Текст книги "Полное собрание стихотворений"

Автор книги: Афанасий Фет

 
Та же звездочка на небе,
Та ж внизу течет река, —
Смолк давно лишь голос милый,
Радость сердца далека!
Эхо вторит мне уныло:
Далека!
 
 
Тот же в роще молчаливой
Бьет веселый, светлый ключ;
Но отрадный лик былого
Не проглянет из-за туч!
Грустно шепчет эхо снова:
Из-за туч.
 
 
Та же птичка, что певала,
Ночью песнь свою поет;
Но та песнь грустнее стала,
Радость на сердце нейдет!
Эхо тихо простонало:
Да, нейдет!
 
 
Голос прошлого родного,
Ты умолкнешь ли когда?
Не буди ты сновидений,
Что умчались навсегда!
Снова эхо в отдаленьи
Вторит: навсегда!
 

 
Тяжело в ночной тиши
Выносить тоску души
Пред безглазым домовым,
Темным призраком немым,
Как стихийная волна
Над душой одна вольна.
 
 
Но зато люблю я днем,
Как замолкнет всё кругом,
Различать, раздумья полн,
Тихий плеск житейских волн.
Не меня гнетет волна,
Мысль свежа, душа вольна;
Каждый миг сказать хочу:
«Это я!» Но я молчу.
 

15 сентября 1892

Стихотворения на случай, послания, посвящения, эпиграммы, отрывки

 
Нет, сколько козней ты ни крой,
Я твоего не слышу бреда,
Пошлю я в лавку за икрой
И ждать не стану до обеда.
 

1838

 
Григорьев, музами водим,
Налил чернил на сор бумажный,
И вопиет с осанкой важной:
«Вострепещите!» мой Вадим.
 

1839?

 
Он в идее вечно жаден,
А в конкрете он свиреп,
Догматически нескладен
И практически нелеп.
 

1842

(М. Дмитриеву, который поместил их в «Москвитянине»)

 
Как тебе достало духу
Руси подличать в глаза?
Карамзин тебе даст плюху,
Ломоносов даст туза.
 
 
Кто ни честен, кто ни славен,
Будет славен сам собой;
Ни Жуковский, ни Державин
Не нуждаются тобой.
 
 
Будь каких ты хочешь мнений
О России до Петра —
От твоих стихотворений
Не прибудет нам добра.
…
 
 
Где ответ на глупость эту?
И кому тебя судить?
Нет, не мирному поэту, —
Надо в клинику сходить.
…
 
 
Жалко племени младого,
Где отцы, ни дать ни взять
Как хавроньи, всё, что ново,
Научают попирать.
 
 
Где народности примеры?
Не у Спасских ли ворот,
Где во славу русской веры
Казаки крестят народ?
 
 
Да, у нас на месте лобном,
На народной площади,
Калачи так славно сдобны,
Что наелся и – …
 
 
Горько вам, что ваших псарен
Не зовем церквами мы,
Что теперь не важен барин,
Важны дельные умы.
 
 
Да, Россия властью вашей
Та же, что и до Петра;
Набивает брюхо кашей
И рыгает до утра.
 
 
Что вам Пушкин? Ваши боги
Вам поют о старине
И печатают эклоги
У холопьев на спине
 

Ноябрь 1842

 
В зверинец мой раскрыты двери,
Зверей подобных в мире нет,
Рассортированы все звери,
И каждому дан свой куплет.
 
 
Вот Крюднер, капитан хохлатый,
Он привезен из дальних стран,
Молодцеватый, грубоватый,
А вот при нем его Бриган.
 
 
Вот Кащенки – и Петр, и Павел,
Я в клетке их держу одной,
Зверьки ручные, честных правил
И по-домашнему с ленцой.
 
 
Вот Пален; петухом ли шпанским,
Аистом ли его назвать?.
Он поится одним шампанским;
Полегче, ног бы не сломать!
 
 
Вот Рап-кобель. Каким-то чудом
И Агапей при нем всегда.
Кто кобелем, а кто верблюдом
Заняться может, господа.
 
 
Кази усами разукрашен,
Турецкой силой одарен.
Он бородою только страшен,
И до клубнички падок он.
 
 
А вот Кудашев; он был князем
Вдали, на южных островах;
Силач, он всех кидает наземь
И татуирован в …
 
 
А вот Краевский; с пальмы южной,
Страны полуденной жилец,
Но как обманчив вид наружный:
Он только с виду молодец.
 
 
Вот Клопман; ящик с зеркалами,
В помадной банке корм стоит,
Что день, то щетка; он духами
От головы до ног облит.
 
 
Вот отделенье мелкой птицы:
Борисов, чтобы не забыть;
Он к нам приехал из столицы
«Мое почтенье» говорить.
 
 
А тут, лишь клетку повернете,
Для крошки в ящике простор;
Та крошка Фонька Ревелиоти,
Мала, но ноготок востер.
 
 
Вот Иваненко для закуски,
В бараньих завитках кругом;
Не знаю, шпанский или русский,
Но только знаю – с курдюком.
 

1845

 
Поднялася пыль степная,
Солнышко взошло,
Всюду сбруя боевая
Блещет как стекло.
 

Август 1845

 
Стихом простым, стихом случайным,
Назло альбомам и стихам,
К воспоминаньям грустным, тайным
Поползновенья я не дам.
 
 
Весны обманчивой жилица,
Минутных роз минутный друг,
Без сожаления, как птица,
Перенесись на нежный юг.
 
 
Звездам Украйны полудикой,
Как в дни былые, не молись:
Иной картиною великой
Поражена, остановись!
 
 
Твой женский глаз, лучом поспешным
Окинув моря благодать,
Подметит то, чего нам, грешным,
Во век веков не увидать.
 

1846

 
Я вам пророчил поклоненье,
Венец прекрасному челу,
И расточал свое уменье
Воздать вам должную хвалу.
 
 
Теперь же слабый мой умишка
Не больше сделает добра,
Как театральная афишка
О пьесе, сыгранной вчера.
 

9 сентября 1847

 
Я жертву приносил обильную Прияпу
И жаждал новые во храм его снести,
Но бог велел меня немедля к Эскулапу
Вулкановой супруге отвести.
 
 
В изгнании моем я долго тосковал,
Кляня всех нимф, как самых злобных фурий.
Суровый бог мне ноги заковал,
А расковал услужливый Меркурий.
 
 
Теперь намерен я, чтоб больше не страдать,
То всякий раз, как я пойду к Прияпу,
Чтоб грозный бог не мог меня узнать,
На плешь надвигивать спасительную шляпу.
 

1852

 
Пусть критика и злобна, и зубаста!
Не тронуть ей меня;
Пегасу я сказал на время – баста,
Сажуся на коня!
 

Между 1848 и 1853

 
Поднять бокал в честь дружного союза
К Тургеневу мы нынче собрались.
Надень ему венок, шалунья муза,
Надень и улыбнись!
 

Январь 1856

 
Весь переезд забавою
Казался; третьим днем
И морем мы, и Травою
До Любека дойдем.
 
 
И как бы ветру флюгером
Ни вздумалось играть,
Мы с капитаном Крюгером
Не будем трепетать.
 

Конец июля или начало августа 1857

 
Не поноси Замоскворечья,
Еще ты мало с ним знаком.
Не наноси ему увечья
Своим зловредным языком.
 

Декабрь 1857

 
Возвестил народу
Уж с горы Афонской
Бэда-проповедник,
Что, быть может, к году
У мадам Полонской
Явится наследник.
 

22 октября 1858

 
Поэт, пророк, орловский знатный барин,
Твой тонкий ум и нежный слух любя,
О, как уверю я тебя,
Что я не Греч и не Фаддей Булгарин?
 

1859

 
Кометой огненно-эфирной
В пучине солнечных семей,
Минутный гость и гость всемирный,
Ты долго странствовал ничей.
 
 
И лишь порой к нам блеск мгновенный
Ты досылал своим лучом,
То просияв звездой нетленной,
То грозным, пламенным мечом.
 
 
Но час и твой пробил, комета!
Благослови глагол его!
Пора свершать душе поэта
Свой путь у солнца одного,
 
 
Довольно странствовать по миру,
Пора одно, одно любить,
Пора блестящему эфиру
От моря сушу отделить,
 
 
Забыть вражды судьбы безбрачной,
Пути блудящего огня,
И расцвести одеждой злачной
В сияньи солнечного дня.
 

Октябрь 1862

 
Тебя искал мой стих по всем концам земли,
И вот настиг он в Rue de Rivoli.
Не знать, куда писать, меня ужасно бесит:
Затем-то затвердил я нумер 210.
О чем писать? о чем? Как туп такой вопрос!
Когда б я разом мог всё то, что лезет в нос,
Сказать иль очеркнуть стихами или прозой,
Так я бы не стоял, как тот осел над розой,
Которого ты нам на невских берегах
Так ясно указал в журнальных крикунах.
Люблю, в согласии иль во вражде открытой,
С тобой беседовать, поэт наш знаменитый.
Ценя сердечного безумия полет,
Я тем лишь дорожу, кто сразу всё поймет —
И тройку, и свирель, и Гегеля, и суку,
И фриз, и рококо крутую закорюку,
И лебедя в огнях скатившегося дня, —
Ну, словом, чуткий ум душе моей родня.
Ты понял и теперь, что этими словами
Хвалю я не себя. Подобными хвалами
Пусть забавляется тот юный хор калек,
Который думает: «Всё понял человек».
А мы – зайдет ли речь о Дании иль Польше —
Мы знаем: журавли гораздо смыслят больше
Об этих казусах, чем мудрые земли.
Хоть вспомни Ивика! Хвала вам, журавли!
Приличие? И тут ты повторял, бывало,
Что мудрая о нем старуха толковала:
«Приличен каждый зверь, носящий сзади хвост,
Затем что он умен, а между прочим прост».
Взгляни в Степановке на Фатьму-кобылицу:
Ну, право, поезжай в деревню иль столицу,
Едва ль где женщину ей равную найдешь, —
Так глаз ее умен, так взгляд ее хорош.
Вся в сетке, рыжая, прекраснейшего тона,
Стоит и движется, как римская матрона.
Так не претензиях тут дело, а в одной
Врожденной чуткости. – Подумай-ка, какой
Дубиной нужно быть, чтоб отрицать искусство,
Права на собственность, родительское чувство,
Самосознание, – ну, словом, наконец,
Всё то, чего не знать не может и слепец.
А этим юное кичится поколенье!
К чему ж их привело природы изученье?
Сама природа их наводит на беду.
Поймавши на слове, я к Фатьме их веду.
Она хоть нежный пол и ходит в кринолине,
Но не уступит прав на кафедру мужчине.
Что ж проповедует она? Ее сосун
Щипал при ней сенцо. Вот подошел стригун
И стал его теснить, сам ставши над корытом;
Но истинная мать так зубом и копытом
Сумела угостить пришедшего не в час,
Что тот не сунется уж к ним в другой-то раз.
«Что ж, сила грубая! На то она кобыла!».
Груба ль, нежна ль она, – я знаю: сила – сила.
То сила им груба, то тянутся из жил,
Чтобы расковырять указкой силу сил.
Но полно Пиерид пугать таким предметом.
Ужели нынешним тебя не встретит летом
Осинка «Reviendront» и необъятный пруд,
Где пихты стройные по берегам растут
И где гуляющий, как мощная Россия,
Пожалуй, невзначай наступит и на змия,
Где стройный хор берез и вереницы лип
Тебя приветствуют, блаженный Аристипп,
Где, умиления исполненный и жару,
Я пред тобой возжечь всегда готов сигару
И в дни июльские, когда горит душа,
Кричать «лупи его!», как срежешь черныша.
Люблю я видеть кровь лукавой этой птицы:
Бровь красная ее, дьячковские косицы,
И белые портки мне раздражают взор.
Но, кажется, опять понес я прежний вздор.
Привычка, подлинно, вторая в нас натура:
Наш брат куда ни ткнись – везде литература!
Вчера меня с утра охота петь взяла
«На холмах Грузии лежит ночная мгла»;
Заставил я жену, забывши завтрак, рано
Усесться разбирать романс у фортепьяно.
Про этот я романс скажу тебе одно:
Коль услыхать его мне будет суждено
От Полигимнии, его облекшей в звуки,
То прежде попрошу связать мне ноги, руки,
Чтобы, пришедши вдруг в болезненный экстаз,
Я в доме каковых не учинил проказ.
Но извини меня!я заврался безбожно,
Да сам же подал ты пример неосторожно
Ломать язык богов над будничным письмом.
Пора и перестать. Кончаю. Дело в том,
Чтоб озабоченный бездельем иль делами,
Ты не забыл писать мне прозой иль стихами.
Ты знаешь, как мне мил и дорог твой привет.
Жена приветствует тебя и твой А.Фет.
 

20 апреля 1864

 
Вас нет – и плакать я готов,
И ангел мой без вас вздыхает.
Старик-токарь своих трудов
Вам две застежки посылает.
 
 
Когда работал их чудак,
То с вами мысль его дружилась:
О, не кружитесь в жизни так,
Как кость слоновая кружилась!
 

22 февраля 1869

 
Послушный снимок с идеала,
Как ты воздушен, свеж и мил!
Тебя не кисть живописала,
А солнца луч изобразил.
 
 
В блаженной роскоши расцвета
Признав забытые черты,
Затрепетала грудь поэта
Под обаяньем красоты.
 
 
На зов ласкательной святыни
Душой воскреснувшей летя,
Я вижу в образе богини
Давно знакомое дитя.
 

1869

 
Я был у Кача и Орбека,
Молил, просил;
Не отыскалось человека
Продать чернил.
 
 
Хоть плачь, хоть требуй благородно,
Хоть их беси,
Дают чернил каких угодно,
Да не Plessy.
 
 
Коммуна-де да прусский гений
Наслали бед;
Французских к нам произведений
В подвозе нет.
 
 
Теперь, о Клио, понимаю,
Как их…!
С тоскою в сердце прилагаю
Здесь 2 рубли.
 
 
Но яд чернил к душе поэта
Не подноси!
В таможне ждут: к исходу лета
Придет Plessy.
 

2 июля 1871

 
Свободного стиха прославленный творец,
Услышана твоя молитва, друг народа:
По манию царя взошла заря – свобода,
И солнце озарит твой бронзовый венец.
 

1871

 
Противу вечному закона
Встает отродье злой семьи
То в виде страшного дракона,
То в хитром образе змеи.
 
 
Но – вечный солнца проповедник —
В борьбе со злобою и тьмой
Не покидает нас посредник
Меж светом божьим и землей.
 
 
Жива спасительная сила,
Переходя из рода в род,
И копьеносца Михаила
Сегодня празднует народ.
 
 
И он от правды не отступит:
Неумолим, как в старину,
На змея-писаря наступит,
Коля дракона-старшину.
 

8 ноября 1872

 
Амур – начальник Гименея,
А Гименей без водки – пас,
Вот отчего я, не краснея,
Решаюсь беспокоить вас.
 
 
Податель сей бежит к Гимену,
А вы, Амур, уж так и быть,
Велите за простую цену
Покрепче водки отпустить.
 
 
Вам труд не будет безвозмездный,
О нет, – котлеты посочней
У них тебе, Амур уездный,
Подаст наш повар Гименей.
 
 
И, тарантасик ваш походный
Узнав по тысячи примет,
«Вот он, заступник всенародный!» —
Воскликнет Афанасий Фет.
 

1873

 
Наш шеф – владыка всенародный,
И наша гордость всем ясна.
Блестящей прядью этишкета
Семья улан закреплена.
И к ней исполнена привета,
Как кубок, искристый до дна,
Везде душа улана Фета
И отставного Шеншина.
 

21 марта 1874

 
Всё стремлюсь к тебе мечтою.
Мучусь, не узнав:
Разболелся ль ты душою,
Дорогой мой граф?
 
 
Окунулся ли в пучину,
Где не видно зги?
Если так – пиши картину
И не в чем не лги.
 
 
День – твой враг, и днем полезно
Помнить ремесло;
Только эта бездна звездна,
Только в ней светло.
 
 
Лишь из мрака хляби душной,
Из грозящих жерл,
Водолаз великодушный,
К нам взнесешь ты перл.
 
 
Посмотрите, мол, осины
И гнилые пни:
Вот как ищут исполины
Даже в наши дни!
 

1875?

 
Милый Петя! Вот и мы!
Питер вроде мне чумы.
День-деньской я там зевал,
И Покровку вспоминал.
Но зато в четверг с полдня
Снова праздник для меня.
В час полудня, милый мой,
Поезд двинет нас домой.
В страны, где Толстой цветет,
Где Степановка растет,
Где господь сказал ей: спи
На раздолье, на степи.
Оля, тетя, все, любя,
Обнимаем мы тебя.
На минутку хоть урвись,
С нами лично распростись.
Будь здоров, не знай кручин.
Старый дядя твой Шеншин
 

19 апреля 1876

 
В день позавидуешь раз со сто
Твоей учености, друг мой:
Всё для тебя светло и просто
Там, где брожу я как слепой.
 
 
Кругом по стеночке в манеже
Тебе отлично гарцевать,
Когда мне, бедному невеже,
В ночной степи хоть пропадать.
 

декабрь 1876

 
Хоть потолстеть мой дух алкает,
Хоть страх берет свихнуть потом,
Но эта робость исчезает
Перед талантом и умом.
 
 
Устали крылья от размахов,
Чтоб дух раздуть умом чужим,
Но всё я вас не вижу, страхов,
Хоть и желаю быть толст им.
 

27 июня 1877

 
Прости меня, почтенный лик
Здесь дней минувших властелина,
Что медной головой поник,
Взирая на меня с камина.
 
 
Прости: ты видешь сам, я чту
Тебя покорно, без ошибки,
Но не дождусь, когда прочту
Значенье бронзовой улыбки.
 
 
Поник ты старой головой,
Смеяся, может быть, утратам.
Да, я ворвался в угол твой
Наперекор твоим пенатам.
 
 
Ты жил и пышно, и умно,
Как подобало истым барам;
Упрочил ригой ты гумно,
Восполнив дом и сад амбаром.
 
 
Дневных забот и платья бич,
Твоих волос не знала пудра;
Ты каждый складывал кирпич
И каждый гвоздь вбивал премудро.
 
 
Не бойся, не к тому я вел,
Чтоб уколоть тебя сатирой;
Не улыбайся, что вошел
К тебе поэт с болтливой лирой.
 
 
«Поэт! Легко сказать: поэт —
Еще лирический к тому же!
Вот мой преемник и сосед,
Каких не выдумаешь хуже.
 
 
Поэт безумствовать лишь рад,
Он свеж для ежедневных терний…»
Не продолжай на этот лад,
Тебе не к стати толки черни.
 
 
Не по годам такая прыть,
Уж мы ее бросаем с веком,
И я надеюсь сговорить
С тобой, как с дельным человеком.
 
 
Тупым оставим храбрецам
Всё их нахальство, все капризы;
Ты видешь, как я чищу сам
Твои замки, твои карнизы.
 
 
Простим друг другу все грехи;
И я у гробового входа!
Порукой в том мои стихи
Из дидактического рода.
 

февраль 1878

 
Нам повторяли все в речах картинных:
«Вам суждено бездетность перенесть,
И не видать вам этих лиц невинных,
В которых что-то ангельское есть».
 
 
Исполнились всеобщие желанья,
Господь утешил нас на склоне дней —
И вас послал, невинные созданья,
Послушных и играющих детей.
 
 
Господь велик! он старость успокоил.
Гуляйте, детки, тешьтесь в добрый час!
И милосердный милость тем удвоил,
Что взрослыми мы не увидим вас.
 

5 ноября 1878

 
Пускай с копьем противу злого
Всегда архангел Михаил,
Но и любовию земного
Богат носитель горних сил.
 
 
Не сном глава его объята
Под райским деревом, в тени, —
Всё, что воздушно и крылато,
Ему поистине сродни.
 
 
И верю – праведен он будет, —
Прямой судья добру и злу, —
И воробьев он не забудет,
Хотя сочувствует орлу.
 

8 ноября 1878

 
Не толкуй об обезьяне,
Что людей родила,
Не толкуй мне об Татьяне, —
Так она постыла.
 
 
Water closet, closet water…
Рассуждая прямо,
Mater alma, alma mater —
Всё гнилая яма.
 
 
В ней, покуда чин стяжаешь,
Изумя Европу,
Рожу калом измараешь,
А не то что…
 

Январь 1879

 
«Христос воскресе!» – клик весенний.
Кому ж послать его в стихах,
Как не тому, кто в дождь осенний
И в январе – с цветком в руках?
 
 
Твои букеты – вести мая,
Дань поклоненья красоте.
Ты их несешь, не забывая
О тяжком жизненном кресте.
 
 
Но ныне праздник искупленья,
Дни обновительных чудес, —
Так будь здоров для поздравленья,
Твердя: «Воистину воскрес!»
 

31 марта 1879

 
Свиданье наше предвкушая
И лет почтенности скорбя,
Хоть Федосеевича знаю,
Как Фоню обниму тебя!
 

25 августа 1879

 
Хотя любовь препобедила
И торжества подводит час,
Она и к нам свой взор склонила,
И не забыла Анна нас.
 
 
Там, где царит метель и вьюга,
Где жизнь полна тоски и зла,
Твой ананас – эмблема юга,
Благоуханья и тепла.
 
 
Когда настанет день ненастный,
На сердце мрак и грусть падет,
Мы вспомним жребий твой прекрасный,
И Анна нас тогда спасет.
 

Февраль 1880

 
Вот спасибо, мой дружок,
Не забыла ветерана!
Будь сама как королек
И сладка ты и румяна.
 
 
Свей гнездо – хоть где-нибудь,
За Невой, Москвой иль Вислой, —
Только замужем не будь
Апельсин ты желтый, кислый.
 

1880

 
На петербургских плюнь злодеев;
Пусть дьявол губит эту тлю. —
Тебя же, Павел Каратеев,
Лишь об одном теперь молю:
 
 
Весна придет: в окошко глянешь, —
Посев, косьба, посев опять,
И калачом уж не заманишь
Тебя к соседу ночевать.
 
 
А твой сосед, прямой пустынник
И сам слуга родной земле,
Тебе в угоду именинник
Не в сенокос, а в феврале.
 
 
Так посети – хоть вместе ляжем, —
Наш теплый верх тебе знаком, —
И новых жеребят покажем,
И на бильярде промахнем.
 

11 февраля 1880

 
Любовь и знанье вертопрахов —
Один капкан души чужой,
Но не пугаюсь я и страхов,
Тщедушен этим и толст той.
 

Апрель 1880

 
Спасибо вам! Мы вспоминаем
Ваш резвый смех с умом живым.
Без вас и май бы не был маем,
И старый парк бы был иным.
 
 
И не перила лишь пещрили
Вы разноцветной чередой,
А всю весну для нас увили
Вы лентой нежно-голубой.
 
 
Не только мы, – я чай, Колдунья
Не раз вздохнет под седоком:
«Зачем на мне не та летунья,
А этот неподъемный ком?»
 
 
Adieu, счастливо оставаться!
Июльский зной у нас настал, —
И хоть и лень за дело взяться,
Но «Gartenlaube» к вам послал.
 

15 мая 1880

 
Всё дождь и дождь, и солнце лик свой прячет,
А хлеб насущный наш гниет в снопах.
И кажется, само-то небо плачет
О прежних светлых, лучших наших днях.
 
 
На памяти моей старушки музы,
Как нуждам ты служил родной страны,
Как рабства нам помог ты свергнуть узы,
Как убирал кровавый след войны!
 
 
Не вольностей, а правды лишь блюститель,
К зовущему ты шел навстречу сам.
Мы были строй, ты был наш предводитель.
Каков успех? О том судить не нам.
 
 
Но прозою обычною, сухою,
Я не хочу в сей день тебя назвать,
Пред ангелом живым – твоей женою —
В день ангела земным упоминать.
 
 
Земное – что? Конечно, безрассудно
Роптать на зло, на злобу наших дней,
Но, если жить и праздному так трудно, —
Кто трудится, тому еще трудней.
 

Август 1880

 
Я видел преданность и рвенье
И в долгом бденьи путь вдвоем,
Я видел слезы умиленья
Над засыпающим птенцом.
 
 
Хотел бы письменной хвалою
День именин твоих почтить,
Но трудно прозою земною
Воздушных ангелов хвалить.
 
 
Бессилен голос лести светской,
Все похвалы здесь ни к чему —
И голос старческий и детский
Доступней сердцу твоему.
 

3 сентября 1880

 
Я с девятнадцатого дома.
Жена вернулась в тот же день —
В восторге от ее приема.
Его описывать мне лень.
 
 
Хоть, отдохнув в своей кровати,
На свет бодрее я гляжу,
Но всё минувшей благодати
В здоровье я не нахожу.
 
 
И бледно-розовые пятна,
Как возмутительный грешок,
Напоминают неприятно
О прижиганиях кишок.
 
 
Вчера, подосланный лукаво,
Молчанов-fils у нас гостил,
И я ему, обдумав здраво,
В кредит пшеницу отпустил.
 
 
Ее и всей-то оказалось
Не больше тысячи и ста.
Так чтоб на месте подымалась
И забиралась без хвоста,
 
 
За четверть с десяти целковых
Четвертачок я уступил.
В задаток тысячу всё новых
Кредитками я получил.
 
 
Затем сиди и жди: когда-то
Увидишь светлую зарю;
В двадцатом ноября уплата
Двух тысяч, трех же – к январю.
 
 
А там опять он скажет warte,
И уж последних тысяч пять
Двадцатого уплатит в марте.
На месте трудно продавать.
 
 
Как цену наперед узнаешь?
Пойдет ли в гору иль в отвал?
Найдешь барыш иль прогадаешь?
Подумал – да и подписал.
 
 
Вы как здоровьем? Хоть бы вновь я
Не услыхал о серых днях.
Что детки? Всё ли так же Софья
Сергевна в вечных попыхах?
 
 
Признаться, самому до смерти
Мне надоели попыхи;
Куда тебя не сунут черти —
Весь свет исполнен чепухи.
 
 
Изволь расхлебывать. Вот мельник
Пришел с расчетами за рожь, —
А не подумает бездельник,
Как дорог мой и рубль, и грош.
 
 
Ну чем я хуже Соломона
Степаныча, какой мудрец!
Примите наших два поклона —
И с тем посланию конец.
 
 
А за ночлеги и грибочки
Перед хозяйкой спину гну;
Уж родились же вы в сорочке,
Такую отыскав жену.
 

1881