Текст книги "Во имя Рима: Люди, которые создали империю"

Автор книги: Адриан Голдсуорти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Тацит утверждает, что Германик попросил продлить его командование еще на один год, чтобы окончательно разгромить германцев. Возможно, это был всего лишь нарочно пущенный слух, чтобы лишний раз подчеркнуть, что Рим мог бы с легкостью добиться полной победы, если бы только захотел этого. Как бы то ни было, в Германию победитель Арминия не вернулся, а был послан в Сирию, чтобы контролировать ситуацию в восточных провинциях, где, казалось, могли в тот момент возникнуть проблемы с парфянами из-за Армении.

Нельзя сказать точно, как относился Тиберий к своему приемному сыну. Ходили слухи, что он завидовал ему как потенциальному сопернику, помня предложения солдат во время бунта в 14 г. сделать популярного молодого полководца императором. Демонстративная забота Агриппины о солдатах, а также то, что родители одевали своего сына Гая в миниатюрную военную форму, – все эти действия могли в глазах Тиберия казаться попытками подорвать верность легионов. Говорили, что наместнику Сирии Гнею Кальпурнию Пизону Тиберий приказал следить за Германиком и во всем мешать ему. Между наместником и племянником императора, несомненно, имелись трения, которые закончились отставкой Пизона.

Вскоре Германик заболел и умер. Ходили слухи, что он был отравлен, и молва обвиняла в этом Пизона и даже Тиберия. Пизон попытался снова вступить в свою провинцию и возобновить командование. Он собрал войска, но был разбит. Позднее он предстал перед судом в сенате и в конце концов совершил самоубийство, незадолго до того как был оглашен обвинительный приговор. Горе народа при известии о смерти Германика было искренним и напоминало исступление, что еще раз подтвердило огромную привязанность к молодому полководцу. Его прах был с почестями привезен в Рим. ^{283}

Завидовал или нет Тиберий Германику, и был ли последний действительно убит, точно установить теперь невозможно. Но вскоре принцепс отправил в изгнание Агриппину, где ее уморили голодом, а двух ее старших сыновей казнил (одного из них отравили, другой недолго прожил в изгнании, и также был убит). Режим Августа рядился в одежды традиционной республики, но это была одна только видимость. С самого начала принципат по сути своей был монархией, и не так уж много найдется монархов, которые не подозревают своих подданных в желании узурпировать власть и не ищут в своем окружении соперников, настоящих или мнимых. В Риме репутация императора в значительной степени основывалась на победах его армий, но при этом было необходимо, чтобы никто, даже близкий родственник, не смел покрыть себя громкой военной славой. Изменившиеся условия принципата предоставили нескольким членам императорской семьи большие возможности на военном поприще в молодом возрасте, но не избавили их полностью от подозрений в кознях против императора.

По странному совпадению одновременно с Германиком в 19 г. погиб его великий соперник Арминий. Он был убит собственными вождями, когда они посчитали, что он приобрел слишком большую власть. Ранее в том же году Тиберий отклонил предложение одного из знатных херусков убить Арминия, заявив, что Рим не нуждается в применении таких бесчестных приемов.

Победы Германика, безусловно, считались достаточным возмездием за разгром в Тевтобургском лесу, и германский военачальник больше не рассматривался Римом в качестве возможной угрозы. Хотя нередко в прошлом войны – например, война против Югурты – заканчивались актами подобного вероломства. Власть вождей в их племенах всегда была ненадежной, и, возможно, Тиберий надеялся, что Арминия устранят в любом случае, как в конце концов и случилось. Арминий добился успеха в том, в чем другие, в том числе и Верцингеториг, потерпели неудачу, он восстал против Рима и не был побежден. Историк Тацит воздал ему должное в начале II века, произнеся вполне заслуженные слова:

Это был, бесспорно, освободитель Германии, который выступил против римского народа не в пору его младенчества, как другие цари и вожди, но в пору высшего расцвета его могущества и хотя терпел иногда поражения, но не был побежден в войне. Тридцать семь лет он прожил, двенадцать держал в своих руках власть; у варварских племен его воспевают и по сей час… ^{284}

Глава 11

ИМПЕРАТОРСКИЙ ЛЕГАТ: КОРБУЛОН И АРМЕНИЯ

Гней Домиций Корбулон (умер в 67 г.)

Домиций Корбулон говорил, что враг был побежден киркой ^{285}.

Основой власти Августа и его преемников была армия. Императору требовалось политическое мастерство, чтобы ублажать сенат и не допускать разрастания народных волнений. Однако все это не имело значения, если среди его полководцев находились желающие подражать Сулле или Цезарю, способные посягнуть на верховную власть при поддержке своих легионов.

Август, управляя империей, мог рассчитывать на свою многочисленную семью, поручая родственникам ведение крупных военных операций, но немногие его преемники имели возможность делать то же самое. Тиберий сначала использовал Германика и Друза Младшего, но после их смерти в 19 и 23 гг. соответственно он, за оставшиеся четырнадцать лет своего правления, не нашел им достойной замены. У Калигулы, Клавдия и Нерона не было подходящих родственников, способных встать во главе армии и командовать от имени принцепса (а если бы и имелись, то вряд ли эти властелины Рима доверяли бы им). В отличие от Августа и Тиберия, сумевших одержать немало побед, пусть и чужими руками, все три их преемника не имели военного опыта, и поэтому не позволяли никому из полководцев завоевать себе слишком большую известность или привязанность и любовь солдат.

Император не мог позволить никому из сенаторов затмить себя, особенно в военной области, – победы на поле боя по-прежнему были очень важны для римской аристократии. Однако именно из членов сената принцепсу приходилось выбирать большую часть кандидатур для управления провинциями и командования расположенными в них легионами. Сенаторы по-прежнему считались наиболее подходящими для этого людьми, да и сами аристократы претендовали на высшие должности. При этом необходимо было позаботиться о том, чтобы наместники имели возможность прославиться согласно римским традициям. Хороший император следил за тем, чтобы у влиятельных сенаторов было достаточно поручений. Таким образом принцепс добивался лояльности нобилей и уменьшал вероятность заговора. На первый взгляд казалось, что императору и сенаторам выгодно поддерживать друг друга, но всегда существовал риск того, что среди, аристократов появится честолюбец, который, завоевав славу и заслужив любовь солдат, превратится в соперника принцепса. Скорее всего Тиберий, который сравнивал полководцев с «волками, которых император держит за уши», опасался именно такого развития событий. ^{286}

Во время принципата почти все римские армии находились под командованием сенаторов – точно так же, как и во времена республики; но теперь эти полководцы действовали в совершенно других условиях. Это наиболее заметно отражалось в их титуле, ибо они больше не являлись проконсулами или пропреторами, а стали легатами или наместниками императора. Все легионы, которые держал Август, за исключением одного, были размещены в провинциях, контролируемых императором, что напоминало управление Помпея испанскими провинциями через своих легатов после его второго пребывания в должности консула. Исключением был легион, расквартированный в Африке, которая по-прежнему находилась под властью проконсула. ^[43]Эта схема изменилась во время принципата Тиберия.

Император обладал высшим по отношению к проконсулам империем (maius imperium proconsulate), хотяэтот титул не выставлялся на показ, как другие, особенно полномочия Августа как народного трибуна плебеев (tribunicia potestas).Наместник императора, поставленный во главе провинции, был легатом Августа в ранге пропретора (legatus Augusti pro praetore),и его империй был делегированным, а не его собственным. В старые времена солдаты клялись подчиняться полководцу, сенату и народу Рима. Теперь же они приносили клятву верности императору и регулярно ее подтверждали. Жалованье, награды и знаки отличия они также получали от имени императора. В дополнение к другим знаменам каждое подразделение в армии теперь носило имаго (imago), —значок с изображением принцепса. Это являлось еще одним напоминанием о том, кому отныне служит армия.

Во времена принципата карьера сенатора, как и раньше, включала целый ряд гражданских и военных постов. Ближе к двадцати годам молодой человек обычно поступал на службу в легион трибуном латиклавием (tribunus laticlavius)на срок от одного до трех лет. Посты других пяти трибунов – трибунов ангустиклавиев (tribuni angusticlavii)в каждом легионе занимали молодые люди из сословия всадников, которые уже успели отслужить во вспомогательных войсках. В дальнейшем их ожидала другая карьера, нежели молодого человека из сенаторского сословия. В тридцать с небольшим сенатор мог надеяться уже сделаться легатом, командующим легионом.

Во времена Цезаря командиров легионов обычно назначали особо. При Августе должность командира легиона (legatus legions)стала формальной. В среднем легат легиона служил на этом посту около трех лет. Наконец, лет в сорок он мог надеяться стать наместником провинции и получить командование расположенными там легионами. Число легионов в провинции могло достигать трех, а в некоторых случаях и четырех. Срок пребывания на посту наместника в среднем составлял три года, но зачастую мог варьироваться в ту или иную сторону. Иногда принцепс переводил наместника из одной провинции в другую.

Если сравнивать времена республики и принципата, то формально карьерные лестницы аристократов в оба эти периода отличались мало. Но только формально. В прежние времена начало восхождения зависело от первой победы на выборах и приобретения влияния в сенате, теперь же все блага находились в руках императора. Самым важным изменением было то, что теперь командующие легионами или целыми провинциями являлись людьми императора, а не свободными доверенными лицами.

Судя по всему, Юлий Цезарь только повторял распространенное мнение, утверждая, что свобода действий легата значительно меньше, чем та, которой обладает командующий армией. Во время принципата за деятельностью наместников провинций стали наблюдать куда строже, чем за действиями любого проконсула во времена республики. Это влияло не только на то, как начинались или, напротив, не начинались войны, но и на сами методы ведения войны. Как пишет Светоний, Август считал, что образцовому полководцу

меньше всего пристало быть торопливым и опрометчивым. Поэтому он часто повторял изречения: «Спеши не торопясь», «Осторожный полководец лучше безрассудного» и «Лучше сделать поудачней, чем затеять побыстрей». ^{287}

Теперь наместник не мог рисковать армией ради того, чтобы одержать быструю победу, прежде чем прибудет кто-нибудь ему на замену. Вместо этого он должен был действовать прежде всего в интересах императора. Каждый получал инструкции (mandata)от принцепса, и хотя между учеными ведутся жаркие споры относительно того, насколько эти мандаты ограничивали компетенцию наместников и как часто их присылали, ясно, что все крупные операции – особенно наступательные – должны были проводиться по особому разрешению ^{288}.

Император лично распределял должности в провинциях и решал, кто и сколько будет оставаться на своих постах. Деятельность наместников он контролировал гораздо строже, чем это прежде делал сенат. Но с другой стороны само отдаленное расположение провинций приводило к тому, что император не мог руководить каждым шагом своих наместников, и у них оставалось немало возможностей, чтобы проявить свои способности. Наместники могли начинать боевые операции без одобрения Рима, если в провинции вспыхивало восстание или начиналось вторжение соседних племен.

Надпись о достижениях Тиберия Плавта Сильвана Элиана как наместника одной из провинций на Данубии (Дунае) во второй половине I века дает представление о тех военных и особенно дипломатических задачах, которые должен был решать наместник:

Находясь на этом посту, он привел более 100 000 человек вместе с их женами и детьми, знатью и царями, которые жили на другом берегу Данубия, чтобы они заплатили дань Риму. Он подавил восстание среди сарматов, несмотря на то, что перед этим он послал значительную часть своей армии в Армению; он заставил царей, о которых римляне не знали, и тех, что были враждебны к римскому народу, преклоняться перед римской военной мощью на берегу реки, который он защищал. Он вернул царям бастарнов и роксоланов… их сыновей, захваченных в плен. Некоторых из них он взял в заложники и благодаря этому смог усилить порядок в провинции. А царь скифов после осады был изгнан из Херсонеса, который находится за Борисфеном ^[44] . Он первым помог Риму зерном, послав из своей провинции большое количество пшеницы. ^{289}

По предложению императора Веспасиана – так поступали все хорошие императоры – сенат даровал Сильвану триумфальные почести, в знак признания его на редкость успешного правление в качестве наместника. Запись об этой церемонии ничем существенно не отличается от традиционных восхвалений и празднований в честь римских аристократов. Многие действия Сильвана – переселение племен, дипломатия, направленная на то, чтобы привить уважения к римской власти у местных народов, подавление восстаний и защита союзников от нападения недружественных племен, входили в обязанности наместников со времен создания первых постоянных провинций. Императорский наместник должен был хорошо исполнять эти обязанности, но ему не следовало проявлять инициативу и уж тем более стремиться к славе, начиная новые, не одобренные принцепсом завоевания.

Корбулон в Германии

Гней Домиций Корбулон был крупным, мужественным человеком. По внешности – настоящий военный. Он обладал инстинктивной способностью завоевывать уважение людей, особенно солдат. О его юности известно сравнительно немного. Он происходил из состоятельной и довольно известной семьи. Отец его был консулом (точнее, консулом-суффектом) ^[45]в 39 г. Его мать выходила замуж не менее шести раз, и у него была единокровная сестра Цезония, ставшая последней женой Калигулы.

В 47 г. Клавдий назначил Корбулона императорским легатом Нижней Германии. Эта провинция накануне прибытия нового императорского наместника подверглась серьезному набегу хавков. Из своих земель, расположенных у побережья Германского (Северного) моря, хавки плыли на небольших кораблях. Они двигались вдоль береговой линии, чтобы грабить те районы Северной Галлии, к которым можно было подойти с моря или реки. Подобный род занятий прочно укоренился среди народов этого региона, которые позже станут знаменитыми уже как викинги. Хавками руководил Ганнаск, бывший родом из другого племени, каннинефатов (народа, родственного батавам). Он дезертировал из подразделения римских вспомогательных войск и таким образом пополнил перечень врагов, которых римляне считали наиболее опасными, потому что сами научили их сражаться.

Прибыв в Нижнюю Германию, Корбулон быстро предпринял ответные шаги, задействовав как сухопутную армию, так и корабли Германского флота (classis Germanica),которые патрулировали Рейн и Германское море. Чтобы перехватить тех мародеров, которые успели высадиться на сушу, Корбулон отправил небольшие отряды, а римские галеры преследовали германские корабли. Однако небольшие шайки налетчиков, умевших быстро атаковать, остановить было нелегко. Однако они становились уязвимыми, когда отступали, нагрузившись добычей. После непродолжительных военных действий хавки вскоре были изгнаны из римских провинций, и Корбулон, вновь сведя все подразделения своей армии в одном месте, устроил солдатам короткую, но очень жесткую тренировку. Тацит рассказывает, что он казнил двух легионеров, которые, сооружая лагерь во время походного марша, отложили в сторону свои мечи. Историк предполагал, что, возможно, эта история была всего лишь обычным преувеличением. Тем не менее даже Тацит считал, что подобные действия должны были установить в армии строгую дисциплину.

Как мы уже видели, полководец, первой задачей которого являлось переобучение и укрепление недисциплинированной распустившейся армии, являлся привычным персонажем в римской литературе. Поэтому, наверное, всегда будет возникать подозрение, что описание подобных действий может быть очередным клише, неизбежным в биографии знаменитого полководца.

Однако, поскольку армия на Рейне почти не участвовала в серьезных кампаниях в течение более десяти лет до прибытия Корбулона, многие солдаты и целые подразделения, скорее всего, не имели опыта боевых действий. К тому же в 43 г. большую часть войск, включая три легиона и вспомогательные подразделения, забрали из двух германских провинций, чтобы сформировать экспедиционный корпус для вторжения Клавдия в Британию. При этом были отобраны наиболее боеспособные части, а солдаты-новобранцы и лишенные честолюбия пассивные офицеры остались на месте. Как бы то ни было, постоянно поддерживать легионеров и воинов вспомогательных войск в состоянии боеготовности невозможно. Надо при этом учитывать, что им приходилось выполнять множество других заданий. ^{290}

Когда Корбулон посчитал свою армию достаточно подготовленной для новой кампании, он пересек Рейн и двинулся вдоль побережья Германского моря. Первым племенем, с которым он столкнулся, были фризы, которые открыто напали на римские войска в 28 г. и еще не подверглись после этого надлежащим репрессиям. Армия Корбулона своей численностью и решительными действиями произвела неизгладимое впечатление на вождей фризов, и они незамедлительно сдались, позволив римлянам расположить гарнизон на своих землях, затем римский командующий двинулся на восток к землям хавков. Вперед были отправлены послы с требованием покориться римлянам. Послам также удалось организовать убийство Ганнаска, который уже не увидел поражения своих войск.

Как и в случае с вероломным захватом Югурты и убийством Вириата, этот инцидент снова продемонстрировал готовность римлян применять сомнительные и бесчестные методы, чтобы избавиться от вражеских вождей, чей характер и популярность способствовали затягиванию конфликтов. Однако в данном случае убийство привело к тому, что хавки стали сражаться еще ожесточеннее, поэтому Корбулон двинул на них свою армию. Предстоящая кампания – по мнению самого Корбулона – обещала быть довольно серьезной.

В этот момент он получил указания от Клавдия, который велел ему прекратить операции и возвращаться вместе с армией в провинцию. Из записей Тацита неясно, как император узнал, где находится его наместник и что он делает – но, вероятнее всего, источником этой информации являлись собственные донесения Корбулона. Клавдий не желал возобновления крупных операций к востоку от Рейна, особенно из-за того, что завоевание Британии все еще продолжалось.

Тацит также утверждает, что император такого невоенного склада, к тому же калека от рождения, которого собственная семья долго считала умственно неполноценным, не мог допустить, чтобы Корбулон прославился благодаря покорению новых племен. Клавдий уже сталкивался с попыткой мятежа наместника провинции в 42 г. и не хотел создавать себе еще более опасного соперника.

Корбулон незамедлительно подчинился – ослушание грозило немедленной казнью, – но в своих печальных комментариях о том, «какими удачливыми были римские полководцы в старые времена», он с тоской вспоминал республику, при которой на магистратов, стремящихся к славе, накладывалось гораздо меньше ограничений.

Когда все войска, включая гарнизон, размещенный среди хавков, были отведены обратно на западный берег Рейна, их командующий велел солдатам строить канал между Рейном и рекой Моза (Маас). Подобные занятия не позволяли солдатам бездельничать и поддерживали физическую форму, хотя и не столь успешно, как во время военной подготовки. К тому же подобные действия позволяли извлекать дополнительную пользу из провинций. Наместник зачастую удостаивался почестей от императора за подобные действия.

Тацит тут же приводит забавную историю. Курций Руф, наместник соседней провинции Верхняя Германия использовал своих легионеров, чтобы разработатъ новый серебряный рудник. Многие люди пострадали или погибли во время осуществления этого проекта, а прибыль от рудника оказалась ничтожной. Но Руф тем не менее удостоился триумфальных почестей. Тацит, не скрывая едкой иронии, рассказывает, что после этого легионеры написали письмо Клавдию с просьбой удостаивать этих почестей каждого наместника автоматически при получении назначения, а не ждать, пока он примется за выполнение таких трудных и бессмысленных задач. ^{291}

Рим, Парфия и армянский вопрос

Деятельность Корбулона в Германии сделала его известным, но только благодаря более поздним кампаниям на Востоке он приобрел репутацию одного из величайших полководцев I века. Однако, прежде чем рассмотреть эти операции, стоит вспомнить историю отношений Рима и Парфии.

Парфия была самым могущественным царством, появившимся после распада империи Селевкидов в конце II века до н. э. Возглавившая ее царская династия Аршакидов в итоге добилась контроля над обширной территорией, включавшей значительную часть современных Ирана и Ирака. Эту область населяли очень разные народы – от жителей эллинистических городов (таких, как Селевкия и Ктесифон) до пастушеских полукочевых племен.

В Парфии власть формально находилась в руках царя, но на самом деле все решали главы семи крупных знатных семей. Армия состояла как из собственно царских войск, так и из воинов, следовавших за могущественными аристократами. Бывали периоды, когда аристократы с легкостью становились соперниками трона. Поэтому не в интересах царя было позволять какому-нибудь из них создать слишком большое и эффективное войско, которое могло быть использовано против верховного правителя.

Из-за внутренней слабости Парфия не могла стать серьезным соперником Римской империи, даже когда речь шла о контроле за восточными провинциями, – но она, несомненно, являлась самой сильной независимой державой, с которой сталкивался Рим во время поздней республики и принципата.

Парфянские армии в основном состояли из кавалерии, так что при столкновении с ними у легионов возникали совершенно иные проблемы, нежели во время войн с племенами Запада. Большинство парфянских кавалеристов были лучниками, которые прекрасно управлялись со своим оружием. Благодаря долгой практике они умели стрелять на скаку, но сами при этом были трудной мишенью для врага. Они никогда не вступали в ближний бой, если у них не было подавляющего преимущества.

Высокий статус в обществе занимали всадники, которые во время сражения были защищены доспехами так же как и их кони. Их называли катафрактами (catafracti). Эти воины набирались главным образом из аристократов и их ближайших приверженцев, поскольку подобное снаряжение стоило очень дорого. Эти воины также стреляли из лука, но нередко они шли в атаку и вступали в ближний бой. У каждого из них было длинное тяжелое копье (contos), которое всадник держал двумя руками.

Сочетание лучников, обстреливавших врага издали и катафрактов, способных действовать в ближнем бою, могло быть очень эффективным, но в парфянских армиях соотношение этих двух элементов не всегда оказывалось сбалансированным, а военачальники зачастую неумело использовали эти две силы. Тем не менее даже после появления подобных войск в армиях других государств в этот период они не могли соперничать с парфянами в таком необычном стиле боевых действий. ^{292}

Помпей столкнулся с парфянами уже к концу своих восточных кампаний и мудро выбрал дипломатию, не сделав попытки вступить в военное противоборство. Однако в 54 г. до н. э. Красс, желая сравняться в военных достижениях со своими союзниками Цезарем и Помпеем, предпринял вторжение в Парфию. Для начала войны не доставало причин даже по римским стандартам (хотя такое мнение стало преобладать, когда кампания уже закончилась катастрофой).

Крассу было за шестьдесят, и его последним военным успехом была победа над Спартаком. Поначалу Красс руководил Парфянской кампанией без особой инициативы, и почти весь первый год военных действий не было. И римляне, и парфяне были слишком самоуверенными, ибо их армии привыкли побеждать восточных царей с необыкновенной легкостью.

В 53 г. до н. э. Красс столкнулся возле города Карры с отделившимся от главных сил парфянской армии отрядом под командованием Сурены – возможно, это был титул, а не имя. Местность в этом районе подходила для действий кавалерии, и римские легионеры не могли настигнуть своих подвижных противников, осыпавших их градом стрел. Римская конница, большая часть которой состояла из галльских вспомогательных отрядов, находилась под командованием Публия Красса, сына полководца. Он беспечно отделился от главной армии, это привело к тому, что кавалерия римлян была окружена и уничтожена. Оставшуюся часть дня конные лучники продолжали обстреливать каре легионеров. Римляне поначалу надеялись, что у противника закончатся стрелы, но просчитались, ибо Сурена сумел хорошо организовать снабжение боеприпасами, которые доставляли на верблюдах.

Многие солдаты Красса оказались ранены – главным образом в лицо, в ноги или праву руку, которая не была защищена щитом. Все же легионы не были настолько ослаблены, чтобы их могла смести атака катафрактов. Но Красс, который после смерти молодого Публия на время вышел из своей апатии и попытался взять под контроль своих солдат и подбодрить их в лучших римских традициях, вновь отчаялся и приказал отступать. Отступать, когда противник находится в непосредственной близости, всегда опасно. Но когда у врага много кавалерии, а местность открытая, это означает верную катастрофу. Большая часть римской армии погибла или была захвачена в плен. Существует интригующая легенда, что пленники-римляне были впоследствии проданы в рабство и в конечном счете попали на службу в Китай, но доказательства этого весьма неубедительны.

Красс был убит, когда пытался вести переговоры о мире, и его голова была доставлена парфянскому царю. Только небольшой отряд всадников под командованием квестора Кассия Лонгина – одного из тех, кто вскоре возглавит заговор против Цезаря, – бежал в Сирию, и им вскоре удалось отразить несколько слабых набегов противника на эту провинцию.

В это время парфяне были слишком заняты внутренними проблемами и не смогли воспользоваться преимуществами, полученными от своей победы. Царь казнил Сурену, сочтя его потенциально опасным соперником. Очевидно, это не способствовало появлению других одаренных военачальников. ^{293}

Поскольку Рим вскоре оказался ввергнут в Гражданскую войну, возможности отомстить за Красса не представилось. Цезарь был убит, прежде чем он смог начать запланированное вторжение. Затем в 40 г. до н. э. царь Парфии Ород послал армию для завоевания Азии и Сирии. С ней был Квинт Лабиен, сын прежнего легата Цезаря, и несколько несгибаемых солдат Помпея. Это был тот уникальный случай, когда римский аристократ переходил на сторону врага Рима, – но даже в этом случае это могло рассматриваться как продолжение Гражданской войны.

Карры укрепили веру парфян в то, что их воины превосходят любого врага, включая римлян. Самоуверенность в сочетании с плохим руководством вылилась в тяжелые поражения в 39 и 38 гг. до н. э., когда парфянские армии опрометчиво напали на хорошо подготовленные римские войска, находившиеся под умелым руководством и занимавшие сильные позиции. Во втором из этих поражений сын царя Пакор был убит, а попытка захватить Сирию провалилась.

Марк Антоний не участвовал в этой кампании, и командование было в умелых руках его легата Публия Вентидия Басса. В следующем году еще один из его подчиненных сверг поддерживаемый парфянами режим в Иудее.

В 36 г. до н. э. сам Антоний возглавил крупную экспедицию в Парфию. Он извлек уроки из неудачного похода Красса и присоединил к своим легионерам гораздо больше кавалерии и легких пехотинцев, вооруженных луками и пращами. Во время марша Антоний по возможности держался тех мест, которые не подходили для операций большой массы конных войск.

Главные силы Антония продвинулись через Армению в Атропатену (современный Азербайджан), где начали осаду города Фрааты. Попытка парфян освободить город потерпела неудачу – легионеры ударяли оружием по щитам и громко кричали, пугая лошадей противника. Но все-таки вражеским всадникам удалось уйти без серьезных потерь. Антоний во время вторжения так быстро выдвинул свою армию вперед, что его тяжелый обоз с метательными машинами сильно отстал.

Парфяне переключили свое внимание на линии снабжения римлян, парфянская конница напала на обоз и его охрану. Без «артиллерии» и другого тяжелого снаряжения было невозможно захватить Фрааты, и Антоний был вынужден (пусть и с неохотой) отвести войска. После чего парфяне по своему обычаю стали совершать набеги на движущиеся колонны, нанося тяжелые потери перегруженным легионерам. Экспедиция Антония закончилась не так плачевно как поход Красса, но все же стала серьезным поражением. Растущая напряженность между Антонием и Октавианом мешала любой попытке возобновить войну ^{294}.

Август не обращал внимания на парфян почти десять лет после битвы при Акции, но в 20 г. до н. э. он послал молодого Тиберия на Восток, чтобы возвести на армянский трон нового правителя вместо парфянской марионетки. Благодаря сочетанию дипломатии и силовой угрозы римлянам удалось добиться своих целей, включая возвращение всех знамен, особенно столь ценимых штандартов с орлами, а также пленников, которые были захвачены во время кампаний Красса и Антония. Знамена с орлами были доставлены в Рим и установлены в храме Марса Ультора (Марса Мстителя), в центре нового форума Августа.

Дипломатический успех предотвратил риск полномасштабной войны с Парфией, армия Августа была переброшена на другой театр военных действий. К этому времени и римляне, и парфяне прониклись уважением к военной мощи друг друга. Но главным источником трений между ними оставалась Армения. Обе стороны считали ее сферой своего влияния. Для римлян Армения была одним из зависимых царств, и они требовали, чтобы ее царь признавал, что его власть должна быть одобрена Римом.

Одной из целей миссии, с которой Германика отправили на Восток в 18 г., была необходимость даровать власть новому армянскому царю в Артаксате. Находясь в политической зависимости от Рима, культурно Армения имела гораздо больше общего с Парфией и рассматривалась парфянскими царями как подходящее и выгодное царство, которым можно было вознаградить верных родственников из династии Аршакидов.