Текст книги "Оригами (СИ)"

Автор книги: Якинэко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Дай руку, – пробормотала Алина, жарко дыша ему в губы. Боинг оторвал одну руку от столешницы, перенеся вес на другую. Алина положила его ладонь себе на грудь. – Аккуратно сожми, – сказала она, поспешно добавив: – Только осторожно.

Осторожно насколько? Боинг знал, что к человеческому телу, если он не хочет наносить повреждения, допустимо прикладывать около семи-десяти процентов силы сжатия. Женскую грудь, состоящую из железистой и жировой ткани и богатую нервными окончаниями, должно быть, сжимать было нужно ещё аккуратнее. Боинг всего лишь прижал к ней ладонь и погладил пальцами так осторожно, словно намечал сгиб листа бумаги для оригами. Бережно. Алина от этого прикосновения вскинулась и простонала:

– Да-а!

Должно быть, это тоже было «выражение крайнего удовольствия», хотя сейчас ни одной подсказки не всплыло. Но Боинг уже и сам догадался.

Он погладил грудь Алины ещё и почувствовал, как её ноги на его поясе сжимаются сильнее. Насколько всё в человеческом теле взаимосвязано! Будто единый нервный узел, реагирующий на воздействие, он отвечает на любое прикосновение неожиданными реакциями. Ощутив сквозь ткань кофты и тонкого лифчика заострившийся сосок, Боинг сосредоточил прикосновения на нём, аккуратно погладил его кончиком пальца… Алина снова простонала и укусила его за губу. Боинг решил импровизировать и укусил её в ответ, скопировав силу сжатия челюстей. Эффект был потрясающий: Алина вскрикнула и вздрогнула вся, прижалась к нему, крепко сжимая ноги. А потом произнесла:

– Стой. Хватит.

Слова Боинг едва распознал, произнесённые невнятно и тихим голосом. Беспомощным.

Он замер, по-прежнему опираясь рукой в столешницу и со странным чувством ощущая, как ноги Алины медленно разжимаются. С удивлением он обнаружил у себя повышенную выработку половых гормонов. Ох уж это ПО, которое не позволяет контролировать процессы собственного тела на должном уровне. Отслеживать – пожалуйста. Отменить – больше нет.

– Я, кажется, на что-то села, – пробормотала Алина и заёрзала. – А ну-ка дай… Пусти… – Она приподнялась, используя шею Боинга для опоры, и вытащила из-под себя вилку. – Чёрт! Блин, вот чем кухня неудобна, – проворчала Алина, отшвыривая вилку куда-то в угол. Потом убрать, – поставил себе напоминание Боинг. И включил туда сбор посуды и помещение её в посудомоечную машину. Потому что порядок Алина не наводила никогда.

Внезапно искин прервал их адаптационные занятия короткой музыкальной трелью.

– Что там? – повернула к динамикам голову Алина.

– Нужно скорректировать курс, – ответил Боинг. – Нашу орбиту пересекает другой объект. Требуется задать вектор отклонения для подобных событий.

– А что, раньше это сделать было нельзя? – Алина повысила голос. Наверное, теперь эффект от поцелуя будет снижен, – с досадой решил Боинг.

– Раньше орбита была пуста.

– Ну ладно, иди, задавай свой вектор, – и Алина разжала конечности, выпуская его на волю. В принципе, до объекта ещё было далеко, искин заметил и предупредил их за полчаса до критического сближения в десять с половиной метров – столкновения бы всё равно не произошло. Так что Боинг предпочёл бы лучше следующие минут двадцать провести с Алиной, повторяя поцелуй и закрепляя достигнутый результат. Сохранение целостности состояния Алины стояло у Боинга в приоритете. Поэтому он снова склонился к её губам, осторожно их целуя.

Но Алина внезапно проявила твёрдость, стукнув его кулачком по плечу:

– Ты что, не слышал? Хватит. Иди давай! Всё остальное потом.

Боинг отодвинулся. Похоже, это был прямой запрет, высказанный в мягкой форме. Он счёл, что уместно будет заменить ранее используемое им «приказ принят к исполнению» на более мягкий ответ. И сказал:

– Ладно.

Алина смотрела ему в спину. Он видел это на внутреннем экране, на который перевёл трансляцию с камеры искина. И Алина была спокойна. Нет, должно быть, сеанс адаптации был проведён хорошо и эффект от него останется на какое-то время. Боинг почувствовал чуть ли не гордость. Да так и поощрений от процессора не надо. Он сам себе процессор. И делает всё правильно!

Вскоре Алина не усидела на кухне и пришла на мостик, заняла уже привычное кресло второго пилота и спросила:

– Ну что там за объект? Ещё каменюка какая-то? Покажи картинку.

Их выкинуло из гиперпространства возле чёрной дыры. Её притяжение исказило поле подпространства, из-за чего и сбился курс. И хорошо, что притяжение было ещё мало. Само собой, и расстояние до чёрной дыры, до этого неведомого объекта огромной массы, поглощающего даже свет, создающего неимоверное притяжение, было достаточно велико. Поэтому они смогут улететь отсюда, как только прыжковый двигатель погасится.

Боинг дал команду искину отобразить на обзорные экраны видео с наружных камер. В направлении чёрной дыры проглядывала красивая бархатная тьма космоса. Ещё одно тело, создающее притяжение и весящее ничуть не меньше, по-видимому, вступившее с чёрной дырой в колебания, было нейтронной звездой. Нивелировала ли звезда притяжение чёрной дыры или наоборот усиливала, Боинг сказать не мог. Нужно быть как минимум фриссом, чтобы разбираться в науке космоса так же хорошо, как они.

Их яхта совершала обороты на орбите крупного астероида или даже, скорее, блуждающей планеты, объекта без атмосферы, пригодной для проживания. Астероид медленно вращался вокруг своей оси, и яхта совершала обороты вместе с ним, время от времени поворачиваясь камерами к остальному космосу, обманчиво близкому, манящему безопасным светом звёзд. Их соседи, нейтронная звезда и чёрная дыра, зацепили в своё поле притяжения достаточно космического мусора, и вместе с их астероидом неподалёку дрейфовали каменные глыбы в сотни километров длиной, облака газов, астероиды… И корабли.

– Максимальная кратность увеличения – тридцать пять, – поспешил пояснить Боинг, потому что корабль возник на обзорном экране сразу весь, большой, нависающий, опасный своей тёмной тушей и развороченным зевом внутренностей. Алина отшатнулась и тихо ойкнула. Боинг заставил искин отдалить изображение до настоящего реального расстояния, и корабль стал небольшим, медленно увеличивающимся пятнышком на экране. Искин обвёл его алой рамкой, чтобы его можно было разглядеть невооружённым взглядом на фоне остальной черноты космоса.

– Что с ним произошло? – помертвевшим голосом спросила Алина. И сама же на свой вопрос ответила: – Должно быть, пираты. Видишь, двигатели взорваны. – Искин снова угодливо увеличил изображение. Боинг ощутил досаду. Техника такая умная, что иногда очеловечить хочется что угодно, даже кофемолку. – Так не бывает, чтобы прыжковые двигатели взрывались, никогда о таком не слышала, – продолжала Алина, – и ещё следы плазмомёта, вон рваная дыра сбоку, рядом с тем иллюминатором… – внезапно дрожащим голосом Алина закончила: – А вдруг там трупы?!

Вполне вероятно, – согласился мысленно с нею Боинг. И пожалел, что связь с инфранетом в открытом космосе потеряна. Рефлекс телохранителя в нём требовал, чтобы он отправил сообщение полиции. Так было положено правилами DEX-компани, и собственные логические выкладки Боинга подтверждали, что вызвать полицию было бы единственно верным решением. Если пираты всё ещё поблизости, то лучше пусть их защищает галактическая полиция, собственными силами отбиться от вооружённого отряда людей – а может, и киборгов – гораздо сложнее. И даже пускай у пиратов не будет на вооружении семёрок, Боинг бы всё равно предпочёл уйти от опасности, чем двигаться ей на перехват.

– Производится изменение маршрута, – сообщил он, вводя программу для корректировки курса. Картинка на обзорных экранах тут же поехала в сторону.

– Погоди! – воскликнула Алина, – А вдруг там есть живые?

– Сигнал SOS не поступает, была произведена проверка по всем частотам, – ответил Боинг. По его мнению, это косвенно свидетельствовало об отсутствии живых форм жизни на кораблях.

– Не «была произведена проверка», а «я проверил», – поправила Алина. И добавила: – Ты прав. К тому же, пираты часто забирают людей в рабство. Вон, смотри, какой навороченный кораблик был. У него явно был богатый владелец. Должно быть, и всё ценное забрали, и владельца прихватили. Бррр! Отлетим подальше от этой штуки!

Боинг и так уже «отлетел подальше», сделав корректировку курса в шесть градусов и задал искину новые параметры, согласно которым при возможном столкновении с объектом производилось уклонение на расстоянии в километр до приближения объекта.

– Я произвёл корректировку нашего маршрута, – доложил он вместо «задача выполнена». Ему не понравилось, как это прозвучало. Во-первых, долго. Во-вторых, всё равно по-машинному. Как там говорила Алина, добавить выражения? А куда? Как? Что он должен делать, чтобы быть похожим на человека, но при этом не терять своей функциональности?

– У тебя что-то болит? – внезапно спросила девушка.

– Нет, – Боинг глянул на неё с подозрением. Если честно, понятие «болит» было ему знакомо только по сигналам системы. И сейчас все его подпрограммы молчали, стало быть, никаких критических состояний организма не было.

– Просто ты сделал такое хмурое лицо. Вот я и подумала, что в ОЗК тебя плохо прооперировали, – пояснила Алина. – Это же ведь всё-таки не шутка, операция на голове…

– Процессы регенерации прошли в штатном режиме, – успокоил Алину Боинг. – Всё уже зажило, – пояснил он. Должен же он научиться говорить по-человечески, в конце-то концов! Пусть даже и синонимами!

– О, это хорошо! – похоже, Алина обрадовалась по-настоящему. Она даже в ладоши прихлопнула. «Выражение крайней радости», – всплыла подсказка, совершенно ненужная. Боинг отмахнулся от неё, нетерпеливо дожидаясь, когда та растает с внутреннего экрана. Алину он всё больше и больше понимал безо всяких подсказок.

***

Перед ужином произошла неожиданная находка. В процессе ревизии кладовой была случайно обнаружена пачка крекеров. Боинг честно предупредил, что они просрочены на полгода и остались в кладовой, скорее всего, по ошибке, а Алина с честностью в девяносто восемь процентов ответила, что ей плевать на сроки годности, и что она закричит, если Боинг ей эту пачку не отдаст.

Тогда Боинг вскрыл упаковку и первый крекер отправил себе в рот.

– Да ты вообще охренел?! – сказала Алина, округлив глаза. «Выражение шока и крайнего потрясения», – пояснила программа.

– Пища является условно годной к употреблению, – ответил Боинг. И, подумав, добавил: – Я не охренел.

– Дай сюда! – Алина попыталась схватить пачку в очередной раз, и Боинг наконец-то опустил руку достаточно для того, чтобы Алина смогла до неё дотянуться. – То-то же! – сказала она, однако не торопясь следовать его примеру и есть крекеры. – А почему условно годные? – повертев пачку и даже понюхав её содержимое, спросила Алина. – Они что, плесенью покрылись?

– Пересохли.

– А. Ну, это ничего. Поправимо.

В итоге ужин состоялся. Но крекеры Алина макала в чай. Хотя бы чай она заваривать умела.

– Ты иногда такой наглый бываешь – жуть, – сказала она, прихлёбывая вторую кружку чая и старательно разжёвывая кусочек крекера. – Вот чего ты сейчас мою еду есть полез? У тебя своей кормосмеси навалом.

– Моё действие было продиктовано попыткой сохранить жизнь.

– Что, мою?

– Да.

– Это как это?

– Был проведён органолептический тест, тест на содержание токсинов и несоответствие продукта заявленным производителем характеристикам.

– То есть, если бы в печеньках был яд…

– То я бы его идентифицировал.

– Хм. Значит, получается, что ты по-прежнему меня охраняешь? От плесени, от ядов всяких… – Алина осторожно отпила ещё чаю. – А почему?

«Информация недоступна», – так бы раньше ответил Боинг, но теперь он знал, откуда ему эту информацию брать. Из той части мозга, в которой она просто была. Оттуда, откуда её не удалят никакие чистки систем и стирания. Из органической памяти. Хоть ему и приходилось подбирать слова, он с досадой понимал, что говорить у него всё равно получается так, будто он всё ещё машина. Слишком долго он общался только с процессором и различными программными сообщениями…

Но Боинг всё равно ответил то, что знал. Ведь это было элементарно:

– Данная система создавалась специально для того, чтобы помогать людям. Старым хозяином было поручено задание: производить охрану поднадзорного объекта хозяйки Алины. Данные действия выполняются до сих пор.

– Да, но зачем? – уточнила Алина. – Тебе ведь больше никто не приказывает.

Боинг заметил, что она смотрит на него очень внимательно. Считывать её настроение, сканировать, подстраиваться под желания – это даже не программа требовала, а что-то глубже. Что-то, что сидело так же глубоко, как органическая память. Или ещё глубже.

– Если система не будет этого делать, то для чего ещё она нужна? – Боинг поискал синонимы, не нашёл, попытался перефразировать, и тогда программа-подсказка высветила ему на экран: «Бесцельный. Напрасный».

Боинг повторил эти слова.

– Но что бы хотелось именно тебе? Для себя?

Боинг и так делал именно то, что ему хотелось, охрана Алины и забота о ней наполняли его жизнь смыслом. Что ещё Алина от него хотела? Он ощутил беспомощность. Синонимов для его слов больше не было.

– Информация недоступна, – сдался он после борьбы с собой.

– Ну и засранец, – припечатала Алина, да ещё и крекером в него кинула. Кажется, она злилась, но как-то не по-настоящему, не всерьёз. А крекер Боинг поймал и, чтобы не дать пропасть лишним питательным веществам, съел.

Человеческая еда казалась ему странной и он всё больше не понимал, почему люди приходят от неё в такой восторг. Макароны он не оценил. Крекеры тоже были не очень-то вкусные, сухие, пресные, со знакомым по смеси «элит» сильным ванильным запахом. Шоаррская тушёнка вроде бы была ничего, питательных веществ и витаминов в ней было порядочно, но она ведь не была по-настоящему человеческой! А шоаррской.

– Ну что ты всухомятку их. Может, чаю?

– Уровень жидкости в организме в пределах нормы, – сообщил Боинг.

Алина фыркнула:

– Чай пьют не только для того, чтобы жидкость восполнить. Считай, что это ритуал такой.

– Ритуал относится к отправлению религиозных служб? – уточнил Боинг. Очередное бессмысленное человеческое действие, которое осуществлялось ради и во имя того, что не имело под собой правдивых физических доказательств. Условное понятие «бог» программа-подсказка Боингу расшифровала, но дальше осмысливать и додумывать ему пришлось самому. Принимать на веру то, что реально недоказуемо и, следовательно, может нести в себе как минимум пятьдесят процентов вероятности ошибки? Косвенные доказательства божественного вмешательства в человеческую жизнь Боинг не учитывал. Их точно так же можно приписать случаю, совпадению и проявлению теории вероятности событий.

Но.

Но вдруг «бог» всё-таки есть, но доступен он только людям? Как память и возможность говорить синонимами, которые могут использовать только киборги, которых называют «сорванными»? В таком случае, должен ли Боинг теперь начать верить? Ведь в ОЗК его практически сделали «сорванным».

– Так бог существует? – спросил он Алину.

Девушка чуть не поперхнулась чаем.

– Ты что, совсем того? Не выдумывай чепухи. Чай – это просто чай. Он для другого. От нервов, чтобы сосредоточиться и успокоиться.

– Комплекс действий, направленных организмом на снижение невротических расстройств, компенсацию стрессовых факторов и ослабление негативной окружающей среды, – обрадовался Боинг. Кажется, он теперь понял, что значит «ритуал» в понятии Алины.

– Так, ты меня сейчас что, невротичкой обозвал? – уточнила девушка. Крекер в её руках хрупнул пополам. Наверное, им сейчас снова в него кинут. Предупреждая данное действие, Боинг протянул руку и взял из пальцев Алины крошащиеся кусочки засохшего теста, пахнущие ванилью.

– Нет, – честно сказал он.

Похоже, тактильный контакт продолжал действовать на Алину лучше чая. Девушка вздохнула и поглядела сперва на свои руки, которых коснулись пальцы Боинга, потом на него самого, жующего крекер.

– На, запей, – сказала она, придвигая к нему свою кружку.

Несладкий, со специфическим привкусом высушенных полуферментированных листьев… Содержащий множество оттенков вкуса, которые постепенно раскрывались на языке… Боинг отпил ещё глоток. И ещё один.

– Чай считается вкусным? – спросил он.

Алина пожала плечами.

– Ну, да. Многие ведь его пьют. Этот – хороший, дорогой. Выращенный на плантациях Новой Земли-2. В магазинах такой по сорок единиц за килограмм продают. Я дешёвую бурду в чайных шариках не пью.

– Понятно, – ответил Боинг вместо типового «Информация сохранена». Похоже, синонимы у него получались. Алина кивнула, кажется, принимая его стиль общения.

– Боинг, слушай… А пойдём, полежим? – спросила девушка, проведя кончиком пальца по чайной ложечке, лежащей на блюдечке.

В тоне её голоса слышался подвох. Бывало, именно таким голосом Алина просила у Павла Павловича разрешения съездить в магазин на распродажу «Ну ведь когда ещё такие скидки будут» – и не факт, что в итоге она заплатит меньше, чем если бы шла в магазин просто с обычными ценами, – или в клуб встретиться с подружками «Ну ведь Ника только на одну неделю прилетела из Аркадии, мы целый год не виделись», – а о том, что в клубе помимо Ники будут ещё и парни, бойфренды, друзья и приятели, Алина молчала. Вот и сейчас… Почти такой же голос. В чём подвох?

– Действие тоже носит ритуальный характер? – уточнил Боинг. – Как чай?

Алина закусила губу, кажется, пытаясь подавить улыбку.

– Да, почти, – ответила она с честностью в тридцать пять процентов.

Боинг не двинулся с места.

– Так, я не поняла, ты меня боишься что ли? – нахмурилась Алина, когда она поднялась с табурета, а Боинг остался сидеть.

– Нет, – ответил он. Бояться слабую человеческую особь женского пола, не обученную способам ведения боя и приёмам самозащиты, было действительно глупо, а глупых действий Боинг не совершал. – Пожалуйста, уточните параметры задания «пойдём, полежим».

И вот тут Алина, кажется, разозлилась всерьёз. Потому что внезапно засопела и выпалила:

– Здесь пираты! Какое-то сраное кладбище кораблей! Мы в жопе мира и нам тут почти месяц сидеть! Еда отвратительная! Из собеседников у меня только замороженный кибер! Я просто не хочу засыпать одна! Что тут непонятного?!

– Температура моего тела составляет тридцать шесть и шесть десятых градусов по шкале Цельсия, – уточнил Боинг. – Я не являюсь замороженным.

– Вот! Об этом я и говорю! – Алина наставила на него палец. – Или я разморожу тебя за этот месяц, или не знаю что!

Боинг встал. Похоже, ему придётся идти. Алина злилась. В любом случае, это было плохо.

– Данный процесс является терапевтическим? – уточнил он. Если выполнять все заданные ему команды и действия, то настроение Алины вполне вероятно исправится. Стало быть, нужно выполнить и требование «пойдём, полежим».

– Ещё каким терапевтическим, – буркнула Алина. И двинулась к своей каюте, по дороге пару раз оглянувшись, словно проверяла, действительно ли Боинг идёт за ней. Когда за ними закрылась дверь, девушка, невесело хохотнув, произнесла: – Так хотя бы ты не будешь врываться ко мне посреди ночи со скафандрами наперевес. Будешь рядом под боком и просто разбудишь. Не дай бог, конечно…

========== Глава 6 ==========

Она начала раздеваться, сняла с себя джинсы, блузку и лифчик. Потом взяла с подушки небрежно скинутую туда майку, надела её. Посмотрела на Боинга оценивающе и пробормотала:

– Так я и думала… Никакой реакции, да?

– Какого характера реакция должна наблюдаться? – уточнил Боинг.

– Да нет, никакого, – Алина дёрнула обнажённым плечиком. – В любом случае, я – спать. А ты ложись рядом. Одежду можешь не снимать.

Последняя фраза прозвучала с каким-то особым выражением, но его Боинг тоже не распознал. И программа-подсказка молчала. Толку от неё не было. Боинг ощутил себя беспомощным, как тогда, когда не мог подобрать синонима к типовой машинной фразе. Но Алина была недовольна, это точно.

– Выполняемые действия производятся некачественно? Требуются улучшения? Пожалуйста, задайте параметры, – произнёс он, предчувствуя, что Алина сейчас закатит ему истерику за использованные фразы, и подспудно ощущая облегчение от того, что здесь нет бассейна. Алина всегда любила зашвырнуть что-нибудь на глубину, а после послать его доставать предмет. Да, бассейна не было, но был ведь космос! А в вакууме киборги могут выжить в течение… Да нет, Алина не догадается отправить его через шлюз в открытый космос, о чём он только думает.

Алина тяжело вздохнула, откинула одеяло и села на кровать.

– Обувь сними. Иди сюда, – она протянула руку и ухватила Боинга за пальцы. Легла. Подвинулась к противоположному краю. – Ложись сюда. Брюки сомнутся, да и ладно. Надо будет подобрать тебе какую-нибудь пижаму. Тут у отца целый гардероб на все случаи жизни… Так вот, Боинг… Улучшения определённо требуются. Но ты и так молодец. Не обращай внимания на меня, двигайся в своём темпе. Я ж понимаю, что не идеальная… Смотри и выбирай сам, что тебе лучше. Идёт?

Он бы поспорил. Как так, «не идеальна»? Он, созданный идеальным, понимал Алину лучше, чем любая вспомогательная программа, распознавал жесты и мимику, угадывал действия и предупреждал их. Идеальнее, чем Алина, ему было трудно найти человека. Предугадывать и выполнять – ему больше ничего не хотелось на данный момент, чем… выполнить… эту задачу… сложить этот лист бумаги в цветок, «прекрасный и чувственный». Интересно, каким он получится?

– Ты понял? Я тебя не тороплю, – закончила Алина и разжала пальцы, отпустив его руку.

Боинг повернулся на бок и привстал, опираясь на локоть. Свободную руку протянул к её волосам, убрал прядь, упавшую на глаза.

– Боинг? Ну я же сказала!

– Я понял, – ответил он. – «Пойдём, просто полежим», и одежду я могу не снимать.

Он не знал, почему это так для неё важно, но все поставленные ею условия были соблюдены. Они лежали, он был в одежде. Можно было приступать. Он начал сразу с поцелуя, которому она научила его на кухне, на столе. Прикусил её нижнюю губу, потом осторожно сжал её своими губами, зализал языком. Когда Алина что-то попыталась сказать, он воспользовался этим и проник языком в её рот. Служебные программы уловили учащение пульса и выработку гормонов. Звуковые анализаторы распознали стон. Мышцы Алины расслабились. Она схватилась за ворот его рубашки, притянула его ближе, на себя, и Боинг подвинулся, осторожно стараясь нависать сверху и не давить своим весом. Для этого ему по-прежнему приходилось опираться на руку, зато другая была свободна. Он сжал пальцами и ладонью грудь Алины так же, как она показывала раньше. Без лифчика процесс сжатия происходил удобнее. И давал больший результат, – отметил Боинг по прозвучавшему стону и возросшей температуре тела Алины на целых две десятых градуса по шкале Цельсия.

– Ну, Боинг, блин… Тебя не понять, – пробормотала Алина, повернув голову в сторону. – То ты инертный, то ты…

Она не договорила, и Боинг произнёс:

– Я не инертный. – И попробовал произвести процесс сжатия со второй грудью. Результат оказался даже больше ожидаемого. Алина выгнулась, а её зрачки, и так расширенные в полутьме каюты, увеличились по максимуму.

– Да, – ответила Алина и обхватила Боинга за плечи обеими руками, а колени она развела в стороны и ногами прижалась… – Блин! Тебе его отрезали что ли? – она прекратила объятия и зашарила рукой у Боинга между ног. Он слегка приподнялся, чтобы обеспечить Алине лучший доступ, не совсем понимая, что именно она ищет. Ведь не половой же орган? Он нужен для «полового акта», а Алина уже в курсе, что Боинг не приспособлен для подобного, его создавали для других функций. Даже несмотря на то, что ему «половой акт», кажется, понравился, – настолько, насколько он мог себя осознавать в тот момент, – от той ночи у него остались не самые лучшие воспоминания. Тот момент, когда процессор полностью перехватил управление над его телом, казался Боингу ужасно неприятным. Да, сейчас процессора не было. Но воспоминания о поводке действуют ничуть не хуже, чем сам поводок. Боингу больше не хотелось подобного. Никогда в жизни. Да и вообще, он плохо понимал, каким образом соотносится «половой акт» с реабилитационными процедурами.

Алина наконец нащупала искомое, – член был, разумеется, мягкий, не эрегированный, – внезапно выдохнула и упала головой в подушку.

– Хренов киборг. Или ты ничего не чувствуешь, или очень хорошо себя контролируешь.

– Я чувствую, – ответил он. – Моя кожа богата рецепторами и нервными окончаниями, поэтому чувствительность у данной системы повышенная по сравнению с обычным человеческим телом.

Он снова произнёс неправильные слова, назвал себя неодушевлённым предметом, «данной системой», всё потому что обдумывал, насколько сильно повлияло на его функционирование отсутствие процессора и повлияло ли вообще, но Алина не обратила на его оговорку внимания.

– Но как можно чувствовать и при этом не реагировать? – кажется, Алину всерьёз тревожил этот момент.

– В моём организме имеются служебные системы и подпрограммы, отключающие реакцию тела, неудобную в данный момент.

– Ну вот… – Алина капризно хмыкнула. – А мне надо, чтобы ты реагировал. Так что отключай свои системы и подпрограммы!

Боинг помолчал, потом сообщил:

– Данное действие ведёт к непредсказуемому результату.

– Так это же хорошо! – кажется, Алина обрадовалась. Боинг продолжил:

– И потому может блокироваться напрямую процессором. В экстренных случаях процессор способен взять управление системой целиком на себя.

– Но ведь такого больше не произойдёт, – сказала Алина, поигрывая своими волосами. Кончиком пряди, будто кистью, она водила по своим губам. – Процессор больше тобой не управляет.

– Существует вероятность обратимости проведённой операции, – отметил Боинг неоспоримый факт.

– Так, я не поняла, ты что, опять боишься? – Алина выпустила прядь из пальцев, и та упала на подушку рядом с её лицом. Удивлённым и раздосадованным. – Боишься своего процессора и поэтому предпочитаешь оставаться вот таким вот… отмороженным придурком, лишь бы только тобой не управляли?

– Ответ положительный, – буркнул Боинг. Похоже, опасения действительно можно отнести к разряду страхов. Он никогда не понимал, почему люди считают страх глупым. Здоровый инстинкт самосохранения – или в данном случае, сохранения своей свободы и недопущение вмешательства в замкнутую налаженную систему воздействий извне – это не глупость.

– Да ладно тебе… – протянула Алина. – Ну что ты, в самом деле… Тебе сейчас никто ничего не запрещает. Ты можешь делать, что хочешь. Так пользуйся, пока можно.

– Всё, что хочу? – уточнил Боинг.

Алина кивнула, предварительно покусав губы в нерешительности. Очевидно, всё же какие-то запреты были, но высказывать вслух она их не стала.

По-настоящему Боингу хотелось пойти на мостик, усесться в своё кресло и позаниматься оригами. Сегодня он складывал фигурки всего двадцать минут, значит, необходимо добрать ещё десять или придётся перенести их на завтра. Впрочем, сорок минут оригами вместо тридцати – тоже неплохо. Значит, нужно дождаться завтра. К тому же, Алина явно имела в виду себя, когда говорила «можешь делать, что хочешь». Боинг это понимал, он не был таким придурком, которым она его обзывала!

– Мне хочется знать, на какие ещё воздействия наблюдается реакция, сходная с той, что происходит при поглаживании груди, – сказал он. И добавил: – Но я не уверен, что данное действие не относится к воздействию под названием «предварительные ласки», которые, в свою очередь ведут к процессу «половой акт».

Алина хихикнула и спросила:

– А что плохого в половом акте?

– Процессор требует выполнения команд хозяина независимо от текущего состояния системы.

– Что, и эрекция будет держаться, сколько потребуется? – Алина потеребила бретельку от своей маечки.

– Вероятно, – ответил Боинг.

– Ну, это не так страшно, наверное… – Алина глянула на него по-особому хитро. – Не помню, что именно я тебе приказывала тогда. Но разве это было так ужасно?

Не помнила? Она не помнила?! А вот Боинг как раз помнил всё очень отчётливо! Это было похоже на… изнасилование! Ведь он не хотел. Потому что его создавали для другого. А сейчас? Для чего Боинг существует сейчас? Выполнять её требования и желания – иной цели в жизни у него не было. Он не видел иных целей, они его не интересовали. Быть может, потом всё изменится, но сейчас – было так. И всё-таки. Алина позволила ему делать то, что хочет он, а не она.

– Я бы пока не хотел доходить до «полового акта», – сообщил он, максимально разнообразив свою речь синонимами.

– Ладно, – легко согласилась Алина. – Если передумаешь, ничего страшного. Мне же будет лучше, – она хихикнула снова.

Боинг задумался, что она имела в виду. Неужели «половой акт» тоже можно использовать в терапевтических целях? Логические выкладки утверждали, что да. Ведь иначе стала бы Алина, разозлившись на обстоятельства и употребив большое количество алкоголя, вступать с ним в «половой акт»? Значит, ей было плохо тогда, а от «полового акта» стало лучше? И всё же, он сейчас не готов. И раз она не возражает, то он не станет себя заставлять и участвовать в опасном процессе против своей воли.

– Ну что, будем сейчас заниматься исследованиями? – спросила Алина.

– Будем, – согласно подтвердил Боинг.

– Наверное, тебе будет спокойнее, если я останусь в одежде? – спросила Алина.

Ему было бы спокойнее, если бы Алина осталась в своей комнате, а он – ушёл на мостик. Но он нашёл в себе силы ответить:

– Да.

И положил руку ей на грудь. Похоже, без поцелуя прикосновение к груди действовало на Алину хуже. Или всё дело было во внезапности? В силе воздействия? Боинг чуть сильнее сжал пальцы на напрягшемся соске, и Алина наконец-то отреагировала. Её губы распахнулись, а спина выгнулась.

– Ещё можно не только руками… – пробормотала она, – но и языком, губами… Полижи меня здесь.

Боинг слегка повернул зажатый в пальцах сосок, и Алина охнула. Полизать? Это как поцелуй? Он склонился и ртом дотронулся до комочка кожи под тонкой маечкой. Высунул язык и смочил ткань. Потом втянул сосок в рот и осторожно сжал губами. Алина мелко задрожала, зажала себе рот ладонью и глухо простонала. Её локоть случайно упёрся Боингу в затылок.

– Так приятно, так хорошо, – пробормотала Алина заплетающимся языком, словно внезапно опьянела, – ты молодец… Боинг, да, пососи ещё… Мне нравится…

Он видел, что нравится, он всё замечал и регистрировал, считывал информацию с её тела по показателям сканирования. Но то, что она и сама сообщала обо всём вслух, её честность почти на ста процентах, и изменившийся голос, и учащённое дыхание – делали ему приятно. Ведь это лишь благодаря его прикосновениям ей внезапно стало хорошо. И она это осознавала.