Текст книги "Жемчужина в лотосе (СИ)"
Автор книги: White_Light_
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
========== Часть 1 ==========
«Говорят, будто мысль материальна и эта мысль не нова. Скептики снисходительно сводят данную идею в лучшем случае к наивности, практики ищут и находят доказательства в поддержку, иные просто уповают, как на мифический «авось», но не забывают при этом…» – перестав скользить по бумаге в выписывании не очень ровных строк, жало карандаша замирает над незаконченной фразой.
В отзеркаленном порядке, то есть наоборот, запись отражается в сетчатке глаза (или что там еще участвует в перекодировании информации).
– Мои чувства к тебе… не материя, – дополняет написанное голос. Шепот рисует в воздухе буковки, слоги, слова. – Они энергия, боль, альтер эго. Они зверь, желающий крови и мести, скулящий по реваншу за то время вместе…
Карандаш сумасшедшим танцором срывается в новый экспромт. Пляска жизни и смерти всегда единична и уникальна, она всегда неповторима и не предполагает дублей – только здесь и сейчас, где каждый шаг непременно последний и одновременно – первый.
«Я хотела бы снять эти чувства с себя и отправить тебе их почтой с пометкой «адресат выбыл, нет возможности обратной доставки». И пусть они станут чем-то ненужным, как ворох старых книг, безделушек, билетов на давно ушедшие поезда, в которых прежние мы еще едем и едем… возможно, запах пыли, в которую обратилось ненужное «мы», вызовет у тебя лишь острое желание чихнуть. Глубоко вдохнув, ты втянешь в себя наши ночи и дни, океан со следами босых ног на песке… а потом… изящно прикрыв носик пальчиками, как полагается приличной деве, тихо и сдавленно сожжешь в себе прошлое, безлично шепнешь в пустоту «извините» и примешься за текущие дела отеческой компании на радость маме».
– Прости, Николь, – шепчут губы, а карандаш пляшет дальше по страницам дневника, озаглавленного в стиле японской анимации «Death note». Грифель начинает крошиться от все увеличивающегося нажима, контрастирующего с видимой нежностью руки, изящностью пальцев с аккуратными, коротко остриженными ноготками, где безымянный навечно опоясан тонким колечком лунно-белого золота.
«Невидимую коробку моих чувств днем ты просто запнешь под стол – дела всегда важнее «каких-то там…», но она терпеливо дождется вечера… а на утро тебя с предсмертной запиской найдут в ворохе тех невидимых пут и еще начнут спорить – «была ли посылка?».
– С жемчужиной в лотосе! – пальцы с неожиданной силой сминают страницу. Бумага в ужасе верещит отчаянным шорохом, резко замолкающим с захлопнувшейся крышкой дневника, а сам он летит к черту.
– За неимением собственной плоти чувства терзают мою недостатком твоих… – следом отправляются слова, где в каждом звуке острая ненависть. – Может быть, эта посылка уже нашла адресата… только наоборот?
–
Легко и одновременно очень чувствительно – будто импульсами прикосновений зажигая крохотные лампочки, пальцы сверху вниз пробежали по спине Даны, превратили ее позвоночник в подобие виртуальной гирлянды, тихо засиявшей во мгле тела. Ровное горение матового света породило тепло – едва лишь заметное в начале, оно медленно тронулось в путь, незаметно, уверенно поглощая в себя рабочий Данин день.
…Неудивительны головные боли, когда позвоночник в таком напряжении и спина едва не звенит – в акустическом ничего рождаются мысли, имеющие форму слов…
Дана уже не может разграничить собственный слух с осязанием и точно ответить, что первым коснулось ее мироощущения – голос или едва уловимое движение воздуха, вызванное произнесенной негромко фразой. Почти как в самый первый раз, когда она действительно умирала от головной боли в опустевшем после рабочего дня офисе, отпустив команду в отель, сама держалась только на природной вредности вкупе с фамильным гонором, и, если быть честной до конца, то, потягивая кофе из бумажного стаканчика, малодушно подумывала о чаше с ядом. Вкус сваренной в машине бурды был отвратителен, вечер ужасен, жизнь в целом дерьмовой, а «глас с небес» оказался неожиданным:
«Могу вам помочь, если позволите. Больно смотреть, как вы мучаетесь», – произнес он негромко и где-то совсем рядом.
«Ханна» – представилась хозяйка голоса, когда Дана сквозь морок головной боли открыла глаза и подняла взгляд.
Незнакомая – нагло не соблюдающая дресс-код девушка одним своим присутствием сделала мир ирреальным. Вызовом бросились в глаза оливкового цвета майка, горчичные, с черно-геометрическим принтом штаны-шаровары, плетеные босоножки. Весь ее образ, дополненный к яркой одежде легкомысленной бижутерией, даже не намекал, а буквально кричал о внеземном происхождении, ибо не сотрудники находиться в самой закрытой части офиса не могут по определению, а сотрудники по тому же определению не могут так выглядеть.
Путая в больной голове обилие отрицательных частиц, понятия возмущения с удивлением, Дана с трудом осознавала мир, себя в нем, эту странную девушку и даже успела задаться вопросом: – «А она точно не галлюцинация? Не плод моего измученного сознания?».
…Незнакомка, стоя в шаге от Даны, глядела с искренним участием, как ни один из сотрудников проверяемой компании не мог бы (если бы даже, наверное, захотел) посмотреть на «ревизоршу-инквизиторшу», и одним только этим взглядом добавляла хаоса.
«Я брата искала» – пояснила Ханна. Дана автоматически кивнула, хотя простые и понятные на первый взгляд слова выглядят полным абсурдом – самая закрытая часть офиса, куда не каждый сотрудник имеет право войти, уж точно никак не является местом, где подобные Ханне ветреницы могут просто так искать каких-то своих мифических братьев.
Дана никогда не сталкивалась с такой естественно-сверхъестественной даже не наглостью, а тем, чему слов подобрать невозможно (в данный момент во всяком случае).
«Обещал быть…» – невинно продолжила Ханна. Воспринимая молчание Даны знаком согласия, она положила на соседний стул хиппарскую сумку, поискала среди прочих вещей, из которых Дана успела выделить взглядом потертый ежедневник, футляр с наушниками, упаковку влажных салфеток; аккуратно вытянула одну, отерла кисти рук, каждый палец… – словно завороженная, Дана в полном безмыслии наблюдала за действиями незнакомки. Очистив пальцы от гипотетических бактерий, Ханна со странной осторожной улыбкой, как по лезвию бритвы, сделала шаг глубоко в личное пространство абсолютно незнакомой ей особы: – «Глаза можете не закрывать, это уже от вас не зависит, они сами» – прошелестел ее голос, а мир получил невесомость…
Дальше в несколько (показавшихся Дане всего тремя) касаний были легко отключены головная боль, ноющая в висках усталость и грызущее уже не один день раздражение на весь этот мир. Все непонятное, тяжелое и досаждающее вдруг рассеялось, стало прозрачным, призрачным, отошло на задний план, оставив истину – вот она, Дана, в первозданной своей чистоте и вселенском спокойствии. Дышит легко, безмятежно, будто несколько дней уже проводит отпуск в любимых Альпах, а не душном офисе и вынужденной (кровно необходимой для карьеры и компании) командировке.
«Как… вам это удалось?» – не могла поверить Дана. Чувствовала она себя до страшного отлично выспавшейся, свежей, а не истерзанной третьими сутками проверок, начавшихся сразу после не самого легкого перелета.
«Магия» – свободно рассмеялась довольная результатом Ханна, а Дана теперь (с обновленным вниманием) заметила, что улыбка девушки мила, а в целом ее спасительница производит впечатление «солнечной» – русые, с медным оттенком волосы вьются ветрено-хаотичными волнами и едва ли кончиками достают до плеч; золотистая от загара кожа, красивые губы, интересные черты лица… из общей канвы ветра и света неожиданно выбиваются штрихи слишком черных ресниц, они будто щедро накрашены тушью, четкая, аккуратная линия бровей того же оттенка, при этом не имеющие ни грамма декоративной косметики. Как, впрочем, и тайны – такое несочетание часто встречается у метисов.
«Хорошего вечера» – стянув со стула сумку и повесив ее через плечо, Ханна отступила, огляделась по сторонам. Что нового она хотела увидеть в давно опустевшем офисе?
«А ваш брат? – не зная, как удержать девушку, исчезающую так же быстро, как появилась, вслед задала вопрос Дана. – И я даже спасибо сказать не успела, подождите…».
Но эта «бегущая по волнам» уже удалялась.
«Самый большой врун на свете, – улыбнулась Ханна, оглядываясь на слова Даны. – Только он умеет доводить людей до такой головной боли. Приходите в следующий раз сразу, массаж лучше, чем все таблетки мира. Я вас приглашаю – студия релакса в партере этой же башни».
Махнув на прощание рукой и сверкнув еще раз своей солнечной улыбкой, Ханна скрылась в лабиринте высотного офисного здания, а Дана решительно отставила от себя бумажный стаканчик с остывшей головной болью.
Как бы странно или надуманно это ни звучало, но в тот момент они обе уже знали, что она придет, хоть Дана и не собиралась с самого начала пользоваться приглашением первой встречной, незнакомой девицы. Больше чем головную боль Дана не выносит «специальные» и настойчивые предложения услуг, навязчивую рекламу и прочие продающие штуки. Действия Ханны неприятно походили на одну из таких уловок (правда, с большими оговорками, но все же).
К вечеру же второго дня, когда бездействие третьего по счету анальгетика приняло отвратительно обратный эффект – к головной боли прибавилась тошнота, Дана решительно отложила все дела, выключила компьютер и спустилась в лифте в широкий холл нулевого уровня.
Найти студию, а в ней Ханну оказалось совсем не сложно. Удивительно, Дана не только никогда не думала, но просто не представляла, что кимоно может выглядеть так по-деловому. Девушка в этой свободной одежде небесно-голубого цвета показалась Дане едва ли не работницей небесной канцелярии.
– Вам повезло, здравствуйте, – улыбнулась она гостье, ожидающей у стойки администрации, где молодой человек, заколов карандашом свои длинные волосы, внимательно изучал что-то на отвернутом от посетителей экране компьютера.
– Еще минут пятнадцать, и вы бы меня не застали. Пойдемте, – Ханна вновь повернулась уходить, а Дана оглянулась на мальчика-администратора, поднявшего глаза от монитора.
– Ты хочешь остаться? – озвучил он вопрос Даны. – Но твой день…
– Продолжится на еще одно стандартное время, – пожала плечами Ханна. – Потом запишешь Пани. Когда у нее перестанет болеть голова.
Следуя за Ханной, Дана чувствовала себя странно не-уверенной. Странно потому, что не могла понять, в чем именно заключается неуверенность, а это, в свою очередь, начинало скрести коготком будущего раздражения.
– Ваше решение было вынужденно-спонтанным, – подлила масла в огонь «небесная девушка», едва они оказались в уютной массажной комнате.
– Вы умеете читать мысли? – почти мирно поинтересовалась Дана. Ощущение, что эта Ханна постоянно знает на шаг (слово, событие?) больше, начинает бесить.
– Ко мне невозможно попасть без записи, – ответ элементарен, но ничуть не успокоителен.
«Теперь я еще и дура!» – мысленно взвыла тогда на себя Дана.
– Все сугубо эгоистично, не переживайте, – еще более непонятно принялась успокаивать ее Ханна. – Мы все делаем лишь то, что нам самим нужно или интересно. Иногда это становится обоюдно полезным. В вас очень интересная энергия. Мне хотелось ее коснуться. В данном случае это касание принесет вам лично только пользу.
Слегка опешив, Дана смотрела на странную хозяйку экзотического кабинета. Лианы цветов – и живых и нарисованных, струи воды – непонятно уже, живой или проекции, вид океанского побережья.
– Подкупающая честность, – наконец произнесла Дана, потакая голове, отчаянно требовавшей избавления от боли, напряжения, мутной усталости.
– Я не буду доставлять вам неудобств с одеждой и прочим, что нужно будет захватить в следующий раз. Сегодня мы коснемся лица, шеи, затылка… – внимательный взгляд Ханны почти осязаемо коснулся обозначенных точек и вернулся к взгляду Даны. – Если вы не против.
Сейчас, лежа на массажном столе уже во второй раз (сегодня она пришла на сеанс во всеоружии), Дана ощущает себя довольно странно, словно лепящейся заново статуей и вместе с тем удивительным, оригинальным музыкальным инструментом, зазвучавшим от касаний Ханны песней тибетской чаши, наверное, подобной бесконечной вибрации «Ом».
«Ханна и правда оказалась профессионалкой своего дела, как бы двусмысленно это ни звучало!» – подпевает чаше измученное реальностью сознание, наконец получающее право на свободное дыхание.
И если быть еще точнее, то Дана себе и представить не могла раньше такого эффекта от любого массажа, ведь вроде ничего необычного (посещала же она нечто подобное и не раз), а последствия в корне иные. Помимо традиционного в таких случаях чувства расслабленности и легкости вторым тоном к виртуальному полету примешивается, а после и вовсе выходит на первый план, совсем уже несвойственная истома, присущая скорее неге после такого сногсшибательного секса, о котором все лишь мечтают, но никогда и ни у кого в этой жизни еще не случалось.
«Хотя и странно получить сразу определенный результат минуя процесс, но тоже неплохо. В моем же случае – особенно хорошо!».
Последняя мысль щекотливо греет что-то сидящее глубоко внутри Даны, наверное, душу. За стандартное время сеанса магия прикосновений собирается в тепловой подкожный слой. Теперь он весь оставшийся день будет обнимать Дану ладонями девушки с воздушно-невесомым голосом и лучистым взглядом каре-зеленых глаз.
Сплошное противоречие – словно в вышивке лучи золотых нитей солнечного света пронзают малахитовый шелк радужки, так из морской глубины видится солнце…
– Ханна, – буквально выдергивая свое сознание из морока слишком вольных фантазий, Дана выдыхает имя девушки. – А помните… прошлый раз мы с вами не договорили о тибетских двойниках?..
В силу профессии Ханна имеет короткие, ухоженные ноготки и не может иметь каких-либо украшений на руках в рабочее время, но тоненькая полоска белого золота на безымянном, видимо, сильнее всех запретов мира.
Пальцы словно в танце вальсируют по тайной карте скрытых энергетических меридианов довольно привлекательного тела. Некогда Ханне было проще остальных учениц освоить науку тибетских мастеров массажа – она попросту видит узор энергетических потоков. Ей не нужно запоминать, заучивать, где и каким образом искать, обнаруживать сии «потоки». Льющийся в определенном едином для всех живых порядке, у каждого человека узор приобретает собственные уникальные черты – «походит на бодиарт, выполненный слабофосфоресцирующими красками и подсвеченный внешне неоновой лампой, только сложнее и прекраснее любого из самых сложных рисунков». Такой узор всегда в динамике – нет ни одной застывшей в статике линии, они постоянно перетекают в пространстве, взаимодействуя, сообщают друг другу иные оттенки цветов, отражающих эмоции как явные, так и скрытые. Скользя взглядом за живыми под своими пальцами рисунками на теле Даны, Ханна будто увлекательнейшую книгу читает.
– О тульпа? – рождается в сознании Даны тихий и сосредоточенный голос Ханны. Дана вновь не уверена, что голос прозвучал звуковыми колебаниями и снова отгоняет от себя эту глупую мысль, одновременно оправдывая ее появление: – «Удивительно на меня все-таки действует мудреный массаж».
Наверняка Дана отреагировала бы иначе, если кто-то непредвзято засвидетельствовал бы истину – перебирая активные точки в строго определенном порядке, Ханна не произнесла ни слова, только беззвучно шевелила губами, вновь и вновь повторяя надлежащую именно этому случаю мантру.
– Я не помню, на чем мы остановились, – в это самое время продолжает диалог с Даной присутствующая лишь в воображении обеих собеседниц Ханна-фантом. Дана даже не догадывается, что мыслеформы слов приобретают голос Ханны из ее же собственной, Даниной памяти. Что рядом с ней присутствуют сейчас две сразу Ханны – ощущаемая физически и невидимая энергетическая сущность, точная копия своей земной создательницы, оставаясь при этом все-таки единым целым. Причем сама Ханна может краем глаза наблюдать проекцию, Дана не увидит ее, даже если будет до боли в глазах всматриваться в прозрачный перед собой воздух.
Вообще, если взглянуть на события первой встречи с другой стороны, то можно узнать, что в тот вечер Ханна действительно приходила к засранцу Роберту, но он вновь соврал и на месте не оказался, а может быть, попросту прятался где-то в лабиринте офиса, где единственной живой душой, страдающей в собственном измученном теле, оказалась Дана. Понятно, что в тот момент Ханна еще не знала ни ее имени, ничего, кроме очевидного – у деловой молодой женщины до ужаса болит голова. Впрочем, для того, чтобы это заметить, не нужно было обладать какими-либо сверхспособностями, кроме простой человеческой внимательности.
Незнакомка сидела в прямой, правильной и жутко неудобной позе. Сидеть иначе ей не позволяли воспитание, образование, должность и еще несколько пунктов-причин, складывающихся в общую картину «Своего Я» или Эго.
Визитной карточкой миру молодая женщина представляла внешнее видимое – строгие туфли, деловые брюки, серо-стального оттенка блузку из какого-то дорогого «самодостаточного» материала, не приемлющего дополнительных аксессуаров. Материал эгоист-одиночка, являющийся эталоном и украшением самому себе и человеку, носящему его беззвучно, и громко заявлял о стиле, достатке. Под одеждой Ханна угадала отличную фигуру, не чуждую активному спорту, мысленно хмыкнула – «тело, что надо, а вот души не моя специализация».
Взгляд выше скользнул по усталому гордому профилю, темным волосам, собранным в узел на затылке (должно быть, тугой и к концу рабочего дня жутко тянущий). Высокий лоб, прямые и слегка изогнутые, словно в застывшем стремительном движении, линии бровей, а губы даже в спокойном состоянии хранят намек на чувственность.
…И было в тот вечер еще что-то в ощущении Ханной Даны, не позволившее пройти мимо, исчезнуть незамеченной, а напротив – побудившее узнать прикосновениями.
– Мы говорили о тех, гм, случаях, которые современная медицина относит к шизофрении, а в Тибете, например, практикуют их создание… – негромко произносит Дана.
– Уже не одно столетие, – улыбается голос Ханны-фантома. – Точно! Мы говорили… но, что вы хотели узнать?
Пальцы Ханны скользят по спине, пожать плечами у Даны не очень получается.
– Сама не помню, – отвечает вторая. – Время от времени попадались статьи о том, как люди зачем-то создают себе этих воображаемых людей…
– Неосознанно. Точно. И здесь я отчасти соглашалась с определением шизофрении потому, что тульпа как раз создается обратным путем – полной осознанностью цели и действий, но… у нас опять закончилось время.
Закончив массаж, Ханна еще раз ладонями обводит контуры спины, плеч и рук Даны, а затем накрывает ее мягкой простыней.
Сделав глубокий вдох и медленно выдыхая, Ханна скользит взглядом по трехмерной карте прикрытого простыней тела молодой женщины, затем взгляд рассеивается в доступном пространстве кабинета и фокусируется на призрачно-стеклянном отблеске стенной картины, отражении в ней лица Даны. Оно спокойно, словно иллюстрация буддийской умиротворенности. Оно красиво.
– Мы… – слегка замявшись от звука собственного голоса, Ханна по едва уловимому движению ресниц Даны угадывает внимание. – По вечерам мы часто собираемся в «Лампочках». Это кафе, такое свободное пространство, здесь, недалеко.
Теперь на слух Даны голос Ханны звучит более телесно, если можно так выразиться. Фантома больше нет.
– Там можно без всяких временных ограничений общаться на любые темы. В том числе всесторонне рассмотреть интересующий вас вопрос. Приходите, – в голосе Ханны Дане вновь слышится тень улыбки.
– Не уверена, – не подозревая о своих призрачных отражениях, Дана вытягивает руку, чтобы посмотреть на часы, – но координаты оставьте, пожалуйста, на всякий случай.
Комментарий к
Есть устойчивое выражение “профессионал своего дела”, которое также относится к дамам.
К примеру – “Марь Ванна не просто лучший бухгалтер, она профессионал своего дела” и это будет правильно. Мне же, в данном случае, очень хочется использовать феминатив со всей его саркастической подоплекой, ибо “профессионалки” в нашем обществе имеют лишь смысл “проститутки”, и мне за язык с державой и женскими формами слов уважения обидно)).
========== Часть 2 ==========
– Буду ждать.
Едва проводив Дану, договорившись напоследок о возможной вечерней встрече в кафе и закрыв, наконец, за женщиной дверь, Ханна сорвала со своего лица приветливую улыбку. Приветливо-солнечный еще долю секунды назад профиль заострился, приобрел выражение ледяной ярости.
Решительно пройдя за ширму, остановившись перед зеркалом, висящим на стене, Ханна глядит на свое отражение так, будто желает немедленно заколоть его взглядом, затем отворачивается и начинает переодеваться. Нужно сменить кимоно на обычную повседневную одежду, пора домой.
«Но сначала…» – в абсолютной тишине энергия вокруг девушки сливается в невидимый знак «ненавижу». Этот знак сопровождает Ханну в коротком путешествии по коридору до двери с табличкой «только для персонала» и выплескивается невидимой волной на того, кому предназначен был изначально.
– Она придет. Скорее всего, сегодня. Твой заказ выполнен, – презрительно хлещут слова.
Ханна с Робертом одни за дверью комнаты отдыха. Молодому человеку в деловом костюме на вид около тридцати пяти. У него плотная фигура и привычка сутулиться, с которой он явно пытается бороться, время от времени вспоминая о ней и выправляя спину. Темно-русые, почти как у Ханны, но без меди, волосы коротко пострижены, глубоко посаженные глаза всегда смотрят внимательно, но этот взгляд всегда смягчен, будто замаскирован звуком слегка приглушенного низкого голоса, усиленного в данный момент тщательно сдерживаемыми эмоциями.
– Ты уверена? Во сколько? Точно сегодня?
Удивительно, но глядя на пару стоящих друг против друга девушки с молодым человеком, несмотря на всю их разность, можно уверенно заявить о кровном родстве. Что-то неуловимо единое угадывается в абсолютной непохожести.
– Я не знаю, но это логично. Приглашение принято, впереди выходные, когда еще-то? – пожимает плечами девушка. От ее голоса веет арктическим холодом.
– Деньги, Роберт, – прямой взгляд тоже не блещет солнцем. Скорее, отражением солнечного света в каких-нибудь гималайских ледниках. – Ты должен мне деньги за нескольких человек, включая эту последнюю. Я больше тебе ни слова не скажу, пока не получу расчет.
Однако, «почти брат» не спешит сдаваться и с неподдельной досадливой завистью тянет:
– Мне бы эту твою способность видеть людей насквозь! Что ты еще про нее поняла? Как просто бросив взгляд…
Но номер не проходит.
– Не заговаривай мне зубы! – решительно отвечает Ханна. – Эта способность буквально орет мне сейчас не быть лохушкой! Платишь деньги – получаешь инфу соотносительно заплаченной сумме. Если нет, то до свиданья!
– И далеко ты на них уедешь? – усмехается Роберт. – Дура! Я же о тебе беспокоюсь.
Потирая большим и указательным пальцем гладко выбритый подбородок, Роберт озабоченно и по-доброму глядит на девушку.
– Я серьезно, сестренка, ну сколько ты там успела скопить? И думаешь, она тебя ждет?
– Не твое дело, братик, – очень мило в ответ улыбается Ханна. – Я вообще не понимаю, откуда вдруг взялась эта проблема? Ты дал обет нестяжания и пожертвовал весь кэш ближайшему хоспису?
Хмыкнув, Роберт глядит на «почти сестру», чуть склонив голову, отчего взгляд кажется мягче, лукавей. Обычно эти «фирменные фишки» и тон безотказно действуют на деловых партнеров и партнерш, но только не на эту ненормальную дочь отца и какой-то соблазнившей его албанской беженки. Семейная тайна – якобы случайную девочку удочерили из чувства боли за нелегкие судьбы детей очередной бестолковой локальной войнушки.
– Тебе бы в финансистки идти, а не в массажистки, – щедро подливает Роберт правдивой лести в свою речь, но тоже напрасно – мир бизнеса никогда не прельщал «эту цыганку». Ханна скрещивает руки на груди. Ее поза и молчание гораздо красноречивее тысячи слов.
– Ну нет у меня с собой денег, – почти сдается, наконец, Роберт. – Неужели ты думаешь, я ношу в карманах огромные суммы в расчете встретить тебя…
– У тебя есть смартфон и интернет, этого достаточно, – перебивает Ханна. – Переводи. Дело в шесть секунд.
Приставку «почти» к семейно-бытовому определению брат-сестра выдумал их «промежуточный вариант» Мартин – законный сын отца и последней его супруги Агнешки. До нее недолго в этой должности продержалась мать Роберта, про мать Ханны вообще предпочитали никогда не заикаться, будто ее и не существовало вовсе.
– Вот, посмотри, – после нескольких манипуляций со смартфоном Роберт показывает сестре электронное подтверждение транзакции. – Такая сумма тебя устроит?
– Это долг, – глянув вскользь на электронные цифры, отзывается девушка. – Если ты хочешь еще что-то знать, то еще половину этого.
– Офигела?! – не в силах сдержать даже отлично оттренированные эмоции, вскипает Роберт.
– Проценты, – Ханна не двигается, хотя то, что она видит над «почти братом» в энергетическом спектре, выглядит довольно угрожающе. Это походит на растущую черную тень, сотрясаемую время от времени гранатово-красными всполохами.
– Что в инфе? Оно хоть стоит того? – кривит губы молодой человек. Шутки для него явно кончились.
– Если тебе нужен компромат, а я не думаю, что ты просто воспылал к ревизорке внезапной страстью, – с самого начала не намеренная была шутить, Ханна пренебрежительно поводит плечами. В кармане ее кимоно дзынькает электронный сигнал.
– Ух ты! – не прочь повеселиться теперь, улыбается девушка, откликнувшись на призыв смартфона взглядом. – Любимый братик выслал мне денег!
– Любимый братик шею тебе свернет когда-нибудь, – делая второй перевод, молодой человек подчеркнуто серьезен. – Готово. Смотри, – демонстрирует Роберт второй электронный чек.
Глянув на цветной дисплей, Ханна переводит взгляд на брата. В ее каре-зеленых глазах издевательским золотом поблескивает насмешка.
– Если ты планируешь соблазнить прекрасную Дану, то учти, что ни мужчины, ни мальчики, ни кто-либо вашего пола в сексуальном плане ее нисколько не интересует. Женщины и только женщины, без вариантов, но и от них бедолага шарахается, как черт от ладана. Там такой запретище!
– Всё?! – Роберт вновь готов взреветь от переполняющих возмущением эмоций. – Ты Шерлок Холмс несчастный! Да она практически замужем за этим своим боссом! Она…
Ханна пожимает плечами, проверяет второе поступившее на смартфон сообщение – оповещение о зачисленном переводе.
– Кому и когда это мешало? Тем более в ее положении в вашей ретроградной компании гораздо правильнее иметь… быть традиционно замужем, чем состоять в гендерно свободных отношениях. Хотя… – подумав, Ханна решает добавить: – Здесь, скорее всего, причина в прошлом, в родителях. Покопайся там и найдешь ее слабое место. Мамы с папами любят грузить любимых деточек наследством в виде вины или непосильной ответственности «дожить за них».
– Откуда знаешь? – брат тяжело глядит на сестру. – Она прямо тебе такое расскажет?
– Не поверишь, от её позвоночника, – хмыкает в ответ Ханна. – Я серьезно. Это как годовые кольца у дерева – жизнь лепит каждого из нас индивидуально, но во многом схоже.
– Кончай философию. Что еще? – обрывает тот.
– Она не делит мир на хороших и плохих. Отношение ко всем ровно доброжелательно безразличное. В ее иерархии есть компании и сотрудники, делящиеся на правильных и нарушающих, но и в этом случае ничего личного. Ты, наверняка, уже у нее помечен, как ненадежный элемент, возможно, как и я.
– Это ты мне терминатора описываешь, – вновь перебивает Роберт. – Слабые стороны есть? Хоть что-то?
Вспомнив энергетический рисунок Даны, Ханна пару секунд сомневается – «стоит ли говорить?» и «не стоит ли за это потребовать отдельной суммы?». Внешне это охарактеризовалось паузой в словах и напряженно-задумчивым взглядом, но видимые Ханне всполохи в черной тени Робертовой скрытой агрессии быстро и надежно убеждают девушку в нецелесообразности лишней нагрузки на шаткую психику брата.
– Ее слабые места секс и страх, – решает отдать данные без дополнительных условий. – Глубоко подавленная в себе чувственность, все личное. Идеальный образ снаружи, а внутри… даже не знаю, с чем сравнить. Секс у нее на нуле. Либо она с этим почти мужем своим не спит даже из обязанности, либо воспринимает его… как специфический спорт. На любви и привязанности табу. Дружба?.. тоже сомнительно.
– Но тебе-то она доверяет? – Роберт щурит один глаз, отчего лицо его принимает какое-то дьявольское выражение.
– С чего ты взял? – отметает сомнения Ханна. – Это же не она мне рассказала, а ее тело.
– Нда… – хохотнув, Роберт мрачнеет. В его глазах вспыхивает идея, но она не успевает стать достоянием двоих, ибо в комнату входят новые неожиданные участники – мать и взрослый сын, которые никак не должны были видеть здесь Ханну и ее собеседника!
– Роберт? – Агнешка всегда чем-то напоминала ему клячу. Такая же большая, не злая, бездумно тянущая свою упряжку просто потому, что нужно и «так устроен мир», и выглядящая совершенно одинаково в любом возрасте (что сейчас, что двадцать лет назад). Удивленная кляча выглядит смешно и нелепо.
– Здравствуй, привет, – кивает Роберт мачехе и брату. Нужно как-то срочно объяснить его присутствие здесь. – Вас эээ… искал, но сейчас уже нет времени…
– Нет, постой! – совершенно неожиданно перебивает Ханна, видимо, придумав собственный вариант прикрытия. – У вас на это всегда нет времени, но в этот раз я-таки поймала вас всех вместе и теперь вам придется что-то с этим делать!
«Она всегда всё вывернет себе на пользу!» – вопреки логике мысленно восхищается Роберт.
– Он! – Ханна указывает на Мартина, нескладного, долговязого, молодого. – Постоянно нарушает главное правило – никаких заглядываний в кабинет во время массажа. Он даже не думает постучать, извиниться, спросить. Это немыслимо!
– Я лишь тебя проверяю. Заткнись! – быстро приходит в себя Мартин. – Слишком много подарков и цветов для такого идеального твоего поведения. Может, ты себе к старой статье еще проституцию решила добавить?
– Мартин! – одергивает сына мать. Что, однако, выглядит лишь автоматическим произношением ничего не значащей фразы.
В отличие от старшего «почти брата» Мартин худощав, в отличие от младшей «почти сестры» некрасив. Он походит на мать этой необъяснимой «лошадиностью», но при этом хранит собственное неуверенно-злое выражение глаз.
– А что сразу Мартин? – молодой человек насмешливо кривит губы. – Пару словечек, пару тайных точек, а?
