Текст книги "Оригами (СИ)"

Автор книги: Якинэко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Всё это очень мешало Боингу оставаться таким же, как раньше, равнодушным и работоспособным. Ему приходилось делать более частые, чем обычно, остановки в работе. Сейчас он пытался вручную проанализировать путь их навигаторской трассы, чтобы поточнее проложить прыжок, когда придёт время заводить двигатель, хотя делать трассу загодя за месяц было опрометчиво, иного выбора у него не было. Заодно он читал книги о людях и взаимоотношениях. Не всегда это были книги о любви. Подчас – об обиде и мести, о преданности и предательствах, подчас – о старости. ОЗК приличный объём его памяти загрузили именно книгами под грифом «рекомендовано». И Боинг считал это чтение работой ничуть не менее важной, чем проверка и контроль расчётов искина.

Однако всё чаще он ловил себя на воспоминаниях и на анализе действий, которые ещё не произошли и, возможно, не произойдут никогда. Люди называли это «мечтать» и «фантазировать».

Боинг фантазировал, как бы пошла его и Алины жизнь, если бы они встретились, когда он был свободен от процессора. Фантазировал и представлял во флайере над ночным побережьем Алину и себя на месте её друга Макса. Мечтал, чтобы Алина нашла в нём что-то особенное, заинтересовалась и не прошла мимо, не бросила после первого же «полового акта», как это часто бывало у неё с другими бойфрендами.

Они её не устраивали. А он почему-то устроил. Удобный? Послушный? Чем-то привлекает? А чем? Просто забавный?

– Что ты там вечно сидишь? – спросила Алина на второй день, войдя на мостик. Она была в юбке и носках, а это означало, что ничего терапевтического у них не будет и сейчас. Боинг это уже усвоил, когда вчера попытался Алину поцеловать. Схлопотал по щеке лёгкий шлепок и укоризненное: «Ты сейчас сделаешь только хуже. Лучше давай подождём». Чего ждать и сколько именно, Алина не уточнила. А Боинг задумался, бывали ли раньше у Алины такие вот привычки. С юбками, носками и с долгим чтением любовных романов. Кажется, да. Возможно. Но в такие дни он с Алиной бывал мало, ведь она сидела дома, по тусовкам и бутикам не ездила, и тогда Боинга брал с собой Павел Павлович. Возить отца Алины на флайере в город на работу и на деловые встречи было ещё одной обязанностью киборга-телохранителя.

– Ну? Боинг, ты что, на меня обиделся? – Алина обхватила его кресло за спинку и заодно – его за плечи.

– Ответ отрицательный, – отчеканил Боинг. Оттого, что он соврал, в груди у него затеснило, сделалось одновременно больно «вот сейчас она повернётся и уйдёт» и сладко «вот сейчас она поймёт, что ему плохо, и будет мучиться чувством вины».

– Ну что ты бука такая. Ты же уже знаешь, как надо правильно говорить. Так почему не говоришь? Ты специально, да?

Длинными рукавами свитера она прикрыла ему глаза. Боинг послушно закрыл веки, продолжая читать книгу с внутреннего экрана. Алина подошла сбоку и дунула ему в ухо.

– Пойдём обедать. У меня получился суп.

Это звучало… Будто она хочет помириться. Хотя они и не ссорились. Боинг подумал, что меланхолия Алины в чём-то распространилась и на него, раз его настроение так резко скачет от спокойного до встревоженного и унылого. Или всё дело в его реагировании на неё. С процессором ему проще было быть киборгом. Без него, вечного стража, а ещё без возможности фильтровать внешние раздражители, тактильные, обонятельные, визуальные Боинг становился всё более и более человечным. И ему не нравились ни внутренние изменения, ни перепады настроения.

А суп оказался вкусный. Из куриного сублимата с добавлением белкового порошка, мороженых овощей, бобовой лапши, с растительным молоком и жгучим перцем. Боингу нравилось чувствовать, как один вкус перетекает в другой, как сладость молока сменяется горячей остротой перца, а лёгкая кислинка от томатов и лайма остаётся на языке щекотным послевкусием.

– Это вкусно, – похвалил Боинг, быстро съев свою порцию супа.

Алина, задрав нос, хмыкнула:

– Естественно! Это же я готовила!

Рукав её свитера был настолько длинным, что свисал, скрывая пальцы до самых костяшек. Боинг поглядел, как Алина держит ложку, и ничего не ответил.

– А вообще, я нашла в библиотеке видеозаписи кулинарных шоу, – чуть погодя сказала Алина. – Если хочешь, можем смотреть их вместе. И ты тоже научишься готовить не хуже. Там всё очень подробно рассказывают и показывают.

Боингу больше нравилось читать, чем смотреть. И готовить… Нет, зачем ему учиться готовить? У него всегда есть готовая еда, кормосмесь «элит». Ему учиться было не обязательно.

– Информация сохранена, – ответил он.

– Угу, понятно. Ну и засранец, – обозвала его Алина.

Тогда он встал. Отнёс свою тарелку в посудомойку и вышел из кухни.

Алина была им недовольна, но больше всего недоволен своим поведением был он сам. Дело в том, что его теперь некому наказывать, – внезапно понял Боинг. Некому следить за ним, проверять качество выполнения приказов, выдавать поощрения за хорошо выполненную работу и подгонять при промедлениях. Он понял, что ему жизненно необходим процессор! Прямо сейчас, немедленно! Он чуть не вернулся обратно в кухню, чтобы схватить Алину за её свитер и трясти её до тех пор, пока она не поймёт: что бы она ни хотела из него вылепить, у неё это не получилось! Так пускай вернётся обратно в ОЗК для того, чтобы они вынули чип и сделали всё как было! Он – не хочет быть человеком. Боится всех этих эмоций и чувств. Он не должен быть настолько чувствующим, человечным! Свобода – не для него!

Боинг сел в своё кресло и, кажется, впервые в жизни не стал сохранять осанку. Из него будто бы вынули внутренний стержень, который держал его всю дорогу. Вынули опору. Алина. Она лишила его привычной жизни. Быть может, она просто хотела вывести его на свет. Но на свету ему было плохо.

========== Глава 7 ==========

Алина, его бывшая хозяйка, пришла на мостик, когда по корабельному времени уже наступил вечер, и сказала:

– Пойдём спать. Ты два дня уже не приходил.

Можно было бы напомнить, что два дня она его сама не звала. Боинг промолчал и вместо этого оглядел её.

– Ну? Пойдём? Боинг?

– Зачем было нужно устанавливать чип в процессор? – спросил он напрямую виновницу своих страданий.

Алина хмыкнула.

– Уже и не помню. Пару лет назад, когда только-только все начали говорить про срывы и разумных киборгов, мне казалось, что это будет круто. Иметь разумного киборга. Типа, чтобы мы дружили, – Алина пожала плечами. – А теперь уже и не знаю. Просто захотелось. Вон, люди спасают космических альбатросов от попаданий в двигатели космических кораблей, и мне тоже захотелось кого-нибудь спасти.

– И я подвернулся?

Алина дёрнула плечом, и горловина свитера при этом съехала вбок, обнажив ключицу и розовую лямку лифчика, врезавшуюся в кожу. Зачем она носит лифчик теперь, после того, как явилась к нему на мостик обнажённой?

– Ты не подвернулся. Ты просто был. Очередной папочкин надзиратель.

– Я не космический альбатрос. Зачем было меня спасать? – Боингу было плохо. Он хотел стать прежним. Хотел, чтобы не было в его жизни всех этих внезапных и непонятных чувств. Они пугали. Он не понимал своего отношения к Алине. Не понимал себя. Ответы, услышанные на заданные вопросы, ничуть его не успокаивали. Наоборот, оказались той малостью, которой не хватало, чтобы напряжение перелилось через край.

– Зачем спасать? Ну, блин, короче не знаю. Чего ты от меня хочешь? Причины какой-нибудь? Так её нет! Всё, в общем. Делай, что хочешь, надоел! – Алина тоже вспылила и развернулась, чтобы идти прочь. Последним, что видел Боинг, были её руки, до самых пальцев укрытые длинными рукавами свитера. Последним – не в алом свете боевого режима.

Алина успела дойти до двери своей каюты – и он нагнал её в три бесшумных прыжка, втолкнул внутрь и поймал за свитер, не дав упасть. Мелькнули удивлённо расширенные глаза. Боинг рванул вязаное полотно в стороны, нитки разошлись паутиной. Лифчик под пальцами смог оказать лишь секундное сопротивление – и тоже лопнул. Алина упала на кровать обнажённая до пояса. И закричала.

– Ты сдурел?! Ты, идиот, совсем сдурел?

Он метнулся к ней с протянутой рукой – и Алина отмахнулась, совершенно случайно оцарапав его ногтями. Боинг этого не почувствовал, но перед глазами всплыло какое-то предупреждение, почти нечитаемое в алом свете.

– А ну, живо прекратил! – взвизгнула Алина, неумело замахиваясь и шлёпая его по щеке. Ещё царапина. На этот раз под глазом… Боинг моргнул.

И…

…от него отхлынуло.

Ярость, гнев, обида – всё исчезло, оставив вместо себя ужас.

Что. Он. Делает.

Боинг застыл. Алина размахнулась и ударила его по щеке снова. На этот раз существеннее; её ладонь смачно шлёпнула по коже. Звук пощёчины раздался у Боинга в ушах и как будто застыл на повторе. В барабанных перепонках билось эхо.

– Придурок! – ярилась Алина и размахнулась для нового удара. Боинг отмер и поймал её руку за запястье.

– Пусти! Ты что творишь, идиотина?!

Голос Алины сорвался. Оказывается, она кричала во всё горло. Когда боевой режим исчез, перед глазами Боинга ещё висело оповещение: «Незначительные повреждения». Оно растаяло спустя несколько секунд.

Алина закашлялась, схватилась за горло и просипела:

– Сволочь.

Боинг отпустил её руку и отполз к краю кровати.

– Урод несчастный, – добавила Алина. Её дыхание успокаивалось, но глаза всё ещё сверкали. – Козёл.

Боинг сел на пятки и опёрся руками в матрас. Ругательства Алины действовали на него совершенно нужным образом, находя отклик. Да, всё именно так, как она говорит. Он дурак, придурок, идиот, сволочь… Сорвался буквально на пустом месте. Он сорвался.

– Я не буду, – произнёс он неуверенно и тихо. – Я больше не буду…

– Пшёл на хрен отсюда, – прохрипела Алина, держась за горло. Какая она теперь казалась хрупкая без одежды, маленькая, когда сидела, скорчившись на постели.

– Пожалуйста. Я больше не буду, – повторил Боинг. Он не хотел уходить. Она прогоняла его, и ему тут же сделалось в разы страшнее, чем когда он был под контролем процессора. Да, тогда он ощущал ужас и панику. Но сейчас он чувствовал, как внутри у него что-то умерло. Точнее, умрёт, если Алина действительно прогонит его прочь. – Пожалуйста…

Алина дёрнула рукой, скидывая рукав рваного свитера.

– Воды мне принеси, – приказала она. – И делай что хочешь.

– Как тогда? – с надеждой спросил Боинг.

– Нет, блин! – снова попыталась заорать Алина, и у неё это, естественно, не вышло. Она зашипела: – Что хочешь, но меня не трогай, мудак!

Руки у неё тряслись.

Боинг в кратчайшие сроки сбегал на кухню и вернулся с литровой бутылью минералки. Алина мстительно смотрела на него, пытаясь скрутить с бутылки крышечку, но силы её рук не хватало. В конце концов она сунула бутылку Боингу под нос:

– Открой, что стоишь?

Боинг живо выполнил приказ и согнулся, подавая воду обратно. Алина мрачно глянула на него, отпила, закашлялась, подышала.

– Ну и что это было? – спросила она потом. – Что за фигня?

– Свитер, – пробормотал Боинг первое, что пришло ему на ум.

– Что «свитер»?! – Алина по-прежнему хрипела, а потому пыталась говорить, напрягая связки. Хрип был громкий.

– Я порвал свитер потому, что он раздражал. Он неудобный.

– Придурок! Это называется «уютный». И он был из натуральной шерсти беличьего мериноса! Что я теперь буду носить?

Алина скомкала останки свитера и швырнула их на пол. Не забыть потом унести и выкинуть, – сделал себе пометку Боинг.

– Я тоже виновата, – вдруг буркнула Алина. – Слишком привыкла вас, киборгов, обзывать. Ты не сильно обиделся?

Сильно ли он обиделся?! Сильно? Да он испугался! Он её чуть не убил, она что, совсем не понимает? Он был в боевом режиме! Если бы не случайная царапина, он бы не опомнился и не остановился! Алина что, не поняла этого? И не испугалась?

– Я ещё должен спать здесь? – вместо ответа на вопрос спросил Боинг.

Алина вздохнула и кивнула.

– Если не обиделся на меня, то – да.

Алина порылась под собой и вытащила ночную сорочку из плотного материала. Сперва нацепила её на себя, и только потом сняла юбку. Такое ощущение, будто она не хочет показываться обнажённой Боингу сейчас. Почему?

– Пойду найду пижаму, – сказал Боинг и отправился в каюту, которую Павел Павлович использовал в качестве гардеробной.

Где лежат пижамы, Боинг знал. Он выбрал тёмную в мелкий ромбик. Пижама, вытащенная из магазинной упаковки, оказалась чуть узковата в плечах, зато на бёдра налезла без проблем, и даже была слегка свободна в поясе. Когда Боинг вернулся к Алине, та осмотрела его одобрительно. Вот только притронуться к себе так и не дала. Ни поцелуем, ни рукой.

– Не дразни меня лучше, – прошептала она. – Всё потом.

Искин погасил свет в каюте, и Алина вскоре уснула, а Боинг ещё какое-то время со страхом вспоминал, как бежал за ней по коридору, и перед внутренним взором всё было красно от подсветки боевого режима. Со стыдом вспоминал, как потом неуклюже пытался попросить прощения – синоним не нашёлся сразу, а сейчас уже, кажется, просить прощения поздно, Алина простила его и так. Прощать – значит делать вид, что не помнишь того, что тебя обидело.

Должен ли Боинг точно так же сделать вид, что он не помнит, как Алина отвезла его на планету ОЗК, где ему поставили чип? Она никогда не попросит у него прощения за то, что она сделала, ведь она считает, что совершила правильный поступок. Так, может, простить её тихо, без слов?

Боинг лежал и думал, сможет ли научиться прощать?

А потом он ушёл в спящий режим и увидел сон. Раньше он редко видел сны. Но чем больше в нём становилось человеческого, тем более красочными и фактурными сны становились теперь. Подчас Боинг просыпался и не мог понять, в реальности он или ещё спит. Ему могло сниться, как процессор поощряет его за хорошо выполненный приказ. Как он ошибается, и тогда происходит момент некомфортного ощущения в мозгу; боль это была или нет, Боинг не понимал, но это было предупреждение, ещё одно фантомное прикосновение процессора, которого не хотелось ощущать как можно дольше. Иногда ему снились его хозяева, и Боинг выполнял какие-то их задания, или просто стоял рядом с ними в режиме телохранителя.

Алина ударила его не очень сильно, но отчего-то Боинг вздрогнул.

– Придурок!

Она била его по щекам с каждым новым словом, но Боинг всё равно вздрагивал всем телом.

– Отвратительный! Мерзкий киборг!

На Алине снова был её свитер, разорванный пополам. А лифчика не было. И прекрасная грудь виднелась сквозь дыры в вязании, пушистые нитки из шерсти беличьего мериноса щекотали её соски.

– Непослушный! Неисполнительный!

Боинг, стоя на коленях, сжимался с каждым словом, как будто голосом Алина била его ничуть не слабее, чем рукой. Пощёчины обжигали.

– Урод! Неуважительный! Слабовольный!

Пальцы хлестнули его по губам, задержались на подбородке, заставили приподнять голову.

– Ты должен смотреть мне в глаза!

Боинг поцеловал руку и посмотрел вверх. Голос Алины был звонким и пробирал его до костей.

– Тебе жаль? Отвечай, DEX, ты извиняешься?

Ещё один шлепок по щеке, Боинг содрогнулся, ощущая неимоверное напряжение, переполненность собственных эмоций и ощущений.

– Отвечай, «да»? Скажи «да»!

Его щёки горели. Повышенная температура регистрировалась во всём теле. Боинг сказал «да», и вновь ощущение тяжести и неудобства, какого-то неописуемого томления сконцентрировалось в нём. Он тяжело вздохнул, перевёл взгляд на ноги хозяйки Алины, с непонятным любованием уставился на её туфельки, кожа которых лаково блестела артериально-красным. Алина издала смешок и дёрнула его за волосы, принуждая запрокинуть голову вверх.

– Ты непослушный киборг. Проси прощения как следует.

Что-то твёрдое ткнулось ему в живот, в бёдра, нажало на пах. Член дёрнулся, наполненный кровью и увеличенный. Нога Алины в туфельке нажала на него снова. Не сильно, не больно, но очень ощутимо. Прикосновение парализовало, как будто процессор приказал ему не шевелиться. Член пульсировал под тонкой подошвой туфельки. Хотелось, чтобы Алина сделала так ещё.

Боинг раскрыл рот и смог только застонать.

– Проси у меня прощения, Боинг.

– Боинг!

– Боинг?!

Шёпот выхватил его из сна, и Боинг открыл глаза. Как всегда после таких сновидений, он не понимал, спит ли он до сих пор. Температура регистрировалась повышенная, тело свело будто судорогой, а его член… Боинг шевельнулся и, внезапно прошитый томительной волной чистейшего возбуждения, смог только хватануть ртом воздух и вздохнуть. Получилось тихое «ах». Алина услышала.

– Ну что ты?

Она завозилась под одеялом и повернулась к нему. Был самый глухой час ночи, искин отключил даже дежурную подсветку возле кровати. Алина шептала:

– Ты стонал во сне. Что-то плохое приснилось?

Боинг переключился в режим ночного зрения, потерялся в серо-зелёных тонах и линиях, вернулся обратно в человеческий диапазон. Так было проще.

– Нет, – ответил он тоже шёпотом.

Алина шевельнулась ещё. Протянула руку и провела ею по волосам Боинга. Он не сдержал дрожи и всхлипнул.

– А что?

– Нет, – вытолкнул он из себя и ткнулся губами в её запястье. Он бы не смог рассказать, никогда, никакими словами.

– Боинг? – её колено, окружённое одеялом, мягко нажало ему между ног, и Боинг потянул воздух сквозь сжатые зубы. Как он хотел обратно свою невосприимчивость к внешним раздражителям! Согласно инструкции DEX-компани, его могли резать по кускам, а он бы даже не моргнул. Теперь же одно-единственное легчайшее прикосновение повергло его в трепет. Или это было потому, что касалась его именно она?

– Боинг, ты что…

Её рука, маленькая и юркая, скользнула к нему под одеяло, безошибочно ухватила за член и сжала. Боинг в очередной раз содрогнулся и толкнул бёдрами ей навстречу, силясь продлить контакт.

– Ну ничего себе, – шепнула Алина.

Боинг тяжело вздохнул. «Ничего себе» было ещё как чего. Оно его тяготило и мучило. А ещё этот сон… Он глубоко вздохнул. Нужно было обратиться к служебным подпрограммам и сообразить, работу каких желёз и нервов отключить, чтобы эрекция спала быстрее.

– Как у меня всё не вовремя началось, – пробормотала Алина и добавила: – Погоди. Я сейчас.

Она завозилась, стягивая одеяло и поправляя ночнушку. Она придвинулась к нему. Она снова сжала его ладонью. Сперва через пижаму, потом, отогнув резинку, прямо так.

– Нельзя такое упускать, понял? – шепнула она.

Он не совсем сообразил, что она имела в виду, но ответил:

– Да, – с Алиной нужно было соглашаться. Тем более, что сейчас она держала в руке его член, и это было очень приятно.

– А хочешь минет сделаю?

– Уточните… – Боинг закусил губу, чувствуя, как кончики ногтей щекотно касаются кожи, а подушечка большого пальца дразнит головку, потирая края уретры. Никаких машинных фраз! – Что это?

– Ну, помнишь, это когда ртом.

Он помнил.

– Хочу, – шепнул он, старательно высматривая в темноте её лицо. Её глаза. Её губы, которые вот-вот коснутся там, где сейчас его дразнит рука. Он видел только общие очертания лица и спутанные волосы, ничего конкретного. А если наощупь? Боинг провёл пальцем по её скуле, по крыльям носа, задел верхнюю губу. Алина насмешливо фыркнула, несильно куснула его за палец и тут же лизнула кожу.

– Ещё есть одна штука, – сказала она. – Но никто из моих знакомых на неё так и не согласился. Давай я попробую тебе её сделать? Давай?

Её ладонь сомкнулась вокруг его головки и нажала, прошлась по кругу, потом пальцы раскрылись, обхватывая ствол и спускаясь к корню. Ладонь уже была влажной от его собственной смазки.

– Давай, – ответил Боинг, хотя понятия не имел, о какой штуке идёт речь. Да ему и было всё равно. Лишь бы Алина. Лишь бы не прекращала.

Алина вздохнула и нырнула головой вниз. Боинг вздохнул тоже, тяжело и громко. Её губы коснулись его там. Обхватили головку, раскрылись. Боинг почувствовал движение языка. Почувствовал, как ритмично начинают двигаться её пальцы вдоль ствола члена. Как Алина двигает головой, погружая его член в себя и выпуская. С каждым движением забирая его всё больше. Было влажно от её слюны и очень горячо. И тесно… Ощутив, как стенки её горла смыкаются вокруг его члена, упираясь в них, Боинг замер, застыл. Ему хотелось, чтобы Алина не останавливалась. Но она отодвинулась, выпуская его из себя, и перевела дыхание. Её губы блестели.

– Повернись на спину и раздвинь ноги, – шепнула она. Он подчинился. – Да, вот так. – Она хихикнула. – И не дёргайся, что бы ни случилось!

Не дёргаться? Это приказ? Алина снова склонилась к его члену и на этот раз принялась действовать ещё активнее. Она подолгу дразнила его языком, потом внезапно надевалась головой, забирала его всё глубже и глубже в горло – так казалось по тактильным ощущениям, а когда её пальцы обхватили и слегка сжали тестикулы, Боинг осознал, что «не дёргаться» – действительно было приказом. Когда ему захотелось подтолкнуть бёдра вверх, чтобы продвинуться ещё дальше, проникнуть в горло, узкое и тесное… Алина вдруг и сама опустилась ниже, обволакивая его, обхватывая, стискивая. Боинг отметил, как судорожно сжались его пальцы в кулаки. Непроизвольно. Алина завела руку за его тестикулы и кончиком пальца погладила сомкнутый сфинктер ануса, потом нажала, вдвигая палец внутрь. Дополнительная стимуляция нервных окончаний, – понял Боинг. Вот что она хотела сделать. То же самое, что и он делал с нею пару дней назад… Мысли кончились, оставив лишь ощущения. Он впитывал их, как будто никогда раньше – да так и было, он никогда раньше не чувствовал подобного, а потому сейчас прислушивался к своему телу, к движениям Алины, стараясь не упустить ни мгновения, ни единой мелочи. Вот палец заскользил по смазке, вырабатываемой его телом, вот Алина хмыкнула, и Боинг ощутил сокращение её голосовых связок, вибрацию горла – и ему пришлось судорожно быстро давать команду наноимплантатам держать его тело неподвижным. Вот пальцев стало несколько, Боинг стал дышать ртом, ему пришлось ускорить темп дыхания, чтобы понизить температуру собственного тела. Вот Алина подняла голову вверх, не забывая его член ни на мгновение, поглаживая ладонью по стволу, лаская губами головку, и спросила:

– Ну как, нравится?

Её пальцы коснулись чего-то, нажали вглубь, внутрь, надавили на самое острое, самое жгучее – Боинг не смог произнести ни слова, а звук, который издало его горло, больше походил на вой животного.

Алина вновь лизнула его член и произнесла низким хриплым голосом:

– Неужели нравится настолько?

Она тёрла его там, гладила, нажимала и отступала, Боинг, сдерживаемый лишь своими наноимплантатами, судорожно вздрагивал. Его голос… Уж лучше бы он его потерял, а не Алина. Иногда из его рта вырывались наружу вместе с дыханием короткие возгласы, и Боингу никак было не замолчать. Отдать команду наноимплантатам, чтобы те пережали связки – легко. Но на это было нужно хотя бы секунду покоя, передышки, – а Алина её ему не давала. Она вновь склонила голову, напоследок взглянув на него снизу вверх, и глубоко вобрала его член в себя, широко раскрыв рот. Боинг, не в силах больше сдерживаться и терпеть эти ощущения, отдался им – и Алине, – перестав сдерживаться. Его тело сократилось, внизу полыхнуло ярким жаром и взорвалось. В секунду он испытал столь сильное возбуждение, опустошение и освобождение, что сознание покинуло его. Это было… как принудительная перезагрузка, яркий белый свет застил всё перед глазами, только это было гораздо приятнее, несравнимее по ощущениям ни с чем.

Алина кашлянула и поднесла ладонь ко рту, шумно сглотнула горлом.

– М-м… Ничего себе, – буркнула она. А потом, явно подумав о чём-то другом, переключилась на другой вопрос и тут же сменила настроение: – Ну как тебе?

Боинг осторожно уточнил:

– Уже можно двигаться?

– А ты что… Специально не… Да, разумеется. – Алина и сама подвинулась, вытянулась рядом, прижалась вплотную. – Как же я тебя хочу, ты бы знал… Теперь не усну… – Она прижалась к его груди – Боинг специально повернулся боком, скопировав её позу в зеркальном отражении. Они оказались лицом друг к другу.

– Я виноват в этом? – уточнил он.

– Частично. Потому что такой… вапще классный… – Вопреки своим словам, Алина внезапно зевнула.

– Классный? – повторил Боинг, придав голосу вопросительную интонацию. Иногда это позволяло получить ответ, экономя время на проговаривании фразы-вопроса. Боингу нравилось быть лаконичным.

– У меня ещё таких не было, – хрипло призналась Алина. – Неопытный, но решительный, не боишься экспериментов. Парни обычно не такие. Ленивые и ноют хуже баб. И говорят только о деньгах, машинах и музыке. А тебе их надо слушать… Скукота…

– Я не говорю о машинах и музыке, – сказал Боинг.

– Вот-вот. Видишь же, ты у меня просто золото. На фиг других. Тем более, с таким хозяйством! М-м… – Алина зевнула опять. – А ещё ты такой ранимый… Вроде и нет, но мне так… кажется.

Она ещё больше скрутилась в калачик, и Боинг догадался, что на неё можно накинуть одеяло, чтобы защитить от прохладного воздуха. В целях экономии питания и энергии, а также для наилучшей регуляции биологических ритмов, в искине была заложена программа, понижающая по ночам отопление корабля на несколько градусов.

Рука Боинга легла поверх одеяла, укутывая Алину по плечи, застыла… Алина выкрутилась и перевернулась на другой бок, вжалась в Боинга спиной и ягодицами и негромко засопела.

Вопреки своим же словам, заснула она на удивление быстро. А Боинг потратил ещё некоторое время на то, что уже давно должен был сделать. Разыскал в электронной библиотеке данные по тематике «половой акт» и взялся за их изучение. Не сказать, что прочитанное вселило в него уверенность. По всему выходило, что они с Алиной очень часто за прошедшее время производили «половой акт», – в книгах это называлось «заниматься сексом». Однако все книги подряд утверждали, что люди сексом на корабле не занимаются, потому что это ухудшает психологический климат в коллективе, вредит взаимоотношениям и снижает производительность труда. Так всё-таки «секс» или «терапевтическое воздействие»? Боинг терялся в понятиях и их значениях. Быть может, Алина решила, что они больше не будут заниматься сексом, потому и стала так одеваться и вести себя более сдержанно? Но тогда зачем этот минет? Ведь это – тоже секс!

Наверное, нужно подождать, спросить саму Алину завтра и послушать, что она скажет. Успокоив себя подобным решением, Боинг сверился с внутренними часами, убедился, что время, отведённое для сна, ещё не кончилось, и дал команду наноимплантатам блокировать любые телодвижения и звуки, пока он будет находиться во сне. Если ему приснится что-то похожее на предыдущий сон, то он хотя бы не разбудит Алину снова. Не то чтобы он был уверен в том, что подобный сон ему приснится снова, но будить Алину ещё раз не хотелось.

Боингу попалось одно утверждение в книге, по которому следовало, что у людей зачастую фобии связаны именно с сексом. Возможно потому, – предполагал автор, ссылаясь на классическое понимание человеческой психологии, – что секс идёт от продолжения рода. Боинг не мог понять, относится ли данное утверждение к нему или нет, ведь киборги были стерильны и род продолжать не могли. Но ведь инстинкты и рефлексы у них остались человеческие! Боинг заинтересовался данной фразой потому, что понял: фобия в отношении секса у него была, и ещё какая. Из-за процессора. Впрочем, похоже, что Алина успешно помогла ему с нею справиться. Наверное. Если, конечно, они всё-таки занимались сексом, а не «терапевтическим воздействием».

Окончательно запутавшись, Боинг уснул. И всё-таки увидел сон, почти ничем не отличавшийся от предыдущего. Разве что теперь Алина не ругала его, а дразнила. Насмешливо говорила, что он нежный и ранимый, называла его «котичек», а ещё сравнивала его с людьми, с которыми у неё раньше был секс.

– У тебя, конечно, хозяйство больше, но у моего друга Макса был флайер, и он меня на нём катал. А мы с тобой полетаем? А, Боинг, полетаем? Мне так нравится говорить о машинах и деньгах с моими друзьями. Раздвинь ноги, Боинг!

Алина проникала в него пальцами и приказывала:

– Не шевелись. Не двигайся. Не вздумай кончать.

И Боинг корчился внутри своего тела не в силах пошевелиться вновь, подчиняясь приказам хозяйки Алины, впуская её в своё тело, возбуждённый, взвинченный, не в силах даже кончить. Это было ещё хуже, чем с процессором.

Когда время сна закончилось, он проснулся с облегчением. Нет, спать под наноимплантатами было плохой идеей. Боинг осознал это, ощущая, как тесно и твёрдо у него стоит от подобных снов. Уж лучше бы он проснулся…

Он перевёл взгляд на Алину. Судя по медленно разгорающейся подсветке, уже было раннее утро по корабельному времени. Боинг бесшумно поднялся с кровати и так же бесшумно выскользнул из каюты. Ему хотелось побыть в одиночестве, чтобы подумать и успокоиться. Наверное, не стоит поднимать вопрос секса и терапевтического воздействия сейчас. Сны от подобных мыслей и разговоров у Боинга, судя по всему, будут отвратительными. Он прошёл на мостик, упал в пилотское кресло и почти с облегчением погрузился в складывание оригами.

***

– Являются ли сны о сексе нормой для человека? – спросил Боинг.

Алина подавилась чаем и закашлялась.

Боинг целых два дня формулировал свой вопрос и когда составил его, то не думал, что тот вызовет у Алины подобную реакцию.

Откашлявшись, она рассмеялась.

– Что, прости? Сны о сексе? А что конкретно тебе снится? – она отхлебнула ещё чаю, проглотила и выжидательно уставилась на него. Голос у Алины почти стабилизировался, но кричать пока она не кричала. Возможно, было не то настроение. – Ну так как? Расскажешь?

– Субъект по имени Алина до сих пор является моим хозяином и отдаёт мне приказы, которых я не могу ослушаться, – сказал Боинг.

– «Субъект», значит? – переспросила Алина. – Так-так…

– Так было заложено в моей прошлой программе подчинения, – уточнил Боинг.

– А ну, назови меня по имени.

– Алина, – ответил Боинг.

– Сейчас я для тебя кто? Субьект? Объект? Человек?

Боинг моргнул, обработал информацию и выдал ответ. Кажется, он понял, отчего Алина начала хмуриться. Люди придавали очень большое значение именам, статусам и положению. А он выразился некорректно. Следовало исправиться.

– Ты – Алина, моя бывшая хозяйка второй степени, на данный момент являющаяся моим официальным опекуном, согласно закону «О создании общества защиты киборгов»…

– Так, ладно, проехали. Дальше рассказывай, – постучала Алина ложечкой о край чашки. – Что там со снами-то? Ну отдаю я тебе приказы, и что?

Следовало использовать в своей речи больше местоимений, имён и обращений. Боинг вздохнул.

– Ты отдаёшь приказы и бьёшь. Несильно. Или трогаешь член. Или производишь воздействие на простату с помощью пальцев. Приказы несущественны, чаще всего касаются ограничения подвижности или принятия определённой позы. Что бы мне ни снилось, это действует на меня возбуждающе, я просыпаюсь с эрегированным пенисом, и один раз ты это даже наблюдала сама.