Текст книги "Мы из ЧК"

Автор книги: А. Минаичев

Соавторы: Владислав Григорьев,Н. Мельников,Н. Егоров,Жамалаш Ибраев,Ф. Иванов,В. Исмамбетов,Абдиманап Тлеулиев,Николай Милованов,А. Абдуразаков,Юрий Кисловский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

ГОД СПУСТЯ

Проездом в Москву в Петропавловске побывал Дьяконов. В губернском отделе ГПУ он не застал многих, с кем вместе трудился в суровую зиму 1921 года. Владимир Бокша встретил его в том самом кабинете, где Дьяконов с Порфирьевым разрабатывали планы ликвидации эсеровско-белогвардейской организации Шантурова.

– Далеко ли едешь, Виктор Иванович? – спросил Бокша.

– В Москву. Назначен в транспортный отдел ГПУ. Феликс Эдмундович, когда в Омск приезжал, сказал, что я нужен там. Ну, а как здесь, у вас?

– Трудимся помаленьку. Люди в основном новые. Твои питомцы ушли на партийную, советскую работу. Молодые учатся: такая возможность появилась. Виктор Иванович, говорят, ты был на процессе Бакича в Красноярске.

– Да, а что?

– Ведь там же Токарева судили, и наверняка всплыли какие-то подробности о подготовке заговора, о трагедии в Каркаралинске.

– Очень немного. Токареву, по-моему, помогли изнутри. Эти же люди с ним потом и ушли. Трагедия для наших товарищей, видимо, заключалась в том, что заговорщики поставили под свой контроль военкомат и телеграф. Не случайно же с бандой добровольно ушло большинство сотрудников военкомата, юстиции, телеграфа. Мне как-то Порфирьев говорил о бедах Альфреда, там почти две трети аппарата уездных учреждений составили дутовцы и анненковцы. Естественно, они проникли в военкомат и милицию.

– Так ты, Виктор Иванович, думаешь, причина трагедии заключается в многочисленности заговорщиков ив том, что они имели возможность вводить в заблуждение уездных руководителей?

– Вот именно. Предатели подали мысль вывести из города коммунистический отряд особого назначения, направить, его из Бугрового в Сенное. Они же просили Липина, Малашкина, Базилевича не верить гонцам Семененко о приближении врага. Чигович арестовал головку заговорщиков, но не успел добраться до тех, кто пристроился в военкомате. Вполне возможно, что они принадлежали к другой организации заговорщиков, например, Семипалатинской.

– Да, могло быть и такое. А Токарева где взяли?

– В Монголии. Свою дивизию он привел сначала в район Чугучака. Недавно я одну книжонку прочитал, так в ней о прибытии банды Токарева в расположение войск дутовского генерала Бакича вот что говорится: «Красный флаг, с которым явились пришельцы, поверг штаб отряда в большое смущение. Но у «токаревцев» имелось оружие, их было более двух тысяч и надо было поладить. Больших затруднений не встретилось. Здесь на Эмильхо были готовые формы, распростертые объятия, и «токаревцы» (что-то вроде эсеров), признав над собой командование Бакича, влились в корпус». Вот тебе и борцы за народную Советскую власть без коммунистов. В июле прошлого года Бакич и Токарев по приказу Унгерна стали готовиться к вторжению в нашу страну. Токарев подсказал генералу, что нужно сменить лозунги. Бакич отдал приказ по корпусу, в котором объявил, что все части должны иметь красные знамена.

– Забавно! Крепко он решил перекраситься.

– Ну, не совсем. Левый верхний угол знамен оставили трехцветным. Подготовку вели под наблюдением японцев. Сначала, конечно, ограбили местных, разоружили крепость Шара-Сумэ. Местные власти перепугались, губернатор обратился к представителю реввоенсовета Сибири с просьбой помочь разгромить Бакича. Семипалатинская группа войск выделила 1400 человек, и они разбили десятитысячную группировку Бакича. Он, правда, вместе с Токаревым и своим атаманским полком удрал в Западную Монголию. В районе озера Толбонур ему удалось окружить экспедиционный отряд Байкалова, но местные казахи сообщили об этом в Семипалатинск. Прибыла помощь, и Бакича снова разбили. Так он, старый хитрец, снял с себя оружие, нацепил на грудь крест, взял в руки посох и под видом бродячего монаха вновь улизнул. Однако монгольские друзья его поймали и передали нашим властям. Вместе с ним на скамье подсудимых оказался и Токарев.

– Конец закономерен, – заметил Бокша. – К этому все и шло. Жаль только, что не дожили до этого дня Чигович, Порфирьев, Дульский…

– Да, – задумчиво сказал Дьяконов. – Нашего брата – чекистов – во время мятежа погибло много. Иногда вот думаю о себе, товарищах, таких, как Порфирьев, Чигович. Революция возложила на чекистов величайшую ответственность за судьбы десятков и сотен тысяч людей, которые здесь, в степных просторах, по зову партии, строили новую жизнь. Опыта, особенно первое время, было мало. И чтобы ростки новой счастливой жизни не растоптал враг, они делали все возможное, отдавали делу победы все, что имели. А имели подчас только собственную жизнь и, не задумываясь, жертвовали ею во имя торжества революции. Только поэтому и выдержали трудное испытание, победили!

Ю. Кисловский
В ОГНЕ

Очерк о работе органов ОГПУ по ликвидации политического бандитизма на территории Казахстана и, в частности, банды Серова, действовавшей в 1921—1922 годах на западе республики и сопредельных Самарской и Саратовской губерниях, освещает лишь отдельные эпизоды сложной и опасной чекистско-воинской операции.

Из здания Киробкома полпред ОГПУ Даниловский и командующий войсками ЧОН Воротков вышли вместе.

– Ты куда сейчас, Степан Ильич? – спросил Даниловский.

– К себе, в штаб, – ответил Воротков, принимая лошадь от коновода и готовясь вскочить в седло. – А что, Иван Кондратьевич?

– Сводку не забудь мне прислать.

– Не забуду!

Воротков ловко вскочил на коня и пропал в темноте ночи. Даниловский постоял, пока был слышен цокот копыт, затем подошел к фаэтону и сказал кучеру, чтобы тот возвращался в полпредство один.

В Киробкоме на заседании президиума Даниловский делал доклад о борьбе с политическим бандитизмом в Киргизской республике. И теперь, после многочасового напряжения, ему хотелось побыть на свежем воздухе одному, подумать, собраться с мыслями.

Осень 1921 года в Оренбуржье выдалась солнечной и теплой. Лишь редкие порывы ветра да падающие с деревьев пожелтевшие листья напоминали о том, что лето уже прошло.

– Не первое лето с начала революции, – вслух сказал Иван Кондратьевич. – Еще немного, и наступит мир для нас, чекистов.

…Экономические трудности, вызванные прошедшими войнами и неурожаем, резко осложнили политическую обстановку в республике и особенно в областях, прилегающих к Оренбургу. С каждым днем росло число голодающих. Недобитые в гражданскую войну эсеро-кулацкое охвостье и контрреволюционные элементы из мелкобуржуазных слоев поднимали голову. Одна за другой образовывались банды. Террористы убивали партийно-советских работников, грабили заготовительные конторы, вывозили и прятали хлеб, уничтожали скот.

Обдумывая план по организации более активной борьбы с шайками бандитов, полпред не заметил, как подошел к зданию ОГПУ и, привычно отдав честь часовому, направился в свой кабинет. На столе его ждала оперативная сводка. Прочитав ее, Даниловский подошел к висевшей на стене карте, отметил расположение войск ОГПУ, ЧОН, Красной Армии. Затем вызвал начальника военного отдела Клейменова.

– Дмитрий Иванович! Доложите о работе разведотрядов.

Когда на карте были отмечены места расположения банд, полпред поинтересовался работой разведотрядов, созданных из казахов-добровольцев, их нуждами, организаторскими способностями командиров. Это была надежная и весьма эффективная сила. С помощью разведотрядов органы ОГПУ получали точную информацию не только о передвижении банд, но и об их численном составе, вооружении.

– Обком партии, – сказал Даниловский, переходя к следующему вопросу, – поставил перед чекистами задачу ускорить ликвидацию банд, и в первую очередь банды Серова, как наиболее крупной и опасной. Опасной потому, что к ней тянутся мелкие бандитские шайки, примыкают кулаки. Наряду с чекистско-воинскими операциями следует организовать через наших разведчиков работу по отрыву от банд случайно попавших туда людей. Мы должны наперед знать о всех намерениях их главарей и своевременно применять силу. Ищите людей, способных войти в доверие к атаманам, их ближайшим помощникам. Мобилизуйте сотрудников своего отдела на решение этой неотложной задачи. Всем органам на периферии дайте по этому вопросу исчерпывающие указания.

Полпред немного подумал и сказал:

– Кстати, есть у нас полные биографические данные на Серова? Кто он такой, этот атаман?

– Серов Василий Алексеевич, как мне помнится, – ответил Клейменов, – дезертировал из Красной Армии, а затем принимал активное участие в контрреволюционной мятежной авантюре Сапожкова, который возглавлял эсеровский мятеж в Уральской губернии в 1920 году. До мая следующего года скрывался у себя на родине. Затем занялся политическим бандитизмом.

* * *

Около двухэтажного здания ОГПУ, щурясь от яркого солнечного света, взад-вперед прохаживался часовой. Он был в буденовке, поношенной шинели. На смуглом молодом лице играла вызванная теплом и солнцем улыбка. Мимо него прошел коренастый, лет двадцати, боец в дубленом полушубке. Можно было заметить, что он чем-то обеспокоен.

– Здравствуй, Семен! Ты что же, своих не узнаешь? – сказал часовой, нарочито загораживая бойцу дорогу.

– Прости, брат. Задумался…

– О чем, если не секрет?

Мысли Семена в эту минуту унеслись к небольшому домику с чистыми уютными комнатами, в котором жила его Маша.

Все началось с того зимнего вечера. Ему, Семену Бредихину, поручили встретить местных комсомольцев, приглашенных на трехлетний юбилей ВЧК. Маша была не единственной девушкой среди гостей. Но когда Семен увидел ее, то уже не мог оторвать взгляда. После доклада выступала самодеятельность. Маша пела старую казачью песню. В ее чистом голосе было что-то свое, родное, запавшее в Семенову душу. Зал аплодировал. Долго и страстно. Но Маша так и не вышла на сцену.

В перерыве заиграла гармошка. Образовался круг. Семен пустился в пляс. Еще раньше он заметил, что Маша внимательно наблюдает за ним, и старался вовсю. Уже гармонист устал, но Семен не выходил из круга. Он, как завороженный, без устали отплясывал коленца. И тогда в круг вышла Маша.

Пляску закончили под общий хохот и, взявшись за руки, отошли в сторону. Отдышались, вышли во двор. Поговорили. Когда закончился вечер, Семен проводил девушку. Дорогой рассказывали друг другу о своей жизни. Смеялись.

– А вот и мой дом, – сказала Маша, останавливаясь.

Семен стал прощаться, но девушка вдруг предложила:

– Прошу, гостем будешь.

Их встретила женщина средних лет, очень похожая на Машу. В небольшой комнате было тихо, уютно. Но Семен чувствовал себя как-то неловко. Он не находил слов для беседы, а когда ему предложили чашку чая, отказался и, сославшись на занятость, распрощался и ушел.

Однако с тех пор Семен стал часто заходить на Форштадскую улицу, где жила Маша. Познакомился с ее отцом, участником империалистической войны, пулеметчиком Чапаевской дивизии. Иван Максимович Степанов оказался добрейшим человеком, они быстро подружились. Семен стал приходить к Степановым как домой.

А вчера? Но не только это волновало Семена. Едва он зашел в казарму, как дежурный по эскадрону крикнул:

– Бредихин, к командиру!

У комэска сидели двое. В одном Семен узнал Клейменова. Повернувшись к Бредихину, тот попросил его рассказать свою биографию. Затем спросил:

– Кого вы помните из соседей в селе?

Бредихин назвал несколько фамилий и среди них Матцева. Клейменов тотчас достал из папки фотографию, показал ее.

– Да это же Тихон Матцев, лавошника сын! – воскликнул Семен.

– А вы знаете, где он сейчас?

– Нет. Он приезжал еще в империалистическую на побывку. С тех пор его не видел.

– Ваш земляк сейчас в банде Серова, его правая рука, – пояснил Клейменов. – Возглавляет карательный отдел, руководит расстрелами коммунистов и комсомольцев. А сколько от него пострадало ни в чем не повинных жителей…

Клейменов умолк, свел над переносицей густые, слегка выцветшие брови. Затем продолжил свою мысль:

– Мы посоветовались с вашим командиром и пришли к выводу: вам нужно вступить в банду Серова. Да, да, в банду! Думаем, что Тихон Матцев поверит вам. Подумайте хорошенько. Задание ответственное, трудное и разглашению не подлежит. Завтра зайдете с ответом. А сейчас – отдыхать!

Бредихин вышел в коридор и чуть было не столкнулся с девушкой, которая вышла из кабинета командира эскадрона. Это была Маша. Спросила:

– Что с тобой, Семен? Чем-то расстроен?

Бредихин не успел собраться с мыслями, как Маша, наклонившись к нему, зашептала:

– Приходи сегодня. Маманя пироги печь будет.

И выпорхнула во двор.

Бредихин зашел в конюшню, задал гнедому корм, похлопал его по шее и направился в казарму.

Вечером Бредихин вновь был у Степановых. Хозяйка радушно встретила гостя, извинилась и ушла на кухню готовить ужин. Маша тотчас подбежала к Семену, поцеловала его в щеку, помогла скинуть шинель.

– Ух, какой ты весь холодный! – сказала девушка. – Иди к печке, погрейся.

Семен зарделся от поцелуя и растерянно стоял на середине комнаты. Он чувствовал, что в их отношениях что-то изменилось. Его тревожила предстоящая разлука, ибо он согласился с предложением Клейменова.

Маша угадала состояние Бредихина и старалась помочь ему преодолеть скованность. Вскоре к Семену вернулась прежняя уверенность. Он шагнул к девушке, положил на ее плечо сбою озябшую руку. Маша не отстранила Семена. Она на какой-то миг прижалась к нему, обняла и закружила по комнате. Бредихину передалось ее веселье. Он забыл все на свете.

В горницу вошла мать Маши. Молодые люди, словно провинившиеся школьники, низко опустили головы.

– Вот и пироги поспели, – как ни в чем не бывало сказала Наталья Ксенофонтовна. – Кушайте, дети, поправляйтесь.

Поставив на стол тарелку с пирогами, вышла. Как ни трудно было с хлебом, Наталья Ксенофонтовна умудрялась выкраивать из скудных пайков мужа и дочери и этим удивляла близких и знакомых.

В эскадрон Бредихин возвратился поздно ночью. Тихо, чтобы не разбудить товарищей, Семен пробрался к своей койке, разделся и лег. Долго лежал с открытыми глазами и только под утро уснул.

* * *

В кабинете начальника войск ВЧК висела карта Казахстана. На ней синими кружками были обозначены места, где орудовали бандиты.

За большим письменным столом сидели Воротков, комиссар войск ЧОН Башилов и Клейменов. Вскоре в кабинет вошел Бредихин. Ему предложили стул. Наступила пауза. Понимая, что от него ждут ответа, Семен сказал:

– Товарищи! Я готов идти на любое задание и выполнить его.

– В этом мы не сомневались, – заметил Башилов. – Знаем тебя, Семен, как активного комсомольца, преданного товарища. О брате твоем, краснознаменце, понаслышаны.

– Но одной смелости для чекиста мало, – сказал Клейменов. – Нужна выдержка и еще раз выдержка. Какой бы враг ни был, его надо обхитрить. В своей работе чекисту приходится часто рисковать. Но риск должен быть оправданным.

– Я понимаю, что иду в логово врага, – ответил Семен. – Иду сознательно. Можете на меня положиться.

– Товарищ Клейменов вас проинструктирует перед выездом, – сказал Воротков.

Он поднялся из-за стола, подошел к Бредихину, крепко, по-товарищески, пожал ему руку.

– Желаю удачи, Семен. Будь осторожен…

Когда Клейменов доложил полпреду о выезде Бредихина из Оренбурга, о способах связи с ним, Даниловский заметил:

– Это все хорошо. Но один Бредихин не сможет до конца выполнить столь сложную задачу. Ему нужны помощники.

– Мы обсудили и этот вопрос. Подобрали еще несколько кандидатов, – доложил Клейменов.

– А нет ли среди наших сотрудников человека, который бы лично знал Серова?

– Как же, как же! Есть такой товарищ. Переверзенцев Иосиф Ефимович. Еще в империалистическую служил в одном взводе с Серовым. Он-то и подобрал еще двух кандидатов. Одного из них думаем забросить в банду Серова.

– Ну что же, неплохо. А что вы думаете о самом Переверзенцеве? Как давно он в чекистских органах?

– Иосиф Ефимович мой близкий товарищ, – не задумываясь, ответил Клейменов. – Вместе кормили вшей в окопах Галиции. Работая уполномоченным по борьбе с бандитизмом, он все задания выполняет беспрекословно, точно и в срок.

– Достаточно! Поручите Переверзенцеву подготовиться к беседе со мною. Завтра в 10 утра. Пусть расскажет о Серове.

– Иосиф Ефимович рассказчик неплохой и лишнего времени у вас не отнимет, – заметил Клейменов.

– Ну вот и хорошо, – задумчиво произнес Даниловский.

Ему почему-то вспомнились первые послеоктябрьские месяцы. Но, отогнав нахлынувшие воспоминания, он сказал:

– Приходите и вы, Дмитрий Иванович, вместе с ним.

На следующий день утром Переверзенцев был у Даниловского. Сюда же пришел Клейменов.

…Задача была не из легких. Ефрейтор Серов, солдаты Переверзенцев и Сдобнов получили приказ добыть «языка». Двое суток разведчики изучали передний край обороны немцев. Начавшаяся метель помешала им как следует организовать наблюдение. И тогда солдаты решили скрытно выдвинуться к вражеской траншее и во время смены полевого поста захватить «языка». Минные поля и заграждения преодолели быстро. Затем около двух часов пролежали в воронке: наблюдали за местностью. Вскоре подошла смена. Вражеские солдаты потоптались на месте, покурили, и отстоявший свою смену караул ушел. Недолго маячила каска нового часового. Густой снег, ограничивающий обзор, и пронизывающий холод заставили его спуститься в землянку. Этого только и ждали разведчики. Они подползли к двери землянки, притаились. Через некоторое время открылась дверь. Запахло жареной свининой. На порог шагнул рослый солдат, закутанный не то в женский платок, не то в лоскут ткани. Не ожидая нападения, он, что-то мурлыча себе под нос, вышел на бруствер окопа, отвернул лицо от ветра. И тут Сдобнов ударил его по голове. Вражеский солдат, точно сноп, упал на руки подоспевших Серова и Переверзенцева. Разведчики, захватив «языка», стали отходить. Преодолев заграждения, они вышли на нейтральную полосу. Опасность, казалось, миновала. Но вдруг раздался взрыв. Сдобнов, не приходя в себя, тут же скончался. Тяжело ранило Серова. Пленный вражеский солдат и ползший следом за ним Переверзенцев были невредимы.

Взрыв насторожил неприятеля. Затрещали пулеметы, ударила артиллерия. Били вслепую, так как густой снег закрывал обзор, слепил глаза. Пули и снаряды пролетали мимо.

Переверзенцев, взвалив на плечи Серова, приказал пленному ползти впереди себя. Вскоре показались окопы русских. Сдав Серова санитарам, Переверзенцев доставил пленного солдата в штаб.

Долго пришлось Серову проваляться по госпиталям. Потом его назначили в другую часть. До октября 1917 года так и не удалось встретиться сослуживцам. И только позднее, на солдатском собрании полка, делегат от корпуса Переверзенцев повстречал Серова.

Рядом с трибуной стояли офицеры. Среди них – Серов. Увидев его, Переверзенцев бросился к старому фронтовому Другу:

– Здравствуй, Василий! Не ожидал тебя здесь увидеть. Ты уже старшим унтером стал, второй крест получил?! Вот здорово!

И, обняв Серова, Иосиф по-мужски облобызал его. Растрогался и Серов. Сказал:

– Спасибо, Иосиф. Ты мне жизнь спас, родным братом, можно сказать, навеки стал. Если бы не вынес тогда, в шестнадцатом, кормить бы мне червей в галицийской земле. Спасибо…

Долго беседовали старые фронтовые друзья. Переверзенцев уловил в словах Серова какую-то обеспокоенность, недопонимание происходящих событий. Стремление во что бы то ни стало вернуться домой не батраком, который бы носил рваные штаны, а в офицерском мундире, видно, прочно завладело Серовым. Он почти не слушал Иосифа. «Мир», «земля», «свобода», «большевики», «равенство». Серову же хотелось быть полновластным хозяином.

– Вскоре, в начале октября, Серов выехал домой и в старую царскую армию уже не вернулся, – закончил свой рассказ Переверзенцев.

Он глубоко вздохнул, хотел еще что-то добавить, но Даниловский заметил:

– Да, психология атамана давно сложилась. А тебе, Иосиф Ефимович, больше не приходилось встречаться с Серовым?

– Нет, не приходилось. Но многие страницы из его атаманской жизни мне известны.

– Так, так… Ну что ж, продолжайте изучать руководителей банды. Свяжитесь с Саратовским и Самарским губ-отделами. Уточняйте сведения, которые будут поступать от наших разведчиков. А сейчас обсудим мероприятия по комплектованию разведгруппы, план заброски ее в банду Серова…

Чекисты разошлись поздно вечером.

* * *

Получив через связного первое сообщение от Бредихина, Дмитрий Иванович Клейменов сразу же доложил о нем полпреду.

В Джамбейты Бредихин приехал вовремя. Серовцы готовили налет на село и были где-то поблизости.

Остановившись в доме Галиева, добровольца разведотряда, Семен ждал выступления бандитов. В первую же ночь во многих домах раздались крики, по улицам поскакали всадники. Бредихин тотчас выскочил во двор и, заметив верховых, направился к ним.

– Кто будешь? – остановил Семена скуластый парень, одетый в солдатскую шинель.

– Кто буду, не тебе знать, солдат. Веди к атаману.

Скуластый, уловив в голосе Бредихина властные нотки, указал ему на стоявших у забора людей, о чем-то горячо споривших. Семен подошел к ним.

– Что надо? – спросил тот, который был выше ростом, в офицерской бекеше.

– С кем имею честь говорить? Мне нужен Серов или кто-либо из его помощников, – тоном уверенного в себе человека произнес Бредихин.

– Это что еще за птица? – поинтересовался второй. – А не хотел бы ты познакомиться вот с этим?

И он поднес к лицу Бредихина револьвер.

– Постой, Овчинников. С этим никогда не поздно, – заметил первый.

Семен спокойно рассматривал стоящих перед ним бандитов. Его мысль усиленно работала над тем, как вести себя дальше. Вдруг он услышал:

– Я – Буржаковский, начальник штаба атаманской дивизии войск воли народа.

– А я – Бредихин, бывший командир из отряда Вакулина. Подался было на Тамбовщину, но там красные житья не дают. Ищу вас вторую неделю, – выпалил Семен.

– А как с документами? – спросил Овчинников.

– Кто им сейчас верит, – ответил Бредихин. – Документы любые можно представить. Бумага, она все стерпит.

– Ну, что ж, валяй вон в те сени. Приедет Матцев, разберется, кто ты такой!

«Наконец-то! – подумал Семен. – Матцев вроде бы свой человек».

Ехали долго. Только что выпавший глубокий снег перемел дорогу. Кони проваливались, храпели. На санях вместе с Бредихиным примостились еще два бандита. «Караулят, – подумал Семен. – Ну и пусть, бежать не собираюсь». Закутавшись в предложенный возницей тулуп, он лежал на сене подремывая. Наконец, сани остановились.

– Пойдем, – сказал Буржаковский.

Вошли в небольшую крестьянскую избу. За столом, стоявшим посередине комнаты, сидел новоиспеченный командующий «армией воли народа». На полу валялись пустые бутылки. Один из бандитов держал в руках четверть.

Появление Бредихина не смутило сидящих за столом. Изрядно охмелевшие, они громко разговаривали между собой, старались перекричать друг друга. Буржаковский доложил атаману.

– Так, говоришь, у Вакулина был? – обратился к Бредихину сидящий справа невзрачный на вид человек с дергающейся при разговоре щекой.

«Серов», – решил про себя Семен и ответил:

– Был. Вместе…

Но не успел закончить фразу, как из-за стола к нему бросился Матцев.

– Сеня! Ты ли это? Вот так встреча!

– А ты откуда его знаешь? – спросил Серов.

– Да как же не знать Семена Бредихина! Ведь это нашего писаря сын. Вместе в школу ходили, вместе росли. А как началась война, потерялись. Я старше его. Призвали на империалистическую. А он остался в селе учительствовать.

– Вот и бери его к себе в писаря, – пьяно ухмыльнулся Серов и, взяв со стола полный стакан, протянул Матцеву. – Угости своего земляка.

Матцев поднес стакан Семену. Чокнулись. Выпили. И потекла беседа. Вспоминали о родном селе, детстве, школьных годах. Потом заговорили о том, как идут дела в банде. И вдруг Семен понял, что Матцев что-то не договаривает, что-то скрывает.

– Жить будешь вместе со мной, – заявил в конце беседы Матцев. – А работа разная. Больше по бумажной части. Появится желание – назначим командиром.

– Нет, зачем же? – возразил Бредихин, – Мне лучше бумагами заниматься. С детства привык, сам знаешь…

Не сразу поверили Бредихину. По приказу Матцева, а может быть, его заместителей, к Семену был приставлен Никифор, по прозвищу «Свинья». Он навязывался Бредихину в друзья, заискивал перед ним, часто приносил самогон, а подвыпив, заводил речь о житье-бытье. И как ни противно было Бредихину такое знакомство, приходилось «дружить» с Никифором.

Ежедневно в следственный отдел приводили захваченных в селах коммунистов, красноармейцев и просто местных жителей, не угодивших чем-то бандитам. Бредихин с трудом сдерживал себя. Он был свидетелем многочисленных расстрелов, зверских пыток над честными советскими людьми. Матцев лишь формально возглавлял следственный отдел, ибо всеми делами вершили Овчинников и его комендантская команда.

Семену вскоре удалось добиться расположения Овчинникова, который решил сколотить капитал и знал, что в сейфе следственного отдела собраны немалые ценности, изъятые у арестованных и расстрелянных граждан. Овчинников заискивал перед Семеном, под любым предлогом выпрашивал подачку. Бредихину это было выгодно, так как Овчинников, получая из сейфа некоторую долю, делился с Семеном секретами, военными планами Серова. Кое-что Бредихин узнавал от Матцева.

Прошло некоторое время, Семен стал «своим» человеком в банде. Он иногда выезжал в села, где встречался со связниками, а в городе вел «разведку» по заданию Матцева. Ему стали поручать расследование некоторых дел арестованных. И многие из советских граждан избежали смерти. Вскоре Бредихин освободился и от назойливого Никифора. Его убили в перестрелке с работниками милиции.

Прошло еще некоторое время, и чекисты Оренбурга стали получать подробную информацию о банде Серова, о ее планах, местонахождении. Все это позволило своевременно принять необходимые меры.

Первый серьезный удар по серовцам нанесли бойцы гарнизона поселка Калмыково, которым командовали секретарь уездного комитета партии Николай Иванович Попов и начальник уездного отдела ОГПУ Иван Чапурин. В конце ноября и начале декабря 1921 года банда потеряла около полтораста человек убитыми и ранеными, много лошадей. Крупное поражение потерпели серовцы под стенами Гурьева, куда направились после боев у Калмыково. В середине декабря банда была вынуждена отступить к поселку Тополи, откуда в начале января 1922 года планировалось совершить второй налет на Калмыково. В 50 верстах южнее Калмыково, в поселке Гребенщики, серовцы были перехвачены частями Красной Армии и разбиты. Пехота вместе с обозом попала в плен. С остатками кавалерии Серов бежал в сторону Бухары, откуда намеревался двинуться на Уил.

…Телефонный звонок полпреда о движении серовцев к Уилу определил дальнейшие действия Авдеева, руководителя уильских чекистов, которые много сделали для обороны поселка. Был создан отряд самообороны, роздано оружие. И когда к Авдееву собрались чекисты, он уверенно и четко отдавал распоряжения. В частности, приказал, чтобы из Уила были эвакуированы семьи чоновцев и коммунистов. Для прикрытия решили оставить небольшой отряд.

Покончив с делами, Авдеев провел по лицу ладонью и вспомнил, что уже несколько дней не брился. Не до этого было! Постоянные тревоги, экстренные совещания. В поселке участились убийства из-за угла, поджоги. Авдеев направился в соседнюю комнату за бритвой и по пути еще несколько раз провел пальцами по курчавой бородке. Остановился.

– Да ведь борода-то кстати, – вслух сказал Авдеев. – Указание полпреда об установлении связи с Бредихиным надо выполнять. Пройдет еще несколько дней, и во мне трудно будет узнать всегда чисто выбритого чекиста. Как я сразу не догадался об этом?!

…У здания, где размещались чекисты, несмотря на трескучий мороз, суетились мальчишки, помогающие бойцам грузить железные ящики, мешки, другое имущество. Прохожие украдкой поглядывали на отъезжающих. С наступлением сумерек колонна саней, сопровождаемая всадниками, тронулась в путь. Тяжело вздыхали женщины, всхлипывали мальчишки, неразлучные друзья и активные помощники бойцов-чоновцев. Лишь из-под навеса над тесовыми воротами неслась отборная брань. Это местный старожил, сыновья которого были осуждены за бандитизм, слал проклятия вслед уходящим чекистам. Легкая поземка заметала следы саней. Отряд затерялся в сумерках.

А на другой день после короткого боя Уил был занят серовцами.

…Стояла темная ветреная ночь. Рваные облака закрыли пытавшуюся прорваться сквозь них луну, а резкие порывы ветра поднимали снежную пыль, надежно маскируя следы идущих по целине людей. Ноги то и дело проваливались в глубокий снег, сугробы мешали движению. Через несколько верст путники спустились в неглубокий овраг и по нему подошли к окраине степного поселка. Остановились. Какая-то гнетущая и таинственная тишина обступила отряд со всех сторон. Где-то далеко, на северо-западной окраине села лаяла одинокая собака. Было за полночь.

Посовещавшись, путники по одному направились в поселок. Старший отряда в задумчивости постоял у глинобитного сарая и, прихрамывая, свернул в переулок, что вел к ближайшему дому. Послышался легкий стук. Дверь отворилась.

– Авдеич? Проходи! – пробасил человек в наброшенном на плечи полушубке. – Небось, замерз?

– Замерзнуть не замерз, а вот нога снова подвела. То ли оступился, то ли старую рану разбередил, когда шли. Бандитская пуля дает себя знать.

– Проходи. Ложись, коли так. Постель приготовлена в горнице.

– А как в поселке? – спросил Авдеев.

– Пока все спокойно. Серовцы не беспокоят…

* * *

…После захвата Уила бандой прошло две недели. Разгульная жизнь и пьянство захватили все лихое серовское воинство. Слышались выстрелы, крики, стоны. «Командующий» чуть ли не каждый день устраивал скачки. Пьяные бандиты носились наперегонки по улицам, орали песни. Затем наступило похмелье. Тогда-то и родился приказ по «Атаманской дивизии», в котором говорилось:

«Отмечаю полный упадок дисциплины. Солдаты до сих пор не перестают бесчинствовать, для чего приказываю: комсоставу подтянуться и подтянуть своих подчиненных, прекратить пьянство и разные гулянья, катанья на скачках. Несмотря на занимаемые должности, буду расстреливать без суда».

Припоминая отрывки из приказа, Семен Бредихин вышел на людную центральную улицу, зашагал вдоль заборов. Через несколько десятков метров его догнал мужчина, тихо спросил:

– Мы с вами где-то раньше встречались?

Семен несколько замедлил шаг.

– Не припоминаю. Может быть, в Саратове?

– В Оренбурге, – был ответ.

Человек обогнал Бредихина, свернул за угол дома. Стараясь не отставать, Семен последовал за незнакомцем. «Кто бы это мог быть? – думал он, переступая через порог калитки. – Ни на кого из наших не похож. Может, провокация?»

Бредихин, не вынимая руки из кармана, осторожно вошел во двор и увидел стоящего у двери дома человека. Он очень удивился, когда узнал в незнакомце Авдеева. Того самого Авдеева, что руководил облавой при поиске грабителей железнодорожных вагонов на станции Оренбург. В одежде крестьянина чекист был неузнаваем. На давно не бритом подбородке красовалась густая курчавая огненно-рыжая борода. Только проницательные глаза да сросшиеся над переносицей брови выдавали прежнего Степана Авдеева.