Текст книги "Операция "Эдемский сад" (СИ)"
Автор книги: Ulla Lovisa
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Отстреляв всю имеющуюся в пистолете обойму, – несколько пуль из которой, пущенные вслед второму нападавшему, сбежавшему с лестничной клетки обратно в коридор, влетели в стену и дверь, – Хортон сбежал по ступеням к упавшему Фердинанду. Он попытался сдвинуть в сторону потяжелевшую под густой бурой влагой арафатку, чтобы нащупать пульс, но рассмотрев открывшуюся его взгляду рану, остановился. Шея Блэйка превратилась в раскуроченное кровавое месиво, не оставлявшее даже малейшего шанса на выживание.
Подняв из его обмякших пальцев пистолет, Джайлз повернулся. Ниже, тонко застонав, попыталась привстать Софи. Она оттолкнулась от крайней ступеньки и, зашипев от боли, подхватила себя рукой под ребра. Хортон бросился к ней. Больше всего в тот момент он боялся отстранить её ладонь и на той увидеть подтеки крови, от этого у него потемнело перед глазами и гулко застучало в висках.
– Что? Что?! – закричал он, падая перед ней на колени. – Тебя задели?
– Нет, – всхлипнула она. – Кажется, нет.
– Я посмотрю. Убери руки.
На светлой одежде остались темные пыльные следы, на руках белесыми росчерками содранной кожи с едва различимо проступающими алыми бусинами растянулись незначительные царапины. Джайлз дважды всё внимательно проверил и с облегчением выдохнул – она цела. Подавшись импульсу, он сжал в руках её перепуганное лицо и приблизил к себе. Расцеловал губы и щеки, ощущая химический привкус косметики, а затем отстранился.
– Вставай, пора идти.
Варгас растеряно моргнула. В её широко распахнутых глазах, находящихся так близко, Джайлз отчетливо различил все переливы от солнечно-янтарного до густого карего, увидел что-то вопросительное и, опережающее её сознание, грустное. Ещё один взмах обильно подкрашенных ресниц, и ступор прошел. Софи резко обернулась.
– Фер.
Она вскочила на ноги и бросилась наверх по ступеням, Хортон едва успел обвить её рукой и потянуть обратно – один нападающий был только ранен, второй где-то прятался, их голоса наверху он отслеживал периферией внимания всё это время.
– Фер!
– Нет!
– Пусти меня! Фер!
– Он мертв, слышишь? Мертв! Надо уходить, – проговорил он ей прямо в ухо, утыкаясь лицом в шелковистые складки хиджаба. Варгас заметалась, пытаясь вырваться, замахнулась и наугад пнула его локтем. Джайлзу пришлось перехватить её руку и крепко сжать. Софи предприняла несколько ослабевающих попыток его оттолкнуть, но по лицу побежали слезы, голос сорвался и она безвольно сдалась.
– Нет, пожалуйста… – только и могла полушепотом повторять она, уволакиваемая вниз по ступенькам Хортоном. Они спустились мимо выхода в фойе в подземное служебное помещение, встретившее их хаотично выстроившимися вдоль длинного бетонного коридора с низким потолком и проложенными вдоль него толстыми связками проводов, корзинами, доверху заполненными смятым постельным бельем. Воздух здесь был влажным и горячим, с химической отдушкой стирального порошка и отбеливателя.
Софи шла, путаясь в собственных ногах, уронив голову. Джайлзу приходилось подталкивать её вперед и выравнивать её шаг, чтобы она не задевала плечами стены. Он оглядывался и прислушивался, готовясь выхватить из-за пояса пистолет Блэйка при любом шевелении тени, но внизу за ними никто не следовал. Здесь, казалось, не было даже работников. За прачечной оказался проход к складским помещениям, а к тем вели несколько закрытых пандусов для разгрузки грузовиков. Через дверь одного из них они вышли наружу, и отделенные от любопытных глаз, собиравшихся за углом перед фасадом отеля, пошли вниз по переулку к припаркованным машинам группы.
Всю дорогу Варгас сидела молча, подхватив руками перечеркнувший её ремень безопасности, и безразлично рассматривая улицу за боковым стеклом. Дважды Джайлз отрывал руку от руля, опускал на её плечо и мягко сжимал его, потом дотягивался до скулы и коротко гладил, но оба раза Софи игнорировала эти прикосновения. Она подняла на него застеленные пеленой слез глаза, только когда Хортон остановился у её дома.
– Не оставляй его там, – тихо произнесла она. – Не смей бросать там Блэйка. Пообещай мне.
– Софи…
– Пообещай мне! – закричала она, и он молча кивнул.
Сдерживая своё слово, через три дня он стоял в тени низко повисшего над землей крыла военного транспортного «Гольфстрима», наблюдая за тем, как на его тесный борт, предназначенный для незначительных грузов и дюжины пассажиров, поднимали гроб. И продолжал прокручивать всё голове снова и снова.
Ему нужно было прокричать ей в ответ:
– Пообещай мне, что не бросишь меня сейчас, когда так сильно мне нужна, чтобы пройти через это всё и со всем разобраться!
Но он лишь кивнул, наклонился к ней, коротко прижался губами к щеке и сказал:
– Постарайся уснуть.
Когда она вышла из машины и в желтом свечении фонарей, вокруг которых свой безумный танец выплясывали ночные мотыльки, шла к подъезду, он смотрел в её узкую спину и грустил. Наверное, понимал уже тогда, видел в порывистости шагов стремление к очередному бегству.
========== Глава 12. Разбрасывать камни и их собирать. ==========
5 сентября – 30 октября 2015 года.
Улица была из тех, на которой самой Варгас жить не доводилось. Дома здесь стояли, окруженные просторными зелеными лужайками, к каждому вела широкая подъездная дорожка, деревянные веранды и оконные рамы были окрашены в белый, а фасады домов – в кремовый и желтый. Между ними пролегала полоса ровно уложенного асфальта, и по нему ветер гнал первую осыпавшуюся с деревьев желтеющую листву, прибивая к бордюрам. Здесь не было богатства, только размеренное течение стабильной, уютной жизни. Такой, которая была Софи не знакома в детстве, и которой, конечно, не могло быть в реалиях её профессии. Такой, на которую она нередко с легкой меланхоличной завистью засматривалась.
В теплых домах на таких улицах, казалось ей, семьи знали друг о друге всё, дети на завтрак ели хлопья, а со школы возвращались на задних сидениях родительских авто. Мужья и жены вечерами ложились в свои кровати, уверенные друг в друге и в завтрашнем дне. До этого самого момента Софи и не осознавала, насколько устала и подсознательно стремилась в подобную тишину.
Наверное, у каждого был свой срок службы, по истечению которого внутри что-то безвозвратно выгорало. Варгас подумалось, что свет в её лампе, всё это время безостановочно ведущий её вперед, необратимо погас. Она не находила в себе запала, способного зажечь её снова. Ни чувство долга, ни жажда приключений, ни рвение отомстить, ни даже сила привычки – ничто внутри неё не отзывалось и не провоцировало желание вернуться в Анкару.
Дом, ради которого она проделала долгий путь с одного побережья на другое, из Вашингтона в Портленд, был одноэтажным, с густыми вечнозелеными кустами, ровно подстриженными вдоль ведущей к крыльцу аллеи, с покачивающимся на ветру флагом и белым семейным фургоном у гаража. На ступенях остались лежать оставленные кем-то из девочек розово-фиолетовые наколенники и велосипедный шлем. Здесь жили жена и дочери Фердинанда Блэйка. Софи сморгнула собравшуюся в углах глаз влагу и торопливо подхватила предательски покатившиеся вниз капли. Вдова и осиротевшие девочки.
Три долгих изнуряющих перелета, ночи в аэропортах и гостиницах рядом с ними, такси и гудящая от боли и скачков давления голова – всё ради того, чтобы так и не решиться постучаться. Была суббота, все трое девочек Фера были дома, и Варгас будто высокочастотный ток ощущала их присутствие. Она ехала сюда, испытывая острую потребность сделать это, но не понимая, зачем и как. Софи не знала слов, которыми могла бы объяснить случившееся. И не представляла, как сделать это, не выдав себя – как агента ЦРУ в первую очередь. А потому написала всего несколько строк и вставила записку в букет роз, которые нашла в супермаркете, мимо которого проезжала.
«Мы проработали с Фером плечом к плечу 4 года, и что бы вам о нём ни сказали, помните одно: он любил вас троих больше всего в жизни. Больше самой жизни!
Сожалею о вашей утрате»
Цветы она оставила на ступенях крыльца и спешно зашагала прочь. Глотая покатившиеся градом слезы и вырывающиеся рыдания, она не обратила внимания на машину, покатившуюся следом за ней, и когда та темным силуэтом перегородила ей проход, Софи напугано встрепенулась. Задняя дверца открылась, и оттуда немного неловко выбрался мужчина. У него был высокий лоб и коротко отстриженные светлые волосы, отчего румяность его кожи становилась контрастно заметной и ярко подчеркивающей необычайную голубизну глаз.
– Мисс Варгас, – сказал он, одергивая края не застегнутого пиджака, – Вы не против, если я прогуляюсь вместе с Вами?
***
Она стояла перед ним, подняв плечи и неспокойно сомкнув пальцы в замок, в своём несчастье кажущаяся совершенно юной, и на какое-то нерациональное мгновение Барри показалось, что он ошибся. Это круглое заплаканное личико латиноамериканского ангела не могло принадлежать агенту, отдавшему службе в ЦРУ пятнадцать лет.
Исключительно по-мужски – не беря во внимание его семейный статус и возраст, язву и ноющие суставы – Мэйсон понимал Джайлза Хортона. Девчонка, конечно, была что надо. Ничего удивительного, что он так яростно настаивал на том, чтобы её немедленно вернули ему в Турцию. Сколько угодно Хортон мог обосновывать это тем, что она была ключевым специалистом, но Барри от роду была не неделя, он давно научился отличать четкую неподдельную картинку от подсовываемой замыленной линзы. И как друг Джайлза, и как ответственный за успех его операции руководитель, Барри не мог выполнить просьбу. Если что-то стоящее – кроме детей – Мэйсон и смог вынести из многолетнего брака, так это понимание, что женщинам нужно давать время и пространство. Как бы сам Хортон ни знал эту Варгас, – он с точностью едва ли не до часов предсказал, что она появится у дома Блэйков – ему нужно было попридержать коней. Джайлз был из тех, кто никогда не ослаблял хватку, а стискивал челюсти только сильнее, и если в работе это сделало ему добрую славу, то сейчас он рисковал откусить эту девчонку от себя навсегда.
– Вы, наверное, устали после дороги? – предположил Барри, когда взгляд Софи Варгас немного прояснился. – Как думаете, мы сможем здесь отыскать местечко, где наливают горячий кофе и подают булочки с корицей?
– Кто Вы? – ответила вопросом на вопрос Софи. Мэйсон улыбнулся и протянул ей руку.
– Барри, – представился он, пожимая тонкую холодную ладонь. – Я друг Вашего друга.
– Вас прислал Хортон?
Мэйсон хохотнул. В самой сути, пожалуй, именно так и было.
– Не совсем верная формулировка, – проговорил он вслух. – Он в моём подчинении, а не я – в его. Скорее, я воспользовался его сведениями, чтобы найти Вас.
– Я не вернусь в Анкару.
– Ладно.
Софи с удивлением подернула бровью, будто не ожидала, что не встретит абсолютно никакого сопротивления.
– Я увольняюсь, – добавила она.
– Я тоже.
Заявление он подал Чамберсу на подпись ещё в понедельник. Важной пометкой в прошении об отставке было то, что Барри обязывался довести операцию «Эдемский сад» до конца. Кэрол он пока об этом не говорил, но уже позвонил знакомому агенту по недвижимости, чтобы поставить его в известность – их дом скоро будет выставлен на продажу.
Эра таких людей, с некоторой ностальгической грустью думал Мэйсон, как его бывший босс, как он сам, как Хортон, заканчивалась. Разведка перерождалась, и Барри только мог надеяться, что Галоп и бюрократы похожие на него не встанут на пути прогрессивных вроде Дайны Уоттс и её команды.
Барри смотрел в глаза Софи Варгас и задавался вопросом, чувствовала ли она то же самое. Наверное, нет. Её поколение сейчас творило новое ЦРУ. Такие же профессиональные, но не бессердечные люди вроде неё, меняли русло и скорость течения, сглаживали берега, перенимали лучшее от предшественников, но стряхивали устаревшее. Эти тенденции были очевидны с того самого дня, когда осуждающих вторжение в Ирак на президентских выборах оказалось подавляющее большинство. Они выбрали темнокожего президента себе по душе, теперь было время Барри уступить им дорогу.
– Так что скажете насчет кофе? Или Вы не любите булочки с корицей?
***
Двое таксистов громко о чем-то спорили просто посреди полосы рядом со своими желтыми машинами, объезжающий их поток автомобилей порой возмущенно гудел клаксонами. Из некоторых опущенных стекол высовывались руки и звучали недовольные голоса, но это словно распаляло таксистов ещё сильнее. Многие на летней террасе ресторана, включая самого Джайлза Хортона, с любопытством наблюдали, предвкушая драку. Он не понимал турецкий, но эмоции – штука универсальная. Джайлзу не требовался переводчик, чтобы их различать.
Точно так же, как он считывал злость с лиц таксистов, он отчетливо видел неподдельный страх на лице сидящего за соседним столиком турка. Тот был немолодым и приземистым; то, как прямо он сидел и как положил руки себе на колени, выдавало в нём предельное напряжение.
– Я сильно рискую, – сообщил он, не оборачиваясь к Хортону. Тот поднял со своего стола запотевший стакан холодного лимонада и, заслонившись им, напомнил вполголоса:
– Вы помогаете своему народу.
– Верно, – вздохнул тот. – И всё же не хотелось бы умереть.
Джайлз прислушался к словам Омера Турана и посмотрел на карту. Земли, населенные курдами и преимущественно возглавляемые курдским самоуправлением, занимали значительную часть Турции, весь юго-восток – в том числе и территории, граничащие с Сирией и Ираком. Это иллюстрировало то, что Хортон и так понимал: национальное меньшинство, имевшее не один конфликт с сирийцами и не желающее возобновления вражды, было против торговли оружием, провозимым через их территорию. Но повысивший ставки Фарадж и его турецкая правая рука Али Мехмет имели влиятельных друзей – подкупленных членов правительства, полицейских, иностранных разведчиков. По мере возрастания их жажды к деньгам пропорционально усиливалось сопротивление курдов, дойдя наконец до той точки, когда мерой борьбы было выбрано массовое запугивание и десятки смертей.
От своего нового друга из главного управления дорожной полиции Хортон узнал много любопытных, прежде недоступных ему сведений. Так, весной этого года жители нескольких деревень, находящихся вдоль используемой торговцами трассы, перекрыли дорогу и требовали развернуть направляющийся в Сирию грузовик. Целый день они ходили поперек дороги, образовав внушительную пробку в обе стороны, а следующей же ночью тех немногих, кто не ушел спать, а остался дежурить, группа прибывших из Анкары вооруженных людей вытолкала на обочину и там открыла по ним огонь. Двое погибли, семерых ранили. В местных или национальных новостях об этом не сказали ни слова.
Карательный отряд был набран из вооруженного спецподразделения столичной полиции. После того инцидента вместе с грузовиками Фараджа нередко отправляли сопровождающую машину дорожной полиции. В принесенном новым информатором конверте, который он сунул на сидение свободного стула, должны были лежать фотографии с места расстрела и распечатки установленных на полицейских машинах видеорегистраторов, заснявших пересекающие сирийскую границу грузовики.
Чтобы согласиться на сотрудничество с американцами после того, как на встрече с ними же в самом центре Анкары едва не убили лидера курдов, требовалась большая смелость и решимость. Джайлз испытывал глубокое уважение к решившемуся на этот поступок полицейскому. Он скосил на него взгляд. На его висках выступила испарина, плотно поджатые губы побледнели, а взгляд тревожно перебегал по скатерти.
– Когда Вы выйдете отсюда, за Вами последуют двое людей. Они проведут Вас, чтобы удостовериться, что Вы безопасно добрались домой, – негромко проговорил Джайлз, подхватывая с края стола поддуваемое ветром меню и заглядывая в него. – Если появятся новые сведения, приходите сюда пообедать.
Двое таксистов продолжали свою перебранку, размахивая руками, но так и не сжимая их в кулаки. Компания за столом в конце террасы, неспешно раскуривающая кальян, разочаровались и отвернулись, но Джайлз, оставшись один и переложив себе на колени конверт, продолжал наблюдать. Что-то в том, как они ссорились, но не переступали порога насилия, смутно напоминало его и Софи. Они дрались – он толкал и хватал Варгас до синюшных следов на руках, она давала ему пощечины – и кричали, но по-настоящему, конечно, никогда друг друга не ненавидели. Это словно было частью их брачных танцев, только скрепляющее их вопреки всему разумному.
С момента отъезда Софи прошло уже две недели, и Джайлз очень по ней скучал. Барри Мэйсон твердо заявил, что Варгас непригодна для полевой работы из-за пережитого стресса, и что он переводит её. О новом её назначении, конечно, он не сказал ни слова. Как только агент уходил из операции, он бесследно растворялся в тумане. Так работала система – никому не следовало знать лишнего.
Пока Софи была в Анкаре, он до последнего запрещал себе какие-либо чувства, глупо надеясь на то, что умалчивая сможет их придушить. Но теперь дал волю сердцу – это перестало быть чревато ошибкой, всего лишь праздные мечты на досуге. Наверное, рассуждал Джайлз в моменты предельной строгости к себе, так было даже правильней. Если бы он был нужен Варгас, она бы вряд ли ушла. Уж мог ли он подумать когда-либо, что падет жертвой неразделенной любви, которую раньше считал глупостью для подростков, слезливых песен и кино?
Любовь.
Джайлз хмыкнул себе под нос. Вот такие дела, Варгас. Ослепнув без её знаний и связей, он нащупал верную лазейку к Мехмету и прозрел насчет своего отношения к Софи.
***
Возвращаясь домой, Софи была твердо нацелена на то, чтобы обо всем рассказать отцу, но затем струсила. Она отчаянно не хотела, чтобы он знал, что она так долго им с матерью лгала. Для неё эта необходимость врать и притворяться перед близкими была самым страшным испытанием на прочность, и Варгас не могла переступить через себя, хотя сама этого хотела. Это бы облегчило ей душу – быть полностью откровенной с единственным родным человеком на свете, но она жутко боялась, что правда о лжи что-то между ними необратимо надломит. А потому, отвратительная сама себе, поддерживала старую сказку о преподавании.
Единственное, о чем она смогла сообщить честно, так это о том, что она вернулась, чтобы осесть в Америке.
– Кажется, в твоей старой школе к новому семестру как раз ищут учителя, – сказал папа за ужином в первый же день, заметно воспрянув духом.
Софи уклончиво улыбнулась и промолчала. Она не имела ни малейшего представления насчет того, чем собиралась занять остаток своей жизни, но остро ощущала, что сделает это не в Финиксе. Слишком многое здесь напоминало о маме, и слишком осунувшимся после её ухода выглядел отец, чтобы не понимать, что и его очень скоро не станет тоже. Дом её детства превращался в могилу, и хоронить себя в ней младшая из Варгас не была готова.
Она проводила дни на заднем дворе, выгоревшем под аризонским солнцем до клочка песчаной пустыни, и на тесной кухне, разложив по столу стопки старых фотографий, так никогда и не вклеенных в альбомы, потому что на них просто не хватало денег. Софи рассматривала снимки молодых мамы и папы до их встречи и сразу после, любовалась искрящейся юностью их лиц, лучезарностью счастливых улыбок, обожанием в их глазах, придающими тепло потертым черно-белым снимкам. У родителей никогда друг от друга не было тайн, они везде и всегда были вместе, когда они вдвоем были в комнате, та наполнялась необычайным уютом, даже если потолок в их гостиной по весне протекал.
– Как ты понял, что любишь маму? – спросила Софи однажды за ужином. Постепенно темы для разговоров у них исчерпались. В жизни папы не происходило ничего, о чем ему хотелось бы поделиться, а Софи претило выдумывать небылицы. Многие вечера они провели в удручающей тишине прежде, чем Варгас решилась заговорить о том, что её на самом деле беспокоило.
Папа поднял на неё взгляд, но, кажется, не увидел. Глаза застелило подрагивающей влажной пеленой слез и воспоминаний, он улыбнулся.
– Рядом с ней у меня потели ладоши и сердце колотилось где-то в горле. Я начинал говорить всякие глупости, который вовсе не имел в виду, а она заливисто хохотала. И этот смех был самым замечательным звуком. Я был готов валять дурака сутки на пролет, лишь бы слышать её смех снова и снова.
В тот вечер папа говорил без устану и задремал на диване с наполовину опустевшей чашкой чая в руке, так и не закончив рассказ. Софи подложила под его склонившуюся набок голову подушку и накрыла плечи одеялом, а сама вышла на крыльцо. То, о чем говорил отец, пробудило в ней её собственные воспоминания о маме, и те вырвали её из реальности позднего сентябрьского вечера и понесли сквозь калейдоскоп прошлого. Вместо дуновения сухого холодного ветра Варгас чувствовала тепло и мягкость рук, обнимавших её в моменты глубочайшей грусти и крайнего отчаяния. Сейчас она нуждалась в этих руках как никогда прежде. Всё то, через что раньше Софи приходилось проходить и из-за чего мама её утешала, было пустяком по сравнению с тем, что терзало её сейчас. И именно в этот момент она ощущала себя – и, пожалуй, была на самом деле – по-настоящему одинокой.
Было тихо – здесь ни у кого было лишних денег на полив газонов и времени на высаживание деревьев, чтобы в них дуновение ветра превращалось в музыку шелеста. Только кое-где из сухой жженой почвы наверх проталкивались упрямые кактусы. Не лаяли собаки, не водились цикады, невыносимо жарким летом над домами парили только широкие силуэты падальщиков, высматривающих погубленную жарой добычу. Нет, здесь оставаться Софи точно не хотела.
***
Полное непонимание сменилось отчетливым знанием, но чтобы пустить дело в ход, ему требовалось собственные умозаключения подкрепить авторитетными сведениями. Хортон рыл пропитывающуюся осенними проливными дождями землю без передыху целый месяц. Он чувствовал, что изгваздался в этом до бровей, но не мог остановиться. Джайлз входил в форму, улавливал перед собой виляющий след Мехмета – а так, Фараджа, его поставщиков и его покупателей заодно – и пытался прийти в норму. Последнее удавалось хреново – Варгас мерещилась ему повсюду. С работой дела шли лучше. Ему удалось возобновить контакт с Омером Тураном, а менее недели назад нащупать возможную цель в правительстве. Он планировал ухватиться за заместителя главы комитета по контролю за деятельностью военных трибуналов при Великом национальном собрании*, тот был из числа контактов Фараджа в парламенте и силовых структурах. Кроме амбиций и жадности у него не было значительного количества рычагов влияния, но Хортон отчетливо видел, за что мог ухватиться.
Найденный им контакт был в первой пятерке Партии национального действия и совершенно очевидно для постороннего взгляда метил в спикеры. Настрои в Турции – Джайлз долго изучал их с момента прибытия в Анкару и наконец начал улавливать направление ветра – в виду разгоравшихся в соседних странах конфликтов, внутренних неурядиц и вопроса принятия мусульманских беженцев в Европе стали отдавать национализмом и некоторым евроскептицизмом. А так, крайняя правая Партия национального действия имела веские шансы на грядущих парламентских выборах не только преодолеть десятипроцентный порог, но и оказаться в большинстве. Отслеживаемый Джайлзом контакт вполне мог осуществить свои стремления возглавить Великое национальное собрание. Если только с подачи американской разведки наружу не просочатся сведения о его сотрудничестве с терроризирующими курдов оружейными торговцами. Амбиции против корысти, страх публичного суда против страха смерти – Хортон не видел в противовесе этих аргументов причин по которым не мог склонить чаши весов в свою пользу.
И все же ему было неспокойно. Чтобы развеяться, он переоделся и вышел на позднюю пробежку. К вечеру над Анкарой развело тучи, и в лужах отражались блики заката. Воздух был густым, влажным, отдаленно напоминающим океанический бриз в Гвалале.
Он бежал, прислушиваясь к собственному телу и по старой привычке делая перекличку ноющих суставов и остро выстреливающих болью нервных окончаний у раздробленных взрывом костей. Взрыву в Кабуле скоро должен был исполниться ровно год, а Джайлз всё ещё был неупорядоченным месивом мыслей и эмоций.
Физические нагрузки всегда, сколько он себя помнил, были для него убежищем в моменты полного раздрая или сомнений. В младшей школе он занимался в спортивной школе плаванья, топя в холодной хлорированной воде свои проблемы с учебой; в старшей школе он примкнул к баскетбольной команде, чтобы вместе с мячом отбрасывать от себя разочарования и страхи. В почти сорок он на пределе возможностей своих полыхающий огнем легких убегал от разбитого сердца. По уму ему сейчас было совсем не до этого, но всё, о чем он думал так или иначе приводило к Софи Варгас. Где она, с кем она, как она, думала ли о нем, планировала ли вернуться, могла ли ему помочь, поразило бы её то, насколько много Джайлз успел без неё сделать? Эти мысли надоедливым роем суетились в его голове, и на пробежках Хортон надеялся вытряхнуть их из себя по инерции, но когда возвращался и вставал под контрастный душ, единственным, что заполняло её сознание, неизменно была Софи.
Однажды перед сном он поймал себя на том, что всё у них с Варгас циклично и происходит по одному и тому же сценарию раз в десять лет. Джайлз хохотнул этому заключению и мечтательно задумался о том, какой же будет их следующая встреча через декаду.
***
Что поразило Барри Мэйсона, так это то, что Рэйф Чамберс всё совещание вел себя тихо. Возможно, таким образом он отдавал уважительную дань уходящему с поста Барри, – это был его официально последний день – но скорее всего, полагал Мэйсон, Галопу просто было безразлично происходящее, и тот дремал с открытыми глазами.
Ближневосточная группа собралась для ознакомления с результатами сворачиваемой операции «Эдемский сад». Собранные в её ходе разведданные были систематизированы и введены в систему, переданы ключевым специалистам и главам отдельных групп, положены в папке с грифом «совершенно конфиденциально» на стол Мэйсону. Но пересматривать её содержимое не было нужды. Отчасти потому что Барри чутко держал руку на пульсе действий Джайлза Хортона, отчасти потому что уже не нуждался в этих знаниях.
Когда этим вечером он выйдет из здания разведывательного управления, его единственной заботой останется сбор чемодана в отпуск. Они с Кэрол отправлялись в двухнедельный круиз по Европе. Но прежде у него оставалось одно важное дело. В свои последние часы на занимаемой должности руководителя Барри Мэйсон намеревался отдать своё заключительное распоряжение, вокруг целесообразности которого его штормило ещё с конца июля. Он вызвал к себе Дайну Уоттс и в первую очередь сообщил именно ей, чтобы та могла заняться поиском подходящей замены. А затем, оставшись один в своем кабинете, где подаренный его бывшим шефом шерстяной ковер стоял свернутым в тугой рулон у двери готовый к транспортировке, Барри долго смотрел на телефон.
Он рассуждал над этим какое-то время, взвешивал причины за и против, рассматривал ситуацию с точки зрения объективной правильности, и с точки зрения эмоциональной предвзятости. Мэйсон принимал решение и, почти воплотив его, передумывал, но пятничным октябрьским днём наконец был готов разобраться с этим окончательно. Не меньшее количество раз он мысленно подбирал слова и прокручивал у себя в голове десятки сценариев беседы. Но каждый раз приходил к тому, что лучшей тактикой будет предельная честность. Это был единственный подход к Джайлзу Хортону по-хорошему.
Барри помнил жаркий октябрь 2002-го, подрагивающий на горизонте расплавленный воздух, размывающий линии и смешивающий небо с землей. В тогдашней его машине не было кондиционера, а всю торпеду под лобовым стеклом занимали сплюснутые опустошенные бутылки из-под минеральной воды. Рубашка приставала к его спине, руль под рукой вибрировал на каменистой дороге. Мэйсон направлялся на базу ВВС США в Кандагаре. Его интересовал молодой военный разведчик, сержант Джайлз Хортон. Того, на голову выше большинства сослуживцев, в серой форменной футболке с растекшимися по ней большими темными пятнами пота, шортах и пыльных кроссовках он нашел играющим в американский футбол. Остановившись в тени грубо сколоченной из досок беседки, Барри Мэйсон некоторое время понаблюдал за Хортоном. Тот был крепким, уверенно идущим напролом. Остановить его и вырвать из его рук продолговатый затертый мяч никому не удавалось, как и мало кто выдирался из его мертвой хватки.
– Я в некотором роде Ваш коллега, – негромко сообщил тогда Барри, когда отозвал Хортона в сторонку, где любопытные уши не могли их услышать.
– Лэнгли? – сразу сообразил Джайлз, и Мэйсон кивнул, делая себе мысленную зарубку, что с этим парнем ходить вокруг да около не нужно.
В холодном вашингтонском октябре много лет спустя Барри посмотрел на настенные часы и прикинул время в Анкаре, а потом поднял трубку с аппарата. Хортон ответил после третьего гудка:
– Мистер Мэйсон, сэр?
– Здравствуй, сынок. Не разбудил?
– Нет, сэр. Вы ознакомились с моими материалами?
– Да, Джайлз. Ты проделал отличную работу. Сейчас турецкий и сирийский отделы на основе твоих данных разрабатывают новую стратегию деятельности по региону. О многих угрозах мы раньше не знали. Спасибо тебе!
– Но?.. – проницательно подсказал на обратном конце провода Хортон. Мэйсон вздохнул и устало протер глаза.
– Ты прав. Я назначил тебя в Турцию, потому что мне очень требовался твой крепкий кулак, но совсем не осознавал того, что ты не готов. Ты неплохо справился, правда, но это далось тебе – и твоим людям – очень непросто. Возвращайся, Джайлз. Отдохни, повидайся с семьей, проведи Рождество дома. А там посмотрим.
Комментарий к Глава 12. Разбрасывать камни и их собирать.
*Великое национальное собрание – название однопалатного парламента Турции.
========== Эпилог. ==========
18 ноября 2015 года.
Входить в ритм жизни в Калифорнии Джайлзу оказалось одновременно и удивительно легко, – так, будто Анкара изначально предполагалась лишь временным назначением – и сложно, потому что Турция изменила многое. Две недели после своего прибытия в Штаты Хортон истратил на то, чтобы убраться в доме, оставленном в июле впопыхах, закупить продукты, съездить в строительный магазин и сгрузить перед гаражом материалы. Накануне он начал устанавливать вдоль подъездной дорожки бордюр, планировал засыпать её гравием, чтобы колеса машины и его собственные ноги не вязли в размываемой дождем грязи. Он постоянно занимал себя каким-то делом, переключая рубильник внимания с раздумий на работу руками.
