Текст книги "Мы из ЧК"

Автор книги: А. Минаичев

Соавторы: Владислав Григорьев,Н. Мельников,Н. Егоров,Жамалаш Ибраев,Ф. Иванов,В. Исмамбетов,Абдиманап Тлеулиев,Николай Милованов,А. Абдуразаков,Юрий Кисловский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

В. Исмамбетов
НА ЗВЕРИНОЙ ТРОПЕ

Поздним январским вечером Ибраим ушел из Карагуля. Боясь преследования, он пробирался через непроходимые заросли камыша и шенгеля, крался звериными тропами, которые знал только он. В опасном многодневном пути Ибраиму помогал долголетний опыт батрака. С детских лет он пас в этих местах скот бая Карамысова, известного далеко за пределами Куйганской глухой окраины Балхашского района. Ибраим шел вперед, не выпуская из рук охотничьего ножа – единственную надежду на спасение в случае нападения дикого зверя.

«Теперь недалеко и Акколь», – решил Ибраим, переходя по льду Джедели, одну из проток, образовавшуюся при впадении реки Или в озеро Балхаш.

…Акколь. Тогда, в 1930 году, здесь гремели выстрелы, лилась кровь. Он, Ибраим, поддавшись агитации бая Карамысова, участвовал в налете на аул. «Как я мог допустить такое? – думал сейчас Ибраим. – Примут ли меня? А вдруг узнает кто-нибудь. Тогда пропал. Не смогу доказать чекистам, что сам иду к ним. Пусть арестуют. Но прежде я хочу, чтобы люди поняли меня. Не по своей воле я пошел на грязное дело».

Во второй половине дня Ибраим пришел в Акколь. Но никто не спросил его, кто он, куда идет? У подслеповатой глинобитной избушки Ибраим остановился, постучал в окно. Тотчас к стеклу прильнула детская мордашка с раскосыми глазами.

– Есть! Есть хочу, – выдохнул Ибраим и, боясь, что его могут не услышать, положил в рот большой палец, зашлепал губами. Через минуту на улицу вышел подросток и подал незнакомцу бычье ребро с остатком мяса, маленький кусочек лепешки.

– Пить! – попросил Ибраим.

– Сейчас принесу.

И пока мальчик ходил за водой, съел мясо и хлеб. В благодарность за угощенье Ибраим склонился перед подростком и увидел свою длинную тень. Оглянулся. У самого горизонта ярким красным шаром горело солнце. Надвигалась третья ночь. Идти дальше Ибраим уже не мог. Хотелось спать.

Вечером следующего дня Ибраим постучался в дверь районного отделения ОГПУ. Его впустили. Перед изумленными чекистами стоял оборванный истощенный человек. Он с трудом держался на ногах, кто-то пододвинул табурет. Но Ибраим не сел на него, а медленно, словно после ранения, опустился на корточки, привалился спиной к стене.

– Пусть отдохнет, придет в себя, тогда и расспросим, зачем к нам пожаловал, – сказал начальник отделения Николай Иванович Разумовский.

И, обращаясь к фельдъегерю Калиеву, добавил: – Накормите его хорошенько, покажите врачу. Не болеет ли? Пусть отоспится.

На вид Ибраиму можно было дать лет тридцать. Неширокие черные усы, свисавшие по углам рта, глубоко запавшие глаза, длинные пряди давно не стриженных волос подчеркивали его истощенность. Позднее в кабинете Разумовского Ибраим от волнения не знал, куда положить свои руки, и не сразу смог ответить на вопросы начальника, в совершенстве владевшего казахским языком. Но прошло время и он успокоился.

– Кто вы? Зачем пришли к нам? – спросил Разумовский.

– Я из банды бая Карамысова, – глухо ответил Ибраим. – Пять лет ссылки дал мне суд за участие в налетах. И это правильно. Но я снова совершил преступление – бежал с места ссылки к себе в аул. Когда появился в Карагуле, бай Нуржан Тынышпаев и его близкий друг Абдильда Чубутов пригласили к себе и после недолгих расспросов о побеге предложили принять участие в готовящемся мятеже против Советской власти. Я долго колебался, так как не мог сообразить, что мне делать, вернее, как отвертеться от них. Заметив это, Тынышпаев сказал, если я не соглашусь, он через председателя аулсовета сообщит в ОГПУ, и меня арестуют. «Зачем, – подумал я, – он будет доносить на меня. Я сам пойду и расскажу все о себе». Так и сделал. Но помогать Тынышпаеву согласился. Для отвода глаз. Находясь в тюрьме, а потом в ссылке, я встречался с грамотными людьми, беседовал с ними. Узнал, что народ мутят баи, потому что им снова хочется быть у власти. Меня же решили использовать как глупого барана, чтобы потом сказать: «Вот смотрите, хотя и батрак, а стоит за нас, за баев».

Когда начнется выступление, кто будет в нем участвовать, Ибраим не знал. Ему были неизвестны также подробности готовящейся авантюры.

Когда Ибраим вышел из кабинета, Разумовский сказал:

– Тынышпаев и Чубутов числятся в списках бывших баев. Их имущество и скот действительно конфискованы. Но вначале нужно обо всем проинформировать секретаря райкома партии, доложить прокурору о явке с повинной Ибраима. Затем, с учетом их советов и указаний, продолжим наш разговор…

От прокурора вскоре было получено указание: до получения результатов проверки, действительно ли Ибраим был осужден и бежал с места ссылки, задержанного отпустить под подписку о невыезде из аула Карагуль.

Когда подписка была оформлена и ее содержание переведено на казахский язык, Ибраим поблагодарил за доверие, сказал, что если станет известно что-либо о заговоре баев, он снова придет к чекистам, скажет им.

Еще не затихли шаги уходившего со двора Ибраима, а Разумовский уже пригласил в кабинет на оперативное совещание всех сотрудников отделения.

– Издавна в этих местах, – сказал он, – кочевали несколько родов казахов, занимавшихся в основном животноводством. Байско-феодальные пережитки сохранились и в наши дни. Многие казахи-бедняки все еще зависят от баев, мулл. О Советской власти они чаще судят по слухам, которые распространяются теми же муллами и баями в выгодном для них направлении.

Разумовский подчеркнул, что даже завоз сельхозинвентаря для колхозов баи пытаются повернуть против Советов. Они говорят: «Большевики везут в аулы плуги, бороны. Значит, весь скот отберут, а вас, казахов, заставят пахать землю, растить пшеницу для урусов. Наши же отцы и деды занимались только скотоводством. И жили хорошо…»

Байские элементы и так называемые лжеактивисты, которыми засорены местные советские и хозяйственные органы, насильственно обобществляют весь мелкий и крупный рогатый скот, создавая тем самым недовольство среди населения. Некоторые семьи снимаются с мест, уезжают из районов. Первые сигналы об этом поступили из второго аула, где председателем аулсовета был Муса Абдрахманов – сын крупного бая. Его отец, Абдрахман, двенадцать лет работал волостным управителем, но с приходом Советской власти был устранен от политической деятельности.

В волости у Абдрахмана много родственников. Поэтому никто не удивился, когда на пост председателя организованного колхоза был избран племянник бая – Иса. Он отобрал у бедняков и середняков весь скот, согнал его в колхозный двор и стал раздавать своим родственникам. Колхозникам Иса говорил: «Я – Советская власть и делаю так, как приказывают мне свыше». Все это привело к тому, что многие середняки и особенно бедняки ушли из колхоза, выехали за пределы волости. Стало ясно, что Абдрахманов дискредитирует колхозное строительство, настраивает людей против Советской власти. Пришлось его снять с поста председателя. На руководящую должность выдвинули бывшего батрака Ибрая. Дело пошло на лад.

Такие же мероприятия райком партии и райисполком провели в десятом, четырнадцатом, других аулсоветах. Байские элементы, почувствовав, что власть переходит в руки бедняков и середняков, решили свергнуть в районе Советы. Но колхозное крестьянство не пошло на это. Дело закончилось тем, что банда Карамысова совершила налет на Акколь и ушла в степь.

* * *

Сигнал Ибраима говорил о том, что в дельте реки продолжала действовать банда «неуловимого Культая», которую в любой момент могут использовать чуждые Советской власти элементы, такие, как Тынышпаев. Это осложняло оперативную обстановку в районе.

Определив задачи каждого оперативного работника, а также переведенного на казарменное положение комотряда, Разумовский подготовил обстоятельную записку в областное управление ОГПУ, а затем вместе с оперуполномоченным, автором этого очерка, выехал на Куйганский участок. Нужно было немедленно проверить сигнал Ибраима, организовать на месте работу по выявлению всех участников антисоветского повстанческого подполья.

В Карагуль приехали под видом охотников. По дороге настреляли фазанов, зайцев. Оставив всю дичь в доме председателя колхоза Кужалака Толегенова, энергичного и волевого человека, в недавнем прошлом батрачившего у местных баев, Разумовский и оперуполномоченный направились в контору аулсовета, где надеялись встретиться с Толегеновым. Но последнего на месте не оказалось: ушел на заседание правления колхоза. Разумовский завязал беседу с коммунистом Оразимбеком Тышкенбаевым, контролером местной трудсберкассы, человеком грамотным к объективным.

Оразимбек спросил, удачной ли была охота. И когда Разумовский выразил свое удовлетворение, заметил:

– Здесь еще не перевелась и более крупная дичь.

– Кого вы имеете в виду? – спросил Разумовский.

– Двуногих млекопитающих, – с горечью заметил Тышкенбаев. – Недавно я был свидетелем сборища бывших богатеев. Вечером направился к своей знакомой Атипе, но ее не оказалось дома. Я решил подождать, зашел за угол дома, присел на скамейку. Вечером, часов около восьми, у избушки Кочербаева, примерно в десяти метрах от меня, появилось четверо мужчин. Это были Нуржан Тынышпаев, Токатай Сатыбалдыев, Чимырбай Килибаев и Сатымбай Токжарыков. Они присели на корточки, образовав небольшой круг, повели беседу. Больше говорил Нуржан Тынышпаев, который, как я понял из отрывочных фраз, только что приехал из четырнадцатого аула, где встречался с Абдильдой Чубутовым. «Абдильде Чубутову, – говорил Тынышпаев, – было поручено связаться с «неуловимым Культаем» и заготовителем охотсоюза Кочкомбаевым, у которых имеется оружие. У Кочкомбаева как будто даже есть трехлинейка. Абдильда послал к ним своего друга Абдрахманова. Тот связался с Культаем и Кочкомбаевым, которые сказали, что лошадей и оружие достанут. Мы же с вами должны навербовать побольше людей, чтобы не получилось так, как это было в прошлый раз».

«Тынышпаев, – продолжал свой рассказ Оразимбек, – умолк, и я подумал, не идет ли кто? Прислушался. Но по-прежнему было тихо. После длительной паузы Тынышпаев сказал: «К нам присоединились еще два человека, сын Койчиева – Койчиев Увелкасым и сбежавший из ссылки Касеинов Ибраим». В разговор вступил Токатай Сатыбалдыев. Он заметил: «Этим двум верить нельзя. Увелкасым не пожалел даже своего отца, когда выступал свидетелем на суде. Ибраим был участником прошлого восстания, многое за это время пережил. Едва ли он на самом деле решится пойти с нами». «Зачем так говоришь, – прервал Сатыбалдыева Нуржан Тынышпаев. – Я же знаю. Все население присоединится к нам».

– Возможно, они и дальше продолжали бы свою беседу, – сказал в заключение Оразимбек, – но в конце аула показалась группа всадников, заговорщики поспешно разошлись. Всадниками же оказались члены бригады по мобилизации средств, приехавшие в аул из районного центра.

Разумовский и оперуполномоченный внимательно выслушали Тышкенбаева. Его спокойный рассказ не оставил сомнений в правильности сигнала Ибраима.

– Все, что вы поведали нам, – заметил Разумовский, – представляет большой интерес для ОГПУ. А теперь я попрошу вас свой рассказ в той же последовательности изложить на бумаге. В форме, так сказать, заявления.

– А я уже это сделал, – оживился Тышкенбаев. – Хотел отправить вам почтой, да задержался в связи с участием в работе бригады по мобилизации средств. Вот, пожалуйста.

Оразимбек открыл сейф, достал самодельный конверт с вложенным в него заявлением и, передавая Разумовскому, сказал:

– Я обязан был это сделать. Многие здесь высказывали сожаление по поводу того, что в 1930 году вовремя не предупредили органы ОГПУ о возникновении банды Карамысова.

Весь остаток дня Разумовский и оперуполномоченный прождали Толегенова. Он освободился от колхозных и аулсоветовских дел поздно вечером и пришел домой усталым. В ту пору Толегенов исполнял еще и обязанности председателя исполкома десятого аулсовета. Разговор с ним, как и ожидалось, был очень полезным.

Войдя в переднюю, Кужалак Толегенов не торопясь разделся, вымыл руки и только тогда вошел в комнату, где сидели гости. Поздоровался, устало опустился на земляной пол, застланный большой цветной кошмой, спросил:

– Ну как Копбосун? Что рассказывает?

– Какой Копбосун? – удивился Разумовский.

– Тынышпаев. Разве не знаете? Мы его и Мукатая Мулдазакова отправили четвертого февраля в милицию.

– За что задержали?

– За грабеж. Третьего февраля шло общее собрание колхозников. Вдруг около пяти часов вечера неподалеку от конторы правления послышался крик. Все бросились на улицу. Выбежал и я. Побежал вместе с другими колхозниками в сторону, где кричал человек. За аулом встретили старика Есенкара, который, увидев нас, остановился, перестал кричать. Он рассказал, что двое неизвестных только что напали на него, избили, отобрали верблюда и ружье. Кто-то спросил: «Куда поехали грабители?» Старик указал направление. Мы вернулись в аул, сели на лошадей и вскоре настигли бандитов. Ими оказались Копбосун Тынышпаев и житель тринадцатого аула Мукаш Мулдазаков. Я первый их настиг. Увидев меня, они спрятались в кустах чингиля. Копбосун вскинул ружье. Но в этот момент с другой стороны подскакал Исабек Асимбеков, агент «Кендырьтреста». Вскоре примчались остальные. Бандитов обезоружили, увезли в аул.

– Правильно поступили. Но мне об этом начальник милиции пока не докладывал, – сказал Разумовский.

– Жаль. А надо бы. Ой, как надо!

– А что, за ними еще что-нибудь есть?

– Да, есть и другие факты, о которых Копбосун должен знать.

В комнату вошла жена Кужалака. Накрыла на стол, пригласила отведать жаркое из убитой в дороге птицы. За обедом Кужалак продолжил свой рассказ.

– Еще в январе, числа этак 18—19, в контору колхоза ворвались братья Телекпаевы. Оба с топорами. Набросились на меня, требуя, чтобы я вышел во двор, где стоял, меньший брат Копбосуна – Тынышпаев Нуржан. Я схватил ружье и предложил братьям покинуть контору. В это время зашли наши активисты. Мы отобрали у парней топоры и выгнали их из конторы…

– И Телекпаевых отправили в Баканас?

– Нет, они еще здесь. Об их проделках я сообщил в милицию, – ответил Кужалак и продолжил свой рассказ:

– Дней за пять до этого случая, в ночь на 15 января, я заметил около колхозного амбара, где хранится около тысячи пудов хлеба, трех человек. Пришлось направить туда активистов Кочембая Койчиева и Джакупа Тугамбаева. Вскоре они вернулись и доложили, что у амбара слонялись братья Телекпаевы и Копбосун Тынышпаев. Они якобы хотели сдать пять заячьих шкурок на пункт заготживсырья, который, как вам известно, находится в десяти километрах от колхоза. К тому же была ночь. А кто в это время принимает кожсырье?

Все это, естественно, насторожило меня, и я решил понаблюдать за ними. Вскоре пришел к выводу: Нуржан Тынышпаев поддерживает близкие связи с бывшими баями Токатаем Сатыбалдыевым, Чемырбаем Телекпаевым, Килибаевым и другими. Их поведение очень напоминало маскировку прошлого года, когда Карамысов и другие готовились к выступлению против Советской власти. Это они подговорили сыновей бая Телекпаева и Джанибека напасть на меня в конторе, организовать в колхозе беспорядки.

Перед тем как ложиться спать, Кужалак, уже снявший с себя верхнюю рубашку, вдруг вскочил с кровати и, обращаясь к Разумовскому, сказал:

– Да, чуть не забыл. В ауле скрывается один человек, сбежавший из ссылки. Ибраим Касеинов. Был осужден в 1930 году на пять лет по делу банды Карамысова. Как с ним быть? Прошу разобраться…

Толегенов сел на край кровати и, не ожидая ответа, стал рассказывать о Касеинове.

– Он батрак из батраков. Как его угораздило попасть на удочку Карамысова, до сих пор не могу понять…

Разумовский переглянулся с оперуполномоченным.

– Давайте сделаем так. Завтра, после того как мы вернемся с охоты, пришлите Ибраима в контору исполкома аулсовета. Там сейчас, мало кто бывает, и мы сможем спокойно поговорить с ним.

Ранним утром чекисты отправились на охоту. Там, в безбрежной степи, они могли обменяться мнениями, наметить дальнейшие планы.

– Информация, которую мы получили от Оразимбека Тышкенбаева и Кужалака Толегенова, – сказал Разумовский, – свидетельствует о том, что в районе вновь формируется антисоветская повстанческая организация. Ее участники приступили к обработке местного населения и сбору оружия. Они установили контакт с «неуловимым Культаем». Надо и нам поторапливаться…

– Что будем делать с Ибраимом? – спросил оперуполномоченный.

– Поговорим начистоту. Теперь он открыто может сказать, что освобожден под подписку. У нас, в Баканасе, он побывал инкогнито. Сегодня его на виду у всех людей приведут активисты Кужалака. Слух об этом дойдет и до бывших баев.

В контору аулсовета чекисты вернулись к полудню. Ибраим Касеинов уже ждал их в передней комнате. Здесь же находился активист, исполняющий роль охранника. Николай Иванович Разумовский пригласил «задержанного» в кабинет председателя исполкома. Туда же вошел оперуполномоченный. Все, что интересовало чекистов, они выяснили в беседе с Ибраимом в Баканасе. Сейчас же спросили, как он добрался обратно в аул, и знает ли кто о его пребывании в Баканасе?

– Нет, – ответил Ибраим. – Мое отсутствие осталось незамеченным. Разрешите доложить еще об одной новости.

– Какой? – спросил Разумовский.

– Когда я возвращался в аул, около сельпо встретился с Нуржаном Тынышпаевым. Он велел мне тринадцатого февраля, как только стемнеет, прийти в джигидовую рощу, в зарослях которой стоит одинокая старая глинобитная избушка, принадлежащая такой же одинокой и старой вдове Акчобале Кокбасовой. «К ней редко кто ходит, – заметил Нуржан, – и мы спокойно проведем там совещание. Кроме тебя будет еще восемь человек из нашего и других аулов».

– Кто именно придет? – спросил Разумовский.

– Тынышпаев не назвал фамилии людей.

– Ну, а как вы сами-то смотрите на это?

– Не знаю, что и делать. Наверное, надо пойти. Иначе попадешь под подозрение. А это в нашей глухомани очень опасно. Могут и убить. Были случаи – исчезали люди. Раньше на тигров сваливали, теперь их не стало. Но люди нет-нет, да и пропадают. Куда деваются, аллах один ведает…

– Да, пожалуй, вы правы, – заметил Николай Иванович. – Надо идти. Ведь вас они считают своим человеком, участником организации. Послушайте, о чем будут говорить. Нас не ищите. Если понадобитесь, свяжемся с вами. А то, чего доброго, попадете в беду.

К вечеру того же дня чекисты под предлогом охоты, осмотрев все подходы к избушке, выехали из Карагуля в Баканас. Желая опередить задвигавшиеся события, они погоняли своих лошадей. Вскоре показался аул Аралтюбе. Чекисты переправились по льду на правый берег реки Или и въехали в Акколь. Здесь они провели остаток ночи, покормили лошадей и поехали дальше. К обеду были в Баканасе.

Не заходя к себе в кабинет, Разумовский направился в райком партии к секретарю. Надо было доложить о результатах проверки сигнала Ибраима, попросить совета, помощи.

На другой день в Карагуль выехала оперативная группа, которую возглавил Белял Каюмов, окончивший в 1931 году школу ОГПУ в Москве. В его задачу входило: проверить сообщение Ибраима Касеинова о сборище участников антисоветского заговора в избушке Кокбасовой, организовать приезд в Баканас для беседы одного из участников организации Садымбая Токжарыкова.

Для оказания практической помощи из особого отдела ПП ОГПУ приехал ответственный сотрудник Радченко.

К месту назначения группа Каюмова прибыла глубокой ночью 12 февраля. Лошадей оставили в надежном укрытии в двух километрах от джигидовой рощи с фельдъегерем Туякпаем. Два секретных поста Разумовским были выставлены так, что с их позиций хорошо просматривались обе тропинки, ведущие к избушке Кокбасовой. Когда наступил вечер 13 февраля, Каюмов, раньше бывавший в этих местах и знавший многих жителей десятого аула, увидел двух мужчин, шедших по тропинке. Заметил их и фельдъегерь Калиев, лежавший в кустах с другой стороны мазанки. Ничего не подозревая, мужчины зашли в избушку. Вскоре по второй тропе через неодинаковые промежутки времени подошли еще четыре человека. Затем появились вдвоем Чубутов и Тынышпаев. Они разговаривали, и Каюмов, много раз беседовавший с ними раньше, опознал их по голосам.

Заговорщики просидели в избушке около 5 часов. Расходились по одному. Когда последний бандит потушил свет и, закрыв за собою дверь, направился в аул, Каюмов и Калиев вышли из укрытий.

Утром чекисты и сопровождавшие их лица прибыли в Карагуль. Каюмов разыскал у колхозного амбара, где шла очистка семян к весенней посевной, Кужалака Толегенова, отозвал его в сторону, сказал:

– Николай Иванович Разумовский просил завтра направить в райцентр Садымбая Токжарыкова. Знаешь такого?

– Как не знать! Это из шайки, о которой я недавно рассказывал. Его что, прямо к вам в ОГПУ направить?

– Нет, нет! Пусть едет в Баканас с каким-нибудь вашим поручением. Об остальном мы позаботимся сами.

– Все ясно! Постараюсь выполнить вашу просьбу, – ответил Кужалак.

– Желаю удачи.

Вечером оперативная группа Каюмова была в ауле Аралтюбе. Остановились на ночь.

Токжарыков ехал и пел. Ему не было еще тридцати. Высокий, статный, он ловко сидел в седле. Его путь пролегал по левому берегу Топара, что впадает в полноводную Или, через песчаную пустыню Моюнкум. Этот путь был намного короче большой дороги, и потому Токжарыков к исходу дня уже был в Аралтюбе. На следующее утро поехал дальше и где-то вечером, у самого Баканаса, встретился с чекистами. Одного из них, Каюмова, Токжарыков сразу узнал, поздоровался с ним, завел беседу. Не заметили, как подъехали к зданию ОГПУ. Токжарыков было направился дальше, но Каюмов предложил:

– Зайдите к нам. Надо поговорить.

Был вечер, и никто из редких прохожих не обратил внимания на то, как был задержан Садымбай.

Застигнутый врасплох, Токжарыков долгое время не мог придти в себя. Он думал о том, как вести себя перед чекистами. Сказать всю правду или прикинуться человеком, которому ничего не известно о заговоре? А вдруг у них уже есть какие-то сведения об организации? Что тогда будет?

Пока эти лихорадочные мысли лезли в голову и не находили ответа, Токжарыков молчал. Потом он стал твердить одно и то же:

– Нет, не знаю. Мне ничего не известно… Хватает своих дел. Некогда шляться по аулу, подслушивать других…

Выбрав момент, когда на лице Токжарыкова появились растерянность и смятение, Разумовский спросил:

– Вы были вечером третьего февраля у Алибая Кочербаева?

Вопрос был задан так неожиданно, что Токжарыков вздрогнул, резко повернулся в сторону Разумовского, который стоял у окна. На лице задержанного проступили багровые пятна.

– Да, был…

– С кем?

– Нас было четверо: Нуржан Тынышпаев, Токатай Сатыбалдыев, Чимырбай Килибаев и я, – глухо сказал Токжарыков и подумал: «Как чекисты узнали об этом?»

– О том, чем занимались этим вечером у избы Кочербаева, расскажете нам позже, – заметил Разумовский. – Сейчас ответьте на вопрос: в каких взаимоотношениях находитесь с Нуржаном Тынышпаевым?

Токжарыков заерзал на стуле, поминутно переставляя ноги. Он то и дело вытирал о брюки вспотевшие ладони рук. Но никак не решался сказать правду. Наконец, попросил разрешения закурить и, сделав несколько глубоких затяжек, тяжело вздохнул.

– Нуржан мой друг, – сказал Токжарыков. – Но примерно с января этого года он и Абдильда Чубутов из четырнадцатого аула стали главарями заговора против Советской власти, всех коммунистов. Они призывают к восстановлению байского правительства.

– Когда вы узнали о заговоре и от кого?

– Меня лично ввел в курс дела Нуржан Тынышпаев. Это случилось во второй половине января тысяча девятьсот тридцать второго года в моей юрте, Нуржан говорил, что новое выступление будет не таким, как в тридцатом году, а более организованным. Он говорил: «Мы подготовим пятьсот верных джигитов и окончательно разобьем районные Советы». Он выразил надежду, что после этого поднимется народ. На мой взгляд, пустые слова. На самом деле, как я думаю, никаких связей с другими районами у них нет.

Токжарыков не отрицал своего участия в сборищах заговорщиков. Самое большое и самое секретное, сказал он, было 13 февраля в джигидовой роще, в избушке вдовы Кокбасовой. На «совет» пришло восемь человек. Все они, прежде чем приступить к делу, поклялись на Коране хранить тайму. Первым выступил Нуржан Тынышпаев. Назвав всех присутствующих «агаиндер», то есть людьми единой крови, он подчеркнул, что выступление, получившее название «Абдильды и Нуржан», должно быть решительным, быстрым. «В первую очередь, – говорил Тынышпаев, – надо захватить ОГПУ». В конце речи он обратил внимание присутствующих на необходимость развертывания агитации среди населения.

Затем слово взял Абдильда Чубутов. Он согласился с планом Тынышпаева об окружении и захвате здания ОГПУ, отметил, что в тридцатом году многие участники выступления после первых выстрелов разбежались. «Все это, – сказал Абдильда, – надо учесть и расстреливать бегущих».

Своими мнениями поделились остальные. Например, Токатай Сатыбалдыев заявил о том, что если ему дадут револьвер, он сам пойдет и застрелит часового. В это время нагрянут остальные, и ОГПУ будет захвачено. Чубутов поддержал эту мысль, но Тынышпаев предложил организовать нападение на сотрудников ОГПУ во время охоты, на которую они кое-когда выезжают. Одновременно начать нападение на районный центр.

Далее, по предложению Тынышпаева и Чубутова, было принято решение о захвате и уничтожении всех сотрудников ОГПУ, об аресте коммунистов и советских работников, о грабеже кооперативных и хозяйственных организаций.

В постановление заговорщики включили предложение Чубутова о том, что в Баканас не позднее 14 февраля поедет Токатай Сатыбалдыев. Он должен разведать подходы к помещениям, занимаемым ОГПУ, уточнить количество сотрудников, их вооружение, взять на заметку охрану у склада с боеприпасами.

По предложению Тынышпаева, Чубутова, Сатыбалдыева заговорщики поклялись, что принятые решения будут выполнены не позднее 2 марта 1932 года. Если же кто из присутствующих выдаст священную тайну, тому отрежут голову.

Постановление решили размножить и раздать всем участникам заговора, но Килибаев сказал, что во избежание провала этого не следует делать. Он, видать, не надеялся на своих единомышленников. Постановление подписали все участники «совета».

Выполняя волю старших, Токатай Сатыбалдыев 15 февраля был уже в Баканасе. Он поселился неподалеку от ОГПУ в специально поставленной юрте. Через несколько дней Токатай встретился с Тынышпаевым, приехавшим в Баканас для связи с ним.

После внимательного изучения сложившейся обстановки, областное управление ОГПУ приняло решение: арестовать заговорщиков, предупредить надвигающиеся события.

После Токжарыкова был задержан Токатай Сатыбалдыев. На допросе он сознался в своей принадлежности к антисоветскому подполью и подробно рассказал, с какой целью поселился рядом со зданием ОГПУ. Чекисты арестовали и остальных руководящих участников повстанческой организации.

При обыске в доме Абдильды Чубутова чекисты обнаружили постановление сторонников восстановления байского правительства, о котором упоминал Токжарыков. В нем говорилось, что 2 марта 1932 года должно начаться большое выступление против Советов.

Прошло еще некоторое время, и чекисты напали на след «неуловимого Культая». Бойцы комотряда нанесли банде большой урон. Вначале были схвачены все головорезы Культая Джалобаева, затем удалось обезоружить его самого. На следствии Культай признал свою связь с антисоветской повстанческой организацией «Абдильды-Нуржан», заявил, что он и его банда были готовы принять участие в совместном антисоветском вооруженном восстании.

Заявителя Ибраима Касеинова суду не предали. В процессе предварительного следствия выяснилось: Ибраим антисоветской пропагандой не занимался, активного участия в антисоветской авантюре не принимал.

В камере и на допросах Тынышпаев пытался выяснить, кто и когда выдал органам Советской власти организацию «Абдильды-Нуржан».

– Народ! Вас разоблачили простые советские люди, – говорил следователь. – Они не хотят кровопролития. И никто не помешает им строить новую счастливую жизнь.