Текст книги "Порывая с прошлым"

Автор книги: А. Филиппов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Друзья говорят, что холера и оспа в этих кварталах – частые гости. Даже официальная статистика признает, что в городе от этих болезней умирают ежегодно до 20 тыс. человек. Туберкулез косит людей. Борьба с проказой практически не ведется. Программа, объявленная министерством здравоохранения, пока остается на бумаге.

– Справедливости ради надо сказать, – замечает Шахидулла, – не лучше положение и в западной части. Бедняку плохо в обоих «крыльях» Пакистана.

Старой Дакке, зажатой на небольшом пространстве между железнодорожной линией с севера и рекой с юга, давно тесно. Здесь живут и мусульмане, и индусы. Всего в Восточной провинции проживает около 15 млн. индусов. Только по минаретам, выглядывающим из-за оград, да по расписанным индуистским храмам можно определить, кто здесь живет. Все одеты одинаково, одинаково бедны. Слышится тот же певучий бенгальский язык.

Выходцы из Северной Индии, говорящие на урду, (их здесь называют «бихари», или «урдумены»), живут в другой части города, ближе к центру. Живут они, как правило, несколько лучше. Власти, считая их своей опорой, стараются выделить из бенгальского населения. Их охотно берут на службу в правительственные учреждения, устраивают надсмотрщиками на фабрики и стройки, на работу в полицию.

Все это, конечно, рождает у местного населения чувство неприязни к этим людям. Открытых столкновений пока не было. Но, говорят мои друзья-пакистанцы, гарантии, что бенгальское население не будет протестовать, нет.

Всячески поддерживая «урдуменов», власти стараются отвлечь население от недовольства разжиганием антииндийских настроений, розни между мусульманами и индусами, проживающими в Дакке и других частях провинции. Смотришь на этих мирных бенгальцев, индусов и мусульман, бок о бок работающих в лавках и мастерских, стирающих белье или сидящих в прокуренных харчевнях, и не веришь, что бывают такие дни, когда они поддаются на демагогические призывы религиозных фанатиков и просто провокаторов и начинаются кровавые столкновения.

В последний раз, говорили мне, они произошли весной 1965 г. Процессия индусов, направлявшаяся для совершения своего ритуального обряда, вышла на улицу, где находилась мечеть. Муллы сочли это святотатством и преградили ей путь. Разгорелась ссора. И вот бедняки, рядом живущие и работающие, взялись за ножи. Произошла страшная резня. Люди не щадили ни женщин, ни детей.

С большим трудом общественности удалось утихомирить этих людей. На другой день приехали полицейские и арестовали большую группу индусов, обвинив их в разжигании розни. Они совершили налет и на прогрессивные организации.

Покидаем старые кварталы и выезжаем на улицу, которая ведет к мечети Байтул Муккарам. Она сооружена в форме громадного куба. На вечернюю молитву стекаются прихожане. Перед мечетью на площади лежат коровы и буйволы. Неподалеку прямо с повозок, присев на корточки, торговцы продают фрукты, жареные початки кукурузы, орехи, апельсиновый сок, который здесь же выжимается из плодов металлическими прессами. Выставив обрубки ног и рук, вдоль тротуара сидят нищие.

Такой предстала передо мной Дакка весной 1966 г.

Дакка – один из древних городов Южной Азии. Городом Дакка становится в начале XVII в., в правление династии Великих Моголов, присоединивших Бенгалию к своим владениям, которые простирались от Инда до Ганга и Брахмапутры. Именно в это время безвестные зодчие и художники создают уникальные дворцы, мавзолеи и мечети, широко применяя для отделочных работ мрамор и ценные породы деревьев. Они инкрустируют порталы зданий драгоценными камнями, расписывают стены замысловатым орнаментом.

Как свидетельство высокой культуры прошлого и поныне в старой части Дакки высятся такие шедевры зодчества, как мечеть Сат-Гумбад, форт Лал-Багх с мавзолеем Биби-Пари. Историки отмечают, что, когда на месте Калькутты находились лишь рыбацкие деревушки, Дакка была уже столицей Бенгалии. В ней проживало около 850 тыс. человек. Здесь находилась резиденция наместников Великих Моголов. Дакка славилась как крупный ремесленный и торговый центр края. Отсюда в разные страны, в том числе и в Россию, вывозились изделия из золота и серебра, розовый жемчуг, кораллы, слоновая кость, панцири громадных черепах и знаменитый тонкий муслин.

Трагические дни для Дакки начались в XVIII в., когда Восточную Бенгалию захватили английские колонизаторы. Обосновавшись в стране, они стали наводнять местный рынок продукцией своих предприятий, а даккское ремесло, в частности текстильное, уничтожать. Кварталы, где жили ткачи, могущие составить конкуренцию английским фирмам, разрушались, а людей убивали. Из-за монополии на торговлю продовольствием, присвоенной чиновниками Ост-Индской компании, в Бенгалии возник голод, унесший три миллиона жизней.

За несколько лет даккские ремесла пришли в упадок. Экономическому развитию города, впрочем, как и всей Восточной Бенгалии, был придан однобокий, колониальный характер. Край был превращен в поставщика джута, риса, чая и ценных пород деревьев. Все, что выращивалось на плантациях, вывозилось, превращаясь в золотые слитки в сейфах банков Великобритании.

Но доволно о прошлом. Вернемся в сегодняшний день Дакки.

Небольшое, отпечатанное на пишущей машинке объявление, вывешенное над конторкой администратора, гласило, что вечером секретариат «Авами лиг» (Народная лига) устраивает в гостинице пресс-конференцию. Тут же, на столике, лежала стопка брошюр, изданных этой партией. Выбрав несколько экземпляров, я пошел в номер, чтобы успеть до пресс-конференции ознакомиться с их содержанием.

В одной брошюре рассказывалось о положении в восточном «крыле». Анализировалось экономическое развитие провинции, отношение центральных властей к бенгальскому населению. Правительство Пакистана, говорилось там, рассматривает Восточную провинцию как источник поступлений в национальный бюджет, грабит природные богатства, эксплуатирует бенгальское население. Доход на душу населения там почти на 40 % ниже, чем в Западном Пакистане.

Основные капиталовложения по государственной линии направлялись на экономическое развитие западной части страны. Отмечалось, в частности, что по третьему пятилетнему плану (1965–1970) на развитие Восточной провинции выделялось 16,6 млрд. рупий, а Западной – 29,7 млрд. Восточный Пакистан производил две трети товаров, идущих на экспорт, а получал лишь треть импортных товаров.

Приводились данные о средствах, отпускаемых на нужды образования и здравоохранения. Они в четыре-пять раз меньше, чем в Западном Пакистане. В провинции ежегодно от холеры и оспы умирало до 300 тыс. человек. И каждый год от трахомы слепло до 50 тыс. детей. Страшные цифры!

В брошюре много страниц было посвящено дискриминации, которой подвергалось бенгальское население. Приводились такие примеры. Бенгальцы составляют не более 30 % государственных служащих. Еще ниже их процент в вооруженных силах: в сухопутных частях и полиции – не более 5, в военно-воздушных силах – 11, в военно-морском флоте – 17. На командных должностях, в разведывательных службах бенгальцев насчитывались единицы.

Правительство обещает ликвидировать неравенство в уровнях экономического и культурного развития обеих провинций через двадцать лет, говорилось в брошюре. Мы не верим, это обман. Диспропорция не только не уменьшается, а, наоборот, увеличивается. Западнопакистанские дельцы и политиканы, захватившие ключевые позиции в экономике, армейском командовании и правительственном аппарате, относятся к Восточной провинции как к колонии. Только осуществление «Программы шести пунктов», выдвинутой «Авами лиг», которая выражает надежды и чаяния бенгальского населения, способно вывести Восточный Пакистан на путь прогресса и процветания. «В наших горестях и страданиях мы не виним наших братьев – пуштунов, синдхов, панджабцев и белуджей, которых так же, как и нас, нещадно эксплуатирует западнопакистанская феодальная и монополистическая элита. Мы боремся за победу идей свободы, процветания и независимости».

Далее излагалась сущность «Программы шести пунктов»:

1. Введение в Пакистане федеративной формы государственного устройства, парламентской формы правления. Наделение законодательных органов страны верховной властью. Введение прямого всеобщего избирательного права.

2. Всемерное ослабление зависимости Восточного Пакистана от Западного. Экономическая и политическая автономия двух провинций. В ведении центрального правительства остаются лишь вопросы обороны и внешних сношений.

3. Введение двух независимых валют или же, при сохранении единой денежной системы, принятие необходимых мер, препятствующих перекачке капитала из Восточной в Западную провинцию.

4. Каждая провинция самостоятельно решает вопросы налогообложения, покрывая за счет части налогов, собираемых в двух провинциях, расходы центрального федеративного правительства.

5. Западный и Восточный Пакистан имеют право осуществлять внешнеторговые операции и получать иностранную валюту.

6. Восточный и Западный Пакистан на равных условиях покрывают потребности центрального правительства в иностранной валюте. Они имеют собственные полицейские подразделения.

Другая брошюра рассказывала об «Авами лиг» и ее председателе Муджибур Рахмане.

Ставшая уже влиятельной политической силой в стране, «Авами лиг», выразительница интересов нарождающейся бенгальской национальной буржуазии, образовалась в июне 1949 г. Основателями партии были известные политические деятели X. Ш. Сухраварди, Атаур Рахман-хан и А. X. Бхашани, а также Муджибур Рахман, находившийся в то время в тюрьме. Он был кооптирован в состав ЦК партии. «Авами лиг» широко открыла двери представителям мелкой и средней буржуазии, зажиточных слоев крестьянства, прогрессивной интеллигенции и студенчества.

Знаменательной вехой на пути идейного и организационного становления «Авами лиг» был ее съезд, состоявшийся в 1952 г. На нем были выработаны программные установки партии. Партия выступила за проведение аграрной реформы, снижение налогов, индустриализацию страны, включая создание благоприятных условий для промышленного развития Восточного Пакистана. Она потребовала демократизации государственного строя, предоставления региональной автономии Восточной провинции и проведения правительством Пакистана независимого внешнеполитического курса.

По предложению Сухраварди генеральным секретарем «Авами лиг» единодушно избирается Муджибур Рахман. За плечами этого 32-летнего бенгальского деятеля уже был немалый опыт политической борьбы. В студенческие годы он среди тех, кто активно борется против английского владычества, за создание независимого пакистанского государства. В политической биографии Муджибур Рахмана есть примечательный факт. Когда в Калькутте и Бихаре начались – это было в 1946 г. – индусско-мусульманские столкновения, он создает общественный Комитет противодействия религиозно-общинным распрям. Через год по его инициативе образуется Восточнопакистанская мусульманская студенческая организация, ставшая впоследствии опорой «Авами лиг».

В декабре 1953 г. «Авами лиг» вошла в Объединенный фронт оппозиционных партий, одержавший победу на выборах в Законодательное собрание Восточного Пакистана в марте 1954 г. Муджибур Рахман избран депутатом этого собрания. Спустя некоторое время ему поручают в правительстве Объединенного фронта возглавить министерство промышленности и торговли. Однако на этом посту он пробыл недолго. За критику внешней политики центрального правительства власти арестовывают Муджибур Рахмана и освобождают только через год.

В сентябре 1956 г. он входит в состав провинциального правительства, возглавляемого Атаур Рахман-ханом, как министр торговли и промышленности. Много сил отдает он налаживанию торговли в провинции, борьбе с коррупцией и взяточничеством.

Возглавлявший более года коалиционное правительство Пакистана Сухраварди активно привлекает к работе Муджибур Рахмана: в качестве личного представителя премьер-министра Пакистана он посещает ряд стран Западной Европы. Он член пакистанской правительственной делегации в Дели на торговых переговорах с Индией в 1956 г. Представляет страну на Всемирной конференции сторонников мира в Стокгольме.

Октябрь 1958 г. В стране устанавливается режим военной диктатуры. Репрессии, обрушившиеся на прогрессивные политические и общественные организации, не обошли и «Авами лиг». Партия распущена, Муджибур Рахман и многие активисты партии брошены в тюрьмы. Лишь после отмены военного положения в 1962 г. «Авами лиг» возобновляет легальную деятельность. Председателем партии в январе 1964 г. избирается панджабский землевладелец Насрулла-хан, а генеральным секретарем – вновь Муджибур Рахман.

«Авами лиг» принимает участие в создании Национального демократического фронта, который, по замыслу ее организаторов, должен объединить все оппозиционные силы в борьбе за восстановление в Пакистане парламентской демократии.

Муджибур Рахман принадлежал к той части партии, которая была против конфронтации с Индией. Он приветствовал Ташкентскую декларацию, подчеркнув, что будущее Пакистана лежит на путях не военных конфликтов, а развития мирных отношений и широкого международного сотрудничества.

Февраль 1966 г. стал переломным в жизни «Авами лиг». Муджибур Рахман, поддержанный восточнопакистанскими деятелями партии, выступил с декларацией, получившей в дальнейшем название «Программа шести пунктов».

С этой программой он поехал в Лахор на конференцию оппозиционных партий. Правые и религиозно-шовинистические организации встретили ее в штыки. Западнопакистанское отделение «Авами лиг» отказалось поддержать эту программу, обвинив Муджибур Рахмана и его бенгальских сторонников в сепаратизме.

В партии произошел раскол. Муджибур Рахман покинул Лахор, заявив, что восточнопакистанское отделение объявляет себя самостоятельной организацией и будет бороться за претворение своей программы в жизнь.

…К назначенному сроку спускаюсь в холл, где должна состояться пресс-конференция. На лицах пакистанских коллег вижу возмущение. В чем дело? Сераджуддин Хусейн, один из редакторов газеты «Иттефак», являющейся органом «Авами лиг», спорит с полицейским офицером. По указанию губернатора провинции Монем-хана запрещено проводить пресс-конференцию, а брошюры, принесенные в гостиницу, велено конфисковать. Руководство «Авами лиг», дескать, не известило своевременно власти, поэтому встреча с журналистами отменяется.

Сераджуддин Хусейн заслоняет столик, где разложены брошюры, изданные «Авами лиг». Здоровенный полицейский, панджабец, хватает журналиста за воротник, тащит его к выходу и ударом кованого башмака выбрасывает за дверь. Полицейского окружают пакистанские журналисты, завязывается борьба.

^{Книжный лоток под открытым небом в Джессоре}

В холл врываются несколько полицейских, расталкивают журналистов. Откуда-то появляется чиновник из протокольного отдела министерства информации. Полицейские покидают холл. Все это происходит на глазах у иностранных журналистов. Чиновник понимает, что этот случай не останется незамеченным. Он говорит:

– Очень наши люди эмоциональные. Чуть что, сразу драться. Это особенность характера. Не придавайте, господа, всему этому серьезного значения. Разве схваток с полицией не бывает в Англии, в США, во Франции?

Пакистанские журналисты заявляют, что они это так не оставят. Они говорят, что завтра вместе с «Авами лиг» проведут забастовку протеста.

Действительно, на следующий день забастовка в городе состоялась. Власти принесли извинения «Авами лиг», разрешили провести пресс-конференцию. Ретивого полицейского услали в Лахор. Здесь ему находиться уже было невозможно: его бы просто убили.

На севере Пакистана

^{Новая столица. Поездка в Музаффарабад. У стен древнего форта. Интервью дает губернатор провинции. Кнут и пряник. «Джамаат-и ислами». Люди с открытыми сердцами. Пекинская «утка». Человек, перехитривший хитрецов. Ахмад Надим Касми читает свои стихи. Рождение Партии пакистанского народа}

С бетонированной площадки обозрения, сооруженной на плоской вершине холма, Исламабад виден как на ладони. Подернутые сизой дымкой дома белыми островками разбросаны по зеленому плато долины, изрезанной серыми лентами дорог. На прямолинейных улицах ряды кипарисов, пирамидальных тополей и чинар.

Немного правее, на фоне темно-зеленых лохматых гор, подступивших к улицам, рельефно выделяется ансамбль многоэтажных белоснежных корпусов, со скверами и фонтанами перед ними. Это правительственный квартал. Здесь расположились министерства и ведомства. В 1972 г. сюда переместился и аппарат ЦК правящей Партии пакистанского народа. Исламабад приобрел уже зримые черты столичного города. Сюда из Карачи, бывшей столицы страны, переселились иностранные представительства и корреспонденты. Первые жители появились в этом городе в 1960 г., а к 1975 г. его население превысило 100 тыс. Правда, в основном это чиновники, военнослужащие, дипломаты и многочисленный обслуживающий персонал.

Воздух в этих местах чистый и здоровый. Весной, когда с гималайских отрогов опускаются дождевые тучи, все напоено ароматом сосны, горных трав и цветов. Дышится легко, не как в Карачи, где до середины ноября влажно и душно. Когда выбирали место для новой столицы, то это обстоятельство тоже принималось во внимание. Но главное все же в другом: Пакистан хотел иметь совсем новую столицу, которая бы ничем не напоминала о колониальном прошлом.

Исламабад растет. По генеральному плану, пересмотренному после войны новой администрацией, город будет состоять из трех основных районов: административного, дипломатического и жилого. Промышленные объекты строить не намечают. Это будет город правительственных чиновников, дипломатов и высшего офицерства.

Пока что пустырей в городе больше, чем застроенных кварталов. Но темпы строительных работ нарастают. Везде можно видеть котлованы, где закладываются здания под кинотеатры, выставочные залы, больницы, школы и гостиницы. Прокладываются новые нити водопроводных коллекторов от искусственного водоема, сооруженного в горной впадине километрах в двадцати от Исламабада. Озеро Равал уже не в состоянии удовлетворить потребность в воде растущего населения города.

Механизация строительных работ, надо сказать, невысокая. В основном все делается вручную. К бетономешалке песок и камень подвозятся на осликах. На огромном пустыре, где сооружается здание Национальной ассамблеи, рабочие обыкновенными кирками и ломами долбят землю, лопатами и корзинами забрасывают ее в кузова многотонных самосвалов. Каркасы зданий ощетинились бамбуковыми лесами. Цепочка босоногих людей из рук в руки передает в ведрах цемент на этажи строящихся зданий.

Контрасты во всем. И они характерны в большей или меньшей степени для всей страны, обновляющейся, но испытывающей еще влияние прошлых лет.

Помнится, в 1966 г., когда я впервые приехал в Исламабад, я увидел громадный пустырь с редко разбросанными по нему только что сооруженными зданиями, в которых разместились правительственные службы. Одиноким островом стояла гостиница «Шахразад», пахнущая свежей краской. Гостиница почти всегда пустовала. Время от времени сюда наезжали окрестные помещики, чтобы втайне от своих соседей повеселиться в баре, выпить виски и сфотографироваться на фоне здания. С наступлением сумерек долина оглашалась стоном шакалов, рыскавших в поисках пищи и нередко забегавших во двор гостиницы. Тогда сторожа-пуштуны, вооруженные автоматами, палили по шакалам.

Для внешнего мира Исламабад значился столицей Пакистана. Однако все дела вершились в Равалпинди, в 15  кмотсюда, в президентском дворце и его многочисленных канцеляриях, с которыми в основном имели дело дипломаты. В Равалпинди находились главные полицейские и иммиграционные службы. Там было министерство информации, куда нам, иностранным корреспондентам, время от времени приходилось являться. Там проходили и сессии Национальной ассамблеи.

Равалпинди – тихий город, утопающий в зелени тополей, апельсиновых и абрикосовых деревьев, в прошлом был военной базой английской колониальной администрации. До сих пор сохранились массивные сооружения из красного кирпича, казармы, коттеджи и небольшие отели, построенные в викторианском стиле. Возле гостиницы «Флешман» проводили вечера скучающие офицеры. Церковь, напоминающая замок, действует и теперь.

В жаркие дни – здесь они начинаются в середине июня и кончаются в августе, – когда спасение не приносит даже ночь, офицеры уезжали в Мари, курортный городок в горах на высоте 1500  м,или в Кашмир, к снегам и прохладным водопадам…

…Кашмир – обширный район, раскинувшийся на стыке величайших горных хребтов – Гималаев и Тибетского нагорья. В прошлом он входил в состав различных государственных образований, существовавших на территории южноазиатского субконтинента. В конце XVI в. Кашмир оказался под властью Великих Моголов, а в середине XVIII в. его захватили афганцы. Несколько позднее, в начале XIX в., Кашмир был завоеван сикхами.

Английские колонизаторы, одержав в середине того же века победу над сикхами, передали Кашмир под управление вассального от них раджи Джамму. Так образовалось зависимое от Великобритании княжество Джамму и Кашмир. Население его, жестоко угнетаемое и махараджами, и англичанами, не раз поднималось на вооруженную борьбу.

В августе 1947 г. на политической карте Азии появились два независимых государства – Индия и Пакистан. По условиям Закона о независимости Индии правителю Джамму и Кашмира было предоставлено право решить вопрос, войдет княжество в состав Пакистана или Индии либо станет независимым.

В это время в ряде районов княжества вспыхнуло антифеодальное восстание населения, которое в большинстве своем исповедовало ислам. Феодальная верхушка, индусы по религии, попыталась силой оружия подавить это выступление.

Тогда под предлогом защиты единоверцев 22 октября 1947 г. с территории Пакистана в Кашмир хлынули вооруженные отряды пуштунских племен. Разразилась война. Поддержанные регулярными частями Пакистана, эти отряды начали продвигаться вперед, к Сринагару, административному центру княжества. Положение создалось критическое. Правитель княжества обратился к Индии за военной поддержкой, заявив о желании войти в состав Индийского Союза.

Эта просьба была удовлетворена. Но Пакистан не отказался от попыток закрепиться в Джамму и Кашмире. В начале января 1948 г. индийское правительство обратилось в Совет Безопасности ООН с жалобой на Пакистан, обвинив его в агрессии. Две недели спустя с такой же жалобой на Индию обратилось пакистанское правительство.

Совет Безопасности создал посредническую комиссию, при содействии которой удалось прекратить военные действия. В конце 1949 г. было достигнуто соглашение о линии прекращения огня. В результате западные и северные районы княжества оказались под контролем Пакистана и стали называться в Пакистане «Азад Кашмир» (Свободный Кашмир). Административным центром его стал городок Музаффарабад.

Большая же часть княжества осталась под контролем Индии. В июле 1952 г. между махараджей княжества и индийским правительством было подписано соглашение о вхождении Джамму и Кашмира в состав Индии на правах штата. Правительство Индии объявило вопрос окончательно решенным.

Однако пакистанское правительство опротестовало это решение и настаивало на проведении референдума в Джамму и Кашмире, который должен был определить, куда хочет присоединяться население Джамму и Кашмира – к Пакистану или к Индии.

Неоднократное обсуждение кашмирского вопроса в ООН, пакистано-индийские переговоры, в ходе которых стороны выдвигали различные варианты его решения, не дали никаких результатов. Осенью 1965 г. из-за Кашмира начался вооруженный конфликт между Индией и Пакистаном.

В результате мирных усилий Советского Союза, а также согласованных действий заинтересованных государств в Организации Объединенных Наций Пакистан и Индия в ночь на 23 сентября прекратили огонь. В январе 1966 г. в Ташкенте состоялась встреча руководителей Индии и Пакистана при участии СССР, которая завершилась подписанием декларации, открывавшей путь к мирному урегулированию разногласий между этими странами.

…Возможность побывать в «Азад Кашмире» представилась совершенно неожиданно. Прилетев в Равалпинди, я пошел в отдел печати министерства информации, чтобы договориться о поездке в сельскохозяйственную академию Тарнаба. Беседуем с Дином Хисамуддином, отвечающим за работу с иностранными журналистами, когда с шумом распахивается дверь и на пороге появляется сухощавый блондин в полуспортивном костюме. Через плечо переброшена сумка с фотоаппаратами.

– Это Питер Хейс, корреспондент швейцарской газеты «Нойе цюрхер Цайтунг», знакомьтесь, – говорит Дин.

Оказывается, Питер Хейс зашел сюда, чтобы встретить переводчика, с которым они должны были ехать в «Азад Кашмир».

– Составьте компанию, – бросил он мне. – Завтра вернемся.

Но я не знал, как отнесутся к моей поездке пакистанские власти.

– С нашей стороны никаких возражений, – заметил Дин. – Я позвоню в Музаффарабад и о вас. Вот и все формальности. Ну а переводчик поможет организовать встречи.

В кабинет входит переводчик Аслам Бахш, типичный кашмирец, крупный мужчина с голубыми глазами на смуглом лице. Вскоре трогаемся в путь.

До Музаффарабада не менее четырех часов езды. Стоит солнечная сухая погода. Позади скрылись минареты Равалпинди, и неширокое асфальтированное шоссе, петляя вдоль холмов, начало постепенно подниматься в горы.

^{Бенгальский крестьянин, везущий на базар плоды своего нелегкого труда}

Переводчик рассказывает о себе. Детство он провел в Сринагаре. В конце 1947 г., после образования Пакистана, вместе со своей семьей переехал в Лахор. Отец был военным, человеком состоятельным. Это и дало возможность Асламу поступить в Панджабский университет. Дальнейшая его жизнь сложилась неплохо. Окончив с отличием филологический факультет, он поступил на службу в министерство информации. На работе его ценят: он в совершенстве владеет панджаби, урду, английским, пушту, знает ряд диалектов Кашмира.

В Пакистане он уже почти двадцать лет, но в душе он кашмирец. Это чувствуется во всем: и в разговоре, и в манерах.

– Что вы! Я кашмирец, – возмутился он, когда мы спросили, пуштун ли он. И тут же добавил, что только им, кашмирцам, свойственна исключительная способность к изучению языков. Кашмирцы – талантливые люди, наиболее развитая нация в этой части света, со своей древней культурой. Письменная литература восходит к X в.

Говорил он уверенно и твердо. Я невольно вспомнил разговор с Фаиз Ахмад Фаизом. Прожив много лет в Пакистане, я не раз слышал подобного рода высказывания и от пуштунов, и от белуджей, и от синдхов, и от бенгальцев. Яд национальной исключительности! Как же он мешал людям объединяться, бороться за свои права и за лучшую долю. В этом, безусловно, проявлялись и черты феодального уклада, укоренившегося в сознании людей, и пережитки времен британского господства.

«Кохал» – написано на ярко-желтом щите при въезде в горный поселок, приютившийся на берегу стремительной реки Джелам. Здесь последний пакистанский контрольный пост. Переправляемся по металлическому мосту, переброшенному через реку, – и мы на территории «Азад Кашмира».

Офицер, проверяющий пропуска, разговаривает с нами по-английски. Он в форме пакистанского военнослужащего, и лишь на погонах прикреплены латунные буквы «АК» – «Азад Кашмир».

Офицер предлагает немного передохнуть, приглашает нас на чашку зеленого чая. Он не прочь с нами побеседовать. Иностранцы редко появляются в этих местах. Узнаем, что он сам панджабец, из-под Лахора, оттуда же и его солдаты, несущие здесь службу.

– Кашмирцы, – замечает он, – поэты и музыканты, но не солдаты. Они могут служить лишь в гражданской полиции, да и то под руководством пакистанских офицеров.

Наш переводчик демонстративно отодвигает чашку и, не скрывая своего возмущения, отходит в сторону. Пора снова в путь. Прощаясь с нами, офицер вполне серьезно говорит:

– Если бы не Россия, которая добилась прекращения войны, то индийцев обязательно вышвырнули бы из Кашмира. Но разговор с Индией, господа, еще не окончен. Рад буду когда-нибудь встретиться с вами в Сринагаре.

Дорога идет вдоль реки. По обеим сторонам ее тянутся клочки полей, террасами поднимающихся по склонам. Одинокие фигуры крестьян, замотанных в шали, мотыгами рыхлят землю. Показалась зелень лесов, покрывающих пологие склоны гор. Шоссе узкое, много поворотов, и когда навстречу попадается разрисованный зверями и цветами грузовик или пассажирский автобус, то нашему водителю приходится прижиматься к самому краю обочины. За ней буквально в нескольких сантиметрах обрыв. Машины летят, не сбавляя скорости и подчас не придерживаясь правой стороны. Два дня назад на этой дороге, говорит шофер, автобус, полный людей, и грузовик, везший зерно, рухнули в пропасть. Никто не хотел уступать дороги.

Разговаривая, незаметно подъехали к Музаффарабаду. Узенькие, чистые улицы. Из-за глиняных дувалов выглядывают ветки цветущих яблонь. За густой кроной чинар, каштанов и пирамидальных тополей прячутся коттеджи, большей частью из бревен. В городе проживает примерно 15 тыс. человек.

Получасовой отдых в пахнущей сосной и пряными травами гостинице – и нас приглашают на беседу к президенту «Азад Кашмира». Над зданием, где помещается его резиденция, полощется пакистанский государственный флаг. В холле портреты М. Айюб-хана и М. А. Джинны. Из внутренней комнаты появляется седовласый крупный мужчина в элегантном европейском костюме. Это Абдул Хамид-хан, президент «Азад Кашмира». На этом посту он с 1964 г., до этого был верховным судьей. Почти все свое время он проводит в Равалпинди, а сюда приезжает по какому-нибудь случаю.

Хамид-хан прекрасно владеет английским языком. Перед тем как начать беседу, он замечает, что у него, мол, секретов от нас нет, и просит не стесняться задавать вопросы. Он благодарит Советское правительство за содействие в восстановлении мира на субконтиненте.

К сожалению, продолжает он, минувший конфликт не решил кашмирской проблемы. Это волнует кашмирцев, живущих по обе стороны линии прекращения огня. Мы считаем, что нужно как можно скорее провести плебисцит в Кашмире. Народ должен определить, присоединится ли он к Индии или к Пакистану. Я считаю, что местоположение и религия Кашмира делают его составной частью Пакистана.

– Ну а если в ходе плебисцита будет поставлен вопрос о создании независимого Кашмира? – спрашиваем мы.

– Это не в интересах кашмирского народа, – отвечает он. – Независимый Кашмир неизбежно стал бы объектом интриг Индии. В экономическом отношении как независимое государство Кашмир нежизнеспособен. Кашмир населен в основном мусульманами, и только мусульманское государство Пакистан может обеспечить ему мир и процветание.