Текст книги "Рагнар Чёрная Грива (СИ)"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Несмотря на все невзгоды своего изгнания, он с каждым днём все больше наслаждался охотой. Даже в жалкие вечера, когда муссонные дожди наваливались на него, и десантник проводил ночи в преследовании и выслеживании, смотря только сквозь подсвечивающие мир зелёным линзы своего шлема, он чувствовал себя свободным и лишённым оков, но не одиноким.

Несколько раз он натыкался на остатки коротких привалов Волков. С помощью клинков и болтеров они убивали мелких карнозавров – по размеру достигавших земной лошади – и готовили кислую плоть рептилий над огнём из сухостоя. Каждый раз, когда Ворейн находил засохшие остатки волчьей трапезы, он чувствовал лёгкие уколы сочувствия и симпатии. Даже после того, как удавалось содрать с карнодонов плотную шкуру с чешуёй, его мясо оставалось отвратительным на вкус. Это было известно всем жителям Кретации.

Однажды он обнаружил генетически изменённую кровь человека, засохшую на одной стороне скалы. Она слишком давно свернулась, чтобы можно было извлечь из неё хоть какую-то информацию, но история была ясна и так. Один из Волков прохромал сюда, чтобы передохнуть несколько минут после ранения. Ворейн также нашёл зуб, длиной с его палец и изогнутый, как полумесяц. На мгновение он подумал, что это зуб карнодона, но, повертев его в руках, охотник понял, что вряд ли был на Кретации зверь, которому принадлежал этот клык. Ничто в его памяти об охоте в родном мире не подсказывало животного с такой формой и остротой зубов. Но Ворейн видел такие клыки, один раз, но запомнил их ясно. Это было недавно.

'Клык кракена. Из меча Рагнара'.

Когда вторая неделя готовилась смениться третьей, он сделал открытие, заставившее его кровь замереть в жилах. Мёртвая змея, вдвое длиннее высокорослого мужчины, с чешуёй, утыканной хрящевыми шипами. Красные пятна на коричневой шкуре. Её голова была размозжена. Животное убили и отбросили в сторону, гневаясь. Без сомнения, это случилось, когда хищник упал с ветвей, чтобы укусить свою добычу.

Ворейн осторожно изучил остатки рта гадюки, способного раскрыться так широко, чтобы проглотить кулак охотника. Он ощупал пальцами четыре изогнутых кинжала слоновой кости, служившие змее клыками, и один из них оказался неповреждённым. Три были сломаны у самых корней.

С треском костей он разорвал пасть мёртвой змеи, чтобы заглянуть ей внутрь. Мясистые железы вверху её рта были увеличены даже после смерти. Гадюка умерла спустя несколько секунд после того, как впрыснула свой яд. Змея-грида. Её укус мог пробить даже суставы брони космодесантника.

Ворейн бросил тушу змеи обратно на колонию муравьёв, неспешно обгладывавших мертвечину, и двинулся дальше, обновив свои цели.

Он нашёл Волков на следующий день.

Точнее сказать, они нашли его.

III

Этот мир презирал человеческую жизнь. Будучи сыном зимнего мира, Рагнар знал кое-что о планетах, которые сражались, чтобы отвергнуть колонизацию. Кретация была истиной сестрой Фенриса по этому стремлению, и являлась кипяще-жарким ядовитым отражением Родного Мира.

После полутора месяцев в диких джунглях небольшая болезненность превратилась в боль, а боль стала подобна агонии. Низкие ветви высокого дерева оцарапали его лицо несколько дней назад, и царапины, сначала показавшиеся безобидными, сейчас распухли и превратились в зараженные постоянно зудящие рубцы, истекающие сырным запахом грязного гноя. Его доспехи в нескольких местах были пробиты когтями прыгающих и вопящих звероящеров – чудовищ размером с Громового Волка – и раны под быстротвердеющими заплатами бронецемента оставались воспалёнными и горящими, заставляя пламенеть его кровь и превращая его суставы в стекло.

Его усиленная физиология боролась за очищение организма от всех чужеродных инфекций, но проигрывала эту битву. Оба сердца стучали с выбивающейся из ритма частотой, и он почти ощущал, как его внутренние органы гудят и пульсируют, сопротивляясь тем ядам, что насытили его кровоток.

Единственная пища, которую он ел за шесть недель, была горькой плотной плотью охотившихся на них ящериц. И это мясо не насыщало, а только отгоняло голод, выворачивая в то же время кишки в мучительных судорогах.

Нальфиру было ещё хуже. Один глаз барда опух и закрылся от жала полосатого насекомого размером с палец. Односекундного контакта с паразитом было довольно, чтобы лицо покраснело, а подкожные вены почернели и просвечивали сквозь кожу. Несколько раз его укусили и ранили зубы и когти зверей, пробившие броню. Его тело сражалось с заразой настолько сильно, что отказала бионическая рука, больше не отзываясь на команды мозга.

– Моё тело отвергает её, – сказал бард, когда его конечность отказала впервые. – Оно восприняло фальшивые нервы и мышцы, как внешнюю угрозу и проклятую инфекцию, и пытается исцелиться.

Оба Волка понимали, что уже давно бы умерли, не обладай они физиологией Адептус Астартес, поддерживающей их, и не имея своей брони из священного керамита, защищающего плоть. Даже их пост-человеческая выносливость нуждалась в подкреплении сил, и им требовались еда и питье, чтобы продолжать движение. Богатые паразитами речные воды, даже прокалённые над костром и профильтрованные через камни, все равно заставляли их внутренности сжиматься в спазмах. Кровососущие насекомые преследовали их, словно медленная ленивая дымка, выпивающая генномодифицированную жидкость из вен Волков.

Однажды ночью на привале, глядя на редкие звёзды, мерцающие сквозь полог джунглей, Нальфир сказал с философским видом:

– Если Фенрис стремится окрасить снег в красное кровью своих людей, то Кретация – мир, отравляющий их так, что их мясо и кости потом питают её проклятую ядовитую землю.

– Поэтическая мысль. Было бы чудесно, если бы у озвучившего её не было чёрной рвоты, так некрасиво высыхающей на его грудной пластине.

Нальфир размахнулся в сторону Рагнара своей деактивированной бионической рукой, отогнав того с хрюканьем одобрения.

Через несколько дней после отказа бионического протеза в локте и плече Нальфира появилась новая боль.

– Фантомные боли, – сначала настаивал Рагнар.

– Э, может быть. Может, – отвечал Нальфир.

А ещё через несколько часов бионическая рука начала сжиматься и дрожать. Боль под бронёй Нальфира распространилась на его бицепс.

– Болит слишком сильно, чтобы боль была призрачной, – сказал бард. Он мог игнорировать это – как мог избегнуть любой боли, всех видов – но мышечные спазмы раздражали его. Его нервная система была изношена испытаниями, которым подвергала их эта планета, и больше не могла передавать сигналы от мозга с какой-либо уверенностью и надёжностью. Половину времени он был погружен в горячечный бред, ругаясь на десятках языков разных миров Имперского космоса.

Нальфир следовал за Рагнаром, позволив Кровавому Когтю возглавить их маленькую группу – ел, когда Рагнар приказывал ему есть, и спал, когда Рагнар приказывал отдыхать.

– На нас охотятся, – объявил самый молодой воин вечером, воняющим созревшим потом и жаром от все ещё злобного заходящего солнца. Они пробирались вдвоём по колено в грязи через болото.

Нальфир повернул голову, и сплюнул сталактит густой кровавой слюны. Одноглазый и несчастный, он пошатнулся, погрузившись в грязь по пояс. Что-то вроде угря скользнуло в грязи рядом с его ногой, оставляя извилистый слизистый след.

Рагнар протянул руку, предлагая помощь, но бард отбил её прочь. Когда Нальфир снова поднялся на ноги, ему пришлось прочистить горло от кровавой мокроты, прежде чем он мог что-либо внятно произнести.

– Кто охотится? Зачем?

– Посмотри сам.

Нальфир повернул голову, силясь рассмотреть цель оставшимся глазом. Рагнар указывал куда-то... в грязь... возле берега болота. Он увидел чёткий, безошибочно узнаваемый отпечаток бронированного башмака силового доспеха, и бессильно заморгал, стараясь прогнать туман из мыслей.

– Мы... ходим кругами. Это может быть наш след.

Рагнар повернулся и бросил недовольный взгляд на барда.

– Я знаю, откуда мы пришли и куда идём. Это не наши следы. Поверь мне.

– Итак, наши гостеприимные хозяева тоже здесь, – Нальфир засмеялся впервые за несколько недель. – Они ведь просто должны убедиться, что мы сдохли, так? Словно не доверяют своей родной планете, которая с радостью убьёт нас сама...

– Если я не вернусь до восхода солнца, – произнёс Рагнар, – иди дальше без меня.

– Что?

– Просто подожди меня здесь. Острый Язык.

Болезненные мысли Нальфира были слишком медленны. У него возникли затруднения даже с пониманием простых фраз Кровавого Когтя, не говоря уж о рассуждениях, стоящих за ними.

– Ждать здесь, – повторил он. – Зачем?

– Затем, что ты будешь приманкой. Оставайся здесь, и выгляди уязвимым.

Нальфир фыркнул, по-волчьи мрачно, в ответ на приказ брата. Он выбрался на берег, и рухнул на землю, усевшись на место посуше.

– Это не потребует никаких усилий с мой стороны, брат, обещаю, – тихо пробормотал он.

Бард то и дело приходил в сознание, старясь все время бодрствовать. Иногда его бионическая рука замыкалась и замирала на час или два, а потом начинала дрожать от импульсов его пылающих нервов. Иногда он, как ему казалось, часами глядел на болотистую равнину, чтобы обнаружить, что прошло только десять секунд. А иногда он прикрывал глаза на пару мгновений, чтобы понять, что прошло полчаса, поглощённых порченым бредом.

– Чёрная Грива, – пробормотал он. Глаза отказывались сфокусироваться на приближающейся фигуре, пробиравшейся сквозь трясину.

– Нет, – произнёс голос. – Это я, кузен.

Нальфир не смог сдержать ухмылки. Его взгляд очистился, когда он понял, кто стоит перед ним.

– Ну надо же. Если это не надсмотрщик этой планеты, сержант Ворейн, то я, наверное, совсем плох, – он поднял и нацелил своей здоровой рукой болтер, чувствуя гордость от того, что прицел не дрожит.

Расчленитель не двинулся, когда поднялось оружие Волка. В одной руке он сжимал топор, в другой держал болтер стволом вниз. Как и у Нальфира, его броню покрывали шрамы от зубов и когтей, она была обесцвечена и отбелена серными дождями. Но, в отличие от барда, лицо космодесантника не было изъедено и поражено ядом и инфекцией.

– Острый Язык, – приветствовал он Волка.

– Это моё имя для родичей. Житель Кретации, называй меня Нальфиром.

– Хорошо. Пусть Нальфир. Ты один? Где Рагнар?

– Он мёртв.

– Это ложь, кузен. Я бы уже нашёл его кости, будь это так.

– Может, ты просто плохой охотник? Кто ж знает...

Ворейн напрягся, выдыхая сквозь сжатые зубы. Он с трудом усмирил свой пылкий нрав.

– Сказать, что рождённый на Кретации – плохой охотник, значит серьёзно оскорбить, кузен. В этом мире только дети и калеки неспособны обеспечить свой клан пищей.

– У нас на Фенрисе так же, – ухмыльнулся Нальфир, показав окровавленные зубы. – Скажем так, оскорбление сейчас очень к месту. Мне кажется, что у меня плохое настроение, а хорошая перебранка согреет мою кровь и порадует душу.

– Твоё выживание будет чудом, – покачал головой Ворейн.

– А твоё гостеприимство – откровенно дерьмовое, – ответил Нальфир. – Мы сожрали уже половину ящериц на континенте. Надо же, а я раньше думал, что у волков Фенриса невкусное мясо. Но я ошибался, признаю. Здесь все состоит из отравы. Каждый зверь ядовит, каждое растение отравлено. Даже в воде паразиты.

Ворейн кивнул.

– Все верно. Хотя ты едва прикоснулся к поверхности. Самые опасные звери Кретации держатся подальше от крепости-монастыря. Они на своей шкуре узнали, и передали следующим поколениям, что мы не стесняемся использовать пушки замка на тех, кто осмеливается приблизиться к его стенам.

– Те, которых мы прикончили, были достаточно смелыми, хоть и отвратительными. Тьфу, этот мерзкий вкус.

– Почему вы остались неподалёку от крепости? – спросил Расчленитель. – Большинство изгнанных нами претендентов уходят прочь от твердыни, когда шествуют Путём Заходящего Солнца.

Кровавая зубастая улыбка Нальфира вернулась на его лицо.

– Мы искали тайники с оружием или бронированные бункеры, конечно. А потом собрались пробиться обратно в твою крепость.

Ворейн ничего не сказал в ответ, подумав, что Волк говорит правду.

– Как... смело с вашей стороны, – сказал он наконец.

– Мы – Волки, – ответил бард, считая, что этого обоснования достаточно. – В любом случае, кузен, я достаточно долго тебя отвлекал.

Расчленитель развернулся на месте, в три раза быстрее обычного человека, но все же оказался недостаточно проворен. Рагнар вылетел из грязной воды, вышиб из рук противника топор ударом Морозного Когтя, и рубанул по лицу Расчленителя.

Кретацианин отшатнулся назад, подняв болтер лишь для того, чтобы оружие разлетелось на куски от удара меча Кровавого Когтя. Ворейн замер, когда его взгляд встретился с холодным отпечатком смерти в глазах Рагнара, и сглотнул. Неподвижные зубья цепного меча Волка легонько царапнули шею Расчленителя.

Грязь и ил вместе с потоками мутной воды ручьями стекали с доспехов Рагнара. Его волосы были собраны в грязный гребень, а на лице извивались толстые блестящие пиявки. Ворейн испытал к себе жгучую ненависть за то, что испытал к противнику восхищение: Волк умудрился замаскировать звуки своей брони, перемещаясь под покровом болотной воды. Без сомнения, ему пришлось задержать дыхание на несколько минут, чтобы подобраться так близко к Расчленителю и напасть со спины.

– Умелая охота, – признал Ворейн, осторожно выговаривая слова.

– Я тоже так думаю, – прошипел Рагнар. – И полагаю, что следующие твои слова будут достаточно хороши для того, чтобы спасти тебе жизнь.

– Мой Орден благодарит вас, – сказал Ворейн, не отрывая взгляда от Волка, – за возвращение боевого корабля 'Барионикс'.

Они устроили привал без разведения огня, расположившись в нашедшейся неподалёку пещере. Её пространство заполнилось эхом диссонансной песни от скрипа и визга повреждённых механизмов брони, капающей в глубине пещеры воды и криков охотящихся рептилий в отдалении.

Рагнар вытер с лица большую часть грязи после своей подводной засады, остались только тёмные круги вокруг налитых кровью глаз. Дыхание Нальфира клокотало в груди, что не предвещало ничего хорошего, по мнению Кровавого Когтя. И Рагнар заговорил первым, отогнав жирных кровяных мух взмахом разбитой бронеперчатки.

– Почему ты здесь, сержант?

– Теперь я 'капитан', – безэмоционально ответил Ворейн.

– Ну, прими тогда наши самые сердечные поздравления, – проворчал Нальфир, удивившись сам себе. Обычно он бывал более саркастичен. – Но и на вопрос ответь.

– Я хотел найти вас, чтобы вернуть, – Ворейн указал на вход в пещеру и вечные джунгли за её пределами, которые заполняли весь мир от горизонта до горизонта. – Конечно, если вы не хотите остаться здесь.

– Вернуть? – Смех Нальфира больше походил на бульканье. – Чтобы на сей раз казнить правильно, со всеми ритуалами?

– Нет. Отправить вас на Фенрис с благодарностью от моего Ордена. И отправиться с вами как посланник, чтобы договориться о прекращении этой бессмысленной вражды меж нами.

Рагнар пощупал языком выемку от выпавшего зуба.

– Ты говорил, что это за пределами твоей власти. Сержант, или капитан, но ты – не Лорд Сет.

– Ваш ярл, – сказал Ворейн, – один из многих лордов. Его слово может не быть словом всего Ордена. Это не делает слово никчёмным. Это делает его шагом, первым из многих, на пути к возрождению братства, – он постучал по своему нагруднику и аквиле на нем. – Я всего лишь один из офицеров моего Ордена, и могу говорить только за тех немногих людей, что находятся под моим началом. Но я благодарен вам, и признаю в ваших действиях великую честь. Наши Ордена могут встретиться в будущем как враги, но воины наших Рот – не враги больше.

Ворейн пошарил в одном из своих поясных контейнеров, и протянул Рагнару выпавший из меча зуб Кракена.

–Я нашёл это.

Кровавый Коготь взял зуб, пробормотав слова благодарности. Кожу вокруг его рта стянуло, она была влажна, а рот заполняла кислая слюна. Укусы пиявок были необычайно зудящими и болезненными.

– Что изменило твоё мнение? – спросил он Расчленителя.

– Вы. Благородство вашего жеста, который состоял в прибытии сюда.

– Я бы предпочёл, чтобы ты понял это несколько недель назад, – сказал Рагнар, расчёсывая щеку. Один из вздувшихся укусов пиявок закровоточил под его пальцами.

– Существует многое, о чём я не могу рассказать, даже здесь и сейчас, в этот момент истины. Но я скажу вот что. Истина Расчленителей в том, что наши надгробья уже вырезаны. Мы не можем возобновлять людские ресурсы так быстро и так качественно, чтобы возмещать потери, которые несём в крестовых походах Лорда Сета.

Оба Волка подобрались, моментально насторожившись. Они уставились на Ворейна, и их больные глаза зажглись от такой шоковой информации.

– Твой Орден умирает? – пробормотал Нальфир. Он испытал интерес профессионального рассказчика историй к такому тёмному повороту сюжета.

– Не сейчас, но скоро. Некоторые Ордена восстанавливаются на протяжении многих десятилетий, взвешивая долг, честь, позор и необходимость. Некоторые сражаются даже перед лицом гибели и полного исчезновения. Мы из последних. Через сто лет наша линия крови и наше наследие станет всего лишь воспоминанием. Мы сейчас сражаемся не ради славы, а для того, чтобы оставить после себя память, достойную примарха, нас породившего. Лорд Сет ведёт нас в крестовые походы по всей Галактике, вступая в битву там, где сражения наиболее тяжелы. Он ищет не спасения, а сохранения нашего наследия в глазах Империума.

Ворейн сделал паузу, подбирая слова, прежде чем продолжить.

– Было трусливо и недостойно с моей стороны – стоять рядом с Скаратом, и позволить ему изгнать вас, чтобы дикие джунгли убили вас... Хуже всего, это было бесполезно. Ваши смерти ничего не доказали бы, и не спасли жизни. Если я умру – а моя линия крови уже умирает – я хочу уйти из жизни с чем-то большим, чем проклятия со стороны врагов. Это мой первый поступок в звании капитана, это – то, что я скажу, если вы позволите мне лететь с вами на Фенрис. И это то, что я сообщу Лорду Сету, когда... если вернусь.

– Это говорит, – сказал Нальфир, – о твоём эгоизме. Ты заботишься только о том, как галактика будет произносить твоё имя, когда ты и твои братья уйдёте из жизни.

Зубы Ворейна блеснули жемчужно-белым на его тёмном, покрытом шрамами лице. Это было почти мошенничество.

– Вы можете так считать. И в этом есть правда, согласен. Но есть и практическая выгода для Волков. Помните, кузены, что я – из тех немногих, кто наставляет новобранцев нашего Ордена. Их умы наполняются тем, что вкладываю туда я. И когда я буду тренировать следующее – возможно, последнее – поколение Расчленителей, я вложу в них осознание того, что Волки... по крайней мере, некоторые Волки соблюдают правила чести.

Нальфир повернулся к Рагнару, невнятно произнеся на фенрисийском:

– Он много чего недоговаривает.

Рагнар кивнул, медленно выдыхая.

– И мы тоже оставили очень многое недосказанным, – ответил он на том же языке. – Но разве это так важно?

Ворейн не перебивал Волков, пока они переговаривались. Он поднялся на ноги, подошёл ко входу в пещеру и активировал вокс-линк в своём горжете. Качество связи под плотным пологом джунглей оставляло желать лучшего. Когда он услышал отклик из крепости-монастыря, Ворейн заговорил, издавая горловые односложные приглушенные звуки, которыми пользовались многие племена Кретации. Когда-то очень давно это, возможно, был низкий Готик.

– Что ты сказал? – спросил Рагнар.

– Запросил 'Штормового Ворона' и перечислил ваши ранения для нашего апотекария, – ответил Ворейн, искусно сохранив нейтральный тон голоса. – Нам нужно взобраться повыше, чтобы катер смог забрать нас. Звук двигателей привлекает карнодонов, и пилот не сможет сесть под пологом леса. Вы готовы двигаться, мои двоюродные братья?

Рагнар со скрипом суставов боевой брони поднялся и помог Нальфиру.

– Чем скорее, тем лучше, – блеснул клыками Кровавый Коготь.

IV

Ворейн шёл впереди. Он знал, какой ущерб нанесла Кретация фенрисийцам, и заботился о том, чтобы темп движения был невысоким, особенно когда они вышли на каменистый склон. Осыпающаяся земля и гравий заставляли крепче цепляться за выступы руками, чтобы не сползти вниз с лавиной щебня. Всякий раз, когда Расчленитель оборачивался, чтобы посмотреть на Волков, он видел, как они использовали все свои конечности, напоминая, как никогда, диких зверей, яростных и вызывающих.

Луна Кретации взошла высоко на небосклон, но ночи, наполненные влагой, были здесь так же безжалостны, как и жестокий горячие дни. Пот лился по лицам, и они тяжело отдувались, пытаясь перевести дыхание в экваториальной жаре.

'Как собаки', – подумал Расчленитель.

Нальфир начал отставать. Рагнар оставался рядом с ним, поддерживая постоянный поток разговоров и ругани. Нальфир не поддержал его попытки, только хрюкая с каждым шагом, и тяжело сплёвывая меж зубов густой кровавой слюной.

Оба его сердца выбились из ритма. Укус змеи в задние мышцы бедра распространял порчу заразы по ноге уже несколько дней, но раньше иммунная система справлялась, уменьшая влияние инфекции до болезненного покалывания. Но сейчас это превратилось в борьбу за выживание – вся левая нога стала, словно колода, тугой и онемевшей. Вялость и слабость, которые он успешно скрывал до этого момента в течение двух рассветов, все-таки овладели его телом.

– Просто заткнись, – выдохнул он Рагнару, когда они упали рядом с Ворейном. – Чёрная Грива, заткнись хоть на мгновение. Послушай меня.

Шутливая болтовня Рагнара прекратилась.

– Что случилось?

Бард не прекратил шагать, но, когда они добрались до следующего участка осыпи, он встал на четвереньки и потащил ослабевшую ногу вслед за собой вверх по камням. Волк хватался за каждый выступ, который мог зацепить своей здоровой рукой. Камень скрипел и сыпал осколками под тяжёлым керамитом, когда десантник преодолевал подъем метр за метром.

– Кажется, я умираю.

Смех Рагнара отдался в скалах, словно выстрелы орудий.

– Не преувеличивай.

– Послушай меня, ты, сраный гений, – голос Нальфира походил на шёпот. – Этот проклятый змей, который упал на нас пару дней назад. Одна из этих тварей с кинжалами вместо зубов.

Рагнар кивнул, вспоминая этот случай. Огромная змея набросилась на них, спрыгнув с высоких ветвей, и опутала кольцами своего тела торс, руку и ногу Нальфира. Неспособная смять его прочную броню, рептилия нанесла удар по более мягкой броне сочленения сзади под коленом. Три из четырёх загнутых клыка змеи проникли в плоть возле сустава.

Нальфир помолчал, пытаясь сморгнуть липкий пот с налитых кровью глаз, прежде чем продолжить.

– Я не могу побороть яд. Это меня убивает.

Ухмылка Рагнара померкла от серьёзности тона барда.

– Острый Язык, не заговаривайся, это была просто змея.

– Ага, и морозный вирм – тоже просто змея, да? Но мы видели, как они убивали Эйнхериев одним укусом, – он поднялся на ноги, как только достиг прочного каменного уступа. – Я рассказчик историй. Собиратель саг. Я говорю на стольких языках, сколько звёзд не всходит на небе, брат.

Рагнар кивнул вперёд, где Ворейн вскарабкался на пятьдесят метров выше них.

– Ты говоришь на кретацийском?

Нальфир ухмыльнулся, показав кровоточащие десны.

– Не то чтобы эти ворчания и цоканья считались за наречие, но – да, я говорю на нем. Выучил много лет назад. Ярл Громовой Кулак хотел, чтобы я мог переводить в обе стороны, если пересечём пути с Расчленителями. В общем, я понимаю его. И знаю, что умираю. Это сказал Ворейн по вокс-каналу.

– Он может ошибаться.

– Может. Может... Но я говорю тебе, брат, что не так уж он и не прав. Моя кровь пылает, и вижу едва ли на расстояние вытянутой перед собой руки.

Прежде чем Рагнар смог возразить, Нальфир сплюнул на камни полный рот темной крови.

– Кости Всеотца, какой глупый способ подохнуть... Если ты расскажешь об этом нашим братьям, клянусь, я прокляну тебя из могилы. Скажи им... скажи, что я умер, сражаясь с... Не знаю. С чем-то огромным. С зубами длиной с твою ногу.

– Кузены? – Ворейн позвал их, заметив, как сильно снизилась скорость движения Волков.

– Все в порядке, – крикнул в ответ Рагнар.

Нальфир издал щенячье звонкий смешок.

– О, да, – прошептал он. – Все просто замечательно.

– Сколько у тебя осталось времени? – спросил его Рагнар.

– Я не знаю. Недолго. Расчленитель был удивлён, что я все ещё жив, и я скажу без тени лжи – похоже, что я помер уже вчера, но просто забыл упасть...

Небеса выбрали именно этот момент, чтобы разверзнуться и пролиться вниз потоками жалящего муссонного дождя, пробивавшего даже купол сплетённых ветвей над десантниками.

– Бывали у меня деньки и получше этого, – заключил бард. Рагнар обнаружил, что не находит слов.

– Продолжай двигаться, – выдавил Кровавый Коготь через минуту, чем заслужил ещё одну кровавую усмешку от Нальфира.

– Твои вдохновляющие речи требуют доработки, брат. 'Продолжай двигаться'? Это так-то ты поддерживаешь дух раненного родича?

– Я начинаю жалеть, что ты умрёшь так просто, Острый Язык.

– Ха! – бард утёр грязной ладонью гнилостный пот с лица. – Я легко удовлетворю твоё желание в ближайшее время. Ведь я просто был обречён на то, чтобы меня за зад цапнула змея. Ты? Нет, только не ты. Укус не мог достаться тебе, с твоей-то проклятой удачей. Удача заканчивается, Чёрная Грива. Разве я тебе об этом ещё не говорил?

– Всего-то шесть или семь тысяч раз, брат.

– И это правда, знаешь ли. Знаешь, да... Ярл полагает, что ты предназначен для великих дел. Но, клянусь, он оставил бы такие мысли, едва услышав, как ужасны твои вдохновляющие речи!

– О чем ты говоришь? – нахмурился Рагнар.

– Ты действительно настолько глуп, Чёрная Грива? – Нальфир отхаркался чёрной пеной, и тяжко сплюнул ее на камни. – Как ты думаешь, почему мне было так невыносимо твоё присутствие с тех пор, как ты присоединился к Первой Стае? Кто, по-твоему, велел мне дразнить тебя, подкалывать и испытывать тебя каждый сраный день?

От внезапно свалившихся на него откровений и болезненного состояния голова Рагнара закружилась, раскалываясь от боли.

– Ярл приказал?

– Громовой Кулак – гораздо более хитрый крыс, чем полагают все остальные родичи Роты. У него дюжины испытаний и игр, подобных этой, и он постоянно ведёт их. Все время. Он заставил меня издеваться над твоей гордостью и высмеивать амбиции – и сильнее всего задевать твой норов. Не может существовать Волчьего Стража, который не умеет контролировать свою ярость. Горящий Трон, брат, да он взбеленился, когда узнал, что ты убил этого проклятого Тёмного Ангела! После этого он приказал мне испытывать тебя с удвоенной силой. Он не был уверен, что может доверять тебе, как раньше.

– Битва в Очаге Первой Стаи.

– И на 'Бариониксе', – кивнул Нальфир.

– Я знал, что это ты, – Рагнар снова ощутил, как руки безумного Расчленителя смыкаются на его горле, и почувствовал давление, ломающее кости, которое обезумевший воин оказывал на него незадолго до своей смерти. – Я знал, что это ты отключил стазис-камеру.

– Приказ ярла, – ухмыльнулся Нальфир, хотя ему явно было очень больно это делать. – И ты выжил, да?

Рагнар снова не смог подобрать слов, подходящих к моменту.

– Я... думал... ты просто...

– Просто ублюдок? – Нальфир казался взвешивающим эту идею. – Ну, это тоже верно.

– Острый Язык...

– Хватит слюней и соплей. Ты заберёшь себе мой топор? Серая Прядь сделал его для меня. Подарил в день моего появления в Первой Стае. Мне было бы неловко, если бы он сгнил в этом тошнотворном болоте дерьмового мира.

– Конечно, брат.

– Хорошо. Хорошо... Моя благодарность... – Нальфир бросил своё тело на скальный выступ впереди, и из его носа выплеснулся сгусток крови. Он с ворчанием втянул его обратно в пазухи. – Нет, ещё не умер, – выдохнул Волк. – Всё. Ещё. Не...

Деревья выше истончались, их купол ветвей разбился, открыв вздымающееся темно-серое небо, и больше не закрывал их от рвущих ударов тропического ливня. Впереди их ждал Ворейн с топором, лежащим на плече. Когда Волки подошли ближе, едва ковыляя, он бросил взгляд на Нальфира, свалившегося на камни, и с трудом дышащего, и проговорил низким голосом, обращаясь к Рагнару:

– Теперь мы будем ждать.

V

Боевой катер 'Штормовой Ворон' шёл низко над кронами деревьев, его броню покрывала краска, частично растворившаяся от кислотных дождей. Он качнул крыльями с лёгкостью, которую редко можно наблюдать у воздушных судов Адептус Астартес, не обладающих мощью двигателей и импульсом тяги гораздо более крупного и тяжёлого 'Громового Ястреба'.

Катер походил на сжатый кулак, его турбины визжали, когда он дрейфовал в воздухе, подбираясь ближе. На его спине вращалась управляемая стрелковая турель. Стволы орудия медленно осматривали небо в поиске добычи. Сращённый с пушками сервитор не отвлекался ни на что иное. Рагнар подозревал, что он был сфокусирован и сформирован для одной-единственной задачи, жил, будет жить и умрёт когда-то в своей башне без всякой жалобы или возмущения. Раб казался бесполым – просто серым выхолощенным человечком, кибернетические модификации которого стёрли все индивидуальные особенности тела, вроде пола, личности и идентичности.

Рампа боевого катера опустилась, открывая отсек, расположенный под кабиной. Она походила на распахнутую пасть зверя. Болтеры и ящики с боеприпасами ждали своего часа в освещённом помещении экипажа.

Ворейн первым сорвался из-под прикрытия каменного свеса, защищавшего их от ударов усилившегося дождя. Он рванулся в шторм, едва посадочные когти катера коснулись каменистой поверхности плато. Волки расслышали треск вокс-канала, пока он совещался с пилотом, казавшимся смутным силуэтом за усиленным бронестеклом кокпита.

Единственным признаком опасности была тень, скользнувшая по светлому кружку луны. Она мелькнула и пропала, словно размытая тьма.

Штурмовые орудия на спине катера ожили, раскручивая стволы с визгом, но не стреляя. Тень ударила сверху, раздался грохот металлического грома – Рагнар увидел нечто огромное, снабжённое широкими крыльями – и снова исчезла. Остались только характерный запах плоти рептилии и эхо визга измученного металла, звенящее в ушах.

Орудийная башня исчезла, оторванная до самых своих гидравлических корней.

Ворейн метнулся обратно под прикрытие скалы, крича что-то пилоту в вокс. 'Штормовой Ворон' содрогнулся, снова поднимаясь в воздух, его турбины взвыли, набирая высоту, а дыхание его выхлопных отверстий обдало Волков облаком тумана, нестерпимо воняющего перегретым сожжённым топливом.

Они вытащили своё оружие, когда перед ними на склон рухнула с громовым ударом орудийная башня. Теперь это был комок смятого металла и разбитого стекла. Сервитор содрогался на своём встроенном троне, все ещё тщетно пытаясь исполнить свой долг, даже истекая кровью из рваных ран. Рагнар наблюдал, как он трясся, пока фактически не убил себя, вскрыв глотку острым куском разбитого стекла кабины.