Текст книги "Тайна вторжения (СИ)"

Автор книги: Абдурашид Саидов

Трагедия поэта

Его трагедия, заключавшаяся в явном и тайном преследовании властями, дискредитации и клевете, началась еще со времен коммунистического режима и особенно с момента его публичного выхода из рядов КП СС и Союза Писателей. Акт гражданского мужества члена СП от ДАССР, в те годы не укладывался в «Кодекс строителя коммунизма», в соответствии с которым «творили» все творческие союзы в республике и в стране. Получать «Мерседес» на день рождения от антикоммуниста и антисоветчика, «террориста» и «бандита» Д. Дудаева руководителю коммунистического творческого союза можно было, а члену СП выйти из КП СС – ни в коем случае!. Люди, заискивавшиеся перед Адалло в недавнем прошлом, считавшие за честь посидеть с ним за чашкой чая, стали публично плеваться в адрес него. В начале 1990-х годов мы с ним выпускали газету «Путь Ислама». Не было в те годы в его высказываниях и мыслях ни экстремизма, ни сепаратизма. Искренне приветствовал он наметившийся в 1991 году поворот России к демократии. Мало того, мы с ним рука об руку работали в предвыборном штабе Е. Б. Н. в 1991 г. Да и в 1993 году А. Алиев не терял надежды на демократические преобразования в республике, углубление и дальнейшее последовательное претворение программы либерализации экономики, выступал против национализма, какой бы окраски и маскировки он не был. Вместо этого мы получили укрепление коммунистической власти в республике, небывалое разграбление национальных богатств республики по законам джунглей. Как представитель творческой интеллигенции, боролся с цензурой, был сторонником свободы мысли и слова. Вместо этого свобода слова вернулась в семидесятые, оппозиция загнана. Сравните содержание и стиль политических статей в 1990–93 гг. и сегодняшних материалов в правительственных газетах. Несмотря на возраст, в нем чувствовался юношеский задор, он легко заводился, затем также тяжело переживал обман, предательство. Все воспринимал всей душой и пропускал через сердце, из-за чего я наблюдал у него приступы стенокардии. В 1998 году в июле я встретил другого Адалло, я услышал другие идеи. «Какие мы с тобой были наивные, – сказал он мне, надеялись, что Россия изменится, что режим в этой стране повернется лицом к человеку. И что получили?» Это было сразу после его освобождения из-под ареста в Дагестане. Ничего общего с радикальными исламистами он не имел. Он всегда был светским человеком, интеллигентом. Он знал М. Удугова, был знаком с А. Масхадовым, его знал Хаттаб, его уважал Ш. Басаев. Неглупых, интеллигентных, образованных людей ценят и уважают многие. Его беда – излишняя доверчивость. Возможно, потеряв надежды на какие-либо перемены в республике демократическим путем, Адалло присоединился к радикалам, фундаменталистам. Готовых присоединиться к любой силе, реально противостоящей к нынешнему режиму, в республике и сегодня достаточно много. В том числе и среди интеллигенции. Те, кто его знали не по службе, его помнят и знают как прекрасного, доброго человека, ранимого патриота, редкого интеллигента. Он с болью в сердце переживал за свои поступки, совершенные в годы «строительства коммунизма» – за подписи под «нужными» обращениями, письмами, за выступления, за голосования и т. д. (Ведь не безгрешны мы все, все мы без исключения оттуда, хотя, Адалло никогда не был представителем соцреализма в полном смысле этого понятия). Он попросил меня написать по старой памяти и дружбе редакционную статью для газеты, что я и сделал.

Нельзя забывать, что электронные средства информации, современное ТВ особенно виртуозно освоили методы оболванивания миллионов людей. Выделены целые отрасли научного оболванивания масс – предвыборные технологии, изучение (точнее – создание) общественного мнения. Страшное оружие современности. Я не хочу лишать себя одного из основных своих прав, данных мне Всевышним и закрепленных «Конистуцией» РФ – права НЕ ВЕРИТЬ. Потому не хочу верить ни в патриотизм руководства и армии, ни в варварство и дикость им противостоящих. Их всех объединяет одно – извращенное толкование понятий «патриотизм» и «Родина». Руководство Дагестана отреклось от аварского поэта, объявило ему смертную казнь. Пройдут годы, возможно десятилетия, трагедия эта окажется трагедией аварского народа, Дагестана. В поэтов нельзя стрелять. Боль и кровь эхом будут отзываться веками. Пушкина и Лермонтова не в прошлом веке убили, а вчера, ибо рана на теле России еще кровит.

 
Бесконечно колеса гудели
Без тоски и печали на сердце
Я прощался с родной стороной.
Летний полдень, дождливый и серый,
Как товарищ, шел рядом со мной.
Бесконечно колеса гудели
О железном размахе дорог.
Поезда, как драконы, летали
То на запад, а то на восток.
И мелькали за окнами села,
И манили к себе города.
И казалось, что будет веселой
И везучей дорога всегда.
Но однажды сквозь сумрак осенний
Летний полдень нагрянул ко мне,
Молчаливо напомнил о сердце,
Что осталось в родной стороне
 

В дошкольном возрасте папа меня брал с собой в Цумада, где он устанавливал радиоузел. Из Цумада по рации папа связывался с Эчеда, Сильди, Хварши. Мне было интересно, как он несколько раз повторял позывные: «Амур»! «Амур»! Я «Тайга»! Прием». «Амуром» был Чакарлаев Магомед в Сильди, который часто бывал у нас, хороший друг и коллега отца, добрый, мягкий и красивый, безумно любивший детей.

После Цумада мы обратили внимание на грандиозное береговое защитное сооружение на правом берегу Андийского Койсу, что, не доезжая до с. Тисси-Ахитли. Построено оно было за последние 3–4 года. Самое главное – совершенно не понятно, что защищает это сооружение – вблизи нет ни каких-либо построек, ни пахотной земли, ни садов – ни-че-го, абсолютно необоснованные затраты львиной доли и без того небогатого бюджета района или МЧС. Тем временем, мои родители, живущие в с. Агвали и наш сосед Сайпула, многодетный ветеран милиции, пострадали от весеннего паводка еще 2–3 года т. н. – береговой волной маленькой речки, впадающей с запада в Андийское Койсу, разбита укрепительная дамба и смыло часть огорода. А сколько пострадавших от стихийных бедствий в районе, которые ждут хоть какой-то компенсации от государства? Сотой части этих затрат на дикой природе хватило бы для укрепления всей береговой зоны Гадиринской речки от места впадения в Андийское Койсу до самого Маштихи.[8]8
  верхняя часть села Агвали


[Закрыть] Однако, ни МЧС, куда обращались пострадавшие, ни местное руководство элементарного внимания на пострадавших от стихийного бедствия не обратили. В этом году мы сами восстановили несколько десятков метров дамбы и укрепили берег у родительского дома. О деятельности же МЧС, министром которого является цумадинец, в этом районе ходят легенды. Никому нет дела, – в каких целях, для чего зарыты бюджетные деньги на диком правом берегу Андийского Койсу, что это принесло району и его жителям и т. д.

Мы вернулись в Агвали. Хотя с собой была кинокамера – я не смог даже предложить мятежникам снять их расположение, боясь вызвать у них лишние подозрения. Не сняли лагерь даже из далека. Проходя мимо здания администрации района, обратил внимание на приехавших из Махачкалы авторитетных цумадинцев. Еженедельно то депутаты, то чиновники-цумадинцы являлись в район, якобы, для мирного урегулирования конфликта. Пройти мимо «миротворцев» я не мог, тем более, – родной брат одного из них мой лучший школьный друг, просидевший за одной партой с первого по последний класс.

– Саламалейкум!

– Ваалейкум салам, демократ, вот, хорошо, что ты здесь. Видишь, до чего вы развалили страну, смотри теперь на то, к чему вы толкнули величайшую в мире страну, которую вы развалили, разворовали! – говорит мне чиновник. «Может, это его рук дело, что в Эчеда «ваххабиты» пришли? Каждый раз он с сюрпризами приезжает, – то памятник Ленину разбили в его приезд, митинги, беспорядки бывали в те годы», – смеются рядом стоящие.

– Давайте не будем. Это в ваших интересах не затрагивать эту тему. Тем не менее, при чем тут я? Я не подписывал фальшивые авизо, я не распродавал страну налево и направо, я не имею отношения никаким бандформированиям, к теневым банкам, в отличие от вас, сидящих у кормила власти. Кроме рецепта для больного я ничего не подписывал. Я не брал невозвратных кредитов.

– Вы же распродали страну! – не унимается чиновник.

– Если на то пошло, ты сидел под серпасто-молоткастым флагом и клятву верности давал как этому флагу, так и стране, под названием СССР. Нет ни страны, ни флага. Однако ты сегодня занял место под трехцветным флагом, который вам, коммунистам, особенно КГБ-шникам был ненавистен. Беда в том, что вы сегодня готовы и под зеленый флаг идти, если они все же придут, лишь бы сохранили вам портфель с должностью. (Кстати, некоторые ваши «миротворцы» об этом откровенно и говорят с мятежниками, намекая на свою «управленческую универсальность и профессионализм»). Такие как ты, многие вчерашние райкомовско-обкомовские чиновники должны благодарить демократов за то, что благодаря таким наивным глупцам, как я, Вы стали и банкирами, и владельцами предприятий с заводами. Прежде чем ругать демократов, вы должны вспомнить себя и свой капитал, свои возможности и положение в конце 1980-х и сопоставить эти параметры своего существования с сегодняшними. Потому то и в беду превратились все попытки реформировать страну и ее экономику, что Вы, противники всяких реформ взялись руководить и проводить эти реформы. Потому в этих реформах во всех сферах чувствуется Ваш почерк, Ваше авторство! Кабан зебру не может родить.

Ах, эта политика, сам черт не поймет что делается. Воруют и грабят они, виноваты демократы! И тут я вспоминаю стихи поэта-авангардиста и моего единомышленника в годы зачатия демократического движения в Дагестане, опубликованные в газете «Путь Ислама», издававшейся под редакцией Адалло (№ 1 1993 г.):

 
«Сорвал с них цепи – барствует хамье,
И перья распустили торгаши.
Ослам – солому! Каждому свое…
Предпочитаю золото души!
Бесчестие! Мошенники в цене.
Пыхтят хапуги, – слышится возня.
Воры – в законе нынче. А я – вне
Законов воровских. Здесь нет меня.
Клейменные берутся за клеймо.
Опять царят рабы в стране рабов.
Сошел ледник и выплыло дерьмо.
И тошно мне от согнутых горбов».
 

Раскол джамаата

В Агвали опять сборы. Поднимаемся в Тлондода. Завтра в лес. С утра отец купил тушу кединского барана. Самой вкусной считается баранина из с. Кеди или из сел этой зоны. К вечеру Шарип нас поднимает в Тлондода, а отец остается в Агвали.

Село готовится к празднику. Через пару недель все тлондодинцы со всех концов соберутся на родине. Глава администрации прикладывает все усилия, чтобы успеть подготовиться к празднику. В то же время, в селе чувствуется напряженная атмосфера. На годекане не обходится без дискуссий о «ваххабитах». Активнее всех эту проблему обсуждают те, кто не имеет знаний об элементарных основах Ислама. Они и наиболее агрессивны в борьбе за «чистоту» Ислама. К примеру, воинствующий антиваххабит, Абдулатипов Гаджи, которому за 70, во время очередной дискуссии на эту тему спрашивает рядом сидящего Исадибира Магомедова:

– Умра[9]9
  малый Хадж, совершаемый накануне Курбан-байрама


[Закрыть] – это «ваххабистская» выдумка, или это то, что и мы признаем?

Вопрос для мало-мальски осведомленного об Исламе человека анекдотичный. Вот в таком духе и на таком уровне идет спор. Надрывая глотку, спорят взрослые люди на годеканах. В споре не обходится без упоминания и Сталина, и Горбачева, и Ельцина, и саудийцев. «Ваххабитов» обвиняют во всех мыслимых и немыслимых грехах, от наркотиков до мирового масштаба антиисламского заговора под руководством Израиля и Америки. Люди типа и уровня Абдулатипова Гаджи кучкуются, вечно всем и всеми недовольные готовят заговор против имама местной мечети Шамсулвары Газимагомедова, обвиняя его в «ваххабизме».

А имам мечети, когда в начале июля боевики в с. Эчеда захватили в заложники двух милиционеров Цумадинского РУВД, вступил в переговоры с фундаменталстами. В течение суток выехал через Хасавюрт в Ичкерию, встретился с лидерами мятежников, уговорил их отпустить заложников с их оружием, получил письменное указание на возврат двух милицейских автоматов и к рассвету следующего дня был в Агвали. Министр ВД Дагестана в Агвали ждал результат поездки имама в Чечню, болтуны грели камни на годекане, а имам Шамсулвара с руководителем администрации села Тлондода мотались по серпантинам горных дорог из Агвали до Урус-Мартана и обратно. Сам лично ближе к полуночи их провожал из Кизилюрта в горы, после Урус-Мартана. Им некогда было ужинать, они торопились под проливным тропическим дождем через горный перевал в Цумада, где их ждал министр. Получить разрешение на возврат милицейского оружия было не просто. Все в Урус-Мартане в один голос заявили:

– Такого не было, ЧТОБЫ МЫ ВОЗВРАЩАЛИ ОРУЖИЕ. Это то самое оружие, которое направлено против нас, а мы его возвращаем. Нет, милиционеров – на все четыре стороны, но оружие – ни в коем случае! – упорствовали в Чечне.

Подписания такого указа добился Амир Багаудин, вопреки возражениям всех остальных.

Потратив менее суток, гонцы вернулись в Агвали, разрешили конфликт с мятежниками мирным путем, а министр на вертолете улетел в Махачкалу, докладывать о благополучном разрешении противостояния вышестоящему начальству. В этом докладе не было фамилий ни имама мечети, ни администратора с. Тлондода. Заслуга министра ВД РД. (Зато фамилия имама появится позже, когда начнутся боевые действия в Ботлихе, Новолаке. Он был первым в списке тлондодинцев, кого следовало арестовать как «ваххабита») А пока имам Шамсулвара, рискуя жизнью, был занят урегулированием конфликта фундаменталистов с властью, в селе шли тайные сходы людей, соблюдающих исламские ритуалы, но далеких от науки Ислама, на которых шла подготовка к отстранению имама от сана. Заговорщики через Шамсулвару били по главе администрации села. А выступать против самого администратора, не хватало мужества. Потеряв гибкого, авторитетного и богатого знанием исламской науки имама, категорически отрицающего насилие в разрешении любого конфликта, администратор мог сам стать слабее. А конфликт в обществе выгоден лишь политическим интриганам и ворам, на которых администратор ни с какой стороны не был похож. Не его принцип – «Разделяй и властвуй», применяемый на всех уровнях власти в республике. В этом его сила и авторитет. Интриги мелких обывателей против порядочных людей, болеющих за общие интересы, продолжаются. Все инакомыслящие мусульмане перечисляются к «ваххабитам». Таким образом, чтобы с помощью властей лишить их общественного статуса. Аналогичная ситуация в целом Дагестане.

* * *

Вечером ужин у тети Зайнаб. Ее дочь Хадижат приготовила изумительные хачапури. Под этой крышей меня в каждый мой приезд торжественно принимала семья тети. Здесь всегда были рады моему приезду. В те годы ее муж Магомед, ныне покойный, резал лучшего барана, созывал всех своих друзей, ближайших родственников и устраивал настоящий банкет в честь моего приезда. Полный дом детей, больная, прикованная к постели жена, десятки гостей за столом, один за другим засыпают уставшие дети.

– Не нужно, Магомед, этого делать, угомонись, – говорил я ему.

– А для чего этот скот нужен, если не пользоваться им, если вот так не организовывать веселье для близких! Не вечно же мы живем, можем иногда позволять себе и отдых? – отвечал он, – за ними еще нужно проследить, чтобы они побольше мяса в кастрюлю положили, а то глядишь, мяса вроде много, а на стол дадут пару косточек!

За все время пребывания в доме у тети ни на минуту не могу забыть облик этого веселого, жизнерадостного человека, так рано и неожиданно покинувшего нас. Так и ждешь, – вот-вот войдет в узенькую дверь и начнет суетиться – «Почему на столе пусто? Хадижат! Давай быстро на стол! Нуридин! Быстро печку топить! Газидибир! – зови Шамхала, Магомеда и Мукошдибира!». Эта страница закрыта. В этом доме теперь тишина…

Оставив маму у тети Зайнаб, мы пошли спать к себе. Утром предстоит поездка в лес. На шашлык.

Размышления накануне кровопролития

Около полуночи мы вышли во двор. Дом наш расположен на краю села, перед домом к югу открывается пейзаж соснового леса, с меняющимися многочисленными полянами, густыми зарослями. Между селом и лесом протекает речка, образуя глубокое ущелье. Оно тянется до русла реки Андийское Койсу, на берегу которой расположен Агвали. К юго-западу от нас, чуть ниже и на той стороне ущелья светится огнями с. Хуштада. Раньше в этом селе располагался аэродром, куда ежедневно с пассажирами на борту садились АН-2 из Махачкалы. Из окраины Тлондода на летящий самолет смотрели сверху вниз. В таинственной тишине умолкли горы. Вдали от нас на западе под лунным светом белеют верхушки горного хребта, идущего из Ичкерии в Грузию. Ночное небо в горах это сказка – все небо усеяно яркими, крупными мерцающими звездами, до которых рукой подать. В безлунную ночь звезды освещают землю. В тихую погоду птичий крик из Хуштада слышен на окраине Тлондода. Лишь периодический треск сверчка нарушает ночную тишину. Напряженная тишина в теснинах гор. Продлится ли эта тишина до 8 августа? По моим прогнозам 6–8 августа боевики должны начать действовать. Во время беседы с боевиками на эчединском майдане М. Аслудинов несколько раз уточнил у меня: «Состоится ли 8 августа день села? Много ли приедет людей? Нет ли предложений или попыток отменить это мероприятие?». Интенсивная переброска через Агвали оружия, топлива, медикаментов, продовольствия в лагерь мятежников (об этом знали все, кроме работников ФСБ, руководителем которого в то время был В. Путин). Некоторые, особенно те, кому есть чего бояться, уже в конце июля на грузовиках вывозили имущество в Махачкалу и покидали Агвали. Еще можно было поставить заслон насилию, предотвратить кровопролитие. Законы и Конституция РФ не только не запрещают, но и обязывают руководство страны выставить в защиту мирного населения района столько сил и техники, сколько необходимо. Однако, ни переговоров с мятежниками, ни демонстрации силы. Что у них на уме? Кто ответит за отсутствие защиты мирного населения района от боевиков и их сообщников? Ведь вернувшиеся из Чечни на днях имам мечети и руководитель администрации с. Тлондода убедились в серьезности намерений армии Хаттаба и Басаева в поддержке цумадинских фундаменталистов: «Каждый куст, каждый поворот и спуск многочисленных троп района у них на карте отмечен!» – говорили они мне. Это было 10 июля. И после этого транспорт с оружием, медикаментами, топливом свободно под окнами РУВД и ФСБ пересекает Агвали и доставляется в Эчеда. Кто ответит за преступное попустительство, в результате которого десятки, сотни людей станут жертвами? Начальник милиции района? Руководитель администрации района? Да. Их могут сделать крайними. Хотя и руководитель администрации Абдуразаков А., и начальник милиции в этой ситуации сделали все, что они могли и им позволено. Говорят, что боевики особенно обвиняли руководителя администрации района. В чем его-то вина? Сценарий же, скорее всего, составлен не в Цумада. Что бы это значило? Россия, ее руководство хочет сдать Дагестан? Вряд ли. Под этот шумок Москва хочет сменить руководство Дагестана? Вроде, коррумпированную Москву устраивает еще более коррумпированное, криминальное руководство Дагестана. Не даром в народе говорят, что Магомедали Магомедов должен выложить определенную сумму в валюте людям администрации президента, чтобы он был принят президентом. (Ему, в свою очередь, кто-то должен приносить тоже?). Жителям России грозит смертельная опасность. Прямая обязанность федерального правительства и силовых структур, особенно ФСБ, предотвратить кровопролитие. Руководит ФСБ Владимир Путин. И Советом Безопасности при президенте РФ тоже руководит он же.

Нет, это один из этапов, уже обоснованного, более жестокого, чем в 1994 году, вторжения России в Чечню, обвинив последнюю в агрессии против Дагестана. Начало предвыборного театра победоносной войны на Кавказе. В таком случае фундаменталисты в Эчеда точно выполняют провокационное задание Москвы. О возможности такого варианта я Магомеду Аслудинову уже говорил, однако тот лишь посмеялся над этим. На эту же тему мне очень хотелось поговорить с амиром Багаудином, но тогда он еще был в Чечне. Этот вариант в перспективе выгоден и для республиканской власти. Уничтожение исламской оппозиции в республике руками армии, ликвидация «Исламского гнезда» в Карамахи, возможность под шумок предстоящих военных действий парализовать следственную работу по хищению бюджетных средств должностными лицами, последующие крупные денежные вливания в республику за поддержку гнусных планов Кремля, что в свою очередь обострит борьбу в правительстве за доступ к этим средствам. Я долго размышлял на окраине села, в глубокой ночной тишине. Затем мы с Шарипом пошли спать. Мясо для шашлыка в маринаде. Отдельно баранина, отдельно телятина.

* * *

Утром погрузились в «Ниву», с нами поехала еще Хадижат с дочерью Патимат, и мы двинулись в сторону леса. Мне очень хотелось спуститься пешком к речке и оттуда с детьми подняться до опушки леса. Пеший поход решили устроить отдельно. Дорога в сторону леса только для движения гужевого транспорта. Ямы, крутые спуски, чередующиеся такими же крутыми подъемами. Добрались мы до Шимини-майдана – поляны напротив села. Нашли подходящее место для привала у источника, выгрузились, дети стали собирать хворост для костра. Под старой сосной в тени у подножия холма постелили покрывало. После сбора хвороста дети стали подниматься в гору, собирать цветы, лекарственные травы. Грибов полно, но отец до сих пор не научился различать съедобные от несъедобных, потому дети собирали только рыжики. Почему-то у нас только рыжики и считаются съедобными, хотя мой папа приносил несколько видов грибов, и мы их жарили.

Мама села чуть дальше нас и глядя на природу, на село, расположенное перед нами, как на ладони, видимо, вспоминала свою молодость. Время от времени по ее щекам текли капли слез. Полуголодные, оставшиеся сиротами четверо малолетних детей вынуждены были бороться за выживание. Приходилось и дрова на своей спине тащить из этого леса, и пахать, и собирать. Здесь каждая роща, каждая поляна пролита потом и слезами матери. Очень тяжело им пришлось. Отец ее умер от фронтовых ранений в 1944 году, когда самому старшему ребенку, моей маме было всего 13 лет. Жизнь в горах сама по себе несладка, но она невыносима, когда у многодетной вдовы фронтовика государство забирает скот, имущество, обрекает на голодную смерть сирот. Так, перед 5–6 летними детьми к бабушке во двор явился председатель колхоза, схватил самую здоровую козу и сказал:

– Отныне эта коза будет колхозной!

– Мама, мама, он мою козу с козленком забирает! – закричал 5 летний брат моей мамы, которому суждено было жить всего 17 лет.

– Замолчи! – заткнула моя бабушка своего сына, ибо, возражать и проявлять недовольство было НЕЛЬЗЯ. Он человек СИСТЕМЫ. Он ХОЗЯИН.

Или, другой случай, когда он же ногой отворив дверь, явился в дом, снял с веревки только сотканные руками моей матери новые шерстяные мешки, и унес их для использования в качестве… половых тряпок в школе. Мама моя, входя в класс, со слезами на глазах каждый день протирала ноги об разорванный ее шерстяной мешок, который она ткала целую зиму. Многие прошли через эти жернова системы. Но они иной жизни и не представляют, большинство жителей села и сегодня о былом вспоминают только как о прекрасном! «Был порядок, – объясняют они. Да, сажали, ссылали, – не Сталин же сажал, не он же расстреливал!» Особенно рьяно за сохранение «советских» традиций и традиционного Ислама борются потомки тех ХОЗЯЕВ системы. Дети, внуки, правнуки. История стремится повториться.

После обеденной молитвы шашлык был готов. Мы пообедали, отдохнули и собрались обратно.

Впервые в жизни я так отдохнула! Сколько живу на свете, – в лес ходила только за дровами. Как же хорошо сегодняшний день прошел! – вздохнула Хадижат.

Ты еще молодая, доченька, а я? В прошлом году они меня вытащили в хуштадинский лес, тоже также посидели, так сладко я поспала под тенью сосен! Мы же живем и ежедневно боремся со своим телом, со здоровьем, не оставляя ни минуты для себя, для тела, для отдыха. Так жизнь и прошла.

Едем домой. У лесной опушки мы догоняем Исхака. Он погоняет ослов, груженых дровами Исхак – студент университета Аль-Азхар, ровесник Шарипа. Учился прекрасно, знаток Ислама, Шариата. Однако университет прекратил платить стипендию. Продолжать учебу не в состоянии и вернулся домой. Его редко видно в селе. Не любит пустых разговоров на годекане, он помогает родителям, занят полезным делом. Призвание его и его талант не востребованы. Такие как он обществу не нужны. Он не умеет воровать, лгать, обманывать, у него есть понятие «халал» и «харам». В нынешнем обществе такие обречены.

Так в поездках Агвали – Тлондода, Агвали – Ботлих прошли последние дни отпуска. В начале августа семья была в Ботлихе. Мы с братом остались в Тлондода. Первого августа руководитель администрации с. Тлондода говорит:

– Завтра глава администрации района собирает актив района. Велели к 12 часам дня явиться в Агвали.

– Что значит актив? Это какие-то избранные люди?

– Нет, каждый администратор села берет по 3–4 человека из села. Видимо, обсуждение ситуации в районе.

Утром мы с Шарипом стали красить крышу дома. Последний раз я ее красил лет 20 тому назад, и с тех пор кровля была нетронутой. Краски оказалось недостаточно, мы решили поехать в Агвали за краской. Как только мы начали спускаться из Тлондода, открылась панорама Агвали. С высоты Агвали видно как с самолета. Множество машин и толпы людей около здания администрации района.

Что-то случилось, такое скопление народа у администрации о чем-то говорит.

Приезжаем в Агвали и сразу к зданию администрации, домой не будем заезжать.