Текст книги "Афера (СИ)"
Автор книги: Topsyatina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Дедушка
Дедушка
– Я не сказал тебе... – сжимаю руку девушки, – прости.
– Ничего, – она улыбается. – Конечно, от шока я отходила прилично, но ведь самое главное сейчас это не моё состояние, правда?
Я посмотрел в окно. Мира настояла, что поедет со мной в гостиницу к Норберту. Ксави остался на вечере. Он говорил что-то по поводу бесплатного алкоголя, но я не слушал.
Такси подъехало к зданию. Мы вышли и осмотрелись. Всё как полагается в хороших гостиницах. Просторный холл с местами для отдыха. Я попросил Миранду присесть на диван, а сам пошёл на ресепшн.
– Добрый вечер. Мы приехали к одному вашему гостю. Он должен нас ждать. Норберт Бохнер.
Мужчина осмотрел меня с ног до головы, потом пробил что-то в компьютере, а затем позвонил дедушке в номер, спросив, действительно ли к нему должны придти гости. Когда ответ дан был положительный, он сдержанно объяснил, куда идти. Я поблагодарил мужчину и кивнул Мире. Мы молчали, пока шли до номера. Дверь открыл сам дедушка и тут же обнял меня.
– Я боялся, что ты не приедешь.
Он держал меня в своих объятиях довольно-таки долго, а потом поцеловал и пригласил присесть. По долгу службы я был во многих гостиничных номерах, но этот мне понравился больше всех. В светло-бежевых тонах. Всё такое лёгкое и порхающее.
– Я хочу знать, почему они отдали меня? Причина?
– Пери, может, представишь свою спутницу?
– О, забыл, – оборачиваюсь. – Дедушка, это моя девушка. Миранда.
Она ему вежливо улыбается.
– А теперь мне бы хотелось получить ответы на свои вопросы.
– Как ты похож на Томаса. Я подумал сперва, что передо мной призрак стоит. Но нет... это ты. У вас одинаковый рост и сложение тела, а вот лица... Ты кажешься чуть мягче в чертах лица, нежели зять.
– Дедуль, я сейчас лопну, – нетерпеливо перебиваю.
– Прости, воспоминания, – мужчина мягко улыбнулся. – Пери, пойми, тогда им было сложно вообще существовать. Билл опасался, что о тебе узнают, и тогда жить не дадут, заедят. Дорогой, что тогда и сейчас – люди не меняются. Папарацци не давали бы тебе вдохнуть свободно. Они хотели тебя уберечь...
– Поэтому отдали незнакомому человеку?
– Мальчик, я подвергся нещадному террору со стороны журналистов до и после смерти детей. Лет 10 они не могли успокоиться. Вот и Симоне с Гордоном не совсем повезло. За ними вообще по пятам ездили, но в отличие от них, я не могу бросить свой дом. Пришлось терпеть. А теперь представь, что было бы с тобой?
– Но...
– Пери, они отдали тебя не со зла и не потому что не любили... Мы с Симоной предлагали взять тебя, ведь как-никак родственники, но Том настоял, что ты должен жить в семье, не связанной ни с одним из них. Дети хотели быть уверены, что ты вырастишь и станешь хорошим человеком, не зная, что такое осада журналюг.
– Ты пытался искать их?
– Конечно. Сыщиков нанял, но 7 лет поисков ничего не дало. Тогда я смирился, что сын действительно мёртв.
– Ты знал, что бабушка прислала мне дневник Билла?
– Нет, но теперь догадываюсь, откуда ты знаешь о своих родителях. Сын попросил её отдать тебе эту вещь после твоего совершеннолетия, чтобы ты знал, кто ты, что они любили тебя и готовы были на всё ради твоего будущего.
– Но почему же ты не знал, где я?
– Витта переехала после того, как я попросил её отдать мне внука. Тебе тогда было уже 9. Она категорически отказалась, взяла тебя и уехала. Я потерял её след и подумал, что с тобой что-то случилось. А вот с Симоной мы связь не поддерживаем, потому что они с Гордоном до сих пор ведут кочевой образ жизни.
– Почему?
– Кто-то узнал, что у неё есть дневник Билла, какая-то запись на диске и кое-какие личные вещи, которые раскрывают несколько секретов детей. За ними ездили бешеные фанаты. Вот они и переезжают.
– Ясно, – грустно произношу, понурив голову. – Как меня называли родители?
– Билл – Пери, а Том только Вилом. Они из-за этого пару раз повздорили, что так нельзя, но остались при своих.
– Я не понимаю, – тру щеки, – почему так вышло, ведь фильм... он великолепен! Это признают все. Почему же тогда думали иначе?
– Ох, Пери, времена такие были. Билл снял провокацию, на которую отреагировала чуть ли не каждая страна. Ну, представь: он бросил увесистый булыжник в их огород, потому что по его теории – самое продвинутое государство будет только во главе с геем. У нас до сих пор людей с нетрадиционной ориентацией не допускают до верховной власти. А Билл публично заявил свой протест. Вот на него и окрысились.
– Ты считаешь его виноватым?
– Да. Я искренне не понимал, что ему не хватало? Ведь рядом был Том, они отлично жили. Продолжил бы снимать в своём ключе, но замахнулся...
– Ты не прав, – перебиваю вновь дедушку. – Я считаю, что он решил показать всем то, что никто не видел до этого. Не важно, что был у него в фильме президент гей. Это не имеет значения. Билл намекал на перемены. То есть, – складываю руки, – надо что-то изменить и изменится всё по инерции. Толкнёшь шарик – он покатится. Это простая физика. Вот и Билл думал так же. Я уверен. Он хотел просто показать, что могут быть другие фильмы, другие интересы, другая жизнь.
– И за свою идею погиб, – закончил дедушка. – Пери, это была его жизнь. Я горд сыном, я бесконечно рад, что ты нашёлся, мальчик, но по-прежнему ко всей той ситуации отношусь плохо. Мало того, что он сам себя завёл в могилу, так и мужа сгубил.
– Том не поступил бы по-другому.
– Откуда ты знаешь?
– Наверное... чувствую так.
– Пери, – устало прикрывает глаза. – У Томаса была своя голова на плечах.
– Да не сделал бы он по-другому, – импульсивно отвечаю. – Я его сын, я знаю.
Все замолчали. Мира смотрела на меня поражённо, а дедушка улыбался.
– Но нрав у тебя всё же как Билла, – хохочет. – Таким же экспрессивным можешь быть.
– Прости, я не хотел перегибать палку, – покаянно опускаю голову.
– Ничего страшного, мальчик.
Мы стали разговаривать на тему моей нынешней жизни. В разговоре поучаствовала и Миранда, как неотъемлемая часть этой самой жизни. Мы рассказали Норберту, как познакомились, как ездим друг к другу. Дедушка утомился, поэтому мы поспешили уйти. Он дал мне свой адрес и попросил приехать в гости, как только я смогу отвязаться от работы. Уверил, что будет ждать. На прощание расцеловал меня, обнял и пожелал успехов.
Ночь
Ночь
– Давно ты узнал, что их сын? – спросила меня девушка, когда мы ехали в такси.
– В 18. Бабушка прислала письмо. А потом вот, на двадцать третий день рождения дневник Билла, из которого я и узнал всё.
– Он у тебя?
– Да.
Я рассказал Мире, как искал родителей, что думал и пережил, где побывал и кого видел. Она улыбалась, поглаживая мою ладонь.
– Тебе надо перед сном попить чая.
– Не надо, я в норме.
– Надо, – брюнетка настойчиво потащила меня на кухню.
Конечно, мои мысли крутились вокруг одного и того же, но внезапно я заметил, что напротив стоит моя девушка, в красивом платье и хлопочет, чтобы успокоить меня. Встаю и подхожу, обняв сзади, зашептав на ухо.
– Много у тебя в сумке таких изысканных нарядов?
– Нет. Я специально взяла это платье для вечера. Твой папа был одарённым и прекрасным человеком. Я восхищаюсь его талантом.
– Спасибо, – целую в ушко.
– Теперь мне даже почётно, что я встречаюсь с сыном такого человека. Будто избранная.
Хохотнув, я погладил Миру по животу и бокам.
– Вил, а ты сам как долго искал их?
– Лет с 18-ти, как от матери уехал.
– Ты же сказал, что жил с чужим человеком.
– Мы были будто не знакомы. Да, она родила меня, но матерью не была. Просто женщина, которая воспитала.
– Ты собираешься искать их дальше?
– Наверное. Вот сегодня я встретил деда и понял, что надежда во мне всё же жива. Не верю я в то, что кто-то мог их тела утащить.
– Ты считаешь, что родители живы?
– Теперь я почему-то в этом уверен.
Миранда развернулась и поцеловала меня, прижавшись. Я ощутил тепло её тела, и моё тут же среагировало на такой порыв. Обняв девушку, отвечаю на поцелуй, а потом беру инициативу в свои руки. Всё же я мужчина.
– Ты сегодня так хорошо выглядишь, – шепчет брюнетка, когда я прохожусь поцелуями по её шее. – И пахнешь вкусно, и говоришь складно... как герой романа.
– Замолчи, – накрываю её губы и эгоистично целую, хочу показать, что она мне нужна.
Подталкиваю её к столу. Уже гладим друг друга жадно. Мира расстёгивает пуговицы на моей рубашке, продолжая упоённо отвечать на все манипуляции моего языка.
– Вил... я хочу быть твоей.
– Ох, – рычу, сорвавшись с места.
Вприпрыжку добираюсь до ванной на втором этаже и хватаю один презерватив, который лежит вместе с остальными в полке шкафа. Возвращаюсь обратно и сгребаю девушку в охапку. Мы целуемся, продолжая поглаживать друг друга. Я уже заведён на полную. Мира стонет от моих поцелуев.
– Нет, – останавливает, когда я тяну её из кухни. – Здесь, сейчас. Вил, хочу тебя...
– Уверена?
– Да, – чуть не плачет.
Приподнимаю её и сажаю на стол. Презерватив кладу рядом. Она второпях раздевает меня. Поддеваю пальцами лямки её платья. Плавно скользят по плечам. Красивый лифчик жгучего ярко-розового цвета.
– Как смело, – улыбаюсь.
– Заткнись, у самого небось трусы красное в сердечко.
Мира накрывает мой пах рукой и трется об него. Запрокидываю голову и нетерпеливо выдыхаю. Рубашка падает на стул вместе с ремнём от брюк. Они медленно падают. Стою как школьник в одних боксерах. Чуть приподняв брюнетку, снимаю с неё трусики. Такие же розовые. Смотрю на них, улыбаясь, пока она целует меня в шею, продолжая рукой возбуждать мой орган.
– Так, – строго произносит, когда я хотел её уложить.
Открываю упаковку презерватива, беру резинку и раскатываю по своему члену, как только Миранда стянула с меня бельё. Дёргаю край платья, беру за бёдра девушку и тяну на себя. Вновь целуемся. Она раздвигает ноги, а я вхожу в её тело. Стон утопает в наших ртах, так и не вырвавшись. Мира вцепляется мне в плечи, а я обнимаю её, продолжая двигаться. Мы оба возбуждены, поэтому никакой боли не должно быть. Брюнетка ничего не сказала. Даже лицо не исказилось. Хочет меня также страстно, как и я её. Прижавшись плотнее друг к другу, мы двигаемся навстречу, продолжая целоваться.
– Горячая ты у меня.
– Ты так любишь поболтать? – откидывает голову, когда я глубоко вхожу. – О, Вил, как же мне хорошо.
Впиваюсь в её шею, проходясь языком по коже.
– Сладкая моя девочка.
Вновь стонет от моего резкого толчка. Ей нравится. Самодовольно улыбаюсь.
– Вил, сильнее.
Не могу отказать. Мне кажется, что я тысячи лет ни с кем не спал или так остро всё ощущаю именно с этой девушкой. Мы оба озверели. Стали кусаться и царапаться, неистово двигаясь. На Мире до сих пор был лифчик. Всячески попытавшись его снять, я потерпел поражение. Пальцы не слушались. Брюнетка протяжно застонала, когда я обхватил её бедро и мощно толкнулся, притягивая к себе.
– Да, так, не останавливайся, прошу тебя, – шепчет, смотря на меня уже затуманенными глазами.
Обнимаю её, выбрав размеренный темп. Как же она мне нравится. Как же с ней хорошо, как классно! Поворачиваю голову и утыкаюсь взглядом в Ксави, который стоит у лестницы, не смея пошевелиться. Он смотрит на нас, сжимая в руках свою кружку. Видимо, попить захотел.
– Вил, практически, – стонет Мира, сжимая бёдра.
Я срываюсь и двигаюсь быстро, отвернувшись от друга.
– Сейчас, потерпи, – шепчу ей в шею.
Меня самого начинает потряхивать. Брюнетка всхлипывает, уткнувшись в моё плечо, а потом шипит, вцепившись ногтями в кожу. Чуть больно, но терпимо. Дёргается и стонет. Кончает. Я выдыхаю, распахнув глаза. Внутри неё всё пульсирует, сокращается. Сам взрываюсь, обняв её. Дышим и молчим.
– Ты как? – глажу по волосам и вспотевшей шее.
– Жить буду, – улыбается, а затем целует.
Когда я посмотрел на лестницу, то Ксави уже не было.
Чёрная полоса
Чёрная полоса
Миранда осталась у меня на неделю. Мы каждый день любили друг друга в разных позах. В конечном счете, моя спина стала похожа на разлинованную тетрадь. Больше всего мне нравилось, что секс у нас был ярким и долгим. Она не любила прелюдии, длительные ласки. Каждый день был для меня, как карусель или аттракцион. Мира никак не могла насладиться нашей близостью, поэтому мы позволяли друг другу очень многое. Но сказка кончилась. Ей надо было в университет. На вокзале мы не могли оторваться друг от друга. Вся платформа палила.
– Звони мне.
– Конечно, буду, моя кошечка.
Улыбается. Мы доверяли друг другу и знали, что этот роман, который принял бурный оборот, не должен кончаться.
К дедушке я поехал сразу после того, как проводил Миру. Целых 4 дня мы провели в разговорах. В основном Норберт делился своими воспоминаниями. Он говорил, что Билл особо не распространялся о своих делах и проблемах, но после замужества, они с отцом стали очень близки, особенно когда умерла бабушка.
– Билл переживал, наверное, даже больше, чем я. Он плакал долго, заунывно, я бы сказал, но Том был рядом, поэтому не давал ему впасть в меланхолию.
Мы прекрасно ладили с дедом. Но в последний день мужчина меня шокировал.
– Я напишу на тебя завещание.
– Как это? – выглядел я тогда очень глупо.
– Ты мой внук.
– И что? Я не могу...
– Можешь. Мне жить осталось всего ничего, поэтому я должен хоть кому-то оставить всё то, что у меня есть.
Мы спорили долго, чуть ли не целый день, а потом я сдался. Дедуля всё-таки. Что с него возьмёшь? И попробуй продолжить перечить дальше...
– Я спросить хотел, – смотрю на него, – а почему у меня фамилия другая?
– Ты бы хотел иметь фамилию отца, чтобы потом тебя с дерьмом сожрали?
Начинаю смеяться.
– И всё же...
– Ну, благоразумно рассудив, твои родители решили, что отдадут тебя Витте под другим свидетельством о рождении. Трюмпер – это девичья фамилия твоей бабушки Симоны. Мы все поддержали эту задумку.
– Но как же свидетельство переписали?
– Связи.
– А говорят, что в Германии нет коррупции, – бурчу.
Дедушка начинает смеяться.
– Я постараюсь не выносить за рамки наше с тобой родство, чтобы никто не знал о моём завещании.
Распрощались мы практически любовно. Норберт целовал меня, обнимал и причитал, чтобы я не пропадал, звонил и приезжал на выходные.
Вернувшись домой, мне предстояло смириться с промозглой погодой, работой и шоком. В почтовом ящике лежало письмо, на котором было написано лишь: «Вильперту». А внутри: «Не ищи их. Ты слишком многим рискнул, выступив на вечере. Симона». Я стоял в ступоре, перечитывая записку. Она что, в Берлине? И что значило это послание? Неужели... неужели они живы?
Дни шли. Мою голову больше занимало не то, что бабушка написала мне столь беспардонное письмо, а то, что Мира не отвечала на мои звонки. Брюнетка лишь изредка писала смс: «Я занята», «Вил, потом перезвоню».
Ноябрь пришёл в город с отвратными дождями. Я не хотел даже из дома выходить. С Ксави у нас были какие-то напряжные отношения. Он скупо со мной разговаривал, старался где-то проводить время, чтобы не видеться со мной. Мы не смотрели больше в гостиной фильмов вместе, жуя чипсы и попивая пиво. Складывалось такое ощущение, что меня все бросили. Только дедушка звонил и Рози, но она всё чаще говорила мне о работе. В середине месяца я не выдержал и поехал в Йену, узнать, что случилось с Мирой. Не могла она ни с того ни с сего просто взять и исчезнуть. В квартире, где они жили с Колой, меня встретил Олаф и сказал, что Миранда переехала в начале месяца и теперь парень живёт здесь с блондинкой. На мой вопрос о том, где я могу найти брюнетку, он сказал, что не знает. Делать мне было нечего, поэтому я поехал к университету, сел у лестницы и стал ждать.
Внезапно моя жизнь стала рушиться. Появилась хорошая девушка, но сейчас она меня избегает. Я нашёл деда. Рассказал всем, что мои родители были в браке, и за это бабушка на меня разозлилась. Что происходит? Мой лучший друг не хочет меня видеть то ли потому, что я трахнул свою девушку на нашем кухонном столе, то ли потому, что она у меня появилась.
Мира быстрым шагом вышла из университета и пошла к парковке. Я побежал за ней.
– Подожди, – нагнав её, громко говорю.
Брюнетка испуганно обернулась и посмотрела на меня, не веря, что я приехал к ней.
– Мир, что происходит? – всплёскиваю руками. – Что я сделал? Чем заслужил вот это всё?
Она прикусила губу. Её глаза увлажнились.
– Мира, – делаю шаг.
– Не подходи ко мне.
– Да что не так? – повышаю голос. – Что произошло?
– Вил, больше всего на свете я хочу быть с тобой. Не ходи за мной, умоляю. Не надо. Не делай мне больно.
– Миранда, ты не можешь...
Брюнетка пошла к своей машине. Я не послушал её и двинулся следом. Чем вызвана её резкость? Мне нужны ответы.
– Мир, объясни!
– Вил, вернись домой. Просто уезжай, пожалуйста, – она открыла машину и уже хотела сесть, но я остановил её.
– Нет.
Смотрим друг на друга. Девушка начинает плакать.
– Прости меня, это я виновата, но объяснить не могу, – обнимает меня, уткнувшись в плечо. – Вил, всё очень сложно. У меня проблемы, поэтому... Ох, – плачет, прижавшись. – Ты тот, кто нужен мне. Вил, ты чудо, ты просто потрясающий любовник, но мы не можем быть вместе.
– Почему? – глажу её по волосам.
Она молчит. Стоим так. Внутри меня разверзается бездна. Больно, неприятно... Как же так? Я хочу быть с Мирой, готов ездить к ней...
– Вил, – обхватывает мою голову и целует, а слёзы продолжают течь по её лицу. Обнимаю девушку, отдаваясь этой ласке полностью. – Я люблю тебя. Не ищи меня, не приезжай больше сюда. Забудь меня, Вил, умоляю.
Она села в машину и уехала. А я стоял, трогал свои губы, осознавая, что это был последний её поцелуй. Приехав домой, я вливал в себя шнапс дня 2. Зато с Ксави помирился. Обрушив на друга все вопросы, заливал горе, а он лишь слушал и иногда разделял со мной рюмку. Теперь не поиски родителей меня волновали, а почему же брюнетка отказалась от отношений со мной. Неужели у неё кто-то есть? Может она встретила парня, но не знала, кого из нас выбрать... Ох...
Свою печаль я поспешил рассказать и дедушке, приехав к нему. Он настоял на том, чтобы я отказался от работы и остался у него до нового года. Моя печаль разрасталась с каждым днём. Я пытался дозвониться до Миранды, но она, кажется, выкинула симку. Сходя с ума от разрывающих мою голову вопросов, принял предложение деда и остался.
Зима
Зима
* – все называют его просто Харц или просто Штольберг, но пишу, как в Гугле
Конечно, я обещал дедушке, что не буду работать, но просто так кинуть свои статьи не мог. Поэтому попросил Рози оформить мне отпускные и дать что-нибудь «на дом». Лучше уж так, чем каждый день страдать. Начало адвента мы с дедушкой встретили вкусным ужином. Он вообще оказался редкостным гурманом. Я был рад жить с ним, смотреть детские фотографии Билла, вновь и вновь что-то узнавать из его биографии. Каждый вечер мы разговаривали. Мне не давали покоя слова Миры о любви ко мне, что в итоге я понял, что сам влюблён. Эта девушка казалась мне идеалом и никакой другой не хотелось.
– Поедем на Рождество в поместье Бохнеров?
– Ой, к графьям?
– Ну да, точнее, к их предкам.
– Не, дедуль, не хочу. Я там буду не к месту.
– Тогда поехали в мой домик у замка Штольбергов?
Я согласился. Смена обстановки мне пришлась по душе. Норберт сказал, что в этом городке царит атмосфера старой Германии. Старинная отделка, жители, которые ценят традиции, спокойствие, прекрасная природа и красота. Штольберг (Гарц)* показался мне необыкновенно красивым городком. Маленький, уютный, с немногочисленными туристами. Но меня привлёк красивейший светлый замок, который располагался чуть поодаль.
– Это родовое поместье Штольбергов, – сказал дедушка, когда нас везли на машине. – Там часто фильмы исторические снимают, – и усмехнулся.
Я очень мало слышал об этой семье.
– Дедуль, я правильно понимаю, что они дружили с Бохнерами?
– Правильно. Мой прадед подарил кусок земли в Тюрингии Штольбергам, а они нам здесь. Сейчас на неё никто не претендует из наших родственников. Да и участок небольшой, а остальные Бохнеры привыкли жить с размахом.
– А ты никогда не хотел носить графский титул?
– Хотел. Я официально числюсь в родословной и владею многими привилегиями, только они ничего для меня не значат. Я как-то раз заикнулся Биллу про это, ну, мол, чтобы он тоже согласился принадлежать к роду, так сын истерику закатил и отказался.
– Я читал у него в дневнике.
– Потом к нам с женой пришло осознание его правоты. Единственное, мне очень нравится бывать тут, и если бы я не был Бохнером, то не ездил бы сюда.
– Прекрасное место.
– Знаю, – он похлопал меня по плечу. – Может быть, здесь твоя душа хоть немного успокоится.
– А сюда родители ездили?
– Да, жили пару лет. Ты здесь бывал, когда мы с Германой забирали тебя.
Дом стоял на отшибе. Он был похож на мини замок в три этажа.
– Это ты «домиком» называешь?
Дедушка хохотнул. Как оказалось, нас уже ждала экономка, которая приехала раньше, всё убрала и приготовила ужин.
– Теперь это будет твоим убежищем чуть больше месяца.
Я позвонил Ксави и сказал, что приеду только после нового года. Он огорчился, но понял. Расставание с Мирандой меня подкосило, поэтому надо было отвлечься от суеты и обычных будней Берлина. Ни друг, ни дед не понимали, почему я так убиваюсь, ведь мы встретились относительно недавно. Ну да, влюбился, с кем не бывает? У нас интимная близость была всего на протяжении недели... слишком короткий срок, чтобы думать об этом так долго. Но я упорно продолжал.
Мои дни проходили спокойно. Гуляя по городу, вдыхая свежий воздух, я мог позволить себе потешиться мыслью о том, что бабушка написала мне неспроста, а родители всё-таки где-то прячутся. Только вот, как их искать? Да, она просила этого не делать, но кто её послушает? С новой силой я принялся рыскать. Перечитал дневник, тщательно изучил каждую фотографию, которую сделал в архиве полиции. Одна запись меня удивила и заставила задуматься: «Впервые случилось что-то хорошее за всё это время». Крохотная, на конце страницы ежедневника Тома. Про что отец писал?
Перед Рождеством случилось практически чудо: я нашёл Дэвида Йоста. Случайно наткнулся на его сына в социальной сети, кое-как выпросил телефон и позвонил. Дэвид был удивлён звонку, но толком ничего сказать не мог. Конечно, я расстроился. Все нити к родителям обрывались одна за одной.
Сочельник прошёл в семейном кругу. Дедушка мне травил байки. Мы смеялись, подарили друг другу подарки, а ночью, когда уже городок готовился ко сну, сидели у камина и тихо беседовали. Мне было приятно с этим человеком. Мы понимали друг друга. Знали увлечения, вкусы, пристрастия. Каждый из нас получал удовольствие от тихих разговоров в такой компании. Я всегда смотрел на Норберта с гордостью и чуть снизу. Он был выше меня по статусу и мудрости, хоть и делился знаниями с фанатичностью профессора института. Нет, дед не учил меня жизни, он просто давал советы, ловко вплетая в обычные слова нравоучения. Я улыбался его прыти.
– Вильперт, – дедушка присел рядом со мной в саду, – почему ты грустишь?
– Я люблю эту девушку.
– Понимаю. Но ты должен либо оставить мысли о ней и забыть, либо бороться.
– Как вы с бабушкой встретились?
– На заводе. Я не всегда был богатым потомком графа, поэтому работал как обычный человек. Она была диспетчером. Каждый день мы виделись, когда Германа выдавала мне билет на смену. Я стал ухаживать за ней, а вскоре мы поженились.
– Билл писал в своём дневнике, что он поздний ребёнок.
– Да. Мы очень хотели детей, но не получалось. Занятость и всё такое. Но потом родился он, и жизнь как-то сама светлее стала.
– Был противным ребёнком?
Дедушка засмеялся, кутаясь в шарф.
– Да нет. Слегка непослушный, шкодливый, энергичный, но талантливый. Билли всегда витал в облаках, что-то придумывал, куда-то торопился. Мы с его матерью практически ничего не запрещали.
– Слушай, а когда он вам признался в своей ориентации, что вы сказали?
– Для меня это было шоком, а Германа знала. Да тут и поделать-то ничего невозможно, – Норберт вздохнул. – Смириться только. Когда он привёл Томаса, то мне не по себе стало, но потом я понял, что они будут вместе очень долго.
– Почему?
– Глаза выдали. Твой отец смотрел на моего сына любовно, страстно. В этом взгляде читались все намерения. Билл был таким же. Он буквально глазами прожигал Тома. Когда мы с женой увидели эту гамму чувств между детьми, то ничего не стали говорить. Да и слова бы наши никак не подействовали.
– Тебе понравилась бабушка? Как вы познакомились?
– На Рождество, как раз. Ребята пригласили Гордона и Симону в мой дом, потому что там места на всех хватит. Они очень любезные и милые люди.
– Я бы хотел с ними встретиться.
– Встретишься, я уверен.
– Дедуль, она написала мне очень странное письмо после моего выступления на вечере памяти. Я даже испугался, что она стала меня за это ненавидеть.
– Перестань, Пери. Бабушки все такие: сперва злятся, тарелками кидаются, а потом любят до гроба и откармливают внуков своей фирменной выпечкой. Не вбивай себе в голову эти мысли, мальчик. Я пойду в дом, холодно мне что-то. Не против, если оставлю тебя одного?
– Нет, иди, – улыбаюсь, провожая мужчину взглядом.
Господи, спасибо тебе большое, что я обрёл деда. Мне так не хватало родного человека в своей никчёмной жизни.
Новый год прошёл тихо и спокойно. Мы не праздновали, лишь опять забились рядом с камином на диван и разговаривали. Дедуля спросил, что я хочу на день рождения, ведь оно уже вот-вот, а я промолчал. Ничего мне не надо.
Свои 24 года я встретил с ним вдвоём. Нам приготовили вкусный ужин. Вечер прошёл в смехе. Норберт рассказывал забавные истории, а я истерично ржал. Боже... давно такого со мной не было.
Остальное время до отъезда, а это 2 неполных недели, я проводил в городке. Ходил по улочкам, был на экскурсии в замке, кушал местное печенье со стружкой кокоса и всегда смотрел на красоты. Это место было сказочным, будто я перенёсся на пару веков назад. Спокойно и тихо. Хотелось бы в таких условиях встречать старость.
