Текст книги "Когда в задаче одни неизвестные"

Автор книги: Адиль Букин

Соавторы: Евгений Дмитриев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

12 СЕНТЯБРЯ

Подполковник Сарсенбаев

Он всегда приходил в отдел за полчаса до начала рабочего дня. Выслушает доклад дежурного, просмотрит вчерашние записи для памяти. Не спеша прикинет план дня – этим надо заняться в первую очередь, это может подождать.

Сейчас, конечно, самое первое – дело Мамбетова. Но не забыть бы и о Чиили – надо туда, на пункт, кого-то послать. Да, и в совхоз не грех бы съездить, проведать дочку – вторую неделю она там со своими одноклассниками помогает убирать рис, работает на току.

Телефонный звонок перебил течение мыслей.

– Галимжан? – послышалось в трубке. – Это я, Каракузов, из Джамбула. Как жизнь, дела?

– Спасибо. Живем и здравствуем.

– Как семья?

– Спасибо, спасибо. Все нормально... Как там моя просьба?

– Потому и звоню, что просил. Судили ваших голубчиков десятого числа.

– Значит, позавчера? Вон оно что... Тут, дорогой Абике, такое дело. Двое «наших» рвались на этот суд – интерес был, но, по всей видимости, просчитались: десятого вечером только собирались к вам. А эти двое, по нашим предположениям, причастны к убийству... Ориентировку получили?

– Было такое, получили.

– Теперь так рассудим. Эти двое не успели на суд, но, вероятно, постараются добиться свидания – коли суд состоялся, свидания дадут. Так ведь?

– Так. Если был интерес – придут на свидание.

– Значит, надо предупредить администрацию следственного изолятора: просим задержать тех, кто попытается получить свидание с той троицей. Обязательно задержать – они фигуры в нашем деле весьма важные.

– Понимаю, дорогой. Свяжусь с начальником изолятора, не беспокойся.

Майор Айдаров

Подполковник Елюбаев встретил его веселой шуткой.

– Что, опять железная дорога к нам в гости?

– Приходится, – ответил Айдаров, протягивая руку.

Знал: сейчас Елюбаев сомнет ее своей ручищей-тисками, но – что поделаешь, как не подать руки хозяину кабинета? И точно – пришлось чуть присесть. Елюбаев усмехнулся.

– Ты покрепче, чем некоторые. И все равно надо тренироваться.

Елюбаев указал на стул.

– Спасибо.

Айдаров присел. Заговорил неторопливо:

– Как вы знаете, вместе с Мамбетовым, со Звонарем, рядом с ним в день гибели были Жусупов и Нургалиев. И надо бы поближе познакомиться с этими приятелями Мамбетова, – может, они и приведут к разгадке?.. Хотелось бы подробнейшим образом узнать, с кем враждовали, какие группки вились вокруг Мамбетова с приятелями и около их противников. А отсюда, может, придем и к пониманию, кому Мамбетов дорогу перебежал...

Елюбаев кивнул: понятно, дескать.

– Широко вы размахнулись, едва ли полностью удовлетворим ваше любопытство. Но кое в чем, думаю, поможем. – Елюбаев уверенно, весомо положил свои могучие руки на стол. – С полмесяца назад в железнодорожном парке Нургалиева-Футболиста ударил ножом известный и вам Аскаров Рахимбек, или, как его обычно зовут, Рахим.

– Да, известен, – подтвердил Айдаров. – Лично-то я его не знаю, но помню, дважды судили за грабеж, сейчас нигде не работает.

– Он самый, – кивнул Елюбаев. – Так вот что любопытно. Свидетели говорят: он, Рахим, ранил ножом Нургалиева. Где-то неделю спустя Рахима задержали. Стали допрашивать. Рахим вынужден был признать: да, он. А Нургалиев – на счастье, рана оказалась несерьезной, – Футболист-Нургалиев твердит: «Не знаю, кто пырнул». Устроили очную ставку, он Рахиму: «Не знаю, кто, только не ты, тебя я знаю». Тогда и Рахим – с наглостью, с усмешками: «Ну, правильно, не я. Заливал я вам, знал: суд лучше вас разберется». Так и отпустили Рахима ни с чем... Любопытная история?

Айдаров представил, как Рахим с усмешечкой врет следователю.

– Да, любопытно... С чего это Нургалиев вел себя так странно? Струсил? Или сам хотел отомстить Рахиму без всякого следствия и суда?.. И, может, вечером десятого числа дрались группами, а нож Рахима или нож его приятелей приготовлен был не для Мамбетова, для Нургалиева?

– Все может быть, – кивнул Елюбаев. – И мы так думали... А еще вот что заметь. Девятого сентября, утром, мы освободили Рахима – подчеркиваю: девятого – а на другой день вечером, десятого, смертельно ранили Мамбетова. Любопытно?

– Очень даже любопытно... Хотя, конечно, может быть простое совпадение.

– Возможно. Но подумать есть над чем...

– Это верно, поразмышляем... А Жусупов-Тихоня, с ним не случилось чего-то подобного?

– Ишь, чего захотел, – рассмеялся Елюбаев. – Так вы сразу всю шпану переловите, нам ничего не оставите... – Посерьезнел. – Нет, об этом ничего не знаем. Но, скажу тебе, это хитрый и злой волчонок, с ним надо ухо держать востро. Это я тебе точно говорю.

Подполковник Сарсенбаев

Они сидели втроем – Сарсенбаев и его заместители. Обсуждали то, что Айдаров узнал в городском отделе милиции.

– Нет, непонятно, почему Нургалиев не «посадил» Рахима, хотя с полным основанием мог бы сделать это, – сказал Кучеренко. – Отомстить хотел?.. Нет, непонятно. Тут надо толком разобраться... Считаю: едва ли Нургалиев пойдет на убийство. Он какой-то мягкий, флегматичный... Подвергли его аресту – ему хоть бы что. Отпустили – опять ладно. Есть сведения: обделяли его дружки, обманывали на глазах – и опять он ничего... Нет, Нургалиев не пойдет на убийство.

– А может, надеялся, что помогут Звонарь-Мамбетов и Жусупов? – высказал предположение Айдаров.

– Мамбетов мог, – кивнул Кучеренко. – И Жусупов мог. Он хоть молодой, но задиристый и наглый, бездушный. Правильно отозвался о нем Елюбаев: как волчонок. И взгляд-то у него волчий: глянет – молоко киснет. Не случайно, видно, дали ему кличку Тихоня – по контрасту... Да, этот мог.

Подполковник Сарсенбаев положил руку на стол, как бы прихлопнул тем самым все разговоры предположительного характера. Зазвонил телефон. «Небось, из локомотивного депо, – подумал Сарсенбаев, поднимая трубку. – Опять напомнят: скоро ваша лекция по предупреждению правонарушений».

Но подполковник ошибся.

– Это снова я, Каракузов, из Джамбула...

– Рад слышать, Абике.

– Подожди, дорогой, не очень-то радуйся. Опоздали мы. Эти ваши двое – один с усиками, – они уже побывали на свидании. Звоню в изолятор, говорю, что к чему, а мне: «Уже были, вчера были...» Куда теперь делись – неизвестно...

Сарсенбаев медленно опустил трубку.

– Вот везет... Из Джамбула, Абике. Жусупов и Нургалиев уже были на свидании, еще вчера. Куда теперь делись – неизвестно. – Посмотрел на одного своего зама, на другого. – Каково?

– Да, везет, – покривился Кучеренко.

Айдаров лишь развел руками.

– Ладно, бывает и хуже, – бодро, напористо сказал Сарсенбаев, откинув назад волосы, крылом нависшие надо лбом. – Будем форсировать другие версии... У Шурагазиева свое дело, у Павлычева – тоже. А вас прошу налечь на эту версию: Мамбетова убили Рахим и его друзья. Вы, Рустем Султанович, – обратился к Айдарову, – свяжитесь с горотделом, попросите, чтоб их сотрудники не трогали пока Рахима.

– Есть, понятно, – кивнул Айдаров.

– А вам, – Сарсенбаев чуть повернулся к Кучеренко, – вам, Иван Лаврентьевич, надо узнать, где был и что делал Рахим в тот вечер – десятого сентября...

Капитан Кучеренко

Кучеренко заходил к соседям Рахимбека Аскарова, расспрашивал об Аскаровых. И соседи выкладывали все новые подробности о Рахиме, о его семье.

Мать у Рахима умерла. Отец получает небольшую пенсию. Появится возможность – прикладывается к бутылке. Старше Рахима в семье – сестра, Шолпан, она замужем, живет в Аральске. За Рахимом идет брат, Ахмет, сейчас отбывает наказание. Третий брат, Булат, еще моложе, нигде не работает.

– Все дармоеды, все изверги, – бубнил ближайший сосед Аскаровых, почти совсем лысый пенсионер. – Одна лишь девочка, Роза, – золото. Все сама себе делает и другим тоже. И как-то ухитряется в школу ходить...

Кучеренко зашел и к Аскаровым.

На стук вышла девочка в грязном переднике. Худенькое вытянутое личико, любопытные, живые глаза – но, пожалуй, чем-то напуганные.

– Здравствуй, дочка... Есть дома кто-нибудь из старших?

– Здравствуйте, дядя... – девочка завела руки за спину, развязывая тесемки передника. – А дома я одна.

– Где же отец?

– Не знаю, дядя. Он часто уходит... – Девочка вроде бы хотела что-то добавить, но так и не добавила.

«Да, наверно, не раз «учили», бедную, – подумал Кучеренко. – А худоба-то какая – одни глаза сверкают... Руки – смотреть страшно, как спички». И в который уже раз пожалел, что у них с женой нет детей. Разве они – эх, разве так бы они заботились о своей дочке?..

Проглотил ком, застрявший в горле, спросил:

– А где же другие старшие?

– Другие?.. Мамы у нас нет...

– Ну, а братья, сестры? – поспешил Кучеренко, отвлекая девочку от грустных воспоминаний.

– Братья?.. Рахимбек уехал в Аральск, к Шолпан.

– Это сестра?

– Да, сестра.

– А когда он уехал?

– Я не знаю. Вот придет Булат, у него спросите.

– А кто это – Булат?

– Тоже мой братишка.

– Так, добре. Кто еще с вами живет?

– Никого больше.

– А как тебя зовут?

– Роза... А вы кто, дядя?

– Паспорта проверяю у взрослых. Чтоб все жили спокойно.

Кучеренко прошел еще несколько домов. Интересовался соседями – а перед глазами все худенькая девочка. Соседи говорили, что Рахима давно не видно, а Булат здесь.

Вернувшись в отдел, Кучеренко вызвал Аральский линейный пункт милиции, капитана Дидарова.

– Установите, где и кем работает Шолпан Аскарова, родом из Кзыл-Орды. Узнайте, приезжал ли к ней на этих днях брат и поточнее – когда именно приезжал.

Через час Дидаров доложил:

– Аскарова Шолпан работает в железнодорожном ресторане официанткой. Был брат, Рахимбек. Да... Приехал к ней десятого числа, с двадцать третьим поездом.

– Каким поездом?

– Десятого сентября, двадцать третьим.

– Это точно?

– Переспрашивал. Да... Шолпан так утверждает.

– Что ж, так и запишем... – Кучеренко помедлил. Выходит, Рахима не было в Кзыл-Орде в то время, когда убили Мамбетова: двадцать третий поезд проходит здесь рано утром, а тяжело ранили Звонаря вечером. – А зачем он приезжал в Аральск? – спросил капитан после паузы.

– Шолпан рассказывала, с гитарой приехал, чистенько одетый. Сказал: «Жениться хочу». Да... Просил сестру достать ему рыбу на свадьбу.

– Еще что она говорила?

– Говорила: «Рахим решил завязать. Жениться, жить хорошо».

Кучеренко усмехнулся не без горечи. Положил трубку. Худенькая девочка Роза почему-то мешала поверить, что Рахим «завяжет». Да и опыт говорил, не верь, не вытекает это самое желание «завязать» из поведения Рахима. Чего это он вдруг решил прикинуться овечкой? Для этого должна быть причина. В чем же тут дело?

Капитан Шурагазиев

Джанибек и Умырзак. Умырзак и Джанибек. Фу, черт, так и лезут на язык, нет от них спасенья.

Шурагазиев даже сплюнул. Покосился по сторонам – ну и ну. Увидит кто – неловко.

Туткин пока не вернулся, но направиться в Ташкент, чтоб задержать его, или попросить об этом ташкентских коллег – не было оснований. С Туткиным еще придется подождать. А пока Шурагазиев шел, чтоб поговорит» с Умырзаком Нугмановым – всего же надо проверить еще четверых Умырзаков и двух Джанибеков. Шел на работу – дома сейчас только старики и дети.

Вот и комбинат стройматериалов. Хотелось заглянуть в цехи – там, небось, добра на сотни домов, не то, что его пристройка. Но подумал: желание это – пойти в цехи – наверно, не вяжется со служебным долгом. Тут еще – во дворе, прямо из земли, шипит, вырывается пар. А зимой многие жалуются: нет тепла. Откуда же оно будет, если так вот?.. И Шурагазиев пошел сразу в контору.

В отделе кадров за столом сидела молодая черноглазая женщина.

Шурагазиев поздоровался. И сразу:

– Передайте директору, под носом, во дворе, пар фонтаном бьет. Пусть примут меры.

Женщина улыбнулась.

– Передам, это не трудно.

– Вы инспектор по кадрам? – спросил Шурагазиев уже мягче.

– Да, инспектор. Начальника нам не положено.

– Я из милиции... Надо пригласить Нугманова Умырзака, поговорить с ним. И чтобы не мешали.

– Пойдемте в красный уголок, – с готовностью сказала женщина, – там свободно. А за Нугмановым я сама схожу. Он у нас работает в столярном.

Шурагазиев от нечего делать осматривал красный уголок.

– Вот он, Нугманов, пожалуйста, – сказала инспектор отдела кадров, переступив порог, и сразу вышла из красного уголка, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Здравствуйте, агай, – снимая кепку, сказал от порога парень в чистой синей спецовке.

– Проходите вот сюда, поближе, – сказал Шурагазиев по-казахски, присаживаясь у бильярда. – Бери стул, устраивайся.

Парень прошел, сел. Положил кепку на колени, провел руками по волосам, приглаживая чубчик.

– Я из милиции, – сказал Шурагазиев.

Нугманов быстро вскинул глаза.

– Догадывался...

От парня хорошо пахло сосновой стружкой, да и лицо его нравилось Шурагазиеву – простое, открытое, без хитрости.

– Ну, как живем?

– Хорошо живем, агай...

– Как работаешь?

– Неплохо работаем, план даем сто десять – сто двадцать процентов.

– Женат? Семью завел?

– Нет еще...

– А есть на примете?

Парень смутился. Верхняя губа легонько дернулась.

– Гражданин начальник, – меняясь лицом, совсем другим тоном сказал Нугманов, – все не можете забыть, что отбывал наказание?

Шурагазиев подождал. Почувствовал: сердце чуть заныло.

– Ишь ты, обиделся, – сказал грубовато.

– А что я, не человек? – с дрожью в голосе бросил парень.

Шурагазиев почувствовал: сердце защемило еще противней. И это... Нет, не надо горячиться.

– Ладно, кипяток, потише бурли, – сказал миролюбиво. Нугманов молчал, помолчал и Шурагазиев. – А на вопрос твой... Да, пока мы еще не забыли, что ты отбывал наказание. Как это – сразу забыть?

– Сколько же? Сто лет будете помнить?

Шурагазиев нахмурился, изучая лицо парня.

– Ишь как – «сто лет»!.. Это от человека зависит. Вот сам подумай... Неизвестно ведь, какими вы выходите из колонии. Одни действительно думают «завязать», другие только прикидываются, что хотят покончить со старым. Как же понять, чего хочет человек, как проверить его? Наверно, жизнью, делами. Вот мы и приглядываемся, как ведет себя тот или другой... – Снова вдруг припомнилось: перрон, Нургалиев-Футболист слушает пульс... Да, тогда вот оплошал.

Парень немного помолчал.

– Ладно, агай, вас не переспоришь... Зачем вызывали? Воспитывать?

– Да, верно, – сказал Шурагазиев, – это как раз входит в наши обязанности – воспитывать. А вызывал... Где был вечером позавчера, то есть десятого числа, где был всю ночь с десятого на одиннадцатое?

Лицо Нугманова изменилось, в глазах растерянность и страх.

– Ну, где был вечером и ночью с десятого на одиннадцатое?

Парень помотал головой.

– Этого я сказать не могу...

– Почему? Что мешает?

– Не могу...

– Имей в виду – дело серьезное.

Парень снова отрицательно помотал головой.

– Значит, нет?.. – Шурагазиев помедлил. – В таком случае вам придется пройти со мной.

За обедом

Сенька Плахов пока слесарничал в депо, учиться на помощника машиниста только собирался, и тетка, Ангелина Ивановна, не считала его настоящим железнодорожником. Говорила: «Слесарничать можно и в артели «Напрасный труд». Настоящий железнодорожник – мужчина – машинист тепловоза, на худой конец – путеец». Сенька, в свою очередь, не считал настоящей железнодорожницей тетку, и сейчас, за обедом, подтрунивал над ней. Дурашливо-спокойным тоном утверждал: работники багажной конторы (следовательно, и тетка) – так себе, мелкие чиновники от счетоводства.

Ангелина Ивановна, конечно, видела, куда гнет племянник, но ее занимало совсем другое, и она помалкивала. Отец Сеньки был в поездке, он тоже подшутил бы над Ангелиной – она доводилась ему сестрой. А мать Сеньки, Анна Васильевна, глуха к пикировкам сына с Ангелиной. Ее больше интересовало, сколько стоит сейчас картошка на базаре.

– Не волнуйся, – заметила Ангелина Ивановна, – вот-вот подвезут эту самую бульбу из средней полосы России.

Сказала – и опять к своим мыслям. Не могла забыть: позапрошлой ночью, на перроне, раненый ножом – лежал, бедный, зажал рукой живот, на руке, на всех пальцах, – кровь, а сейчас ведь не война, сейчас мирное время... Не могла забыть и сотрудника милиции, который расспрашивал об этом раненом, о парнях, что звонили от дежурного по станции... Сегодня слышали: умер раненый. Она уже рассказывала об этом Анне Васильевне, но, видимо, до конца не выговорилась.

– Горе-то какое родственникам, – сказала она сейчас, продолжая вслух свои рассуждения. – Это ведь надо...

Сенька не понял, о чем речь.

– Кому горе-то, тетя Ангелина?

– Парня ножом убили. В нашу смену было...

– А, это всем известно... И ты говорила.

– Говорила... Ищут теперь преступника, и к нам заходили из милиции.

– A-а, ищут, – пренебрежительно махнул рукой Сенька. – Ищут, но не найдут. – Чуть поколебался. Похвалился: – А мой знакомый помощник машиниста знает, кто убил.

– Этот поммашиниста – Шамов, твоя любовь? – спросила Ангелина Ивановна, не поднимая глаз от дыни, которую разрезала в эту минуту.

– А хотя бы и он. Я с ним дружу.

– Он что, сам видел?

– Говорит, видел.

– Милиции рассказал об этом?

– Он что, дурной?

– То есть, как ты сказал? – строго посмотрела тетка. Неторопливо положила нож рядом с дыней.

Сенька знал: сейчас с теткой лучше не заводиться. И все же повторил:

– Я сказал: «Он что, дурной?»

– Это почему же?

– А ты не знаешь, как таскают свидетелей?.. И на кого нарвешься. А то скажешь – дружки того пришьют тебя, чтоб следующий раз не вертел языком...

Ангелина Ивановна поднялась из-за стола.

– А ну, мой руки, пошли, – скомандовала она Сеньке.

– Куда? – удивился тот. – Мне через полчаса на работу.

– Я позвоню твоему начальству... А пойдем в милицию.

– Это зачем?

– Как «зачем?» Расскажешь, как и что тебе говорил твой приятель Шамов.

– Зачем мне это нужно?.. И мы ведь так, вдвоем говорили...

– Ах, тебе не нужно? – глаза Ангелины Ивановны сузились, побелели. – Тебе, комсомольцу, не нужно? Не модно, да?

– Геля, охланись, – ввязалась Сенькина мать.

– Нет, Анюта, не охланусь. Да какой же он комсомолец?..

– А чего Сенька?.. Несмышленыш ведь...

– Брось, Анюта, не криви душой. Придумала – «несмышленыш». – И Сеньке: – Собирайся, идем в милицию. А не пойдешь – одна схожу. А потом – в вашу комсомольскую организацию, все скажу, настою, чтоб гнали тебя в шею из комсомола – болтать только умеем... И поммашиниста тебе не быть: на транспорте не нужны трусы и слизняки, так и знай...

– Нет, Геля, не пущу я его, – поднялась из-за стола и Анна Васильевна. Губы ее дрожали. – Не хочу оплакивать своего сына, не хочу, чтоб ему ножик в бок!..

– Ты что, Анюта? Совсем потеряла разум? – опешила Ангелина Ивановна. – На тебе лица нет.

– Не пущу!

Ангелина Ивановна поморщилась.

– Ладно, не кричи... Сейчас пойду, возьму материальчик ему на пеленки.

Анна Васильевна заплакала, пошла в спальню.

– Сумасшедшая – ты, ты...

– Ладно уж, какая есть...

Ангелина Ивановна, не глядя на Сеньку, пошла к вешалке.

– Тетя Ангелина, – тихо сказал Сенька, – сейчас или... Пойдем.

Капитан Кучеренко

Младший брат Рахима, Булат, нагловато поглядывал по сторонам. Кучеренко уловил это и не сразу предложил сесть – пусть почувствует, где он находится. Достал сигарету, закурил.

– А несовершеннолетним не предлагаю, – сказал с холодной усмешкой, подчеркивая слово «несовершеннолетним». Повременил, потом указал на стул.

Парнишка уселся. С лица несколько сошла нагловатость. И все-таки он бросил недружелюбно:

– Чего арестовали?

– Арестовали? – переспросил Кучеренко. – Может, пока пригласили на беседу?

Булат чуть отвернулся. И сразу бросилось в глаза: у него, у Булата, и у Розы, его сестренки, одинакового рисунка губы, нос.

– Пускай пригласили, – не сдавался парнишка. – А почему? Что я сделал?

– Что ты сделал – узнаем, если сделал. А пока пригласили по другому поводу... Тебе уже скоро семнадцать, а ты не работаешь и не учишься. Почему?

– Это мое дело.

– Не только твое. У нас не место тунеядцам. У нас надо трудиться. Или не знаешь?

– Вон как? – заметно было: Булат облегченно передохнул. Наверное, ждал чего-то другого.

– Да, вот так. Хлеб свой надо зарабатывать. А еще, если сам не научился думать, понимать, куда тянет от безделья...

– Вы меня колонией не попрекайте. Я сейчас чист – и все.

– А я тебя и не попрекаю. Это ты сам вспомнил, – Кучеренко нахмурился. Подумал: «И это брат Розы... А девочка такая гарная...» Сказал еще суровей: – И давай без этих мальчишеских петушиных наскоков – не на улице перед шпаной. Я таких петушков видел-перевидел.

Булат вспыхнул: видно, задело самолюбие.

– Не найду никак... – совсем другим тоном сказал он, отворачиваясь.

– Чего – не найдешь? – уточнил Кучеренко.

– Работы не найду...

– А... Ленивому все николи. Если надо – поможем.

– Ладно, и сам найду.

– И скоро?

– Не знаю.

– Не зна-аю, – раздумчиво повторил Кучеренко. – Ну, а как вы живете? У отца пенсия небольшая, Рахим тоже не работает... Или уже работает?

По лицу Булата вроде скользнула какая-то тень.

– Нет, не работает, – сказал он.

– Ну вот. На что же вы живете? – И снова перед мысленным взором Роза – худенькая, одни глаза. Продолжил жестче: – Ты думаешь, это не может интересовать нас, милицию?

– Может... А Рахим поехал в Аральск, жениться будет.

– Что, жениться? В Аральске?

– Нет, здесь будет жениться. В Аральск поехал за рыбой, к Шолпан, к сестре.

«Я еще не спрашивал его про Аральск, а он уже выложил, – сверкнуло в мозгу Кучеренко. – Не терпится?»

– Что ж, добре, – заметил Кучеренко вслух. – Только семью кормить надо, а он не работает, у сестры поехал рыбу просить.

– Там море, поэтому, – примирительно сказал Булат. И опять Кучеренко отметил: да, губы, нос у Булата – как у Розы.

– Верно, там море, – согласился Кучеренко с парнишкой. И как бы между прочим спросил: – Кстати, когда он уехал, Рахим? Наши уже несколько дней не видели его в парке.

– Десятого уехал, двадцать третьим поездом.

– А откуда ты знаешь? Спал, наверное, – двадцать третий идет под утро.

– Я его провожал.

– Ты? Еще кто провожал?

– Соседка наша, тетя Зина Ежова.

– Ей-то какая нужда?

Паренек чуть замешкался.

– Не знаю. Отец наш ее просил, наверно.

– Ну, ладно. Приедет Рахим, передай, несколько дней ему на размышленье, пусть подыскивает место. Иначе тоже придется пригласить, потолковать... А пока к тебе все тот же вопрос: когда пойдешь работать?

– Я постараюсь...

– Вот так: неделю тебе на это старание. Уяснил?

Зинаида Ежова – полная, дородная, вроде бы бесхитростная. Держала себя предупредительно, с готовностью отвечала на все вопросы, пожалуй, даже с излишней готовностью.

– Почему провожала Рахима?.. Я не только провожала. Я ему билет брала.

– Это в честь чего же такая заботливость?

– Вы ведь знаете, девятого утром Рахима выпустили из городской милиции – там ему шили, будто кого-то порезал... Ну вот, вечером у Рахима собралась компания – девочки и, конечно, парни. Обмыть решили возвращение Рахима.

– И кто же был у него? Из девушек? Из парней?

– Этого я не знаю. Я там не была.

А по глазам Кучеренко видел: знает. Но как ее уличишь?

– Так, добре... – заметил неопределенно. – Значит, решили обмыть. Дальше?

– Ну, подпили они, наверное, там, магнитофон крутили. Отец Рахима приходит, просит: «Зина, возьми билет Рахимбеку, пусть едет в Аральск. Боюсь, как бы он тут еще чего-нибудь не натворил...»

«Как бы не натворил... – повторил про себя Кучеренко. – Как бы не натворил?.. Значит, старик боялся чего-то всерьез...»

– Так, – сказал вслух. – Говорят: где чарка, там и сварка... Но почему отец Рахима пришел именно к вам?

– А как же? Я ведь тут, на станции, работаю... Ну, знакомство в кассе...

– В сентябре уже легко с билетами, – сказал Кучеренко.

– Это верно... Ну, старик по привычке пришел. А я, грешница, не могу людям отказать... Купила я Рахиму билет и проводила его честь по чести.

– Когда же, значит, уехал Рахим?

– Я уже говорила. Гуляли они девятого вечером, а наутро, десятого, с двадцать третьим поездом отправился.

– Это точно? Не упустили чего-нибудь?

– Точно, так и запишите.

– А кто, кроме вас, провожал Рахима?

– Его брат, Булат.

– Девушек не было?

– Нет, никого больше не было.