Текст книги "Рагнар Чёрная Грива (СИ)"

Автор книги: Аарон Дембски-Боуден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Нельзя сказать, что его пленение стало неожиданностью. Но настоящим сюрпризом стало то, что он до сих пор был жив.

Он встретил своих тюремщиков лицом к лицу, когда они пришли за ним. Один из них был Капелланом, о чём свидетельствовал святой медальон-розарий на его шее. Его тёмное лицо было испещрено оспинами, шрамами и кибернетической реконструкцией. Рваная линия волос была отмечена плохо залеченными ранами и уродливыми пятнами от ожогов.

– Ты самый фантастически уродливый человек, на которого падал мой взгляд, – сказал ему заключённый, – но, клянусь Всеотцом, я бы поставил всё на то, что ты гордишься этими шрамами.

Капеллан деактивировал слои отражающих полей вокруг камеры пленника, один за другим. Защитные кинетические барьеры отключились с шипящим потрескиванием измученного воздуха. Когда Капеллан вошёл в камеру, пленник отступил назад от железного дверного проёма. В его взгляде не было и намёка на дурные намерения.

– Я ищу Великого Воина вашего Ордена, – сказал заключённый. – Габриэля Зуб Пилы, Лорда Расчленителей и повелителя этого мира. Долго я ждал, чтобы поделиться с ним словами, лицом к лицу и с глазу на глаз.

– Магистр Ордена Сет находится далеко отсюда, – ответил Капеллан. – Он исполняет военный долг во имя Императора. Я Брат-Капеллан Скарат. Ты уже знаешь Сержанта Ворейна. Он был одним из абордажников, которые привели тебя ко мне.

– Жрец, – приветствовал их заключённый. – И Вожак Стаи. Приветствую вас.

– Наши имена послужат. Мои братья и я редко используем титулы при общении. Тебя зовут Чёрная Грива, так?

– Для моих родичей я – Чёрная Грива. Чужестранцы чаще называют меня Рагнар. Это наш путь.

– Хорошо. Тогда – Рагнар.

Волк оскалил клыки в улыбке.

– Вы, наконец, пришли поблагодарить меня за возвращение вашего корабля? Мы многие месяцы вели его обратно к вашим небесам. Мой ярл выделил для этого плавания одного из своих Навигаторов, а это дорогого стоит. И вы отплатили нам узилищем. Холодно же встречают гостей на Кретации...

Скарат был привычен ко многим диалектам и говорам всеобщего Имперского языка, распространённым в Галактике. Он понимал слова Рагнара, хотя они и имели очень сильное отражение влияния культуры Волков.

– Я здесь не для того, чтобы благодарить тебя, – сказал Скарат. – Я здесь, чтобы огласить приговор.

– Приговор? Ха! За какое преступление?

Скарат удивился, если бы этот воин оказался обычным надутым глупостью представителем своего племени. Ответ, как он считал, бы очевиден.

– Быть Волком – преступление.

На мгновение Рагнар решил, что никто из них не произнесёт и слова. Ни покрытый шрамами сержант, ни тощий и серый капеллан.

– За то, что ты – Волк, – сказал мёртвоглазый жрец. – За то, что ты – вероломная собака из Ордена предательских псов.

– А, так ты хочешь меня казнить... Теперь я вижу, куда дует ветер. Продолжение войны между нашими Орденами, скажем прямо, означает для вас гораздо больше, чем любая возможность восстановить братские отношения. Я полагаю, Нальфира постигнет та же участь?

Капеллан с тонкими губами и полуприкрытыми глазами произносил слова, такие же бесстрастные, как и его взгляд.

– Вы оба умерли в тот момент, когда вошли в наше царство. Точно так же, как были бы мертвы мы, осмелившись войти в ваше.

В первый раз за последние дни Рагнар вспыхнул гневом.

– Неужто вы настолько лишены чести, что обрекаете нас на смерть, не услышав наши слова? Наши Ордена однажды были как братья – линии крови из чистейших источников, взятых от самых преданных отцов.

Скарат был неумолим.

– Времена меняются.

Рагнар тряхнул головой и клацнул зубами в пресловутом фенрисийском упорстве.

– Действительно, такова холодная правда. Если вы так относитесь к тем, кто ваш союзник, то какова тогда тьма, которую вы прячете в душах? Наверное, она темнее, чем кто-либо из нас может представить. Да, вы правы в том, что следует убить меня. Смерть лучше, чем то жалкое испуганное гостеприимство, которое вы предлагаете!

Скарат на мгновение прикрыл свои покрытые рубцами веки, переводя дыхание. Рагнар не мог полностью истолковать этот жест, и счёл его либо кратким проникновенным размышлением, либо попыткой контролировать нарастающий гнев. В любом случае, доказательств у него не было, и потому, когда капеллан снова открыл глаза, в его взгляде не было ничего, кроме усталой стойкости.

– Тогда мы поговорим с тобой ради архивов. Почему ты здесь, Волк?

Рагнар, поколебавшись, ответил:

– Что ты имеешь в виду? Сотню раз я рассказывал твоим сервиторам-надзирателям. Ваши апотекарии вводили в мою кровь сыворотки правды, а это – нарушение всех и всяческих законов, несущее бесчестье... Я пошёл на это, чтобы доказать свои честные намерения. Но никого не тронула моя история.

Скарат подступил ещё ближе, принеся с собой каменные запахи старого керамита и горькие ноты оружейной смазки. Он стоял лицом к лицу и с глазу на глаз с Рагнаром, так же, как волк просил приветствовать себя. Знаки отличия и выпуклые украшения на черных доспехах Капеллана сверкали в сумрачных полосах света, источаемых полосами подсветки, проложенных по всей длине камеры.

– Тебя спрашиваю я, Волк, а не мои рабы или боевые братья. Я спрашиваю тебя. Я. Скарат из Расчленителей. Кастелян Чёрной Башни. Это твой шанс изменить свою историю прежде, чем ты пройдёшь Путём Заходящего Солнца.

Губы Рагнара искривились. Он подавил беспокойство, продиравшееся холодом по его спине. Это был плохой, очень плохой путь смерти для воина – сдохнуть в этой лишённой солнца камере. Он не боялся такой участи, но всё равно испытывал раздражение.

– Я здесь для того, чтобы увидеть, может ли пролечь меж нами мир.

Ответ Скарата был моментальным:

– Лжёшь.

– Это не ложь, – рыкнул Рагнар. – Я не говорил ничего, кроме правды, всякий раз, как раскрывал свой рот. Ты наказываешь меня не за ложь. Ты наказываешь меня, потому что так проще сделать, чем иметь дела с правдой.

– Да, – кивнул Скарат, – именно это мы и делаем. 'Лучше враг, которого ты знаешь, чем незнакомец, которого не знаешь'. У тебя в твоём жалком родном мире есть подобное высказывание?

– Что-то похожее есть, – ответил Рагнар. – Но мы признаем, что это – ложная мудрость трусов, пытающихся тем самым оправдать свои страхи.

Скарат покачал головой. Слабое отражение какой-то эмоции, промелькнувшее в его взгляде, исчезло.

– Какой мир ты предлагаешь, Рагнар? Ты говоришь за весь свой Орден, или за отдельного командира?

– Нальфир и я говорим за Ярла Берека Однорукого из Громовых Кулаков. Он...

– Он не важен. Твой лорд – один воин, возглавляющий одну роту. Разве это не так?

– Ты говоришь правду.

– И вместо того, чтобы прийти к нам самому, показывая свою искренность, он присылает двух воинов, слишком молодых, чтобы сражаться в Конце Чести. Как мы можем доверять тебе, Волк? Даже если ты говоришь правду, ты говоришь только за одну Великую Роту.

– Наш лорд передаёт слова Великому Волку.

– Итак, говори.

– Мы предлагаем сделать первый шаг по дороге, ведущей обратно к братским отношениям. Как вы можете отбросить это прочь?

– Потому что Волки лгут, Рагнар. Каковы гарантии, что освобождение тебя и твоего брата изменит ситуацию? Мы можем предложить прощение всему вашему Ордену, и все равно вражда может продолжиться. Ты понимаешь? Ты не принёс мира. Ты лишь пришёл посмотреть, не прокляты ли мы и не поддались ли безумию. Потому что вы, Волки, считаете, что мы все виновны с того самого дня, когда закончилась честь. Расчленители плюют на твои ложные извинения. У нас не осталось терпения к зубастым улыбкам слепых Волков.

– Подожди, – сказал Рагнар, когда Расчленитель отвернулся. – Говори, Жрец. Ты назвал меня слепым. Так хотя бы скажи, почему.

– Разве не очевидно? Думаешь, мы никогда не отправляли посланников к Клыку в прошлом столетии? И что с ними стало? Трое вернулись в виде отрезанных голов, сохранённых в алхимическом растворе из яда морского змея. Трое не вернулись никогда.

– Я ничего не могу сказать об этом. Я не знал.

– Да даже если бы ты и знал, что бы это изменило? Расчленители десятилетия винили себя в том, что случилось в Конце Чести, и наказывали себя за это. Мы оплакали каждую каплю крови, пролитую в тот день. Как так получилось, Волки, что вы не сделали то же самое? Как может быть так, что мы скорбим и искупаем вину, а Волки не делают ничего, только радуются и празднуют? – Капеллан устало вздохнул, словно пытался объяснить астронавигационные расчёты тупому зверю. – Как Волки могут быть настолько самоуверенны, всегда действуя без стыда и угрызений совести? Как вы можете предаваться празднествам, если на ваших руках так много имперской крови? Почему вы всегда... всегда верите, что только вы одеты в белые одежды среди затенённой серым галактики? Неужели вы все поголовно слепы?

– Капеллан Скарат... – Рагнар сделал шаг вперёд. – Среди Волков есть те, кто готов взять на себя свою долю вины за тьму, пролёгшую между нашими Орденами. Не позволяйте этому шансу просочиться сквозь пальцы.

– Их долю вины? За попытку осквернить наших верных воинов, павших в бою? – рука Скарата напряглись, пальцы тянулись к рукоятке сияющего начищенного цепного кинжала на поясе. – Твои братья, как собаки, нассали на все братские кодексы Адептус Астартес! В бездну Волков и их часть вины, Рагнар!

Он отвернулся от Волка, и направился к железной двери.

– Завтра ты вступишь на Путь Заходящего Солнца. На всей Кретации нет лучшей смерти. Считай, что это мой подарок тебе, и можешь не благодарить. Я должен был бы перерезать тебе глотку, здесь и сейчас.

– Сержант Ворейн? – позвал Рагнар. – Скажи мне, что в твоём Ордене есть больше мудрости, чем в приговоре этого глупого святого человека...

Сержант посмотрел на Рагнара из дверного проёма, потом повернулся и вышел, не говоря ни слова.

– Скарат! – Рагнар бросил своё тело к закрывающейся двери. Керамит брони столкнулся с железом, скрежеща, но не уступая дорогу.

Болты повернулись. Механические замки вернулись в свои гнёзда. Похожие на ос дроны, создающие отражательные поля, жужжа, пробудились к жизни, оставив Рагнара скрежетать зубами и смотреть на запертую дверь, пока его запястья оставались скованными за спиной.

Не может быть мира между двумя Орденами, такими гордыми и упрямыми, как воины Фенриса и Кретации. Да, его раздражала необходимость умереть позорной смертью в руках врага, но гораздо больше Рагнар злился, что он будет умирать, зная, что Острый Язык был прав. Прав с самого начала.

II

Для Ворейна недели прошли так, как проходили всегда, в приливах долга и в периодах отдыха. Обязанности сержанта были многочисленными, и он исполнял их в крепости-монастыре с целеустремлённым вниманием, что и делало его таким ценным в роли надзирателя.

Это была та роль, которую он презирал сильнее всего. Роль, которая выбросила его на обочину всех текущих военных операций Ордена. И он был проклят. Проклят своим идеальным соответствием этой роли. Оставаться на Кретации было подобно изгнанию, но тем не менее, честь тут все же была. Ничто из этого не сделало бы его более приемлемым. Его клинок голодал не меньше, чем мечи и топоры в руках его разбросанных меж звёздами братьев. Однако, им было позволено сражаться. Судьба Ворейна же состояла в том, чтобы следить за неприступным замком.

А потом пришли Волки. Скарат пытал и приговорил их без ведома сержанта. Ворейн все ещё не знал, как отнестись к самоуправству Капеллана. Скарат нарушил все границы, и сомнений это не вызывало, но Ворейн решил довериться опыту старшего воина, искушённого в вопросах души Ордена.

Мир с Волками Фенриса? Правда?

Он был сержантом. Вряд ли он мог принимать такие решения за целый Орден Расчленителей.

В залах крепостей-монастырей Адептус Астартес всегда звучали эхом звуки военной машинерии, от изготовления оружия до молитв-напевов и тренировок воинов, составляющих Орден Космодесанта. Серый каменный замок, высеченный из живого камня величайшего каньона Кретации, не был исключением. Ворейн надзирал за прошлым, настоящим и будущим Ордена здесь, пока четыре боевых роты плыли меж звёзд во имя Императора.

Его мир был ограничен огромными арками и изогнутыми каменными стенами. В его ушах навсегда засел звон и грохот плавилен и кузниц, выдававших заряды для болтеров, и грохот разрывов этих зарядов, выпущенных в мишени. Час, за часом и за часом.

Только одно отличало подземный замок Ворейна от других монастырей-крепостей Адептус Астартес. Присутствие настоящих братьев рядом. В крепостях других Орденов могли одновременно находиться сотни Космодесантников полного посвящения, выполняя свой монашеский обет или долг хранителя. В цитадели Расчленителей всё было совсем не так.

Ворейн, вместе с холерично-переменчивым и холодно-безмятежным Скаратом, командовал менее чем тридцатью боевыми братьями, обучавшими, в свою очередь, несколько сотен претендентов. По прошествии определённого, очень долгого времени, он обнаружил, что его способность поддерживать разговор почти угасла, атрофировавшись от неупотребления. Как неиспользуемая конечность.

Тренировки, проводимые совместно с его советником-капелланом, по крайней мере, были источником вербального общения. Большую часть времени, которое Ворейн проводил среди примитивных дикарей, отобранных из местного населения Кретации как потенциальные новобранцы, речь была не так уж необходима, и крайне скудна. Даже его братья разговаривали с ним всё меньше и меньше, ощущая его отделение от их общности – отчасти потому, что ему было горько находиться в этом почётном изгнании, а отчасти потому, что были осведомлены, что сержант, несомненно, будет в скором времени повышен и введён в командный совет Ордена. Рота скаутов вот уже несколько лет как была лишена формального лидера.

Он часто наблюдал, как примитивные дикари сражаются костяными кинжалами в тени гордых знамён былых крестовых походов Расчленителей. Это были самые младшие посвящённые, едва вступившие в новую жизнь претендентов, но их мускулистые тела уже были исполосованы шрамами так, что это и не снилось большинству имперских граждан.

Странно было думать, что всего лишь сто лет назад сам Ворейн был одним из таких новобранцев. Охотником из дикого племени. Как же мал тогда был его мир! Пробуждение, еда, охота, сон. Выживание. Что ещё было тогда? Он не имел никакой возможности узнать ничего об огромной, широко раскинувшейся галактике и её миллионах угроз Человечеству.

В этой простой дикости была определённая невинность. Чистота варварства.

– Нам нужно кое-что обсудить, – сказал Скарат, когда они оба наблюдали за тренировкой новобранцев. В зале с высокими арками раздавались вопли и проклятия бойцов из разных кланов, грохот бронзового оружия и удары племенных барабанов, эхом отражающиеся от стен. Прогорклый воздух был насыщен потом, кровью и отчаянием.

– Этот урожай бесполезен, – ответил сержант.

– Ворейн, ты кажешься слишком задумчивым.

Сержант не ответил. Ворейн не видел хоть каких-то многообещающих посвящённых в этой партии. Из всей толпы не нашлось ни одного будущего Расчленителя. Их кровь стечёт через решётку кровостока ещё до захода солнца.

– Я сказал, мы должны что-то сде...

– Я тебя слышал, – Ворейн уже шёл впереди, двигаясь между группами сражающихся бойцов разных племён. Без брони, одетый только в монашескую робу Ордена. Его лицо и руки были открыты их взглядам. Он перевернул обезглавленное тело мыском кожаного сапога, нагнувшись, чтобы взять каменный топор из рук павшего бойца.

'Прекрасное оружие' – подумал Ворейн. Запятнанное кровью чёрное лезвие сияло в туманном свете, пробивавшемся через витражи. На них изображалась сцена с примархом Сангвинием во всей его славе перед Вратами Вечности. Когда-то. Сейчас изображение потемнело до черноты, оплетённое лианами, взбирающимися по крепостным стенам. Доспехи примарха на витраже тоже почернели и были заплетены лозой.

Топор казался невесомым в руке Расчленителя, но его присутствие успокаивало. Эхо времён, когда выживание было единственным вопросом, и победа была единственным ответом.

Вокруг него варвары замедлили свои движения, отступая от возвышающегося над ними воина. Они встретились лицом с полубогом, и встретили его сузившимися глазами и сжатыми зубами, крепко сжимая своё оружие.

Расчленитель сбросил свою робу одним слитным движением могучих плеч. Воины отступили ещё дальше, подняв свои примитивные клинки.

Всего их было тридцать и один. Ворейн потратил пятьдесят секунд на то, чтобы убить их всех.

Когда его кровавая работа была завершена, он остановился посреди залы, прислушиваясь к звукам падения тел незадачливых претендентов через решётки в полу. Резкое шипение и бульканье текущей крови успокоило его раздражение и умерило головную боль. Ни одному из них даже не удалось блокировать удар. Независимо от того, насколько сильными выращивала своих детей Кретация, только один из тысячи был достоин надеть черные и красные одеяния Ордена.

Ворейн с отвращением бросил недавно позаимствованный у мертвеца топор на пол, залитый кровью и жизнью.

– Ещё один бесполезный урожай, – согласился Капеллан.

Ворейн вернулся к нему.

– Ты сказал, что нам нужно что-то обсудить. Я полагаю, ты про Волков?

Разорванные сражениями черты лица Скарата исказились улыбкой.

– Спустя три недели за стенами? Их кости уже очищены от мяса падальщиками, и отбелены солнцем. Мы получили известия со звёзд, а не из лесов Кретации.

Ворейн насторожился. Он не смог скрыть надежду в голосе.

– От лорда Сета?

– На самом деле, да.

Сержант ударил себя кулаками в грудь, крича от ликования в высокий потолок камеры. Скарат наблюдал за ним, дожидаясь, пока выплеск эмоций затихнет.

– Все кончилось? – спросил, наконец, Ворейн. – Мы вернёмся, чтобы служить в боевой роте?

Он чувствовал, что вопля здесь, в подземелье, недостаточно. Хотелось взбежать на стену, к зубцам укреплений, и донести свою радость до ночных небес.

Это прилив радости умер, едва сержант увидел проблеск колебаний во взгляде Скарата. Капеллан обнажил свои металлические зубы в сочувствующей улыбке, которую Ворейну захотелось срезать с его лица.

– Наш повелитель сообщил мне, что последняя партия подкреплений была лучшей из всех. В знак признания твоей образцовой службы, ты получишь звание Капитана Десятой Роты, действующей на рассвете.

Ворейн вздрогнул от звания также, как от удара ножа. То было разочарование.

– Капитан Десятой. Мы можем выставить только четыре роты, если полностью мобилизовать весь Орден. Как может существовать Десятая Рота без пяти ей предшествующих?

– Это традиция, – пожал плечами капеллан.

– Тогда что насчёт истощения? Мы умираем быстрее, чем растут наши ряды. Орден угасает, проклятие Примарха пожирает нас заживо, и мы все это видим.

– Традиция есть традиция, – сказал Скарат. – И Кодекс Астартес хорошо служил нам на протяжении тысяч поколений.

Ворейн выдохнул, мягко и медленно. Это была привычка охотника, всегда старавшегося, чтобы добыча не заметила его. Подняв взгляд на капеллана, он покачал головой.

– Нет.

– Я думал, ты будешь гордиться, – сказал Скарат. – Брат-Капитан Ворейн.

– Это звание плохо сидит на моих наплечниках. Что Лорд Сет сказал о Волках?

– Ничего, – ответил Капеллан.

Ворейн повернулся к брату. Связь между разбросанными по галактике силами Расчленителей была крайне редкой, сеансы проводились всего несколько раз в кретацианский год – передачами через зонды дальней связи и сообщениями по ненадёжным каналам астропатов Астра Телепатика. Волки прибыли на 'Бариониксе' несколько недель назад. С тех пор Ворейн с нетерпением ожидал следующего сеанса связи.

– И почему, Капеллан, наш господин ничего не сказал о таком жизненно важном деле?

– Потому что ему не сказал я. Связь прервалась до того, как я успел упомянуть об этом.

Взгляд Ворейна стал ярче, глаза приобрели отдалённый блеск ярости. Скарат не был дураком, не был он и лжецом. И вряд ли он был настолько мелочным, чтобы не доложить такую важную информацию Лорду Сету. Если он сказал, что связь прервалась, значит она прервалась. Тем не менее, оставался первый вопрос, поднятый капелланом. Не это безумие разговоров о возвышении. Ворейн внезапно разозлился, и все силы направил на то, чтобы его голос не дрожал.

– Я отправил доклад ещё раз с помощью астропатического хора, – заверил его Скарат. – В третий раз, смею напомнить. Если на то воля Императора, слова наконец дойдут до адресата.

Ворейн выдохнул с диким рычанием.

– Я сам проведу следующий сеанс связи с Лордом Сетом. Я требую крестовых походов. Я закончил своё изгнание.

Скарат переплёл свои пальцы, терпеливо ожидая, пока Ворейн успокоится.

– Тебе будет отказано, Брат-Капитан... Ты слишком ценен здесь. Слишком важен для будущего всего Ордена. И я, и претенденты очень нуждаемся в вашем опыте.

– Вы будете скучать по мне. – согласился Ворейн, – но только потому, что вряд ли получится найти ещё кого-то, готового сидеть здесь в тиши, и молча позволять тебе править.

– Твои слова ранят меня, Брат-Капитан.

– Я не хочу тебя обидеть, – Ворейн поднял с залитого кровью пола свою окровавленную одежду, и перекинул её через плечо. – И я говорю это совершено искренне. Недостаток во мне, капеллан, а не в тебе. Я робок, я грустен, озабочен сохранением мира и исполнением долга согласно традициям.

– Традиция – это всё, – отметил капеллан. Ворейну ещё раз захотелось срезать эту маску умиротворения с лица Скарата при помощи дисковой пилы.

– Традиция – ничто. Ни что иное, чем мудрость прошлого, – сказал Ворейн. – Ценное указание. Направление. Это не закон, Скарат. Мы не должны слепо следовать каждому её повороту и изгибу. Прошлое изобильно позором и ошибками. И прошлое нашего Ордена – не исключение.

Он повернулся и направился к большим двойным дверям.

– Долг зовёт, брат-капитан?

– Все ещё брат-сержант до рассвета, – ответил Ворейн. – Но задумайся об этом, брат мой. Через считанные часы я обгоню тебя в звании. Надзиратель по званию так же, как и по долгу. И это сделает некоторые решения моими по праву.

– Я вижу рождение высокомерия, Ворейн?

– Отнюдь. Прощай, Скарат. Вряд ли мы встретимся снова.

Капеллан бросился вслед за братом, следуя за Ворейном вверх по каменным ступеням. Тяжёлые керамитовые сапоги грохотали по выветренным углублениям, оставленным тысячами ног за века трения доспехов о камень.

– Что за безумие? – спросил Скарат, покачиваясь от замешательства.

– В моих действиях нет ничего от безумия, – сказал Ворейн. – Только гордость. Я передам своё решение Лорду Сету, затем в последний раз освящу своё оружие и уйду в джунгли на поиски фенрисийцев.

– Прошло три недели. Они умерли на Пути Заходящего Солнца.

– И я последую за ними. Фенрис и Кретация похожи своей смертоносностью. Волки могут быть живы.

Рука капеллана упала на плечо Ворейна, вцепившись в него достаточно сильно, чтобы остановить сержанта и прервать его вызывающий марш.

– Они мертвы, Ворейн! Ты ничего не докажешь этой жалкой и упрямой жертвой!

– Правда? – Ворейн осторожно убрал с себя руку брата, удерживавшего его, словно обращаясь с невежественным ребёнком. – Если они ещё живы, я выслушаю их, как и нужно было поступить, когда Волки пришли и вернули нам 'Барионикс'. Если они пали в бою, я найду их кости и верну на Фенрис.

– Дурак, – Скарат почти выплюнул это слово. – Ты не был во время Конца Чести. Я – был. И я говорю тебе, что ты оказал им большие уважение и честь, чем они когда-либо заслуживали. И большие, чем Волки когда-либо оказывали нам.

– Они уже вернули наших павших. Мёртвые братья на 'Бариониксе' остались нетронутыми после смерти. Ты сам это сказал, когда укладывал их в склепы. Что бы Волки не сотворили в прошлом, сейчас это был благородный поступок. Расчленители должны, по крайней мере, сделать в ответ что-то подобное.

– Ты – назначенный командир этой крепости, присягнувший надзирать за будущим Ордена. Твои решения выглядят желанием самоубийства, Ворейн.

Бывший сержант молчал несколько мгновений. Когда тишина стала неловкой, он заговорил с тяжёлым вздохом.

–Сколько претендентов умирает после имплантации геносемени? Сколько братьев погибло и пропало в отчаянных крестовых походах Лорда Сета? Сколько наших братьев заковано в Башне Потерянных, и кричат о своём безумии сквозь гранитные стены?

– Бессмысленно, – сказал Капеллан. – Неуместно.

– Ничуть. Волки пришли к нам, озабоченные своим собственным наследием конца Тёмного Тысячелетия. Я разделяю их страх, и боюсь за свою собственную линию крови, Скарат. Ты и твои капелланы лучше всех знаете правду: наш Орден станет пылью в течение ста лет. Я не собираюсь проклинать нас сейчас ради призрачного грядущего, которого никогда не увижу. Положить конец этой холодной войне... Это может быть самый ценный подвиг, который я когда-либо посвящал своему Ордену.

Он отвернулся, и пошёл прочь, оставив Скарата стоять на каменной лестнице.

Во времена своей бессмысленной дикости, прежде чем его ярость была направлена против врагов Императора, Ворейн был охотником. И самым главным качеством охотника была вовсе не выносливость, сила или меткость, с которым он поражал копьём свою цель. Нет. Основным талантом настоящего охотника была способность выслеживать добычу. Следопыт мог найти свою жертву независимо от того, как далеко и быстро она убегала, и найти дорогу домой, независимо от того, насколько он удалился от подножья холма-деревни.

Теперь у него были болтер и топор, а не копье из железного дерева, и он носил темно-красный керамит своего Ордена, а не украшал свою обнажённую плоть ритуальными рубцами, напоминающими чешуйчатые шкуры ящериц-королей леса... Но Ворейн испытал удовлетворение от осознания того факта, что он не утратил способности выслеживать добычу в дебрях лесов Кретации.

Он знал, что это будет нелегко и не быстро. У Волков было преимущество в месяц, и те следы, что он обнаружил, были возрастом в пару недель. Несмотря на это, Ворейн двинулся дальше, ощущая редкое удовольствие, наполнявшее его мышцы. Он словно почувствовал себя свободным. Впервые за многие годы он двигался через тропический лес, перемещаясь тяжёлым, прерывающимся длинными прыжками, бегом. Его броня весила немало, пусть её механика и прибавляла ему выносливости и сил. Но Ворейн мог выдерживать такой темп в течение недели или больше, если нужно.

Если он будет двигаться слишком быстро, можно пропустить следы Волков. Если двигаться слишком медленно – он никогда их не догонит.

Расчленитель начал свой поиск с крепости-монастыря, двигаясь расширяющимися концентрическими кругами, расходящимися от врезанного в скалы бастиона. Не зная, в каком именно направлении ушли Волки, он вынужден был быть дотошным. Ворейн надеялся, что он время не смогло уничтожить всех следов.

Он обнаружил первый след на второй день, когда зашло жестокое солнце Кретации и джунгли окутала тьма ночи. Цепочка отпечатков ног, превратившаяся в камень на засохшей глине. Кто бы из Волков ни шёл этим путём, земля засасывала и удерживала его ботинки, угрожая сорвать их с ног. Ворейн заметил и другие углубления на затвердевшей почве, оставленные руками – и пошёл по тропе, читая следы, как раскрытую книгу.

Волк несколько раз оскальзывался, о чём свидетельствовали глубина и изгиб отпечатков. Он достиг твёрдой безопасной земли у подножия группы деревьев, вцепившись своими бронированными пальцами за стволы, и вытащив себя из плотной грязи. Рядом с одним из последних отпечатков была небольшая отметка, оставленная, скорее всего, кончиком ножен, висящих на бедре.

'Рагнар', – догадался Ворейн. Рагнар, упав в глинистую грязь, смог освободиться и пойти дальше.

'Один?' – но в этом Расчленитель был все ещё не уверен.

Ворейн следовал за Волками следующие дни, замечая серии более слабых отметок. Небольшой отпечаток ботинка, недельной давности, оставшийся на клочке сухой ядовитой травы. Отблеск металла, втоптанного в землю, подарил охотнику отстрелянную гильзу болтера, когда тот выкопал её своими пальцами. Изредка встречавшиеся вокруг пятен зыбучих песков отметки, то и дело замечаемые охотником, позволили ему окончательно понять правду. Волки не торопились уйти прочь от крепости-монастыря. Они охотились, как и он сам, оставаясь рядом со святилищем Расчленителей. И, хотя они не могли двигаться так же легко и бесшумно, как родившиеся в этом мире, Волки вовсе не собирались умереть так, как предложил им Скарат.

Но гораздо больше свидетельств о движении Волков давали не отпечатки ног, а растительность джунглей. Независимо от того, насколько настороже находились фенрисийцы, Кретация породила миллионы жизненных форм, с которыми они ни разу не сталкивались, и не знали исходящей от них опасности. Соцветия насекомоядных растений были срублены, и Ворейн не сомневался, что это случилось, когда они нацелили свои луковичные пасти на обнажённые лица Волков. Листья-ножи ядовитого фруктового дерева с одной стороны отсутствовали, оказавшись не в силах справиться с сине-серым керамитом подошедшего слишком близко Волка.

Ворейн следовал по их изгибающемуся пути в своём осторожном беге, глаза постоянно осматривали подлесок, а ноздри втягивали ароматы гниения глубоких джунглей. Он обеспокоился, только заметив признаки того, что вступает на территорию карнозавра. Только тогда Ворейн несколько часов двигался в боевом приседе, держа в руках оружие. Он знал, что гул его силовой брони выдаёт его положение всем королям-ящерицам, с их обострёнными звериными чувствами, и продолжал движение, руководствуясь осторожностью и охотничьими инстинктами. Не было смысла создавать себе дополнительные проблемы.

Иногда Ворейн слышал громкие удары лап короля-ящера о землю поблизости, или замечал огромные тенистые бока, раздвигающие плотные заросли. В эти мгновения Расчленитель замирал неподвижно, сжимая топор в руке, зная, что даже малейшее движение привлечёт к нему внимание хищника. Двигаться он начинал только тогда, когда переставал слышать звуки неуклюжих шагов зверя.

Он не мог избежать всех рептилий. Малые хищные рапторы, охотящиеся воющими стаями, были угрозой. Они способны были сбить человека с ног и выпотрошить ударами мощных ног и когтей за секунду. Он убивал ящеров залпами болтерного огня, когда они подкрадывались к нему, приканчивая вырвавшихся из потоков огня своим топором. Когда Ворейн был молод и охотился в джунглях, вооружённый одним лишь копьём, эти твари являлись самым страшным его проклятием из всех хищников. Сейчас, для космодесантника, эти ящеры представляли опасность, только если нападали группами больше пяти, но в пределах ста километров от скальной крепости Расчленителей такие стаи встречались редко.