Текст книги "Исповедь Еретика"

Автор книги: Адам Дарский

Соавторы: Кшиштоф Азаревич,Пётр Вельтровский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Как на это реагировали старшие?

Они меня понимали. Я приходил со школы, забрасывал портфель в угол, надевал куртку… Отец – по моей просьбе, конечно, – нарисовал на ней череп и вывел надпись «Heavy Metal». Был костюм, была гитара. Я играл на ней часами. Домашнее задание меня не интересовало. Зато я писал первые песни и сочинял тексты. Одна из них носила название Kanalia. Я даже слова помню, но умер бы от стыда, если бы должен был их сейчас прочитать. Радиоприемник, который я использовал вместо усилителя, находился в большей комнате, где жили родители. Это была модель «Amator 2». Родители спокойно сидели на кухне, чтобы я мог бренчать. Сын должен был играть, необходимо было пространство. Только когда я заканчивал, они возвращались в комнату. Садились на диван и смотрели телевизор.

Ты не хотел собрать группу?

А я собрал. Из друзей. Барабанщик играл на пуфах, а единственным более-менее нормальным инструментом была моя гитара. Чужих песен мы не играли. Уже тогда хотели писать свои.

И кто был в твоей группе?

Друзья из класса. Я раздавал роли. Говорил: «Вы в моей группе. Ты будешь играть на этом, а ты – на том». Как-то раз барабанщик отстучал что-то неправильно. Я посчитал это нарушением субординации и ударил его. Он покраснел и расплакался.

Ты и в школе тоже такой был?

Я входил в компанию, которая терроризировала остальных одноклассников. Альфа-самцом был с детства. Но никогда никого не оскорблял, проблем с учебой тоже не было. Родители не возвращались злыми с родительских собраний, смысла держать меня на коротком поводке не было.

Друзья питали такую же любовь к музыке, как и ты?

В школе скорее нет. Некоторые ребята со двора любили тяжелую музыку, но никто не впитывал ее атмосферу так же сильно. Я был сам по себе. Ну, может, еще компания местных панков. Был момент, когда я довольно близко с ними сошелся. Проникся панк-роком к концу школы. Даже выглядел в соответствии с канонами. У меня были короткие волосы, а на куртке – нашивка «The Exploited». Боты себе тоже купил. Они были охрененные. Я даже кричалку помню: «Punki z Żabianki nie pija maślanki» – «Панки с Забянки не пьют ряженки».

Однако ты не стал одним из них.

Это было короткое, но увлекательное знакомство. Меня притягивала музыка, ну и, честно говоря, идеология тоже, любовь к анархии. Мы чувствовали свободу. Мы хотели свободы. Выходили за грани. Кто-то пошел дальше; Jabole[9]9
  Дешевое плодово-ягодное вино.


[Закрыть]для некоторых было недостаточно, и они нюхали клей. Некоторые шли по программе: школа, съемная квартира, семья, дети, развод, вторая жена. А мы хотели сломать эту схему. Но на первом месте был метал.

Когда ты начал слушать по-настоящему экстремальные вещи?

Меня очень сильно вдохновлял приятель со двора, Даниэль Гешанов. Мы друг друга вдохновляли. Как-то летом, после каникул, он вернулся совершенно изменившимся. До этого мы боялись Slayer, их сатанинского имиджа. Я думал, что их музыку играть невозможно, считал ее обычным шумом. Однако, возвратившись, Даниэль рассказал: «Знаешь что? Slayer на самом деле не такие злые». И я быстро признал, что он прав. Я снова и снова слушал Reign in Blood. Он был записан у меня на старой желтой кассете. И я подцепил бациллу тяжелой музыки. Она мне привилась! После Slayer пришло время Death. Даниэлю нравился Leprosy, а мне – Scream Bloody Gore. Я и сейчас часто возвращаюсь к этому альбому. Это классика жанра! Я знаю все тексты наизусть. Потом произошел эффект домино. На приморском рынке появились люди, которые на свои прилавки выкладывали кассеты. Я покупал их килограммами. Тратил все свои карманные деньги. Ты, Крис, тоже там торговал. Наверное, так мы с тобой и познакомились… У тебя я купил кассеты Hellhamer и Sepultura. Вернулся домой и включил Hellhamer. Но на двадцатой минуте музыка закончилась. Я рассмотрел кассету – это была «BASF 90». «Он обманул меня!», – подумал я тогда. Конечно же, это был мини-альбом. Но я не имел об этом ни малейшего понятия и очень расстроился. Только позже я понял, что ты не обманщик и, наоборот, записываешь эти альбомы на самых лучших кассетах.

Даже слезы наворачиваются на глаза.

Да, ты знаешь, как это было. Друзья обменивались кассетами между собой. Чтобы сэкономить, все покупали разные альбомы. Таким образом, получалось больше музыки. Так поступали и мы с Даниэлем. Еще пробовали играть вместе. Однако со временем наша дружба стала угасать. Тогда на горизонте появился Баал, Адам Мурашко.

БОГ ЗЛА

Как вы познакомились?

Вообще, знакомы мы были с детства. Были соседями. Играли вместе в чародеев. Во дворе стояла деревянная башня, там мы основали свою лабораторию. Адам всегда был сумасшедшим. Ему нравилось нарушать запреты. На глазах у друзей он съедал сырых улиток. Это впечатляло.

И у тебя есть подобный опыт?

Я целиком ел кузнечиков. Такой вот детский эмпиризм. Хочется узнать, выживет ли насекомое. Какое-то время во мне жил юный естествоиспытатель, но я экспериментировал только на червяках. Никогда не обижал животных.

Сблизила, однако, вас музыка, а не эксперименты.

В какой-то момент оказалось, что притягивают нас одинаковые звуки. Я сидел на балконе и играл на гитаре. Он окрикнул меня и похвастался, что у его отца есть настоящий Gibson. Мне стало завидно и интересно. Интриговало то, что у кого-то из соседей был интерес к музыке и имелась дома гитара. Потом я узнал, что еще у него был синтезатор марки Casio. На синтезаторе были программы ударных. «Ура! У нас есть ритм-секция!», – подумали мы. Начали собираться и играть.

Ты помнишь вашу первую песню?

Одна из них называлась Wielki Thak – «Большой Тхак». Взяли мы его из книги о Конане из Киммерии Р. И. Говарда. Очень вдохновляла меня в то время вот такая вот воинственная фантастика. Эта песня стала дворовым хитом. Каким-то образом услышали ее местные панки. Плохо поняли слова, подумали, что мы поем ««wielki tank» – «большой бак». Может, у них это ассоциировалось с пивом. Когда мы репетировали, панки становились под окном, пили и слушали нашу музыку. А мы гордились.

Где вы играли?

У меня дома. Мы проводили друг с другом много времени. Писали тексты, рисовали обложки. Только фотографий не делали, с этим было много хлопот. Баал был более экстремальным, смелым. Музыку любил такую же. Я помню его сумасшествие, когда он услышал первый альбом Deicide. Мне требовалось больше времени, чтобы освоиться.

Связывало вас что-то, кроме музыки?

Мы страшно увлекались боевыми искусствами. Хотели себя усовершенствовать.

Тренировались вместе?

У меня уже был желтый пояс по дзюдо, позже я записался в секцию вовинам вьет во дао. Это вьетнамское военное боевое искусство. Довольно опасное. Меня привлекла черная форма. Практиковались мы и с оружием. Баал занимался более медитативным тай чи. Мы объединяли свои знания и пробовали разработать собственную школу боевых искусств с названием бо да чи до. Шли в лес или к реке и придумывали новые техники. Все записывали в тетрадях. Рисовали в них позиции, добавляли подробные описания форм и ударов. Я до сих пор храню эти великолепные тома.

_{Нергала и Баала связала не только любовь к музыке, но и боевые искусства.　Они сами выдумывали новые техники и тщательно их описывали.}

Каверов не играли, разрабатывали собственные боевые искусства…

Я всегда хотел быть творцом.

А играть вживую?

Как-то раз мы играли.

Уже как Behemoth?

Да. Сначала мы назвались Baphomet, но потом узнали, что уже есть группа с таким названием, и не одна. Стали искать новое. У Баала дома мы нашли книжку «Бог зла». Это была короткая, в несколько десятков страниц, научная работа о гностицизме. Ничего в ней не поняли, но был там фрагмент о Левиафане и Бегемоте, двух чудовищах, упомянутых в Библии в Книге Иова. Олицетворяли зло; то, что нам было нужно. Behemoth звучало почти как Baphomet… Мы хотели название на «Б», хотели быть, как язычники из Beherit и Blasphemy. Долго мы этим вопросом не задавались.

Все думают, что название взято из книги «Мастер и Маргарита».

Роман Булгакова я прочитал несколькими годами позднее. Эта книжка, конечно, гораздо лучше, чем «Бог зла», и одна из моих любимых. Но я не стал бы утверждать, что именно из нее мы взяли название.

Где вы сыграли первый концерт?

В нашей школе. Это был страшный опыт, первый рывок, преувеличенные амбиции. Слушать было нечего. Собрались все местные панки. Начали поговать[10]10
  от Пого – «ритуальный танец» ранних панков; состоит в подпрыгивании на месте с прямой спиной, ногами и руками, прижатыми к туловищу.


[Закрыть], потом драться. Перед нами играла группа Herbapol. Я спел с ними две песни Black Sabbath: Iron Man и Paranoid. За день до выступления, развернувшись на крыше нашего дома, мы нарисовали логотип Behemoth на большом белом полотне. Перед самым выступлением Баал расправил его и промаршировал перед публикой. Как девушки перед боем на ринге. Уже тогда он был чуть ли не под два метра ростом, производил впечатление. Потом он положил плакат на барабаны, и мы начали молотить. Иначе этого назвать нельзя. Мы были абсолютными мастерами хаоса и какофонии. На нас были надеты майки Blasphemy, черные джинсы и белые кроссовки. В то время мы только начали отращивать волосы. Примерно также выглядели и на нашей первой фотосессии, еще в корпспэйнте.

_{Фотосессия к первому альбому Behemoth.}　

_{Так в начале 90-х зародился культ Балтийского Поморья.}

Для чего его использовали?

Такая была традиция. Меня восхищала финская блэк-метал сцена во главе с Beherit, а так же греческие группы. Корпспэйнт был нашей боевой раскраской. А ведь мы и были на войне. С богом.

Но это был еще не сатанинский имидж?

К этому и пришли. Я долго склонялся в сторону экстремальной музыки, но если уж подхватил этот вирус, то уже не излечишься.

Откуда вы брали краски?

Сначала мы использовали черную гуашь.

А белый цвет?

Пользовались белой пудрой, которая очень плохо держалась на лицах. Позже мы перешли на профессиональный грим.

Кто устраивал вам фотосессии?

Один знакомый. Фотосессии были любительские. Фотоаппараты – ужасные. Фотографировались ночью в лесу, используя лампу, которая заливала светом весь передний план.

Корпспэйнт наносили в потемках среди деревьев?

Иногда да, иногда дома, а потом шли два, три километра до леса, прямо среди зимы. Не раз готовились в близлежащем бараке. Держали фонарик по очереди.

Случалось вам встретить и испугать кого-нибудь?

Нет. Но на одной из фотосессий мы использовали огонь, и я сам себя поджег. Огонь тоже был среди обычаев блэк-метала. Брали факел, плевались огнем и увековечивали это на фотографиях. Мы не использовали специального лампового масла, только очищенный и легковоспламеняющийся бензин. Я набрал его слишком много, и огненное облако было раза в два жарче, чем я ожидал. Обожгло мне все лицо. Кто-то из друзей набросил на меня куртку, чтобы погасить огонь. Ожог был не очень сильным, через несколько месяцев не осталось ни следа. Но волосы выгорели аж до макушки. И вообще, выглядел я как Джимми Хендрикс.

БАРАБАНЫ

Ваши ранние записи были простыми, если не сказать примитивными…

Инструментарий наш был жалок, но нас это не ограничивало. Это было быстрое течение, в которое мы окунулись с головой. Играли в нечеловеческом темпе. Пускали свинговый ритм, только раз в тридцать быстрее, и под него сочиняли музыку. Видимо, тогда никто гак нс играл. Как дети, бессознательно, спонтанно, мы достигали границ экстремального жанра. Наша музыка была нага. Как нагим рождается ребенок. Потом, со временем, получает опыт. Каждая вещь, которой учится, это одежда, которую он надевает. Таким образом он шлифует свой характер.

_{Прежде чем behemoth попали в известные издания, их интервью печатали в фанатских журналах, растиражированных на ксероксе.}

Как ты шлифовал свой?

Например, копил деньги на группу. Я видел, что если я не куплю барабаны, никто не купит. У Баала были другие приоритеты, другие расходы. А у меня была определенная цель. В конце концов я их купил.

С барабанами, наверное, сложно было играть дома?

Мы переместились в школу. Расположились в холле. Шансов на более-менее сносную акустику никаких не было. Условия были плохие, но мы играли. В школе сделали нашу первую запись, Endless Damnation. Принесли магнитофон – тот самый, который мы с братом приставляли к динамику телевизора. Перед каждой песней мы в полной тишине ждали четырех ударов палочек Баала и начинали запись. А перед записью очень много репетировали. Все должно было быть просто идеально, у меня был на этом пунктик. Каждая ошибка сопровождалась вспышками ярости.

В какой момент ты осознал, что Behemoth стал настоящей группой?

Когда мы отправились в студию. Сэкономили деньги на запись The Return of the Northern Moon. Однако мы не были к этому готовы. Баал считал, что это фальстарт и мы должны лучше сыграться. А я горячился. Хотел скорее услышать нормально записанные плоды многомесячной работы на репетициях.

Кто был прав?

Баал. Это был огромный стресс. Мы были еще зеленые. Нам было по шестнадцать лет. Баал играл на электронных ударных. Видел их в первый раз в жизни. У него возникли проблемы с удержанием нужного темпа. Пэды отбивали совершенно не так, как мембраны. И мы не совсем понимали, как быстро под это подстроиться. Но чувствовали, что это наше назначение, что мы рождены, чтобы играть. Кто-то мудрый однажды сказал, что детский рисунок намного ценнее любой самой достоверной копии Пикассо. Важна его подлинность. Поэтому у. меня такое трепетное отношение ко всему, что я сделал. Как и к первым записям Behemoth.

Какую же вы получили отдачу от своих записей?

Прослушивание их стало праздником. Сопровождалось сильными эмоциями. Мы слышали ошибки, но впитывали музыку в ее совокупности. Недоработки не имели значения. Чтобы записать кавер Hellhammer, нам нужен был текст. Но откуда мы могли его взять? У нас не было оригинального альбома. Это сейчас есть Интернет, откуда за минуту можно все скачать. Та же ситуация была и с кавером Mayhem. На самом деле, в тех песнях нет слов. Хрен его знает, что я там пою.

Запись делал Томаш Краевский из Pagan Records.

Первый профессионал на нашем пути. Издавал отличный англоязычный журнал, Holocaust. Я выслал ему Endless Damnation. Ему понравилось. Однако он знал, что мы только зародились, и не захотел подписывать контракт. Но я, отчаянный, выслал ему и следующий материал.

Отчаянный?

Да. Кассету должна была записать гданьская фирма Bestial Records. Чувак, который ее вел, долго нас обманывал. Мы ездили к нему домой каждый день и каждый раз целовали дверь. У нас не было телефонов, тем более мобильных. Нужно было сесть в поезд и ехать. От этих двухчасовых неудачных путешествий меня тошнило. Мы оставляли ему записки в дверях. Проходили недели, месяцы… Я взял дело в свои руки и выслал материал Тому. Он был в восторге. Заметил, какой огромный шаг мы совершили, и сделал нам первую профессиональную запись.

Как человек ты тоже сделал огромный шаг? Быстро вырос?

Я изменился. Музыка стала для меня самым главным. Она определяла мою жизнь. Я отпустил волосы, одевался в кожу и футболки любимых групп. Стал членом субкультуры. Вошел в мир андеграунда.

КРЕСТНЫЕ РОДИТЕЛИ

_{BEHEMOTH во время работы над своим вторым альбомом.}

_{Репетиция в здании школы № 6 в Сопоте.}

Были у тебя проводники в этот мир?

Мира и Яцек. Эта пара пережила все возможные бури и штормы. В прямом и переносном смысле. В течение многих лет Мира плавала на паромах в Швецию, а Яцек был морским офицером. Сейчас они женаты. Они были уже вместе, когда я, пятнадцатилетний, постучался в их дверь. Издавали англоязычный журнал Esoteric. Именно в их доме я открыл мир наичернейшего метала. У них были сотни, может, тысячи кассет. У них я раздобыл демо Beherit, Blasphemy, Mortuary Drape. Они обучали меня. Записав Endless Damnation, я побежал к ним и с гордостью вручил свою запись.

Она им понравилась?

Мира ушла от ответа, сказав, что демо занимается Яцек, которого как раз нет дома… Это были мои крестные родители в метале. Благодаря им я познавал музыку. И жизнь. Именно в их доме прошли мои первые большие вечеринки.

_{Слева направо: Селина, Нергал Мира и Яцек.}

_{После концерта Paradise Lost в Сопоте в 1996 году.}　

Мало того, что они пичкали тебя дьявольщиной, так еще и алкоголь под нос подсунули.

У Миры был день рождения. Я решил пойти. В одной комнате она праздновала со своей семьей, а в другой сидели мы с Яцеком и слушали музыку. Мне давали всякие непривычные вкусные напитки. В конце концов, я собрался домой. Дверь открыл отец. Это все, что я помню. Очнулся утром. Под головой полотенце, тазик рядом с кроватью. Каждый день отец оставлял мне записки с домашними заданиями, которые я должен был сделать: «Вынеси мусор, помой посуду», – в таком духе. На этот раз добавил пункт: «Вымой подоконник соседки снизу». Я спустился к ней, улыбнулся и поздоровался. Она, тоже с улыбкой, поздоровалась в ответ. Увидев тряпку у меня в руке, впустила войти. Я вытер блевотину. В первый раз… и не в последний. С Мирой и Яцеком мы до сих пор друзья. Весной 2012 года мы играли с Vader на концерте в честь шестьсот шестьдесят шестой годовщины присвоения Быдгощу статуса города. Они приехали на концерт. Их присутствие для меня было очень важно.

_{Сегодня он сам творец своего будущего. На снимке фрагмент натального гороскопа, короткую интерпретацию-которого сделал когда-то соавтор книги – Кшиштоф Азаревич.}

Поделились впечатлениями?

На этот раз Мира не собиралась убегать от ответа. «Бля, было охренительно!» Коротко, но искренне. Я почувствовал себя как ученик, оцененный своим учителем. Мне очень повезло с людьми, которые указывали мне путь. Я впитывал их знания. Сейчас они стоят у сцены и подбадривают меня. Невероятно, куда завела меня судьба. Подростком я знал, что хочу играть музыку. Но даже не мечтал об успехе, к которому привела эта дорога. Я ценю людей, которые смотрели на меня с плакатов на стенах моей комнаты. В Быдгоще мы играли с Vader. Их лидер, Петер, вышел из поколения перед моим. Он торил тропу. Сейчас мы выступаем вместе. Я рад, что он в хорошей форме и не забывает о том, кто он есть. Недавно я встретил Роба Каджано. Он подошел ко мне и сказал: «Видел ваше выступление на Бемово. Охренительно!» Он легенда, он может никому не говорить таких слов. Это все показывает мне, что мы не группа для одного поколения, одной конъюнктуры и моды. Мы нечто большее. Таких историй много. Взять хотя бы Кинга Даймонда…

Ты с ним знаком?

Да, хотя больше я подружился с музыкантами его группы. Сам он держался в стороне. Мы открывали концерт в одном из его американских туров. Перед самым входом в клуб остановился лимузин… Я помню, как я познакомился с его музыкой. Это было еще до того, как я окунулся в метал. К брату пришел приятель, Яцек Дониевский. Посмотрел на меня лукаво и вытащил из-за пазухи ужасно раздолбанную кассету. И сказал: «Адам, это музыка сатанистов». Я вытаращил глаза. Послушно сел и замер… Из динамиков послышались звуки колоколов, дождя, костельного органа. Зазвучала молитва на иностранном языке. Потом гитары, ударные и этот незаурядный фальцет. Я был загипнотизирован. И немного испуган. Яцек забрал кассету с собой, но впечатление осталось на многие месяцы. Через несколько лет я наткнулся на альбом Don't Break the Oath культовой датской группы Mercyful Fate. И нашел ту песню. А через двадцать лет я сыграл на одной сцене с обладателем того бесовского голоса.

_{Живая легенда метала и один из вдохновителей Адама КИНГ ДАЙМОНД. В 2005 году Behemoth были с ним в туре по США. Фото сделано после концерта в клубе The Masquerade во Флориде.}

Твои родители тоже бывали на концертах?

Конечно. После одного из них мама подошла ко мне и возбужденно сказала: «Адам, там даже мелодия была». Она не понимает моей музыки, но искренне поддерживает. Как-то раз я забежал к ним на минутку. По телевизору шел музыкальный блок. Начался клип группы Nirvana. Мама даже подскочила и закричала: «Адам, это ты? Это ты?»

В детстве ты их сильно терроризировал, видимо, все-таки не зря?

Мне всегда было сложно сказать родителям, как много они для меня значат. Я не мог подойти к маме, поцеловать и сказать: «Я люблю тебя». Для меня по-прежнему это трудно. Легче рассказать о чувствах, которые испытываю к ним. Надеюсь, родители прочтут это. Без них не было бы Нергала.

Глава II
НЕТ ДЫМА БЕЗ ОГНЯ

Ты когда-нибудь хотел сжечь костел?

Да.

Звучит серьезно.

Подростки ко многим вещам относятся серьезно. Блэк-метал меня поглотил. Особенно его наиболее радикальные течения и группы из Скандинавии. Больше всего вдохновляли меня те, которые подкрепляли свои слова делом.

В Норвегии в 1992–1996 годах музыканты и фанаты подожгли более 50 церквей. Ты хотел быть таким, как они?

Блэк-метал появился в определенный момент, вместе с подростковым бунтом. Я начал видеть ту фальшь, которая повсюду сопровождала христианскую мораль. У меня не было большого багажа знаний за плечами, но я стал понимать, как лицемерны эти люди: проповедуют одно, а делают другое. В этот момент и пришла музыка. Пришла с севера. Это придало ей суровости и аутентичности. Она зазвучала у меня в душе и принесла с собой что-то первобытное, истинное. Большого позитива в ней не чувствовалось. Эта музыка была радикальной, называла вещи своими именами.

Она дала тебе что-то, чего не дали другие направления?

Покупая кассеты, читая тексты песен, ты осознавал, что где-то в мире есть люди, такие же, как ты. Не существовало дистанции между тобой и парнем из Норвегии, музыку которого ты слушаешь. Он был словно на расстоянии вытянутой руки. Ты писал письмо, и он тебе отвечал. Такой была жизнь металлического андеграунда. Мы все были из одного поколения. Это нас связывало. И музыка эта была наша и ничья больше.

Но блэк-метал существовал и раньше.

Но в другой, менее острой форме. Сначала я наткнулся на Venom, праотцов жанра. Они записали альбом Black Metal. Со временем я понял, что это как Motórhead, только с сатанинским антуражем. Никогда не были по-настоящему серьезны, что, однако, не ослабило моего фанатичного увлечения ими. А группы из Норвегии воплощали в жизнь то, о чем Venom, Hellahammer и Bathory только пели. Норвежцы жили экстремально. Иногда и умирали так же. Не знаю, как в свое время чувствовали себя Sex Pistols, будучи первой панк-рок группой на улицах Лондона, но это состояние непокорности и мятежность перед лицом строгих правил, должно быть, было похожими на блэк-метал сцену начала девяностых.

В Польше были люди, у которых в душе звучало то же самое?

Это была немногочисленная и закрытая группа. Мы подстрекали друг друга. Когда в Норвегии начали гореть церкви, нам захотелось сделать то же самое в нашей стране.

Не боишься говорить об этом так открыто?

Ничего серьезного не случилось, прошло много лет… Сегодня я другой человек, но мне не стыдно за прошлое. Оно сформировало меня.

Дело кончилось только планами о поджоге?

Зашло немного дальше. Я не помню точно, какое здание стало нашей целью. Либо в Новом Порте, либо в Бжешно. Вместе с парнями из Mastiphal, другой гданьской группы, мы собрались на разведку, a Browar, наш тогдашний басист, который был старшим из всех, привез к костелу на своей машине. Приехав на место назначения, мы начали решать, как все провернуть. Вроде бы остановились на коктейлях Молотова, собирались забросить их через окно. Естественно, план со всеми подробностями существовал только у нас в головах. Важнее было то, что мы становились группой и имели общую цель. Я не стал террористом. Здравый рассудок оказался сильнее. Я понял, что это не тот путь. Моя жизнь подтверждает правильность выбора.

Музыканты из Burzum или Emperor выбрали другой путь. Отсидели свое, но в конце концов – эффект тот же самый. Их музыка стала известной. Сегодня они на том же месте, что и ты.

Я не собираюсь их судить, знал и знаю многих из этих людей. Часть из них имеют за плечами преступления гораздо большие, чем поджог церкви. Были осуждены за убийства. С некоторыми из них я до сих пор в дружеских отношениях. Есть такие, которых нет в живых. Другие ушли в криминальный мир.

Такие истории люди ассоциируют с хип-хопом, а не с металом.

Все, что свежо и ново в культуре, – радикально. В конце семидесятых радикальным считался панк, в начале девяностых – блэк-метал. У хип-хопа, наверное, тоже был такой период. Я так думаю, хотя не слежу за этой сценой. Да и вообще, молодость мятежна. И это небезопасно.

Но сегодня ты говоришь, что это не тот путь…

Вместо меча в руках у меня гитара. И я сотрясаю закостенелый мир, но вместо коктейля Молотова у меня компьютер. Сегодня это более мощное оружие.

Чтобы прославлять сатану? Почему именно его?

На самом деле, я предлагаю людям гораздо больше, но просто есть те, кто воспринимает мир только в двух красках. И видят лишь Сатану. Делают из меня инструмент для политических игр. Перед выборами появилась куча таких комбинаторов. Некоторые проснулись спустя двадцать лет, взяли меня на мушку и обрушили потоки возмущений. Другие называли себя моими друзьями, хотя я в глаза их никогда не видел. А на фоне всего этого всегда маячил Сатана.

Так почему именно он?

Потому что он производит наибольшее впечатление на поляков. Людям нравятся песни, которые им знакомы. Так же и с метафорами.

Когда-нибудь был для тебя менее метафоричен?

Был менее улыбчивым. Я показывал Дьявола таким, каким видят его христиане. Он служил инструментом, был устрашением. Хотя в Библии в принципе не описывается его внешность…

А разве может дьявол быть милым и приятным?

Если его персонифицировать, то я вижу приличного джентльмена средних лет, хорошо одетого, с безупречными манерами, говорящего на многих языках. Черное не значит некрасивое. Мой Сатана полностью списан с его образа в романе «Мастер и Маргарита» Булгакова. Или взят из фильмов «Сердце Ангела» с Робертом де Ниро или «Адвокат Дьявола», где превосходно сыграл Аль Пачино. Помню его слова: «Я фанатично влюблен в человека. Я гуманист, быть может, последний на земле».

Из тебя тоже своего рода сатанист-гуманист получается?

Некоторые думают, что в моей квартире все черного цвета, а я сплю в гробу и не пью молока, потому что оно белое. Я же, наоборот, люблю солнечное утро и широкую постель. Мой Дьявол разноцветный.

А Бог?

Бог ничего не видит, не слышит и тем более не соответствует тому образу, в котором его представляют. Опять хочется привести пример из «Адвоката Дьявола». Я могу немного спутать – вопреки ожиданиям не помню всех диалогов наизусть. Вроде бы так: «Кто есть Бог? Ему нравится наблюдать. Он дает тебе инстинкт, а потом запрещает. Смотри – но не трогай, трогай – но не пробуй на вкус. Пробуй – но не смей глотать…» Садист какой-то.

_{Нергал глазами одного из фанатов}

А сатана какой-то пресный. Тебе не кажется, что ты просто впал в детство?

Ксендз Бонецкий так про меня сказал. Приятный человек. Для ксендза. Может, поэтому церковь сразу начала затыкать ему рот.

Потому что он хорошо о тебе отозвался?

Потому что поп-культура старается подчинить себе каждого бунтаря, нагнуть его. Меня нагнули? Не чувствую на лице намордника. У людей вечная проблема: классифицировать меня, повесить ярлык и поставить на полку. Одни делают из меня шута, другие приравнивают к Аль-Каиде. Мне это не мешает. Не важно, что они говорят, важно, кто я есть. Недавно я прочитал книжку «Бог, деньги, рок-н-ролл» Мартина Прокопы и Симона Головни. Немало там написано относительно меня, но складывается такое впечатление, что оба автора не решили пока, с какой стороны кусать лучше. Вочеловечившийся дьявол? Обычный атеист? Шут? Пусть дальше гадают.

Ты поп-культурой обласкан.

Я не собираюсь отмахиваться от этого. Улыбаюсь, шучу. Мое послание миру, однако, осталось неизменным. Моя музыка и тексты – прежними. Я милый, но не иду на компромисс.

Но и на мейнстрим не рычишь. Расширяешь аудиторию?

Я не хочу замыкаться в одной нише. У меня характер захватчика. Почему я должен себя ограничивать? Мне нравится разговаривать с простыми людьми, не с ярыми фанатами метала. Пожилая женщина на почте, продавец в магазине, таксист. Слышу от них: «Пан Адам, вы правы, и на многие вещи я смотрю, так же, как и вы».

Может, они не знают, что ты в юности хотел сжечь костел?

Ну, так теперь они узнают. Может, изменят свое мнение, а может быть, и нет. И я и дальше буду для них хорошим. И по-прежнему буду улыбаться. Я сделал выбор много лет назад: не стал преступником, стал музыкантом. Я хочу изменить мир, но не нужно его сжигать, чтобы достигнуть этой цели.

Но Библию сжег.

Не я. Мои фанаты.

ЯСНАЯ ГОРА ДЛЯ НЕФОРМАЛОВ

Ну да, ты ее всего лишь порвал. Для чего?

Первый раз я сделал это спонтанно. Мы были в туре по Штатам летом 2007 года, колесили с мобильным фестивалем Sounds of the Underground. Один из концертов проходил в Кентукки, в городе Луисвилль. Играли мы в Waverly Hills Sanatorium. Это такая американская Ясная Гора[11]11
  Ясная Гора, или Санктуарий Пресвятой Девы Марии Ясногорской, в г. Ченстохове считается величайшей святыней и является главным объектом религиозного паломничества в Польше.


[Закрыть] для всех неформалов. Это старая, давно заброшенная психиатрическая лечебница. Во время эпидемии туберкулеза, в начале прошлого века там умерло несколько десятков тысяч пациентов. Такие места притягивают людей, обрастают легендами. Сейчас оно функционирует как туристическая достопримечательность. У него злая слава, многие люди рассказывают про привидения даже. Именно там я впервые использовал Библию в качестве реквизита. Но это не было запланировано.

Бес попутал?

Скорее, Бог спровоцировал. Состав Sounds of the Underground был достаточно своеобразный, объединивший группы разных стилей и мировоззрений. В тот день перед нами выступали Devil Wears Prada. Их жанр можно назвать христианским металкором, остро христианским. Я не видел их выступления, но мне рассказали, что в какой-то момент вокалист взял Библию, начал ползать по сцене, сотрясаясь от благоговейных рыданий, и зачитывать из нее фрагменты. Потом ко мне подошел Крис, наш тур-менеджер. Он вручил мне святое писание, тот самый экземпляр, который минуту назад выступал с Devil Wears Prada, и бросил: «Держи, это, наверное, тебе».

Христианские рокеры подарили тебе Библию?

Не знаю. Не спрашивал, но я так понял. Хочешь меня обратить? Даешь мне Библию? Окей, но я выражу свое мнение. Если они могли ее использовать, то и я могу. Я взял писание на сцену. Остальное – естественная реакция.

Для них это была святыня.

А для меня элемент поп-культуры. Нравится это кому-то или нет, но религиозные символы, святые, сам текст Библии – ее части. Как Микки Маус. Одни могут ему поклоняться, другие – вертеть носом. На фестивале было много разных посетителей. Одна часть приехала увидеть нас и другие экстремальные группы, другая – Devil Wears Prada. Я разорвал писание и вызвал бурю. Часть зрителей отреагировала экстатично и впала в безумие. Кто-то просто покинул зал. Были такие, которые громко выражали свое оскорбление. Дошло даже до небольших потасовок.