Текст книги "ТКС-2 (СИ)"

Автор книги: Агата Бариста

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– Глупо… – признала я.

– Глупо, – подтвердил Кайлеан. – Даже самый вменяемый дракон в закукленном состоянии соображает плохо, он в такой момент вроде лунатика, а подсознание его к людям влечёт… Дракону хочется в физическую форму вернуться, он смутно помнит, что человек может ему помочь, вот и тянет его… Тут и магу нелегко придётся, а про простолюдинов и говорить нечего. Особенно, если это ваши простолюдины. Наши-то хоть могут понять что к чему, а ваши вообще ничего не соображают. В общем, скверная вышла история, были жертвы… Свидетелям память корректировали, подстраивали под версию явления шаровой молнии. Если вообще оставалось кому память подправлять. Где-то на востоке… может, кстати, и в твоей стране… произошёл один из самых прискорбных случаев. Закукленный дракон из тех, из беглых, в гористой безлюдной местности наткнулся на группу людей… э-э-э… кажется, они называются «туристы»… такие, знаешь, добровольные бродяги…

– Знаю. И что дальше?

– Один из туристов оказался неинициированным магом. Дракон его магию почуял, да и сунулся в палатку, тот человек неосознанно, не отдавая себе отчёта, начал взаимодействие – неудачно, конечно. Частично раскукленный дракон застрял в пограничном состоянии, заистерил, попытался применить боевую магию… в конце концов и дракон развоплотился, и люди погибли… Власти пытались замять дело, но даже толком объяснения придумать не смогли. Идиотская история, которая никогда бы не произошла в Конфедерации. Неинициированный маг – большую чушь сложно представить.

Я пропустила критику родного измерения мимо ушей, поскольку меня осенила внезапная догадка.

– А как та местность называлось?

– Не помню. Эту историю мне отец в детстве рассказывал. Когда я дракона из драконятника украл… в смысле, повёл на прогулку.

Я продолжала выпытывать:

– Ну, вспомни! Россия? Урал? Перевал Дятлова?

– Может быть, – рассеянно сказал Кайлеан. – Россия, скорей всего. Или Китай. Это же почти одно и тоже – где-то рядом? Перевалы там, безусловно, были. Всё, Бэзил настроился, давай отойдём.

С трудом отставив в сторону тайну перевала Дятлова, я стала наблюдать за драконьеро и его действиями, сильно смахивающими на шаманское камлание. Не обошлось без эксцесса – перед самой кульминацией Симба очнулся, издал душераздирающий вопль, полный отчаяния и тоски. Дракончик протянул ко мне когтистые лапки… я тоже потянулась к нему, полная решимости схватить в охапку и прижать к груди, но Кайлеан придержал меня за талию:

– Данимира, не дури! Некоторые дети не хотят ложиться спать, только и всего.

Тут фигурку дракончика окутал зеленоватый туман, произошла вспышка – и всё закончилось, в воздухе перед нами завис маленький зелёный светящийся шарик. Драконьеро ловко подхватил его руками в чёрных перчатках и отнёс в нишу, выдолбленную в стене, где опустил на подстилку из светящихся нитей.

Кайлеан насмешливо продолжил, по-прежнему удерживая меня:

– А Симба быстро сообразил, кто у нас тут слабое звено. Хитрый дракон получился, надо будет донести до Сикоры, пусть бдит.

Я сердито высвободилась из рук Кайлеана.

– Бесчувственный вы, Кайлеан Георгиевич! Он же звал меня, тянул свои лапки, бедняжечка!

Кайлеан Георгиевич опечалился.

– Как несправедлив этот мир, Данимира Андреевна… когда я тяну к вам свои лапки, меня вы почему-то не жалеете и не называете бедняжечкой!

– Наверное, это потому, что вы, Кайлеан Георгиевич, кто угодно, только не бедняжечка, – подумав, объяснила я и пожаловалась: – И вообще, мне, может, эта картина теперь сниться будет – Симба лапки тянет, маленький такой, пузатенький, криволапенький… милый такой!

Кайлеан склонил голову и задумчиво осмотрел свои ноги.

– Ноги уже не скривить, – с сожалением констатировал он, – рост тоже не уменьшить. Могу отрастить пузо. Ты будешь тогда называть меня милым? Милым бедняжечкой?

Я вспомнила недавнюю ночь и полуголого Кайлеана на пороге спальни – с безупречным торсом и кубиками на животе. Больше всего мне хотелось вскричать: «Да ты с ума сошёл, такую красоту портить?!». Но я только опустила ресницы и загадочно улыбнулась, в очередной раз убедившись в универсальности этого приёма.

Кайлеан долго смотрел на меня, ожидая ответа, потом с некоторой заминкой произнёс:

– Помнишь, я говорил о подарке, который не совсем подарок?..

У него был такой странный тон, что я встревожилась:

– Слушай… ты же не хочешь подарить мне… э-э-э… дракона?

– Тебе нельзя дарить дракона, – с сожалением сказал Кайлеан… я перевела дух. – Жестокости в тебе мало, Данимира. Любой дракон подомнёт тебя в пять секунд. Симба, нескольких часов от роду, и тот тебя раскусил. С драконами нельзя быть мягкой, это может плохо закончиться.

– Ну и ладно, – вздохнула я с изрядным облегчением. – Уж что выросло, то выросло. Поздно мне другой становиться.

– Пойдём. Ты должна кое-что увидеть. – Он взял меня за руку и повёл из пещеры-инкубатора.

На ходу я оглянулась, чтобы бросить прощальный взгляд на бедную маленькую одинокую искорку, покоившуюся среди полумрака в светящемся гнёздышке. Рядом с гнездом стоял драконьеро Бэзил, и я поняла, что он стал свидетелем нашего с Кайлеаном непринуждённого общения – мы ведь совсем позабыли о его присутствии. А теперь на его лице обнаруживались следы характерного умиления. Будто он смотрел вслед отъезжающей машине, к заднему бамперу которой прикреплены табличка «Just married» и консервные банки на верёвках. А, неважно. Я дёрнула плечом и пошла за Кайлеаном.

Идти пришлось недалеко. Место, куда меня привели, тоже находилось на нижнем ярусе. Пещера казалась совсем маленькой, быть может, потому что яйцо, лежавшее в магическом гнезде, было небольшим, чуть ли не в два раза меньше Симбиного, и его свечения хватало лишь на ближний круг. Выглядело яйцо просто – беленькое, гладенькое… лежало себе на подстилке, свитой из каких-то веточек-прутиков… но при виде него моё сердце забилось чаще.

– Кто там? – спросила я внезапно охрипшим голосом. – Дракон? – Я опустилась на колени рядом с гнездом и положила обе руки на тёплую скорлупу. По контрасту с поверхностью мои пальцы темнели, будто я была чернокожей, и красная нить на запястье тоже казалась чёрной.

Кайлеан опустился рядом.

– Я не знаю.

– Почему?.. – Я боялась на него взглянуть.

Он помолчал, подбирая слова, потом заговорил, и речь его полилась для меня райской музыкой.

– Это ловушка для Снежинки. Тело, которое зреет в яйце, пока аморфное, – просто некое неопределённое существо. Когда душа Снежинки будет уловлена и помещена в яйцо, она сама изберет форму и существо станет сущностью. Твоя Снежинка отважна. Может быть, на свет появится кошка, а может – маленький белый пушистый дракон. Душа не сможет противиться своей истиной сущности, всё будет так, как и должно быть.

– Маленький белый пушистый дракон… – прошептала я. – Снежинка… не представляю…

– Не загадывай, предсказать невозможно. К тому же, надо ещё найти и призвать её душу.

– Когда это можно будет сделать?

Он ответил с заминкой:

– Сначала надо дать телу развиться и окрепнуть, чтобы было куда поместить душу. Не меньше полугода.

Я закусила губу. В своём воображении я встречалась со Снежинкой уже завтра.

– А потом понадобится ещё какое-то время, пока будет формироваться физический облик. В общем, примерно год.

– Так долго… Через год мне надо будет возвращаться сюда… – поняла я вдруг, но сразу осмыслить эту перспективу не получилось, потому что Кайлеан забормотал торопливо:

– Я не смогу ускорить этот процесс. Я и так выложился. Никак. Честно, не могу… – Он опустил голову и после паузы сказал: – И я знаю, что это никакой не подарок. Это моё второе королевское слово. Но только я никогда – никогда! – и никому не показываю незавершённые дела и не делюсь невыполненными обещаниями. Только сейчас… только тебе… Понимаешь?

– Понимаю. Это называется доверие. Ты подарил мне доверие. И надежду. Мой лучший подарок на день рождения. Спасибо, я всё поняла правильно.

Я потянулась к нему и поцеловала в щёку.

Он повернулся, ответил мне поцелуем в губы – коротким и осторожным, затем отстранился.

Лицо Кайлеана было слабо освещено, но я увидела главное – в его глазах не было красный огней. Наверное, потому я впервые подумала о наших чувствах не как о сумасшествии или притяжении пентаграммы, а как о чём-то настоящем, что встречается раз в жизни и что ни в коем случае нельзя потерять.

Это был мой день рожденья… и, как ни странно, я ясно ощутила, что действительно стала старше.

10

Остаток дня рождения мы провели в Башне. Вечер оказался таким по-домашнему мирным, что, учитывая грядущий бал, приходило на ум выражение «затишье перед бурей». Кайлеан Георгиевич изъявил желание продолжить знакомство с кухней моей страны; немного поразмыслив, я выставила на стол чугунок с горячей картошкой, исходившей паром, глубокую тарелку с пышными румяными котлетами и окружила всё это мисочками с хрустящей квашеной капустой, солёными грибочками-огурчиками и черемшой.

– Интересно, – сказал Кайлеан Георгиевич, оглядев яства, – и лаконично.

Я фыркнула и добавила тарелку с бело-розовым квадратом «селёдки под шубой».

– На сегодня достаточно. А вообще наша кухня, Ваше Высочество, велика и могуча. У нас ещё много чего интересного есть… э-э-э… шашлык, форшмак, каймак, бешбармак… и так далее. Не говоря уж о таком старинном русско-народном ритуальном кушанье как салат «оливье». Но пузо будете отращивать без моей помощи.

Кайлеан воздал должное всему, а тарелку из-под «шубы» ему, по-моему, хотелось вылизать, однако воспитание не позволило. Потом он рассказывал мне о драконах, а я сидела напротив, подперев щёку, и слушала, очарованная сказочной действительностью этого мира.

В последующие дни мы виделись урывками, но скучать не приходилось. По утрам, перед тем как отправиться по делам, Кайлеан переносил меня в библиотеку, где препоручал Ариэлю Аттиусу, или в мастерскую Себастьяна Лампля. Маэстро Лампль доставал кристалл с хроникой какого-нибудь бала, включал его и я бродила среди разряженных фигур, подмечая детали, изучая манеры. Несколько раз Кайлеан отводил меня в драконятник. Там я виделась с Симбой, подраставшим прямо на глазах, и обязательно заходила в маленькую тёмную пещерку, где на подстилке из веточек белело небольшое яйцо. Я присаживалась возле яйца на низкую скамеечку, гладила тёплую шелковистую скорлупу и подолгу разговаривала с тем, кто находился внутри. По словам Кайлеана выходило, что некому там меня слушать, но я всё равно рассказывала неведомому существу о Снежинке, о том, какая она чудесная, – милая, добрая, храбрая… и красивая. Своего фамильяра я приняла бы в любом виде, даже в облике пятнистой ядовитой жабы, но по правде говоря, очень хотелось, чтоб вернулась прежняя белоснежная кошечка с вечно удивлёнными оранжевыми глазами.

Время летело, бал стремительно приближался.

За день до бала случилось происшествие, лишний раз подчеркнувшее, как много я не понимаю в происходящем. В тот вечер я как всегда ожидала Кайлеана в гостиной, чтобы накормить его ужином, это стало нашей маленькой традицией. В сущности, при наличии волшебного холодильника любой мог за секунды организовать себе самую роскошную трапезу на свете, но я-то знала, что Кайлеану нравится получать ужин из моих рук. Он возвращался усталым и замкнутым, а я подсовывала ему всякие интересные вкусности и начинала щебетать что-нибудь беспечное, стараясь шутливыми речами развеять его пасмурность. Через какое-то время напряжение покидало Кайлеана, он оттаивал и расслаблялся.

Обычно он приходил поздно, но в этот вечер уж как-то слишком задержался. Дело шло к ночи, я продолжала бродить по гостиной в одиночестве. Когда внизу в городе часы на ратуше пробили полночь, я собралась подняться к себе наверх, но тут послышался отдалённый шум, вскоре дверь лифта открылась и в комнату ввалился Кайлеан… но в каком виде! Он ухватился за дверь и застыл, опустив голову, дыша тяжело и, видимо, не имея сил оторваться от опоры. Волосы удлинились, чёрные змееподобные дреды почти доставали до пола, и когда он поднял голову, я с трудом удержалась от вскрика. Потемневшее искажённое лицо напоминало морду Чудовища, в глазах плескалось мутное пламя… он колдовал недавно и колдовал отчаянно, до полного истощения. Я бросилась к нему, чтобы помочь, но Кайлеан резко взмахнул рукой, между нами по ковру пролегла полоса магического огня. Хиленькая полоса, надо сказать, которую я легко смогла бы перепрыгнуть, – на большее у него просто не хватило сил.

– Уйди!.. – хрипло рявкнул он и, шатаясь, направился в спальню. Я шла за ним с другой стороны огня, Кайлеан повернулся и вновь прохрипел: – Прочь поди!.. живо!..

Он добрался до спальни и скрылся, захлопнув за собой дверь. Я посидела немного в гостиной на диване, потом на цыпочках подошла к спальне и осторожно заглянула. Было необходимо убедиться, что всё в порядке, случаи гибели магов от истощения всё же иногда случались, хотя и очень редко.

Кайлеан одетый лежал поперёк кровати и было понятно, что рухнул он на постель как срубленное дерево.

Я зашла в спальню и приблизилась.

Звериный облик уже начал исчезать, лунный свет падал на бледное лицо, обращённое к потолку, – неподвижное, напоминающее маску мертвеца. Но грудь равномерно, хоть и еле заметно, поднималась и опускалась. Послушав и убедившись, что ритм дыхания ровный, я пришла к выводу, что опасности нет, и уже собралась было пойти к себе, как вдруг заметила кое-что странное. Одна рука Кайлеана была бессильно откинута в сторону, почти свисая с кровати, и на рукаве я увидала словно бы белого светящегося червяка. Присев рядом с кроватью, я рассмотрела странную находку. Это был обрывок силовой нити, прилипший к ткани рубашки. Магическую энергию, обычно невидимую и неосязаемую, можно овеществить, если обладать достаточно мощным потенциалом и знанием боевой магии. Вот эту овеществлённую энергию я и видела сейчас. Мортен и его ведьмы при нападении пользовались похожими нитями, чтобы обездвижить свою жертву, но до овеществления дело не дошло – их было пятеро против одной, да и не являлась я таким уж сильным противником. А тут… толстая нить виднелась отчётливо и даже не просвечивала – концентрация энергии зашкаливала… немудрено, что Кайлеан оказался в таком плачевном состоянии… Он с кем-то дрался? С кем?

Я вновь взглянула на Кайлеана и вздрогнула: его голова была повёрнута, глаза открыты и взгляд устремлён на меня. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, потом я подцепила пальцем силовую нить, показала и спросила:

– Для кого это было?

Он долго молчал, потом разомкнул сухие запёкшиеся губы и выговорил:

– Для друга.

Наверное, если бы я не глядела прямо в его глаза, я бы попалась. Но я глядела, и, увидев, как чернильная темнота заливает глазницы, вскочила и метнулась прочь от кровати. Со звуком, напоминающим рычание, он рывком приподнялся и успел ухватиться за оборку на юбке. Я рванулась, раздался треск. Оторванная оборка осталась в сжатом кулаке Кайлеана, на юбке образовалась дыра. Вновь зарычав, он прижал скомканные кружева к лицу и по-звериному шумно втянул ноздрями мой запах.

«Вон отсюда!..», – услыхала я сдавленный рык сквозь смятое кружево и на этот раз послушалась беспрекословно. По правде говоря, я даже не смогла повернуться к кровати спиной и добралась до двери, отступая мелкими шажками.

Очутившись на своём этаже, я нервно зашагала туда-сюда вдоль панорамного окна. Сна не было ни в одном глазу. Дрю и Лем молча наблюдали за моей беготнёй, первой не выдержала Дрю:

– Что случилось? И что у вас с платьем?

Расправив юбку и обозрев прореху, я пояснила:

– У Кайлеана магическое истощение.

– А платье причём тут?

– Он чуть было не восстановился за мой счёт.

Они смотрели на меня непонимающе, и я вспомнила, что Дрю и Лемуэль не маги.

– Я ведьма-девственница. Для истощённого мага – просто подарок судьбы. За полчаса можно восстановиться на сто процентов.

– И как? – спросила Дрю.

– А-а-а… понятно… – закивал Лем.

Дрю посмотрела на Лема, потом протянула:

– А-а-а… в этом, что ли, смысле?

– Что ли в этом, – подтвердила я. – Он меня прогонял, но я подошла слишком близко к кровати, и Кайлеан меня чуть не схватил.

Лем спросил задумчиво:

– А супостат, стало быть, тебя гнал?

– Гнал…

– А ты, значит, Данимира Андреевна, ведьма-девственница, таки потащилась к его кровати?

– Потащилась… но надо же было убедиться, что всё будет в порядке…

Лем стукнул себя по ноге и с чувством заявил:

– Вот правду всё же говорят – все бабы… – Тут он запнулся, а мы с Дрю ожидали окончания фразы, прищурясь, будто глядели в невидимый прицел. Лем оценил наш прищур и закончил: – Легкомысленные очень.

Я раздула ноздри, но была вынуждена признать:

– Твоя правда, Лем, я действительно… экхм… очень легкомысленная. Вот потому спать сегодня ночью я не буду, а просто прилягу подремать. В одежде. А вы, пожалуйста, побудьте рядом, если что – подадите сигнал тревоги. Не знаю, правда, чем это поможет… если что… Наверное, я просто боюсь оставаться одна.

– Думаете, он придёт… восстанавливаться? – догадалась Дрю.

– Не знаю. Надеюсь, что нет. Но на всякий случай побудьте со мной.

Дрю с Лемом переглянулись, потом Лем достал из кармана потрёпанную колоду и веером перекинул её из одной руки в другую.

– Ну что, перекинемся в картишки?

Не снимая испорченного платья, я улеглась на кровать и свернулась калачиком, Дрю с Лемом подлетели и опустили на меня плед – как два ангела-хранителя. Потом ангелы устроились у меня в ногах и принялись азартно шлёпать призрачными картами, попутно яростным шёпотом препираясь на тему прошлой игры, в которой, как я поняла, жульничали все, но никто не хотел в том признаться. Впрочем, мне было не до них. От тревожных мыслей я даже задремать не могла, хоть и лежала с закрытыми глазами – всё прислушивалась, не раздаются ли в ночи шаги командора, и гадала, кому предназначались овеществлённые нити силы. Он сказал «для друга»… что он имел в виду?.. Дикая мысль пришла мне в голову: а вдруг Кайлеан знал Мортена раньше и даже дружил с ним?.. Нет, такого быть просто не может… он бы сказал… или может?..

Меня так истерзали фантастические и ничем неподтверждённые догадки, что тело начала сотрясать нервная дрожь… потом я ощутила тонкий аромат, который постепенно становился отчётливей, и услыхала, как Дрю пробормотала: «Ого…», а Лем присвистнул и воскликнул: «Тысяча чертей!»

Я перестала дрожать, раскрыла глаза и села.

Пахли розы, которые вились по стене над кроватью. Цветущие ветви шевелились, новые побеги вырастали на старых стеблях, оплетая кровать цветущей колючей завесой, распускались новые бутоны и листья. Через некоторое время мы оказались в закрытом и защищённом пространстве, как будто моя кровать была замком спящей красавицы… Сгустился сумрак, запах усилился и сон начал неудержимо захватывать сознание.

– Что это значит? – спросила Дрю.

Опустившись обратно, я обняла подушку и сонно улыбнулась в темноту.

– Это значит, что я легкомысленная, а он – сумасшедший.

– Почему?

– Первую же восстановленную энергию потратил на меня… отбой тревоги…

– Уверены?

– Разбудите меня рано… – произнёс мой заплетающийся язык, – пока принц не сбежал…

Я вдохнула запах цветущих роз, но их аромат внезапно обернулся запахом полыни – я оказалась в чёрной степи, сидящей на тёплой земле. Степь вокруг была исчерчена тускло светящимися красными линиями, а рядом лежал Чудовище, его голова покоилась на моих коленях. Но вместо того, чтобы задать тысячу вопросов, я гладила его звериную морду и бормотала тысячу ласковых слов, и словно бы от моего лепета красные линии вокруг разгорались всё ярче…

Проснувшись поутру, я обнаружила, что розы вновь скромно вьются по стене. Потом я вспомнила свой сон и впала в состояние крайней досады, хоть и чувствовала себя неплохо. Да, было прекрасно повидаться, но говорить должен был Чудовище, вместо того всю ночь говорила я, не задав ему ни единого вопроса… эх, подумать только, упустить такую возможность! Впрочем, у меня всегда имелось ощущение, что в чёрной степи кто-то искусно мною управляет… то, что там происходило, не могло зародиться в моём мозгу.

Утренние процедуры я совершила в ускоренном темпе, чтобы застать Кайлеана дома, и еле успела. Мы встретились у дверей лифта. Кайлеан был в полном облачении и явно собрался улизнуть пораньше. Он уставился на меня напряжённо, я тоже окинула его пытливым взглядом. Что ж… выглядел он неплохо, хотя был бледнее обычного… Мои ночные труды не прошли даром. Судя по всему, этой ночью я вновь помогла восстановиться его пентаграмме… и он опять не имел об этом ни малейшего понятия.

– Ты завтракал? – напористо спросила я и, не дожидаясь ответа, констатировала: – Не завтракал. Пойдём, – я увлекла его обратно.

– Мне надо идти, – вяло сопротивлялся он, но всё же позволил усадить себя за стол.

Завтракали мы в полном молчании. Я, признаться, ожидала если не извинений (тут я понимала сложность ситуации), то хотя бы каких-либо комментариев по поводу вчерашнего инцидента, но Кайлеан упорно не поднимал глаз от тарелки, должно быть обнаружил там новый, неизвестный науке вид омлета.

Наконец настало время для кофе. По нашей давней традиции, сложившейся ещё в «кармане бога», именно сейчас можно было обсуждать любые вопросы.

Судя по пристальному вниманию, тёмно-коричневая жидкость в чашке Кайлеана тоже принадлежала к неопознанным объектам.

– С кем ты вчера дрался? – требовательно спросила я после первого же глотка.

Ответил он скупо:

– Я не дрался. – И снова замолчал, созерцая чашку.

– Тогда что же вчера случилось?

Он наконец поднял глаза и глядел на меня с каким-то неопределённым выражением.

– Не сейчас. Завтра бал, я расскажу тебе всё в ближайшие дни.

Кайлеан Георгиевич был в своём репертуаре. Я почувствовала, что внутри поднимается волна возмущения, но титаническим усилием воли подавила её и только спросила:

– Надеюсь, ты помнишь, что обещал передать весточку от родителей?

Он повторил:

– В ближайшие дни после бала.

– Всё-таки это странная привязка, – высказала я мысль вслух.

– Послушай, Данимира. Завтра бал. Не думай ни о чём, повеселись и получи удовольствие. А всё остальное оставь на потом. Всему своё время.

Как-то он это произнёс – «всему своё время» – таким странным тоном… моё сердце вдруг сжалось от дурного предчувствия… Я хотела было возразить, но он вдруг произнёс несвойственным ему просительным тоном:

– Пожалуйста… прошу… сделай, как я говорю… выкинь из головы всё, кроме завтрашнего события. Сделай это.

– Из-за твоих недомолвок я скоро начну опасаться твоего бала, – сказала я в сердцах. – Скажи, откуда это ощущение грядущих пакостей?

Он отвёл глаза в сторону.

– Ты не приготовил мне какого-нибудь странного сюрприза на балу?

Мне казалось, что я попала в точку. Но он вдруг явно расслабился и с готовностью ответил:

– Нет-нет, только радость, только наслаждение!

И я сдалась. Поскольку отчётливо увидела, что это именно тот случай, когда следует «расслабиться и получить удовольствие». Прошибить стену под названием «Его Высочество лучше знает, что надо Дане Шергиной» мне оказалось не под силу.

– Ладно. Но после… готовьтесь дать мне полный отчёт, Кайлеан Георгиевич.

– Договорились. – Кайлеан сопроводил своё согласие несколько кривоватой полуулыбкой.

Одним махом он осушил свою чашку и встал из-за стола. Я тоже встала и положила руку на его предплечье.

– Спасибо за розы, – сказала я.

Он пробормотал: «Прости за вчерашнее», быстро погладил мою ладонь и стремительно ретировался в лифт.

– Р-р-р-р! – сказала я закрывшейся двери. – Скользкий, скользкий Кайлеан Георгиевич!

Наконец наступило утро того самого дня; взошло солнце и лихорадка зажглась в моей крови. Время «Ч» неумолимо приближалось.

Платье обещали доставить за несколько часов до бала, вместе с ним должна была явиться некая Элломиана, призванная придать моей внешности соответствующий блеск. Маэстро Лампль кроличьей головой поручился перед Его Высочеством за вкус и мастерство своей протеже. В томительном ожидании я слонялась по Башне – от зеркала к зеркалу – и поминутно меняла суждение о предстоящем событии. То я ужасалась беспечности, с которой согласилась предстать перед всем королевским двором в качестве спутницы принца, то вдруг чувство строптивого авантюризма наполняло мою душу, как газ наполняет смятую оболочку воздушного шара. Тогда дух мой взмывал высоко и с высоты птичьего полёта я твердила в сотый раз: «Этот вечер – для меня и Кайлеана. А люди пусть думают что хотят».

К обеду вернулся Кайлеан, покинувший Башню чуть ли не на рассвете, он усадил меня за стол и заставил что-то съесть.

Я жевала, не ощущая вкуса.

– Всё-таки нервничаешь?

Я ответила классической формулировкой:

– Я не трус, но я боюсь.

– Ты будешь со мной, – сказал он просто, будто это обстоятельство отодвигало все другие в сторону. – И потом, – оживился он, – скоро доставят твои вещи. Когда преобразишься, тогда и почувствуешь себя готовой. Уж я-то знаю – можно сказать, завсегдатай, посещал балы с младенчества.

– Подгузник со стразами и вышитые пелёнки?

– Я не возражал… говорят. Очевидно, тогда я был записным франтом.

Меня вдруг осенило, что до сих пор я не поинтересовалась одним существенным обстоятельством.

– Ну-у-у… пожалуй, с тех пор ты уже слегка подрос и не влезешь в старые пелёнки… В чём же ты будешь сегодня? – От любопытства я даже подалась вперёд.

– Смокинг, – буднично сказал Кайлеан. – Чёрный. Брюки чёрные, рубашка белая… Ты разочарована?

– Смокинг, оно, конечно, хорошо. – Я откинулась назад. – Но как-то… при всём уважении… смокинг – это же просто чёрный пиджак…

– Просто чёрный пиджак? А портной обещал, что это будет произведение искусства. Вот и верь после этого людям… Хм-м… но чего ты ожидала?

– Чего-нибудь такого… экзотического… вроде шкуры за плечами. Или клетчатой юбки с белыми гольфами и музыкальным бурдюком наперевес.

– Юбка и гольфы? – Кайлеан усмехнулся. – О, как я ошибся… Тебе можно доверить дракона, с жестокостью у тебя всё в порядке.

Я смерила его задумчивым взглядом.

– Пожалуй, я разрешила бы оставить пиджак… Пиджак с юбкой, очень миленько смотрится, видела в каком-то фильме. Так у тебя нет в роду шотландцев?

– Гиллейн – ирландская фамилия. Потом, конечно, намешалось всего, в наших жилах течёт этнический коктейль, однако известно, что в основе династии Карагиллейнов лежит брак ирландца и француженки.

– Минуточку! Предок ирландец! Тогда твой смокинг должен быть зелёным. В петлице клевер с четырьмя лепестками. И зелёный цилиндр как у лепрекона.

Кайлеан демонстративно поёжился:

– Пожалуй, теперь я доверил бы тебе целый драконятник… маленький, правда.

– Почему это маленький? Обрати внимание, на сцене вновь появляются белые гольфы – к зелёным башмакам с пряжками.

– Ха! Представь… я медленно, медленно натягиваю белый гольф… и начинаю горько плакать. Тут ты меня сразу жалеешь и соглашаешься на обычный костюм со смокингом. Всё просто.

Я надулась.

– Не факт. Вовсе не такая я уж мягкосердечная.

– Такая, такая…

В том же духе мы перебрасывались словами ещё долго, пока наша шутливая пикировка не была прервана – лицо у Кайлеана вдруг сделалось отрешённое, он сообщил, что сейчас прибудет мой бальный наряд.

…Элломиана оказалась энергичной красоткой лет двадцати пяти, её наружность показалась мне смутно знакомой. Лишь присмотревшись, я вдруг вспомнила лица трёх девушек в мастерской маэстро Лампля, уловила фамильное сходство и поняла, что это одна из дочерей маэстро, судя по возрасту, скорей всего старшая. В присутствии Элломианы Лампль всё встало на свои места – она решительно тряхнула каштановыми волосами, объявила Его Высочеству, что время не ждёт, и немедленно утащила меня наверх, где на кресле уже высилась груда таинственных коробок.

Я быстро огляделась. Дрю была одна, Лемюэль должен был прятаться под ванной. Вчера мы с Дрю решили, что шкаф – недостаточно надёжное убежище в момент подготовки к балу, мало ли что и кому может понадобиться.

– Итак, приступим! – Элломиана усадила меня перед зеркалом, распустила мои волосы, подхватила их, подняла наверх, потом опустила, взвесила… – Укоротить не хотите? Кардинально?

Я поморгала.

– Э-э-э… Я сейчас не готова принять взвешенное решение… что-то голова не работает… знаете, я вдруг начала волноваться… раньше – нет, а сейчас – да…

– Ну разумеется! – вскричала Элломиана. – Так и должно быть! Ещё не хватало, чтобы вы шли на королевский бал ничуточки не волнуясь! Не меньше ста балов должно пройти, прежде чем вы сможете заявиться туда с холодным сердцем. Но тогда уже и по балам ходить не имеет смысла, лучше посидеть дома у камина с чашечкой какао.

Её слова возымели прямо противоположное действие. Волнение, получив одобрение извне, немедленно улеглось и затаилось.

– Впрочем, поступайте так, как считаете нужным, – отважно сказала я.

Элломиана в зеркале хмурилась.

– Нет, – пробормотала она, – пожалуй, я погорячилась… Вам очень пойдёт короткая стрижка, такая, знаете, с максимально открытым затылком, чтобы продемонстрировать потрясающую шею и божественную линию плеч… и ведь платье подходящее… ах, если бы вы принадлежали сами себе, мы бы славно поэкспериментировали… но, боюсь, меня испепелят на месте. Мужчины вечно умудряются создать фетиш из женской внешности и яростно противятся изменениям… как это мешает творить! – закончила она с чувством.

Конечно, меня не могли не порадовать лестные высказывания о «потрясающей шее» и «божественной линии плеч» (хотя мелькнуло подозрение, что лесть – такой же рабочий инструмент стилиста, как кисть и палетка с тенями). Но в то же время в речи Элломианы содержался недвусмысленный намёк на то, что меня считают собственностью младшего принца, который вправе решать, стричься мне или нет. Допустим, я и сама иногда замечала соответствующие признаки, но досадно было обнаружить, что окружающие в том ничуть не сомневаются. Я открыла рот, чтобы сказать всё, что я думаю по этому поводу, потом снова закрыла. Молчание – золото, как учит народная мудрость, и я решила последовать этому совету. После бала я получу известия от родных, они тоже узнают, где я. Если Кайлеан будет по-прежнему тянуть резину, отец сам придёт и заберёт меня домой, даже если всё адское измерение встанет на его пути. Вот так, а люди снова пусть думают, что хотят.

– Милочка, поди сюда, – небрежно поманила Элломиана Дрю.

Дрю подлетела, на её лице было написано скептическое: «Кто-кто милочка?»

– Простолюдинка? – Элломиана так же скептически оглядела Дрю. – Надеюсь, тебе хватит сообразительности. – Она пояснила: – Его Высочество отказал моим ассистентам в допуске на территорию Башни, но предложил воспользоваться помощью вашей прислуги. Это привидение действительно может удерживать материальные предметы?