Текст книги "Во имя Рима: Люди, которые создали империю"

Автор книги: Адриан Голдсуорти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

Нападение прошло очень удачно. Далее Цезарь сообщает нам, что он приказал протрубить сигнал к возвращению. Его любимый X легион, с которым он был, тут же остановился, но сигнал не был слышен на всех участках хребта. Автор «Записок» утверждает, что настоятельно приказал легатам и трибунам строго контролировать действия солдат и не позволять им слишком увлекаться атакой. Однако, несмотря на все усилия, офицеры не смогли сдержать ликующих легионеров, которые двинулись дальше по склону, чтобы напасть на саму Герговию. Поначалу казалось, что импульсивная и плохо организованная атака принесет успех исключительно благодаря напору римских солдат, так как среди малочисленных защитников города распространилась паника:

Женщины стали бросать со стены одежду и деньги и, наклонясь с обнаженной грудью, простирали руки и заклинали римлян пощадить их и не губить, как они это сделали в Аварике, даже женщин и детей. Некоторые из них дали даже спустить себя на руках и отдались солдатам. Центурион VIII легиона Луций Фабий, как всем было известно, заявил в этот день среди своих, что его соблазняют награды, обещанные под Авариком, и он не допустит, чтобы кто-либо прежде него взошел на стену. И вот, взяв трех солдат из своего манипула, он на их руках поднялся на стену; в свою очередь, приподнимая их одного за другим, он вытянул их на стену. ^{216}

Однако галлы быстро восстановили силы, и множество воинов двинулось навстречу захватчикам, выстроившись тесными группами за стеной. Женщины перестали просить пощады и принялись ободрять мужчин. К тому же лишь немногим римлянам удалось ворваться в город, они были утомлены и неорганизованны. Долгое время ярость легионеров не позволяла им остановиться, но они сражались в очень невыгодных условиях и понесли серьезные потери. Появление эдуйских вспомогательных войск на фланге атакующих посеяло среди них панику, так как их по ошибке приняли за врагов, несмотря на то что правое плечо у каждого из них было обнажено, чтобы римляне признали в них союзников.

В то же самое время центуриона Луция Фабия и тех, которые вместе с ним взошли на стену, окружили, убили и стали сбрасывать вниз головой со стены. Центурион того же легиона Марк Петроний, попытавшийся взломать ворота, был застигнут целой массой врагов. Потеряв надежду на свое спасение и весь израненный, он закричал последовавшим за ним солдатам своего манипула: «Так как я не могу спасти себя и вместе с собою вас, то я, по крайней мере, позабочусь о вашей жизни, которую я своим славолюбием подверг опасности. Пользуйтесь случаем и думайте о себе». С этими словами он ворвался в гущу врагов, двух из них убил, а остальных несколько оттеснил от ворот. Когда его товарищи попытались помочь ему, он сказал им: «Напрасно вы пытаетесь спасти мне жизнь: и кровь, и силы уже оставляют меня. Лучше уходите, пока возможно, и спасайтесь к вашему легиону». Так вскоре он пал в бою и спас своих товарищей. ^{217}

Фабий и Петроний были двумя из сорока шести центурионов, погибших во время этого сражения. Солдат было убито менее 700. Цезарь в «Записках» критикует своих солдат и офицеров только за то, что они были слишком самоуверенными и жаждали заслужить его похвалу. Дав при этом описание примеров героизма и самопожертвования нескольких человек, автор попытался скрыть масштаб поражения. Во время боя Цезарь вызвал две когорты XIII легиона, оставленные для охраны меньшего лагеря, на помощь X легиону. Таким образом, он пытался прикрыть бегство своих солдат. На следующий день Цезарь построил армию и подверг ее суровой критике за непослушание, но никаких взысканий не последовало. Затем римский командующий вывел солдат из лагерей и построил в боевом порядке на очень сильной позиции. Верцингеториг, что неудивительно, не стал нападать при таких неблагоприятных обстоятельствах, и римский командующий смог уверить своих легионеров в том, что, несмотря на недавнюю неудачу, галлы по-прежнему их боятся. Потом он отвел войска, решив, что бессмысленно оставаться рядом с Герговией, тем более что снова возникли проблемы с эдуями, часть которых перебила римский гарнизон в Новиодуне. Город затем подожгли, а большое количество зерна, которое там находилось, сгорело или было расхищено.

После этого успеха восставшие послали множество маленьких отрядов кавалерии для нападения на линии снабжения римлян из Трансальпийской Галлии. Цезарь потерял инициативу в Герговии, и этой неудачи оказалось достаточно, чтобы другие племена тут же присоединились к мятежникам. Но теперь Цезарь предпринял контрнаступление в ином направлении, поспешив к римской провинции форсированным маршем. Его армия перешла вброд вздувшиеся воды реки Лигер (Луара). Во время перехода кавалерия образовала нечто вроде живой преграды, чтобы пехотинцам, поднявшим оружие над головой, было легче идти через воду, доходившую им до груди. Подобным же образом Помпей когда-то переходил через Кир.

Дальше на севере Лабиен, успешно проведя кампанию против парисиев и сенонов, посчитал, что лучше снова присоединиться к Цезарю и действовать против неприятеля сообща. Цезарь полностью одобрил это решение, в «Записках» подробно рассказано, как мастерски легат ввел в заблуждение галльских вождей относительно своих намерений и смог беспрепятственно пересечь реку, а затем уничтожить вражескую армию. Когда начался бой, Лабиен ободрил своих солдат, попросив их представить, что на поле присутствует сам Цезарь и наблюдает за их поведением. Однако каким бы одаренным ни был любой легат, «Записки» ясно дают понять, что подлинным героем всегда был их автор. ^{218}

Непродолжительное время обе стороны были заняты перегруппировкой сил. Верцингеториг смог увеличить число воинов в своей главной армии и уговорил других вождей нападать на римлян повсюду. К Цезарю присоединился Лабиен, к тому же удалось собрать еще рекрутов в провинциях и нанять германских всадников и легких пехотинцев с противоположного берега Рейна. Римский полководец заменил маленьких пони германцев на более дорогих и рослых скакунов, большинство коней отдали германцам его офицеры. Затем он двинулся против секванов и лингонов в Восточной Галлии.

Верцингеториг собрал большой отряд кавалерии, чтобы напасть на римскую армию во время марша, и его воины торжественно поклялись не покидать поля боя, пока каждый не проедет два раза через вражескую колонну. Вождь галлов разделил своих всадников на три отряда, и они напали одновременно на фланги и головную часть колонны. В качестве контрмеры Цезарь также разделил свою вспомогательную кавалерию на три отряда и послал каждый из них против трех соединений противника. Всякий раз, когда казалось, что галльским всадникам удалось добиться преимущества, когорты легионеров – согласно приказу – приходили на помощь своим кавалеристам. Это помогло стабилизировать бой, поскольку создавало надежное прикрытие, за которым вспомогательная кавалерия могла собраться и перестроиться, а затем снова вступить в сражение, но при этом движение армии замедлялось.

Наконец германская кавалерия, столкнувшись с врагом, атаковавшим правый фланг римской колонны, пробилась на вершину холма и, наступая вниз по склону, обратила противника в бегство. Это поражение вызвало отступление остальных галльских всадников. Верцингеториг был обескуражен этим поражением кавалерии, так как считал ее самым сильным звеном своей армии. После этой неудачи он отступил к городу Алезия. Цезарь устремился следом с основными силами, оставив вещевой обоз под защитой двух легионов на одном из холмов. Вплоть до захода солнца римляне нападали на арьергард галлов и наносили им тяжелые потери. На следующее утро все римские силы двинулись к Алезии, где обнаружили, что армия галлов расположилась лагерем на возвышенности возле города. ^{219}

На этот раз, поскольку все войска оказались сосредоточены в одном месте, и у римлян имелось достаточно продовольствия, Цезарь, не колеблясь, приступил к блокаде города и лагеря Верцингеторига. Пока его легионеры строили линию укреплений длиной приблизительно в 11 миль, включающую в себя двадцать три форта, соединенных рвом и валом, кавалерия прикрывала солдат и принимала участие в стычках с галльскими всадниками. Прежде чем возведение укреплений завершилось, Верцингеториг приказал своей кавалерии вырваться из окружения, чтобы каждый отряд вернулся на свои родные земли передал приказ набирать войска для большой армии, которая должна вернуться и уничтожить врага.

Цезарь утверждает, что около 80 000 галлов остались возле города и что они имели запас продовольствия, по меньшей мере, на тридцать дней. Однако маловероятно, что армия галлов была настолько большой, особенно если учесть, что ее смогли блокировать около 40 000 римлян. Цезарь опять же не называет численности своего войска, и размер каждого легиона в 52 г. до н. э., так же как и количество вспомогательных войск, точно не известны.

Римский командующий узнал о бегстве неприятельской кавалерии и намерении Верцингеторига защищать город. Легионам было велено усилить римские укрепления, которые поначалу состояли лишь изо рва и стены не более шести футов высотой. Теперь вражескую позицию окружал ров с крутыми склонами 20 футов шириной. Галлам было бы трудно перебраться через него, а легионеры могли быстро прибыть к месту нападения. Главная стена из земли и древесины находилась на расстояний 400 шагов от рва, и ее защищали еще два рва, каждый шириной 15 футов. Средний ров по возможности заполнили водой. Сама стена была 12 футов высотой, на ее верхней части были бруствер и дорожка, а через каждые 80 футов установили башенки.

Перед стеной плотными рядами были поставлены заостренные колья, а перед ними находились ряды меньших по размеру кольев, спрятанных в круглых ямах, – ловушки, которые солдаты прозвали «лилиями» из-за их сходства по форме с цветком. Еще дальше впереди имелись ряды острых копий с острыми железными наконечниками, спрятанных так, чтобы острия лишь слегка выступали над землей. Подобные препятствия в некоторых случаях ранили или даже убивали врагов, которые передвигались очень быстро и беспечно, но их основное предназначение заключалось в другом. Двигаясь медленно и с осторожностью, атакующие, вероятно, могли бы пройти сквозь эти ловушки без особых травм, но это неизбежно лишило бы любую массированную атаку скорости. ^{220}

Строительство укреплений возле Алезии представляло собой грандиозную задачу. И она усложнилась вдвойне, когда Цезарь приказал построить почти идентичную линию циркумвалации (т. е. насыпи с укреплениями, обращенными наружу). Она была нужна для того, чтобы помешать любой пришедшей на помощь осажденным армии напасть на линии контрвалации (т. е. насыпи с укреплениями, обращенными внутрь). Археологические раскопки, начатые в большом масштабе под покровительством Наполеона III и продолженные впоследствии более современными экспедициями, в значительной степени подтвердили точность описания Цезаря. Как только укрепления были готовы, армия Цезаря, обеспечившая себя продовольствием и фуражом на месяц, была защищена от нападения с любой стороны.

Хотя Верцингеториг устраивал атаки, пытаясь мешать работам, он не смог воспрепятствовать ее завершению. А тем временем племена собирали огромное войско. Цезарь сообщает, что всего собралось 8000 кавалеристов и 250 000 пехотинцев. Однако нам следует относиться к этим цифрам со значительным скептицизмом, поэтому можно только сказать, что у неприятеля было существенное численное превосходство. Такое войско набиралось медленно, и ему требовалось значительное время, чтобы запастись продовольствием и снаряжением. По мере того как осада продолжалась, все население Алезии, не способное держать оружие в руках, – женщины, дети и старики – было изгнано из города, чтобы сохранить быстро тающие запасы пищи.

Цезарь не пожелал пропустить беженцев, и этим несчастным пришлось умирать с голоду на ничейной земле между соперничающими армиями. Что было причиной подобной жестокости – боязнь, что в суматохе неприятель может предпринять атаку, или желание деморализовать галлов ужасным зрелищем, Цезарь не уточняет. ^{221}

Вскоре на помощь осажденным прибыла огромная армия и расположилась лагерем на возвышенности на расстоянии мили от римлян. На следующий день она выстроилась на равнине, и осажденные могли разглядеть ее совершенно отчетливо. Кавалерия растянулась примерно на три мили, а пехота расположилась позади нее. Верцингеториг вывел своих бойцов из лагеря и города, и они начали забрасывать участки широкого рва в четырехстах шагах от римских рядов. Цезарь разделил свои войска, чтобы противостоять атаке на обоих направлениях, а затем послал кавалерию вступить в бой с галльскими всадниками.

Однако среди галльской кавалерии были рассредоточены незамеченные поначалу небольшие группы лучников и метателей дротиков. Их неожиданные залпы нанесли потери вспомогательным римских войскам. Когда часть римских всадников была оттеснена, освободительная армия и осаждаемые воины испустили ликующий крик. Во время боев между кавалерийскими отрядами всадники часто отступали, а затем снова быстро собирались и устремлялись вперед, и это столкновение не стало исключением. Оно продолжалось спорадически большую часть дня. Германские кавалеристы Цезаря снова доказали свое превосходство над галльскими всадниками и, предприняв завершающую атаку, обратили врага в бегство. Легкая пехота галлов, оставшаяся без кавалерии, почти вся погибла. ^{222}

На следующий день сражения не было, так как галлы готовили лестницы, чтобы взбираться на стены, и фашины, чтобы забрасывать рвы. Главная атака была предпринята в полночь, и ее начала пришедшая на помощь галльская армия. Шум боя возвестил о ее подходе Верцингеторигу. Он немедленно приказал протрубить сигнал к бою. Галлы потоком хлынули в атаку, лавируя между препятствиями и заполняя рвы фашинами, а пращники, лучники и метатели дротиков начали обстреливать укрепления римлян, чтобы отогнать легионеров. Римляне ответили залпом дротиков и камней, которые собрали заранее и держали наготове, и огнем из своих «скорпионов» с башен. Сражение было ожесточенным и беспорядочным, ибо действовать в темноте было затруднительно, но два легата Цезаря – одним из которых был Марк Антоний – отвели войска от фортов, которым непосредственно ничто не угрожало, чтобы помочь легионерам на тех участках, где натиск был особенно силен. Обе галльские атаки были в конечном счете отбиты.

На следующее утро пришедшая на помощь армия сосредоточила основные усилия на штурме наиболее уязвимого участка римлян, на форте, расположенном на пологом северном холме. Форт охраняли два легиона, но сама позиция давала мало преимуществ защитникам. Отборный отряд галлов – как пишет Цезарь, численностью 60 000 – двинулся перед рассветом и спрятался за холмом на позиции, заранее намеченной разведчиками. Отсюда было удобно начать атаку на этот форт. Она началась в полдень, в то время как отряды воинов предприняли ложные атаки на другие укрепления римлян. Верцингеториг не имел возможности связаться с пришедшими ему на помощь войсками и приказал своим солдатам выступать, увидев, как галльская армия идет в атаку.

Цезарь направился к месту, с которого имелся хороший обзор, – укрепления повторяли холмистый рельеф местности – и принялся руководить ходом боя. Всякий раз, когда он видел, что какой-либо участок подвергается сильному давлению, он направлял туда резервы. Самая большая опасность угрожала форту на холме, и так как галлам удалось закидать защитные рвы фашинами и даже миновать значительную часть кольев и ям, прорыв казался неминуемым. На этот раз полководец послал Лабиена во главе шести когорт на помощь двум легионам, оборонявшим форт. Этому доверенному легату была предоставлена большая свобода действий. Цезарь позволил ему командовать по своему усмотрению и даже отступить, если легат сочтет, что позицию не удержать. Сам полководец также двинулся вдоль укреплений, подбадривая легионеров, отбивавших натиск врага.

Солдатам Верцингеторига, осознающим отчаянную необходимость связаться с пришедшими им на помощь войсками, удалось оттеснить большинство защитников на одном из участков стены шквалом метательных снарядов. Галлы наступали, и некоторые уже начали инструментами разрушать земляную стену. Цезарь приказал Дециму Бруту с несколькими когортами отогнать их назад. Вскоре еще одному легату, Гаю Фабию, выделили резервы и велели усилить этот участок. Наконец Цезарь сам стал во главе когорт, часть которых он взял с форта, не испытывавшего сильного давления. Он приказал части кавалерии покинуть выехать через ворота укреплений вдали от сражения, объехать внешние укрепления по широкой дуге и скакать к лагерю на холме, чтобы ударить штурмующим в тыл.

Сам Цезарь повел остальных солдат на помощь осажденному форту. Лабиен, которого сумели оттеснить от стены форта, организовал прочный боевой фронт внутри из своих собственных солдат и всех, кого удалось собрать. Битва подошла к решающему моменту. Предоставим слово самому Цезарю:

О его прибытии узнали по цвету одежды, которую он носил в сражениях как знак отличия, вместе с тем показались следовавшие за ним по его приказу эскадроны всадников и когорты, так как с высот видно было все происходившее на склонах и в долине. Тогда враги вновь завязывают сражение. Навстречу крику, поднявшемуся с обеих сторон, раздается крик с вала и со всех укреплений. Наши оставили копья и взялись за мечи. Внезапно в тылу у неприятелей показывается римская конница и приближаются еще другие когорты. Враги повертывают тыл, но бегущим перерезывают дорогу всадники. Идет большая резня… Цезарю доставляют семьдесят четыре военных знамени; лишь немногие из этой огромной массы спасаются невредимыми в свой лагерь. ^{223}

На следующий день стало ясно, что римляне добились окончательной победы, когда в лагерь Цезаря явились послы галлов и приняли его требование о сдаче без всяких условий. Цезарь сидел на своем месте перед валом, куда каждый из вождей приходил к нему, чтобы сдаться. Как пишет Плутарх, Верцингеториг, облаченный в свои прекрасные доспехи, приехал на своем лучшем боевом коне. Проведя своего скакуна перед возвышением, на котором расположился Цезарь, вождь галлов спешился, сложил оружие и сел на траву, ожидая, когда его уведут.

Число пленных было огромным – каждый солдат в римской армии получил пленника, чтобы продать его как раба. Это существенно увеличило и без того большое количество пленных, захваченных легионерами Цезаря во время предыдущих кампаний. Плиний считал, что более миллиона людей было продано в рабство в результате завоеваний в Галлии и еще столько же убито. Цезарь отправился в свою провинцию, обремененный долгами, но прибыль от его кампаний не только позволила ему рассчитаться с кредиторами, но и сделаться одним из самых состоятельных людей в республике. Сенат назначил двадцать дней молебствий в честь победы над Верцингеторигом. ^{224}

Однако операции в Галлии еще не были полностью окончены. В 51 г. до н. э. произошло еще одно восстание. Оно было куда меньших масштабов, и Цезарь отреагировал на него в своей обычной манере, незамедлительно послав туда войска для подавления всех очагов сопротивления. Город Укселлодун был взят после осады, и воинам, которые его защищали, отрубили кисти рук, как постоянное и жуткое напоминание о том, что может произойти с глупцами, которые осмелятся противостоять Риму.

Не в первый раз Цезарь налагал такое жестокое наказание – он как-то приказал казнить весь правящий совет племени. Для римских военачальников подобные действия считались обычными. Как и многие другие полководцы, Цезарь бывал и великодушен, когда это могло принести ему практическую выгоду. После восстания 52 г. до н. э. с арвернами и эдуями обращались снисходительно, их пленных воинов освободили, а не продали в рабство. Такое отношение к ним Цезаря во многом способствовало возобновлению дружелюбных отношений этих племен к Риму. А вот для Верцингеторига, как и для Югурты и многих других лидеров, которые противились Риму, снисхождения не было. Его держали в плену до тех пор, пока Цезарь не отпраздновал свой триумф. После того как триумфальная процессия Цезаря прошла по Риму, Верцингеторига задушили.

Глава 9

ЦЕЗАРЬ ПРОТИВ ПОМПЕЯ

Гражданская война (49–45 гг. до н. э.)

Вследствие этого он [Цезарь] настолько усилился, что теперь от одного гражданина зависит надежда на противодействие. Я предпочел бы, чтобы он [Помпей] в свое время не дал ему таких сил, а не противодействовал ему теперь, когда он так силен. ^{225}

Жребий брошен

Победы Цезаря в Галлии принесли ему богатство и славу, которых он так жаждал в 59 г. до н. э., но теперь возник другой вопрос – позволят ли ему занять важное положение в политической жизни Рима после возвращения в Город. Цезарь знал, что за время своей бурной карьеры он нажил немало врагов, и теперь ожидал судебного преследования, прежде всего со стороны Катона, который уже выступал с предложением отдать его в руки германцев.

В политических процессах в Риме виновность или невиновность человека играли второстепенную роль, и к осени 50 г. до н. э. покоритель Галлии не знал, на скольких друзей в сенате он может рассчитывать. Красс погиб на войне с парфянами в 53 г. до н. э., когда вторгся на их земли, руководствуясь лишь желанием сравняться с военными успехами двух других триумвиров, а не какой-либо необходимостью. Юлия умерла во время родов годом ранее, оборвав самую прочную из всех нитей, связывавших Цезаря и Помпея. Хотя этот брак был продиктован политическими соображениями, он, судя по всему, был по-настоящему счастливым для обоих супругов. Похоже, Помпей умел располагать к себе как своих женщин, так и своих воинов.

Помпей не стремился отправляться в провинцию после своего второго пребывания в должности консула вместе с Крассом в 55 г. до н. э. И хотя ему были даны все испанские провинции с их гарнизонами на пять лет, он остался в Италии, жил в окрестностях Рима, управляя провинциями через легатов. Еще большей политической власти он добился, когда после очередной вспышки беспорядков в Риме его сделали консулом без коллеги на 52 г. до н. э. Подобное назначение еще сильнее нарушило традиции республиканской системы, чем все прежние неординарные поступки Помпея. В том же году он женился на женщине, которая годилась ему в дочери. Это была Корнелия, дочь Метелла Сципиона, известного противника Цезаря. Этот союз Помпея и Корнелии оказался недолгим.

Цезарь же объявил, что после того как сложит с себя полномочия наместника Галлии, он сразу же должен стать консулом. Поэтому он решил баллотироваться заочно до того, как войдет в Рим для празднования триумфа. Он хотел вступить в должность консула в день своего триумфа, как когда-то это сделал Помпей. Сделавшись вновь магистратом, он был бы неуязвим для судебного преследования, а в дальнейшем мог бы получить еще одну провинцию, военное командование и завоевать еще большую славу. В Риме много говорили о том, что необходимо отомстить за поражение Красса при Каррах и за последовавшие за этим набеги парфян на Сирию. Считали, что командование в этой войне следует поручить либо Цезарю, либо Помпею. Однако наиболее непримиримые противники Цезаря были полны решимости отдать его под суд и приняли меры, чтобы завоеватель Галлии вернутся в Город обычным гражданином. Позиция Помпея в этом вопросе оставалась неопределенной, но он, похоже, ожидал, что его бывший союзник, самый младший из триумвиров, попросит Великого о покровительстве.

Цезарь не желал этого делать отчасти потому, что Помпей был известен как не слишком надежный защитник своих друзей от политических противников. Помпей ничего не сделал, чтобы помешать ссылке Цицерона в 58 г. до н. э., хотя и помог знаменитому оратору вскоре вернуться в Город. Цезарю также не хотелось признавать, что ему требуется помощь и защита. Победы в Галлии сделали его даже более влиятельной фигурой, чем его бывший зять. Помпей же считал себя самым великим полководцем за последние тридцать лет и не желал признавать равным себе человека, который лишь недавно завоевал громкую славу. Помпей, возможно, даже боялся, что завоеватель Галлии затмит его, если получит возможность участвовать в политической жизни Рима, ибо сознавал, что Цезарь, хотя и был младше его по возрасту, в политике был куда искушеннее. Заявления Цезаря о том, что он предпочтет быть первым в крошечной деревне, чем вторым в Риме или что будет гораздо легче сбросить его со второго на последнее место в республике, чем с первого на второе, беспокоили Помпея. ^{226}

Политическая обстановка в эти месяцы, предшествовавшие Гражданской войне, была крайне сложной. Хотя предлагалось немало компромиссов, ничего конкретно так и не было сделано. Одни просили Цезаря сложить с себя командование и распустить армию, другие, чтобы то же самое сделал Помпей. Затем поступило предложение, чтобы оба полководца распустили свои войска, но это привело лишь к бесконечному спору о том, кто же должен так поступить первым.

Нежелание Помпея поддержать Цезаря убедило Катона и других сенаторов в том, что одного можно использовать для борьбы с другим. Помпей, несомненно, являлся меньшим из двух зол, поскольку он был куда менее талантливым политиком, и, возможно, от него было бы легче отделаться в будущем. С другой стороны, он, безусловно, хорошо подходил на роль защитника оптиматов (optimatus)в борьбе с человеком, презирающим законы республики.

Трудно сказать, делались ли всерьез все эти многочисленные предложения о перемирии, или же это были попытки получить моральное преимущество в борьбе, которую оба лагеря теперь считали неизбежной. Цезарь стоял перед нелегким выбором между отказом от командования (что автоматически вело за собой судебное разбирательство) и Гражданской войной. Его противники желали уничтожить его любыми средствами, и поэтому началась война для защиты достоинства (dignitas)одного человека. В английском языке не существует слова, включающего весь объем этого понятия для римского аристократа.

Политические взгляды и идеология соперников мало отличались друг от друга. Все дело было в непримиримой гордости, а в случае с Катоном и некоторыми другими сенаторами – в сильной личной неприязни. Все это ввергло республику в Гражданскую войну, опустошило Средиземноморье и унесло не один десяток тысяч человеческих жизней.

Рано утром 11 января 49 г. до н. э. повозка, запряженная двумя лошадьми, подъехала к небольшой речке Рубикон, которая обозначала границу между провинцией Цизальпинская Галлия и собственно Италией. На некотором расстоянии за повозкой следовали 300 кавалеристов, а еще дальше – XIII легион. Цезарь все еще обладал законным империем и правом командовать войсками, но стоило ему во главе своих солдат перейти реку, как он уже нарушал закон.

В «Записках» этому моменту не уделено никакого внимания, но другие источники, возможно основывающиеся на записях некоторых бывших с ним офицеров, утверждают, что Цезарь вышел из экипажа и долгое время пребывал в нерешительности. Наконец он, казалось, принял решение и, употребив выражение из языка игроков «жребий брошен» (обычно его цитируют как латинское alea iacta est, хотя, возможно, Цезарь говорил по-гречески), продолжил свое путешествие на другом берегу Рубикона.

Так было положено начало Гражданской войне. Но, поскольку до этого группа центурионов и легионеров в гражданской одежде уже переправилась в Италию и захватила ближайший город Аримин (Римини), она на самом деле началась чуть раньше. ^{227}

Македонская кампания, 48 г. до н. э.

Поскольку обе стороны не исключали возможности урегулирования конфликта путем переговоров, ни один из лидеров не сосредоточивал большого количества войск. В предшествующие месяцы Помпей радостно заявил, что все, что ему нужно сделать, – это топнуть ногой в любом месте Италии, и легионы появятся прямо из земли.

В непосредственном распоряжении Помпея имелось лишь два подготовленных и опытных легиона, но оба эти подразделения недавно служили под командованием Цезаря в Галлии, и их лояльность была весьма сомнительной. Помпей покинул Рим в середине января, объявив, что Город невозможно защитить, и принялся вместе со своими союзниками набирать рекрутов.

Хотя это решение было оправдано с военной точки зрения, оно способствовало панике среди тех сенаторов, которые, подобно Цицерону, скорее сочувствовали мероприятию Помпея, но не были ему преданы. Хотя в распоряжении Цезаря был только один легион и вспомогательные войска, а самые близкие подразделения находились в Трансальпийской Галлии, он решил сразу же перейти к наступательным действиям. На протяжении следующих недель небольшие отряды Цезаря вторгались в глубь Италии, захватывая города, разбивая когорты Помпея, которые пытались противостоять им, или же вынуждая их сдаться. На этой стадии подготовка и опыт в сочетании с агрессивностью и безграничной уверенностью вполне компенсировали недостаток численности.

В самом начале конфликта Помпею мешало нежелание многих его союзников выполнять приказы. Амбиции сенаторов зачастую намного превышали их способности, и, заботясь о поддержании своего статуса, аристократы требовали, чтобы им поручались ответственные роли. Поэтому они необдуманно смело спешили вступить с Цезарем в бой, располагая неподготовленными солдатами.

По мере того как войско Цезаря увеличивалось, одна победа следовала за другой. Хотя его армия по-прежнему уступала в численности войскам противника, Цезарь всего за два месяца захватил весь полуостров. Поскольку ситуация становилась все безнадежнее, один из сенаторов едко заметил, что, возможно, наступило время Помпею топнуть ногой, чтобы появились обещанные легионы. Тем не менее Великого не слишком сильно встревожили успехи его бывшего союзника, ибо он уже решил перенести войну из Италии в другой регион. Он сосредоточил все свои недавно набранные легионы в Брундизии и после умело проведенного арьергардного боя посадил их на корабли и перевез армию на другой берег Адриатического моря в Македонию. На тот момент Цезарь уже контролировал Италию, но его победа была еще далеко не полной. Предстояло продолжение войны. ^{228}

Трудно сказать, когда Помпей решил, что Италию не стоит защищать и что лучше передислоцировать свои силы в Македонию, но, возможно, он уже обдумывал этот вариант до того как Цезарь пересек Рубикон. Помпей знал, что ему потребуется время для подготовки солдат, учитывая, что им предстоит сражаться с легионами, закаленными во время долгих и успешных кампаний в Галлии. Цезаря поддерживало лишь несколько молодых и пользующихся сомнительной репутацией сенаторов, тогда как основная часть аристократии, а также население провинций стали на сторону Помпея и его союзников или, по крайней мере, относились к их делу благожелательно.