Текст книги "Оригами (СИ)"
Автор книги: Якинэко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Но что ещё он мог сделать? Где коснуться? Он вызвал схему расположения главных кровеносных сосудов и решил пройти по ним вдоль всего тела: по шее с её сонной артерией, по локтям, по паховой вене, заодно включил в свой осмотр места кожи, богатые нервными окончаниями: рёбра, живот, пальцы… Стоит ли обращать внимание на пальцы? А пупок? Можно ли прикасаться к половым органам без намерения тут же осуществить «половой акт», поймёт ли его Алина правильно? Кажется, сейчас она уже вовсе ничего понимать не способна.
Боинг провёл вдоль её шеи сперва ладонями, затем пальцами и видя, что Алина реагирует положительно на поглаживания, решился и там провести языком и губами. Алина застонала, как только он лизнул её кожу. Языком он ощутил вибрацию её гортани, исходящую от голосовых связок. Волнующее и странное ощущение. Ему нравилась её реакция. Он прикусил кожу на её шее и услышал, как Алина выкрикнула «Да!» Её руки взметнулись к его голове, схватили за волосы. Боинг счёл это удобным, поймал одну руку и провёл пальцами вдоль ладони, а потом лизнул. Алина тяжело дышала и шептала:
– А здесь зачем?
Но Боинг только посмотрел на неё, не желая тратить время на объяснения. Затем, что он делал то, что ему хотелось, разумеется, она ведь сама ему разрешила. Пальцы оказалось очень удобно облизывать и посасывать один за другим, и с Алиной стало твориться что-то странное: судя по тяжёлому ускорившемуся дыханию, у неё скоро могла начаться гипервентиляция лёгких. И Боинг прервался, чтобы её не допустить. Он переместил область воздействия на грудную клетку Алины и провёл пальцами вдоль рёбер, добившись совершенно изумительной реакции: смеха! Алина рассмеялась, скорчилась и сказала:
– Щекотно же!
А если полизать?
Протяжный стон прозвучал почти жалобно. Боинг двигался снизу вверх, частично задрав тонкую маечку, и в какой-то момент пожалел, что Алина захотела остаться в ней. Если снимать её сейчас, то придётся разжать объятия, а если разорвать, то Алина рассердится, да Боинг и сам не хотел рвать натуральный шёлк, купленный в навороченном магазине за большие деньги. Он максимально задрал маечку до самого подбородка Алины, провёл губами под аккомпанемент ещё одного стона до самой груди, и вдруг Алина подняла руку, и взгляду Боинга открылась подмышечная впадина. Гладкая кожа так и манила. Он провёл по ней кончиком пальца, и когда Алина, натурально взвизгнув, захотела опустить руку, он зафиксировал её в поднятом положении.
– Нет! Не там! – выкрикнула она. – Там не надо!
Ему пришлось стиснуть её колени ногами, чтобы она перестала брыкаться и изворачиваться. Он склонился и провёл по нежной коже губами, регистрируя аномальный скачок температуры и ускорение сердцебиения. Алина издала горловой стон, содрогаясь и корчась, а потом с очередным «Нет, пусти» захныкала. Он разжал руки и пальцами зафиксировал её голову, чтобы поймать взгляд. На её ресницах действительно были слёзы. Но ей же нравилось, совершенно точно нравилось! Он склонился к её губам и бережно поцеловал. Алина ответила на этот поцелуй с жаром и готовностью. Решив, что она больше не будет сопротивляться, Боинг сдвинулся, высвобождая её ноги. Алина тут же обхватила бёдрами его колено и… потёрлась о него, издавая приглушённый стон. Шёлковые трусики проехались по ткани костюмных брюк. Боинг зафиксировал колено, замер, наблюдая, как Алина совершает возвратно-поступательные движения, потираясь лобком о его ногу. Тяжёлое дыхание опалило его ухо: «Хватит туда пялиться», – и руки Алины, обнявшие его голову, заставили его перевести взгляд выше. Теперь она поцеловала его сама, кусаясь и вылизывая губы, облизывая его язык и даже нёбо. Боинг опустил руку Алине на живот, нажал на ямку пупка, пощекотал её. Дыхание девушки прервалось, сбилось. Боинг провёл рукой ниже, дойдя до самого края трусиков и тронув ниже влажный шёлк в том месте, где Алина соприкасалась с его телом. Так влажно было из-за естественной смазки, выделяемой телом. Но ведь такое происходит лишь при «половом акте», и не зря Боинг опасался, что его исследование будет расценено Алиной как «предварительные ласки». Так и произошло. Что нужно делать теперь? Прерваться или продолжать?
Пока Боинг раздумывал, Алина определила сама. Она толкнулась вперёд и обхватила его руку бёдрами, зажав между ними его пальцы. Боинг кинул на Алину быстрый взгляд, регистрируя состояние девушки как полностью невменяемое. Она дышала, тихо постанывая, извивалась и тянулась к нему руками. Её пальцы сжали его запястье, пытаясь подтолкнуть пленённую бёдрами руку глубже. Так можно? Что будет с Алиной, если он станет гладить, а после целовать её там? Не прикажет ли она ему после этого задействовать член, не заставит ли?
Боинг осторожно высвободил запястье из её пальцев и выслушал жалобное похныкивание. Ничего страшного не случилось. Он ощутил облегчение. Пока что его не заставляли. Перед глазами мелькнули колени, идеально округлые, странным образом притягательные. Боинг поймал обе ноги за голени, зафиксировал пальцами и склонился к одному колену губами. Оказывается, целовать можно было не только рот, но и вообще любой участок кожи. Это открытие его воодушевило непонятным образом. Алина тяжело дышала, но вела себя уже спокойнее и, кажется, даже совсем не злилась на него. А что на него злиться? В конце концов, он получил разрешение и делал то, что ему хотелось!
За коленом последовали голени и щиколотки с небольшими трогательными косточками. Боинг нащупал на одной небольшой шрам. Когда Алина его получила, отчего? Он провёл по нему языком несколько раз, словно таким образом мог вернуть коже целостность и совершенство. Нет, они уже были совершенны, и изменений вносить не требовалось. Подъём стопы, покато выгнутый, сам просился под очередной поцелуй, и видные даже в полутьме и прощупываемые губами вены под тонкой кожей на внешней стороне плюсны, сбегающие, словно ручейки к костям пальцев, и сами эти пальцы…
– С ума сошёл? – жалобно спросила Алина, дёргая ногой и напрасно пытаясь вытащить её из его цепких пальцев. Уж если Боинг что-то держал, то держал намертво. – Хватит, придурок! Щекотно! – следом за этим заявлением Алина протяжно застонала низким горловым стоном. Это когда Боинг взял в рот её мизинец и прикусил его зубами. Таких стонов он ещё не слышал. Алина вечно носит эти свои туфли, а ведь у неё такие красивые ноги и без всяких туфель… Дальше она только стонала и уже не жаловалась на щекотку. Значит, Боинг всё делал хорошо.
А потом он её перевернул. Алина взвизгнула, когда он это сделал. И схватилась за подушку руками. И ничего не сказала, ни слова против. Опять же, это для Боинга значило многое, и с каждой секундой, не встречая отпора или критики, он ощущал свою свободу всё больше. Смелел всё больше. Ему действительно можно было делать что угодно, потому что Алине нравилось, что он делает. Его кольнуло странным ощущением удовольствия, былым призраком того самого, которым его награждал процессор за верно принятое решение или грамотно выполненный приказ. Боинг отметил повышенную выработку эндорфинов в своём организме. И ещё половых гормонов. Он не стал их блокировать. От прилива этого коктейля ему делалось хорошо. И Алина… Её ноги… Он провёл языком вдоль свода стопы, помассировал его пальцами. Алина глухо взвыла, уткнув лицо в подушку. Внутреннюю сторону коленей Боинг так же не обошёл вниманием. И даже прикусил тонкую кожу, ухом улавливая, как часто Алина дышит. И бёдра, слегка расставленные, до самых ягодиц, которые были почти не скрыты тонкими трусиками, – Боинг огладил и обцеловал их все. А после поднялся вверх к шее и волосам, игнорируя то, что было для Алины так важно. Он регистрировал её сильнейшее возбуждение, он ведь не был слепым и умел читать и интерпретировать показатели программ, работающих в штатном режиме и сканирующих её тело. Но пока Алина не заставляла и не приказывала, Боинг старательно не обращал внимание на её половые органы. Пока он не касался их, была иллюзия, что никакого «полового акта» произведено не будет. А если Алина потребует? Боинг напомнит ей, что ему разрешено делать только то, что он хочет. Она не может его заставить.
Итак, затылок и шея. Боинг откинул её спутанные волосы и закусил, зализал кожу над выступающей на шее косточкой, провёл по ней носом, губами, легонько помассировал пальцем.
– Ты странный, – пожаловалась Алина. – Ты всё как-то не так делаешь!
– Было получено разрешение делать, что хочешь, – воспользовался моментом и напомнил Боинг.
Алина тяжело задышала и после этого подтвердила:
– Да. Всё верно. Я твоя…
Это прозвучало странно. Как это «твоя»? Разве не наоборот, не Боинг принадлежит Алине? Ну, по документам ОЗК он теперь – самостоятельная личность и даже может получить паспортную карточку. А по документам, хранящемся в сейфе Павла Павловича, Боинг – его личная собственность. Но Алина сейчас сказала, что она – его, Боинга. В личной собственности? Нет. Тогда как же она может ему принадлежать? Разве что в контексте «можешь делать, что хочешь». И Боинг вновь ощутил прилив удовольствия от прибывших эндорфинов, когда додумался до этого. Алина была полностью его сейчас. Значит, он мог не спрашивать у неё разрешения, не слушать её возмущённых возгласов, а делать, что хочется ему. Подобное заявление отлично вписывалось в контекст полученных Боингом свобод. И он с энтузиазмом приступил к дальнейшим исследованиям. Тем более что осталось не так уж много неисследованных точек. Вот местечко на спине между лопатками, обычно там у Алины базировалась застёжка лифчика, но сейчас лифчика не было. Боинг задрал уже давно измятую маечку максимально высоко и приник к спине Алины губами, языком, отметил кожу осторожным покусыванием. Алина, выгнувшись и опираясь на локти, низко наклонила голову в подушку. Кажется, её мышцы начали непроизвольно сокращаться. Спина то и дело прогибалась, и поясница тоже. Боинг сперва несильно прижал её, ощупав ладонями, потом переместил руки ниже, придерживая таз и ягодицы на месте. Алина изогнулась в пояснице снова, и перед глазами Боинга в очередной раз мелькнули трусики, уже давно намокшие от выделенной смазки. Он переместился ниже и прижал к влажному шёлку пальцы. Алина содрогнулась и застонала. Богатое нервными окончаниями и кровеносными сосудами, очевидно, местонахождение женских половых органов являлось одним из наиболее чувствительных мест. Будет ли считаться, что они вступили в «половой акт», если Боинг не будет использовать член? Он огладил влажную ткань пальцами, потом осторожно, один за другим, подвёл их под кромку белья. «Делаю, что хочу», – напомнил себе Боинг, частью сознания удивляясь своей нерешительности и неторопливым действиям. С коленями он так не церемонился. Но колени ведь и находились далеко. Под пальцами теперь было скользко и горячо. Боинг ввёл их глубже, вспоминая, что уже был там членом, проникал именно туда. Алина со стоном подалась на его руку, на пальцы, сжала свои внутренние мышцы, обхватив его тугим влажным кольцом. Боинг совершил несколько возвратно-поступательных движений, прислушиваясь к своим тогдашним воспоминаниям и нынешним ощущениям. Алина ничего ему не приказывала, не заставляла ничего делать, дала разрешение поступать как хочется. Боинг может прекратить всё это в любой момент, верно? Ведь даже сейчас Алина ничего ему не говорила, разве что только стонала. Это значило, что ей всё нравится, верно? Что она поощряет его на дальнейшие действия. Да, он вполне мог бы воздействовать на неё ещё немного. Ничего страшного не происходило. «Тогда» и «сейчас» неуловимым образом различались. Обстановка была другой. Алина вела себя иначе.
Боинг потянул с неё трусики вниз и оставил их висеть на бёдрах. Алина привстала на коленях и выгнула поясницу, вздёрнув ягодицы вверх. Очень призывно и однозначно. И она перестала стонать, только тяжело дышала. Он вынул из неё пальцы, раздвинул её бёдра максимально широко, насколько то позволяли неснятые трусики, и прижался к её истекающей смазкой коже губами. Он сразу заметил небольшой бугорок, богатый нервными окончаниями, система определила его как клитор, орган, по иннервации и функциям частично сходный с половым членом мужских особей и, следовательно, отвечающий в том числе и за получение удовольствия. Нервные клетки содержались не только в головке клитора, выступающей наружу, но и отходили внутрь, под кожу и мышечную и соединительную ткань, окружая всё влагалище почти замкнутым кольцом. Боинг прижался к головке клитора губами, а пальцами принялся массировать вдоль влажных складок плоти, воздействуя максимально на столько точек, сколько он сможет. Не только внутри, но и снаружи, вдоль отверстия влагалища и дальше, почти к самому анусу. И снова вглубь, навстречу всё тем же тугим, сжимающимся мышцам, окуная пальцы в густую горячую смазку.
Алина нарушила своё молчание, когда Боинг прижался к ней губами. Коротко простонав, она произнесла «да», а затем «не останавливайся» и потом «ещё немного, ну, пожалуйста»… Боинг и не собирался прерываться. Он ведь исследовал. Зачем останавливаться? Он лизал маленький и твёрдый бугорок плоти, окружал его губами, посасывал, регистрируя его увеличение и эрекцию – совсем как у мужского члена, – опять возникла всё та же аналогия. Он отодвинулся и потёр клитор большим пальцем, и бёдра Алины стали сокращаться, мелко подрагивая. Потом, под глухой протяжный стон он вновь втянул затвердевший и увеличившийся комочек плоти в рот, – и тут Алина закричала. Мышцы её влагалица судорожно сократились, сжав внутри его пальцы. Боинг мягко нажал, вдвигая их глубже, и Алина опять вскрикнула и содрогнулась. И спустя несколько секунд расслабилась и обмякла, тяжело дыша. Боинг погладил её клитор ещё раз, добившись от Алины очередного стона и дрожи. А потом вынул из неё пальцы и отодвинулся, помог обессиленному телу улечься на кровать плашмя. И натянул трусики обратно на ягодицы. Алина встретила его заботу глухим вздохом и словами:
– А говорил, никаких половых актов. Не понять тебя…
– Данные исследовательские действия были выполнены в рамках терапевтических мероприятий и не имели к «половому акту» никакого отношения, – ответил Боинг, но внутри у него забрезжил первый лучик сомнения. Так не было «акта» или был?
– Круто, – пробормотала Алина. – Я бы оказала тебе ответные терапевтические меро… приятия, но попозже. Сволочь, все силы из меня вытянул, особенно с пятками… Ну вот на хрена…
Она засопела прямо на середине фразы.
– Касания к пяткам считаются запретными? – уточнил Боинг.
– Блин… – если Алина и успела заснуть, то его вопрос её разбудил. – Не знаю. Ты бы хоть нормальное порно что ли посмотрел. А хотя нет, не смотри. И так всё круто. Пятки можно… – пробормотала она напоследок. – Тебе всё можно… – и она опять засопела.
– Считается ли запретным непрямое воздействие на половые органы? – нервничая, спросил Боинг. Не допустил ли он какой-нибудь ошибки по незнанию? Его программы-подсказки выдали ноль результатов ответа по запросу.
– Я щас, котик, – пробормотала Алина. – Пгди немного…
Сперва он установил особый режим сна, чтобы спать урывками по пятнадцать минут, но Алина всё не просыпалась. Тогда Боинг специально поставил будильник, с учётом того, чтобы проснуться вместе с Алиной. Это случилось только в девять утра по корабельному времени.
Она вела себя тихо. И даже не ворчала по поводу того, что опять нужно готовить. И на Боинга не ругалась, не давала ему сложных заданий вроде «помешай ложкой в этом ковшике, пока не закипит, да не так сильно, смотри, половина воды выплеснулась на плиту». Сегодня она сама стояла у плиты, замотанная в толстый махровый халат, и сама мешала в ковшике. В кашу она насыпала много корицы, ванили, кардамона, добавила изюм, курагу, чернослив… Боинг внимательно принюхивался и следил, пытаясь понять, когда пища будет настолько негодной, что её можно будет отдать ему в порядке утилизации продукта. Но увы, каша у Алины, кажется, получилась.
Боинг тем не менее полез в ковшик ложкой.
– Смесь свою жри, – буркнула Алина, но беззлобно и будто бы на автомате. И даже ковшик не отняла.
– Выполняется действие по поиску токсичных и ядовитых веществ, а также органолептическая проба, – ответил Боинг.
Алина фыркнула и плюхнула серой склизкой массы, перемешанной с кусочками сухофруктов, на вторую тарелку и подставила ему.
– На, проверь всё как следует, – сказала она.
Как оказалось, Алина слегка кашу пересластила. Но в сочетании с несладким чаем… завтрак получился очень даже ничего. Боинг даже ложку облизал.
– На, доешь, слишком много получилось, – Алина протянула ему ковшик с остатками каши. – Но чур, завтра готовим вместе. И чтобы приготовил не хуже. Я прослежу.
Боинг сперва испугался, что вряд ли справится. Но потом подумал, что если Алина будет ему подсказывать и поправлять, то приготовление пищи окажется не сложнее занятий по оригами. Кстати о них.
После завтрака Алина ушла к себе, а Боинг отправился на мостик, уселся в своё кресло, взял из ящика лист бумаги и вызвал из списков быстрого доступа «Оригами-офлайн». Сегодня он решил попробовать львиный зев. Делать оригами у него получалось всё лучше и лучше, и, кажется, Боинг наконец-то начал улавливать образность и стилизацию изображения упомянутых в названии объектов. Он знакомился с фотографиями живых цветов, рассматривал их в различных ракурсах и цветовых решениях… И подозревал, что, кажется, цветы ему начинают нравиться.
Алина пришла к нему спустя тридцать три минуты. Боинг повернул голову на звук её шагов и замер. Он и думать забыл о цветах. Алина шла по коридору без одежды.
Искин транслировал во все обзорные экраны окружающий их космос. Немая безликая темнота чёрной дыры казалась угрожающей. Свет остальных звёзд как будто излучал холод и равнодушие… И Алина, войдя на мостик, сперва показалась ему ещё одним космическим телом, какой-то нечеловеческой конструкцией корабля, созданного для мгновенных межзвёздных перемещений. Она была самым опасным и вместе с тем угрожающим объектом перед глазами Боинга, одновременно и цветок, и жалящая оса.
– Что глазами светишь? – хмыкнула неземная и нечеловеческая Алина. – Отключи боевой режим. Я не кусаюсь.
Боинг опомнился и вернулся в состояние покоя.
– Молодец, – похвалила она и приблизилась к нему вплотную. И посмотрела на недоделанный львиный зев в его руках. Второй по счёту. – У тебя уже очень хорошо получается.
– Присутствуют заметные улучшения, – подтвердил Боинг.
– Не возражаешь? – она поставила колено прямо на его бедро.
– Ответ отрицательный, – только и смог сгенерировать Боинг.
– Нет? – уточнила и подсказала Алина. Вторую ногу она тоже поставила ему на бедро.
– Нет, – послушно повторил Боинг.
– Точно? – продолжала Алина, усаживаясь на него сверху.
– Не возражаю, – наконец, ответил он правильно, потому что она улыбнулась.
– Хочу тебя, – прошептала Алина. – Соскучилась. – Она наклонилась к его губам, и Боинг, уже зная, что нужно делать в таких случаях, поцеловал её. Сперва осторожно и медленно. Как будто в первый раз. Коснуться губами губ, чуть прижать и надавить, чуть раздвинуть их своими, лизнуть кончиком языка… Алина сидела на нём сверху, и Боинг просчитал, выдержит ли кресло. Ему пришлось обратиться к техническим характеристикам, чтобы убедиться: с креслом всё будет в порядке.
– Что значит, соскучилась? – спросил он Алину. Он попытался разобраться, можно ли данное понятие наложить на временные рамки и таким образом ориентироваться на наступление момента, когда нужно производить терапевтические процедуры. Он сегодня опять не успел позаниматься оригами! Должен же быть какой-то план! Но от Алины он никакой помощи получить не смог. Она ответила следующее:
– Думала о тебе всё утро. Вспоминала, какой ты был вчера…
Она прижалась губами к его подбородку и к линии челюсти, и ниже, к шее, и Боинг отметил, что его тело, восприимчивое к тактильному воздействию, готово откликнуться на данное раздражение выработкой гормонов, повышением температуры и ускорением пульса. Алина не сбавляла темпа, оккупировав его, будто вражеский захватчик. Она расстегнула две верхние пуговицы на его рубашке и прижалась ртом к обнажившейся коже. Третья пуговица.
– Мне всегда нравилось, что ты здесь такой гладкий, – пробормотала Алина, проводя пальцами с наманикюренными красным лаком ногтями по его ключицам и груди. – Ненавижу волосатых мужиков…
В голову Боинга тут же пришла мысль о том, что раньше Алина таким же образом общалась и с другими субъектами мужского пола. Это была трезвая мысль. Совершенно логичная выкладка, вывод, идущий от осмысления поведения Алины и собственных воспоминаний о том, как часто он возил её на различные встречи с друзьями и приятелями.
– Я лучше? – уточнил он.
А киборги? Были ли у Алины киборги раньше? Какой-нибудь специальный Irien, который мог бы удовлетворить любые её запросы? Нет, вряд ли. Боинг бы об этом знал. Ведь знал бы, верно? Пусть общая информация и удалялась в нём каждую неделю, но метки о встреченных объектах и различной технике оставались. Ни одного устройства с маркировкой Irien в файлах Боинга не присутствовало.
– Тебя даже сравнивать с ними нельзя, – пробормотала Алина. – Ты лучше. Не такой мудак. И вообще…
Честность под сто процентов, небывалое событие. Когда Алина подняла голову, Боинг вновь её поцеловал, на этот раз с языком, зубами и прочим. Алина задрожала. Сперва он подумал, что ей холодно, но температурный режим на мостике был установлен комфортный, как и на всём остальном корабле.
– Давай ты будешь носить что-нибудь более… легко снимающееся, пока мы здесь? – предложила Алина, расстегнув его рубашку до конца.
– Пижаму? – уточнил Боинг, вспомнив, что Алина уже говорила с ним об одежде вчера.
Она громко рассмеялась и не ответила. Подобный смех был равнозначен хорошему настроению, и Боинг сделал вывод, что терапевтические процедуры сегодня идут очень хорошо. Требуется ли впредь всегда для этого раздеваться? Для достижения наилучшего результата?
Алина склонилась к его груди и облизала сосок. Сотни нервных окончаний ударили своей информацией Боингу прямо в мозг, сообщая о температуре её языка, влажности слюны, тактильном контакте; вид Алины, вылизывающей его грудь, тоже отчего-то нарушил его спокойствие. Раньше Алина так ещё не делала. Раньше так делал только он для неё. «Полижи меня здесь», – вспомнил Боинг и тут же зарегистрировал скачок собственной температуры на одну десятую градуса по шкале Цельсия.
– Данное воздействие влечёт за собой непредсказуемый результат, – тихим голосом пробормотал Боинг.
– Что? – уточнила Алина. – Результат чего?
– Тело… – Боинг растерял слова и синонимы, когда Алина провела чуть согнутыми пальцами по его животу. Её ногти царапали не больно, но это воздействие точно так же, как и прикосновение языка к тканям соска, являлось возбуждающим.
Где его процессор, когда он так нужен?! Почему ничто больше не блокирует эти реакции? Почему Боинг должен сам принимать решения и регулировать свой организм? Вот зачем было нужно его изменять? Зачем Алина сделала это с ним, отвезла к ОЗК? Он всего раз пожаловался на сбой в системе – и вот, во что это вылилось. Он ничего не может контролировать, если не приложит сознательное усилие!
Боинг вздохнул и попробовал произнести снова:
– Тело воспринимает воздействия объекта и генерирует нестандартные реакции. Требуется разрешение на отключение текущих процессов для стабильного функционирования системы.
Вот! Он сказал это! Но Алина ответила:
– Ничего не отключай. Ты должен не только чувствовать, но и реагировать!
Боинг вздохнул. В норме ему не требовалось столько кислорода в лёгких, но он всё равно вздохнул. Алина склонилась к его подвздошью и провела снизу вверх языком, ещё и простонала при этом.
А если у него опять произойдёт эрекция, как тогда? Она опять возьмёт его в рот? Боингу показалось, как что-то микроскопическое взорвалось у него в мозгу в момент воспоминания. Не отключать! – напомнил себе он. Люди живут с этим всю жизнь, не в состоянии прервать реакции возбуждения, и ничего, выживают ведь как-то. По всей Галактике уже распространились. Значит, что-то есть правильное в том, чтобы реагировать, не отключаться… Но что?
– Дай свою руку, – сказала Алина и, схватив Боинга за правую ладонь, прижала её к себе между расставленных ног. – Да, вот так…
Боинг хотел было уточнить, является ли воздействие пальцами до сих пор «терапевтическим», относится к «предварительным ласкам» или уже входит в «половой акт», – он уже запутался, – но Алина не дала ему и слова вымолвить, накинулась на него с поцелуем, и Боинг ответил на него. Ему сделалось жарко и тесно в своей одежде. Это было странное ощущение, когда хочется скинуть с себя всё. Повышение температуры всего на четыре десятых градуса. Боинг ввёл внутрь пальцы, и влага, которую он ощутил, тоже была жаркой – и ничуть не охлаждала.
– Ты такой горячий, – простонала между поцелуями Алина – и вдруг обхватила его шею руками и прильнула к его телу своим, обнажённым. Всё-таки мёрзнет? Или он опять ошибается в чтении показателей и их трактовке? Заострённые вершинки сосков щекотно скользнули по груди Боинга, вжались в его кожу, а потом он ощутил биение сердца Алины. Внезапно она прервала поцелуй, схватилась за его шею, а лицо спрятала у него на плече. Стало отчётливо слышно её учащённое дыхание, жаркое, близкое. Её лёгкие раскрывались и спадались в ускоренном темпе. Боинг пошевелил рукой, вспоминая свои вчерашние действия и мысленно воспроизводя строение клитора, которое вчера смог получить, производя сканирование. Большим пальцем – головку, ещё два ввести внутрь, раздвигая, поглаживая и надавливая… Алина застонала снова, сжимая его пальцы в себе. Её бёдра напряглись, а руки обхватили Боинга сильнее. Должно быть, ей неудобно, её ноги уже должны были устать… Боинг оглядел мостик, но не нашёл никакой подходящий поверхности, на которую Алину можно было бы переместить, способствуя расслаблению её конечностей. Нужно было реагировать быстро. Алина вновь застонала, и теперь нетерпение в её голосе подействовало на Боинга, как приказ. Он вынул пальцы и вдвинул их снова, бёдрами ощущая напряжение и судорожную дрожь её ног. Алина охнула, отвечая на его движение, и чуть не свалилась на пол. Боинг принял решение. Приказал искину заблокировать приборную панель и встал с кресла, подхватив Алину за поясницу. Девушка взвизгнула и обхватила его ногами, видимо, боясь свалиться. Боинг вместе с нею склонился вперёд, опускаясь прямо на клавиатуру. Алина скосила взгляд на рукоять штурвала, уронила затылок и плечи на кнопки экстренной посадки, экстренного взлёта, экстренного открытия шлюза… Боинг перестал повторять про себя их названия. Алина снова сжала его пальцы внутри, стиснула колени, и Боинг толкнулся рукой в ответ, добиваясь от неё ещё одного стона. И ещё одного.
Она так тесно его сжимала, так сильно обнимала – руками, коленями, бёдрами, своей плотью, что Боингу на мгновение показалось, будто Алина – его часть, придаток, подключенное к нему внешнее устройство, и он вторгается в него, чтобы добиться устойчивого соединения, проникает, взламывает. Показалось, что она – часть его собственного организма, и что, соединяясь с нею, он проникает в себя. Снова и снова. Боинг зарегистрировал странный звук, в котором распознал собственный голос. Следом ахнула и застонала Алина. Она выгнулась на приборной панели, опираясь о неё лишь затылком. Её запрокинутый подбородок на фоне звёзд, светящих с обзорного экрана, показался Боингу моментальной фотографией: картинка как будто отпечаталась на его внутреннем экране и не желала с него исчезать. Боинг сморгнул, стараясь прогнать это изображение, но оно всё равно настойчиво маячило перед глазами. Воспоминание, а не фотография.
Алина обмякла и расслабилась, и Боинг вздохнул вместе с ней, осторожно вынимая пальцы, все мокрые, горячие… Он провёл ими по её бедру, регистрируя влажный след, остающийся на её коже. Он возбудился. Боинг ощутил собственную эрекцию и растерянно посмотрел на Алину. Растерянно и немного испуганно. У него заколотилось сердце. Это был всё тот же его старый страх. Если сейчас что-то произойдёт против его воли, если сейчас проснётся его процессор, то он больше ничего не сможет сделать сам, никогда…
Тянулись секунды. Алина улыбнулась, тонко растянув губы, и пробормотала:
– Спасибо. Ты замечательный, Боинг.
Больше ничего не происходило.
– Мне так классно с тобой.
Он отодвинулся на пару десятков сантиметров. Он до сих пор двигался сам.
– Помоги слезть, – попросила Алина, и он вновь подхватил её за поясницу, снимая с приборной панели. Алина неловко встала на ноги и покачнулась. Он продолжал держать её до тех пор, пока она не обрела равновесие. Её взгляд… Алина улыбнулась, внимательно оглядев его с ног до головы, и ничего не сказала. Она явно заметила его эрекцию, но ничего не сказала! И не сделала! Боинг почувствовал себя странно. С одной стороны, ему сделалось спокойно. Отсутствие требования немедленно заняться с Алиной «половым актом» было успокаивающим. С другой, он ощущал непонимание, и это тревожило.
– Я в душ, – промурлыкала Алина и направилась к выходу с мостика, в коридор. Боинг по-прежнему ничего не понимал. И подозревал, что и любая программа-подсказка ему тут не поможет.
Оригами он больше сегодня заниматься не мог. Вся его сосредоточенность разбивалась о повышенный гормональный фон и воспоминания о том, как Алина выглядела на фоне звёзд, лёжа на приборной панели. В ушах словно снова и снова проигрывалась аудиозапись с её стонами и вскриками. У Боинга дрожали руки, словно он впервые прикоснулся к листу бумаги. Последний львиный зев разорвался пополам. Боинг смял его и отнёс в утилизатор.
***
Из душа Алина вышла молчаливая и недовольная. Боинг заметил её нахмуренное лицо, но понять, что произошло, и виноват ли лично он хоть в чём-то, он не смог. Вместо еды в обед Алина обошлась чаем. Она странно оделась, выйдя из каюты. В старый розовый свитер с растянутыми рукавами, свободную длинную юбку и – небывалое чудо – белые носки тёплой вязки.
– Что смотришь? – буркнула она. – У любой девушки бывают дни, когда ей ничего не хочется, в том числе, и выглядеть.
Боинг мог бы указать на тот факт, что день ещё не кончился: по корабельному времени только-только наступило пятнадцать часов. Но промолчал.
Без туфель Алина выглядела странно. Мягкой, ранимой, хрупкой. Как тот же цветок-оригами. Порвать его Боингу страшно не хотелось. Наверное, следовало уточнить, нужно ли ему как-то тоже по-особенному одеться и – ещё спросить, можно ли отменить требование Алины отключить реагирование на различные раздражители. Потому что Боинг теперь реагировал на любую мелочь, вплоть до привычки Алины закусывать ноготь большого пальца на правой руке. Реагировал на её ноги, выглядывающие из-под юбки. На запах её волос и духов. На запах её тела. Особенно на запах тела.
