Текст книги "Порывая с прошлым"

Автор книги: А. Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

К свадебным процессиям особо уважительное отношение. Двое полицейских наводят какой-то порядок на улице и дают возможность процессии двинуться дальше. Пытаемся пробиться в отель «Ориент», где нас должны встречать представители городской общественности. В воздухе стоит рев ослов, гудят автомобильные сирены кричат зазывалы магазинчиков. В стекла машины то упирается морда осла, то дышло повозки, то фара застрявшего грузовика. Улучив момент, когда мы приоткрыли стекла, к нам просунулся уличный торговец. Ожесточенно щелкая перед носом клещами, он предлагает купить кулек грецких орехов; за ним тянется продавец пирожных с лотком, усиженным мухами.

Наконец, миновав старинную крепость, возле когда-то грозных стен которой расположился обыкновенный базар, мы въехали на нужную нам улицу. На фронтоне гостиницы «Ориент» висел большого размера кумачовый транспарант с выведенными на нем словами: «Да здравствует советский народ – верный друг Пакистана!» У подъезда – встречающие. Невысокого роста, в голубом сари красивая пожилая женщина. Это Бегум Тахира Ага – президент Общества пакистано-советских культурных связей Хайдарабада. Она представляет своих коллег – Казн Акбара, бизнесмена, владельца этой гостиницы, Хафиза Куреши – деятеля местной организации Национальной народной партии, Бегум Зинат Абдуллу, которая является крупным специалистом в области синдской литературы.

Вечером в кинозале гостиницы открытие Недели дружбы. Присутствующие – в основном интеллигенция города, бизнесмены, представители местных отделений Мусульманской лиги, Национальной народной партии, профсоюзных и крестьянских организаций. Из передних рядов не спеша поднимается пожилой человек с окладистой черной бородой, на нем длинный серый сюртук. Это – мулла. Поправив каракулевый пирожок на голове, он монотонным голосом стал читать молитву. Такова традиция. Затем выступления. Все выражают радость по поводу того, что между СССР и Пакистаном установились добрые отношения. Представители профсоюзных и крестьянских организаций ругают реакционеров и американцев, по вине которых длительное время отношения были заморожены. Представители Мусульманской лиги и властей избегают кого-либо критиковать, упор делают на то, что надо забыть прошлое, думать больше о будущем и развивать полезные связи, чаще ездить друг к другу. Все сходятся на одном: упрочение пакистано-советских отношений поможет экономическому и культурному прогрессу Пакистана. Преподаватели Синдского университета говорят о намерении открыть кафедру русского языка, о необходимости выписывать научно-техническую литературу. Один из бизнесменов заявляет, что он приобрел несколько советских тракторов «Беларусь»; он доволен ими и советует фермерам их закупать.

Выступает книготорговец. Он говорит о том, что в городе открывается магазин по продаже советской литературы. При гостинице работает киоск, где продается переводная советская литература, в том числе политическая. Для Хайдарабада это событие. В киоске можно приобрести на английском языке произведения Ленина, книги о жизни и делах народа великого социалистического государства, журнал «Новое время», газету «Московские новости».

На банкете, который был устроен по случаю Недели дружбы, ко мне подошел полицейский комиссар.

– Года три назад, – сказал он, – моего предшественника наказали за то, что он позволил одному преподавателю прочесть лекцию о высшем образовании в СССР. Сейчас в магазине стали продавать коммунистическую литературу. А мэр Хайдарабада открыто, с трибуны призывает изучать и перенимать опыт экономического строительства в СССР. Да, времена меняются.

– Вы жалеете о прошлом? – спросил я полицейского.

– Я двадцать лет служу в полиции, для меня все это странно. Впрочем, я на службе. Прикажут – буду петь «Интернационал». Ха-ха!

– Но вы же слов не знаете!

– Уверяю вас, знаю. Заключенные в карачинской тюрьме, где я несколько лет работал, довольно часто пели «Интернационал». А в день вашего Октябрьского праздника хайдарабадские ткачи вышли с ним на улицы города. Представьте себе, их не разгоняли. Вот какие времена наступили, сэр.

Мне показалось, что последнее было сказано им с сожалением.

…После Хайдарабада мы двинулись дальше, вверх по Инду. Начались встречи с активистами обществ пакистано-советских культурных связей. Вечера дружбы собирали массу народа. Много добрых и сердечных слов говорилось в адрес нашей страны. Особенно запомнился день, проведенный в Суккуре, где по программе закрывалась Неделя дружбы с Советским Союзом.

В туристском проспекте о Суккуре, лежащем на Инде, на стыке с панджабскими районами, сказано буквально несколько слов. Жители говорят на языке синдхи. Промышленность – гончарное производство и переработка хлопка. Упоминается арочный мост, построенный без малого сто лет назад. Сообщается об огромной шлюзовой системе, которая питает влагой земли Синда, страдающие от засухи и нехватки воды.

Суккур весь под зеленым покровом могучих платанов и финиковых пальм. Они заслоняют мечети, которых здесь, как и в других местах, великое множество. С реки всегда тянет свежим ветерком. Днем в летние месяцы жарко, но к вечеру становится сносно. Люди живут здесь, кажется, по раз и навсегда заведенному порядку. С наступлением сумерек жители высыпают на улицы, заполняя духаны, где жарятся традиционные кебабы и бараньи ножки, изрядно приправленные красным перцем и душистыми травами.

В людях здесь поражает степенное достоинство. Белая чалма, покрывающая головы мужчин, придает им статную горделивость. Они (впрочем, как и все пакистанцы) очень гостеприимны. Для Суккура характерны сохранившиеся традиции периода национально-освободительного движения. Во время религиозных распрей, предшествовавших разделу Британской Индии, Суккур избежал столкновений между мусульманами и индусами, которые составляли здесь довольно большую прослойку населения. После образования Пакистана большинство индусов покинули Суккур, уехали в Индию. Сейчас в городе проживает около 3 тыс. индусских семей. На небольшом острове на Инде сохранилось несколько индуистских храмов. В дни своих религиозных праздников исповедующие индуизм на лодках отправляются на этот остров и там совершают моления. Никто из мусульман им не мешает, не делает попыток омрачить праздник.

…Торжественный митинг проходил в местном клубе. Зал, рассчитанный на 800 мест, не мог вместить всех желающих. Я обратил внимание на то, что среди собравшихся было много крестьян, рабочих и ремесленников. В глубине сцены большой портрет Ленина, нарисованный местным художником Аслам Хусейном, вазы с цветами. На стенах плакаты и лозунги, посвященные пакистано-советской дружбе.

Как и в других городах, перед началом вечера мулла прочитал молитву. В коротком вступительном слове мэр города Гулам Ахмад, бывший морской офицер, охарактеризовал прошедшую Неделю дружбы как важное событие в жизни синдских районов, как прекрасную возможность для населения выразить свое чувство симпатии к советским людям. Прогрессивно настроенным людям Пакистана, сказал он под аплодисменты всего зала, удалось преодолеть сопротивление сил, пытавшихся изолировать народ от благотворных контактов с Советской страной.

Затем, собственно, начались сами торжества. Известный поэт-просветитель Шейх Аяз, недавно освобожденный из тюрьмы, читал свои последние стихи об Октябрьской революции, о Ленине. Читал он с необыкновенным подъемом, речитативом, как это принято у синдхов. Зал чутко реагировал на каждое слово. Поэта долго не отпускали со сцены. И поэт читал и читал.

Потом на сцену вышел хор рабочих, обслуживающих местную шлюзовую систему. На мелодию песни «Вихри враждебные» они исполнили песню о единстве пакистанских рабочих. В ней говорится, что пакистанские рабочие борются за лучшую долю, против эксплуатации и насилия. Для победы в этой борьбе нужно крепить солидарность людей труда независимо от их национальности. Слова этой песни написал поэт Хамиди, генеральный секретарь Общества пакистано-советских культурных связей города. Он из той части демократической интеллигенции, которая активно борется против националистической и религиозно-общинной розни, культивируемой в Пакистане реакционными силами. Как и многих патриотов, его тревожит, что идеи национальной исключительности проникли в сознание некоторых слоев рабочего класса и крестьянства и это сказывается на борьбе трудящихся.

Потом под аккомпанемент ситар и саранги рабочий хор начал высмеивать жадность ростовщиков и помещиков, их невежество, продажность государственных чиновников и полицейских.

Зал взрывался аплодисментами. Рабочие ушли за кулисы. Потом вернулись и повторили сначала всю программу.

Со мной рядом сидел один из чиновников местной администрации. Как и все, он заразительно хохотал. А потом, повернувшись ко мне, с самым серьезным видом заявил:

– Видите, как артисты разделывают панджабцев!

– Почему панджабцев? – спросил я.

– На все это способны только панджабцы – самые пронырливые из всех пакистанцев. Синдхи не способны на обман и подлость.

В разговор вмешался сидевший тоже рядом Хасан Хамиди. Он слышал, что сказал чиновник.

– Вы неправильно информируете советского корреспондента. Синдские помещики и ростовщики умеют сдирать шкуру с крестьянина не хуже, чем панджабские или, скажем, пуштуны. Давайте продолжим разговор после вечера, вы согласны, Ахмад-сааб?

Чиновник молча поднялся и пересел подальше, на другое место.

Рабочих сменил человек атлетического телосложения в рубахе из грубой ткани, традиционных шароварах. Это был Иджаз Назир, известный профсоюзный лидер, не раз сидевший в тюрьмах за организацию забастовок. Он приехал из Карачи по приглашению местных рабочих профсоюзов. Едва он поднялся с места, как раздался гром оваций. Он сказал, обращаясь к залу, к той части, где сидели его товарищи:

– В трудные дни, а их в моей жизни было немало, я всегда мысленно обращался к народу великого Ленина. Это придавало мне уверенность, силы переносить заключение в тюрьмах, пытки тюремщиков. Я не преувеличу, если скажу, что мы, простые рабочие и крестьяне, рады тому, что между СССР и Пакистаном стали развиваться дружественные отношения. Это увеличивает занятость населения, открывает возможность новых контактов с советскими трудящимися, усиливает позиции демократических сил. СССР – подлинный друг народов Востока, он доказывает это конкретными делами в Индокитае и на Ближнем Востоке. Я напоминаю об этом еще и потому, что сейчас из Пекина доходят к нам разного рода клеветнические домыслы в адрес Советского Союза. Но ничто не сможет поколебать нашего глубокого уважения к стране, пятьдесят лет назад показавшей человечеству путь к освобождению и счастью.

Один оратор сменял другого. Зал замер, когда на сцену поднялась хрупкая миловидная девушка в темном шелковом до пят платье. Ее звали Нахид. Она была студентка местного колледжа. Робея вначале, но постепенно оправившись, она заговорила о том, что ее волновало:

– Я хочу больше знать о стране, где Валентина Терешкова могла стать космонавткой и полететь во Вселенную. Подумать только, на свете есть страна, где женщине доверили такую машину! И она справилась не хуже мужчины. Мы с подругами стараемся не пропускать ни одной передачи из Советского Союза. Как счастлива должна быть женщина, которая может выбрать любую профессию, и никто ей не помешает. Я завидую моим сверстницам в СССР. Но верю, что настанет день, когда и пакистанская женщина сможет полететь в космос.

^{В небольшом бенгальском городке Комилла летом 1967 г. открылся магазин советской книги}

Когда она говорила, ее подруги-студентки, хотя их было и немного в зале, подбадривали ее выкриками. Пожалуй, никому так не аплодировали. Но пережитки прошлого живучи, крепко сидят в сознании людей. Нахид и ее подруги, выйдя на улицу, сразу же закрыли лица пардой.

…Примерно за час до отъезда ко мне пришел Хасан Хамиди. Он познакомил меня со своим старым другом Азисом Сомро, который попросил подвезти его до Хайдарабада, где он служил инспектором в управлении по обслуживанию синдской оросительной системы.

Дороги, которыми мы едем, находятся в ведении государственной Корпорации по развитию водно-энергетических ресурсов. Эта влиятельная организация занимается строительством и обслуживанием шлюзов и оросительных систем, сооружением гидроэнергетических станций. Машина идет вдоль каналов под густыми кронами деревьев, надежно защищающих берега и поля от размыва.

Азис Сомро оказался интересным собеседником. Он рассказал, что земледелие в Западной провинции основано на орошении. В главных сельскохозяйственных районах ее – Панджабе и Синде – орошается более 90 % земельных площадей, в северо-западных – более 40 %, в Белуджистане – около 35 %. Площадь, орошаемая государственными каналами, составляет 25 млн. акров. Накануне образования Пакистана орошалось не более 15 млн. акров. Поля питает влагой великий Инд, протянувшийся от подножия Гималаев до Аравийского моря, и его каналы, имеющие протяженность 65 тыс. км.Правительство разработало комплексную программу освоения вод бассейна Инда, рассчитанную на десять лет.

В Западном Пакистане существуют два сельскохозяйственных сезона. Осенний – хариф, охватывающий период с апреля по сентябрь. В сезон харифа выращиваются такие культуры, как рис, хлопчатник, сахарный тростник, кукуруза и баджра. В весенний сезон, именуемый раби, приходящийся на ноябрь – февраль, возделываются менее теплолюбивые культуры, как, например, пшеница, ячмень, масличные. Тогда же выращиваются овощи: огурцы, помидоры, лук и картофель.

По сторонам типичный пейзаж синдской осени, зеленеющие пшеничные и ячменные поля чередуются с плантациями апельсиновых деревьев, густо увешанных оранжевыми плодами, с бамбуковыми рощами, зарослями акации и тамариска. Сквозь густой кустарник и деревья проглядывают селения. Иногда это десяток глинобитных хижин с мечетью. И неподалеку непременно мазары – могилы святых, а подчас и внушительные мавзолеи, увенчанные голубыми куполами или просто могильники, прикрытые каменными плитами Над ними развеваются полотнища разноцветных флажков и ленточек.

В Синде, впрочем, как и во всех районах Пакистана, культ святых занимает видное место в жизни людей. И хотя простой мусульманин ежедневно в молитвах повторяет, что существует один бог, что только его следует почитать и возносить ему хвалу, это не мешает поклоняться в то же время и святому, который способен совершить многое. Он может исцелить от болезни, помочь в беде и горе, послать дождь на поля и даже усовестить ростовщика, чтобы тот отсрочил возвращение долга Святой живет интересами живых.

Полагая, что святой скорее прислушается к словам своих оставшихся в живых родственников, верующий нередко обращается прямо к ним, особенно если они смотрители могилы тоже. Он несет им деньги на окраску купола или ограды, курицу или барашка, чтобы те поактивнее выпрашивали исполнение просьбы у святого.

Мазаров, где погребены святые, бесчисленное множество в Пакистане. Что сделало людей, когда-то живших на земле, святыми? Это их подвиги во имя утверждение ислама или совершенное ими добро, мученичество или содеянное чудо. Под Карачи, в скалах на побережье, находится пещера, где похоронен святой Абдулла Гази. Легенда гласит, что Абдулла Гази пришел в эти края в VIII в. вместе с арабскими завоевателями. Был он простой воин. В сражении был тяжело ранен. Прислонившись к скале, он страдал от жажды. Но рядом была только соленая вода моря. В отчаянии он обратился с мольбой к Аллаху и ударил по скале саблей. Скала раскололась, открылась пещера с источником холодной пресной воды.

Считается, что посещение этого мазара приносит людям удачу в делах, восстанавливает духовные силы. Сюда часто перед уходом в море заглядывают рыбаки. Нередко заходят и бизнесмены перед заключением сделок. Рассказывают, хотя это и звучит как анекдот, что прорыв индийских катеров в декабрьские дни 1971 г. в расположение карачинской военно-морской базы один из смотрителей могилы объяснял тем, что офицеры береговой обороны не ходили на поклонение в пещеру. За это они были наказаны ракетным обстрелом со стороны «неверных» индусов.

В феврале 1972 г. вместе с моими друзьями – пакистанскими газетчиками я побывал там. В тускло освещенной синими электрическими лампочками пещере виднелись спины людей, склонившихся над надгробием. Друзья пояснили мне, что это чиновники, уволенные за взяточничество. Вроде бы образованные люди, а вот пришли все же просить заступничества у святого. Глядишь, поможет снова устроиться на службу. В металлический ящик для подаяния они положили довольно крупные денежные купюры.

Но вернемся к дороге. В пути мы уже часов пять. Скоро начнет темнеть. Шофер Салем, несмотря на то что дорога неровная, гравийная, ведет машину со скоростью не менее 60  кмв час. Вдруг он начинает прислушиваться к мотору, потом тормозит. Вскрывает капот и отвинчивает крышку радиатора. Вверх бьет струя пара. В чем дело? Сильный перегрев, к тому же радиатор распаялся. Дорога пустынная, темнота сгущается, а поблизости ни одного поселка.

– Нужен серьезный ремонт в мастерской. Не пропадем, Аллах поможет, – философствует шофер.

– Аллах помогает тому, кто сам что-то делает, – говорит Азис Сомро. – Мне эти места знакомы. Тут поблизости деревня, где живет мой дальний родственник. Подождите немного.

Азис растворяется в темноте. Минут через двадцать он возвращается на повозке, запряженной двумя волами, говорит, что в пяти минутах езды находится городок Севан-Шериф.

Приехавший с Азисом крестьянин прицепляет тросом «Волгу» к повозке, и мы трогаемся дальше.

Вот из-за поворота показались огни. Явственно доносятся звуки музыки, стучит барабан. Подъезжаем к городу. Он весь разукрашен гирляндами разноцветных электрических лампочек. Улицы полны людей. Запахи жареного мяса, вареного риса, острых специй щекочут ноздри. На площади высится мавзолей. На его фасад направлены несколько прожекторов. В бликах света переливается лазурь орнаментированных плиток, которыми отделаны стены. Через дверь мавзолея народ входит и выходит. Очень много женщин с детишками на руках. Шум голосов временами заглушается тягучими звуками флейт, гармоники, заунывным пением.

Мы попали в день праздника известного святого Каландара Лал Шахбаза. Это лицо историческое, он больше известен под именем Усман Марванди, проповедника ислама, философа мистического направления, так называемого суфизма. Легенда гласит, что Усман Марванди после длительных путешествий по странам Востока с проповедями нравственного совершенства и аскетизма появился в Синде. Это было в XIII в. А люди этих мест вели противоречащий канонам ислама образ жизни: они пили вино, играли в карты, занимались разбоем на дорогах, похищали женщин из соседних районов.

Усман Марванди поселился в Севан-Шерифе, посвятив остаток своей жизни борьбе с пороками, духовному очищению людей. Он ежедневно выступал с проповедями, долгие часы проводил в молитве. Аллах внял его просьбам, очистил души людей от порока. Проповедник умер, почитаемый жителями окрестных мест, его похоронили как святого, соорудили ему мавзолей.

После смерти Усман Марванди последователи этого святого объединились в религиозное братство, которое существует и до сих пор. Это, впрочем, характерно и для других мест, где похоронены разного рода святые. Во главе братства стоит духовный наставник – пир, обладающий неограниченной властью над членами этой организации. Наставником, носителем таинственной духовной власти, является один из потомков святого.

В этот вечер нам предстояло увидеть наставника братства Севан-Шерифа – Пира Каландара. Помог в этом все тот же Азис Сомро. Невдалеке от мавзолея находился муниципалитет города. Он прошел туда и позвонил по телефону Пиру Каландару домой.

– Наставник ждет. Он готов нам помочь во всем. В такой знаменательный день мы его дорогие гости.

Хозяин волов отцепил машину: в узких городских переулках проехать было невозможно. Десятка два человек, вышедших из мавзолея, взялись за бамперы и с шумом покатили «Волгу» к дому Пира Каландара. Особенно энергично суетился один человек, опутанный здоровенными цепями. После мне рассказали, что этот пакистанец поклялся, если у него родится мальчик (жена приносила ему одних только девочек), опутать себя цепями, носить их в течение месяца и делать людям только добро. Жена принесла долгожданного мальчика. Отец выполнял клятву.

Открылись ворота в глинобитном заборе, и машина вкатилась на большой двор. Я ожидал увидеть пожилого, бородатого, величественного наставника братства. Каково же было мое удивление, когда к машине подошел мужчина лет двадцати пяти в длинной белой рубахе навыпуск и шароварах. Лицо интеллигентного человека. Бороды нет.

– Прошу вас быть моими гостями, – сказал он. – Я уже знаю, что случилось с машиной. Мои люди помогут ее отремонтировать.

Он провел нас в комнату. По стенам стояли потертые диваны. В углу – шкаф с последней марки транзисторным приемником «Сателлит». Пол устилал громадный персидский ковер изумительной расцветки, ноги утопали в мягком ворсе. Вот и все убранство комнаты.

Нас посадили на диван. Он сел рядом. Но вот в комнату буквально на корточках вошли двое старичков и сели в дверях на ковер, поджав под себя ноги. Они почтительно склонили головы перед Пиром Каландаром.

– Не удивляйтесь ничему, держитесь спокойно, – шепнул мне на ухо Азис. – У них свои порядки.

Пир Каландар что-то буркнул себе под нос; старички на корточках пятясь покинули комнату и через несколько минут вернулись. Один держал в руках большой пузатый чайник, другой – поднос с чашками. Не поднимая глаз, они на коленях подползли к хозяину дома. Тот вполголоса что-то сказал, и они подползли к дивану, где сидела моя жена. Все это казалось настолько неестественным, что я было поднялся. На плечи легла рука Азиса.

– Не волнуйтесь, пожалуйста. Здесь свои порядки.

Таким манером старички обнесли чаем всех, а затем так же, как и в первый раз, удалились. Комната начала наполняться людьми. Каждый входящий становился на колени около дверей и молча полз к месту, где сидел Пир Каландар. Они целовали протянутую им руку и опускались у его ног. Никто из них не садился на диван. Это были приближенные наставника. Мне казалось, что это какой-то странный сон…

Но беседа, которую повел Пир Каландар, возвращала к действительности. Он рассказал, что засуха и ветры, обрушившиеся на земли Синда этим летом, сказались на урожае риса и сахарного тростника, погибло много апельсиновых деревьев, пришлось зарезать часть скота. Пожаловался на то, что власти задержали строительство новых ответвлений от существующей оросительной системы и это тоже сказалось на урожае. Тяжелый год выпал для нас, заметил он, но нищих и голодных в нашем братстве нет. В Карачи за подаянием никто не ходит.

Последнее было сказано не без гордости.

Разговор перешел на тему о Советском Союзе. Он сказал, что интересуется жизнью нашей страны, слушает передачи на фарси из СССР. Знает и о том, что в Средней Азии живет много людей, исповедующих ислам. Знает и о том, что людей за религиозные убеждения не преследуют. С интересом слушал передачу из Ташкента, где рассказывалось, как совместными усилиями советских людей восстанавливается город, разрушенный землетрясением.

– Если бы я не знал обо всем этом, то вас никогда бы не принял, – улыбнулся Пир Каландар. – Простите за откровенность.

Потом был ужин. Пир Каландар постарался сделать все, чтобы выказать радушие и гостеприимство. Он понимал толк в хорошей посуде. Угощение подавалось на тарелках тонкого английского фарфора, сок – в хрустальных кувшинах. Прислуга опахалами, сплетенными из бамбука… отгоняла рой мух, садившихся на тарелки и еду.

Поздним вечером мы покидали гостеприимного Пира Каландара. До автострады, ведущей в Хайдарабад, было километров десять, и надо было добираться местной, довольно запутанной дорогой. В темноте можно было сбиться с пути. Хозяин вызвал свой джип, и он поехал впереди, чтобы вывести нас на автостраду. В Севан-Шерифе продолжался праздник. В воздухе рвались петарды, процессии ряженых плясали в узких переулках города, взявшись за руки.

– Ну, как вам понравился духовный наставник? – спросил Азис.

Ответил Ибадат:

– Забота о душе паствы не мешает ему быть и вполне земным. Он не сторонится и политической жизни в Синде. Одни из его приближенных сказал мне, что Пир Каландар решил поддержать создаваемую бывшим министром иностранных дел З. А. Бхутто новую партию. Это значит, что партия Бхутто будет иметь не менее сорока пяти тысяч сторонников, которые сделают все, что им прикажет духовный наставник. Да, у Бхутто будет серьезный союзник в Синде. Ведь до сих пор ни одна оппозиционная политическая партия не могла добиться расположения влиятельного Пира Каландара.

…О священных крокодилах, живущих под Карачи в пруду, возле гробницы синдского мудреца Манго Пир Баба, упоминается даже в туристских проспектах. Путь туда лежит через новый промышленный район, над которым всегда висит гарь, выброшенная заводскими трубами.

Лента асфальта бежит среди песчаных холмов, за которыми в карьерах рвут породу для цементных предприятий, принадлежащих компании «Валика». Сколько раз я пытался побывать на этих заводах и всегда получал вежливый отказ. Хозяева не пускают журналистов. Технология производства отсталая. Условия труда тяжелые, зарплата у рабочих низкая, живут в обшарпанных коробках-общежитиях, огороженных колючей проволокой. Все это не радует глаз. Владельцы хотят, чтобы как можно меньше информации просачивалось в газеты.

Нельзя сказать, что рабочие не протестовали. Они не раз объявляли забастовки. Это было и в 1965, и в 1968, и в 1970 гг. Но хозяевам, как правило, удавалось довольно быстро их прекращать. Успеху мешала разобщенность людей. Профсоюзы на предприятиях создавались по национальному признаку. А работали здесь и пуштуны, и панджабцы, и брагуи, и синдхи. Здесь трудилась и большая группа рабочих, переселившихся из Индии после образования Пакистана. У них тоже была своя профсоюзная организация.

Но вот настала весна 1973 г. Используя право на стачку, предоставленное новым трудовым законодательством, промышленные предприятия Карачи начали забастовку. Рабочие требовали улучшения условий труда, бесплатного медицинского обслуживания и гарантированного минимума заработной платы.

Поднялись и здешние цементники. Они послали своих представителей в карачинский комитет по координации стачечных действий. А главное – им удалось преодолеть национальную рознь, подогревавшуюся хозяевами и полицейскими провокаторами. Объединившись в единый профцентр, они вместе с другими отрядами рабочего класса Карачи участвовали в борьбе. Только после того, как хозяева на всех предприятиях промышленной зоны Карачи приняли основные условия забастовщиков, рабочие вернулись в цеха. Это была первая крупная победа и цементников, и всех карачинских рабочих, проявивших солидарность в борьбе против капитала.

Последний поворот – и впереди видна роща финиковых пальм. Сквозь кроны проглядывает белый купол гробницы. Едва успеваем остановиться, как толпа нищих, в основном калек, мужчин и женщин, старых, молодых и детишек устремляется к нам. Одни начинают протирать машину, другие просят милостыню. Становится не по себе, когда видишь лес протянутых рук, изъеденные трахомой глаза, струпья на лицах.

Вдруг нищие, словно по команде, расступаются. Появляется босоногий старик. На плечи наброшено заношенное армейское одеяло. Рыжая борода, рыжие волосы. Это смотритель крокодильчатника.

– Пойдемте, я покажу вам крокодилов. Это будет стоить две рупии.

Старик берет плетеную сумку. В ней куски мяса. Сам крокодильчатник – это пруд, обнесенный невысокой каменной оградой. За ним в ярко-зеленой пахнущей гнилью воде застыли крокодилы. Одни погрузились в воду, выставив на сушу лишь морды, другие выползли и греются на камнях. Старик перелезает через ограду, спускается вниз и начинает расталкивать животных, ходит по спинам, наступает на хвосты. Жирные, ленивые крокодилы не обращают на него никакого внимания, даже не шелохнутся.

Старик присаживается на корточки. В руках у него две палки. На одну нанизан кусок мяса. Другой он раскрывает пасть хищника и глубоко в горло заталкивает мясо. Это он проделывает с каждым крокодилом. Потом он поднимается наверх, рассказывает:

– Раньше я кормил их прямо из рук. Но однажды один крокодил взбунтовался и чуть не откусил мне кисть. Смотрите, какие шрамы!

Вся рука от плеча до кисти в продольных шрамах.

– Привык я к ним, – продолжает старик. – Около тридцати лет за ними ухаживаю, тем и живу. Крокодилы святые, приносят удачу тому, кто посетил эти места и пожертвовал на их питание.

В Западном Пакистане крокодилы не водятся. Сюда они были завезены лет сто тому назад английскими офицерами, чтобы немного развлечься. Но старик на ломаном английском языке рассказывает историю о появлении крокодилов, созданную последователями синдского святого. Это одно из чудес Манго Пира Баба, говорит он. Почувствовав однажды, что Аллах заберет его к себе, мудрец бросил несколько блох в небольшую дождевую лужу. Свершилось чудо: неожиданно возник пруд, а в нем – крокодилы, которые принесли счастье и процветание этим местам. Раньше кругом была одна пустыня. А сейчас, видите, вон там, за деревьями, бьют святые источники. Они излечивают людей от проказы и многих других болезней. Не верите – сходите туда, сами убедитесь. С вас еще пять рупий за рассказ, сэр!

На дороге нас встречает другой старик. Он ничем не отличается от смотрителя крокодилов. На шее болтается кожаный мешок.

– Две рупии вперед, а то я могу забыть, – говорит старик, поглаживая крашенную хной бороду. – Вы увидите одно из чудес Пира Манго.

Он подводит нас к цементному колодцу, спускает вниз на веревке медное ведро. Вскоре оно показывается полное пузыристой воды. Она отдает сероводородом. Обыкновенная минеральная вода. Старик пьет ее с наслаждением, к ведру тянутся ребятишки, прибежавшие из соседней деревни, калеки с язвами, покрывающими их лица и руки.

Неподалеку большой бассейн, разделенный на два отсека каменной изгородью. Один – для мусульман, другой – для «неверных». В обоих, зайдя по горло, сидят взрослые и дети. Женщины забрались туда прямо в верхней одежде. Тут же кто-то стирает белье, полощет рот.

– Вода святая, – шепчет старик. – Помогает от проказы, заживляет раны.

По коже продирает мороз. Две скрюченные старческие фигуры – спина в коросте – лезут в воду. Это прокаженные из лепрозория, находящегося за деревней, километрах в десяти отсюда.