Текст книги "Жемчужина в лотосе (СИ)"

Автор книги: White_Light_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Неприятности? – шагая рядом, Корф намекает на настойчивого абонента, добавившего Роберту своими новостями упрямую складку между бровей.

– Да… – тот неопределенно и нехотя пожимает плечами. В «секторе кухни» царит легкий беспорядок, но хваленая машина итальянского производства сияет чистотой и приветливостью.

– И все-таки, – настаивает Роман.

Роберт снимает с подставки-сушилки чашку.

– Капучино, – подсказывает первый. – Артуру тоже и без сахара.

Ткнув сенсорные кнопки, Роберт тяжело выдыхает, отвечает, не глядя на Корфа.

– Мачеха звонила. У моей сводной сестры, Ханны, похоже, опять какие-то проблемы. Дела семейные, в общем.

– Та самая Ханна, что была вчера на вечеринке, – уточняет полицейский. Вдвоем с Робертом они глядят, как тонкой струйкой в чашку наливается ароматный черный кофе.

– Она, – соглашается молодой человек. – Бестолковая, как все её ровесники, но… – он вновь вздыхает, видимо, не в силах подобрать нужных слов.

Вторым слоем на кофе подаются вспененные сливки. Подождав последнюю каплю, Роберт меняет чашки, протягивая Роману со свежим капучино.

– Благодарю, – тот позволяет себе искреннюю улыбку.

– Давайте еще о вечеринке и о Ханне, – вернувшись с кофе за стол, Роман с Робертом вновь садятся друг против друга.

– Я, кстати, попросил ваших мачеху и сестру заехать после участка сюда. Надеюсь, вы не против? – сообщает первый. Если второму эта новость не по душе, то он умудряется довольно быстро скрыть недовольство. Хмыкнув с гримасой «ваше право», Роберт молчаливо соглашается с происходящим, считая нужным сообщить только:

– Я не знаю, за что она этой ночью вновь попала в участок. Мы с Агнешкой ее поручители, поэтому… ну, вы понимаете.

– Как в двух словах можете охарактеризовать вашу сестру? – согласно кивнув, продолжает Корф. – Кстати, кофе действительно отличен.

Роберт разводит руками в немом – «а, то!» и честно признается.

– Не могу я в двух словах. Ханна такая же, как все ее ровесники – немного не от мира, довольно безответственная, ищет себя и будет еще искать до скончания веков. Одно у нее не отнимешь – знает толк во всяких мудреных массажах и умеет на них уговорить.

Слегка щуря глаза, видимо, начинает сказываться бессонная ночь, Роберт глядит в свою чашку, затем на Корфа.

– Это еще одно из маленьких нарушений. Я разрешал ей входить в офис без пропуска. Она не сотрудница, слава богу. Она среди моих сотрудников находила самых, извиняюсь, задроченных и за несколько сеансов возвращала мне их в строй полными сил и звенящими от внутренней мотивации. Понятно, не за спасибо. Не знаю ее прайса, но догадываюсь, что себя Ханна не обижала. Она, кстати, эту Дану тоже так подцепила. Я просмотрел, моя вина.

– У Ханны были проблемы с наркотиками, – пробует Роман новое направление, но Роберт отметает и его.

– У нее были проблемы с девушкой. Я же говорю – ветер в голове. Там не наркотики, а безответственное хулиганство.

– Я просмотрел данные от ее инспектора.

– Ну да, поймали пару раз с травой. Да кто из нас не баловался этими глупостями? Не для записи, конечно. Я никогда.

– Вчера на вечеринке вы заметили что-то не совсем обычное?

– В этом сборище малознакомых психов необычно то, что их до сих пор терпят в «Лампочках» и привечают. Шучу, конечно, – Роберт хмыкает. – Было весело. Я раз в год заглядываю и всегда случайно, я не знаю, как у них обычно, не с чем сравнивать.

– Сангрия?

– Не люблю. А что случилось-то?

– Вы знаете, что такое «марки»? – Корф смотрит прямо, несмотря на почти приятельское звучание диалога.

– Ну… если не почтовые и не старые немецкие деньги, то, кажется, слышал. – Хмыкает Роберт.

– Это самый удобный способ транспортировать и, собственно… сангрия вашей вечеринки вчера была усилена такой маркой, содержащей в себе диэтиламид лизергиновой кислоты, проще ЛСД. Утверждают, что он имеет фантастический эффект.

Лицо Роберта выражает удивление с восхищением, будто Корф очень удачно интеллектуально пошутил:

– Потрясающе! И вы считаете это Ханна?

Полицейский отрицательно качает головой.

– Пока неизвестно.

– А… Дана и Мариза? Ну… кого больше нет? – продолжает Роберт пытать о своем более насущном. Роман будто соглашается с собственным условием – обещал же ответить на Робертовы вопросы.

– При девушке были документы на имя Марии-Изабель.

– Это из-за ЛСД случилось? Её наркота убила? – едва не перебивая, жадно продолжает Роберт.

– Нет. К ней было применено насилие. Об этом немного позже и прошу, когда приедет ваша сестра с мачехой, а они уже должны быть где-то рядом, не надо им сообщать ничего.

– Я понял, – с готовностью кивает молодой человек. – Сначала их ответы. Понял!

========== Часть 13 ==========

А теперь напротив Корфа сидит молодая женщина, теоретически последняя, кто видел Маризу в живых, и выглядящая наиболее страдающей от последствий приема психоделика из троих опрошенных.

«Не считая Лукаша, находящегося в реанимационном центре, – глядя, как жадно Дана пьет воду из пластиковой бутылки, мысленно пробегает Корф по виденным строчкам сводки. – Парень ночью вышел в окно. Остался жив лишь благодаря припаркованной под домом соседской машине, и нашли так быстро его по той же причине – сигнализация оповестила весь район о его прямом попадании».

Патрульные заодно навестили квартиру, из которой прыгал парень. Обнаружили в ней его девушку в состоянии наркотического опьянения и заодно тоже доставили в больницу.

«Мало ли!» – мысленно отмечает Роман.

Если быть честным до конца, то внезапный побег Даны в ванную комнату не то, чтобы напугал, но заставил понервничать.

Вернувшись в комнату, Дана взяла из початой упаковки бутылку воды, мысленно отметила странное отсутствие чувства голода с явным присутствием утроенной жажды.

– Может быть…? – осушив половину пол-литровой бутылки, Дана вспоминает о «гостях», – воды или… кофе заказать?..

Она по-прежнему не помнит их имен. Мужчины благодарят и отказываются. На миг Дане даже кажется – что-то в их глазах изменилось. Будто за время ее отсутствия произошло или стало известно нечто важное, неоспоримое и ужасное.

В тишине и молчании садится на прежнее место.

– Давайте уже продолжим или закончим. Какие еще остались вопросы? – твердо предлагает она, однако задать новый вопрос никто не успевает.

– У меня есть! – опережает полицейского Дана. – Почему именно я вызвала такой ваш интерес? В кафе было много людей, а мы лишь шапочно успели познакомиться.

Она переводит взгляд с одного на другого и обратно.

– Ах, да! – вспоминает и начинает говорить одновременно с Корфом. – Мы из кафе уехали вместе. Но я не знаю, что она делала после того, как мы простились. Я поднялась к себе, приняла душ и легла спать. Одна. Почему вы молчите?

Непривычно чувствуя себя полной идиоткой, Дана вдруг с ужасом понимает, что стоит буквально в полушаге от самой настоящей истерики.

От этой мысли тело прошибает озноб.

– Мы вас внимательно слушаем, – миролюбиво отвечает Роман, но Дане слышится в его голосе издевка.

– Простите, пожалуйста, я плохо расслышала ваша имя, – ее слова звучат нервно, если не сказать зло, и самое ужасное, Дана чувствует себя так, словно, поскользнувшись на льду, летит в неуправляемое путешествие, финал которого не сулит ничего хорошего. Не надо, наверное, сейчас так с ними разговаривать.

– Роман Корф, – представляется Первый, представляет Второго: – Артур Бжезиньский.

– У вас русское имя, – неуправляемо продолжает Дана свой сомнительный полет, – немецкая фамилия, задаете вы вопросы украинке с польским паспортом, жаждущей американского гражданства.

Странно рассмеявшись, Дана резко умолкает, пальцами прикрыв губы, и отрицательно качает головой. Кажется, она не верит в реальность происходящего, в свои собственные слова.

– Жизнь занятная штука, это факт, – неожиданно для Даны Роман реагирует совсем иначе, нежели она успела предположить. – Но мы с вами не закончили разговор о девушке, которая вчера подвозила вас в отель.

– Я понимаю, – глядя в пространство прямо перед собой, бесстрастно произносит Дана, вскидывает на Романа задумчивый взгляд. – Вам не нравятся вопросы, касающиеся русского имени… Вы эмигрант? Должно быть, сложно было попасть в полицию…

Постепенно взгляд Даны становится более сфокусированным, если не сказать – более предметным. Он скользит по лицу мужчины, словно касается его пальцами. Останавливается.

– Простите, – словно приняв его за точку опоры, Дана удерживает взглядом взгляд Корфа. – Я никак не пойму, что со мной. Какое-то… сумасшествие.

Корф едва заметно кивает, даже не головой – движением ресниц.

– Я знаю, что с вами, – негромко отвечает. Его слова слегка пугают Дану, тон, напротив, действует успокоительно.

– Правда? – ее голос по звучанию почти шепот. В ее глазах искра надежды.

– Я ждал подходящего момента, – в его взгляде сомнение.

– Говорите, – твердо произносит Дана.

В повисшем молчании она позволяет себе слабую улыбку.

– Во всяком случае, вы выглядите достаточно разумным и спокойным человеком. Если я впаду в истерику, что вы сделаете?

Прямой взгляд.

Роман улыбается, словно сдается в игре в гляделки.

– Классический вариант – предложу вам стакан воды.

Посмотрев на Романа, на недопитую бутылку воды в своих руках, Дана заражается улыбкой Корфа со своим только акцентом.

– Договорились, – соглашаясь, она вновь поднимает глаза.

Роман несколько секунд глядит, словно удостоверяясь в Даниной готовности.

– Ваше состояние объясняется воздействием запрещенного вещества, добавленного кем-то в сангрию на вечеринке в кафе.

В полном молчании Дана глядит на Романа, словно он вдруг заговорил на марсианском, а она написала в резюме, будто в совершенстве владеет сим языком.

– Проще говоря, вчера с вином вы приняли наркотик, вызывающий галлюцинации, – расшифровка от Корфа чуть более информативна.

Дана хлопает ресницами. Мысленно она пробегает все доступные памяти странности.

– Это многое объясняет, – наконец произносит она. В памяти сумасшедшим извержением конфетти проносятся моменты вчерашнего вечера, отлично отпечатавшиеся в подсознании ощущения, мысли, переживания.

«Ханна?!» – задохнувшись мыслью, Дана задерживает в легких воздух. Шквал эмоций впивается в сознание тучей остро отточенных игл, но самое страшное – это ждущий взгляд мужчины напротив, полицейского, наверняка запоминающего сейчас каждое движение ее ресниц!

– Но я отлично помню все, что было со мной, – себе и полицейскому твердо говорит Дана. – Не совсем привычно воспринималась действительность, это правда, но я отдавала себе отчет во всех своих действиях. Поэтому…

Осененная новой догадкой, Дана поднимает на Корфа округлившиеся глаза.

– То есть, вы хотите сказать, что под воздействием какой-то там наркоты я… – споткнувшись о следующую мысль, Дана поморгала глазами. – Вы сказали, ее убили, но как? Вы исключаете суицид?

– Абсолютно, – утвердительно произносит Роман. – И я лишь сказал, что предположительно вы последняя, кто видел Маризу, поэтому нам с вами нужно максимально точно и полно разобрать события тех последних минут. Как вела себя Мариза, о чем вы говорили – буквально и дословно все.

Глядя, как Дана собирается с мыслями, а это выглядело так, будто каждая мысль имеет физический вес и размер и Дана их в себе перекладывает, Роман вспоминает:

– Как образно выразилась одна из девушек, присутствовавших на вчерашней вашей вечеринке – чем больше совпадений, тем точнее рисуется набросок.

– Ханна? – точно зная ответ, все-таки вопросительно произносит Дана. Роман подтверждает, а позади Даны на спинку дивана бесшумно присаживается невидимая тезка-фантом. Глядя сверху вниз на Дану, ее затылок и плечи, фантомная девушка до ядовитого сладко улыбается.

***

Ханна чувствовала себя отравленной. Не могла понять, последствия ли это встречи с психоделиком, усталость или побочный эффект «раздвоения личности». Иного определения ее шаткое сознание не могло подобрать.

Получив разрешение покинуть дом Роберта, Ханна отказалась от вялого предложения Агнешки все-таки довезти ее до квартиры и даже умудрилась изобразить почти бодрую походку, двинувшись вниз по улице к ближайшей трамвайной остановке, находящейся за углом. Правда эта бодрость в один миг испарилась, едва Ханна скрылась за поворотом. Ощущая себя странной марионеткой, она «большая, невидимая и всесильная» довела «маленькую тряпичную куколку» своего тела до крохотной квартирки в большом старом доме на Маршалковской, где впала в трансовое состояние не сна, но и не бодрствования.

«Может быть, это все еще последствия приема ЛСД? Сколько там его надо-то, господи, и когда эта муть теперь закончится?» – тоскливо ныла тень разума, понимая, что не в силах совладать с удивительно самостоятельной частью сознания. Оно одновременно находилось внутри Ханны и вне. Оно ощущало тяжесть усталого тела, слабость мышц и в то же время наблюдало это тело извне, в отличие от него оставаясь невесомым и полным сил.

Сознание не беспокоила физическая усталость – его переполняли вихри разнонаправленных чувств, рождающихся откуда-то из памяти, из недопережитых обид, неразрешенных задач, отложенных на потом ситуаций. Вихри, закручиваясь плотнее, обретают большую силу, накапливают ее, и на какой-то миг Ханне кажется, что та ее сущность, что является бесплотным проявлением, обретает способность взаимодействия с физическим человеческим миром.

Пережив первый испуг (чему все-таки поспособствовала глубокая медитация), Ханна «вернулась в тело», используя его как якорь, удерживающий искру сознания в бурном потоке памяти.

Отпустив страх, она некоторое время понаблюдала эти вихри, больше не являющиеся ею. Переродившись в волну космического ветра, они теперь просто вьются рядом причудливой лентой, не задевая внутреннего ощущения спокойствия, не тормоша и не разрывая сознание-мир на колючие сквозняки.

Говорят, что время – это большая иллюзия. Есть мнение о его бесконечности во вселенной, иное мнение рисует время четвертым измерением, «правдоподобным настоящим», а самые смелые утверждают, что его вовсе нет, а есть лишь нагромождение каких-то событий, кадрами теснящееся в человеческой памяти, в которых люди сами постоянно путаются.

Глядя на струящуюся мимо из ниоткуда в никуда ленту страстей и страхов, Ханна ощущает спокойствие вечности, то есть пустоты, блаженства и безвременья.

«Что в принципе тоже может оказаться всего лишь иллюзией» – рождается новая мысль. Она невесома, но имеет цвет и размер белого облака, светящегося отражением лучей восходящего солнца.

Позволив этой мысли быть, Ханна-фантом забавляется тем, что в бесконечном пространстве, протекающем сквозь стены маленькой квартирки, дома и города в целом она копирует форму того самого облака-мысли; она проплывает и в то же время просто парит над собственным телом, безмятежно лежащим на одеяле. В какой-то момент начинает казаться, что парит именно спящая девушка, а вовсе не облако – оно же медленно осыпается в несуществующий туман.

Приблизившись, Ханна не может коснуться себя – ощущаясь одновременно и блаженной ленью, имеющей вес, плотность, границы и невесомым, безграничным духом, с интересом разглядывает собственное земное воплощение, словно никогда не видела отражение в зеркале.

Где-то между мирами едва уловимым пульсом смеется мысль – «а если я физическая сейчас открою глаза, то из моих же собственных взглядов выстроится бесконечный зеркальный коридор?».

…а потом вибрация мысли вкупе с иллюзией блаженства рассыпаются стуком в дверь.

Резкие отрывистые звуки сотрясают пространство маленькой квартирки, буквально вытряхивая из нее сначала безмятежность, а за ней безопасность.

Тоненькая фанерная дверь едва ли прослужит надежной преградой – она ходуном ходит от злого шквала чьего-то дикого страха, трансформированного в физическую агрессию.

Ханна фантомным воплощением заметалась по комнате. Поднять свое физическое тело, привести его в стандартные человеческие чувства сейчас не представляется возможным – слишком глубок его «сон».

Фантом не может слышать звук привычным для физического тела способом – он его ощущает волной разной степени упругости. Стук в дверь для восприятия Ханны-фантома подобен летящим в нее копьям.

Запаниковав (и даже забыв удивиться или подумать, а может ли паниковать фантом), Ханна мечется в тесных стенах комнаты над своим беззащитным телом.

«Что будет, если этот кто-то сейчас ворвется сюда?!» – дверь заходила ходуном, но удивительно, выдержала приступ чьей-то безумной ярости.

Кинувшись к двери, бестелесная Ханна легко прошла сквозь волокна спрессованных опилок и едва не коснулась своим номинальным носом перекошенного от злости и страха лица Мартина.

– Открывай, курва! – в липком шепоте едва шевелятся губы. В глазах Мартина два колодца в ад проваливаются в собственную бездонность, лишь иллюзорно прикрыты слюдой сумасшествия.

Кулак ритмично соприкасается с плоскостью двери у самого виска невидимой Ханны. Дверь вздрагивает и вибрирует – удивительно, как она еще не разлетелась в щепки.

Чувствуя эту вибрацию, словно Ханна сама является дверью, хлипкой твердью из спрессованных опилок и клея, она сначала принимает ее за страх – он тоже полон дрожи, он похож на человеческий безголосый крик, но переполняющая фантом энергия не удовлетворена, она ищет выход, ворочается, крутится внутри своих невидимых рамок – их невозможно сломать, пока они не названы.

Глядя в адские колодцы безумных глаз Мартина, Ханна видит, как с их дна поднимается жар предчувствия победы – еще немного и хлипкая преграда падет.

– Я знаю, что ты там, тебя чувствую, тварь! – в непривычно низком голосе молодого человека рычит по меньшей мере боль физическая, будущая, которую он непременно передаст телу Ханны. – Я принесу ему твою голову…

Ухватив намерение Мартина, фантом принимает в себя импульс, неожиданно запускающий иную реакцию, с невыносимой болью трансформирующую страх в ярость.

«Что может вызывать боль у фантома?!» – Ханна разлетается на молекулы, атомы, кванты и собирается вновь в нечто принципиально иное. Оно имеет власть над мельчайшими элементами. Не зная, а действуя интуитивно, Ханна, будто огромный магнит, притягивает, собирает в себе колебания, воспринимаемые человеческим ухом, как звук. Ханна-дверь-фантом разворачивает и направляет их в Мартина, усилив своей энергией интенсивность волны в десятки раз.

Она не может видеть бешеную пляску заряженных частиц, только чувствует их как силу, отделившуюся от поверхности двери и накрывшую Мартина полем вибраций, потрясшую его, прошившую такими колебаниями, от которых ад в колодцах глаз обернулся адским ужасом. Невозможная гримаса исказила бледное лицо измученного человека, крик, родившийся в его груди, разорвал горло и городской день.

Немногочисленные смельчаки и просто глупо-любопытствующие соседи едва лишь успели заметить стремительно метнувшегося к лестнице молодого человека. Крик растворился в пространстве, звуковая волна влилась в шумовой фон повседневности большого города и наступила обыденная почти-тишина.

Прогнав Мартина, Ханна-фантом ощутила странный прилив энергетической силы – человеческий ужас оказался вкусен для бестелесной сущности, коей Ханна сейчас являлась в большей степени. Он разбудил аппетит, тот, в свою очередь, стремительно разгорался в дикий голод, благо была для него благодатная почва.

Метнувшись по комнате, Ханна вновь зависла над собственным телом, вглядываясь в закрытые глаза, в напряженную даже сейчас маску вместо лица. Пятнадцать месяцев воздержания, тоски, любви, обид… вызывая в памяти искру совсем недалекого прошлого, Ханна-фантом улыбнулась своему измученному телу искрой догадки.

«Я знаю, что делать надо, – неслышно произносит она, как-то странно собираясь в «себя», в невидимую сферу энергии. – Слишком долго я себе во всем отказывала. Слишком долго ждала, и Либидо грозит теперь обернуться Мортидо. Даже не знаю, что больше мне будет по вкусу».

Закрыв несуществующие глаза, в следующий момент Ханна открывает их в номере Даны.

…глядя, как Дана собирается с мыслями, а это выглядело так, будто каждая мысль имеет физический вес и размер и Дана их в себе перекладывает, Роман вспоминает:

– Как образно выразилась одна из девушек, присутствовавших на вчерашней же вашей вечеринке – чем больше совпадений, тем точнее рисуется набросок.

– Ханна? – точно зная ответ, все-таки вопросительно произносит Дана. Роман подтверждает, а позади Даны на спинку дивана бесшумно присаживается невидимая тезка-фантом. Глядя сверху вниз на Дану, ее затылок и плечи, фантомная девушка до ядовитого сладко улыбается.

========== Часть 14 ==========

«Дал же бог родственничков!» – проводив полицейскую рать, Роберт намеревался сходить в душ, дабы смыть с себя абсолютно все – физиологические следы прошедших суток, психологические, моральные, ментальные, а если последние два-три пункта невозможны, то просто внушить себе девственную чистоту, дарованную водой (про нее Ханна такие вещи рассказывает!), и завалиться спать. Хотелось зарыться в подушки, закрыть глаза, провалиться в черную дыру и затем возродиться в ином (не совсем, конечно) мире, в параллельном, слегка откорректированном в соответствии с запросами самого Роберта.

Например, в нем его не ожидала бы еще более скучная этим утром, чем обычно, Агнешка. Она уехала в одно время с полицейскими, но потом вернулась без звонков и предупреждений. Как раз, когда Роберт намеревался надежно запереть все двери изнутри и приступить к выполнению плана «тотальный душ», женщина с лицом усталой лошади вошла в калитку. Спрятаться не было ни малейшей возможности – короткая широкая дорожка и стеклянная дверь дают преотличный обзор. Отметив Роберта взглядом, Агнешка опустила глаза, тяжело зашагала к дому.

– Я собирался спать, – он открыл дверь мачехе, отступил на полшага, частично закрывая собой дальнейший путь в дом и отчасти как бы разрешая вход.

– Я ненадолго, но это важно, – глухо ответила Агнешка, не делая попыток двинуться вперед. Она просто стояла, молчала, смотрела под ноги.

– Подождешь? Я хотя бы в душ схожу, – Роберт отступил в холл, оглянулся, не ожидая иного ответа, кроме утвердительного. Не дождавшись вообще никакого ответа, он скрылся в глубине дома. Агнешка осталась в его сознании мутным сгустком будущего не самого приятного разговора.

«Жаль, что ее смыть нельзя – Агнешку вместе с беседой» – выключив душ, Роберт ступил на мягкий половичок, бросил взгляд на свое отражение. Слегка запотевшее зеркало льстиво прикрыло вуалью прозрачного пара все лишнее, оставив взгляду лишь «идеальное тело».

Удивительно, как все трое «сводных» по-разному унаследовали гены. Один мужчина, три женщины.

Роберт фигурой пошел в мать – рослый, широкоплечий, в отличие от высокого, худощавого и необычайно жилистого отца. От неё же сын унаследовал характер спокойно-уверенный и только черты лица отцовские – этакая печать рафинированного интеллигента.

Мартину, напротив, досталась лошадиная физиономия Агнешки, худощавая фигура отца, а неврастенично изможденным сделала сына неусыпная материнская забота.

Отец-хирург, практикует до сих пор, всегда отличался твердостью руки вкупе со слабостью характера (последнее вне операционной). Он вообще живет в какой-то своей параллели, женясь на женщинах, зачем-то страстно желавших носить одну с ним фамилию, ибо большего Яворский предложить им не мог, как не собирался вообще что-либо предлагать. Факт зарегистрированного государством супружества отец не считал сколько-либо причастным к неприкосновенности его личной жизни. Да что говорить, если собственные старики называли его «нетипичным поляком».

Йоханна. Если верить отцу, а этот молчаливый инопланетянин со взглядом мечтателя однажды обмолвился старшему отпрыску, что мать «маленькой дикарки» даже Агнешку свела бы с ума, если бы захотела, так была непостижима. Из чего, конечно, можно сделать множество выводов. Где, во-первых, вряд ли албанская девушка была неравнодушна к собственному полу, в отличие от странной дочурки, а во-вторых, судя по доставшейся Ханне фигуре, голосу и чему-то неуловимо очень женственному, она действительно была необычайно хороша. От отца Ханна получила фамилию, гражданство и тот самый «инопланетный» взгляд с неуловимо-интеллигентной печатью в чертах лица, схожей с Робертовым «папочкиным наследством».

Грубо говоря, Ханна с Робертом больше походят на кровных брата с сестрой, нежели Мартин – он всегда слишком отличался от них обоих.

И всегда доставал девчонку или только пытался достать, ибо Ханна далеко не лань безобидная, никогда ею не была.

«Было что там у них вчера?» – скребется вопрос, крепко закрывший дверь перед носом любых человеческих чувств вроде совести, сожалений или какого-то там стыда. Она действительно испытывала в юности на Мартине какие-то свои «тайные практики», почти зомби из парня сделала, мечтающего только о ней сутками напролет. Позже пыталась переиграть всё обратно, но, как водится, что-то пошло не так и Мартин навсегда остался повернутым на сестренке.

«Впрочем, вполне возможно, что дело и не в ее практиках, но кто позже заставлял ее вторгаться в его, Робертовы, планы?».

Больше он не был намерен исполнять роль придурка. Поэтому при малейших подозрениях в жульнической игре сестры предпочитал подстраховываться. А то, что способ был не самый честный – зато надежный!

Во всяком случае Роберт так думал, отправляя заторможенную Ханну с маньяцки возбужденным Мартином, а Дану с профессионалкой Маризой. Все должно было сложиться идеально – на ревизорку компромат, на сестренку управа, на брата… разве только строгий поводок, для особенно тяжелых проявлений его надоедливого характера. Истерик Мартина в ночи и полиции в пять утра Роберт точно не планировал и не ожидал.

Наверное, Агнешка услышала его шаги (телепатических способностей до сих пор у нее не наблюдалось), обернулась к Роберту в тот момент, как он вошел в гостиную. Позади мачехи в половину стены раскинулось нарисованное «дерево семьи» – милая задумка жены с детскими и взрослыми фотографиями, подписями.

– Если хочешь кофе… – Роберт признался, что его от этого напитка сегодня уже тошнит.

– Нет, благодарю, – покачав головой, Агнешка огляделась в поиске «посадочного места».

– Мартин был у тебя ночью, – она осталась стоять, и она не спрашивала. Произнося слова о сыне, смотрела на пасынка не совсем как обычно. Скучная – да. Всю жизнь с первого момента знакомства Роберт считал эту женщину невыносимо скучной в её невозмутимой правильности, но при этом так же бесконечно непобедимой или, правильнее – непробиваемой.

– Расскажи мне правду, – в образе Агнешки, ее глазах, голосе, позе Роберт чувствует еще не до конца ею самой осознанный надлом.

«Она будто уже записала своего сынулю в убийцы» – Роберт отворачивается, проходит по комнате и присаживается на тумбочку, слегка сдвигая тылом настольную лампу.

– Что именно произошло в кафе и после, как Ханна оказалась в его машине? – стоя почти в центре комнаты, Агнешка задавала вопросы. – Как он оказался здесь и самое главное – где он сейчас?

– На последний – не знаю, – отметает Роберт, – что до остального, то здесь я тоже немногое могу сказать.

«Судя по всему, Ханна не распространяется о том, кто именно посадил ее в машину Мартина, – соображает на ходу молодой человек. – И понятно почему – ей выгоднее продать потом этот факт мне же, и я, черт возьми, куплю его у нее по сходной цене».

– Я не видел Мартина в кафе, не видел, что с ним уехала Ханна и уж точно мне не было дела до его полуночных звонков. Пойми меня правильно, мы с ним братья, но иногда он забывает, что у кого-то, кроме него самого, есть своя личная жизнь, а это неприятно и надоедает со временем.

Замолчав на полуслове, Роберт посмотрел Агнешке в глаза (почему-то она всегда на этом настаивала в «серьезных» разговорах, что ни разу не спасало ее от обмана).

«Хотя… может быть, она просто делала вид, что верит? – в повисшей паузе Роберт не согласен с последней мыслью. – Нет, Агнешка по ослиному упряма и принципиально не согласится с ложью даже во вред себе. Она действительно не отличала никогда правды от спасительного вымысла. Не отличит и сейчас».

– Я не знаю, чего ты там себе надумала, – продолжает монолог Роберт. – Мы все знаем, что Мартин нестабилен, но также мы все в курсе, что он не опасен. Поэтому считаю твое беспокойство таким же излишним, как опека над тридцатилетним мужчиной.

Он никак не ожидал встретить Мартина ночью в собственном гараже, когда вернулся домой на машине жены. Он соврал Корфу, когда сказал, что всю ночь провел дома, никуда не выезжая. Братец в это время должен был вовсю развлекаться с сестренкой, но вместо этого, как всегда бледный и безумный даже больше обычного он метался в пространстве гаража, как бес из преисподней, и кричал – «я задушил ее, а другая осталась! Их двое! Двое!»

– Если у тебя все… – вернувшись в реальность, Роберт так и не придумал, чем еще убедить Агнешку. Просто понял, что не осталось ни сил, ни фантазии на вранье и пришла пора сказать правду.

– Я очень устал, поверь. Мне нужно поспать, пока есть возможность. Думаю, они не отстанут теперь так скоро – машина моя, и ревизорка, и эта еще, прости господи, Мариза по моему вызову оказалась здесь.

Он устало глядит на женщину снизу-вверх.

– Не переживай ни о чем. Но когда Мартин появится, скажи, что я тоже ему уши надеру. Иногда это помогает.

Агнешка достает из кармана свой смартфон, открывает мессенджер и показывает Роберту фото с точным временем глубокой ночи. На снимках сначала дорожка к дому Роберта, затем гостиная с кадрами запущенной игры в огромной теле-плоскости.

– Мартин прислал мне в доказательство того, что он у тебя, а не где-то в опасности. Он всегда так делает, когда не может писать от нервного перенапряжения. Не пытайся мне врать, Роберт, не в этот раз.

========== Часть 15 ==========

Входя в сознание Даны, Ханна не могла объяснить пока себе, как именно это получается, и лишь изучала новое ощущение – к двойственной связи фантом-тело прибавилась еще менее изученная «дополненная реальность». Мир будто расширился видением, восприятием его Даной. Фантомная Ханна в этом мире без каких-либо усилий со своей стороны обрела осязаемые физические параметры – ощущение гравитации, тепла или свежести, – все то, что она вчера уже пережила в душе с Даной, но не успела осознать вдумчиво и спокойно, как сегодня.

Пока Дана заканчивала разговор с полицейскими, Ханна находилась за ее спиной и изучала ощущения собственные. Контакт с физическим миром здесь отличался от привычного для ее фантомного взаимодействия. Раньше Ханна касалась чего или кого-либо через усиление энергетического напряжения в точках взаимодействия, передавать речь получалось с помощью направленных мыслеформ, но теперь все происходило совсем не так.