Текст книги "Мыльная сказка"

Автор книги: А. Котенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Но Юля уже не слушала речей девочки, она выбежала на улицу подышать свежим воздухом. Пока она отсутствовала, начальник объявил, что завтра будет 'Музыкальный день', и что каждый отряд на вечернем концерте должен исполнить песню собственного сочинения.

После обеда всем выделили по часу для репетиции в актовом зале, где имелось пианино и разломанная балалайка.

– Если мы будем каждый день заниматься этим маразмом, мы не найдем того, кто хотел убить Наташку, – шепнул Иван на ухо Тутанхамону.

– А ее ли? Простынка-то чуть тобой не отужинала, – напомнил он.

Программист огляделся. Вокруг были детишки из отряда, а расстраивать их тем, что они пропустили операцию по уничтожению черной простыни, очень не хотелось.

– Юля, когда мы песню репетировать будем? – Милагрес и еще одна девочка не отставали от вожатых.

Иван, засунув руки в карманы, шел быстро, не оборачиваясь. Хороша работенка, ничего с напарником не обсудишь, то тут дети, то там дети.

– Мы исполним балладу! – подняв указательный палец вверх, заявил программист, посмотрев на восхищенных подростков. – Про Ивана Дурака.

– Нет! – выпрыгнул наперерез вожатому высокий рыжий очкарик. – Давайте лучше мою поэму. Я Вася Белочкин.

– И что? – кисло посмотрел на него Иван. – Кстати, нет в нашем отряде…

Мальчик, потупив взгляд, пробубнил:

– Вообще-то, моя фамилия Паршивич, но когда я буду получать паспорт – стану Белочкиным. Потому что эта фамилия больше подходит к моему творчеству, вот послушайте…

Тутанхамон подозрительно глянул на напарника, но тот попросил его занять детишек делом, а сам направился в комнату писать текст на пару с вундеркиндом Васей.

Творение свое программист закончил очень скоро, тем более с таким энергичным соавтором. Муза у Ивана если примется за работу, то не отстанет, пока парень не поставит последнюю точку в сочинении нетленного произведения. Думать долго он не стал, а лишь переиначил имена и написал белый стих о своих приключениях 'в землях Кемета'.

Напарник хотел забраковать сценарий, шепча на ухо Ивану, что сюжет прозрачен, детишки не дураки, поймут, о ком сие творение. Но программист взял все в свои руки и принялся разучивать слова баллады с подопечными. Каждый куплет исполняло по три человека. Начинали рассказ черноволосые девчушки, они пели о колдунье, возжелавшей подчинить себе чужие судьбы. Потом вступала Милагрес и два мальчика с рассказом о невинной деве, которая ждала своего принца.

Юля Шаулина, слушая историю о Маше, покраснела до кончиков ушей и выбежала из корпуса. Пускай сами репетируют.

Ей некуда было пойти. Везде в лагере сидели компании из разных отрядов, сочиняющие и заучивающие тексты песен. Кто-то из детей пел очень хорошо, чьи-то слова оставляли желать лучшего. Но ничего из этого не интересовало агента. У него на душе было неспокойно.

Словно тревожный звоночек звал его, намекал, просил поспешить. Вот он пробежал мимо спасенной Наташки, которая в обнимку со своим напарником сидела на краю песочницы, чуть не ставшей девушке могилой. Вокруг них водила хоровод дюжина детишек лет десяти от роду и напевали 'Чунга-чанга, в… три гвоздя, чунга-чанга, вытащить нельзя'. Вожатый играл на гитаре, а Наташка безудержно смеялась.

– У нас лучше, – сказал сам себе Тутанхамон и повернул к изолятору.

Лес звал его. Он торопился. Вскоре он миновал и полянку-курильню, где спугнул троицу наркоманов из старших отрядов, а потом и то место, где они с Иваном вчера говорили с Бастет и Себеком. Трава в лесу была по пояс, густая, жесткая. Она больно секла ноги, с трудом сминалась подошвой. Такой растительности в Кемете он никогда не встречал. Надо будет исследовать, сделал себе заметку на память Тутанхамон, и продолжил идти вглубь леса.

Минут через десять он достиг еще одной поляны, Большой, солнечной. На ней не росло непроходимой травы или ободранной конопли – только коротко подстриженная мягкая зелень, усыпанная, словно горошинами, красными ягодами. Брусника – сказал бы напарник, окажись он тут. Но неизвестные плоды сейчас не волновали замаскированного агента. Посреди полянки возвышался пень, а на нем, покрытый слоем мха, стоял большой баян.

– И что это такое? – почесал в затылке Тутанхамон.

– Замшелый баян, – сказала Бастет, материализовавшись у пенька.

– О, доброе утро, – поприветствовал ее агент. – Только… зачем он мне?

Богиня обошла пень, набубнивая себе что-то под нос, а потом заявила:

– Бери, только мох не снимай. Увидишь!

– Это ваш подарок? – спросил парень, поднимая тяжеленный баян с пня.

– Баба Яга одолжила. Может пригодиться.

– На конкурсе песни, – усмехнулся парень.

Он прощупал весь музыкальный инструмент, но ничего необычного тот не излучал. Что еще взять со старой вещи, которой лет пятьдесят никто не пользовался.

– Может, и на конкурсе, – улыбнулась богиня, – только вы игрушками Кощеева не увлекайтесь, у вас и без того дел невпроворот.

Тутанхамон надел баян на спину, словно рюкзак и, показав богине жест 'виктори', отправился в лагерь. 'Они заводят все дальше от нашей территории, что-то тут не то', – вдруг подумалось ему. Следующие мысли повергли парня в еще больший шок. Боги звали его, гипнотизировали, он знал, куда идет и в первый раз, и во второй. Странно все это. Он жил с ними почти девятнадцать лет на одной земле Кеметской, и подобных шуточек не замечал. Иван играл в реалити-шоу, но Боги практически не показывались. А тут – каждый день зачастили. Хотя, может, это все из-за того, что дело более серьезное, детям не навредить надо. Ничего, проверим. Браслет – это еще понять можно, но замшелый баян, от которого несет как от заплеснелых тряпок…

– О! Вожатая возвращается! Шухер! – это наркоманы разбежались в стороны.

Тутанхамон окинул их грозным взглядом, а потом встал посреди полянки, снял украшение и как заорет мужским голосом:

– А ну марш к конкурсу готовиться!

Парни, подумав, что у вожатой младшего отряда голос такой – глюк их, вылезли из кустов и встали как вкопанные, наклонив головы набок.

– Неинтересно нам песенки детские придумывать! – заявил один.

– Родители уже надоели, отправляют отдыхать к желторотикам, скучно, – добавил другой.

Вожатая надела украшение на шею и ласково сказала:

– А давайте взрослую придумаем.

Она села на траву и сняла баян с плеч. Никогда Юля Шаулина не играла на таком музыкальном инструменте. Ну ничего, теперь нельзя оплошать.

Только пальцы агента коснулись клавиш, как баян сам начал издавать весьма мелодичные звуки, а наркоманы хором запели: 'Пойдем, Дуня, во лесок, во лесок, сорвем, Дуня, лопушок, лопушок…'. Хлопая глазами, крича, Юля бросила музыкальный инструмент на землю, а наркоманы с воплями: 'Глюки!' кинулись на территорию лагеря.

Когда баян замолк, Тутанхамон вновь перекинул его через плечо и тоже направился в лагерь.

Он уселся вместе с забавным инструментом на скамейку у входа в свой корпус. Притащи такое барахло Иван Дурак, он бы на напарника наорал и приказал бы выбросить подальше.

– Эй, Юля, а почему у тебя баян такой грязный?

Вожатая подняла взгляд. Перед ней стояли Наташа и черноволосая девушка, как та представилась, из пятого отряда.

– Да вот в лесу нашла, – пожала плечами Шаулина. – Думаю, сыграть на нем на празднике.

– А ты музыкальную школу закончила? По какому классу? Я на фортепьяно играла! – хвасталась черненькая.

– Кеметская арфа, – подмигнул переодетый парень.

Девушки переглянулись, видимо, разыскивая ответ на вопрос: что же это за инструмент такой экзотический. Но хитрый артист тут же нашелся:

– Не важно, – отмахнулся он. – Зато вот теперь я баян имею замшелый, а он народные песни наигрывает, словно гусли-самогуды.

– А дай попробовать! – черненькая прыгала вокруг музыкального инструмента, что Шаулина не смогла не уступить.

Вожатая пятого отряда села рядом на лавочку и с трудом натянула на плечи грязные лямки. Она, естественно, спросила, чего это Юля не почистит инструмент, но та лишь заметила, что только замшелые баяны издают непередаваемые звуки.

И опять, стоило пальцам музыканта коснуться клавиш – инструмент изогнулся и принялся сам наигрывать русские народные мотивы.

– Ах вы сени мои, сени, сени новые мои, сени новые, кленовые, решетчатые! – запевала Наташка под музыку, – Ань, давай 'Калинку'.

Она даже пальцами не шевелила, а из баяна уже вовсю лилась заказанная песня.

– Занятная игрушка! – смеялся подошедший парень-вожатый, – ну, третий отряд с таким всех победит!

Тут баян услышал слово 'победит' и начал наигрывать ставшую практически народной песню 'Этот день Победы порохом пропах…' Вокруг Ани с ее странным инструментом начали собираться не только вожатые, но и школьники из всех отрядов.

Наркоманы, на которых Тутанхамон испробовал эту игрушку, с опаской оглянулись, несколько раз пройдя мимо, но к компании слушающих так и не примкнули.

– Ну все! Репетиция окончена! – крикнул Иван, выйдя на порог корпуса.

Он не видел, что его браслет вовсю сверкал ярко-зеленым. И парень обомлел. Такой толпы слушателей он не видел со времен его собственного концерта на кеметских просторах. Только звездой теперь был не он, а незнакомая пока девушка с грязной гармошкой, напевающая старые как мир песни.

– Эй, Вань, мне тут один артефакт передали! – Юля вскочила ногами на скамейку и, маша руками, пригласила его спуститься.

Парень подошел к музыкантше и попытался с ней заговорить. Девушка, словно кукла, не двигаясь, сидела, впившись пальцами в клавиши баяна. Толпа тоже, будто загипнотизированная, зачарованно слушала звуки странного инструмента.

– Юля, что это значит? – шепнул он напарнице.

– А что? – не понимала она.

– Все в трансе.

Тутанхамон попытался прокричать несколько песен в толпу, которые не попадали в такт играемому на замшелом баяне.

– Что это значит, Тутен, где ты нашел эту лажу?

– Бастет в лесу подарила. Говорит, Баба Яга напрокат дала.

Они могли обсуждать что и как угодно, все равно, остальные кроме песен гипно-баяна ничего не слышали.

– Так, а почему на нас с тобой эти звуки не действуют?

Тутанхамон огляделся. У выхода из корпуса, впав в транс, уже толпились детишки из третьего отряда, народ у скамейки послушно напевал 'Во поле березка стояла', и только два человека могли адекватно воспринимать все вокруг – они с напарником.

– Ладно, спишем все на мои способности и твой браслет. А теперь приводим всех в себя и прячем баян в музыкальной комнате.

Парни кивнули друг другу, и Тутанхамон аккуратно взял Аню за руки и оторвал ее пальцы от нажатых клавиш. Сразу же музыка стихла, и все принялись аплодировать, а исполнительница, взявшись рукой за голову, причитала:

– Ой, как же я устала…

Аннушка взяла пару тональных аккордов. Исцарапанное исписанное белое пианино, с виду развалюха, издало красивые звуки, и дети начали петь. Коля солировал. Его, как заметила вожатая, 'божественный дискант' всех сводил с ума. Хор девочек подпевал ему. А двое вожатых играли в четыре руки. Аня в свое время была одной из лучших учениц рязанской музыкальной школы. Она мечтала поступить в Гнесинку, но не сложилось. Конкурс она не прошла, и поэтому училась в педагогическом. А каждое лето ездила в 'Березку'. Тут она не только работала по специальности, но и давала волю своей фантазии и проводила музыкальные мероприятия.

Это было Аниной стихией. И Костя, ее напарник и лучший друг, такой же обделенный судьбой парень, уже третий год как помогал девушке в ее летней работе. Вожатые сочинили немало песен, ставших хитами 'Березки', и вот, у них рождалось новое творение в исполнении (знали бы они) бога Хитрости.

Девушка с парнем в четыре руки нажимали на пожелтевшие клавиши пианино, иногда то один, то другой давили на педаль, и музыка непрерывным потоком лилась в зал, завораживая поющих детей.

И вдруг Костя остановился, звук доминантного аккорда, словно заевший трек, испортил всю песню, нарушил гармонию музыки. Парень впился глазами перед собой.

Крышка пианино медленно открывалась.

– Балерина! Балерина! – скандировали девочки из хора, припоминая недавний хит Димы Билана с Евровидения.

Но вожатым было не до танцовщиц, вылезающих из музыкального инструмента. Коля подозрительно осмотрелся. Никого не было. Он мигом сунул руку в карман, достал оттуда телефон и набрал номер вожатого третьего отряда.

– Девочке купили белое пианино, – шепотом тараторил он в трубку, – по ночам в нем раздавалось бренчанье и страшное пыхтение, когда решили поднять крышку и посмотреть, то увидели там черта. Понимаешь, к чему я?

А в это время Аня, отпихнув стул, вскочила и дико закричала, что не услышал ее, наверняка, только глухой. Но почему-то никто не поспешил на помощь.

Из белого пианино вылез маленький красненький демоненок, и из его лапки выскользнула и плюхнулась на клавиатуру упаковка то ли от пряников, то ли от печения с иностранной надписью 'Bloody Cookie'[4]4
  Кровавое лакомство (англ.)


[Закрыть].

Восторженные ребятишки кинулись к неизвестному волшебному существу, зато великовозрастные детины Анечка и Костенька проявили себя как последние трусы. Девушка упала в обморок, а парень вместо того, чтобы взять ее на руки и унести в корпус, уведя следом и детишек, кинулся прочь, крича, словно свинья резаная.

Коля, единственный, адекватно воспринимавший ситуацию, попытался унять обалдевших девочек, которые уже успели попробовать малиновое печенье – угощение подозрительного нелюдя.

– Уходим! Сматываемся! Девчонки! – пытался их вразумить мальчик, но хор его не слушал.

Девочки повернулись к нему, и Локи заметил, как в их зрачках проскочил недобрый огонек. Глазницы всех без исключения отведавших угощения демоненка окрасились в красный, и они, рыча, урча и улюлюкая, наступали на мальчика.

– Вы что? – не понимал он.

Но девчонки не слышали его криков, они переступили через бесчувственное тело вожатой и, подняв руки, высвободили длинные, сантиметров по пять, когти.

– Вот блин, – стиснув зубы, выдавил бог Хитрости.

Прошли тысячи лет с тех пор, когда Локи слыл отважным воякой, имел легендарное оружие и недюжую силу. Спустившись на землю и уподобившись обычным людям, он ничем не отличался от толпы. Единственная область, где он мог применять свои божественные способности, было программирование.

Мгновение назад милейшие девочки превратились в отвратительных монстров, и готовы были растерзать несчастное божество. Но Локи спас Его Величество Случай.

Мальчик споткнулся обо что-то и свалился. Пятнадцать монстро-девочек склонилось над ним. Они синхронно открыли рты, и бог увидел, как увеличиваются их клыки. Еще мгновение, и они сожрут его вместе с потрохами, придется опять к доктору Гиппократову за новым телом в больницу лететь. Но этому не суждено было случиться.

Рука Локи коснулась чего-то большого, облепленного землей. Он пятился, налегая спиной на эту штуку, и вдруг его пальцы нащупали нечто отполированное, которое можно было надавить, словно клавиши на ноутбуке. Звук, сначала неуверенный, а потом весьма громкий и ясный раздался в комнате. Локи, не обращая внимания на девочек-фриков, резко обернулся к замшелому баяну, и принялся увлеченно перебирать аккорды да напевать:

 
Эльдир, ответь,
прежде чем ты
с места сойдешь:
 

 
о чем на пиру
за пивом хмельным
беседуют боги?
 

Фрики остановились, переглянулись и завопили:

 
Об оружье своем,
о смелости в битвах
беседуют боги;
но никто из них другом тебя не зовет -
ни асы, ни альвы.
 

А Локи поддерживал их:

 
К Эгиру в дом -
войти я решил
и на пир посмотреть;
раздор и вражду
я им принесу,
разбавлю мед злобой.
 

Девочек-монстров словно подменили, они не думали больше ни о чем, как о пении. Бог же прекрасно контролировал себя, однако, ничего другого, кроме как 'Перебранку Локи' из Старшей Эдды, вымолвить был не в состоянии, ровно как и нападающие. Чудеса, да и только.

 
Если в палаты
войти ты решил,
на пир посмотреть
и асов забрызгать
грязной бранью -
об тебя ж оботрут ее.
 

Это уже не девочки, а демоненок пропел и направился к двери. Локи повернулся и увидел, что на пороге стоят два агента ОСЯ: Иван Дурак да Юлька Шаулина. Подоспели-таки.

– Что за фигня тут происходит? Локи, бросай баян! – крикнул Иван, пиная в бок демоненка.

 
Знаешь ли, Эльдир,
если начнем мы
обидно браниться,
я ответами буду
богаче тебя,
если ты не замолкнешь!
 

– Обзываться вздумал? – ругался программист, вырывая баян из рук божества.

Локи тряхнул густой копной рыжих волос, и вся дурь из его головы тут же вылетела.

Но расслабляться было рано. Пятнадцать фриков и демоненок взяли в кольцо всех троих. Программист заметил, как ярко-красным налился его браслет. В цветах своей игрушки парень еще не научился разбираться, но чуяло его сердце, что не к добру такая окраска.

– Так, что случилось? – Тутанхамон взял инициативу в свои руки. – Что за девицы малолетние.

– Они… из моего отряда… – шепнул, оглядываясь то на одну девочку, то на другую, Локи.

– Симпатичные вампирята, а вожатую они тоже уделали? – это уже Иван.

– Нет, она сама без чувств грохнулась, она им не нужна. А Костя, напарничек, сбежал.

– Благородный рыцарь, – хихикнул программист, – и что теперь делать?

Нечисть окружала всех троих в кольцо. Никто из шестнадцати противников не хотел или не был в состоянии говорить. Одна вещь могла их отвлечь от этого занятия -подарок Бастет, как уверил Ивана друг.

Может, и устроил бы программист еще один концерт для замшелого баяна с солистом, да не вышло. Вернулся-таки Костик вместе с директором лагеря.

– Траву курить меньше надо, – бубнил себе Кощеев под нос, – не будут демонята мерещиться. Вона, не прошло и двух дней, как всю коноплю у забора повыдергали!

Как только начальник ступил в актовый зал, все пятнадцать девочек осели на пол, хватаясь за головы. Никаких следов недавнего обесчеловечивания на них не осталось. Пропал и красный демоненок…

– Анька?! – орал Костя.

Маленький паршивец, оказывается, исчез вместе с девушкой.

Кощеев, фыркнул и пообещал назавтра объявить выговоры вожатому пятого отряда, а заодно и зачем-то пришедшим на чужую репетицию Ивану и Юле.

Но когда он ушел, эти трое отпустили детишек до корпуса.

Девочки, смеясь, бежали по дорожке вслед за Колей как ни в чем не бывало.

– А они снова не превратятся в вампиров? – подозрительно спросил программист у напарницы.

Тутанхамон подмигнул ему: Локи им не позволит.

Разобравшись с детьми, все трое подошли к белому пианино.

– Нечистая штуковина, – прошептал Костя.

– Сам вижу, что пианино грязное, – провел пальцем по пыльной крышке Иван.

Пострадавший, хмыкнул в ответ, а потом поведал все, очевидцем чего он стал.

– Есть одна детская легенда о белом пианино с красным пятном, – сказал программист, глядя на музыкальный инструмент, – но на этом кляксы нет.

– Белое пианино или черное, с пятном или нет – не важно. Анька пропала, и завтра Кощеев на беглянку в деканат докладную напишет, а ее отчислят.

Программист надулся и посмотрел на коллегу как на последнего идиота:

– Если мы твоей Ане не поможем, то, не исключено, что ей будет уже далеко не до декана и универа. Ты же, Костя, помнишь детские страшилки.

Парень кивнул. А как же. И про адское пианино он слышал не одну байку, а чем эти ужастики заканчивались – все присутствующие прекрасно знали. Попал под крышку – добра не жди.

Пока Иван разговаривал с напарником музыкантши, Юля открыла пианино и засунула туда голову.

– Какой интересный музыкальный инструмент! – любопытствовала она, тыкая пальцами на красные фетровые молоточки.

Однако, ничего, кроме них, агенту найти не удалось.

– А давайте сыграем! – предложил Дурак. – Кто умеет.

Костя тут же вызвался, однако сказал, что побаивается.

– Чего страшного-то? – пожал плечами программист, фальшиво наигрывая собачий вальс. – Ты же знаешь, что из пианино должен вылезти маленький красненький чертенок и украсть с собой одного вожатого, так? Что бояться-то? Тебя никто не отправляет идти за нечистым. Я пойду.

– Камиказде? – отстранился от него музыкант.

– Не угадал, – лыбился Иван.

Но как старательно бы ни играл вожатый пятого отряда, сколько бы ни пели Иван с напарником, демоненок не пришел. Аня, естественно, тоже не вернулась.

Только когда начало светать, усталые вожатые разошлись по корпусам, чтобы поспать несколько часов до завтрака.

А следующий день готовил новые неприятности.

Когда отряды вернулись, накупавшись в речке, в лагерь, то все обомлели: на домике штаба большими белыми буквами кто-то написал нецензурное слово. Ребята из старших отрядов, переглядываясь, заржали, и принялись спрашивать друг друга: кто же додумался до такого великого деяния.

Кощеев был вне себя от ярости, он тут же устроил экстренную линейку и принялся пристыжать всех вожатых вместе взятых, потому что это они не досмотрели, когда же хулиганье написало непечатное слово. Потом он перешел на выговоры в адрес Ивана, Юли и Кости:

– Благодаря этим несознательным элементам вожатая Анна Чугуева сбежала из лагеря в Потьму за самогоном.

– Но Ипполит Трофимович, – попытался выгородить своих подопечных Костя, – а как же девочки-фрики и белое пианино.

– А тебе, Метелкин, меньше курить надо за изолятором вместе с этой несознательной Шаулиной из третьего отряда. Видел я, откуда она этот занюханный баян притащила, по которому все с ума сходят. А еще я приметил, с кем в компании она оттуда возвращалась – это ж наркоманы наши штатные: Вовочка и Петечка.

Два высоких парня, давешних курильщика, вышли к директору и принялись выгораживать, как они сами выражались 'хрупкую девушку'. Будто она им проводила разъяснительные беседы о вреде наркотиков. Эх, знала бы еще Юлька, что за дурь все тут обсуждают, вступилась бы. Но приходилось только делать вид, что она в курсе и все прекрасно понимает.

– Еще один выговор, Шаулина, и я вашему ректору докладную по факсу отправлю! – пригрозил пальцем Кощеев.

И тут весь лагерь зашелся от смеха. Широко открыв рот от удивления, стояла только что пристыженная Юля. На лбу у директора лагеря вдруг начала вырисовываться татуировка с непечатным словом, означающим мужчину нетрадиционной ориентации.

– И это не смешно! – взвыл начальник лагеря, а в это время на его щеках появились неприличные картинки.

Детей было не остановить. Им покажи что нецензурное, так ухохочутся. Кощеев негодовал, топал ногами, воздавал руки к небу, но никто его не слушал.

– Слышь, Вань, что это такое? – не понимая ничего, спросил у напарника Тутанхамон.

– Не… знаю… – отдышавшись от смеха ответил напарник. – Невидимка, вестимо, изрисовал всю рожу босса. На радость детворе.

– Занятно, – почесал в затылке агент, – а то после всех этих выговоров и нежелания верить в ожившие легенды я подозревал, что именно начальничек стоит за вызовом нечисти.

– Представь себе, я тоже так думал, не нравился мне Кощеев, – шепнул программист.

– Это вы про что? – любопытным человеком больше.

Костя внимательно слушал все, что говорили вожатые третьего отряда.

Парни переглянулись, решая, посвящать ли незнакомого человека в их планы или нет. Они дружно кивнули и отвели Костю в сторону. Не дело держать вожатых в неведении, а значит, в опасности. Одну девушку чуть не задушила черная простыня, другую сожрало белое пианино, а сегодня в лагере стали появляться нецензурные надписи. Обстановка накалялась.

– Гномик-матершинник! – выпалил Костя, услышав рассказы Юли и Вани.

– Как же я забыл, – хлопнул себя по лбу программист, – конечно! Но кто-то должен был вызвать это безобидное создание!

Да-да, в отличие от всей агрессивной лагерной нечисти, скромненький гномик только и делал, что матерился на каждом углу. В досье его никогда не числилось ни одного кровавого преступления.

– Дети, – развел руками вожатый пятого отряда, – не Ипполит же спиритизмом по ночам увлекается.

Кощей Бессмертный восседал на троне. На подлокотнике, украшенном золотым черепом, стояла вазочка с черникой. Он брал ягоды двумя пальцами и смаковал, пока сиреневая мякоть не таяла у него на языке.

– Любавушка моя ненаглядная, – томно бросил он сидевшей рядом с ним невысокой женщине. – Ну дались тебе эти Иваны-дураки.

– Дались, любимый, – она провела мизинцем по раскрашенным черной помадой губам. – Только когда ты изведешь всех дураков в России я смогу уснуть спокойно.

– О, да ты хочешь избавить Русь от одной из бед? Долго придется стараться! Тебе мало дюжины Иванушек из Лесоморья? – разгневался Бессмертный, вскочив и обойдя Любаву три раза.

– Да, мало. Только кровь настоящего Ивана Дурака сможет вернуть меня к жизни, Кощеюшка. А ты мне каких-то оболтусов подсовываешь!

Она распсиховалась и сбросила на пол вазу с ягодами.

– Любава, Любава, милая моя, ненаглядная, – фыркнул Кощей, – покрываю я твои грязные делишки, таскаешь ты девок из большого мира, кровь их пьешь. А что, если придет к нам в Лесоморье тамошний Иван Дурак.

– Замечательно! – она запрыгала на месте, хлопая в ладоши. – Только это мне и надо! Поможешь мне, Кощеюшка?

Бессмертный искоса посмотрел на жену. Ох, непростую девку он подобрал под корнями векового дуба. Посчитал сперва – обычная деревенская деваха, сбежавшая от Соловья-Разбойника, а оказалась она расчетливой стервой и коварной особой. Она сразу заявила свои исключительные права на власть в Лесоморье и Шемахе. Это желание Кощею в ней, несомненно, нравилось, но и настораживало.

Той ночью, когда он пришел к Дубу проверить, надежно ли спрятана Смерть, ученый Кот проводил его к дуплу и показал на кровать. Там лежала она, беззащитная и изрядно потрепанная, невысокая черноволосая девушка, вся в синяках, под правым глазом – кровоподтек, а в шее – осколок, покрытый серебром. Кот показал хозяину на миску, где, окровавленные, плавали еще несколько десятков подобных осколков. 'Кто же тебя так, красавица?' – взял ее за холодную руку Бессмертный. 'Иван Дурак да девка черная', – прошептала тогда Любаша и потеряла сознание.

Немало сил приложил Кощей, чтобы воротить ее с того света, но и девица в долгу не осталась. Только жизнь с молодухой у Бессмертного никак не складывалась: он в постели ждет ее, а она летит во внешний мир за новой жертвой. Говорит, что жить без молодой крови не может. А днем запиралась Любаша в своих хоромах и даже мужу престарелому заходить запрещала.

Советовался Кощей со всеми: и с Котом ученым, и со Змеем Горынычем, и с Лешим да Водяным, – никто из них не подсказал ему, откуда молодка взялась, да что с ней сделал нехрист по имени Иван-дурак. Сначала думали, что из Шемахи она, потом на Половецкую сечь грешили: все из-за восточного типа лица. Но послы этих государств не признавали очаровательной девицы. А нежное чувство в сердце Кощея разгоралось все сильнее, и он в тайне от всех решил жениться на Любавушке.

Но после свадьбы жена стала и вовсе невыносимой: издала указ о тотальном уничтожении всех Иванов-дураков в Лесоморье, напев Кощею, что это один из них так ее изувечил, что еле она силы для жизни дальнейшей нашла. А Бессмертный и рад стараться, тем более, что и ему астролог шамаханский предсказал, будто смерть его достанет какой-то Иванушка-дурачок.

Все Иваны, кроме царского сына, были изведены, а спокойствия Любава так и не обрела.

– Мне нужен Иван, у которого в друзьях колдун есть шамаханский. Этот нелюдь двери между мирами провешивает. Знаешь ты, Кощей, такого?

– А чего не знать? – усмехнулся тот. – Живет в Москве один белорус…

– Туповат ты, Кощей, вестимо, из-за старости, – фыркнула Любава, – найми кого-нибудь, полцарства в награду пообещай, и приведут тебе и Ивана, и колдуна, а я с ними разделаюсь.

– Злая ты, Любава, – укорил ее муж.

Девушка села на свое место и сжала в кулаках полы расшитого золотом черного сарафана:

– Нет, справедливая.

В беседке сидело три парня, точнее, два парня и Юлька Шаулина. Иван и Костик учили девушку нехорошим словам.

– Я не понимаю их смысла, – краснея, говорила девушка.

– Аналогично, – пожал плечами Костик, – но гномик-матершинник использует все это как вводные слова в речи, не хуже некоторых людей. Странно, что ты в жизни ни одного такого выражения не слышала.

– Юля у нас девушка интеллигентная, – похлопал ее по плечам Иван. – На Рублевке воспитанная…

Может, и продолжался бы разговор дальше, если бы на входе в беседку не материализовалась Милагрес Иванова. Девочка, одетая в красивое розовое платьице и беленькие гольфики, держала в руках широкую кисть и банку с эмалью.

– Что это, Милли, – удивилась Юля, забирая из рук ребенка странные вещи.

– Так это ты слова нехорошие писала! – взвыл Иван.

Раскрасневшаяся девочка готова была расплакаться.

Она отвернулась от мнительных парней и бросилась прочь. Вожатые побежали следом, а Милли, не оборачиваясь, мчалась к дырке за изолятором.

Никто и не подумал, что бы это могло значить. Но на оклики ребенок не отзывался. Добежав до изолятора, девочка решительно вырвала из рук Юли кисточку и ведерко, и через минуту на стене дома красовалось непечатное слово.

Обалдевшая Шаулина стояла, не понимая, что происходит. А ребенок мазнул ее по рукам кистью, вручил ведерко и… растворился в воздухе.

– Попала ты, Юлька, – вздохнул Иван, который первым избавился от морока.

Все три парня кинулись к стене отчаянно закрашивать написанное девочкой, но им не суждено было закончить.

– Ребята, мы влипли, – шепнул Костик, выглядывая из-за угла изолятора. – Милли Кощеева ведет.

Иван с Юлей посмотрели, куда указывал их коллега и, действительно, различили на тропинке, ведущей к изолятору, весело прыгающую девочку в розовом платьице и директора, который шел за ней. Она тыкала пальцем в сторону медицинского домика и что-то отчаянно плела Ипполиту.

– Сматываемся! – шепнул Иван, показывая на щель в заборе.

– Поздно, заметят… – протянул Костик.

Но Юля подтолкнула обоих парней к дырке, и они прыгнули в близрастущий куст.

– Вот, смотрите, Ипполит Матвеевич, – девочка ткнула директору в наполовину замазанное нецензурное слово. – Мы в прятки играли, я тут сидела. Как вдруг вижу: вожатые мои, Юля и Ваня, пришли сюда с краской и начали рисовать…

– Вот клевета, – покачала головой Шаулина.

Парни в ответ ей кивнули, но сидели молча до тех пор, пока девочка не описала директору лагеря увиденное во всех подробностях. Тот гневным взглядом окинул все вокруг и зашел к медсестрам в изолятор.

– Мне кажется, – догадался Иван, – что кому-то очень надо спровадить нас из лагеря. И этот кто-то не вхож на территорию. Как одна наша старая знакомая, во дворец кое к кому через забор лазила…

Никто ничего ему не ответил. Костя – потому что считал все эти идеи полнейшим бредом, он только порекомендовал Дураку обратиться за помощью в милицию и написать акт о навязчивом преследовании его личности вне территории лагеря 'Березка'. Тутанхамон просто думал: вряд ли кто-то заставил Милли пойти на столь гнусное предательство. Зато дважды Иван получал непрямой намек убраться из лагеря подальше: сначала его чуть не удушила и не утащила черная простыня, а сейчас девочка, отыгрывая роль гномика-матершинника, явно подставила его перед начальством. Одна деталь головоломки не увязывалась с этими двумя: белое пианино и пропажа Костиной девушки.