Текст книги "Во имя Рима: Люди, которые создали империю"

Автор книги: Адриан Голдсуорти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

На первом этапе Третьей Македонской войны это не имело особого значения, поскольку, как и в ранних кампаниях против Филиппа V, не происходило решающих битв, и армии вместо этого занимались набегами, неожиданными атаками и осадами. Персею недоставало таланта своего отца для ведения подобных военных действий, но ему все же удалось одержать победу над консулом Публием Лицинием Крассом возле Лариссы в стычке между их кавалеристами в 171 г. до н. э. Ни Красс, ни его преемник Авл Гостилий Манцин не проявили большого таланта, боевые действия под их руководством не отличались особой слаженностью и не дали заметного результата. Возможно, некоторые центурионы и трибуны, назначенные в легионы, были слишком преклонного возраста для активной службы, или консулы, стремясь обрести славу всего за один сезон военной кампании, прежде чем их заменят, уделяли недостаточно времени подготовке армии к началу операций.

Десятилетия военного успеха, вероятно, сделали римлян слишком самоуверенными. И Красс, и Манцин были слишком молоды, чтобы помнить самые мрачные дни войны с Ганнибалом. Коллега Красса по консулату, Гай Кассий Лонгин, надеялся получить командование кампанией против македонцев и был горько разочарован, когда по жребию ему выпала провинция Иллирия. Попав в провинцию, он собрал свою армию в колонии Аквилея, запасся провиантом, которого должно было хватить на тридцать дней, и направился по суше в Македонию, рассчитывая одержать победу над врагом. Сенат случайно узнал об этой несанкционированной экспедиции и быстро отправил своих представителей для отзыва своенравного консула. ^{68}

В 169 г. до н. э. командовать армией в Македонии отправили Квинта Марция Филиппа. Ливий пишет, что римский полководец, «будучи в преклонных годах (было ему более шестидесяти) и весьма тучен, принял на себя все ратные труды». ^{69}

Квинт Марций Филипп был старше и опытнее Красса и Манцина, хотя в 186 г. до н. э. во время своего первого пребывания в должности консула он потерпел поражение от рук лигурийцев. Также он был одним из двух послов, отправленных к Персею перед объявлением ему войны в 172 г. до н. э. Ложно обнадежив царя заверениями, что сенат, возможно, пойдет на уступки, послы отсрочили начало боевых действий, дав тем самым республике больше времени на подготовку к войне. Хотя большинство сената одобрило этот обман, несколько стариков-сенаторов сокрушались, заявляя, что подобные поступки не соответствуют римским принципам ведения войны; римляне должны действовать открыто и полагаться на мужество в бою, а не на вероломство.

К моменту принятия Квинтом Марцием командования армией в Фессалии Персей перешел в оборону, укрепляя ущелья и ключевые позиции на границах самой Македонии. В течение девяти дней после своего прибытия консул предпринял смелую попытку прорваться через эту цепь укреплений. Армии приходилось идти через почти непроходимую гористую местность, где боевые слоны стали серьезной помехой.

К счастью для римлян, вялые действия Персея позволили им достичь прибрежной равнины. Дий Гераклий и некоторые другие города сдались или были взяты штурмом, но римскую армию измотал трудный переход, к тому же снабжение происходило с перебоями. Квинту Марцию не удалось навязать противнику решительную битву, и этот сезон боевых действий закончился тем, что римская и македонская армии расположились на расстоянии нескольких миль на берегу реки Эльпий, протекающей по долине мимо горы Олимп, обители греческих богов. Сенатская комиссия сильно критиковала Филиппа, и ведение войны стало темой для горячих споров в Риме как среди политиков, так и простых граждан.

Эмилий Павел и битва при Пидне, 22 июня 168 г. до н. э.

Недовольство происходящим в Македонии привело к тому, что консулов по провинциям на 168 г. до н. э. решили распределить гораздо раньше, чем обычно, чтобы у нового командующего было больше времени на подготовку к военной операции. Жребий отправиться в Македонию выпал Луцию Эмилию Павлу, что было встречено народом с одобрением. В качестве пропретора с консульской властью Эмилий Павел правил Дальней Испанией с 191 по 189 гг. до н. э., проводя кампании против лузитанских племен. Хотя Павел потерпел сначала поражение у города под названием Ликон, он позднее добился значительного успеха, удостоился благодарственного молебствия ^[16]и, возможно, отпраздновал триумф.

После нескольких неудачных избирательных кампаний он впервые получил должность консула в 182 г. до н. э. и был отправлен в Лигурию. Кампания снова началась неудачно, он даже был окружен противником в своем собственном лагере, но затем, вырвавшись, он разбил врага и на этот раз совершенно точно удостоился триумфа. Какими бы ни были способности Павла как военачальника, он, похоже, не пользовался большой популярностью у избирателей и до 168 г. до н. э. не смог осуществить свой честолюбивый замысел и стать консулом во второй раз. Когда он получил наконец высшую магистратуру снова, ему было уже около шестидесяти лет.

Вероятно, желание, чтобы армией командовал опытный полководец прежде способствовало назначению Квинта Mapция, а теперь сыграло на руку Павлу. Вся жизнь Эмилия Павла прошла под знаком войны с Ганнибалом. Его отцом был консул, погибший в битве при Каннах, а его сестра вышла замуж за Сципиона Африканского. У самого Павла росли четыре сына, двух старших усыновили известные семьи, в которых недоставало наследников мужского пола. Самый старший стал называться Квинтом Фабием Максимом Эмилианом, а другой был принят в семью сына Сципиона Африканского и стал Публием Корнелием Сципионом Эмилианом. Возраст обоих приближался к двадцати годам, и они служили вместе со своим настоящим отцом в Македонии. ^{70}

Павлу дали не новую армию, а дополнительный отряд рекрутов в составе 7000 римских пехотинцев, 200 кавалеристов, 7000 единиц латинской пехоты и 400 – кавалерии. Эти рекруты должны были дополнить легионы в Македонии до полного состава и войти в состав гарнизонов. Остальное пополнение было направлено в другие армии, занятые на Адриатическом театре военных действий. С особой тщательностью отбирались офицеры для службы в Македонии. Согласно постановлению сената только лица, занимавшие ранее какую-либо должность, могли назначаться военными трибунами. Павлу затем было позволено выбрать из представленных кандидатов двенадцать человек для замещения постов в его легионах.

Перед отбытием из Рима Павел произнес речь на Форуме, которая главным образом была направлена против застольных стратегов, которые очень любили обсуждать всевозможные слухи и известия с войны. Павел предложил оплатить расходы любого из этих «достойных» людей, если кто из них пожелает сопровождать консула в походе, и решительно предложил тем, кто откажется от такой возможности, в будущем заниматься разговорами, касающимися только городских дел. Подобная прямота, судя по всему, была его отличительной чертой и, возможно, именно этим объясняется тот факт, что, несмотря на уважение, которым пользовался консул, его нельзя было считать популярным человеком. ^{71}

Павел прибыл в лагерь армии возле Филы в начале июня. Лагерь был расположен неудачно, и первая проблема, с которой столкнулся новый командующий, заключалась в плохом снабжении лагеря местной водой. Отведя армейских водоносов (utrarii)на берег – лагерь располагался на расстоянии чуть более четверти мили от моря, – он велел им копать колодцы. Почти сразу же был обнаружен подземный поток, который мог в достаточном количестве обеспечить армию свежей водой. Затем командующий взял трибунов и старших центурионов на рекогносцировку позиции врага на берегу реки Эльпий. Они искали места, где можно было легче всего перейти высохшее русло реки, и хотели оценить мощь защитных рубежей македонцев. Укрепления выглядели неприступными, поскольку Персей приложил немало усилий для возведения укреплений между склонами горы Олимп и морем. Для работы пригнали жителей из ближайших городов, в том числе и женщин, которым было велено носить еду в лагерь. В цепи укреплений были размещены метательные орудия различного типа. Надежда, возлагаемая на ряды укреплений Филиппом V у реки Аой, Антиохом Великим при Фермопилах и Персеем у реки Эльпий представляет поразительный контраст кампаниям Александра Великого. К тому же именно персы делали ставку на защиту реки в боях при Гранике и Иссе. Именно персы также специально готовили поле боя при Гавгамелах. Александр расценивал это как неуверенность врага в собственных силах и успешно атаковал персов в каждой битве. Позднее он точно так же поступил в битве при Гидаспе в Индии. Желание спрятаться за линию укреплений было еще одним признаком низкого уровня более поздних эллинистических армий и чрезмерной осторожности их полководцев, которые старались рисковать как можно меньше.

Появление нового командующего – как и любого нового руководителя – неизбежно ведет к трудному переходному периоду для его войск. Многие, даже незначительные детали повседневного быта менялись тогда (впрочем, как и сейчас), чтобы соответствовать предпочтениям нового лидера. При этом нарушаются привычки офицеров и солдат, иногда меняется весь распорядок.

Павел тотчас составил новый список постоянных приказов-инструкций, среди которых Ливий выделяет три основных момента. Военачальник подчеркивал необходимость строгой дисциплины во время похода. Вместо того чтобы отдавать приказы с помощью сигналов непосредственно колонне, которая могла растянуться на много миль, консул сначала отдавал предварительный приказ военному трибуну. Тот, не привлекая всеобщего внимания, передавал его дальше старшему центуриону легиона, который в свою очередь инструктировал своих подчиненных. При такой схеме армия, зная о намерениях командующего, будет четко следовать его указаниям, и возможность неправильного понимания приказов различными подразделениями будет исключена.

Во-вторых, часовым было запрещено носить щиты, ибо Павел знал о старой солдатской уловке, когда пилум (pilum)прислонялся к длинному легионерскому щиту – скутуму (scutum),и часовой спал, опираясь на них. Наконец аванпосты, которые всегда ставились перед лагерем, стали сменяться не один раз в день, а дважды.

Консул также не упустил возможности обратиться с речью к войскам. В ней он подчеркнул необходимость строгой дисциплины и беспрекословного подчинения. Солдатам и младшим офицерам не полагалось обсуждать военную кампанию или ставить под сомнение приказы. Последнее они должны предоставить командующему, а в соответствующий момент им надлежит храбро сражаться. Как говорил Павел, римскому солдату

положено думать только о трех вещах – чтобы тело было крепко и гибко, оружье сподручно, а еда приготовлена на случай неожиданных приказаний. ^{72}

Наши источники утверждают, что подобный стиль командования сразу же воодушевил и новичков-рекрутов, и ветеранов. Последние очень обрадовались, узнав, что все теперь будет делаться как положено. Однако Павел, судя по всему, посвятил тренировке армии три или четыре дня, поэтому результат изменений, введенных этим полководцем, несколько преувеличен, а дисциплина и боевой дух армии, скорее всего, начали улучшаться уже при Квинте Марции Филиппе. Полибий, на сочинения которого опирались все более поздние историки античности, очевидно, был хорошо расположен к Павлу, отцу Сципиона Эмилиана, и, скорее всего, приукрашивал его деяния. Но даже несмотря на это, не исключено, что Павел обладал умением вдохновить армию своей идеей за такой короткий срок. ^{73}

После непродолжительных тренировок римская армия отошла на несколько миль от Филы и расположилась на южном берегу реки Эльпий. Наземные силы поддерживала морская эскадра под командованием претора Гнея Октавия. Известие о поражении одного из самых важных союзников Персея в Иллирии привело в уныние македонцев и соответственно воодушевило римлян, но вряд ли этом могло им помочь преодолеть линии вражеских укреплений. Павел (как и полагалось действовать римскому полководцу) собрал старших офицеров на консилиум. Ливий сообщает нам, что молодые офицеры поддержали идею лобовой атаки, но консул решил, что такой штурм обойдется слишком дорого, а вероятность успеха весьма сомнительна. Другие предложили послать Октавия с флотом разорять побережье Македонии в надежде, что царь, обнаружив врага у себя за спиной, переключит на Октавия всю или хотя бы часть своей армии.

Павел не сообщил о своем решении на консилиуме и, отпустив офицеров, вызвал двух местных купцов, которым были известны проходы через горы. Торговцы сообщили ему, что существующие тропы не слишком труднодоступны, но им известно, что Персей поставил для охраны тропинок своих воинов. Консул решил послать колонну через горы с торговцами-проводниками, надеясь, что его отряд, если будет двигаться очень быстро, сможет под покровом темноты застигнуть врага врасплох. В качестве отвлекающего маневра Павел приказал Октавию отвести флот к Гераклию и собрать продовольствие, необходимое для того, чтобы в течение десяти дней прокормить 1000 человек. Тем временем отряд солдат под командованием трибуна Публия Корнелия Сципиона Назики и собственного сына Павла Фабия Максима также должен был отправиться в Гераклий. Персей, несомненно, узнает об этих действиях римлян и непременно придет к выводу, что отряд противника вот-вот высадится для атаки на побережье дальше к северу. Размер посланного отряда точно не известен. Ливий говорит, что он насчитывал 5000 человек, но Плутарх, который ссылался на письмо, написанное самим Сципионом Назикой, утверждает, что в нем было 3000 лучших италийских воинов – возможно, экстраординарии – и с ними левая ала, численностью около 5000 бойцов, поддерживаемая 120 кавалеристами и 200 критских и фракийских пехотинцев. Назика, как и Сципион Африканский, происходил из патрицианского рода Корнелиев Сципионов, только принадлежал к другой его ветви, но был женат на старшей дочери победителя Ганнибала.

Только после того как колонна Назики добралась до Гераклия, и его солдаты поужинали, он сообщил своим офицерам, какое задание предстоит им на самом деле. Ночью они снова отправились в путь и повернули в глубь суши в сторону гор. Проводникам было велено вести их по маршруту, который привел их к перевалу у Пифия на третий день пути.

На следующее утро Павел построил армию в боевом порядке и отправил своих велитов вперед, приказав им завязать бой с македонскими аванпостами. Стычка завязалась в русле реки и шла с переменным успехом. Павел в полдень отозвал своих солдат. На следующий день он повторил тот же самый маневр, и на этот раз римляне пробились – или их попросту завлекли – дальше, и оказались в пределах досягаемости македонских метательных орудий, которые нанесли римлянам ощутимые потери. На третий день Павел не нападал, но устроил целое представление, изучая другой участок реки, словно подыскивал новое место для переправы.

Тем временем Назика добрался до Пифия и перед рассветом пошел в атаку. В упомянутом письме Назики говорилось, что один из критян дезертировал и предупредил Персея о приближении римлян, – поэтому царь отправил сильный отряд для охраны перевала. Это кажется маловероятным, поскольку Ливий утверждает, что перевал и так уже охранялся. Возможно, к имеющейся охране просто отправили подкрепление. Как бы то ни было, римляне неожиданно напали на македонцев и в жестокой стычке одних убили, а других заставили отступить. Назика рассказал, что на него самого напал наемник-фракиец, сражавшийся на стороне македонцев, и римлянин убил нападавшего, пронзив тому грудь копьем. Захватив удобную позицию, римская колонна спустилась по перевалу Петры на равнину возле Дия. Как только Персей обнаружил в своем тылу римский отряд, он отвел свои войска от береговой линии Эльпия и направился к Пидне. Павел пересек реку, не встретив сопротивления, его войска объединились с отрядом Назики и последовали за Персеем. ^{74}

Царь оказался в сложном положении. Теперь, когда враг достиг центральной области Македонии, правитель страны обязан был дать римлянам бой, чтобы не уронить свой престиж. В подобное положение попал и Антиох. Он должен был либо вступить в бой с грозным неприятелем, либо оказаться униженным, не отважившись на битву и отступив. Поэтому 21 июня Персей развернул свою армию возле Пидны и решил принять бой на открытой равнине, которая подходила для его фаланги.

Решимость, с которой македонцы ожидали нападения, удивила Павла. Его собственные солдаты были утомлены долгим переходом по пыльным дорогам под лучами жаркого солнца, но значительная часть его армии, особенно офицеры, желала вступить в бой немедленно. Но только Назика сказал прямо, что он думает, и предложил консулу сразу же атаковать врага, чтобы Персей не смог отступить. Как пишет Ливий, Павел ответил:

По опыту многих войн я знаю, когда сражаться, когда выжидать. Теперь недосуг мне тебя, стоящего здесь в строю, наставлять, растолковывая, отчего нынче полезней передохнуть. Объяснений проси в другой раз, а сейчас хватит с тебя и того, что так думает старый полководец. ^{75}

Консул приказал походным колоннам развертываться в боевой порядок. Трибуны, руководящие этим процессом, велели солдатам поторапливаться. Сам полководец ездил по войску, подбадривая его. Однако как только три ряда – гастаты, принципы и триарии – были сформированы, Павел, вместо того чтобы отдать приказ о наступлении, просто решил ждать. Постепенно усталость и жажда ослабили желание легионеров немедленно драться, а многие из-за сильной усталости сделали то, что Павел запретил своим часовым: легионеры облокотились на свои щиты и заснули. Чувствуя, что теперь его армия понимает, почему он не желал сразу вступать в бой, консул приказал старшим центурионам готовиться к разбивке лагеря. Вероятно, место выбрали на нижних склонах горы Олимп к западу от позиции македонцев. ^{76}

Армия Персея в тот день, несомненно, была менее уставшей и лучше готова к битве, чем у ее противника. Римляне были утомлены и строились в спешке. Царь не воспользовался этим и не напал на врага, но он все же находился достаточно близко, чтобы воспользоваться любым нарушением боевого порядка римлян во время отступления к лагерю. Поэтому Павел тщательно следил за тем, чтобы при отходе армии ее боевой строй не нарушался. Как только линии лагеря были размечены, а тюфяки с вещами сложены в кучу, триарии отошли назад, чтобы заняться сооружением лагеря. Позднее средняя линия, сформированная принципами, начала им помогать. Затем передняя линия – гастаты – повернула направо и вслед за манипулом, находившемся на правом фланге, направилась обратно в лагерь. Кавалерия и велиты продолжали стоять лицом к неприятелю, прикрывая этот отход. Они присоединялись к остальной армии только когда уже были готовы ров и насыпь, окружавшие лагерь.

Теперь Персею было поздно начинать бой. Маловероятно, что атака вверх по склону горы на такую укрепленную позицию могла оказаться успешной, особенно из-за того, что фаланге пришлось бы действовать в неудобных для нее условиях. Царю следовало попробовать навязать бой раньше, но он упустил такую возможность. Он довольствовался моральной победой, поскольку римляне отвели войска и начали разбивать лагерь раньше, чем он отдал такой же приказ своей армии. Перед битвой при Илипе Гасдрубал имел возможность точно так же тешить свою гордость, наблюдая за действиями Сципиона. ^{77}

В этот период официальный календарь римлян опережал современный на несколько месяцев. По римскому календарю этот день приходился на 4 сентября, а по современному выходило лишь 21 июня. В ту ночь было лунное затмение, предзнаменование, которое могло поразить воображение как римлян, так и македонцев. Ливий сообщает, что трибун Гай Сульпиций Галл, который уже занимал должность претора и вскоре стал консулом в 166 г. до н. э., обладал достаточными знаниями в астрономии и смог предсказать и объяснить этот феномен солдатам, чтобы римский лагерь не охватила паника. Несмотря на эти научные разъяснения, Павел в тот момент, когда луна появилась снова, принес в жертву одиннадцать телок – как полагалось по римскому обычаю. На рассвете он приказал принести в жертву Гераклу быков. Были осмотрены внутренности двадцати заколотых животных, но не обнаружено благоприятных предзнаменований. Лишь осмотр двадцать первого быка дал следующее предсказание: победу одержит сторона, придерживающаяся оборонительной тактики. На проведение этих ритуалов потребовалось немало времени, и лишь в три часа дня консул созвал своих офицеров на консилиум ^[17].

Павел довольно подробно объяснил свои причины нежелания вступать в бой накануне. Прежде всего, солдаты устали после долгого перехода, во-вторых, строились в спешке, в отличие от врага, и на бой пошли бы в беспорядке, в-третьих, у римлян не было укрепленного лагеря. Если бы они вступили в бой прямо в походном строю приблизительно четверть римских воинов, вероятно, триарии, должны были в этом случае защищать вещевой обоз, что еще сильнее ослабило бы силы римлян в столкновении с врагом, который и так превосходил их численно. Также крайне маловероятно, что македонцы планировали ночью отступить, чтобы втянуть римлян в продолжительную и изнуряющую серию маневров. Павел считал, что Персей непременно вступит в битву и никуда не уйдет – иначе зачем он строил армию в боевом порядке накануне?

Консул объявил, что он планирует провести бой в этом месте, но он даст сигнал к его началу лишь когда наступит подходящий момент. Ему удалось убедить далеко не всех офицеров, но консул уже приучил подчиненных выполнять приказы, а не ставить их под сомнение, и это обеспечило отсутствие каких либо комментариев. В этот день ни Павел, ни Персей не собирались проводить битву. Они готовились к обычному периоду ожидания, во время которого каждая сторона пыталась получить хотя бы незначительное преимущество. Римляне отправили людей собирать дрова для костров и корм для лошадей. Обе армии разместили аванпосты перед своими лагерями, но основные их войска находились в палатках. ^{78}

Римские аванпосты состояли исключительно из войск союзников. Впереди, недалеко от мелкого ручья, разделявшего два лагеря, находились две италийские когорты – пелигнская и марруцинская, и две турмы (turmae)самнитской кавалерии. Ими всеми командовал Марк Сергий Сил. Ближе к римскому лагерю находился еще один отряд, возглавляемый Гаем Клувием. Он состоял из вестинской италийской когорты и двух латинских когорт из колоний Фирмы и Кремона соответственно. Их также поддерживали две турмы, в данном случае латины из Плацентии и Эзернии.

Ливий говорит, что и Сил, и Клувий являлись легатами, старшими подчиненными консула, обладавшие делегированным империем. Предположительно эти посты сменились в полдень в соответствии с приказами-инструкциями Павла, поэтому эти отряды, возможно, были вторыми по счету, выполняющими это задание в тот день. Наши источники не описывают аванпосты македонян, но, вероятно, в их состав входила группа из 800 фракийцев. Нет никаких данных о том, что в течение дня происходили какие либо стычки или одиночные бои между аванпостами обеих армий, как, судя по всему, часто бывало в подобных обстоятельствах. Однако известно, что оба войска отправили людей, главным образом рабов, набрать воды из ручья, что привело к событиям.

Позднее, приблизительно в девять часов (по римскому времени) несколько римских рабов не смогли справиться с одним из вьючных животных, вероятно с мулом, которое понеслось через ручей. Уровень воды в нем доходил примерно до колена. Трое италийских солдат погнались за ним и убили одного из двух фракийцев, схвативших мула. Товарищи уцелевшего фракийца попытались прийти ему на помощь. Завязалась стычка.

Сначала к дерущимся присоединились войска с аванпостов, а затем и основные армии. Плутарх сообщает, что со стороны римлян первой включилась в бой группа лигурийцев – хотя он не уточняет, находились ли они перед этим на аванпосту или нет, – и что Назика поскакал вперед и принял участие в стычке еще в самом начале. Он также упоминает легенду, утверждающую, что Павел намеренно приказал пустить коня в лагерь неприятеля в надежде, что это спровоцирует битву, но такое предположение кажется крайне маловероятным. Наиболее правдоподобная версия заключается в том, что битва началась случайно. Говорят, что Павел осознавал неизбежность боя и ездил по лагерю, подбадривая солдат. ^{79}

Обе стороны развернулись в боевом порядке гораздо быстрее, чем обычно, но македонцы, похоже, ненамного опередили римлян, и вскоре в четверти мили от насыпи, защищавшей римский лагерь, закипело упорное сражение. Поскольку стороны очень спешили, ни одна из армий в первый момент не выстроилась единым, хорошо организованным боевым фронтом. Вместо этого каждое подразделение выходило из лагеря, самостоятельно строилось в боевом порядке и двигалось вперед. Плутарх, чье описание данной битвы является самым полным, сообщает, что в бой сначала вступили наемники македонцев и легкие войска, а затем к ним справа присоединилась самая элитная часть фаланги, царская охрана, или агема (agema),за ними из лагеря последовала оставшаяся часть фаланги. Слева были «Бронзовые щиты» (Chalcaspides),а справа «Белые щиты» (Leucaspides). Таким образом, армия успешно развертывалась в обратном порядке слева направо, а не наоборот, и каждое подразделение шло прямо в атаку, не дожидаясь момента, когда сможет встать на свое положенное место. Последними лагерь покинули остальные наемники, среди которых, вероятно, были как галлы, так и критяне. Последние наконец образовали правое крыло армии Персея, но весьма вероятно, что они так и не попали на позицию.

Ни один из наших источников не упоминает о какой-либо значительной борьбе на этом фланге. Пока македонская фаланга выдвигалась вперед, ее построение было свободным, но как только они столкнулись с римлянами, построение сделалось более плотным. ^{80}

Позднее Павел признал, что не видел в жизни ничего страшнее македонской фаланги с сомкнутыми рядами копий и наконечниками, устремленными на его солдат. Полководец, который ценил порядок и тщательное планирование во всех операциях, должен был непременно испытывать горечь, видя, что битва началась с такой суматохи. Тем не менее он скрыл свой страх и замешательство, когда обходил армию, подбадривая солдат. Плутарх отмечает, что он не надел ни панциря, ни шлема, чтобы продемонстрировать врагу свое презрение. Консул лично повел I легион на его позицию в самом центре римского фронта, находящуюся примерно напротив «Бронзовых щитов». Луций Постумий Альбин, который занимал должность консула в 173 г. до н. э., а во время этой битвы предположительно служил легатом или трибуном, последовал за ним со II легионом и занял позицию слева от Павла прямо напротив «Белых щитов». Другие офицеры вели одну или обе алы союзников вместе со слонами на позиции справа от легионов. ^{81}

Первое столкновение между основной частью построившихся римских войск и македонской фалангой произошло, когда пелигны и, вероятно, вместе с ними марруцины вступили в бой с агемой. Македонцы были хорошо построены, и италийцам оказалось трудно уворачиваться от рядов наконечников сарисс, при этом они не могли приблизиться к македонцам и достать самих пикейщиков. Агема состояла приблизительно из 3000 человек, и слева ее поддерживали подразделения наемников. Поэтому италийцев, судя по всему, было недостаточно много, чтобы представлять угрозу уязвимым флангам противника. Стремясь разрешить патовую ситуацию, Салий, командир когорты, схватил значок ^[18]подразделения и швырнул его в ряды неприятеля. Пелигны ринулись вперед, чтобы вернуть драгоценное знамя, и когда они пытались пробиться через строй врага, завязался недолгий, но жестокий бой. Одни пытались срубить наконечники сарисс своими мечами, другие принимали удары на свои щиты, были и такие, кто хватал оружие врага и пытался отвести его в сторону. Хотя некоторые македонцы были убиты, остальные сохранили боевой порядок, и фаланга осталась не разрушенной. Потери среди италийцев росли, пелигны отступили и поднялись по склону по направлению к своему лагерю. Посидоний, сам участник тех событий и настроенный явно промакедонски, сообщает, что это отступление заставило консула в отчаянии разорвать свою тунику – этот эпизод пересказал нам Плутарх, так как труд Посидония не сохранился. ^{82}

Тот же Посидоний также рассказывает о поведении Персея куда более лестно, чем другие источники. Полибий утверждал, что царь в начале битвы галопом поскакал к Пидне, ссылаясь на то, что ему необходимо совершить жертвоприношение Гераклу, – и, следовательно, не принимал участия в бою. По утверждению Посидония, Персея днем ранее лягнула лошадь, и эта травма поначалу лишила его возможности вступить в бой. Однако, несмотря на боль, Персей самостоятельно сел на мула и ринулся в гущу боя, где в него попал дротик, разорвавший ему хитон, но не ранив его, а лишь оцарапав бок. ^{83}

I легион прибыл на подмогу первым и, похоже, остановил атаку македонцев. После появления II легиона положение начало меняться в пользу римлян. На правом фланге боевые слоны вызвали значительный беспорядок в рядах неприятеля. Ранее во время этой кампании Персей сформировал специальное подразделение для борьбы со слонами, но новое оружие и доспехи с шипами оказались совершенно неэффективными. Царь также попытался приучить лошадей армейской кавалерии к странному внешнему виду, шуму и запаху этих огромных зверей, но и эта подготовка ни к чему не привела.

Уже приведенная в замешательство слонами значительная часть левого крыла македонцев была сметена атакующей алой союзников. В центре боевое построение оказалось разрушено. Такое случалось даже во времена Александра, когда фаланга продвигалась вперед, ибо крайне трудно идти даже по самой плоской равнине в строю, не отклоняясь в ту или иную сторону. Римская система сохранения широких интервалов между манипулами была направлена на то, чтобы подобные колебания не вызывали смешивания двух подразделений.

В соответствии с доктриной македонцев промежутки между подразделениями должны быть более узкими, но одни участки ряда при движении непременно сбивались в кучу, а другие растягивались. Неровная местность еще больше усиливала неравномерность движения, и возможно, что в битве при Пидне склон, ведущий вверх к римскому лагерю, также способствовал тому, что в фаланге появились разрывы. Однако главной причиной этого стала нехватка времени на должное развертывание армией перед началом боя. Если бы македонцы продолжили наступление, не ослабляя давления на римлян, возможно, они смогли бы выиграть битву несмотря ни на что. Как только оба легиона оказались на своих местах и фаланга приостановилась, ее негибкое по своей природе боевое построение дало римлянам большое преимущество. ^{84}