Текст книги "Когда в задаче одни неизвестные"

Автор книги: Адиль Букин

Соавторы: Евгений Дмитриев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Майор Айдаров

Айдаров записывал на большом листе бумаги все, что знал о Рахиме. Потом, глядя на этот лист, можно будет поискать связи между собранными фактами – они все перед тобой.

В дверь постучали.

– Да, да, войдите! – крикнул Айдаров, прикрывая свои заметки чистым листом бумаги.

В кабинет уверенно вошла женщина в темном легком плаще. Айдаров сразу узнал ее: из багажной конторы станции.

– Здравствуйте, – сказала женщина. – К вам направили. – И тоже узнала Айдарова, улыбнулась. – Вот как хорошо... Это вы к нам заходили ночью? Не ошиблась?

– Нет, не ошиблись. Садитесь. Чем могу быть полезен?

Женщина выглянула в коридор.

– Заходи, – скомандовала кому-то там.

В кабинет несмело зашел паренек лет восемнадцати-девятнадцати – худенький, веснушчатый, с длинными белесовато-серыми волосами.

– Это мой племянник, Семен Петрович Плахов, – пояснила женщина. – А я, если помните...

– Плахова Ангелина Ивановна, – продолжил за женщину Айдаров.

Ангелина Ивановна засмеялась с удовольствием.

– Да, память! Завидую...

– Ничего, пока не жалуюсь, – улыбнулся Айдаров. И, действительно, жаловаться ему на память было бы грешно: он без труда запоминал на шахматной доске любую позицию, что вызывало некоторое удивление у коллег.

– Завидую, – снова сказала женщина. И другим тоном: – Я думаю, это вам очень важно знать – вот он, племянник, расскажет.

Парнишка все выбирал, куда ему сесть, – на стул, на диван? И все-таки сел на стул.

– Я слушаю вас, Семен Петрович.

Паренек почему-то вспыхнул – наверно, не привык, чтоб называли по отчеству.

– Это тетя... – наконец заговорил он. – Я думал: не надо. А тетя: пойдем. Ну, вот...

– А вы все по порядку, – подбодрил Айдаров, – тетя плохого совета не даст.

– Вот и я говорю, – совершенно освоившись, сказала женщина. – Он, – указала на племянника, – он знает человека, который видел, кто ударил ножом того, на перроне. А идти не хотел...

Айдаров почувствовал: в груди что-то дрогнуло. Неужели такая удача?

– Да, это очень важно, если так, – сказал он, переводя взгляд с тетки на племянника, с племянника на тетку. – Пожалуйста, Семен Петрович, расскажите самым подробным образом, как вы узнали о том человеке – от кого, при каких обстоятельствах... Пожалуйста, подробно, не упуская ничего.

– Это было вчера вечером, – кажется, спокойно заговорил паренек. – Мы с Генкой Шамовым – он помощник машиниста – зашли в ресторан...

– Ты ходишь по ресторанам? – вскинулась женщина.

– Простите, – твердо перебил Айдаров, – пожалуйста, не мешайте давать показания вашему племяннику, иначе я вынужден буду попросить вас подождать в коридоре.

– Меня?.. – И сразу женщина опомнилась. – Верно-верно. Извините... Извините, пожалуйста...

Паренек еще немного подождал.

– Ну, пришли мы в ресторан. Геннадий в отпуск собирается, вернее – он уже в отпуске, обмыть решили...

Айдаров частенько заглядывал в ресторан, интересовался, кто там бывает из завсегдатаев, с кем, – и отчетливо представил зал, столики, «клиентов» за столиками.

– Ваш друг уезжает куда-нибудь? – спросил паренька.

– Собирается на Черное море.

– Когда?

– Он уже в отпуске. Жене не дали сразу, вместе с ним, говорил: три дня придется ждать.

– Так, пожалуйста, дальше.

– Ну, сидели мы, пили пиво. – Паренек покосился на тетку. – Генка для начала выпил немного водки, я только пиво... Ну, сидим. Тут какой-то тип полез к официантке – я толком не видел, чего там и как полез. Ну, заходит старший сержант ваш, сразу этого, который шумел, – под руку и на улицу. Генка и говорит: руки, мол, способны крутить, а настоящих преступников не могут поймать.

– Пожалуйста, поточнее, как он это сказал.

– Он сказал: «Я знаю, кто порезал». Еще сказал: «Я знаю, кто порезал, я видел».

– Вы точно помните, он говорил: «Я видел»?

Паренек заколебался. Глянул на тетку.

– Да, говорил, – сказал вдруг твердо. – И ты, – повернулся к тетке, – ты меня не упрекай, тетя... И мы понимаем, как и что...

Капитан Шурагазиев

– Итак, гражданин Нугманов Умырзак, вам известно, в чем мы можем вас подозревать, что заставляет...

– Нет, нет и нет, – перебил парень. – Что вы шьете мне мокруху? Я что – спятил?

Шурагазиев помолчал.

– Какой ты горячий, Нугманов, беда с тобой. Мы-то ничего не хотели бы тебе шить, это ты себе шьешь... Давай-ка подумаем вместе. На перроне убили человека. У нас есть несколько сигналов, есть несколько подозрений, догадок, кто мог это сделать. Обязаны мы их проверить?

Парень молчал.

– Обязаны или нет? Как считаешь?

– Обязаны...

Шурагазиев кивнул.

– Так, обязаны... Сам говоришь: обязаны... Вот мне и приказали проверить тебя...

– А что, на меня кто настучал?

Шурагазиев предупреждающе поднял руку.

– Погоди... Пока мы рассуждаем... Ну вот, я проверяю, где ты был, когда убили человека на перроне, где был сразу после убийства, а ты молчишь.

– Не могу, не могу я сказать... А это не я...

Шурагазиев подождал, неторопливо, вроде бы с интересом, оглядывал голые стены следственной комнаты.

– Та-ак, – снова заговорил, переводя взгляд на парня. – Давай-ка дальше думать Человека обвиняют в убийстве, а он почему-то не желает доказывать, что невиновен. Почему же? Выходит, он действительно имеет какое-то отношение к тому убийству. Так?

Нугманов помолчал.

– Мокруха – это вышка в моем положении... – сказал негромко. Снова помолчал. Вдруг с надеждой глянул на Шурагазиева. – А если я был в тот вечер и до утра у одной знакомой?

– Чего же тогда скрывать?

– Но у нее муж вернулся из командировки, а у нас не все готово... Вы придете – погорит она...

– Ну-ка, успокойся, – сказал капитан, – и давай все по порядку. Спокойно давай.

– Нет, ничего я не скажу, – вдруг снова изменил решение парень. – Я не убивал... Доказывайте – я буду молчать, ничего вы не докажете.

Шурагазиев легонько покивал.

– Верно говоришь, будем искать истину, это наша работа, будем... Но вот какая штука... Ты обижаешься, что мы, представители власти, все еще держим тебя под наблюдением, – вон как наседал на меня. Ты считаешь себя таким же гражданином, как и все другие. Но настоящие граждане должны помогать следствию, а не мешать...

– Э, гнилой заход... Чего вы уговариваете? Чего агитируете?

– Ишь ты – агитируете... Ты на грех не наводи, я с тобой по-хорошему.

– А как потом перед ней, перед мужем? Засыплю я ее...

Шурагазиев поднял руку.

– Не психуй. Проверим так, что не бросим тень на невинных.

Нугманов вроде повеселел.

– Я вам верю.

– Спасибо, – кивнул Шурагазиев. И самым доброжелательным тоном: – Ну, давай, чего там.

– Кадиша... Мы с ней дружили. Потом ребята угнали с завода машину риса, продали – и я с ними пил. А все повесили на меня... Пошел я в отсидку. К Кадише подвалил один, взял ее на понт, наплел на меня всякое... Женились. Я вышел, увидались – она меня, только я...

Шурагазиев готов был улыбнуться – а парень-то ничего. Не удержался, сказал:

– Вот видишь, как к тебе относятся, а ты хотел свою жизнь поломать... Подумай только.

– Да, любит, наверно, – посветлел парень. – И мы хотели вместе жить, она хочет уйти от мужа. Но пока с матерью Кадише не фартит, никак не уговорит ее Кадиша – ребенок-де, и вообще расходиться нехорошо, у казахов не принято... Позавчера вечером и всю ночь я и был у Кадиши... А нынче, в обед, должен приехать ее муж – как же проверить? Как зайдете, при муже?

– Ох, парень, не впутывай ты меня в свою личную жизнь, сами разбирайтесь, втроем. – Шурагазиев заметил: Нугманов нахмурился, замолчит еще опять: – Да, да, с Кадишой сами решайте, – поспешил капитан. – Это хотел сказать. Только по закону делайте... А проверять... Есть у Кадиши близкая подруга?

– Правильно! – весело сверкнули глаза парня. – Есть, Гульсара... Она сейчас должна быть как раз одна – на смену ей вечером, а мать уехала к старшему сыну.

И вот капитан Шурагазиев сидит у Гульсары, ждет, когда придет Кадиша... Временами щемило сердце, вроде бы давало перебои – вот черт, неужели так сказались нервные нагрузки последних дней?.. А Кадишу эту следовало бы приструнить. Но это после, сначала проверить алиби Нугманова. Потом надо сказать: пусть делают все по закону, если любовь. Закон один для всех. Да, один. Пусть не крутят.

Кадиша была весьма привлекательной. Маленькая, ладная. Белое лицо, пухлые нежные губы, милая родинка у краешка верхней губы.

– Кадиша, – сразу сказал ей Шурагазиев, как только Гульсара оставила их вдвоем, – вы, надеюсь, понимаете, что я, работник милиции, по пустячному делу не стал бы вас беспокоить?.. Понимаете?..

Женщина кивнула, откинулась на спинку стула.

– Да, дело очень серьезное... Прошу, скажите: не было ли у вас позавчера вечером гостей?

Бледное лицо молодой женщины стало совсем белым.

– Что, милиция... Кто сказал?.. Известно?..

– Да, нам многое известно... А теперь, поймите, это очень серьезно...

– Что, муж писал в милицию?

– Слушай меня внимательно, Кадиша. – Шурагазиев боялся, что женщине сделается дурно. – Слушай очень внимательно. Один человек обвиняется в убийстве...

– В убийстве?.. – глаза Кадиши округлились.

– В убийстве. А он говорит, что был в то время, во время, когда произошла поножовщина, был у знакомой... И очень оберегая ее, не хотел говорить...

– Он был у меня! – крикнула, перебивая, женщина.

– Кто – он?

– Умырзак.

– Фамилия?

– Нугманов.

– Работает?

– На комбинате стройматериалов.

Подполковник Сарсенбаев

– Вы – Шамов Геннадий Филиппович?

– Да, я Шамов, Геннадий Филиппович... Только объясните, почему ваши сотрудники грубо обошлись со мной? Почему, на каком основании принудили. Почти насильно притащили сюда?

Сарсенбаев коротко глянул на Айдарова, Кучеренко, на Бондарева – видали, какой задиристый? Шамову твердо сказал:

– Давайте сменим тон, так разговора у нас не получится.

– Ну, тон – пожалуйста, – потише уже возразил Шамов. – И все-таки почему меня почти насильно...

– Что значит «почти?» И в чем вы видите насилие?

– А в том. Мне нечего тут делать, я не хотел идти, а этот ваш: «Идемте по-хорошему или доставим под конвоем».

– Так вот, молодой человек, прежде, чем нервничать, надо разобраться, что к чему, надо знать хотя бы элементарные положения нашего права. – Сарсенбаев достал из стола небольшого формата книжку в синем переплете. – Видите, – повернул лицевой стороной к Шамову, – Уголовно-процессуальный Кодекс Казахской ССР. – Полистал. – Вот, читаю: «Статья 116. Каждый гражданин, вызванный в качестве свидетеля, обязан явиться и дать правильные показания. При неявке свидетеля по неуважительным причинам он может быть подвергнут приводу или привлечен к уголовной ответственности...» Понятно или, может, дополнительно дать какие-то разъяснения?

– Пусть так... Но вы должны объяснить, почему меня задержали.

– Растолкуем. Но пока, как видите, приходится объяснять вам кое-что другое. К сожалению... – Сарсенбаев чуть помедлил. – Итак, Шамов Геннадий Филиппович.

– Я уже говорил. Да, Шамов Геннадий Филиппович.

– Год рождения?

– Пятьдесят второй.

– Где работаете?

– В локомотивном депо. Помощником машиниста.

Сарсенбаев уже знал, что Шамов из локомотивного.

– Хорошо, – кивнул Шамову. – Предупреждаю: за дачу ложных показаний будете отвечать по статье 187 Уголовного Кодекса Казахской ССР.

– Какие вам показания? – снова занервничал парень. – Я ничего не знаю. Ни-че-го.

– Распишитесь в том, что предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний, – не обращая внимания на выкрик Шамова, сказал подполковник.

Капитан Бондарев – он вел протокол – пододвинул его к Шамову:

– Распишитесь. Вот здесь.

– Зачем мне расписываться?

Сарсенбаев усмехнулся.

– Представляете, и подобная ситуация предусмотрена законом, – сказал Шамову. – Если вы отказываетесь расписываться, мы так и фиксируем в протоколе – а вам от этого не лучше... Ведь человек, который собирается говорить только правду – что ему бояться этой самой росписи, как раз и требующей говорить правду?

– Пожалуйста, я распишусь, – согласился Шамов. – Только зачем все это? Какие-то формальности...

Ему не ответили. Бондарев еще ближе пододвинул протокол к Шамову. Тот расписался.

– Вот так, – кивнул Сарсенбаев. – А теперь расскажите, как вы проводите свои вечера.

– Зачем все это?

Сарсенбаев помедлил.

– Гражданин Шамов, и чего вы попусту отнимаете время и у нас, и у себя. Ей-богу, будет легче и лучше, если вы без всего этого лишнего станете отвечать на наши вопросы... Еще раз прошу: расскажите, как вы проводите свои вечера.

– Когда – в поездке... А когда дома – в кино сходим с Оксанкой, с женой, иногда на концерт... Ну, и телевизор.

– А с друзьями?

– Бывает, и с друзьями собираемся.

– И как, без спиртного?

– Ну, зачем же? Не напиваемся, а по сто пятьдесят бывает. Еще пивка... Только не пойму – зачем все это? Я же не алкоголик какой-нибудь... Нет, никак не разберусь.

– Снова прошу: давайте не будем так, – доброжелательно сказал Сарсенбаев. – Как уже обещал, все разъясним. А пока припомните, пожалуйста, с кем вы за последние дни пили пиво.

Шамов искоса глянул на Айдарова, на Кучеренко.

– Это, наверно, о вчерашнем... Да, посидели в ресторане, попили пивка с Сенькой Плаховым – привязался ко мне сосунок.

– Так, хорошо, – ровно сказал Сарсенбаев. – А теперь расскажите, как и с кем вы провели вечер и ночь с десятого на одиннадцатое сентября, – что делали, с кем встречались.

В глазах Шамова что-то дрогнуло.

– Это, значит, позавчера? – помог он себе. – Так... В обед вернулся из поездки. Поспал так до восемнадцати. Потом пошел в депо, поговорил с Петькой Комковым. Потом Петька пошел со своим шефом принимать тепловоз – четный они повели. Я отправился на вокзал...

– В какое время это было, поточнее.

– Я что-то не помню. В двадцать один, что ли...

– А зачем вы пошли на вокзал?

– К Ташкентскому хотел.

– Встречали кого или провожали?

– Да так... Жена дежурила, я уже отоспался. Так просто.

– Каким путем шли от депо к вокзалу?

– Не понимаю вопроса...

– Разъясню. От депо можно пройти улицей, но это будет дальше, а можно и прямо по путям. Так где вы шли?

– Я?.. По улице... Нет, я хотел сказать: по улице локомотивщики не ходят.

– Очень хорошо. Значит, идете по путям, минуете один состав, другой, видите...

Шамов еле приметно вздрогнул. Но сразу нашелся, спросил:

– Что вы хотели сказать?

– Хотел сказать, – мигом подхватил Сарсенбаев, – вы видите, как ранили ножом человека.

– Я не видел! – И сразу Шамов осекся. Вымученно улыбнулся. – Теперь понимаю, это Сенька Плахов трепанулся...

– Так видели вы или не видели, кто ударил Мамбетова ножом?

Шамов постарался рассмеяться.

– Сразу понятно – трепло, мальчишка. Да я же ему так, подзавести, а он думает – правда!

– Гражданин Шамов, – твердо перебил Сарсенбаев, – пока еще не поздно, вы можете изменить свои показания. Предупреждаю: за сокрытие преступления, а равно за сокрытие преступника полагается отвечать по закону. Так что подумайте, пожалуйста.

– Чего мне думать? Подвыпил я немного – и решил подзавести сосунка. Нравится ему, бегает за мной, как хвостик...

– Это ваше окончательное показание?

– Конечно. Какой еще разговор?

– Хорошо. На сегодня поставим точку. Но вы еще потребуетесь, чтоб завершить следствие, поэтому, пожалуйста, подпишите предупреждение о невыезде.

– Какое предупреждение?.. Я в отпуске.

– Сожалеем, но с Черным морем придется повременить...

Старший лейтенант Павлычев

Павлычев установил: двое из тех, что проходили по одним делам с Мамбетовым, – снова в колонии. Пятеро выехали из пределов области, куда – неизвестно. Тут пока ничего не поделаешь, да и вряд ли они имеют какое-то отношение к убийству Мамбетова: давно уже выехали. Из всех «подельников» Звонаря-Мамбетова остался один Имангали Кривой, к нему и шагал Павлычев.

На стук вышла пожилая женщина – видимо, мать Имангали. На вопрос Павлычева разразилась целой тирадой:

– Я за ним смотрю, за ишаком пустым? Я смотрю?.. Или он меня спрашивает? Все вы грамотные нынче. Все вы...

Павлычев внутренне ухмыльнулся и внезапно решил созоровать на манер Ходжи Насреддина. Поправил цветастый галстук, приосанился.

– Я долг ему принес, вашему Имангали.

Но мать Кривого это нисколько не успокоило.

– А мне что – долг, не долг? – кричала она. – Я при чем? Сам занимает – пусть сам и отдает. Я ему на всякие там бутылки не дам. Пусть так и знает – не дам.

Павлычев подождал, когда женщина несколько успокоится.

– Где же он все-таки, Имангали? – спросил как можно дружелюбней.

– В совхоз уехал.

– В какой?

– «Теренозекский», в Чаган.

– И к кому же?

– А, один там... Кино показывает.

– Киномеханик?

– Да, показывает.

– Как его фамилия?

– А я помню? Кино показывает.

– Ладно, понятно. А когда он уехал?

– Вчера уехал.

Больше не было нужды о чем-то расспрашивать, да и не очень-то порасспросишь. Уехал вчера – значит, в момент свершения преступления был в городе. Может быть, тут и надо искать убийцу?

Павлычев вышел на перекресток улицы Гоголя и проспекта Коммунистического. На счастье, тут, у мотоцикла с коляской, прохаживался старшина с полосатым, черно-белым жезлом.

– Привет, браток, – подошел Павлычев, доставая удостоверение.

– Не надо документов, товарищ старший лейтенант, – улыбнулся старшина, взяв под козырек, – я вас и так знаю.

– Откуда вдруг? – удивился Павлычев.

– Я был на областных соревнованиях по самбо, вы там второе место взяли.

– А, вон что, – как хорошему знакомому, улыбнулся теперь Павлычев старшине. – Что, тоже интересуешься?

– Нам без самбо нельзя, – скромно ответил старшина. – И, пожалуйста, извините, если задерживаю неслужебными разговорами.

– Нет, ничего, как раз служебный.. А нужны мне, старшина, колеса – до Чагана добраться побыстрей.

– Это мы сейчас, – ответил старшина, явно польщенный, что может помочь симпатичному и старшему по званию коллеге.

Но только седьмая машина, остановленная старшиной, шла через Чаган. Это был грузовой ЗИЛ – вез какие-то запчасти в совхоз «Мадениет». На просьбу-приказ старшины «довезти вот этого товарища до Чагана» водитель ответил:

– А, пожалуйста, давай в кабину. Веселее будет.

В Чагане, у автобусной остановки, пожали друг другу руки.

– Спасибо тебе, браток, – поблагодарил Павлычев.

– И тебе тоже спасибо, – сказал водитель.

– А мне-то за какие коврижки?

– А как же? Вдвоем всегда путь короче, не то, что одному.

Павлычев огляделся. Он, горожанин, редко бывал в деревне – а тут понастроено, оказывается. Вот то двухэтажное здание, по всей видимости, торговый центр. То – школа. А где клуб или, как тут, Дом культуры? Хотя прежде всего надо спросить, где живет киномеханик.

Под навесом, дожидаясь автобуса в город, стояли две старушки и девочка в пионерском галстуке. У них Павлычев и спросил о киномеханике.

– А вон, дядя, сразу около канала его дом, – отозвалась с готовностью девочка. – Вот этот, с ободранной стеной.

Во дворе дома киномеханика, в тени жиденького навеса, – дастархан. За ним – двое. Павлычев понял: вон тот, с длинной челкой, опущенной на правый глаз, и есть Имангали Кривой – челка и должна была скрывать правый глаз с бельмом. На приветствие оба парня ответили тепло, с обычным казахским гостеприимством, предложили присесть с ними, попить чайку.

– За угощенье, конечно, спасибо, – ответил Павлычев. – Только сначала мне хотелось бы поговорить с вами, Имангали...

– ...Кривой, – ловко подхватил Имангали, указывая пальцем на глаз с бельмом.

– Ну, если вам так нравится... И все-таки есть же у вас фамилия.

– Может, и не нравится верблюду горб, а стряхнет ли он тот горб со спины? – философски изрек Имангали. – Вот и я от своего бельма никуда не скроюсь. – И сразу другим тоном: – Из милиции?

– Правильно, из милиции.

– Покажи удостоверение.

Павлычев показал.

– Ага, из линейного отдела, старший лейтенант... Садись, старшой, – мы, наверно, почти ровесники? Попьем чайку, потом за дела. Без чая не пойдет.

– И все-таки...

– Когда разливают чай – всякие дела к свиньям собачим.

Павлычев усмехнулся, подсаживаясь к дастархану.

– Что, не нравится, как говорю? – усмехнулся и Имангали. – Пожалуйста: к собакам свинячим. Так лучше?

Павлычев внимательно посмотрел на Имангали. Занятный парень, с этим не соскучишься. Тетка о нем обязательно бы сказала с восхищением: зверь без уха.

– И все-таки, Имангали...

– А, знаю я твои дела, – махнул рукой Имангали. – Раз из линейного отдела, – ищите, кто Звонаря подмочил. Так?

– Ну, допустим.

– А, «допустим». Все ясно. Я когда-то проходил по одному делу со Звонарем, вот и подвалили ко мне... Только напрасно, старшой, я давно завязал... Нет, упираться я не упираюсь, но – зачем стопорить, грабить там или воровать, когда столько родных, знакомых и каждый угощает?

Павлычев не понимал, издевается над ним Кривой или говорит всерьез.

А тот продолжал:

– Я не люблю заряжать пушку, я тебе правду говорю. Зачем мне нужна мокруха, когда я и так сыт, пьян и нос в табаке?.. Зачем мне ломиться на чужую бахчу, когда за это бьют по кумполу? Я не ишак, как иногда ласково называет меня мама... Так ведь, называла и при тебе, старшой?

– Было. Называла.

Павлычев усмехнулся.

– Я знаю. Только она это по темноте своей, хотя и глядит на белый свет двумя глазами... Да, да, гостем намного фартовей, чем, например, вором, даже в законе. Гостя и посадят на лучшее место, и первому баранью голову дадут... Так что, старшой, попьем чайку и поедем в город. Я тебе буду алиби свое доказывать.