Текст книги "Есть такая профессия...(СИ)"

Автор книги: Vladarg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Ну а после пошли мы к директору Гринграссу. Вместе пошли, а как же. Собака в замке, полном детей. Она, конечно, привязана, но дети же… А ну как залезут да и станут ужином? А если сыночек мой любопытный полезет? Я как представила это, чуть в обморок не грохнулась, как барышня. Поэтому пошли мы с Хагридом.

– Директор, а что это у нас на третьем этаже собака трехголовая, по-научному цербер, делает? – спросила я, проникновенно заглядывая в глаза стремительно бледнеющему лорду.

У него тоже дети есть, и старшая, по-моему, на Слизерине учится. Помню, как он девочке задал за грязь в комнате, да так, что чистота у нее с подружкой там с тех пор чуть ли не стерильная. Видимо, директор тоже представил, что будет, если дети на собачку смотреть пойдут. А еще оказалось, что он-то как раз не в курсе был. Хагрид рассказал, что это-де «великий человек Дамблдор» распорядился собачку привести.

Опять у нас аврорат бегает, как наскипидаренный, собачку забирают, и открывается чудо чудное и диво дивное. Целый коридор ловушек, чего там только нет… И растения дюже злобные, и ключи летучие, и тролль горный, тоже, кстати, голодный… А в конце стоит артефакт, Министерством категорически запрещенный. В общем, весело было. Хорошо, что никто из детей не пролез в дверцу, которая простым заклинанием отворяется. Повезло нам всем.

Ученица моя с экзаменами справилась на отлично, да и Гарри тоже. Сидят вдвоем, планы на каникулы строят, на меня поглядывают. А пока они планы строили, Гиппократ пришел, сейчас смущать меня будет. И точно…

– Поппи, а не хочешь ли во Францию съездить с сыном? – мягко стелет, но улыбка такая… хорошая.

– Хорошая мысль. Море, опять же, мальчику полезно будет… – будто бы задумчиво говорю, а он улыбается, понял все.

– Тогда на следующей неделе? – О, ученица вскочила, сияет.

– Гарри! Я с родителями тоже на море еду! – Счастливая такая, оттого, наверное, что с другом надолго не расстанется.

– Гиппократ, ты понял наш ответ? – протягиваю ему руку и улыбаюсь.

Какие же у него глаза все-таки, глубокие такие и добрые. Необыкновенные, хочется смотреть в них и смотреть. Господи, неужели я влюбляюсь? Не девчонка, чай, чтобы вот так, сходу…

***

Пролетели дни, отправилась домой Гермиона, загрустил Гарри, но я его подбадриваю – скоро встретимся, – а сама к директору, конечно.

– Перед учебным годом у нас диспансеризация персонала, вот план. Потом осмотры детей, как было в этом году. И санитарная инспекция, вот обоснование.

– Спасибо, целитель, большое вам спасибо! – восклицает директор, не глядя расписывается.

– В этом году я привлеку к осмотрам ученицу, ей эта практика очень нужна, если не возражаете.

– Мунго же не возражает? Вот и я не буду.

– Я уезжаю с Гарри во Францию, буду доступна, если что, но лучше бы ничего не случилось.

– Я тоже так думаю, доброй дороги, – улыбается лорд.

Все, Больничное крыло заперла, аврора и Барбару в отпуск прогнала, пора и нам честь знать. Спускаюсь с ребенком, а там Гиппократ стоит и улыбается. Какая же все-таки у него улыбка волшебная. Он берет сразу заулыбавшегося мальчика за руку, а меня полуобнимает таким естественным жестом, что сопротивляться не хочется. И нас переносит к красивому домику, почти на самом пляже. Гарри буквально выпрыгивает из одежды и, никого не стесняясь, надевает плавки, чтобы унестись к морю. Через минуту, наверное, мы оба слышим его счастливый крик: «Гермиона!»

Гиппократ улыбается и предлагает переодеться. Хорошо, что купальником я запаслась. Приличным. Потому что у французов – это не купальник, это что-то из жизни в борделе. Но море прекрасное, где-то на границе восприятия бегает ребенок, которого я рефлекторно ловлю взглядом. Хорошо-то как…

Потом пили чай с Грейнджерами, они все о школе расспрашивали. Школа как школа, рассказала им со своей точки зрения. С удивлением узнала, что в других школах санитарный режим так не блюдется, потому дети домой чего только не привозят – от педикулеза до дерматитов. Заверила, что у нас это невозможно – домовики бдят. Успокоились, спокойней смотрят. О Гарри расспрашивать начали…

– Мальчик рос никому не нужным сиротой, родителей убили, но вот он пришел первого сентября, посмотрела я в его глаза – и просто не смогла, – рассказывая историю моего малыша, вижу, что не понимают.

Эх, англичане… Другие они совсем, да… Ну да, в результате поняли, совсем другими глазами посмотрели на Гарри и, кажется, одобрили. Вот это уже хорошо.

Целитель Сметвик, похоже, начал осаду по всем правилам – цветы, рестораны, ненавязчивое внимание… Чувствую себя совсем девчонкой – хочется петь и танцевать. Кажется, я к нему привыкаю…

– Гиппократ, – решила я спросить напрямую, – ты чего добиваешься? Если у тебя серьезные намерения – так и скажи.

– Так и скажу, – улыбается опять, и в глазах у него…

Да нет, не может быть. Я, верно, себя обманываю, не хочу верить в то, что этот представительный мужчина смотрит на меня с нежностью. Не хочу, ведь если я ошибаюсь, то это будет больно, очень больно. А еще он долго о чем-то говорил с Гарри, интересно, о чем?

Гермиона получила свой первый букетик белых лилий от ребенка. Та-а-ак, кажется, теперь я понимаю, о чем они говорили. Девочка запунцовела вся, спрятала лицо в букетик, но за руку взять себя разрешила. Не торопись, сынок, только не торопись, и все у вас сладится. Переживаю, конечно, как же иначе?

***

Что-то сегодня странное творится… Гарри отпросился переночевать у Гермионы, ее родители с радостью согласились. Гиппократ весь такой нарядный… Пригласил на танцевальную площадку, есть тут такие. И вот, во время медленного вальса, он заговорил:

– Поппи… Сначала я тебя не воспринимал, потом ты стала раскрываться как умная, одаренная женщина, а потом – ты взяла под крыло сироту, и это было так прекрасно. Я понял, что влюбляюсь в тебя с каждым мгновением все сильнее. Я не знаю, что ты ко мне чувствуешь, но хотел бы, чтобы ты знала – я люблю тебя. Твои глаза, твои руки, твой голос… Скажи… – он помолчал и с последними тактами венского вальса закончил: – Ты будешь моей женой?

========== Способствовать профессиональному росту учеников ==========

Господи, какая я счастливая! Какое это счастье, когда тебя любят, и ты тоже… Просто невыразимо ярко и солнечно на душе, и куда-то спряталась война. Все утро я просто улыбаюсь всем, как дурочка, но это меня совершенно не заботит. Я просто счастлива. И глядя в хитрые глазки сына, я вижу, что он все знал. И Гермиона, и ее родители так искренне меня сегодня поздравляли, что я сразу поняла – они знали. Господи… Не барышня уже, а сердечко замирает… Даже не могла себе представить, что может быть такое счастье на свете! Хочется визжать и прыгать, как маленькой. Вчера вся танцплощадка аплодировала нашему поцелую, когда я сумела прошептать свое согласие.

Смотрю на простое колечко, украшающее руку, и чувствую, что уже щеки болят столько улыбаться. А вокруг прыгают дети… А впереди еще целых две недели, наполненных счастьем, солнцем и морем. Гарри ухаживает за Гермионой, явно копируя одного хитрого главного целителя, и отсюда мне очень хорошо видно, как смущается девочка.

– Гарри, подумай, вы маленькие, мало ли, вдруг ты полюбишь другую?

– Нет, мама, других девочек не существует, только моя Гермиона.

– Уже твоя? – я улыбнулась.

– Ну, она еще не знает, что она моя, но узнает, обязательно!

Целеустремленный он у меня, если что решил, то с пути не свернет. А я думаю – пусть. Если их дружба станет чем-то больше – это же хорошо, правда?

– Правда, душа моя, – Гиппократ подкрался незаметно.

– Любимый, – будто пробую на вкус это слово и вижу звездочки в его глазах. – У тебя глаза сияют.

– Это ты в них сияешь, любимая…

Все-таки я счастливая… Сколько девчонок видела, что отдавали себя полностью, до конца, любви во время войны. Не всегда могла понять, а оно возьми да и постучись в мое сердце. Теперь-то я понимаю… «Невеста». Слово-то какое… Сладкое, как то, что происходит со мной. Я будто бы помолодела лет на тридцать – чувствую себя совершеннейшей девчонкой.

Пролетают дни, будто деревья в окне вагона, скоро надо будет возвращаться – диспансеризация и подготовка к новому году, а так не хочется… Сегодня, когда заговорила об этом, Гарри встал на колени, уговаривая маму разрешить ему остаться с Гермионой.

– Сын, встань, пожалуйста.

– Не встану, пока не разрешишь. – Я говорила, что он целеустремленный?

– А родителей и Гермиону ты спросил?

– Да, мама.

Только хотела согласиться, как Гермиона, посмотрев на Гарри, опустилась рядом с ним, взяв того за руку. Даже не знаю, кто больше удивился – он или я. Но я рассмеялась от такой картины и разрешила, конечно. Как же иначе? Хотя два хитрых чертенка они, конечно.

Родители Гермионы согласились, говорят, мальчик на дочь хорошо действует – в книги не зарывается, гуляет и много смеется. Вот и хорошо. А мне завтра надо возвращаться. Не хо-о-очу, но надо, а Гиппократ, кажется, понимает меня лучше меня самой.

– Я буду приходить каждый день, чтобы чувствовать вкус твоих губ…

***

Итак, диспансеризация персонала. Серьезная Барбара, аж целых два аврора, спасибо моему любимому целителю. Пошли по этажам, проверяем спальни, постельное белье, отопление, утепление… В общем, ничего нового. Рассказываю и показываю все. Барбара старательно запоминает. Хороший целитель будет, есть на кого это все оставить, потому что Гиппократ уговаривает уходить к нему. Я его понимаю, конечно, но до седьмого курса сына пусть даже не надеется.

Лорд Гринграсс предоставил справку из Мунго. Гиппократ рассказывал прохождение диспансеризации профессорами в Мунго – обхохочешься. Директор всех принудительно, под страхом увольнения, загнал в больницу и стоял над душой, пока все не прошли тщательно и внимательно. Да, напугала прошлогодняя процедура профессоров, напугала… Но для женщин все равно меня позвали. На вечно вакантное место взяли преподавателя из аврорской академии, отставного, конечно, но теперь никакое «проклятье должности» не работает. Знающий дед, и с детьми контакт у него хороший.

– Ты вся светишься, Поппи, – сказала как-то Минерва, забежав ко мне вместе с Помоной на стаканчик чая. – Рассказывай.

– Ой, девочки, – только и смогла сказать, как они все сразу поняли.

– Целитель Сметвик, да? Когда свадьба? – улыбаются-то как.

– На рождественских каникулах, вы все приглашены, – вернула улыбку я.

Оказывается, Минни умеет визжать, как девчонка. Шокировали мне Барбару, которая карточками занималась. Все непонимание ушло в прошлое, мы теперь подруги, да. Многое изменилось… Впрочем, надо заниматься делом, а между делами можно и в Мунго. Не только лекции читать, но и… Аж замирает все внутри, когда его вижу.

– Я тебя так люблю… Сама не понимаю, отчего, – шепчу ему на ушко, а он только улыбается.

– Ты мое самое большое чудо в жизни. – И от этих его слов хочется смеяться и плакать.

Почему-то все реже в сны приходит война, все реже я просыпаюсь от истошного «Воздух!» и все чаще в снах он. Тот, кого мне подарила судьба в этом мире, тот, кто внезапно стал всем миром для меня. Смешно, правда? Тертая войной баба, закаленная годами, видевшая и страх, и боль, и кровь, офицер, наконец, а веду себя, как девчонка. Будто бы смыло всю войну с меня без остатка. Но еще приходит она в сны, приходит… Бывает, очнешься после кошмара, а губы любимого дарят покой. Он все понимает и будто бы чувствует меня. Наверное, это жутко развратно, но мы давно уже спим в одной постели. Наверное, это оттого, что помолвленным – можно?

Вот и первое сентября скоро. Гарри с Гермионой приехали заранее, потому что мальчику совершенно не нужно весь день проводить в поезде, а без «своей» Гермионы он и с места не сдвинется. Похоже, симпатия переходит во что-то большее у малыша. Отправила их в гостиную, пусть воркуют, голуби.

Как мы отмечали во Франции его день рождения – с огромным тортом, фейерверком, весь день провели в парке развлечений «Диснейлэнд». Дети были счастливы. Ну, потом подарки и торт. Господи, какие же звери его воспитывали! Ребенок увидел торт и расплакался. Просто стоял и плакал, еще и спрашивал, можно ли ему свечки потрогать. А потом, когда затушил все, получил поцелуй в щеку от радостной Гермионы, которая немедленно смутилась от своего порыва.

– Знаешь, мама, этот поцелуй был самым важным подарком, – сказал мне потом Гарри, когда мы остались одни.

Ничего, сыночек, теперь все будет хорошо.

***

На распределении блокадных детей на сей раз не было, несколько смутила рыжая девочка – что-то царапнуло меня в том, как она себя ведет. Ну да узнаем, завтра они к нам все придут. А так – без сюрпризов совершенно. Рональда Уизли, которого отселяли, в этот раз в школе не было, директор перевел его на домашнее обучение принудительно, впрочем, ему виднее. Занятия по первой помощи и гигиене у нас продолжаются: так как в прошлом году через них прошли все, то в этом году – только первый курс, девочки отдельно, мальчики отдельно и пофакультетно, чтобы войны не устраивали. То есть – восемь часов в неделю. Поделились с ЗОТИ, профессор счел это великолепной идеей.

В этом году Гермиона будет работать на обследованиях вместе с Барбарой, надо девочке двигаться дальше. Потому сейчас дети покушают, а завтра с утра начнем работу. Старшие курсы всех факультетов принесли справки, значит, я была достаточно убедительной. Это очень хорошо. Первокурсников надо осматривать, кроме тех, кто из обычного мира, как водится. Аристократия притихла, прошлогодний пример их успокоил. Это хорошо. С разрешения директора сказала речь о том, что те, кто любит нарушать правила, наказаны не будут, их будут лечить от этой пагубной привычки. Кто-то заметил, что розги были бы милосерднее, на что я мило улыбнулась.

Утро наступило как-то очень быстро, Гиппократ оделся и быстро ускакал на работу, а я прошла в кабинет. Сегодня у нас большой, тяжелый день. Ровно в восемь утра постучалась Гермиона. Сбросила мантию и осталась в салатовом хирургическом костюме, умничка моя. Сразу же ускакала мыть руки, готовить инструменты, стекла, пробирки, зеркала… Барбаре современные костюмы тоже нравятся больше, чем мантии, ну а я пока в мантии побуду.

Кто у нас там первый? Слизерин? Заводи!

Мальчики, осмотр, опрос, карточку заполнить, мазки взять. Девочки, успокоить, осмотр, опрос, карточку заполнить, мазки взять.

Больше нас всех боятся почему-то Гермиону, пугает их ученица, задающая серьезные вопросы. Ничего, привыкнут, куда денутся. А вот среди синеньких мое внимание привлекла одна девочка с глазами чуть навыкате. Заглянула туда – и будто снова в эшелоне под бомбежкой, такая в них боль была. Что же с ней случилось?

========== Быть требовательным и справедливым ==========

Мы уже закончили, когда пришел Гарри. Откуда он в замке берет цветы, да еще и лилии? Мне любопытно. Очень любопытно, откуда в закрытом шотландском замке в сентябре можно достать белые лилии. Хотя те же розы от Гиппократа… на что только не пойдут мужчины, чтобы очаровать нас.

– Мама… Я хотел спросить, – тихий сегодня Гарри какой-то, а за его плечом стоит Гермиона, поддерживает, значит. – У Невилла родители… У них совсем нет шансов?

– Сыночек, я не знаю, что с ними, спрошу Гиппократа и расскажу, хорошо?

Оба буквально полыхнули радостью, открытые, чистые дети, и убежали. А у меня впереди бумаги, много бумаг. Так, Полумна Лавгуд… Мама погибла на глазах девочки два года тому, а папа, судя по всему, повредился рассудком, значит, возьмем под крылышко. Салли-Энн Перкс со второго курса – что-то с ней нехорошо. И Джиневра Уизли. Вот с ней точно что-то не так. Осмотр вроде бы ничего не выявил, но отклик органов и мозга… Смущает меня что-то, не могу понять что.

Из мальчиков… Хм… Здоровые все, претензий нет. Надо будет через месяц посмотреть девочек четвертого года обучения на предмет развития. Ну и намотавших отсеять, конечно, если таковые будут. А через три месяца будет… Ничего, три месяца – совсем недолго, мы, бывало, и дольше ждали. А девчонки вообще жили от письма до письма, с трепетом получая треугольники и до ужаса страшась прямоугольного конверта. Так что мне еще повезло.

– Барбара, посмотришь тут?

– Конечно, – улыбается.

Камин, «Мунго». Привыкла я уже к этому всему, никакого удивления не вызывает, как в другую комнату сходить. Так… Зайду к Гиппократу сначала.

– Здравствуй, любимая. – Замирает сердечко, замирает, и сладко-сладко становится от его улыбки.

– Здравствуй, я по делу, – останавливаю потянувшегося ко мне жениха. – По поводу Лавгуд и Лонгботтомов.

Посмурнел, видимо, вопрос очень непростой, потом начал рассказывать. С Лавгудами все непросто, отец Полумны – частый гость в Мунго. Сломался он после смерти жены, жаль, что дочь не стала его якорем. Ему самому помощь нужна, а уж девочке… Надо помочь девочке, подумаю как. А вот с Лонгботтомами… С ними все сложнее. Выглядит так, как будто откатились в детство. Помню, видела я однажды что-то такое… Надо вспомнить, что тогда произошло. Может быть, им можно помочь.

– Родной, а что у них в голове физически творится, посмотреть можно?

– Хм… – задумался мой хороший.

– Может быть, магловским способом попробуем посмотреть? Есть у меня одна мысль, вдруг сработает?

Мы договорились отвезти обоих на новомодную томографию в ближайшие пару дней. Возможно, действительно удастся разобраться, в чем дело. А если повезет, то и помочь, ну… Или приговорить окончательно.

***

Вечер, возвращаюсь с Гермионой после ужина в Больничное крыло, чтобы выдать ей новые книги. Удивительно быстро читает и, главное, понимает, что прочитала. Повезло с ученицей, старательная, умная… Скоро будет готова сдавать очередной экзамен уже на медиведьму такими темпами. Барбара на нее тоже не нарадуется.

Возвращаемся мы из Большого зала, и вдруг вижу я девочку, что медленно идет по коридору. Голова низко опущена, плечи вздрагивают, поэтому она нас не видит… Гермиона сорвалась с места и подбежала к девочке, подойдя поближе, я узнала Полумну Лавгуд. Она стояла, не шевелясь, в объятиях Гермионы, которая что-то говорила девочке на ушко. Медленно поднялось заплаканное лицо… Господи… Она же босая! Проблему отопления спален директор и профессора решили, но в коридорах кое-где градусов пять, не больше, а она стоит босыми стопами на каменных плитах.

– Эльф! – Хлопок. – Девочку немедленно в Больничное крыло!

И с еще одним хлопком исчезают и Полумна, и Гермиона, а я спешу к себе. Дошла быстрым шагом, а там Гермиона уже раздевает безучастную девочку. Очень страшно видеть таких детей. Перед глазами вновь встают разбомбленные города и вот такие дети, потерявшие всех и все. Не могущие сами справиться с бедой и оттого медленно умирающие просто от безысходности. Я не хочу такого видеть!

– Полумна, – мягко обращаюсь к ней. – Ты почему босиком ходишь? Где твоя обувь?

– Нарглы спрятали…

– Ах, нарглы…

– Наставница, на ней белья не было тоже и… только юбка и мантия, – шепчет мне на ухо шокированная Гермиона.

Уложили на кровать, переодев… хотя в ее случае – просто одев в пижаму. Я выдала бодроперцовое от простуды и сонное. Пусть поспит, как выспится – так и поговорим. Попросив Гермиону понаблюдать и чувствуя, как мой гнев не желает утихомириваться, направила свой путь к Флитвику, он декан синеньких. Да как они смеют издеваться над тем, кто слабее! Что за повадки, да еще и среди умников! Да, я была в ярости.

– Филиус, твою! – рыкнула я с порога. – Что за бардак на твоем факультете? Не успели от одних фашистов избавиться – других воспитываем?

– Поппи, что ты имеешь в виду? – Вид моих наэлектризованных и стоящих дыбом волос явно впечатлил полугоблина.

– Вот скажи мне, с каких пор это нормально – издеваться над девочкой, заставляя ее почти голой ходить по холодному замку?

А вот теперь я верю, что он не знал. Глаза полыхнули буквально, рычание вырвалось из горла, и, пригласив меня следовать за собой, профессор Флитвик быстро двинулся в сторону общежитий своего факультета. Дверь даже не успела загадать загадку, как открылась, покорная воле разозленного профессора.

– Староста, собрать факультет!

– Поппи, кто пострадал?

– Лавгуд.

– Акцио вещи Лавгуд!

Да, такого я не ожидала. Обувь, мантии, даже трусы… Что-то изрезано, что-то испорчено… И три виновницы. Две первокурсницы и пятикурсница. Тоже мне, нашли себе жертву, змеи… Судя по выражению лица декана синеньких, он их готов поубивать. Не ожидал, значит…

– Филиус, а отдай мне виновниц. Я их подлечу.

– Их надо исключить, а не лечить, Поппи.

– Дай мне шанс, возможно, я смогу их вылечить от воровства и желания унижать тех, кто не может ответить.

Филиус согласился, и я повела рыдающих девочек в Больничное крыло. От воровства лечиться. Не будь современных методов, я бы им, конечно, клизму бы вставила, чтобы жизнь малиной не казалась, но у русских коллег появились и другие методы карательной медицины. Витамины внутримышечно. Это не унижает, не наносит никакого вреда, кроме боли от инъекции, да и организму полезно.

– Вы, девочки, больны. Только очень больной человек может издеваться над тем, кто слабее, а уж воровать у почти сироты – в голове не укладывается. Поэтому сегодня я буду вас лечить, как раз будет время подумать ночь. Переодевайтесь в пижамы и готовьтесь.

– Наставница, а кто это? Что с ними? – неслышно подошла Гермиона.

– А это нарглы, солнышко. Сейчас мы их лечить будем. Приготовь, пожалуйста, шприцы и витамины для каждой – общеукрепляющие.

Смущенно улыбнувшись, ученица убежала готовить то, что я сказала. А я пока запишу в их карточки витаминные инъекции. Потому что социализм – это учет. Так, переоделись.

– Повернитесь на живот и спустите штаны, – спокойно говорю я.

– Но… но… нельзя же бить… – испугались девочки, решившие, что их ждет порка.

– Бить я вас не буду, я вас лечить буду, – мой голос спокоен, руки принимают первый наполненный шприц, который и отправляется по назначению.

Да, это больно, и чувствуется еще долго, даже если вводить правильно, а я ввожу правильно, конечно, не садистка чай. Но запомнят надолго, что лечение – это не только противные зелья. Лежат теперь, плачут в подушку.

– Если такое повторится, девочки, будет у вас двухнедельный курс, это понятно? – Закивали, а Гермиона пока рассказывает, что такое «двухнедельный курс».

Не скажу, что не ожидала такого, но утром девочки чуть ли не на коленях просили прощения у Полумны, совершенно этого не ожидавшей и даже расплакавшейся под конец. Ну а когда они ушли, я предложила девочке ученичество. Так я ее могу к себе забирать… Жалко ее, просто жалко. Ничего, мы обязательно что-нибудь придумаем.

========== Не буду использовать свои знания против законов человечности ==========

Весть о наказании… Пардон, о лечении особенно отличившихся, быстро облетела факультеты, хулиганить стали значительно меньше. Глядя на школьниц, которым сидение на лавке доставляло некоторые явные неудобства, другие дети решили, что так рисковать они не согласны. Гиппократ чуть не задохнулся от смеха, когда услышал эту историю. Кажется, профессора взяли на заметку сам метод и вскоре ко мне заявились смертельно напуганные школяры, отправленные на «лечение» своими деканами. Вот, теперь еще и воспитателем работай…

Полумна с радостью согласилась стать ученицей, обрадовавшаяся Гермиона окружила девочку заботой, ну и Гарри, конечно, тоже, что не мешает ему ухаживать за Гермионой. Сегодня у нас печальный день – годовщина смерти родителей мальчика. Гермиона так смотрела, что решили ее взять с собой на кладбище. Вот после обеда Гиппократ зашел за нами, и мы все вместе выдвинулись.

Накрапывал мелкий дождик, когда мы вышли из бара на улицу. Камин в этом баре подключен к сети, поэтому в деревне мы оказались мгновенно. Медленно мы шли к кладбищу, Гарри прижимался ко мне, а Гермиона – к нему. Так и дошли до плит, на которых были выбиты имена тех, кто родил мальчика, но не смог воспитать, защищая ребенка до последнего вздоха. Капли дождя стекали по лицу Гарри, смывая слезы. Мальчик грустно говорил с родителями, временами переходя на шепот. Гермиона обняла его, желая помочь, поддержать, подарить тепло. Гиппократ положил мальчику руку на плечо… «Им там хорошо, поверь».

А потом мы до вечера сидели у меня. Любимый, Гермиона, Гарри, Луна и я… Барбара возилась с карточками и инструментами, а дети рассказывали о своих мечтах и горестях, о родных… Погибших нельзя забывать, но их нужно отпустить. Так бы и закончился этот день, если бы не окаменевшая кошка, повешенная на факелодержатель. Хорошо, что Гиппократ был здесь, он буквально в три движения понял, в чем дело и вызвал местное НКВД, как там его… По замку снова забегали представители власти, потому что здесь школа, полная детей и даже подозрения должно быть достаточно.

По просьбе целителя Сметвика местные выставили стационарные посты и мобильные патрули до тех пор, пока не найдут злонамеренного зверя. По мнению Гиппократа, нас посетил василиск. Если за пару дней его не найдут, придется закрывать школу и эвакуировать детей, а пока всем ученикам рекомендовали находиться вечером в гостиных. Пока в школе были местные милиционеры, ничего не происходило, даже шалости утихли на время.

Я заметила, что стоит мне куда-то вечером пойти, как что-то случается. На этот раз мне встретилась младшая рыженькая. Она была бледна и шла куда-то, не замечая никого вокруг, будто бы во сне. Я приказала эльфу доставить девочку в Больничное крыло, такое состояние необычно.

– Мадам, а злую вещь куда девать? – и протягивает мне тетрадку черного цвета.

Помня наставления Гиппократа, я вызвала ближайшего местного… Аврора. Аврорами их зовут, вспомнила.

– Эльф считает это «злой вещью», то есть опасным артефактом, – сказала я ему.

***

Томография показала… Эх, мне бы раньше… Очень похоже на застарелый геморрагический инсульт по картине поражения мозга, причем мужчина скорее овощ, а вот женщину можно попробовать прооперировать. Но я, наверное, не возьмусь, тут специальный хирург нужен и лучше современный, который умеет в мозги лазить. Страшно мне, никогда такого не делала. Гиппократ успокаивает, а мне тяжело…

– Спасибо-спасибо! – ворвался ко мне Невилл, который Лонгботтом.

– Я же не сделала ничего, да и шансы маленькие, – попробовала я объяснить мальчику.

– Вы дали надежду, – серьезно так посмотрел мгновенно переставший улыбаться мальчуган. – И сказали правду.

Его родителей отправили на континент в клинику, так что шансы есть, особенно при таком обследовании. Маги на континенте, оказывается, умеют и знают гораздо больше, чем у нас. Любимый говорит, что это следствие законов, принимаемых министерством. Вполне возможно, учитывая, что чем тупее человек, тем им легче управлять.

Заметила недавно, что Невилл начал оказывать знаки внимания Полумне. Это он молодец, это правильно. А я решила пройтись по замку, благо местоположение василиска обнаружили и теперь у нас целый этаж под запретом для учеников. Решают, что будут делать со змеюкой – к делу приставят или актируют. Впрочем, это не мои заботы, главное, что дети в безопасности и никто больше не пострадал. Кстати, что это за всхлипы?

Выхожу из-за угла, а на полу девочка сидит и плачет, а в руках лист бумаги. Бледная вся – бледнее стен. Руки дрожат, слезы текут, давно, видимо, плачет – уже хрипит. Присела, продиагностировала, осторожно погладила и… Я, наверное, никогда к такому не привыкну. Не могла привыкнуть там, не смогу и подавно здесь. Один раз увидеть ребенка, который стоит у тела матери, увидеть его глаза – этого хватит на всю жизнь. Эти глаза будут приходить в снах, вставать перед внутренним взором… Такое не забывается. И вот на меня опять смотрят такие глаза. И почудилось мне, что вокруг опять сорок первый, воют сирены, падают дома, плачут люди… Тогда я видела такие глаза, только они были мертвые. Эта девочка смотрела на меня мертвыми глазами, значит, ее мир только что разрушился, полностью, до основания. У малышки горе, такое, после которого невозможно жить.

Я аккуратно взяла ее на руки и медленно пошла к Больничному крылу, прижимая ребенка к себе. Не знаю, почему я не позвала эльфа, просто в голову не пришло. Девочка дышала тихо-тихо, будто бы через силу. Она закрыла глаза, но доверилась мне. И я шла…

В Больничном крыле я опустила девочку на кровать, но она вцепилась в меня и не отпускала. Так и посидели, пока Барбара не подошла. Влили в девочку снотворное, и она тихо уснула. Только тогда я начала ее переодевать. Из руки выскользнул лист бумаги, но я решила поднять его попозже. В Больничное крыло вбежала Гермиона.

– О, Мерлин, Салли! – шепотом проговорила она.

Подошла ко мне поближе и наклонилась, подбирая лист бумаги официального вида, вчиталась в него и зарыдала. Да что же там такое написано-то? Я протянула руку, в которую ученица вложила этот бумажный лист, продолжая плакать. Так… Девочка теперь сирота, ее родители погибли. Взрыв газа в жилом доме и больше нет у ребенка никого. Бумага – извещение о предоставлении места в приюте.

Гарри прибежал за Гермионой, увидел ту плачущей, кажется просто телепортировался к ней. Обнимает, успокаивает, поцеловал даже, а она его обняла и плачет. А я подошла к сыночку…

– Гарри, сыночек, ты не будешь против, если мы девочку к себе возьмем?

Боже, как он смотрит! Я даже на секунду испугалась, так, наверное, на святые иконы смотрят. Гермиона плакать перестала и смотрит на меня во все глаза. Да что я такого необычного сказала-то? Это же нормально, брать к себе детей, оставшихся без крова, у нас так многие делали, если не все. Это нормально же, почему тогда дети на меня смотрят, как ожившую мечту? {?}[Просто все люди разные и что принято в одной стране, не принято в другой, в UK на такое мало кто осмелится]

– Мамочка, ты самая лучшая на свете, я тебя очень люблю! – обнял меня ребенок, а потом и Гермиона, чуть замешкавшись.

Девочка, оказавшаяся Салли-Энн Перкс, та, которая была подавленной во время осмотра, проснулась через час. Я даже не успела ничего сказать, как ее оккупировали дети. Гермиона просто обняла девочку, а Гарри посмотрел в глаза и выдал:

– Ну, привет, сестренка!

Почти минуту Салли смотрела в глаза Гарри, а потом, видимо что-то там увидев, разрыдалась. Мальчик оглянулся на меня, явно не понимая, что произошло, обнял ее вместе с Гермионой. А я просто позвала жениха. Гиппократ меня не разочаровал – примчался сразу и горячо одобрил мое решение, еще и пообещал все документы быстро оформить. Хороший он у меня, правильный.

***

Девочка бледнющая, куда-то хочет идти, что-то там искать. И Тома какого-то зовет, так нет у нас в школе никакого Тома. Хотя вроде бы английское имя. Время от времени шипит как-то страшно, как змея. В общем, ничего не понимаю, оставила Барбару за меня и двинулась к камину.