сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Мне очень нравится читать для Тедди, потому что, не смотря на свой юный возраст, сын внимательно меня слушает, он заинтересован в этом, и у него даже есть любимая книжка про, какая неожиданность, крольчат.
Раскладываю перед Тедди на кровати книжки, позволяя выбрать, и малыш быстро находит свою любимую.
Моя спальня превратилась из холодной берлоги холостяка в что-то очень непонятное, но чертовски тёплое и уютное; в углу на столике косметика и украшения Аны, у окна огромный плюшевый медведь, ростом с меня, наверное, а на комодах стоят книжки Тедди, его вещи «первой необходимости»…
Устраиваюсь на подушке и усаживаю сына себе между ног, почти уложив, сверху накрыв его пледом. Малыш даже не возражает, лишь ложится так, чтобы ему было видно картинки в книге. Мой деловой.
И, к счастью, Тедди не хватает надолго, и совсем скоро, под мой спокойный и размеренный голос, сын засыпает. Перекладываю Теодора рядом с собой, чудом не разбудив, и вместе с ним засыпаю, обложив его подушками.
Ты никогда не будешь один, Теодор. Ни в год, ни в тридцать лет, дорогой. Папа всегда рядом. И папа всё исправит, скоро наша «пропажа» будет дома. Обещаю.
***
«Кристиан Грей на прогулке с сыном».
На странице сайта около пятнадцати фото с нашей вчерашней прогулки по набережной, и некоторые из них даже удачные. Теодор в эрго-рюкзаке, и мы ходим с ним по набережной, «беседуя». Нравится последняя, где я целую Тедди в макушку. Надо же, даже от желтой прессы есть польза… Не считая приписки о том, что гуляем мы одни, и Рождество мы наверняка встречаем одни.
Анастейша уже сутки сидит у своей подруги. Раза четыре заказывали доставку еды, вечером к ним приехала Миа, у обеих выключен телефон, а номер Кейт я пока не знаю… Она сводит меня с ума.
Что я сделал не так? Мне не нужна Лейла, не нужна любая другая девушка, и я был уверен, что доказал это Анастейше, доверив ей сына, а она всё равно предпочла драму. О, господи, я никогда не смогу понять женщин…
Праздничное дерево как никогда раздражает, ведь горячие воспоминания ещё свежи, и я не могу сдержать стона, откидываясь на диван. Теодор копошится у моих ног, отвлеченный папкой с документами, вместо игрушек на нижних ветвях ели, и я рад за него. Не смотря на чертовски беспокойную ночь, сегодня он очень активный и почти не капризный. Отказывался есть смесь, а альтернатива, к сожалению, зализывает напридуманные раны, после чего не сможет кормить его ещё неделю, я думаю. Он не голодает, он вредничает, но, к моему огромному счастью, он уже взрослый. У него есть каши, пюре и печенье. Особенно печенье. Маленький толстяк.
— Сынок, иди ко мне?
Тедди замирает, выпустив уголок папки изо рта и широко улыбается, что-то гуля на своём, вытягивая ко мне ручки.
— Вот так, мой хороший. Ты мой сладкий мальчишка, я так люблю тебя.
Целую эти маленькие, любопытные пальчики, которыми сын шлепает меня по лицу, и крепче прижимаю его к своей груди. Моё чудо.
Привязавшись и по-настоящему полюбив сына, не этой безграничной родительской любовью, какой я любил его «по умолчанию», а той самой любовью отца к сыну, которой я люблю его сейчас, именно за то, что он — это он, мой капризный, но очень улыбчивый Теодор, я не могу себе простить то, как я вёл себя с ним изначально. Не выходит. Я помню каждый свой «промах» перед ним. И мне безмерно жаль, что мне никогда не стать хорошим отцом для него, как бы я сейчас не старался.
— Что интересного было в тех бумагах, что ты обслюнявил с деловым видом? Вот и я считаю, что ничего интересного… Ты такой смешной, тыковка.
Упс.
Услышав заветное прозвище, малыш крутит своей головкой, разыскивая Ану, но не находит, поэтому в растерянности смотрит на меня.
— Тедди, пожалуйста… Блять.
Малыш кривится, глубоко вздыхает и потрясает комнату громким, истерическим плачем, обнимая меня за шею. Оплакивая своё одиночество, свою потерю…
— Ох, мой хороший, я полностью разделяю твои чувства… — сына чуть ли не трясёт в моих руках, я поглаживаю его по спинке, пытаясь успокоить, но это бесполезно. — Мы должны с этим что-то делать, Теодор. Пора вернуть блудную мамочку домой, но прежде — прекрати плакать, ты же взрослый мальчишка, Тедди!
Я дал тебе сутки, Анастейша. Достаточно.
Тедди продолжает орать, сидя на диване и внимательно наблюдая за мной, пока я ищу его теплый комбинезон, бегая из гардероба в детскую и обратно. Но плачет он уже из вредности, не потому что я сделал ему больно или что-то не так. Эту маленькую, толстую и хитрую… Я уже очень хорошо изучил Теодора, поэтому чувствую себя с ним более-менее уверенно, как бы меня сейчас не разрывал на части его плач, я не бросаюсь утешать его.
Пора вернуть нашу маму домой, хоть я и не должен этого делать.
Нашу маму… Мою малышку, одинаково целующую меня и сына в лоб по утрам, пока мы ещё спим, а она уже проснулась.
«Никогда не думала, что в своей жизни я буду любить двух мужчин, одновременно и одинаково сильно».
О, чёрт возьми, я соплежуй. Но почему бы им и не быть, когда люблю я, и, впервые в моей жизни, в ответ так же сильно любят меня.
Анастейша просто… просто слишком молодая. Ей чуть больше двадцати, ей ещё нужны драмы, а побег — единственный выход из стрессовой ситуации, который она знает.
Мои уши поражает новый истеричный визг, когда я, наконец, укладываю сына на диван и пытаюсь одеть его. Теодор дерется, сильно пинает меня ногами, царапается и жутко ворочается, пытаясь сбежать. Бессонная ночь, плохое настроение, я понимаю его. Я не злюсь. Я. Не. Злюсь.
За всем разнообразием звуков, что способны издавать семьдесят два сантиметра и десять килограмм человека, я не замечаю ничего вокруг, поэтому вздрагиваю, когда понимаю, что мы больше не одни в зале.
Медленно оборачиваюсь, ожидая увидеть только Анастейшу, потому что мне нужна она, буквально нужна, во всех отношениях, и… о, да.
Состояние не лучше чем у Теодора: зарёванная, явно не спала полночи, вся дрожит… боится моей реакции.
Господи, что за дурёха.
Смотрим друг другу в глаза, я даже не слышу плачь сына, и не решаюсь первым открыть рот, позволяю Анастейше начать.
Вместо слов из малышки вылетает всхлип, глаза полны новых слёз, и она подходит ко мне, так же опускаясь на колени перед диваном.
— Я очень виновата перед Тедди, но ещё больше я виновата перед тобой, — хриплый шёпот почти не слышен, я протягиваю ладонь, чтобы смахнуть слёзы с щек моей малышки, и Анастейша резко дергается, «пряча» от меня голову, ко мне же на колени. — Нет, не надо, пожалуйста! Пожалуйста, только не лицо!
— Ана, посмотри на меня. Посмотри на меня!
Мою жёсткую просьбу Ана выполняет как приказ, во все глаза смотря на меня и вытирая слёзы.
— С Теодором ничего не случится, если он немного побудет один. Пойдём, — на счастье всхлипающего комка, раздеваю его до ползунков и усаживаю в ходунки. Смс дежурному охраннику, чтобы просмотрел за малышом, и, взяв Ану под локоть, я веду её в спальню, которая изначально была её. Так нужно.
Анастейша не вырывается и не возражает, когда я полностью раздеваю её, пока набирается ванна. Лишь следит за моими руками и очень хочет прикрыть свою наготу, но не решается. Боится меня до чертиков.
— Вот так, моя девочка. Забирайся. Тебя нужно выкупать, а потом отдохнуть.
— Кристиан, пожалуйста…
— Ни о чём не думай. Молчи. Поговорим позже, просто расслабься.
И мою просьбу расслабиться малышка воспринимает настолько буквально, что от моего легкого массажа её красивого тела, пока я намыливал её, просто засыпает. Тёплая вода разморила её. Но благодаря сыну, я умею купать даже спящих, и Ана не просыпается, даже когда я укладываю её в постель.
Оставляю халат и домашнюю одежду на прикроватной тумбе и тихо выхожу из комнаты, плотно закрыв дверь.
Чёрт возьми, мисс Стил!
***
Это уже третий стакан виски, а мне «никак». Теодор спит в одной постели с Аной; выключился, лишь только устроился у неё под боком, а я праздную Рождество.
В конце концов, Лейла добилась успеха: она нас поссорила, она испортила нам праздник, она — в нашем доме, даже когда она на другом конце материка. Не получила денег, но хоть не сильно потратилась, она довольна, думаю.
Я люблю Анастейшу. Я прекрасно понимаю, вижу по её состоянию, что у неё просто не выдержали нервы, и даже не знаю, как бы поступил я на её месте, если бы её бывший маячил рядом и покушался на ребенка, которого я бы считал своим. А она нашла в себе силы вернуться и даже пыталась извиниться… Она просто должна доверять мне, и вместе мы избавимся ото всех её страхов.
Господи, просто дай мне сил. Это был слишком насыщенный год.
***
— Доброе утро, — Ана ставит поднос на прикроватную тумбу и садится рядом со мной, поглаживая плечи. — Я видела бутылку, поэтому решила, что легкий завтрак и облегчение головной боли тебе не помешает.
— Ох, малышка…
— Спасибо за всё, Кристиан. За то, что простил, принял… и выкупал, — Ана усмехается, но берет себя в руки. — Теодор спит, солнышко. Не отпускал меня, даже когда уже уснул в пять утра, когда покушал.
— Анастейша, я… я даже не знаю, что тебе сказать.
— Я просто дура.
— Больше твоего очередного побега меня обидело то, что ты вела себя так, будто я могу ударить тебя, Ана, — сажусь в кровати, рассматривая мою девочку, и Ана тяжело вздыхает.
— Прости. Просто…
— Я не Дьюис, Ана. Меня зовут Кристиан Грей, у нас с тобой сын, и я люблю тебя. Когда ты это запомнишь — я не знаю.
— И я тебя очень сильно люблю. Прости, что я заревновала тебя и сына к этой… Это наша спальня, я знаю, Кристиан.
— Точно?
— Да.
— Тогда к чёрту завтрак, мисс Стил.
— Около окна мы ещё не делали спальню нашей…
— Анастейша!
Малышка хихикает, когда я набрасываюсь на неё, и крепко обнимает меня, мешая мне раздевать её, зацеловывая моё лицо.
— Я люблю тебя, Кристиан. И больше ни за что на свете не оставлю тебя…
— Мне просто нужно чаще трахать тебя, чтобы у тебя даже сил не было думать о том, чтобы сбежать.
— Дурак!
Комментарий к
хотите посмотреть на вашего автора? пожалуйста: http://savepic.ru/10423664.jpg
следующая глава будет с к о р о. всем спасибо за ожидание, и простите!
========== Часть 23 ==========
— Поверить не могу, что Теодору уже целый год… Я так отчетливо помню твой звонок, Кристиан, — мама сжимает мой локоть, обняв, и я киваю, не перебивая подвыпившую бабушку. — Господи, я не представляю, как мы жили без него… и без неё, — мама следит за моей реакцией, кивнув на Ану, болтающую с Миа, и я улыбаюсь, снова кивая. — Ты сам-то понимаешь, насколько ты счастливый человек, Кристиан Грей?
— Я понимаю, мам. И в первую очередь — благодаря тебе.
— Ты моя гордость, Кристиан.
Мама оставляет меня, отправляясь к Элене с Тедди на руках, и я глубоко выдыхаю.
Милый, семейный праздник. Теодор слишком маленький, я не хотел, чтобы было много человек, это бы его пугало. Приехали даже родители Аны, что очень мило с их стороны и очень важно для меня сегодня.
День рождения Теодора — праздник как для малыша, так и лично мой праздник. Второй такой — когда его выписали домой. Я тоже помню, как звонил Грейс, чтобы сообщить о том, что произошло. Коротко, сухо, «по факту», больше похоже на смс.
«Лейла жива, но её больше нет в нашей жизни, и об этом я не хочу говорить. Искусственная вентиляция легких, меня не пускают в реанимацию. Его зовут Теодор, как мы и хотели… И мне нужна твоя помощь, мам».
А сейчас мой крошечный сын жует печенье, весит десять килограмм и никак не умещается на одной руке, а оттого переходит с рук на руки людей, которые до боли любят его. Бабушка Элена и Грейс, дедушка Каррик, дядя Элиот, мама… Его маленькая мама.
Господи, я идиот.
— Миа сказала, что испекла торт с милой тыковкой, вдохновившись Тедди, — Ана неожиданно оказывается рядом, и я крепко обнимаю её со спины, положив подбородок на её плечо.
— Думаешь, пора задувать свечи?
— Думаю, что стоит, пока гости ещё в состоянии помнить, что это праздник Теодора, а не просто вечеринка. Даже твоя мама уже…
— Как скажешь, милая, — целую её в шею, и Анастейша вздрагивает всем телом, прижимаясь ближе ко мне. — Я хочу его переодеть в особенный наряд, а вы с Миа пока подготовьте торт и гостей.
— Он испачкается же, Кристиан. Как мы оставим тыковку и без тортика?
— Ничего страшного.
— Фэшн-бэйби. Иди, отнимай его у гостей, мы с Миа сейчас всё сделаем.
Теодор даже не возражает, когда я забираю его с рук дедушки. Крепко хватается за меня, а когда я делаю вид, что сейчас верну его обратно — начинает кричать и отворачивается ото всех, обняв меня за шею. Любит быть в центре внимания, но не любит толпу, уже устал.
— Я люблю тебя, мой взрослый мальчишка. Мы с тобой уже целый год, и я слишком хорошо помню тебя, когда ты только родился. Я же до ужаса боялся тебя, Теодор.
Снимаю с сына его нарядную белоснежную рубашку с нарисованным на ней галстуком и надеваю на него такую же белоснежную футболку с длинными рукавами. Рубашка определено была лучше, но на футболке особый принт, который так нужен нам сегодня. Господи, я так нервничал… да ровно год назад я в последний раз так нервничал.
— Тедди, будь хорошим мальчиком, это в рот брать нельзя, — надеваю на малыша цепочку с очень драгоценной подвеской, которая предназначена для Аны, и целую его в живот, щекоча. — Мама называет тебя «тыковка», я буду называть тебя «зайка», Теодор. Мой зайка, — целую сына в щеку, крепче прижимая к себе, и действительно испытываю настоящее счастье. Я чувствую любовь к нему, горячую, искреннюю любовь. И он тоже любит меня. Я папа этого замечательного человечка. — Пошли, мой хороший. Держи своего зайчика, мой зайка, — хватаю забавного плюшевого зверя из его кровати и вручаю сыну, отвлекая от цепочки на шее.
Глубоко выдыхаю, крепче сжимая сына в руках, и Теодор возмущенно пищит. Чёрт возьми, я идиот. Я рискованный идиот.
— Мы вас уже давно ждём, — Элена возникает рядом, пытаясь забрать Тедди, но я отказываю ей, поворачивая его спиной к ней. — На тебе лица нет, Кристиан.
— Я слегка нервничаю.
— Слегка? — Элена скептически смотрит на меня, но я отмахиваюсь от неё.
— Мы сейчас подойдем. Всё хорошо.
Нет, нужно иначе. Чёрт.
Снимаю с Теодора цепочку и убираю в карман, расстегнув. Так лучше. И нужно, чтобы Теодор оказался «случайно» на руках у Аны.
— Я не хочу, чтобы ты быстро вырос, но сейчас то, что ты ещё не ходишь, огромный минус, зайка. И что-то мне подсказывает, что однажды я пожалею об этих словах.
— Кристиан, ты скоро? — в коридоре возникает Элиот и так же тянет свои руки к Тедди, как и Элена пару минут назад.
— Чёрт, да. Сделайте так, чтобы до Аны Теодор дошёл не раньше чем через пять минут, — Элиот замирает, рассматривая принт на футболке Тедди, когда я передаю малыша ему, и невесело усмехается.
— Ну, ты и влип, Кристиан. Хорошо, прикрою тебя и передам его не раньше чем через пять минут. Поверить не могу, что ты…
— Заткнись.
Элиот оставляет меня одного, и я пытаюсь успокоиться, но ничего не выходит. Я не смогу успокоиться пока всё не решится. Мне нужно быть в зале сейчас.
Блять.
Принимаю самый спокойный вид и вхожу в зал, когда Ана с Миа как раз заносят огромный, мать его, выше Тедди, многоярусный шоколадный торт с различными, очень милыми тыквами. Есть и тыква-милашка, и тыква у бассейна, и тыква-халк… Ох, тётя Миа!
— Я уже сфотографировала его, так что можешь разрушать его, мой сладкий, — Миа чмокает Тедди в носик и отходит на несколько шагов, всё-таки любуясь своим творением.
На самом верхнем ярусе изображена тыква и заяц, держащие друг друга за руки, и я не могу сдержать ухмылку.
— Чего ты так ухмыляешься, братец?
— Нравится и тыковка, и зайка, — вставляю свечку между этой парочкой и поджигаю её. — Пора загадывать желания, Тедди. Надеюсь, моё скоро сбудется.
— Загадываешь мировое господство?
— Оно у меня уже, — снова ухмыляюсь, взглянув в окно, и родные понимают это. Этот город принадлежит мне, почти половина страны принадлежит мне, и если бы не рождение сына, если бы я работал как раньше, вся страна была бы моей.
— Иди ко мне, Тедди? — Ана зовёт его «на ручки», и малыш смеется, но тянется к Анастейше. Элиот подмигивает мне, и я киваю, приготовившись. Он разворачивает Тедди лицом к Ане, и малышка замирает, раз за разом перечитывая то, что написано на футболке Тедди, абсолютно позабыв про торт и свечку, игнорируя толпу явно удивленных родственников.
«Мамочка, ты выйдешь за моего папочку?»
Грейс от шока прикладывает ладошку к губам, еле сдерживая себя, чтобы не заплакать, чтобы не броситься на нас, поздравляя… Но поздравлять пока не с чем.
Проходит всего несколько секунд, которые для меня кажутся вечностью, малышка оборачивается на меня, и я улыбаюсь, демонстрируя ей кольцо в своей руке, лишь замечаю её интерес и радость.
— Самое тяжелое оружие против слабой, и без того по уши влюбленной в тебя, девушки.
— Иначе мы не умеем, мисс Стил. Всё или ничего, другого нам не нужно, — подхожу к Ане, и малышка тут же кивает, протягивая обе руки мне.
