Текст книги "Рагнар Чёрная Грива (СИ)"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

После его слов наступило молчание. Долгое. Напряжённое. Он встречал взгляды каждого из присутствующих, ожидая их решения. И тишина раскололась с глухим ударом чёрной перчатки Ульрика о каменный стол. Он поднял свой кулак, и ударил по камню ещё раз, потом ещё.

Остальные присоединились, один за другим. Нальфир стал последним, а перед ним по камню ударил ярл.

– Очень хорошо, – сказал Берек. Его взгляд оставался непроницаемым, а губы сжались в тонкую линию. – Ты сказал, родич. И твой ярл тебя услышал. Возвращайся к своим обязанностям. Я вынесу вердикт сегодня вечером.

– Я останусь, – сказал Ульрик. – И мы поговорим об этом подробно, ярл Громовой Кулак.

Улыбка Берека казалась злобной и вымученной. Его зубы были словно сошедшиеся воедино надгробия.

– Конечно, Убийца. Всё, что пожелаешь.

VIII

Нальфир пришёл к Рагнару той же ночью, с морозом в глазах и ножом в руке. Космодесантникам требуется гораздо меньше времени на отдых, и спят они очень чутко, в отличие от смертных. Многие даже не засыпали полностью, а только отстранялись, позволяя участкам изменённого мозга отключаться поочерёдно, в то время как тело не отдыхало вообще.

Да, в настоящем полноценном сне было нечто очищающее. Вдали от линии фронта воины Адептус Астартес предпочитали иногда спать, как обычные люди, отдыхая полностью, всеми чувствами и телом в истинном сновидении.

Обычно воины многих Орденов предпочитали оставаться в редкие часы отдыха в личных помещениях. Но в Эйнхерьяре это было не принято. Все десантники Великой Роты Громовых Кулаков, словно волки в дикой природе, спали целыми стаями. Центральный зал казармы служил святилищем, оружейной и спальней. Сервиторы и некоторые трэллы часто обитали в одном с ними общем пространстве, и отдыхали тогда, когда Волки отсутствовали.

Один из сервиторов, отвечавший за снаряжение, засек своими кибернетическими глазами передвижения Нальфира по зале. Опознав Волка, он произнёс лишённым выражения голосом:

– Чемпион Острый Язык, вам требуе...

– Тсссс! – прошипел бард. – Молчать.

Лишённый брони Нальфир приземлился рядом с постелью Рагнара. Он присел над лежащим ничком Волком, и глаза Острого Языка сузились, превратившись в тонкие щёлочки. Он легонько постукивал серебряным кинжалом по груди своего собрата по стае. Нож издавал лёгкий звон, отскакивая от темных контуров черного панциря, выделявшегося под кожей Рагнара.

– Чёрная Грива, – тихонько прорычал он. Пальцы Нальфира сжались вокруг рукояти кинжала, пока Волк боролся с желанием обагрить клинок кровью Кровавого Когтя.

Рагнар не шевелился. Каждый вздох доносил до него солёный запах пота барда и выделяющуюся ноту металлического лезвия ножа.

– Чёрная Грива, – прошептал бард сквозь стиснутые зубы.

– Уходи, – пробормотал Рагнар. – Или я возьму этот нож и вырежу тебе глаза.

– Это вряд ли, – Нальфир соскользнул с постели, прокручивая кинжал между пальцев с изяществом ярмарочного трюкача. – Нам нужно поговорить, Чёрная Грива.

Рагнар сел на постели, чувствуя неприятные ощущения и зуд в соединительных портах на спине и плечах, к которым подключались патрубки силовой брони. Кожа вокруг разъёмов покраснела и воспалилась, а сами они походили на небольшие раны. Впервые за много месяцев он был без брони, и Нальфир, со свойственным ему чувством времени, умудрился разрушить всякую надежду Рагнара на заслуженный отдых.

– Так говори, – огрызнулся Чёрная Грива.

– Ты новичок в Первой Стае, и жаждешь славы. Я вижу это в твоих глазах. Это нормально. Но ты ставишь свои амбиции превыше нужд Роты.

– Если у тебя есть какая-то мысль, кроме этой риторики, прошу, выскажи её побыстрее.

Нальфир покачал головой и вздохнул, словно никогда не видел ничего настолько же трагичного.

– Это очень эгоистично с твоей стороны, Чёрная Грива. Мы должны стать братьями по оружию, я и ты. Одна стая. Одно сердце. Один разум. И никаких прыжков в разные стороны.

Рагнар потянулся, чтобы собрать свои длинные волосы в охотничий узел, и убрал пряди с лица. Он понял, что поспать уже не получится.

– Ты разбудил меня ради этого?

– Нет, я разбудил тебя, чтобы бросить тебе вызов, – Нальфир закрутил нож, позволив ему танцевать серебристым пятном между его пальцами. Как и Рагнар, он был лишён своей брони, и одет только в грубые штаны. Шрамы украшали его смуглое тело, рассказывая истории сотен битв.

– Могу я узнать причину этого вызова? – спросил Рагнар. – Или мне проще предположить, что ты хочешь успокоить свою уязвлённую гордость? Ведь ярл прислушался к моим словам, а не к тебе.

Словно вспышка из мышц и сухожилий, Нальфир во мгновение ока приставил нож к горлу Кровавого Когтя. Острый край серебряного лезвия царапал небритую кожу Рагнара. Бард улыбнулся, оказавшись лицом к лицу со своим соперником.

– Ты высокомерный щенок, Чёрная Грива. Ты получил от аристократки с Терры красивый мечик, и внезапно решил, что ты – лидер стаи, гораздо круче, свирепее и мудрее всех остальных.

– Ты злишься, что меня выбрали командиром?

– И посмотри, как ты выступил в этой роли, да? Это больше, чем твой щенячий темперамент. Это гордыня. Ты что, думаешь, я слеп, и не замечаю твоей жажды славы?

Зубы Рагнара казались ярко-белыми в слабом освещении залы.

– Я думаю, что ты испытываешь свою удачу, певец. Если ты так беспокоишься о своём месте в Первой Стае... Может, тебе стоит стать чуть более жестоким, более смелым и мудрым?

– Какие милые угрозы, – ставший медово-сладким голос Нальфира звучал низко и хрипло, – от не пробовавшего крови детёныша.

Рагнар таким же быстрым движением вытащил костяной нож из наголенных ножен, и приставил его к низу челюсти своего брата. Одна рубиновая капелька пробежала по клыку кинжала, наполняя воздух тяжёлым химическим запахом крови Нальфира.

– Не пробовавший крови? – выдохнул он в лицо своему сопернику. – Продолжай, сказочник. Я сделаю себе боевую раскраску твоей кровью, и буду носить её, не смывая, год и один день. Чтобы все узнали, что именно мой нож вырезал оба твоих бесполезных сердца.

Если Рагнар сейчас был похож на пламя, то Нальфир походил на дыхание льда на ветру. Ярость барда была тихой, и обманчиво нежной.

– Ты – выскочка, – ухмыльнулся бард, – голодный до славы подросток. Ребёнок, только изображающий настоящего мужчину. Щенок, делающий вид, что он охотник, и выживающий только благодаря своей сумасшедшей удаче. Но удача заканчивается, Чёрная Грива. Удача всегда заканчивается.

Нож Рагнара слегка двинулся вверх, снова пронзив верхний слой кожи барда, и по лезвию стёк ещё один ручеёк крови.

– Я знаю, что это был ты, – выдохнул Чёрная Грива. – Ты отключил поле стазиса на 'Бариониксе'. Я знаю, что это был ты, Острый Язык.

– Ты ничего не знаешь, неопытный щенок.

– Еще раз назовёшь меня неопытным или не пробовавшим крови, – предупредил Рагнар, – и я воспользуюсь твоими свитками чести, чтобы подтереться.

Нальфир приблизил губы к уху Рагнара, словно заговорщик, и прошептал фальшиво-сладким голосом:

– Бесполезный. Не проливший крови. Щенок.

Рагнар бросился на него, оба воина с грохотом повалились на палубу в путанице наносящих удары конечностей. Трэллы и сервиторы залы поспешно отступили в стороны. Время угроз и оскорблений прошло, и теперь воздух наполняли неразборчивые проклятия, перемежаемые бессловесным ворчанием. Звук глухих ударов кулаков дополнялся стуком голов о металл пола.

Звук кинжала Рагнара, пробившего череп Нальфира, походил на громовой удар молнии, раскалывающей ствол дерева. Нож Нальфира, пробившего кишки Рагнара, напомнил влажный шлепок туши, сорвавшейся с крюка в мясницкой. Бесценная кровь раскрасила палубу брызгами и потёками, отмечая весь путь сошедшихся в бою братьев по казарме.

Нальфир схватил Рагнара за волосы, собранные в охотничий узел, и с размаху впечатал лицо Кровавого Когтя в спальное место Уллера Серой Пряди. Один раз. Другой. Третий. Отпечаток окровавленного лица Рагнара, оставшийся на постели, казался диким и варварским украшением.

Локоть тяжко вонзился в горло барда, достаточно сильно для того, чтобы перекрыть дыхательные пути куском оторвавшегося сухожилия, а второй удар пришёлся в подбородок, выбив два зуба. Освободившись, когда Нальфир ослабел, Рагнар перешёл в нападение. Момент, пригодный для кратковременной передышки, растворился в продолжившейся драке. Оба космодесантника потеряли свои клинки, и не обращали внимания ни на что, кроме противника.

Битва продолжалась. Такова была жизнь среди рождённых во льдах. Саги Эйнхеръяра были полны безжалостных сражений между соплеменниками и братьями по стае. Большинство драк заканчивалось принесением взаимных обетов братства и восстановлением здравого смысла. Уроки выучивались. Соперники становились братьями по мечу. Мужчины, готовые раздробить череп врага и пролить кровь друг друга, обнаруживали себя в конце драки выдохшимися, задыхающимися, ухмыляющимися и смеющимися. Связанными воедино узами, крепчайшими, чем когда-либо.

Но не здесь и не сейчас. Не в этот раз. Битва завершилась ударом железного стола, брошенного с силой порыва зимнего ветра на Фенрисе, и сбившего с ног обоих противников. Осколок стола вонзился в уже разбитый череп Нальфира, словно метательный топор. Рагнар принял на себя всю тяжесть удара, пришедшегося по спине и плечам. Его разбитое лицо размазало по стене, прежде чем оглушённый Волк упал на колени.

Свалившись на палубу, они тяжело и рвано дышали, испытывая совершенно животные муки.

– Н-н-н-н... – выдавил сквозь зубы Нальфир, шевеля сочащимися кровью губами. Что бы он не хотел сказать, этого никто бы не мог распознать.

– Гррррр! – не менее невнятно ответил Рагнар.

Посреди комнаты стоял воин в полной боевой броне, оскалив зубы на своих поверженных сородичей. Казалось, что сам Русс никогда не выглядел настолько преисполненным ярости.

– Проклятые Кровавые Когти!

– Я... – начал Нальфир, – я не...

Бронированный ботинок наступил на его грудь, прерывая генетически усиленные движения рёбер при дыхании. Протест барда потонул в тонком щенячьем вое, полном боли.

– Заткнись, – сказал стоящий над ними воин. – Вы, оба, заткнитесь. Вы залили всё кровью. Она на моей оружейной стойке.

– Серая Прядь... – успел произнести Рагнар, вставая.

Удар старшего воина мог бы снести смертному голову с плеч. Некоторые танки наезжали траками на беспомощных врагов с меньшей силой. Рагнар упал на палубу, застонав.

– Я сказал: 'заткнитесь', оба. Это касается твоего хитрого языка, Чёрная Грива, и горестного пения барда.

Уллер Серая Прядь прошёлся по общей зале стаи, рассматривая нанесённый ущерб и следуя вдоль кровавых отметок с медвежьим рычанием.

– Мне не нужно быть Рунным Жрецом, чтобы прочесть знамения в этом кровавом следе, – показал он на размазанный отпечаток лица Рагнара, запечатлённый на металлической плите спального места. – Все предзнаменования говорят одно и то же. Вы оба бесполезны.

Уллер нацелил болтер прямо в лицо Нальфиру. Мороз сиял в тёмных глазах старшего воина.

– Если ты веришь, что я не пристрелю тебя, ты сильно недооцениваешь мой нрав, мальчик.

– Ты не станешь, – Нальфир обнажил свои окровавленные клыки. – Серая Прядь, брат мой, мы оба из Первой Стаи.

– И что это значит для тебя? – Уллер мотнул головой в сторону Рагнара. – Ты только что выпустил кишки своему брату, а он в ответ пробил тебе череп. Тебе не кажется, что глупо сейчас взывать к чувству стаи, Острый Язык? Когда я говорю 'заткнись', я именно это и имею в виду.

– Но Серая Пря...

Болтер громыхнул выстрелом. Звук взрыва был оглушающим, заполнив всю залу, и рабы, уже спрятавшиеся в углах комнаты, прикрыли уши руками.

– Ты скотина! – выкрикнул Нальфир, зажимая кровавый обрубок своей левой руки. Уллер продолжал целиться из болтера в раненных воинов.

– Ты будешь жить, дурак. Это всего лишь рука. Попросишь вежливо, и Железные Жрецы сделают тебе новую. Может быть, – Уллер постучал по вокс-линку в своём бронированном горжете. – Морозный Коготь, это Серая Прядь. Передай Убийце, что он нужен в Очаге Первой Стаи.

Аскарваль ответил только сухим одобрительным рычанием. После того, как вокс-линк с кликаньем отключился, Уллер опустил свой болтер и покачал головой.

– Проклятые Кровавые Когти...

– Перестань называть меня Кро... – сказал Нальфир, но ствол болтера поднялся быстрее, чем требовалось времени, чтобы мигнуть.

– Я вижу, что одна рука все ещё крепится к твоим плечам, – рыкнул Уллер. – Скажи ещё слово, и число твоих конечностей сократится. Ты не оценишь, поверь.

Нальфир, наконец, принял мудрое решение, и замолчал. Рагнар, лёжа на спине и ощущая вкус собственной крови, рассмеялся.

***

Он открыл глаза, когда Убийца вошёл в комнату. Рагнар не спал по-настоящему, но погрузился в медитативное состояние, пограничное меж сном и явью, полностью успокоив свой разум.

Последние два дня немного затянулись – он исцелился за несколько часов после прибытия, но его держали в апотекариуме правого борта. 'Наказание, – как он понял, – но имеющее практический смысл'. Старейшие держали его отдельно от Нальфира... и держали Нальфира подальше от него.

– С возвращением, – приветствовал его Ульрик.

Тело Рагнара походило на холст художника, разрисованный увядающими синяками и заживающими ножевыми ранениями, от которых остались небольшие шрамы. Рана вдоль его живота стала шрамом потолще, более серьёзная и глубокая. Она напоминала ему о его недавнем происшествии.

Ульрик обратил свои древние глаза к молодому воину. Его взгляд был совершенно непроницаем. Рагнар мог только гадать, увидел ли он в нём разочарование, или мрачное развлечение, и была ли между ними какая-то разница.

– Теперь ты из Первой Стаи, – сказал Волчий Жрец. – Как быстро ты растёшь.

– Слышу ли я гордость в твоём голосе, Убийца?

Ульрик ничем не выразил своего признания в этом факте.

– Первая Стая Роты должна служить примером братства и ветеранской зрелости.

Рагнар ничего не сказал, и это все объяснило.

– Ходят разговоры между другими стаями, что и тебя, и Острого Языка отправят обратно на Клык.

Рагнар выругался. Отправка обратно была бесчестьем. Изгнанник, молящий о вступлении в другую Великую Роту, или служащий в залах крепости-монастыря, забытый и обесчещенный – до последнего своего вздоха под бушующим небом Фенриса. Вот какая судьба ждала его.

Нет. Он не собирался больше думать об этом. Его создали для чего-то большего, чем такая участь.

– У тебя по-настоящему мерзкий характер, Чёрная Грива.

– Да, мне часто говорят об этом, – он согнул ноги, и напряг мышцы, ощущая приятный треск жил.

– Половина из тех, с кем я разговаривал, разгневаны тем, что ты пытался убить собрата по стае. Другая половина недовольна тем, что ты не довёл дело до конца. Острый Язык весьма непопулярен.

Рагнар подумал, что это очень дипломатично сказано.

– Как и ты сейчас, – добавил Ульрик. – Разбитый эсминец, разозлённые Темные Ангелы... Твои братья говорят, что несчастье цепляется за тебя, как ракушки за борта лодки.

Рагнар ответил уклончивым ворчанием.

– Эта распря ниже твоего достоинства, Чёрная Грива. Твоя душа не так мелочна или проста. Почему именно так? Почему Острый Язык?

– Я не могу дать ответа. Он дразнит меня, как охотник жертву. Он даже осмеливался выступать против моих приказов на поле битвы. Он противоречит всему, что я говорю. Если бы я стоял перед Всеотцом, и говорил, что северный ветер дует зимой, Острый Язык обязательно настоял бы, что южные шторма холоднее летом. Просто это – его путь.

– Может, и так, – допустил Ульрик. – Или, возможно, это – его роль в Великой Роте. Его должность, а не его личность. Там, где лорд должен оставаться беспристрастным, его глашатай может говорить безнаказанно. Острый Язык вряд ли станет первым из бардов и герольдов, использованных ярлами для такой роли.

– Я тоже так думал. Но он чувствует ко мне нечто большее, чем роль. Более личное. И это не первый раз, когда он хотел меня прикончить.

Тёмное обветренное лицо Ульрика треснуло в полуулыбке.

– Это правда?

– Были и другие инциденты с момента присоединения меня к Первой Стае. То, что ты знаешь – это самые свежие. Он даже сделал попытку на 'Бариониксе'. Освобождение Расчленителя... не случайно, Убийца. Никто, обладающий глазами и трезвым умом, не поверил бы, что это просто неисправность.

– Ты кажешься уверенным. Но ты не высказался против него, и не обвинил в грехе.

Рагнар почувствовал, что ему наплевать на всё это.

– Я не побегу к ярлу, как ребёнок, которому нужны объятия. Я сам встречаю своих врагов, на своих условиях.

– Если он на самом деле враг. Гнев и домыслы не являются доказательствами, малыш. Но ты пытался сразить его, не так ли? Что было бы, если бы у тебя получилось? Убийство собрата по стае – тяжкое преступление, Чёрная Грива.

– Я не пытался убить его, – сказал Кровавый Коготь, улыбнувшись. – Я хотел научить его уроку уважения.

– Он говорит то же самое и о тебе.

– Что?! – усмешка Рагнара превратилась в рычание. Низкий рокот в его горле исказил его слова, сделав их наполненными звериной угрозой. – Ты говорил с Острым Языком?

– Недолго. Он содержится в апотекарионе левого борта. Они держат вас на противоположных сторонах корабля, пока вы поправляетесь.

– Я уже восстановился.

– Храбрые слова от человека, которого почти выпотрошили. Я бы не отправил тебя охотиться на кракена прямо сейчас, Кровавый Коготь, каким бы сильным ты себя не чувствовал.

– Я дал столько же, сколько получил.

– Я знаю это лучше тебя, – заметил Ульрик, – я видел повреждения его черепа. Но я все же пришёл не для того, чтобы говорить о том, что уже случилось. Я прибыл, чтобы рассказать, что произойдёт сейчас.

Рагнар молча кивнул, ожидая дальнейшего развития ситуации. Холод пробежал по его спине. То, что приговор оглашал сам Убийца, не сулил ничего хорошего.

– Ваша участь уже решена, – сказал Ульрик. – Ярл уже сообщил всей Великой Роте час назад. Пора искупить грехи, Рагнар Чёрная Грива.

Рагнар безмолвно и подозрительно взглянул на него, но не выдержал и неожиданно даже для себя улыбнулся:

– Мне это не понравится, да?

***

Для ремонта и заправки 'Барионикса' потребовалось семь недель. Фрегату было далеко до того сияющего клинка пустоты, которым он был когда-то, в расцвете своих сил, но благословения и концентрация на работе множества техножрецов и машинных рабов привели к результату. Корабль, скорее всего, будет способен пересечь течения варпа и не распасться по пути на части.

'Хольмганг' и 'Верегелт' давно ушли. Корабли Ярла Громового Кулака отбыли, чтобы сражаться по имя Всеотца, как звал их долг. Ярл отказался ждать завершения ремонтных работ, доверяя его тем, кого он предпочёл оставить.

Обычно полностью укомплектованная команда фрегата Адептус Астартес насчитывает несколько десятков тысяч человек. Когда плазменные двигатели 'Барионикса' разогнались, и их сопла выбросили пламя, на борту находилось несколько сотен человек экипажа, выжившего после долгого стазиса, и ещё четыреста душ, отправленных сюда с палуб Лордом Береком. Собственный корабль ярла ушёл, став легче на четыре сотни душ, что было немалой жертвой даже для 'Хольмганга'. На самом деле, его команда уменьшилась вдвое, так как большое число сервиторов и трэллов пришлось перевести на борт 'Верегелта', чтобы скомпенсировать потери в команде после короткой и жестокой битвы в засаде на краю Мальстрёма.

Самым ценным было то, что ярл Громовой Кулак разбил одну из своих Навигационных Котерий, чтобы боевой корабль Расчленителей оказался способен найти путь домой. Ценность одного Навигатора превышала годовой доход большинства планет, но Берек все равно отдал его, когда 'Хольмганг' отправился в плавание.

Семь недель, проведённых в одиночестве и бездонной пустоте за кропотливым тщательным ремонтом. Семь недель, пока двигатели не запустились, позволив начать путешествие, на которое уйдут ещё месяцы.

На очищенной от трупов и праха командной палубе, возле пустого командного трона стоял Рагнар. Он смотрел на немногочисленных членов команды, сидящих за богато украшенными рабочими станциями. Их числа едва хватало, чтобы управлять основными системами судна. И они вряд ли смогут что-то сделать, если у 'Барионикса' возникнут проблемы. По меньшей мере три четверти пушек корабля были неспособны вести огонь.

Палуба содрогнулась под его сапогами, когда корабль, наконец, ожил. Звезды на оккулусе начали двигаться.

– Проложить курс на Кретацию, – громко сказал он редким группкам трэллов. Потому что это нужно было сказать. Словно корабль мог отправиться ещё куда-то кроме родного мира Расчленителей.

Он изучал Кретацию по гололитическим архивам, наблюдал, как планета вращается в своём медленном танце, и ощущал странное чувство, будто этот мир был ему знаком. Кретация походила на Фенрис очень сильно, и в некоторых моментах очень сильно от него отличалась. Оба мира относились к категории Inhabitare Mortua, мирам смерти, и были яростно враждебны к человеческой жизни. Но Родной Мир был шаром изо льда и бушующих океанов, а Кретация – сферой, сплетённой из джунглей. Её лицо имело ядовито-зелёную окраску, а Фенрис казался сине-белым морозным призраком.

Рагнар облокотился на перила, окружавшие центральное возвышение, и задумался. 'Смогу ли я ещё когда-нибудь увидеть Родной Мир?' Изоляция глубокого и полного отделения от его стаи и роты не была для него чем-то новым, особенно для воина с таким ярким и кровавым прошлым. Но всякий раз расстраивала и никогда не приветствовалась Волком. Стайные животные всегда долго привыкают к одиночеству и самим себе, и Рагнар ничем от них не отличался.

– Ты готов, брат? – спросил он через плечо.

Второй воин, стоявший позади Чёрной Гривы, ответил тому лживой и нелюбезной ухмылкой. Его лицо покрывали созревшие синяки, а на виске и щеке выделялась грубо имплантированная металлическая краниальная пластина, удерживавшая кости черепа вместе.

– Я безумно рад путешествовать с тобой, ты же знаешь, – сказал Нальфир Острый Язык. – И я уверен, что мы с тобой будем приняты на Кретации горячо и с поистине братской любовью.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Кадия. Туннели под Каср Беллок.

Последний Поворот Ветра Года

999.М41

Безоружный раненый воин бежал по тундре. Его сапоги взбивали снег и разбивали серые камни, бег был неуверенным, он часто спотыкался, но не останавливался. Остановка означала смерть. Гибель от метели, сквозь которую он бежал, или от Зверя, который преследовал его.

Рычание Зверя ослабевало. Возможно, оно утонуло в бушующем ветре, может быть – благословенно затихло из-за увеличившегося меж ними расстояния. Он молился, чтобы это была вторая из причин, но боялся, что окажется первая. Хуже всего был сам звук. Зверь не кричал, подобно животному, он визжал, словно стальной клинок, поющий в воздухе.

Холод тоже был силой в самом себе. Его ледяная ласка ела по частям, проникая в глубину доспехов и вытягивая силу из костей. Это было невозможно, но это было. Никогда ранее он не чувствовал таких укусов бури. По крайней мере, с почти забытых лет своего детства. Ледяная корка скользила по его доспехам, трескаясь, когда он двигался, и снова намерзая за время, едва достаточное для того, чтобы сделать вдох.

Это не земная буря, нет.

Скалы рассыпались в стороны от его оступающегося шага, предательски скользкие камни выворачивались из-под ног, заставляя с грохотом падать на колени. Он выдохнул проклятие, которое тотчас подхватил и унёс прочь ветер, сорвав с языка прежде чем он смог даже услышать собственный голос.

За его спиной снова раздался звон металлического голоса Зверя. Ближе, ближе. Безумно близко. Он так и не смог обогнать Зверя.

Он вскочил на ноги, заставив протестующие мышцы вернуться к бегу. Каждый вздох, раздиравший его горло, приносил холод бури и уносил остатки тепла. Раньше ему уже приходилось несколько раз погружать себя в стазис, сознательно гася свои биологические процессы до почти полной их остановки. Но в этот раз все было иначе. Его тело не погружалось в стазис, оно умирало. Три лёгких в его груди медленно замерзали, превращаясь в твёрдые бесполезные куски плоти. Оба его сердца словно налились свинцом, и казалось, что они прокачивают ледяную воду вместо крови.

Он побежал. Кровь слабо сочилась из разбитых суставов его силовой брони, замерзая рубиновым льдом на сером керамите. Он не помнил, как получил эти раны. Горечь ветра замедлила его разум, лишив мыслей и поместив их вне досягаемости.

Когда земля снова подалась под его ногами, она не просто выскользнула из-под сапог, но провалилась вниз и исчезла, лишив всякой защиты. Воин почувствовал, как скользит, ударяясь о падающие камни. Только его рука, в панике схватившаяся за твёрдую скалу, удержала тело от падения в пропасть, не существовавшую три секунды назад.

Он висел над пропастью. Его мышцы на руке напряглись и начали рваться под весом тела. Под ним были лишь чернота и рёв ветра. Пропасть казалась безграничной и бездонной. Это была широкая беспросветная пасть кракена, глодавшего сердце мира.

Как легко было разжать пальцы. Бросить своё израненное замёрзшее тело, не сулившее ничего кроме ещё нескольких минут боли от обморожения... Потом оно всё равно сдастся этой буре бурь, или погибнет резкой, горячей и кровавой смертью в челюстях Зверя.

Нет. Бескровное падение во тьму не было достойной воина смертью.

Его мало-помалу разжимающиеся пальцы обрели твёрдость, и снова напряглись, обхватывая камень, в тот же момент, когда небо над головой затмила чёрная тень. Он посмотрел вверх, ожидая увидеть сверкающие клыки Зверя или размытое движение его когтей. Но то, на что наткнулся его взгляд, не было ни тем, ни другим.

Его лорд стоял на неровном выступе, одетый в полную броню и вооружённый. Его огромный меховой плащ развевался на ледяном ветру.

– Чёрная Грива, – сказал Ярл Берек Громовой Кулак, припав на одно колено и протягивая руку висящему над пропастью воину.

Рагнар даже не пошевелился, чтобы схватиться за неё. Ответить он тоже не мог – горло перехватило, язык онемел, а губы сковало льдом.

Берек ухмыльнулся через промёрзшую и заиндевевшую бороду. Он наклонился ещё ниже, протягивая закованную в доспешную перчатку руку ещё раз.

– Пойдём, парень. Время идти.

Он на время отключился, погрузившись в чёрное беспамятство вместо отдыха, даруемого истинным сном. Сознание возвращалось в мучительных судорогах и дрожи. Чувства медленно пробуждались к жизни, достаточно, чтобы почувствовать кружащее голову болезненное тепло, разливающееся по коже. Он увидел оранжевый свет костра рядом.

– Чёрная Грива? – раздался голос его лорда.

Рагнар не ответил. Он не мог. Язык казался мёртвым слизняком между ноющими дёснами, мысли текли слишком медленно, чтобы сложиться в слова.

– Ты знаешь, – спросил голос, – насколько был близок к смерти? И насколько ты все ещё к ней близок? Сражайся, черт тебя дери!

Его глаза закрылись, сначала ввергнув его в тошноту, а после – в ничто.

В следующий раз, когда он пришёл в себя, он увидел серые стены пещеры, превращённые мерцающим светом очага в янтарь. Из головы вылетели осколки сна, едва он заметил черные доспехи и одеяния жрецов. Он увидел серебряную сталь и услышал, как она поёт в воздухе, издавая звук, подобный реву животного... и больше ничего.

В этот раз ему удалось встать. Суставы брони рычали в полной гармонии с ревущей болью в костях.

Пещера была маленькой, представляя собой скорее убежище, чем дом. Рагнар купался в свете костра, вдыхая его, словно жизнь. Горячий воздух пах кровью и пеплом, но даже это казалось благословением после застывшего в горле удушливого острого вкуса снега.

– Я уж было подумал, что ты ушёл за наградой к престолу Всеотца, – произнесла неуклюжая фигура, скорчившаяся у костра.

Рагнар посмотрел на своего господина, старшего воина, разжигавшего сердце очага толстой ветвью сухого дерева. Когда слова пришли, они были совсем не теми, которые Рагнар хотел сказать.

– Ты не похож на того тебя, которого я видел в последний раз.

Берек ухмыльнулся, не отрывая взгляда от пламени.

– А что ты ожидал увидеть, Чёрная Грива?

– Труп, – честно ответил младший воин. – Ты мёртв, господин.

– Правда? – Берек бросил сухую ветвь в огонь, позволив пламени пожирать его, как и остальные дрова.

– Я отомстил за тебя, – уточнил Рагнар. Когда его мысли собрались в ненадёжные цепочки, он засомневался, что полностью проснулся, и не бредит. – Я убил еретика, пролившего твою кровь жизни.

– О, – Берек издал медвежье рычание, бывшее, вероятно, смехом, – ты герой!

Рагнар поднялся на ноги, только чтобы встретить предупреждающий шёпот своего лорда:

– Осторожнее, герой. Ты слабее трёхдневного щенка.

– Где Морозный Коготь?

– Эта маленькая свинорезка? Кто знает. У тебя его не было, когда я нашёл тебя в снегу. Это был твой первый вопрос? Я ожидал от тебя чего-то более практичного, Чёрная Грива. Ты хоть знаешь, где ты?

– Где я?

Глаза Берека блестели, тёмные и радостные.

– В пещере.

– Я вижу, сир. И где же эта пещера?

– Здесь.

Рагнар обнажил зубы, повинуясь инстинкту. Он испытывал раздражение.

– И где находится это 'здесь'?

– Всё ещё не обуздал свой норов, да? Он приведёт тебя к смерти, Маленький Король.

– Как твой норов привёл тебя к твоей? – огрызнулся Рагнар. – Ты выплюнул свой последний вдох, словно дичь на пиру, выпотрошенный предательскими клинками.

Берек захохотал, отведя в сторону свой меховой плащ, и обнажив избитый и разрубленный остов боевой брони. Нагрудник представлял собой разорванную мешанину керамита, вскрытую от горла до паха и покрытую толстым слоем льда. Разорванные внутренние органы и раздробленная плоть просвечивали, лишь чуть искажаясь, через эту морозную линзу.

– Да, именно так. Как умер я. Как там остальные, а? Как моя Первая Стая?

– Теперь они – моя Первая Стая, лорд.

– Они взяли моё железо прежде, чем принесли клятву верности тебе, щенок. Так что расскажи мне, как поживают мои братья. Клянусь Руссом, я все ещё скучаю по ним.

Рагнар затаил дыхание, чтобы заговорить, но вместо того его череп едва не взорвался от внезапно поднявшегося давления. Воздух, который он втягивал в лёгкие, имел химический привкус корабельных фильтраторов, а прежде приятный свет костра вспыхнул яростью искусственного солнца, показавшейся его глазам слишком сильной.

– Чёрная Грива? – услышал он зов Берека.

Рагнар сжал голову руками, чтобы удержать расползающийся на части череп.

– Чёрная Грива?

– Чёрная Грива?

– О, да, Убийца. Я жив. Немного запутался в мыслях.

– Больше походит на то, что ты спал, находясь на ногах. Признак повреждения черепа, или серьёзной раны разума.

– Все в порядке, – солгал Рагнар. – Я ничего не видел. Все хорошо.

Рагнар тяжело оперся на баррикаду из трупов, наваленных перед собой, заставляя дрожащие, болящие и нещадно перенапряжённые мышцы руки расслабиться, и отстегнул непослушными пальцами шлем. Перед ним расстилалась гекатомба тел, забивших широкий туннель на пятьдесят метров вперёд. Позади него были его люди, потерявшие дыхание или истекающие кровью. Их плоть была разорвана и покрыта ранами. Несколько человек осели наземь, там, где стояли, пытаясь преодолеть дрожь мышц после семичасовой битвы без единой передышки. Один боец отстегнул свой изуродованный шлем, громко выругался, и сплюнул горсть зубов. Из-за выделившегося адреналина и блокаторов боли, вводимых в кровоток боевой броней, раны, полученный несколько часов назад, проявили себя только что. Один из Волков прикоснулся заляпанными грязью пальцами броневой перчатки к своему рту, обнаружив, что удар топором, сломавший челюсть час назад, также оторвал часть языка.