Текст книги "Когда в задаче одни неизвестные"

Автор книги: Адиль Букин

Соавторы: Евгений Дмитриев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Майор Айдаров

Итак, появилось новое лицо – Джанибек Умырзаков. Видимо, о нем говорил тяжело раненный Мамбетов. Но – в связи с чем? Может, как раз он, Умырзаков, видел, знает, кто убил Мамбетова? Ведь в последние минуты Мамбетов едва ли стал бы говорить о чем-то не очень существенном, это уж точно. Но ни словом Умырзаков не намекнул на знакомство с Мамбетовым. И вот теперь, как посоветовал Сарсенбаев, нужно проследить все связи Умырзакова, наметить, как сделать это почетче и побыстрей.

Чтоб наметить – прежде всего надо ознакомиться с известным уже, и Айдаров изучал протокол допроса Умырзакова. Но нет-нет, да и вспоминал беседу с Рахимом. Любопытно, почему, например, Рахим просил устроить очную ставку со своими родственниками – отцом, братом, сестрой – и соседкой, почему не с другими? Может, другие действительно не видели тогда его, во время отъезда?.. И сразу, следом, притупляя и заслоняя эту мысль, – факты из протокола допроса Умырзакова, фамилии его товарищей.

Дверь легонько скрипнула. Айдаров поднял голову от стола.

Пожилая, седоватая женщина переступила порог.

– К вам можно?

– А, это вы, Ангелина Ивановна?

– Да, это я, – улыбнулась женщина.

– Проходите, садитесь.

Айдаров убрал в ящик стола протокол допроса Умырзакова.

Женщина присела к столу.

– Слушаю вас, Ангелина Ивановна, наш нештатный сотрудник по станции... Подойдет такой чин?

Ангелина Ивановна не очень весело рассмеялась.

– Я нештатный сотрудник и станции, и своей квартиры... И от снохи, Анюты, Анны Васильевны, и от Семена не раз уже слышала такое.

– Видите, я угадал.

– Да, угадали... А пришла я к вам вот чего. Жена этого самого Генки Шамова, Оксана, доняла меня. Сам Генка ничего, а она доняла. Бабенка быстрая, современная, но разумная, нравится она мне. Сначала чуть не со слезами: «Вы его опозорили!» Потом: «Сходите, замолвите словечко, у вас там знакомые, в милиции. Пусть разрешат уехать в отпуск, отнесутся по-человечески...»

Женщина помедлила.

– Значит, пришли просить, – жестоковато сказал Айдаров, – пришли просить, чтоб «по-человечески»?

– Нет, что вы!.. – поспешила Ангелина Ивановна. – Я совсем о другом. Можно – откровенно?

– Разумеется, – улыбнулся Айдаров. – Неоткровенные разговоры, по-моему, вообще пустая трата времени.

– Это хорошо, что вы так думаете... А откровенно – знаю, в каждом деле есть добросовестные работники и недобросовестные или, скажем, не очень добросовестные, есть хорошие учителя, врачи, машинисты, милиционеры, а есть и не очень хорошие – это ведь жизнь. Знаю и то, что по одному плохому врачу могут неправильно судить о сотне хороших. То же самое с одним милиционером, с одним учителем. Так?

– Так, – согласился Айдаров.

– Ну вот. А я не привыкла по одному человеку судить о сотне. И знаю: в основном у вас отличные люди. А если на одного бездушного нарвешься – уговорами его не сделаешь более человечным. Тоже ведь так? Согласны?

– Ясно, ясно, Ангелина Ивановна, – весело засмеялся Айдаров. – Спорить не собираюсь. И вижу: не будете просить за того, кто этого не заслуживает.

Засмеялась и женщина.

– Приятно, когда тебя сразу понимают. – Зачем-то открыла сумочку и снова закрыла ее. – А пришла я вот чего, – продолжила, – пришла посоветоваться, точнее – посоветовать вам. Правда, если это глупость – понимаю в вашем деле я немного, – если глупость, вы откиньте ее... А мне показалось...

– Смелее, – подбодрил Айдаров, – чего там. Это ведь только в шахматных турнирах: возьмешься за фигуру – не смеешь ходить другой, в разговоре могут быть и допущения, и споры. Не стесняйтесь.

– Я и не стесняюсь... И подумала вот о чем. Генку Шамова я немного знаю – хвастун, не нравится он мне. С Оксанкой его только познакомилась – понравилась. И вот, думаю, она может повлиять на Генку, может помочь вам.

– Как помочь?

– Ну, поговорить, подготовить Генку, чтоб он правду сказал...

Айдаров насторожился. «Подготовить, подготовить», – закружилось в мозгу. Но, странно, закружилось вокруг разговора с Рахимом... Стой! Это ведь Рахим ПОДГОТОВИЛ себе алиби, указывая, с кем дать ему очную ставку! Тут – яснее ясного.

– Что, детский совет дала? – спросила Ангелина Ивановна, видя, что Айдаров почему-то молчит.

– Нет, я не о том. Мелькнула одна догадка... А ваше предложение – просто интересно узнать, на чем оно базируется. Почему, например, убеждены, что Шамова надо подготовить, и он вдруг скажет правду? А, может, он уже выложил ее давным-давно?

– Если так, почему не разрешаете уехать?

– Он еще потребуется для следствия. Возможно, очная ставка или что-то другое.

– Это так... Понимаю. Но я знаю Генку – трус он и трепло, а строит из себя черт знает кого. Знаю, не прижмешь ему хвост – будет темнить.

– Значит, «прижать хвост?»

Женщина рассмеялась.

– Вот-вот, прижать.

– За совет спасибо, – подытоживая разговор, сказал Айдаров.

Женщина ушла.

Да, действительно дельный совет... Но – стоп! Как бы не забыть о догадке – ведь Рахим специально готовил себе алиби. Надо побыстрее сказать об этом и Сарсенбаеву, и Кучеренко.

Капитан Кучеренко

– Надеждина Валентина?

– Да, Надеждина.

– Где работаете?

Кучеренко заметил: женщина смутилась.

– Так... Нигде пока.

– А как же, на что живете?

– Живу с одним, как с мужем. Но не регистрированы.

– Почему же не регистрируетесь?

– Не нравится он мне. Жмот.

– Та-ак... Не нравится, а живете.

– Вышло как-то по-чудному... Но, спасибо, друзья поддерживают. Иногда подарок преподнесут.

– Рахимбек Аскаров тоже дарил?

– Рахимбек?.. – женщина остановилась, отрицательно покачала головой. – Нет, у меня с ним ничего не было.

– А у кого было? У Инны Лаврецкой?

Надеждина поколебалась.

– Да, Инка с ним жила.

– Но вы ведь тоже были у Рахима.

– Да, была. Ну и что?

– Когда последний раз были?

– Недавно была.

– Поточнее.

– Я точно... В среду была. Это – десятого числа.

«Вот оно – десятого!» – сверкнуло в сознании Кучеренко.

– Кто еще там был?

– Инка была. Парень какой-то еще, отец Рахима.

– Так, добре... И много выпили?

– Нет, немного. Отец принес две бутылки. Распили. Я села на диван, телевизор смотрела. А что там Инка делала – я не знаю.

– В какое время это было?

– Часов в восемь вечера.

– И что же вы смотрели?

– Какие-то загадки...

– Не ошиблись, десятого? Десятого то было?

– Десятого, в среду. На танцы потом пошли. А танцы в будничный день – только в среду.

– И все-таки давайте проверим вашу память. – Кучеренко взял подшивку областной газеты, полистал. – Вот программа телепередач. Десятое, среда...

Надеждина тоже поднялась со своего стула.

– Вот видите, – показала она пальцем. – Десятое, это самое время – «Загадки и отгадки».

– Что ж, добре. А с танцев куда пошли?

– Рано мы ушли с танцев. Вместе с Инкой.

– Рахима после того видели, встречались с ним?

– Нет, не видела, не встречала.

14 СЕНТЯБРЯ

Майор Айдаров

На перекрестке улиц Парковой и Сенной он остановился. Да, домов двадцать от дома, где жил Мамбетов – отсюда виден фасад, шиферная крыша. И всего шесть домов до дома № 21 по Сенной. Трудно поверить, очень трудно поверить, что Джанибек Умырзаков и Кален Мамбетов не знали друг друга. Наверно, не раз вместе ходили в железнодорожный парк, в клуб, вместе возвращались. Да, не мог Умырзаков не знать Мамбетова.

Айдаров двинулся по Сенной улице к дому № 21. Удивился: кажется, просто, а вот раньше не додумались. Ведь просто – поискать Умырзака и Джанибека где-то поблизости от дома Мамбетова... Хотя, правда, и не так близко, все соседние улицы трудно прочесать... Нет, все-таки надо было бы, ну, например, с помощью уличных комитетов можно было бы проверить, а вот не сделали. Как говорится, век учись...

Бабушка Джанибека пригласила Айдарова пройти в дом.

– Спасибо аллаху, гостя послал, – улыбалась Айгерим-аже. – Я уж думала: одной придется пить чай, скучно. Присаживайся, сынок.

Айдаров тоже улыбнулся – приятная старушка. Трудно такую огорчать...

Айгерим-аже быстро накрывала дастархан. Айдаров оглядывался – нет, книг не видно. Что поделаешь, такие интересы у хозяев, обходятся без книг.

За чаем старушка как-то просто рассказала, что государство дает ей пенсию – за Абая и Досмагамбета, на войне погибли... Взяла сыном Джанибека – это от дочки. Джанибек приносит получку. Потом – огород. Она научилась такой лук выращивать – вот, пожалуйста, полюбуйтесь. Одним словом, хорошо живут.

Лишь когда Айдаров накрыл пиалу рукой, во взгляде Айгерим-аже встал вопрос, зачем, мол, пришел. Но говорила старушка о своих делах, в слова вопрос не облекала.

– Спасибо, аже, за чай, – сказал Айдаров. – А пришел я к вашему Джанибеку – сегодня воскресенье, отдыхает, наверно?

– Да, сынок, отдыхает. Только он не один день отдыхает, давно уже.

– Что, у него отпуск?

– Нет, говорил, этот... отгул, говорил. Семь дней, говорил.

– И как же он отдыхает?

– В Саксаульскую поехал, к Оспану. Это отец... Лучше сказать, дядя ему.

– И давно поехал?

– Как тебе сказать, сынок... Раз собрался, пошел, долго был. Поздно ночью пришел... Потом опять поехал, на другой день вечером.

– Не припомните, когда он первый раз собирался ехать?

– Дня четыре назад.

– Еще бы поточней. Припомните, пожалуйста.

– Сегодня воскресенье? – Старушка помедлила, посчитала на пальцах. – В среду первый раз поехал.

– В среду? – Это – десятого числа? Вы точно помните?

– Да, в среду. Я знаю.

– А в какое время ушел Джанибек из дому?

– Ой, сынок, на часы не смотрю. Знаю: пообедали – потом.

«Стоп! – метнулось в мозгу у Айдарова. – Сестра Мамбетова говорила: какой-то парень приходил после обеда, когда Мамбетова с приятелями не было дома – еще до их отъезда на такси... Не Джанибек ли?»

– Не помните, – сказал вслух, – когда он вернулся в тот день?

– Я говорила, сынок: поздно ночью. А часы мне не нужны, мои часы – солнце.

«Поздно ночью», – отметил про себя Айдаров.

– Не говорил Джанибек, почему вернулся?

– Билетов, говорит, не было.

– А на второй день – как он себя вел?

– Чего ты все спрашиваешь? – вдруг насторожилась старушка. – Зачем пришел?

– Я говорил: к Джанибеку пришел... – Майор поколебался – да, видно, не умолчишь. – Проверяем мы одно дело, аже, очень нужна помощь Джанибека...

– Проверяем? Вы – кто?

– Из милиции я, аже. Джанибек нам нужен как свидетель.

Старушка подумала.

– Не знаю ваших дел, – сказала строже, чем раньше. – И нет его, уехал.

– Не говорил, когда вернется?

– Нет, не знаю...

– Хорошо, аже. Мне нужна фотокарточка Джанибека.

Старушка пристально посмотрела прямо в глаза.

– Зачем карточка?

– Поверьте, аже, для дела, для выяснения одного дела... Больше я пока ничего не могу сказать.

– Была где-то у него карточка, на паспорт снимался...

Старушка поднялась и пошла за фотографией.

От старушки Айдаров вышел несколько взволнованный: без сомнения, Джанибек был связан с Мамбетовым.

Зашел к Шукеновым – тут полон дом. Быстро сориентировался.

– Мне нужен Иса. На несколько минут.

Из-за стола поднялся худощавый паренек.

– Я Иса.

На улице Айдаров пояснил:

– В доме уж очень много людей, поговорим здесь.

– А что я?.. – ничего не понял парень.

– Спокойней, – мягко заметил Айдаров. – Я к вам за помощью. Я из милиции.

– Из милиции?

– Пожалуйста, спокойно. Вы знали Мамбетова-Звонаря?

– Кто его тут не знал?

– А Умырзакова Джанибека?

– С ним тоже... что-нибудь?

– Ничего с ним не случилось... С какого времени, когда Джанибек познакомился с Мамбетовым?

– Не знаю... Давно уже. Но они не дружили.

– А последнее время?

– Раза три я видел их вместе...

– В день убийства Мамбетова встречали Джанибека?

Паренек подумал.

– Нет, не встречал.

– А позже?

– Мы с ним не дружили... Так, знакомые. И позже я его не видел.

Зашел Айдаров и к другим товарищам Джанибека.

Альфред Лекеров ничего существенного не добавил.

Жора Григорян сказал: видел Джанибека и десятого, и одиннадцатого, оба раза до обеда.

– Чего-то необычного не заметили в поведении Джанибека? – спросил Айдаров.

– Одиннадцатого, пожалуй. Какой-то он был... ну, как не в себе.

– Больше ничего вам не бросилось в глаза?

– Нет, не бросилось.

– А когда последний раз вместе видели Джанибека и Мамбетова?

– В то воскресенье.

– Что ж, спасибо... А Рахимбека Аскарова знаете?

– Слышал о нем, но не знаю.

– Джанибек, случаем, не знаком с ним?

– Не знаю.

К дому тридцать семь по улице Парковой Айдаров подходил с волнением.

– Похоронили, нет нашего Калена, нет сыночка... – причитая, встретила его мать Мамбетова. – Ушел он от нас, ушел... – Женщина высморкалась, махнула рукой – и в другую комнату.

Сауле, сестра Калена Мамбетова, тоже плакала. Когда мать вышла, спросила сквозь слезы:

– Я хотела... Поймали убийцу?.. За что он?

«Хотел бы и я знать, за что», – с раздражением не то на женщин, не то на свою чувствительность, подумал Айдаров. Но ровно, твердо сказал:

– Поймаем, никуда он от нас не денется... А сейчас успокойтесь и еще раз помогите нам. Очень прошу вас.

Сауле закивала. Вытерла слезы углом чистой пеленки.

– Да, спрашивайте.

– Помните, Сауле, вы говорили, что десятого числа, после того, как Кален и его двое друзей куда-то ушли, в это самое время приходил какой-то парень?

– Конечно. Хорошо помню.

– Могли бы вы его узнать?

– Да, могу.

– Тогда, пожалуйста, посмотрите эти фотографии. Может быть, среди них найдете того парня.

Сауле дошла до фото Умырзакова, кажется, еще толком не глянула – сразу:

– Он. Он приходил тогда.

Капитан Кучеренко

Младший брат Рахима, Булат, не храбрился, как раньше. Видимо, чувствовал: что-то есть у милиции, раз так пристально интересуются им.

– Как положено по закону, – бесстрастно сказал Кучеренко, – предупреждаю: нашу с тобой беседу будет записывать магнитофон. – И другим тоном, более участливым: – Как живете сейчас?

– Так, живем. – И паренек неопределенно пожал плечами.

– Дома как, нормально?

– Нормально... А чего?

– Где отец? Как он?

– Что – отец?.. Бывают деньги – выпьет. А так – спит.

– Ясно. Ну, а Рахим вернулся из Аральска?

– Вернулся... – И вдруг другим тоном: – Разве не знаете, что он в горотделе?

– Знаю, – сказал, нахмурясь, Кучеренко. – Я-то знаю, не уверен был, знаешь ли ты... – Помолчал. – А пригласили тебя уточнить кое-что.

Булат глянул быстро, пронзительно и спрятал глаза.

– Уточняйте.

– Когда Рахимбек вернулся из Аральска?

– Вернулся?.. Двенадцатого вернулся.

– Так, добре. Ну, а сколько он там был?

– День... Нет, два дня.

– День или два?

– Два...

– Чего же он там делал два дня?

– Это я не знаю...

– Ну, ладно. А когда уехал?.. Только не торопись, подумай хорошенько. Подумай и над тем, что мы эти дни проводили определенные следственные действия, чего-то, наверное, добились...

Булат подумал. Каким-то безразличным тоном сказал:

– Одиннадцатого он уехал.

– Поточнее. В котором часу?

– Одиннадцатого... утром.

Старший лейтенант Павлычев

Пожилой охранник из вневедомственной охраны, прочитав удостоверение Павлычева, вытянулся как по команде «смирно».

– Да, товарищ старший лейтенант, – сказал громко, твердо, – бывают у нас случаи. Бывают, нечего греха таить... Через проходную не проносят – нет, тут у нас строго. Мать родную остановим – не положено. А через забор – озоруют... Да, выбросят булку, потом забирают. Облаву делаем – а все бывает, озоруют.

– Что ж, – сказал Павлычев охраннику, – надо и мелкое озорство пресекать. Да построже – вы на важном объекте, на очень важном – вашим хлебом почти весь город кормится.

– Вот и я говорю: строже надо. А то когда поблажки бывают. Вот намедни, например...

– Простите, – перебил Павлычев, – сначала мне надо познакомиться с обстановкой, потом потолкуем... Мне нужно пройти на территорию комбината.

– Это – пожалуйста, – с готовностью отозвался охранник. – Только выходной нынче, начальства нет.

– Как же нет? Комбинат ведь работает.

– Знамо, работает. Как же народ оставить без хлеба?.. В цехах, конечно, есть мастера, главного начальника нет.

– А мне пока главный и не нужен. Покажите, где у вас тут какой цех, где разные службы.

– Это – можно. – Охранник вышел из проходной во двор, Павлычев – за ним. – Это вот, – указал на большое трехэтажное здание, – это главный корпус, хлеб дают. Налево – вот тот – кондитерский цех, его позже построили. А вон там – кочегарка у нас. На ней весь комбинат держится, без нее – никуда.

«Скучно, наверное, одному в проходной, – подумал Павлычев, – вот и спешит – не остановишь».

Павлычев пошел рядом с недавно побеленным кирпичным забором. Поднимал голову, как бы определял, достаточно ли высок забор, – это для охранника, он ведь теперь следит за каждым движением.

Забор наконец подвел Павлычева к кочегарке. Дверь в нее была полуоткрыта.

Павлычев решительно вошел. Прямо – топка, из-за дверцы чуть выбивается дымок. Направо – большой ящик, исполняющий роль стола. За ним, за ящиком, – трое. Один на чурбаке, двое на табуретках. Посредине ящика-стола – распластанный на доли арбуз – доли сахарно искрились и обливались обильным соком.

– Здравствуйте, – весело поздоровался Павлычев, – приятного вам аппетита.

– О, ко времени, – отозвался усатый, щетинистый мужчина лет пятидесяти, указывая на арбуз. – Здравствуй и садись с нами... Свеженький, специально охлаждали.

– Что ж, не откажусь, – по-прежнему весело сказал Павлычев.

Один из троих – левое веко у него несколько вздернуто – уступил свою табуретку Павлычеву, себе принес из темного угла небольшой ящичек, опустился на него.

Павлычев похвалил арбуз.

– Да, неплохой, – сдержанно согласился усатый. – А дыни у нас все же лучше, – сказал вдруг с заметной гордостью. – Знаешь, – глянул прямо на Павлычева, – еще в прошлом веке наша Казалинская дыня заработала золотую медаль на Всемирной выставке в Париже. Слышал об этом?

– Приходилось, – кивнул Павлычев.

Усатый воздал должное и кзылординским помидорам. Потом спросил Павлычева:

– А вы, извиняюсь, кто будете?

– Я из железнодорожной милиции. – Павлычев назвал себя.

– Так, из милиции?.. – степенно перепросил усатый. – А я старший кочегар, Линьков Кузьма Савельевич.

Он так сжал руку, что Павлычев усмехнулся про себя: «Ну и пятерня. Как у Елюбаева».

А Линьков снова сказал:

– Значит, из милиции?.. – Пристально посмотрел на Павлычева. – Из котлонадзора тревожат нас, бывает, а вот из милиции, да еще железнодорожной...

– Меня котлы не интересуют, – деловым тоном ответил Павлычев, – я к вам совсем по другому поводу, Кузьма Савельевич... А повод такой. Десятого числа на станции убили одного парня.

– Да, слышали. Девятый, или Звонарь.

– Вы его знаете?

– Нет, не знал, да на другой день после убийства один наш кочегар сказал...

– Фамилия, имя его?..

– Вы это знаете, – добродушно усмехнулся старший кочегар, – догадываюсь: из-за него и пришли.

– Правильно, Кузьма Савельевич, – улыбаясь, согласился Павлычев. – Спрашиваю, чтоб еще раз проверить, точные ли у нас сведения.

– Понял, – кивнул Линьков, – у вас свои фигли-мигли... Джанибек Умырзаков, он сказал...

– Выходит, сведения у нас правильные... Пожалуйста, поподробней: как, при каких обстоятельствах сказал Умырзаков об убийстве Мамбетова-Звонаря, что именно сказал. Постарайтесь все припомнить, до последнего винтика.

– Это можно. – Линьков неторопливо закурил. – Значит, так. Десятого Джанибеку дали отгулять семь выходных – Степка вон, – указал взглядом на своего товарища со вздернутым веком, – Степка пришел из больницы, ну, и дал я Джанибеку неделю отгулов. Он говорил: «Поеду к дяде в Саксаульскую». Ну вот. А на другой день, в четверг, приходит какой-то кислый – моя смена как раз, я стоял. Спрашиваю: «Чего же не уехал?» Он мне: «Одного парня порезали...» Говорю: «Ну и что? Ты езжай своей дорогой, чего он тебе, тот парень?» Джанибек вроде удивился. «Знакомый, – говорит, – парень. Живет недалеко». – «Ну и что? – говорю. – Теперь вся жизнь, что ли, остановилась? Или вы с ним друзья, близкие?» Джанибек говорит: «Дело сорвалось...»

– Это вы точно помните? – перебил Павлычев. – Так и сказал: «Дело сорвалось?»

– Да, так и сказал: «Дело сорвалось».

– А не говорил, какое дело?

– Нет, не говорил. Понял я: они столковались что-то сделать вдвоем, вместе. Теперь того, его дружка, порезали – дело и сорвалось... А какое дело – я не уточнял. Мало, думаю, чего у них там по молодости...

– Хорошо. О чем дальше говорили?

– Тут я спросил: «Что же это за парень, которого порезали?» Джанибек мне: «Девятый, еще Звонарь его зовут... Не слышал такого?» – «Нет, – говорю, – со Звонарем не вожусь. Человеческое имя-то у него есть?» Джанибек называл, да я – без надобности, не запомнил. Мамбетов, говорите?

– Так. А дальше что?

– На том, сказать, все и кончилось. Да, Джанибек закурил, добавил: все равно поедет к дядьке.

– Припомните поточнее, как он это сказал.

– Как?.. Стояли, курили. Он, видно, думал об этом самом Звонаре. Затянулся и сказал: «Все равно поеду в Саксаульскую».

– Можно это понять так: ему вроде бы что-то мешало – и это «что-то» было связано со Звонарем, с Мамбетовым, – тем не менее он все же решил ехать?

– Да, так я и понял.

– Любопытно... Что же дальше?

– И все. Ушел и не приходил. Наверно, действительно уехал к дяде.

– Так... А давно работает у вас Джанибек?

– Нет. После первого мая пришел.

– И как, что он за человек?

– Ничего вроде парень... Особенно-то не распространяется.

– Не припомните, о чем он думал, о чем больше всего говорил? Особенно детали, мелочи припомните, бывает «мелочь» – глядишь, золото.

– Не знаю, золото ли... Так, обо всем понемногу говорил.

– Как относится к выпивке? К деньгам?

– Не скажу, особенно не напивался, а было, любит.

– Ну, а по натуре как, любит, например, шикануть, нарядиться, скажем, как я? – Павлычев шутливо указал на свой яркий галстук, на рубашку, на отлично отглаженные брюки.

Линьков кивнул.

– Это – любит, хлебом не корми... Нет, про деньги. Мы ничего, прилично зарабатываем, а он получил последний раз получку, 113 рублей получил за полмесяца, и вдруг говорит: «Крохи несчастные». Я обозлился, ему: «Поди, дурак, больше заработай». Он мне: «И пойду».

– Так и сказал: «И пойду»?

– Так и сказал... И нарядиться любит – куда там. Машину мечтает купить, «Жигули». Только на какие гроши? Храбрый больно.

– Любопытно... Что еще можете сказать об Умырзакове?

– Да так... Молчит все больше.

Павлычев говорил и с другими кочегарами. Но они отвечали на его вопросы односложно, нового ничего не добавили.

Старший кочегар, Линьков, вышел проводить Павлычева.

– Да-а, – протянул он. – У нас работа лошадиная – на угле ведь, видели, если бы на мазуте крутилась технология... Но и у вас – не чай с лимончиком. Смотришь телевизор – скажем, «Следствие ведут знатоки», – ловко у них получается. А на деле, я знаю, – ох побегать надо...

– Да, всяко бывает, – сказал Павлычев.

У проходной они простились по-дружески.