Текст книги "Жемчужина в лотосе (СИ)"
Автор книги: White_Light_
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
– Так же было со мной? – голос Даны звучит холодно, ибо даже самым ангельским терпению с пониманием приходит конец, а Дана вовсе не ангел. Она смотрит на резко замолчавшую и окончательно «провалившуюся» в себя девушку. Гнев с возмущением пылают в душе – какого черта кто-то тайными способами копался в ее секретах, продавал их и теперь так спокойно об этом рассказывает?!
«Да убить ее мало! ЛСД и Мариза – гениально!».
Подавшись вперед, Дана слегка склоняется над столиком, вынуждая Ханну повторить ее движение, они оказываются лицом к лицу настолько близко, что едва не касаются ресницами.
– Подлая, – в губы Ханне шепчет Дана. – Я тебя презираю.
Молча девушка глядит в ответ, но будто не видит и не слышит Даны, кажется, будто ее вообще здесь нет, и пока Дана пытается сообразить:
– Чудно, – коротко, словно выстрел, рождается над головами едкое слово, за ним следует ледяной, чуть насмешливый взгляд. Небрежно сунув руки в карманы брюк, Николь стоит над «тем самым» столиком.
========== Часть 19 ==========
Запоздалое предупреждение с тихим звоном проявилось в приглушенном свете смартфонного экрана. Этот звук привел Николь в чувства, и с Робертом она здоровалась уже абсолютно «живая» внешне. Внутри стоял гул, как после атомной бомбардировки, но пульс приходил в норму и голос в приветствии зазвучал ровно, уверенно. Хвала богам, Роберт не обладал даром сестры «видеть» ложь.
Не владела им и Николь, у нее своя система наблюдения. Например, ясно, как белый день, что за самоуверенной улыбкой этого преуспевающего человека – страх (что закономерно в сложившейся ситуации), а за нарочито неспешными движениями проносится миллиард расчетных операций в секунду.
«Как давно она здесь? Что она знает? Что она будет делать, если…» – эти тайные мысли Роберта похожи на комариный писк.
«Чего тебе было мало, комар?» – глядя на молодого человека, Николь размышляла о человеческих алчности и глупости, а может быть, еще излишней гордости.
«Интересно, если бы я родилась в другой семье, в ином положении, возможно, и я вела бы себя подобным образом? Старалась бы оттяпать руку по локоть, едва мне протянут ладонь?».
Она ответила на приветствие Роберта, подавила исходящую от него информационно-энергетическую волну и мысленно вернулась к тому, как же ей мешает присутствие Ханны! Эти две девушки за дальним столиком похожи на согрешивших студенток, спешно и растерянно теперь пытающихся придумать себе оправдание. Как ни пыталась Николь владеть собой, а взгляд сам норовил улететь к «тому самому» столику, за которым они с Ханной когда-то решали сбежать, признавались в любви, и где теперь та же солнечная Ханна мило сидит с другой, с той самой кристально честной восходящей звездой от службы внутренней безопасности, которой отведено в сценарии Николь место торжествующего правосудия! Зашибись! Именно она должна была уличить Роберта в его делишках и, судя по отчетам, находится в миллиметре от цели.
«Или в полушаге от собственной смерти, – мрачно шутит внутренний голос, из последних сил удерживая Николь на месте. – Если она еще раз так улыбнется Ханне…».
– Ты давно в Варшаве? – прибыв на встречу с несостоявшейся невестой, Роберт не видел сестры. В противном случае, скорее всего, вел бы себя иначе.
– Уже слышала последние новости? – продолжает он. – Кто-то укокошил проститутку в моей машине, и сдается мне, что это ваша «первая первых». Они вдвоем вчера отправились кататься и вот результат.
«Говори, говори» – не слушая Роберта, задумчиво кивает Николь, а затем на секунду ей кажется… удивленно подняв брови, Николь наблюдает, как за спиной сидящего напротив молодого человека прямо из воздуха медленно проявляется знакомая фигура. Сначала общие очертания, словно она из свехпрозрачного стекла, затем оно становится матовым, приобретает телесность, фактуру, черты лица.
– Не веришь? – Роберт по-своему истолковывает молчаливое удивление сидящей напротив девушки. С ней никогда ни в чем нельзя быть уверенным, а особенно, когда она выглядит так мило и благосклонно.
«Надо же, кто здесь!» – когда «явление» достигло стопроцентной загрузки, над столиком тихо вспыхнул родной голос. В глазах странной Ханны немного жутко поблескивает солнце цвета тёмного золота, а в остальном она выглядит прежней.
«Не беспокойся, он не видит и не слышит меня» – не сводя взгляда с Николь, Златоглазая девушка садится на свободный стул у стола. Знакомый жест выдает ее тщательно скрываемое волнение, взгляд – прикрытые обидой более сильные, настоящие, истинные чувства, от которых каменное сердце Николь вовсе замирает.
«Зачем ты здесь?» – совсем по-человечески не выдерживает Златоглазая. Неслышный никому, кроме Николь, голос слегка дрожит едва сдерживаемыми эмоциями, а предчувствуя закономерный ответ собственного тела на химию Ханны, Николь не торопится с ответом голосовым. Она бросает новый взгляд на Роберта, терпеливо ждущего и явно подавляющего в себе желание нетерпеливо поерзать, на пару за дальним столиком, на странную Ханну, явившуюся прямо из воздуха.
– Как и обещала, вернулась взять свое, – отвечает, наконец, Златоглазой. Та смотрит Николь в глаза и, прикусив губу, явно терпит самую настоящую физическую боль.
Удивление расцветает на лице Роберта. Не такого он ждал ответа. Ничего не понял во фразе Николь.
– Кто? Погоди. Я про эту Дану вашу. Не такой уж она кристальной честности, как хочет казаться. Проститутку грохнула, чтобы следы замести…
– Браслетик куда дел? Тонкую цепочку с висюлькой в виде лотоса, – Николь переводит взгляд на Роберта. Он надоел ей, пусть заткнется уже. Какими еще словами его прибить?
Златоглазая медленно тает в воздухе, словно впитывается в собственные мысли.
«Её озадачил мой ответ? – Николь до последнего вглядывается в любимое лицо. – Что произошло здесь? Что-то успело произойти?».
Ответом на провокационный вопрос Николь кровь приливает к лицу молодого человека, Роберт тяжело дышит, затем так же быстро бледнеет и почти естественно поводит плечами.
– Каак.кой браслет? Откуда… – вместо «ты знаешь?» Роберт рычит что-то неразборчивое, ибо это самый идиотский вопрос, который могла бы задать какая-нибудь тупая домохозяйка или герой второсортного сериала. Если Николь знает о безделушке, то она просто дьявол, а для него, как известно, нет секретов ни в одном из миров.
«Стерва она и сволочь!» – чувствуя себя увязающим в западне, мысленно кричит молодой человек, ищет пути к спасению и одновременно молится, как мама в детстве учила.
За своими увлекательными переживаниями Роберт не замечает странного поведения Николь – то она удивленно глядела в пустоту рядом с ним, то, бледнея, устремила взгляд куда-то вдаль за его спину.
– Значит, вслед за папашей ты и меня решила слить, – голос Роберта, и без того негромкий, вовсе глохнет к концу фразы. Каким еще образом увести разговор в сторону, он не знает, но, не дослушивая собеседника, Николь резко поднимается.
– Жди здесь и не делай глупостей, – коротко бросает Роберту, даже не глянув в его сторону, идет туда, где за дальним столиком две девушки склонили головы друг к другу.
Ханна поднимает глаза на прозвучавшее «чудно», а Николь хотелось бы всадить нож в грудь той, второй.
Отпустив руку Ханны (когда она успела ее взять за руку?), Дана тоже поднимает глаза на дочь почившего владельца компании. Не узнать ее невозможно, как и представить, что именно она может здесь сейчас делать?
«Так вот о ком Ханна рассказывала! Кого никак не может забыть и ту, что бросила ее ради семейного дела!» – но Дана и представить себе не могла, о какой именно Николь могла говорить эта девушка. Слишком невероятно подобное стечение обстоятельств. В придуманном кем-то романе – да, в жизни – нет!
– Ты моя, – тем временем очень тихо, практически без звука напоминает Николь Ханне неромантичную и наверняка неправильную, но истину.
Позади сидящей Ханны поднимается ее фантомное проявление. Золото в ее глазах жжется иронией.
«Вот как?» – отвечает за земную девушку ее Златоглазая сущность. По едва уловимому движению, мгновенным взглядам, становится понятно, что ее видят обе – и Николь, и Дана.
– Даже так? – холодно улыбается первая. Помолчав, глядя на Ханну, она отступает на шаг назад.
Оглядевшись, Николь берет стул от соседнего свободного стола, ставит его ближе, садится и, наконец, оказывается на одном уровне взгляда с Ханной.
«Черт побери, какая же из них настоящая?» – кипит в действиях Николь странное злое веселье.
– Мне нравится твоя новая сущность. Она так непосредственна и зубаста, – за улыбкой Николь скребутся слезы (тоже самые настоящие, человеческие) и все неправильное – расставание, слова, компания, деньги, расстояния – все медленно осыпается пеплом с проясняющихся вечной синью небес.
…А Дана хотела бы исчезнуть, но продолжает сидеть и видеть то, чего никто, кроме этих двоих, не должен видеть.
Ханна молчит. После всех пережитых потрясений ее телесная оболочка походит на пустой кувшин. На редкость энергичный джинн фантомной сущностью кружит рядом. Она рассказала Дане о том, как любила и любит безумно одну-единственную, разбившую ее глупое, земное сердце, она сказала, что ее любимая предпочла деньги, власть и семейные войны за звание главной стервы, но промолчала о том, как сама не хотела слушать Николь, понять и принять ее просьбу дождаться, подождать.
– Я ничего не могу тебе сделать, – Николь тихо и веско озвучивает очередную правду. Ханна осторожным взглядом касается едва заметного шрама у правой брови – однажды в ссоре, в пылу чувств, она бросала в Николь всем, что попадало под руку, а та совершенно глупо не защищалась и даже не пыталась увернуться.
– Но ей не жить, – уточнять, о ком идет речь, не требовалось, и прежде, чем кто-либо успел ответить, молча поднявшись, не торопясь, пошла в сторону ожидающего ее Роберта.
«Похоже, фортуна вновь решила его поцеловать» – разлилось в воздухе гадкое понимание.
Златоглазая Ханна обреченно слилась с физическим телом.
– Прости, – тихо вымолвила девушка, не смея поднять на Дану глаз, а та тщетно пыталась осмыслить чудовищность только что произошедшего, но никак не могла до конца поверить в то, что это не сон, что все взаправду и по-настоящему.
– То есть эта Николь, – решив повторить себе вслух для большей достоверности, начинает перечислять Дана. – Я тогда только пришла в компанию, помню, как все обсуждали пикантную семейную новость. Дочь Генерального собиралась вступить в фиктивный брак, чтобы получить компанию, но в последний момент послала всё к черту, у нас говорили «ради любви», не уточняя, какой, и пропала со всех радаров.
– За этим самым столом мы решили быть вместе и сбежать, – подтверждает Ханна.
– А затем она так же неожиданно появилась и началась тряска.
С интересом и по-новому глядя на Ханну, Дана вспоминает, как восхищалась поступком той, что отважилась бросить все ради любви, а спустя время одним своим желанием это «всё» себе же и вернула.
– Живет как хочет, – негромко озвученная мысль на первый взгляд показалась несвязным чем-то. – Я восхищалась ее поступком, завидовала смелости, спорила с эгоистичной безответственностью…
– Потому что сама себе не могла такого позволить? – в голосе Ханны проскальзывают интонации ее Златоглазого проявления, но напротив Даны теперь только одна девушка.
Заметавшись в собственном теле, как в клетке. – Ты эти секреты имела в виду? – моментально вскидывается Дана. – Их ты продавала своему братцу? – а потом и вовсе уходит в сторону, – так, может быть, он и убил ту несчастную?
Ханна поднимает голову, медленно оглядывается на Николь, беседующую с ее почти-братом. Спектр его энергетического «окраса» не оставляет сомнений.
– Боюсь, теперь это ты ее убила, – отвечает Ханна, отчетливо произнося каждое слово.
Заметавшись в собственном теле, как в клетке, душа Даны неслышным криком заходится от несправедливости, от обиды. Хочется пойти, сгрести эту наглую девку, поступками которой она восхищалась, и швырнуть ее в свою жизнь. «Какой бы смелой она была бы тогда?! Как посмела бы жить по своим правилам…».
– Прихотям! – зло вслух Дана перебивает сама себя. – Им в угоду она теперь просто сломает все, что я строила столько лет, к чему стремилась!
Ханна испуганно глядит на Дану, а та, распаляясь пониманием, звереет на глазах.
– О! И Корф здесь! Этот польский немец с русским именем! Свадебный генерал!
– Всё продумано? – едва не крича, Дана смотрит на Ханну. – Ты убила меня, понимаешь? Ты разрушила всё.
– Твою маску, – неожиданно и нелогично отвечает та. – Ты не хотела никогда ничего из того, о чем сейчас жалеешь.
– Да какое… – Дана облизывает пересохшие внезапно губы, ей кажется, она видит словно в кино, как кирпичик за кирпичиком рушится вся ее тщательно выстроенная до этой минуты жизнь, страшно и завораживающе стремится в бездну и, может быть, поэтому не сразу понимает, что происходит, что изменилось в пространстве кафе.
Крики посетителей кафе заглушают слова. Волна ужаса концентрическими кругами мгновенно разлетается в разные стороны, рвется странными, отрывистыми вспышками звуков.
«Это выстрелы» – запоздало идентифицирует Николь, видя, как в сторону Ханны движется обезумевший Мартин и целится на ходу.
– Нет… – время растягивает мгновения, как паузы между кадрами микрофильма. Никто не обратил внимания на молодого человека, вошедшего в дверь, пока он не выстрелил в потолок, привлекая к себе всеобщие взгляды. Глазами он искал ту единственную, что прокляла его жизнь своим никчемным рождением.
– Нет! – Николь напрасно рвется вперед против потока разбегающихся в страхе людей. Она вдруг очень ясно понимает, что не успела сказать Ханне самое главное, всю бессмысленность ожиданий типа «когда я разберусь с засранцами» или «когда закончу дела».
– Нет! – жизнь быстротечна, а смерть внезапна, и на самом деле ценно лишь то, что есть здесь и сейчас.
Напрасно кричит она прошлому и происходящему «нет!», отчаянно понимая, что уже не успеть – не исправить ни глупости минувшего, ни ужаса настоящего.
«Этот дурак старый сейф отца вскрыл?» – глупо вопрошает у пустоты Роберт.
В растянувшемся времени мельтешащие, разбегающиеся в страхе люди похожи на зависшие в невесомости цветные пятна.
Не убегает лишь Ханна. Поднявшись со своего места, она завороженно глядит на приближающуюся смерть.
Инстинкт Даны сработал мгновенно, заложенный еще где-то в детстве, в неодобряемых мамой диких играх со сверстниками. С силой толкнув стол нападающему в ноги, она отталкивает солнечную девушку, не стремясь закрыть ее собой и по большому счету не отдавая до конца себе отчета в одном-единственном инстинкте – спасти если можешь.
Где-то на заднем плане летят Корф и Николь… что-то мгновенно и больно обжигает шею.
«Как тебе такое, Илон…» – инерционно клубятся мысли, когда Дана понимает, что падает прямо на пол.
Больше выстрелов нет. В криках медленно тонут свет и суета, вязнет все ненужное и глупое, оставляя истины, пусть и забавные, но настоящие.
«Мне не нужно заключать брачный контракт. Мне действительно не нужно больше ничему соответствовать и притворяться» – улыбается Дана Ханниному фантому, колдующему над распростёртым на полу физическим телом.
Легко и одновременно очень чувствительно – будто импульсами прикосновений зажигая крохотные лампочки, пальцы сверху вниз пробежали по душе Даны, превратили ее позвоночник в подобие виртуальной гирлянды, тихо засиявшей во мгле тела. Ровное горение матового света породило тепло – едва лишь заметное в начале, оно медленно тронулось в путь, незаметно, уверенно поглощая в себя все прежние сомнения Даны. Словно гирлянда огней во мгле синего вечера, матово вспыхивают позвонки, сливаются в звук тибетской чаши, и ее песня звучит гимном свободы.
========== эпилог ==========
… – Зато теперь у меня есть вполне законный повод набить татушку – чтобы шрам скрыть, – летняя площадка старого кафе-мороженого, где Дана в детстве и юности встречалась с отцом после их с матерью развода. Сначала он приходил один, затем с дочерью в коляске, а потом с дочерью на велосипеде, а в той же коляске пускал свои «гули» сыном.
– Ты серьезно? – отец заметно постарел с тех пор, но глаза горят ярче прежнего. Без сомнений – он счастлив.
– Нет конечно, – смеется Дана. – Эта мысль мне просто нравится сама по себе, но к такому «постоянству» я пока не готова. Как зайчата?
Так она называет его детей от другой женщины.
– У них кемпинг, – отвечает отец вежливостью. – Как мать?
В задумчивой солнечной паузе (а куда торопиться?) Дана помешивает ложечкой мороженое, слизывает с нее сливочно-ванильный вкус детства, с улыбкой глядит в будущее, а затем на отца.
– Она никогда не изменится, – отвечает негромко, на удивление мирно. Он смотрит на дочь и кивает своим каким-то мыслям.
– Мне кажется, ты сама здорово изменилась. Удивительно, но теперь ты мне больше напоминаешь себя же в детстве.
Дана солнечно пожимает плечами.
– Родилась заново, взрослею.
Мать истерила, дежурила в больнице, изводила персонал и собиралась судиться со всем миром и Компанией.
– Что заставило ее отступить? – отец глядит с прищуром, знакомым Дане с самых малых лет.
– Появилось иное занятие – привыкать ко мне новой, – отвечает дочь, подумав, добавляет. – Или к настоящей. Я не знаю пока, что из этих утверждений верно.
– Предстоит проверка? – хитро смеется отец и резко перескакивает на другую тему. – Улетишь обратно?
– Да, – подтверждает дочь. – В Компании я остаюсь в прежней должности, и Бостон очень мне нравится. В брак только вступать теперь не нужно. Ребята говорят, у нас в Компании появилась новая идиома «Варшавская невеста» – так называют тех, кто неожиданно передумал вступать в сделку, союз или брак. Представляешь?
Отсмеявшись, оба замолкают. Отец вскользь глядит на часы, Дана делает вид, что не замечает его жеста.
– Я читал в газетах, что убил ту девушку Мартин Яворский, – осторожно касается скользкой темы мужчина. Он остерегается напрямую задавать свои вопросы. Не хочет задеть что-то неявно и остро касающееся дочери, боится сделать ей больно.
«В этом у них с матерью колоссальная разница. Она же будет копаться в ране, выуживая подтверждения для собственно-увиденной правды. Но в этом и ее беда».
– Я тоже читала, – соглашается Дана, а больше добавить нечего. Она не скажет, что, как и Корф, не верит в эту версию, но, как и он, будет держать при себе догадки.
– Еще я читал, что его признали невменяемым, – уже собираясь прощаться, добавляет отец.
– Так и есть, – вновь соглашается дочь и в этот раз без каких-либо сомнений и оговорок. У Мартина и правда большие проблемы с психикой.
«Но это не мое дело и каждому свое» – добавляет заметно окрепший в последних переделках внутренний циник.
Тепло попрощавшись с отцом, Дана обещает позвонить по возвращению в Бостон – сегодня ночью ее ожидает перелет в иной часовой пояс, возвращение в любимый город, в свою команду и во что-то не оконченное, очень похожее на настоящую жизнь.
–
Ханна с Николь вылетели в Нью-Йорк несколько дней назад. Перед тем навестили «героиню», оставив в подарок какую-то тибетскую безделушку.
«О! Жемчужина в цветке лотоса, – звучит она каждый раз голосом Ханны, едва Дана согреет ее в своей ладони. – Вся вселенная подобна драгоценному камню или кристаллу, расположенному в центре моего сердца или в сердцевине лотоса, который есть я; он проявлен, он светится и стремится к истине».
–
Не просыпаясь, Николь обнимает спящую Ханну и заманчиво обещает на ушко – ничего больше ждать не буду, убью сразу, даже не думай. Жемчужина моя в лотосе!
