Текст книги "Стена"

Автор книги: Адам Робертс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)

Тем временем устройство приблизилось к стене. Тигхи охватил страх.

– Что оно сделает? – спросил юноша Чародея. – Прогрызет стену насквозь, как прогрызло торговца людьми? Выйдет с другой стороны стены?

– Нет, дорогой мой, ни в коем случае, – ответил Чародей и бережно спрятал оставшуюся горсть пуха в карман. – В твердой среде, такой, как каменистый грунт стены, оно быстро потеряет энергию. Не беспокойся. Зароется в землю от силы на палец, не больше. Это не какая-то волшебная вещица, а всего-навсего машина, механизм; она подчиняется тем же законам сохранения энергии, как и все остальное, вот и все.

Он огляделся по сторонам.

Торговец людьми распростерся на уступе лицом вниз и не двигался. Чародей прошел по телу, как по циновке из стеблей травы, и поднял с земли его заплечный мешок. Проверив содержимое, сказал:

– Тут какая-то еда. Что это за мясо?

Тигхи стоял, уставившись на мертвое тело у своих ног. Ему стоило немалого усилия оторвать взгляд от безжизненной плоти того, кто еще несколько минут назад был властелином его жизни и смерти.

– Разное, – ответил он. – Частью козье. – И при этих словах рот его увлажнился слюной. Желудок опять сжался и напомнил юноше, что он уже давно ничего не ел. – Частью человечье, – добавил он.

Пришелиц скорчил гримасу отвращения и бросил мясо на землю.

– Слишком сильно даже для меня, – сказал он. – Однако здесь есть и травяной хлеб, который все же стоит забрать с собой. Пойдем, Тигхи, – предложил он. – Кстати, ты голоден?

– Да, очень, – ответил юноша. – Но откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Я знаю о тебе очень много, – произнес Чародей, – однако не пора ли нам подыматься на борт моей машины. Там я дам тебе поесть и попить. И отвечу на твои вопросы. Я искал тебя, Тигхи.

– Искал меня?

Чародей уже шагал к своему летательному аппарату. Без видимых усилий он прыгнул с уступа на крышу странной машины. Тигхи последовал за ним, на ходу обернувшись и бросив последний взгляд на вытянувшееся тело торговца людьми. На мгновение юношу охватил ужас: ведь ему предстояло оставить мировую стену. Точно так же он боялся, когда делал шаг с края стены, а за плечами у него был змей. Однако теперь Тигхи подталкивало вперед гораздо более сильное чувство. Чародей жестом поманил его к себе и взял за руку. Они стояли теперь на самом верху машины. Прикосновение сухих, твердых пальцев Чародея почему-то породило в Тигхи смутную тревогу.

Чародей и Тигхи опустились вниз, в чрево машины, проделав это в последовательности, зеркально противоположной появлению Чародея. Мир поднялся, и они оказались в темноте, потому что крыша над их головами закрылась.

Они были в комнате, обставленной как никакая другая комната из тех, что доводилось видеть Тигхи. Чародей повел юношу вниз по лестнице, и они вошли во второе помещение, располагавшееся прямо под первым. В углу этой комнаты находилось человеческое существо, сидевшее на корточках, охватив руками колени. Осознание увиденного стало мощным ударом, силу которого частично ослабляло чувство нереальности происходящего, которое Тигхи по-прежнему испытывал. Этим существом была его ма.

Книга четвертая
ЧАРОДЕЙ И ЛЕД

Глава 1

Внутри корабля Чародея имелось два помещения, каждое размером с просторную комнату. Они были расположены вертикально одно над другим. Верхняя комната вся отливала зеленью, так как ее стены были обиты тканью темно-зеленого цвета. В центре находился узелок из ткани, жесткий, как галька, к которому стремились все изгибы и складки окружающего материала. Стены усеивали десятки таких узелков. У стены, посреди всего этого великолепия стояла кровать или, скорее, странная помесь широкого и длинного стула с мягкой спинкой и кровати. Этот стул-кровать имел гигантские размеры: на нем могли одновременно усесться с полдюжины человек, и им не пришлось бы тесниться; а три человека могли спать на его мягком основании.

Стоя на небольшой платформе, Чародей и Тигхи спустились с потолка через эту комнату и оказались на полу. Люк над их головами закрылся.

Пол под стулом или кроватью был из металла, испещренного множеством маленьких округлых шляпок, которые казались серебристыми прыщиками на серой коже. К одной из стен был прикреплен чан для умывания высотой с Тигхи и шириной, достаточной, чтобы в нем мог стоять взрослый мужчина. К стене, имевшей форму полукруга, напротив которой находилась кровать, были прикреплены и другие устройства, а в полу сбоку кровати находилось отверстие, через которое по лестнице можно было спуститься в нижнюю комнату.

Однако самой чудесной из всех этих диковин была яркая свеча, свисавшая в какой-то широкой чашке из пластика с потолка. Ее мощный желтый свет проникал во все уголки.

Большую часть пространства нижнего помещения занимала какая-то скульптура из металла и пластика, стоивших целое состояние, хотя эти формы и фигуры ничего не говорили юноше. Оставив его стоять в центре помещения, Чародей уселся в кресло из тонких металлических трубок, перед которыми находилась панель с десятками мерцавших стеклянных глаз. В углу сидела ма Тигхи.

Некоторое время Тигхи просто стоял и смотрел на нее. Чародей с пергаментной кожей оглянулся на него через плечо и спросил своим высоким, скрипучим голосом на родном языке Тигхи:

– Почему бы тебе не поздороваться с ней?

– Ма? – негромко произнес юноша.

Его сердце билось огромными толчками. Удары гулко отдавались в голове юноши.

Его ма сидела молча и смотрела мимо головы Тигхи.

Во всем происходящем не было никакого смысла. Юноша еще раз попробовал заговорить с ма и при этом слегка наклонился вперед. В голове у него бурлил настоящий водоворот мыслей. Он был готов зарыдать, рухнуть на пол или, наоборот, разразиться смехом.

Не зная, что делать, Тигхи вскарабкался по лестнице в верхнее помещение, чтобы еще раз взглянуть на огромный стул или кровать, потыкать ее пальцем, посидеть на ней, вскочить на нее и попрыгать. Все было ненастоящим. Мировая стена представляла собой крошечную модель, эксперимент злого бога в маленьком масштабе, населенный насекомыми и крысами обычных размеров, зато люди здесь уменьшены во много раз. От этого можно было сойти с ума. Однако его ма жива! Тигхи опять бросился по трапу вниз. Чародей сидел в своем кресле, трогая какие-то рычаги и кнопки, а ма Тигхи по-прежнему была в углу, сидя на корточках.

– Ма? Что это за место? С тобой все в порядке? Ма, я думал, ты умерла.

Тигхи и плакал, но ма по-прежнему не смотрела на него. Охватив колени, она смотрела на стену напротив. Она вела себя так, словно Тигхи не существовал.

Он подошел к Чародею.

– Она не хочет смотреть на меня, – жалобно произнес юноша с глазами мокрыми от слез.

– Вот как? – проскрипел Чародей. – Ну, может быть, попозже она заговорит.

Пол в помещении вдруг наклонился и начал уходить из-под ног Тигхи. Он поспешил к своей ма и сел на корточки рядом с ней. Медленно, почти ожидая упрека, он стал опускать голову, пока она не оказалась на плече матери. Затем обнял ее за плечи. Ма не сопротивлялась его объятию, однако в то же время и не сказала ничего, что означало бы, что она узнала его или хотя бы отреагировала на присутствие человека рядом с собой.

Некоторое время Тигхи оставался в этом довольно неудобном положении. Слезы перестали капать из его глаз. Вскоре у него затекла рука и онемели икры ног. Он убрал руку с плеч матери и встал.

– Что с ней случилось? – спросил он Чародея.

– Случилось? – повторил Чародей. – Ничего, ничего.

Тигхи стал бродить по комнате. Круглая стена этой нижней комнаты, в отличие от верхней, была убрана тканью цвета крови.

Такой ткани Тигхи еще никогда не видел. Ее поверхность состояла из малюсеньких, тончайших ворсинок. На куске ткани размером с ладонь их умещались многие тысячи. Они притягивали взгляд юноши, завораживая его. Тысячи крошечных мягких красных ворсинок, топорщившихся из красной тканевой основы.

– Что это за ткань, Чародей? – поинтересовался он. – Я никогда не видел ничего подобного.

– Чистить ее очень непросто, – сказал Чародей. – Зато она не знает износа. Ты себе даже представить не можешь, какая она прочная. Каждая крошечная ворсинка имеет микропокрытие. Однако чистить ее – сущее мучение. В шкафу есть специальное приспособление.

– Чародей, – робко произнес Тигхи, – наверное, это волшебство.

Чародей засмеялся.

– Мне бы очень хотелось, – сказал он своим странным высоким голосом, – чтобы ты не делал таких скоропалительных и примитивных выводов. Это избитое клише!

Он снова рассмеялся.

Тигхи подошел к нему и увидел, что Чародей полностью поглощен своим занятием: он неотрывно наблюдал за тем, что мелькает на больших стеклянных глазах. Ссутулившись, юноша вернулся к ма и опять сел на корточки, коснувшись ее ноги.

– Ма, – произнес он, – с тобой все в порядке? – Она ничего не ответила, но он продолжил: – Когда ты исчезла, я так горевал. Я так скучал по тебе.

Слезы опять подступили к его горлу.

– Я думаю, – прошептала вдруг его ма и умолкла. – Да, – сказала она затем. – Именно так. Я думаю, что здесь мне очень хорошо.

Она еще крепче обхватила руками свои собственные колени, прижимая их к груди так, словно это младенцы. Тигхи подумал, что ма перестала говорить, потому что у нее закрылись глаза, а подбородок уперся в руки, однако когда он отвернулся, ма громко произнесла:

– Здесь мое место.

Для юноши это было так неожиданно, что он вздрогнул. Он повернулся к матери и протянул руку, чтобы дотронуться до нее. Легонько провел пальцем по ее обнаженным коленям, погладил волосы. Однако она никак не отреагировала, и юноша сдался.

– Я голоден, Чародей, – объявил он.

– Да, – сказал Чародей. – Понимаю. Конечно, ты проголодался. Вот, возьми. – Он повернулся вместе с креслом и подал Тигхи немного еды и бутылочку с водой. Бутылочка была сделана из пластика, однако этот пластик был чистым и гладким и вполне годился на то, чтобы из него делали украшения. – Я дам тебе еще, но немного позже, – сказал Чародей. – Тебе будет плохо, если съешь слишком много.

С благоговейным трепетом приняв еду и питье, юноша сел на пол и, привалившись спиной к обитой мягкой тканью стене, жадно приник к горлышку бутылочки. Вода была какой-то выхолощенной, с металлическим привкусом, зато травяной хлеб доставил ему огромное удовольствие. У него был восхитительный, нежный вкус. Вместо раздавленных насекомых в хлеб были запечены крошечные ломтики настоящего мяса. Кроме того, он отличался и своей структурой. Очевидно, хлеб пекли из очень мелкой травяной муки, потому что язык Тигхи ощущал не грубый, колючий мякиш, а нечто эластичное и мягкое. Сверху была хрустящая корочка, а под ней тонкий слой солоноватого желе, внутри которого находилась нежная сердцевина. Никогда еще в своей жизни юноша не ел ничего, что могло бы отдаленно сравниться с этим изумительным хлебом. Пережевав и проглотив последний кусочек, он запил его водой.

Отученный от еды желудок юноши отреагировал резью, и Тигхи решил прилечь. Он свернулся клубком и вскоре задремал. Когда юноша проснулся, его ма сидела в той же позе, в какой он ее оставил, а Чародей, очевидно, так и не покидал своего кресла.

Короткий отдых освежил Тигхи и прибавил ему бодрости. Воспрянув духом, юноша подошел к Чародею и встал позади его лысого, пергаментного затылка. Большой стеклянный глаз, в который уставился Чародей, показывал четыре отдаленных картинки, по одной в каждом углу. В верхнем правом углу было небо; в нижнем правом и в нижнем левом – стена справа и слева от того места, где они находились. Картинка в верхнем левом углу показывала стену прямо перед ними. В самой ее середине находилось большое, размером с голову, серебристое пятно. Обостренное восприятие Тигхи сразу же подсказало ему, что здесь изображены они сами, – словно птица подняла в воздух стеклянный глаз и смотрела на них через него.

– Чародей! – воскликнул юноша, показывая на изображения. – Это мы.

– Возможно, – ответил Чародей, на оборачиваясь, – ты ждешь похвалы за констатацию очевидного факта?

– Но как такая картинка может получаться?

До этого Тигхи приходилось видеть экраны. Время от времени по деревне шатались бродячие артисты-затейники, которые за небольшую плату показывали свою видавшую виды поцарапанную и помятую игрушку. Люди постарше обычно не интересовались такой чепухой, потому что видели все это раньше, и, кроме того, развлечение быстро приедалось. Однако всегда находились дети, для которых всё в новинку, и бродячие затейники, совершая долгое путешествие по деревням, длившееся иногда годами, через пару-тройку лет возвращались в ту же деревню, чтобы показать экран этим юнцам и наскрести хоть немного денег себе на пропитание.

«Посмотрите на экран! – зазывал затейник. – Хотите посмотреть волшебную картинку! Ваше собственное лицо в книге! Ваш собственный уступ на картинке!»

И когда дети собирались вокруг старого, потрескавшегося куска пластика, пытаясь разглядеть там что-нибудь, затейник вытаскивал из своего кармана экран-глаз и водил им, держа в руке. Сперва он направлял этот глаз, величиной с большой палец, на самих детей, и – о чудо! – на экране появлялись их собственные лица, лица их друзей. Изображения, которые улыбались, когда они улыбались, таращили глаза, когда хихикающие дети таращили свои. Затем затейник обычно поднимал руку вверх, чтобы показать небо, опускал вниз, нацеливая на уступ, и ходил, позевывая от скуки, а выражение его лица говорило, что все это ему давно уже смертельно надоело.

Изображение, насколько помнилось Тигхи, было тусклым и зачастую смазанным. Все, что двигалось, оставляло за собой слабый размытый след, и вдобавок края экрана обрезали изображение, так что иногда было трудно соотнести различные линии и понять, какой контур они составляют. Однако чудо оставалось чудом! Тигхи и его сверстники, бывало, глаз не могли оторвать от экрана затейника, словно завороженные. Время от времени они посматривали на самого затейника, чтобы убедиться, что уступ, стена и небо, на которые он направлял свой экран-глаз, те же, что и волшебные двигающиеся картинки на экране!

От этого зрелища захватывало дух, и когда затейник выключал экран и упаковывал его, все дети дружно, как по команде, начинали ныть.

– Пусть ваши родители, – угрюмо говорил прощелыга, – дадут мне еще немного сыру или ткани, и тогда вы сможете посмотреть волшебные картинки еще немного. Договорились? – Дети спешили к своим па и ма и начинали выпрашивать у них сыр или ткань – все, кроме Тигхи, который не решался обращаться к своей ма с такой просьбой.

Однако экран затейника, который Тигхи видел ребенком, был крошечным, тусклым и покрытым пятнами. Прежде чем на нем появлялось самое тусклое, едва различимое изображение, его нужно было держать на солнце не меньше часа. Зато экран Чародея был огромным, ярким и чистым. При движении изображения его контуры не смазывались, и все, что происходило снаружи, можно было видеть в мельчайших подробностях. И самое главное – непостижимый вид на сам корабль Чародея, словно экран-глаз смотрел на него с расстояния в две сотни рук. Тигхи прикоснулся к рукаву Чародея и снова спросил:

– Чародей, как может получиться такая картинка?

– Мне очень жаль, – произнес Чародей, – что ты, мой умный мальчик, не говоришь на имперском языке, который гораздо изящнее твоего деревенского.

Тигхи воспринял это как упрек. Проглотив обиду, он начал переводить свой вопрос на имперский язык.

– Повелитель Чародей… – проговорил он, но Чародей не дал ему закончить фразу.

– А теперь, – сказал этот странный маг и волшебник на родном языке Тигхи, несмотря на явно выраженное предпочтение к другому языку, – пожалуй, нам пора убираться отсюда.

Пол накренился, и Тигхи потерял равновесие и упал. В животе появилось неприятное ощущение. Его начало подташнивать, но затем это ощущение исчезло, и юноша опять смог встать на ноги. Все экраны показывали одно и то же: быстро мелькающую мимо стену. Отличалось лишь изображение в верхнем левом углу. Это было серебристое пятнышко, обозначавшее их самих. Оно постоянно находилось в самой середине экрана, а зеленовато-коричневое мельтешение позади давало представление о скорости, с которой калабаш летел на восток.

– Чародей, – произнес Тигхи на своем родном языке, – ведь ты был на поле боя. Ты искал меня.

Чародей повернулся в своем кресле к юноше.

– Ты прав, мой смышленый мальчик. Я действительно был там. Мой дорогой мальчик, я искал тебя повсюду. Если бы ты знал, как трудно было тебя найти.

Он улыбнулся, и жесткая кожа его лица издала едва слышный скрип и покрылась кривыми морщинами.

– Почему?

– Самый глубокий вопрос из всего арсенала вопросов философа, – ответил Чародей.

– Ты звал меня, называл мое имя.

– Правильно. Я усилил твое имя. Однако от этого не было никакого проку, потому что ты скрылся, убежал по тому уступу. Вслед тебе свистели пули. Я очень боялся за тебя. Должен признаться тебе, у меня сердце ушло в пятки. В любой момент тебя могли убить – убить! Только подумать! И все же все обернулось к лучшему. Я думаю, что в жизни все оборачивается к лучшему чаще, чем в обратную сторону. Ты убежал, и я пытался последовать за тобой, но ты затерялся в Сетчатом Лесу, и я утратил способность выследить тебя.

Смысл этой фразы ускользнул от Тигхи.

– Что сделать?

– Последовать за тобой. Выяснить, где ты находишься на всей этой огромной стене, которую мы называем миром.

Когда Чародей говорил долго, его высокий голос приобретал скрежещущий оттенок. По мере того как юноша смотрел на странное, кожистое лицо, сходство Чародея с дедом становилось все более тесным.

– Ты следил за мной в этой машине?

– В твоей голове, в голове, – Чародей легонько похлопал Тигхи по голове своей сухой рукой, – есть вещи, которые позволяют мне настраиваться на тебя. Это нелегко, потому что на стене столько всяких вещей и людей. Однако я не жалел времени на поиски. Я вернулся в деревню и узнал, что ты исчез. Исчез!

При упоминании о деревне Тигхи как ножом по сердцу полоснуло.

– Ты вернулся в деревню? В деревню?

– Да, именно так я и поступил, мой красивый мальчик. И мне понарассказали столько историй! Я почти отчаялся. Они сказали, что ты сошел с ума и упал с мира. Конечно, я полагал, что ты погиб, однако иногда вмешивается судьба – ты так не думаешь? Иногда вмешивается судьба.

– Деревня… – начал было юноша и в нерешительности умолк.

Он не знал, как сформировать вопрос. Как там? Как идут дела? Жизнь продолжается, как и прежде? Они скучают по мне, говорят обо мне?

Однако Чародей, очевидно, имел в виду совсем другое.

– Я пытался найти твой след, но без особой надежды, д потом у меня появились другие неотложные дела. Вернувшись я сделал еще одну, последнюю попытку – и какая удача. Ты оказался жив. Ты буквально воскрес из мертвых. Какое везение, – но нет, нет, назовем это судьбой; пожалуйста, воспользуемся этим словом. Тем, что я нашел тебя, я обязан судьбе. И в такое неподходящее время! Такой ужасный случай. Самый разгар войны. А затем ты в Сетчатом Лесу, и я теряю твой след. Однако теперь я знал, что ты жив, я видел тебя на том уступе и потому мог продолжать поиски. Я искал и искал, пока не нашел тебя! И вот ты здесь!

– Но почему ты искал меня? – удивился Тигхи.

– Почему? Да потому, что ты знаешь очень много. Ты знаешь, как много ты значишь. Ты всегда знал это. – На лице Чародея опять появилась ужасная улыбка. – Ты ценный урожай, дорогой мой. Ценный урожай. Как и твоя ма.

Тигхи открыл рот от удивления. Ответы Чародея на его вопросы не только не проясняли дела, но еще более запутали его. Юноша почувствовал, что теряет над собой контроль. В присутствии Чародея с его нечеловеческой, слишком плотной кожей он чувствовал все больший дискомфорт. Что-то здесь было не так. Он вернулся к матери и обнял ее за покорную шею.

– С ма случилось что-то нехорошее, – произнес Тигхи надтреснутым голосом. – Что с ней произошло?

Чародей наклонил свою голову.

– Так много вопросов! Дело в том, что у ма тоже есть некоторые вещи в голове. Они почти такие же, как и те, что находятся в твоей голове, хотя, может быть, и чуть менее совершенные. Иногда они делают ее – как бы это получше выразиться – неустойчивой в эмоциональном отношении. Ее психика иногда не выдерживает нагрузки. Тот факт, что твое развитие оказалось куда более стабильным с точки зрения эмоций, свидетельствует, что вещи, которые я вставил в твою голову, гораздо более совершенны. Однако твоя бедная ма. Ах, – произнес он, медленно покачав головой, – ах, я чувствую твое подавленное состояние, мой дорогой мальчик, твою настороженность ко мне. Но тебе нечего опасаться! Ведь, в конце концов, я твой спаситель. Я же спас тебя от этого работорговца, не так ли?

Рука Тигхи почти без его ведома поднялась и потрогала шрамы на черепе.

– Что это за вещи в моей голове и голове моей ма? – спросил он, закрывая глаза. Внезапно в памяти юноши совершенно без каких-либо потуг с его стороны возникла странная картина: катерпил с когтями вгрызается в голову Равилре. – Кто ты? Кто ты такой? Что означает все это – все эти магические механизмы? Ты их сделал сам? Они твои?

– Это, – сказал Чародей, кивая, – куча вопросов, на которые не ответишь сразу. Что я могу сказать? Многое обстоит вовсе не так, как тебя учили. В мире есть тайна, которая пока недоступна твоему пониманию.

– Я знаю об этой тайне! – вскричал Тигхи, ощутив внезапный порыв смелости. Он вскочил на ноги. – Я знаю, что стена вовсе не такая, какой ее представляют себе люди!

– В самом деле? – вяло спросил Чародей. – Какой ты умный и догадливый мальчик.

– Моя ма у тебя, – произнес Тигхи. – А где мой па? Где он?

Он шагнул к Чародею. Глаза юноши метали искры.

Внезапно Чародей исчез. Только что он сидел в кресле перед Тигхи, и вдруг его не стало. Тут юноша почувствовал на себе его взгляд и оглянулся. Чародей стоял у трапа. Непостижимо! Как он смог так быстро, молниеносно вскочить с кресла и пробежать по комнате к трапу? Это было необъяснимо. У Тигхи глаза полезли на лоб.

– Как? – едва слышно спросил юноша.

От изумления у него перехватило голос.

Лицо Чародея исказила улыбка, которая показалась юноше отвратительной.

– Возможно, ты удивишься, узнав, что одной из существенных особенностей моего организма является очень продолжительный сон. Меня это не удручает, и даже наоборот; сон доставляет мне огромное наслаждение. Однако боюсь, тебе это вскоре наскучит. Что поделаешь, нужно смириться.

С этими словами он начал подниматься по трапу.

– Как тебе удается двигаться так быстро? – спросил Тигхи плаксивым голосом. – Что ты сделал с моим па?

Однако Чародей уже исчез в верхней комнате.