Текст книги "Сказка о колдовстве, гаданиях и проваленной охоте на ведьм (СИ)"

Автор книги: Wellixen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Адам, энергичный

Выбитый зуб пробудил в Адаме что-то, о чем бывший инквизитор даже не подозревал.

Эта мысль пришла как раз в тот момент, когда добродушный и внешне приятный цирюльник достал щипцы, удивительно похожие на пыточные. Сама цирюльня в этот момент мало чем отличалась от кровавого застенка Божьего Дома.

Свет бился в окна, но приглушенно, будто пытаясь убедить в четности какой-либо надежды на лучшее. На мебель наполз полумрак, а большое зеркало оказалось занавешено простынёй.

Все здесь дышало кровью, болью и крапивной настойкой для объёма волос.

Адам неудобно заерзал на месте. Кресло, а если быть точнее, грубо сколоченный высокий стул, продолжало вызывать ассоциации с прошлым местом работы. Лоуренс попытался переместить ноги, но те были плотно схвачены ремнями и прижаты к длинным деревянным ножкам проклятого стула.

– Не обижайтесь, Отче. Это для безопасности.

Но Адам и не переживал. Руки его были свободны, а мысли далеки. Три выпитых стакана джина как бы сделали мир немного веселее, но в то же время Адам не мог отделаться от мысли, что этой сельской дыре нужна тяжелая рука.

– Это будет не очень больно, Отче. Поначалу да, неприятно, но потом всё как по маслу пройдёт. Уверяю.

Цирюльник врал. Адам прекрасно это понимал.

Сидя на позорном стуле, с позорным осколком во рту и отходя после позорной истории, Лоуренс вдруг почувствовал себя самой настоящей ведьмой.

Зловещие щипцы щелкнули перед глазами. Блестящая металлическая пасть оказалась настолько близко, что Адаму показалось, будто он увидел засохшие капли крови. Лицо цирюльника в этот момент будто преобразилось. Круглая голова налилась жиром, а на щеках и носу виднелся масленый блеск. Адам увидел отвратительные гнойные кратеры на коже, горящие костры прыщей, не так сильно заметные с расстояния. В лицо пахнуло несвежим дыханием. Моченый лук, квашеная капуста и тухлые яйца выбили слезинки, но Адам попытался держаться.

Подлокотников тут не было, поэтому Лоуренс впился пальцами в ткань сутаны и мысленно принялся молиться. Богам или чудищам, всё было неважно. Важно было лишь то, что этот день нужно пережить.

Потолок размылся перед глазами.

Интересно, а те девушки чувствовали себя точно также?

Адам всегда гадал, что же происходит в голове несчастных, но никогда не стремился понять их в полном смысле этого слова. К запаху цирюльни примешались фантомная вонь прошлого. В ушах раздались отголоски чужих криков, а нос защекотал тяжелый смрад тухлой крови.

Потом стало не до памяти.

Боль пронзила челюсть ещё до того, как стальные тиски вторглись в рот. Первая волна ударила в тот момент, когда губы соприкоснулись с металлом. Во второй раз Лоуренса едва не скрутило от острой боли.

Осколок зуба был один, но люто заболела вся челюсть. Боль отдавалась к большим зубам, клыкам, передним зубам и тому, что пряталось за щеками. Но даже этого было мало – болели виски, болела голова, ныл затылок. Адам выгнулся, а боль новой вспышкой ударила в затылок. Послышался хруст.

Крик завибрировал в горле, но пошёл не в внешний мир, а дальше и глубже. Вглубь самого Адама.

– Вот и всё. – С деланным весельем сообщил цирюльник и ткнул вырванный зуб прямо под нос. – А ты молодец, Отче. Даже не закричал.

А мог ли он вообще что-либо делать? Ослеплённый болью, Адам смотрел в лицо мужчины, а понять, кто это и почему он тут, не мог. Какое-то время глаза тупо смотрели на осколок с корнем, покрытый кровавой плёнкой.

– Ну же, Отче. Не раскисай.

Во рту была кровь. Её было так много, что Адаму показалось, будто ещё немного, и она хлынет сквозь губы, прольётся на одежду, а оттуда запачкает пол. Ошеломлённый, Адам не противился остальной процедуре. Он не обратил внимание на крепкие пальцы, сжавшие затылок, не протестовал против стеклянного горла и ничего не делал, когда вино вторглось в рот.

– Давай, Отче. Полощи. Я на тебя настоящее вино извожу, а не как обычно. Только попробуй пролить!

Дальше всё было как в тумане. Адам не помнил того, как пришёл домой и упал лицом в подушку. Он не слышал стука в дверь, не обращал внимание на тревожные вопросы местных о грядущей службе. Адам просто спал и сон этот принёс облегчение.

На следующий день жить стало больно. Дыра во рту болела, голова болела, тело чувствовалось чужим и дряблым. Лишь вырванный зуб, лежавший на столе, стал ключом ко множеству возникших вопросов. Адам невольно усмехнулся, а после сел за материнскую книгу.

Местные его не уважали и всерьёз не воспринимали. Кроме того, они также что-то знали. Адам прекрасно понимал, что не существовало такого заклинания или зелья, способного пробудить чувство священного трепета. Зато существовали обереги.

Мысли в голове не стройно переплелись.

Адам посмотрел на выбитый зуб и ясно понял, как с ним поступить.

А вот местные… Адам посмотрел на книгу. Боль всё ещё била по телу, но глаза Лоуренса упорно скользили вдоль страниц. Амулеты на охрану, заговоры на любовь, привлечение удачной сделки, беспричинный страх. В затылке тут же засвербело и Лоуренс повернул голову к ближайшему лику святого.

– Не смотри на меня так. Отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Святой не ответил, но его суровое тощее лицо в предрассветном свете выглядело крайне осуждающе. Адам отмахнулся и снова полез в книгу. Заговор на беспричинный страх звучал крайне интересно, но…

Адам уныло вздохнул. Потенциальную жертву требовалось обрабатывать три недели, поить её заговорённой водой каждый вторник, всякий раз смотреть в глаза при беседе, касаться плеча как можно чаще и обязательно улыбаться. Невольно Адам посмотрел на своё отражение в чаше воды. Распухшая щека, заспанное лицо и волосы, не расчесанные, а оттого стоящие щёткой, могли запугать кого угодно без еженедельного водопоя. Кроме того, трогать жертву за что-либо Адам не желал.

Книжные страницы зашелестели опять. Подклад на кошмары был сложным в исполнении, жертвенная кукла просто не могла существовать в этой части страны (вереск – обязательный ингредиент для создания «тельца» в этих краях не рос), а заклинание на доброжелательность даже заклинанием не было.

Адам подумал, что его матушка была ещё той шутницей.

«Чтобы завоевать чужие сердца и сделать любого себе другом, просто будь хорошим человеком»

– Но я был, но не помогло.

В остальном книга оказалась крайне бесполезной. Вот был бы под рукой тётушкины записи… Адам отодвинул книгу и тяжело вздохнул.

Солнце вставало над церковным кладбищем, лаская бледным светом многочисленные могилы. Желтизна разошлась по траве не пучками, а целыми потоками. Теперь чуждо смотрелись изумрудные островки ещё не иссохшей травы. Воздух дышал прохладой и туманом, бледным и жидким, как разбавленное молоко. Отчаянно не хотелось признавать, но без отца и его железной руки дела шли паршиво. Адам нащупал языком дырку в зубе и сморщился от чувства кровавой кашицы. А солнце всё вставало и вставало, что в один момент напомнило костёр.

«Было бы забавно сжечь тут всё к чертям…» – Неожиданно мрачно подумал Адам. В столице к сожжению не прибегали, но вот выжиганием часто баловались. Ходили слухи, что инквизиторские костры горели как раз в таких, далёких, глухих и, в общем, никому не нужных местах.

Глаз лениво мазнул в сторону, туда, где виднелось начало этой проклятой деревни. Дерево и солома, мясо и кость. Хорошо бы горело. Но так нельзя.

Адам снова тронул рукой распухшую щеку. В голове мелькнула жалкая мысль: написать отцу и попросить у того совета. Память смутно нарисовала суровое лицо с горящими, недобрыми глазами. Внутренний голос бесстрастно отпечатал:

– Какой же ты жалкий.

– Да, я жалкий. – Согласился Адам со своими мыслями. – Ну же, отец, посмотри, что за слабак вышел из твоего семени!

Где-то на чердаке тревожно взвизгнул воробей, но Адам не обратил на это никакого внимания. Воробьи были слишком неважными птицами, чтобы воспринимать их мнение всерьёз.

Голова гудела и полнилась мыслями. Адам взял зуб, нацарапал записку на двери и вышел прочь. До настоящего города дорога была долгой, но Адам этого не боялся. Лоуренс выпросил у пекаря гнедую кобылку под предлогом небольшого путешествия к старому другу для выяснения неких важных вопросов и отправился в путь.

В кармане плаща был зуб, кошель и полученная от пекаря булочка с повидлом. Вообще, добрым был человеком этот пекарь, но Адам, как бы он не старался, не мог сохранить в памяти его имени или лица. До тех пор, пока мужчина не маячил перед глазами, Лоуренс практически не помнил о его существовании. Также дела обстояли с остальными. Весь мир вымирал в тот момент, когда уходил из-под глаз. Исключением была только она…

Навязчивые мысли о Неле наводили ассоциации с приворотом, но Адам давно отбросил эту идею. Крестик из орешника был крайне мощным амулетом, который защищал практически от любого недуга, в том числе и от недоброго глаза и коварных чар.

Осень дышала прохладой. Лошадь шла неторопливо, а мысли в голове Адама мчались с бешеной скоростью. Лоуренс обернулся и увидел, как позади исчезает место его ссылки. Растворяется в зыбком тумане, превращаясь в память.

В душе проснулась неприятная мысль – он не может тут жить. И дело было вовсе не в местных. Просто эти домики, эти скользкие взгляды, эти неясные брожения были не для него.

Когда-то Адаму казалось, что работа в инквизиции лишила его всякой радости. Что ж, теперь он инквизитором не был, но чувство неудовлетворённости не исчезло. Лоуренс устремил взгляд южнее. Если его не обманывала память, то там, в двух днях пути, кончалась граница и начиналась другая, совсем новая страна. Может, податься туда?

Невольно Адам представил как он, на настоящем боевом скакуне с Нелей за спиной мчится прочь, оставляя позади прошлую жизнь. В воображении это выглядело чарующе, но реальность пугала. Адам уже ушёл от прошлой жизни, но что-то внутри, что пожирало его, не исчезло.

До самого города Лоуренс думал, мечтал и разочаровался.

Потом была ювелирная лавка, специфический заказ и неумелое враньё о том, что вырванный зуб – это частичка недавно погибшего родственника и всего лишь попытка сохранить память об умершем.

Жемчуг Адам выбрал сам. Он был красивым и гармонировал с зубом.

Когда ожерелье было готово, прошла ночь и часть дня.

В отдалении от работы жилось и дышалось легко. Мысленно Адам снова вернулся к идее побега. Едва ли его будут искать, учитывая, что отец от него практически отрёкся. Так просто было взять, ударить кобылу по крупу и изо всех сил рвануть прочь. Адам мог оказаться где угодно, но вот Неля была в одном месте.

Когда они встретились снова, появился Прошка.

И что за имя такое? Прошка?

Сцена с простынёй была уморительной, но не унизительной. Мысленно Адам подумал, что эта парочка так ничего и не поняла. Зато Прошка отлично понимал язык кулаков. И вообще, кажется, каждый лучше воспринимал язык насилия, а не дипломатии.

Какое-то время он и Неля смотрели в спины удаляющейся парочки. Адам смотрел особенно пристально. Он пытался найти хоть какой-то магический знак, который мог бы навести на мысль о колдовстве.

Прошка выглядел как увалень, думал как увалень и, собственно, увальнем и был. Едва ли он мог правильно сложить пальцы для оберега от сглаза, но всё же Адама грызла одна не очень хорошая идея.

– Почему ты так смотришь? – Вдруг спросила Неля.

Голос у неё приятный, – вдруг подумал Адам и повернул голову к целительнице. Неля быстро отвернулась. На круглых щеках вспыхнул румянец.

«Интересно, а они такие же мягкие, как живот?»

– Я вот думаю, Краса моя. Меня не было, а как они успели пожениться?

– Староста. – Неля пожала плечами. – Вчера только гуляние было.

То, каким тоном это было сказано, дало Адаму понять – Нелю не пригласили.

Нехорошая мысль только укрепилась в голове. Как бы Адам не любил отцовские методы, но они работали. Лоуренс улыбнулся.

– Кажется я только что нашёл инкуба, краса моя. Ты когда-нибудь видела кострища?

Неля, загнанная

– На что ты намекаешь?

Неля изо всех сил старалась говорить спокойно, но голос всё равно предательски дрогнул. Адам, до этого не вызывавший чувство откровенного страха, будто преобразился. В свете солнца черты его лица заострились, а тени как-то проглотили глаза. Неля увидела лишь недобрые, поганые огоньки.

– Намекаю? Краса моя, о таких вещах грешно намекать. Я говорю прямо: парень из бесов.

Какое-то время стояла тишина. Только холодный ветер бил крыши и тревожил желтую траву. Неля криво улыбнулась, а после рассмеялась. Прошка что ли? Бес? Но смех её Отче не подхватил. Наоборот, тени сильнее сгустились на лице Адама.

– Я сказал что-то смешное, краса моя?

Какое-то время Неля отчаянно пыталась понять: розыгрыш ли это всё или правда. Лицо Адама казалось непроницаемой маской, и разбить её оказалось непосильным трудом. Неля облизнула резко пересохшие губы.

– Это нелепо!

Силуэт Прошки и его возлюбленной давно исчез, но Неля всё равно боялась, что слова долетят до их ушей. Особенно её пугали речи Адама. Собственный опыт давно показал, что гнилая сплетня в хорошей почве быстро даст плоды и разрушит жизнь. Идеальным Прошку назвать было нельзя, но и не был он так плох, чтобы предавать его осуждению или, Всевышний, смерти.

Неля посмотрела на дом. Взгляд её скользнул по новой, хорошей соломенной крыше. Это ведь Прошкина работа. Это он с братьями посреди лета предложил помощь и взял всего несколько настоек, да корзину с плюшками.

А что сделал Адам? Неля так и знала, что от этого парня будут одни проблемы. Лоуренс пожал плечами и отвёл взгляд так, будто ему было всё равно на всю глупость ситуации. Это взбудоражило Нелю. Та расправила плечи и закатала рукава. Неля не собиралась драться, но деревенские всегда боялись, когда она вставала в стойку. Адам не отреагировал. Его глаза всё ещё смотрели куда-то в сторону.

– Отче, это неправда. Побойся Всевышнего.

– Я и боюсь, краса моя. Боюсь, что не смогу уберечь тебя и остальных от зла, пустившего корни в этой глуши.

Он пытался говорить бесстрастно, но Неля не сводила глаз с огоньков, пылающих под ресницами. Адам чем-то напоминал Якова, соседского мальчишку из родительской деревни. Неля часто нянькалась с ним и научилась улавливать те моменты, когда правда плотно пряталась под коконом лжи.

Внешне отстранённый, почти скучающий Адам внутри горел. Злость ли? Ненависть ли? Может…зависть? Неля попыталась представить невесту Прошки и Адама вместе, но грёза упорно не скручивалась.

Адам ото всех держался в стороне.

Но если дело было не в этом, то что не давало инквизитору покоя? Неля помрачнела. Потенциальный ответ нашёлся сам собой.

– Неужели тебе совсем заняться нечем?!

Адам вздрогнул. Непроницаемая маска разбилась.

– Краса моя, с чего ты это взяла? Я как раз-таки и занимаюсь своей работой, а именно защищаю ваши души!

Неля хмыкнула, и Адам невольно сделал несколько шагов назад. Он задрожал, – подумала Неля, внимательно всматриваясь в одежду. Вроде чистая, но сильно. Вроде глаженая, но всё же мятая. И ботинки вроде красивые, но не к месту. Адаму Лоуренсу не хватало какой-то завершённости или, как подумала Неля, реального дела. Настоящей работы.

Никто не говорил этого в лицо, но большая часть жителей считала, что работу свою Адам исполняет плохо. На этой неделе одна только Неля видела семь или восемь пар, застрявших у дверей церкви с намерением либо похоронить родственника, либо ввести ребёнка в правильную жизнь под присмотром Всевышнего. А сколько проповедей было пропущено? Сколько заповедей нарушено? Сколько обедней не прозвучало? Никто не говорил, но всё же недовольство ощущалось в воздухе.

Адам занимался чем угодно, но только не своей работой. Чаще всего – он досаждал Неле.

« Хоть бы скотину резал во славу еретических богов, и то какое-то дело»

– А лучше тебе завести корову, Отче. И не одну. – Рука дёрнулась, Адам вскрикнул и отступил, но Неля не выпустила жгута из простыни. Она опять его ударила. И опять. Каждый удар сопровождался новым пожеланием. – Или плотничеством займись, всё больше толка. Или сядь за гончарный круг. Нечего портить хорошим людям жизнь!

– Краса моя, он негодяй! Подлец!

Прошка мог быть каким угодно. Он не святой. Но всё же границы у него были.

– Но не чёрт!

И она снова его ударила, окончательно вытолкнув за калитку. Адам почти не сопротивлялся, когда Неля прикрыла низкую дверь.

«Как я могла его бояться?» – удивлённо подумала Неля, смотря на лохматую голову. Адам выглядел как потрёпанный кошкой воробей. Его глаза, тёплого карего цвета с зелёными крапинками, смешно округлились.

– Краса моя…

– Даже не думай! – Неля потрясла простынёй. – Будешь к Проше лезть, скажу старосте, что ты до чертей пьянствуешь!

– Но я не пью! Никогда не пил! Краса моя, у меня нет алкоголя!

– Алкоголя у тебя нет, потому что ты его выжрал! – Отрезала Неля. – Староста пьянец не любит и точно посадит тебя на цепь, чтоб ты не буянил!

– Но я… – В какой-то момент Адам посмотрел так беспомощно, что Неле даже стало стыдно за свои слова. Но потом Лоуренс окреп, выпрямился и даже попытался занять больше места, чем ему позволяло тело. Тон его стал обвиняющим. – Почему ты вообще их так защищаешь?! Они же тебя используют и тешат своё самолюбие за твой счёт! А я друг! Я хочу тебе помочь, а ты…

Что-то её задело, но Неля не поняла что именно. Просто его слова ударили коротко, но больно. Да и вообще, понятия Адам и помощь вместе смотрелись некрасиво. Неля скривилась.

– Я у тебя ничего не просила.

Адам криво усмехнулся. Без зуба эта ухмылка казалась совсем мерзкой.

– Словами – нет, а глазами – да.

И что он такое нёс?! У Нели перехватило дыхание. Отчаянно хотелось закричать.

– Хватит говорить чепуху!

Кривая ухмылка стала только шире. Адам припал к штакетнику.

– Злишься? Значит, я попал. Ты ведь одинока, краса моя. Ты тут одна. Тебе не с кем поговорить по душам. У тебя нет друзей. Нет нормальной жизни.

Внутренняя боль усилилась. Неля сжала руки в кулаки. Требовалось много моральных сил, чтобы не выбить зуб с другой стороны мерзкого, тощего лица. Внутри кипел гнев, а под ним затаилась глубокая обида.

– Нормальная жизнь?! Она была у меня, а потом появился ты и всё испортил!

Замешательство Адама не продлилось долго. Невольно Неля отступила. Ещё никогда раньше она не видела столько злости, что пылало в обычно спокойных глазах. Запоздало пришла память о том, кто именно стоял по ту сторону забора и что он мог сделать, если захочет.

– Ты действительно называешь это нормальной жизнью?! Дом на отшибе?! Одиночество?!

– Я не одинока!

– Очнись! – В какой-то момент Неле показалось, что Адам перепрыгнет через штакетник, схватит её за плечи и прижмёт к стенке дома. – Рядом с тобой никого нет! У тебя нет друзей, нет знакомых. У тебя есть только… – И Адам скривился, будто говорил что-то очень нехорошее. – …клиенты.

И они с ней говорили, они ей помогали, они всегда были рядом.

Перед глазами промелькнула та страшная ночь, после которой вся жизнь разделилась на две части. Будто наяву Неля услышала хрип Остера, почувствовала быстро леденеющие пальцы на своих бедрах и ощутила смесь из запаха мускуса, трав и смерти. Это произошло так быстро, так неожиданно, так горько.

Но даже в тот страшный момент местные не оставили её. Как и было положено, в дом вошли плакальщицы, староста, прошлый Отче. Ей никто ничего не сказал. Староста даже погладил по волосам. Это потом по деревне разнёсся слух, будто это в Неле сидел бес, сожравший дух Остера прямо на свадебном ложе. И даже так, деревня её не бросила. Не обрекла на смерть от голода.

За это Неля им была благодарна.

– Люди не виноваты, что меня боятся!

Неожиданно Адам рассмеялся. Грудь его будто набухла, рот открылся и из глотки полился громкий, гортанный смех. Но не было в нём насмешки. Только горькая, клокочущая печаль.

Это заставило Нелю сжаться.

– Боятся? Ты действительно думаешь, что они тебя боятся?! – Адам снова рассмеялся. Неля испуганно огляделась. Окна ближайшего к ней дома зарябили. По ту сторону стёкол выросли силуэты. Щеки Нели мгновенно налились краской стыда. – Краса моя, очнись. Они тебя не боятся. Они тебя стыдятся.

За всю жизнь Неля успела наслушаться много неприятных вещей, но это ранило её сильнее всего. Как… Как эта ветка с руками вообще смела?! Теперь Неля подошла к калитке. Плевать. Плевать если её обрекут на костёр. Перед этим она хорошенько протаскает эту пустую голову.

– Меня?! Стыдятся?!

– А как это ещё назвать?! При свете дня, на глазах соседей к тебе никто не идёт без необходимости. Зато как ночь на дворе, как у тебя перед крыльцом очередь. Тебе не кажется это странным, а, краса моя? Они стыдятся тебя. Стыдятся, потому что они не могут быть тобой и при всём желании.

– Они… Они…

Сердце в груди билось, как бешеный барабан. Стыдятся, а не боятся. Неле никогда в голову не приходила такая мысль. Всю отчуждённость окружающих она всегда приписывала страху из-за своей дурной репутации. Но сейчас… Слова Адама кололи. Слова Адама били. Слова Адама порождали ненужные мысли.

В попытке заглушить гул, Неля до боли схватилась за волосы. Не помогло.

– Они просто дураки! Они не знают, что говорят! Они не знают!

– Да, они дураки. Но они всё знают, краса моя. Они всё знают.

Когда тонкие, сухие руки Адама пролезли к ней, Неля взвизгнула и отшатнулась. Почему-то ей стало очень страшно и точно не из-за потенциального сожжения. Весь возраст и опыт будто стёрлись, оставив только маленького, испуганного ребёнка.

– А тебя… Тебя они вообще презирают!

Робкая улыбка на лице Адама тут же потухла, и его руки опустились.

«Я его задела?» – подумала Неля с надеждой. – «Я же его задела, да?».

Губы Адама задрожали, спина резко выпрямилась, и подбородок резанул воздух.

– Как ты не понимаешь, краса моя? Да, пусть они меня презирают, а тебя стыдятся! Нам они не нужны!

«Нам?! О, Всевышний!»

Колдун говорит о ней так, будто она с ним. Неля подняла глаза к небу и принялась тихо, но страстно молиться. Она взвывала ко всем, кто мог бы ей помочь и её защитить. Может, эти слова были её наказанием за помощь? Но пусть Адам и был колдуном, как Неля могла оставить его умирать.

– Тебя они презирают, вот ты и злишься на меня!

– ДА НЕ ЗЛЮСЬ Я! – Но он тут же понизил голос. – И лучше быть презираемым, чем…

Он не сказал чем именно, но Неля всё поняла. Впервые за долгое время глаза чесались от непрошенных слёз. Как бы Неля не уговаривала себя сдерживаться, обида внутри всё густела и густела. Вот был бы Остер, он бы нашёл бы правильные слова. Сумел бы её защитить.

– Краса моя? – Адам снова бросился вперёд, но Неля ударила его жгутом из простыни прямо по лицу.

– Ненавижу тебя! Будь проклят!

И резко развернувшись, Неля побежала в дом. В спину ей врезался голос Адама:

– Я уже!

Потом время потекло как в тумане. Неле показалось, что она провалилась в длинный, бесконечный сон. Фрагменты прошлого лениво протекали перед глазами. Детство, юность, Остер и жизнь после. Физически Неля жила как прежде, но душа её постоянно смотрела назад.

Настал очередной день. Неля встала с кровати, потянулась и приготовилась топить печь. Лето окончательно ушло, настало время дров и торфа. Неля почти оделась, когда дверь её дома бешено затряслась.

– Неля! Нелечка!

– Инва?! – Неля попрыгала к двери и резко её раскрыла. – О, Всевышний, что с тобой?!

– Нелечка! Там Прошку жгут!