оказалась кружевная эластичная повязка с золочёной розеткой в виде расплющенного цветка мака. Я растянула её на пальцах, повертела и в недоумении сказала:
– А я причёску не испорчу?
– Это же на ногу, – вмешалась Дрю. – Подвязка для чулка.
– Да чулки вроде неплохо держатся… а почему одна?
– Это для настроения, – пояснила Элла, – другого смысла в одинокой подвязке для чулка нет.
– Да? А-а-а… логично!
Я натянула подвязку и тщательно осмотрела ногу. Потом опустила подол и так же придирчиво осмотрела себя целиком. Но придраться было не к чему. Вот теперь всё было как надо. Прихотливо вьющиеся золотые кудри, чёрная пушистая щётка ресниц, затеняющая глаза с тёмно-серой подводкой, и матовая красная помада сделали меня старше и вдребезги разбили предыдущий образ юной непорочной девы, ожидающей рыцаря, чтобы вручить ему полцарства в придачу. Шарада, штучка? Да. Тёмная лошадка, тихий омут, неудачница Лилит? Скорей всего. Любительница фокстротов, подружка гангстера? Очень может быть – цитаты присутствуют! Прекрасная принцесса, невинный барашек, выход к морю прилагается? Нет, не дождётесь.
– Я живая! – радостно сказала я, вертясь перед зеркалом. – Я настоящая! Давайте же сделаем мне маникюр – красный лак, правда? – и можно спускаться к Его Высочеству.
И тут я увидела как сползают улыбки с лиц Дрю и Эллы.
– Я вообще только шпильки подавала… устала… пожалуй, пойду под ванну… полежу, отдохну немножечко… – сказала Дрю и исчезла.
– Что-то я тоже чувствую себя утомлённой… А как там у вас под ванной – много места? – задумчиво произнесла Элла.
Вздёрнув подбородок, я произнесла:
– Спокойствие, только спокойствие. Его Высочеству понравится. Я знаю, что и как надо сказать.
Дрю наполовину высунулась из двери ванной и сказала:
– Конечно, понравится, классно выглядите. Принц у нас не слепой, однако. Только вначале он всех вскипятит и испарит за самодеятельность, а уж только потом ему понравится.
Я отмахнулась.
– Бросьте, ничего ни с кем не случится. Элла, а вы-то на бал идёте?
– Да, у нас же и папа и мама на королевской службе. Мы всегда получаем приглашение на всю семью. Но Его Высочество принц Кайлеан велел по окончании ваших сборов отчитаться о проделанной работе. И мне, знаете ли, неспокойно. Его Высочество ожидает одобренный им лично вариант.
– Это он здорово придумал, – восхитилась я, – перед балом каждой девушке просто необходимо отчитаться о проделанной работе – посадила ли семь розовых кустов, отделила ли зёрна от плевел, познала ли самое себя… Ступайте к себе, собирайтесь и отправляйтесь на бал, там увидимся. А с Его Высочеством я как-нибудь разберусь.
Элла помедлила в замешательстве, потом взбодрилась и зашептала что-то, помахав волшебной палочкой, то есть, спектральным преобразователем. Мои ногти удлинились и приобрели тёмно-красный цвет. Я полюбовалась ими (это были ногти независимого и решительного человека!) и произнесла:
– Вы сделали мой бал, Элла. Никогда не выглядела лучше. Благодарю за всё. А теперь ступайте и не беспокойтесь.
Фигура Эллы начала таять, затем вновь сгустилась.
– Кольцо, кольцо наденьте! Какое-нибудь одно, но большое! Кольца там, в сафьяновой шкатулке, – она указала на стол, – И духи там же стоят! Они вам подойдут! – Её силуэт начал бледнеть… и опять проявился. Элла торопливо забормотала: – Косметическая магия, даже щадящая, всё равно вредит, надо будет потом ванночки для ногтей поделать, витаминизированные. И магическое укорачивание тоже не на пользу волосам, маски питательные лучше всего с маслом окки или с экстрактом…
– Да идите уже, Элла! – воскликнула я. – До бала совсем ничего осталось…
Когда Элла поборола свою деятельную натуру и исчезла окончательно, я надела кольцо, нанесла на шею сзади несколько капель духов. У них оказался лёгкий, но сложный аромат, и мне понравилось.
Теперь я была готова.
Дрю с освобождённым Леммуэлем выпорхнули из ванной комнаты, закружили вокруг меня с напутствиями:
– Удачи! Удачи, леди Данимира! Счастливо повеселиться, – щебетала Дрю.
– Шикарно выглядишь, Данимира Андреевна, – сказал Лем, – считай, супостат у тебя в кармане. Мне даже немного жаль парня – ни одного шанса у него. Веселись, Андреевна, и да хранят тебя боги!
– Ага. И да пребудет со мной сила. Пока-пока, ребята. Вернусь под утро, не скучайте тут без меня. – Я помахала им, шагнула в лифт и нажала на кнопку второго этажа.
…Нужная фраза была заготовлена заранее, чтобы произнести её с порога, но вместо того я, раскрыв рот, уставилась на фигуру в плаще и короне, стоящую ко мне спиной. Потом я произнесла совсем другое:
– Это не смокинг.
Кайлеан повернулся и долго разглядывал меня с неопределённым выражением лица.
– Это не то платье, – наконец ответил он в тон.
Мне всегда думалось, что все люди равны, но, как оказалось, человеком в короне манипулировать сложнее.
Во всяком случае поначалу, с непривычки.
Взяв себя в руки, я опустила ресницы, потом вновь вскинула глаза, чуть коснулась волос, улыбнулась и бесхитростно спросила:
– Тебе же нравится?
Да, Кайлеан Георгиевич являлся личностью демонической, с изрядными перекосами в характере от непомерной магической мощи и чересчур высокого социального статуса… а так же, по моему убеждению, его сильно портил общенародный трепет перед вышеописанным сочетанием благ, дарованных судьбой. Но было в его натуре что-то такое, что позволяло надеяться, – некое глубинное джентльменство не позволит Его Высочеству ответить отрицательно на подобный вопрос. Он начал двигаться, обходя меня сбоку, я поворачивалась к нему, как цветок поворачивается к солнцу.
Он разглядывал меня, я – его.
Не было никакого смокинга, а были чёрный камзол поверх тёмно-серой шёлковой рубахи, перетянутый широким ремнём с массивной квадратной пряжкой, узкие тёмно-серые брюки, заправленные в высокие чёрные сапоги, и плащ, скреплённый серебряной фибулой, – длинный плащ до самого пола, цвета мокрого асфальта, но с изнанки будто полыхало пламя.
И, разумеется, корона – серебряный обруч с зубцами в виде наконечников копий.
Треклятая корона, без которой всё было бы так просто.
– У тебя плащ с кровавым подбоем, – сказала я.
– Символизирует стихию, – ответил он со вздохом, – подземный огонь. У меня такая же стихия, как у предков, чьё имя я ношу, – Кайлеана Первого и Кайлеана Второго. Эта одежда – точная копия их парадной одежды, включая цвета. Традиция, прах её побери. Я пять лет боролся за право не напяливать это по торжественным дням, а носить нормальную современную одежду! И вот, когда я добился своего…
Такое возмущение, такая трагическая нотка прозвучали в этих словах, что я засмеялась.
– Тогда появилась я и забраковала твой смокинг… бедный, бедный… бедняжечка… – Я подошла и провела рукой по ремню, пересекавшему грудь, – ножны с каким-то оружием висели у него на боку. – Ну прости, не знала, что это больной вопрос. Из чего этот ремень?
– Мой первый василиск. Я выгляжу персонажем из комикса, – проворчал он. – Но ты же хотела чего-то экзотического.
– Прекрасно выглядишь, – возразила я. – Только в сапогах и плаще стал в два раза больше. Просто человек-гора. Ты так и не ответил. Тебе нравится, как я выгляжу?
Он снова напрягся.
– Нравится. Может быть, даже слишком. Но иди сюда, – он взял меня за локоть и увлёк к зеркалу. – Видишь?
Я понимала, что он хотел сказать. Сейчас рядом с ним – таким всем из себя монументальным, в плаще и короне – должна была находиться благородная принцесса. А стояла легкомысленная особа с воздушными кудрями, сверкая бахромой словно певичка из кабаре.
– Вижу. Мы не подходим друг другу. Но ведь это было ясно с самого начала, не так ли? Так стоит ли притворяться?
Чуткий Кайлеан Георгиевич сразу же уловил подтекст и немедленно сдал назад.
– И всё же мы вместе. Не смотря ни на что.
– Да, вместе не смотря ни на что. На этот вечер. И не надо злиться… нельзя контролировать всё на свете. Особенно женские наряды.
По его лицу пробежала тень. Видно было, как сильно ему хочется контролировать всё на свете.
– И всё равно платье должно было быть другим.
При виде такого упрямства я вспылила и ощутила, что мне глубоко безразлично, что там у некоторых на голове – корона или кепка, и пора применять тяжёлую артиллерию. Я на несколько секунд приподняла подол, вытянула ногу и продемонстрировала всемирному контролёру подвязку с золотым маком.
– Ну как можно было одеть это с тем платьем, сам посуди?! Пришлось поменять имидж.
Адекватным ответом на это бредовое заявление мог быть только такой же бред. Но Кайлеан Георгиевич не был искушён в искусстве театра абсурда. Он только молча вытаращился на меня и явно не находил подходящих слов. Зато его глаза с загоревшимися углями сказали обо всём.
– Данимира, – хрипло вымолвил Кайлеан, – если ты ещё раз так сделаешь, ни на какой бал мы не пойдём. А пойдём мы вон туда, – он указал в сторону спальни, – и я точно знаю, что не пожалею о замене. Ты, кстати, тоже.
Тут сердце моё ёкнуло. Я попятилась и послала ему стоп-сигнал, дунув на воображаемую спичку.
– По-моему, это бал в твою честь. Как ты себе представляешь…
– Я очень хорошо себе всё представляю, – зловеще сказал Кайлеан. – А вот ты, видимо, нет. Немедленно иди сюда и бери меня за руку, отправляемся на бал сейчас же. Пока я не передумал.
– Я боюсь. Я к тебе подойду, а ты вообразишь бог знает что…
– Боится она! А платье задирать не боялась!
Он говорил раздражённо, но огни в зрачках пригасил. Я осмелела.
– И пообещай, что не будешь пилить Элломиану.
– Хорошо, вопрос закрыт, обещаю. Иди сюда.
Получив желаемый результат, я нежно улыбнулась Кайлеану, порхнула к нему и взяла под руку.
– И вовсе незачем было так кричать и топать ногами. Сказал бы сразу, что я чудесно выгляжу. Но я тебя прощаю. Это у тебя нервное, от осознания моей красоты.
Он мрачно покосился и шутку не поддержал. Через секунду мы перенеслись под открытое небо, в тёмный вечерний сад, в начало длинной аллеи, по обеим сторонам которой на равных расстояниях друг от друга стояли котлы с пылающей в них смолой. Двойная череда огней уходила, казалось, к горизонту, туда, где высилась чёрная громада замка Карагиллейнов.
