Текст книги "Афера (СИ)"
Автор книги: Topsyatina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
– Билл, это был намёк?
Я похлопал ресницами, а потом посмотрел на него любовно.
– Да.
Он стоял, как столб, смотрел на меня невидящими глазами. Я подумал, что доигрался... он меня выгонит нах... скажет, что я охренел в конец и многого прошу.
– Ты, правда, этого хочешь?
– Да, – подхожу к нему, боязливо чмокнув в губы, и обнимаю. – Хочу быть твоим, Том.
Парень прижал меня к себе. Я слышал, как бьётся его сердце, и как моё вторит ему. Мы нужны друг другу, мы любим друг друга и должны быть вместе. В ту ночь он не спал. Я это понял по тёмным кругам под глазами. За завтраком плакал, что это из-за меня. Ему надо было идти на работу, целый день пахать, а я всё испоганил.
– Ты то, что нужно мне в этой жизни. Я согласен. Я хочу, чтобы ты был моим мужем, но не сейчас, родной.
Этого обещания, всего нескольких слов хватило, чтобы я разрыдался и принялся смиренно ждать»
«Мне предложили снимать фильм о любовном треугольнике, или даже нет, это был какой-то параллелепипед. Я прочитал сценарий, и в нём были корявые моменты. Я пожаловался Тому, сказал, что мне нравится сюжет, нравится тема, но блин... сценарий не катит. Он переписал его за неделю. И сделал так... идеально, что ли. Будто под меня. Толлер знал, что мне понравится. Я предложил переделанный сценарий, и с ним все согласились. Сперва, до правки Тома всё строилось именно на этой странной, многогранной любви, а уже после него – на лжи. И меня так воодушевила такая тема. Мы должны были расстаться с ним на год. Съёмки необходимо было провести в Америке и Шотландии.
– Я буду приезжать, когда смогу, – заверял он.
Мы знали, что это будет 2-3 дня из целого года! В тот момент я не думал, что уеду из любимой страны, что придётся питаться по-новому, что самолично отказываюсь от секса (ведь как бы я верный), а о том, что оставляю того, о ком буду думать каждый день, тосковать, скулить в трубку.
В принципе, так и вышло. Мы созванивались, списывались, но даже этих манипуляций было безумно мало. Том предложил мне секс по телефону. Какая мерзость. Я должен был лежать с закрытыми глазами и представлять, что он трахает меня в нашей кухне, подрачивая себе. Суррогат... Но были дни за этот год – 5, когда я умирал от блаженства. Мы начинали целоваться и возбуждаться, сидя уже в такси на пути к моему отелю. Стоило только зайти и хлопнуть дверью, как мы превращались в двух изголодавшихся монстров, готовых друг друга переубивать. По большому счёту, в эти дни мы даже не общались, если только визуально. Или сделает мне больно, поору и перестану.
Когда этот ужасный год закончился, я прилетел домой и целую неделю никуда не выходил, ничего не включал. Спал, ел и с Томом трахался. Потом зависал с чуваками на монтаже, выпадая из жизни окончательно. Я не знал о произошедшем в стране за то время, что меня не было. Потом я улетел с Толлером отдыхать на острова, дав обещание, что прилечу к премьере»
Откладываю дневник. Я читаю его уже всё утро. Надо нормально позавтракать. Решаю врубить телефоны. Ксави оставил мне уже 1000 сообщений на автоответчике. Рози звонила, редактор, некоторые знакомые. Видимо, все хотят знать, как я съездил.
– Привет, бро, – здороваюсь с другом.
– О, ну привет и тебе. Где пропадаешь?
– Бабушка прислала дневник...
– Чей?
– Билла. Я вчера и сегодня от него оторваться не могу.
– Интересно?
– Естественно.
– Собираешься поехать к ней?
– Подумал уже. Надо бы, конечно, если она вновь не слиняла.
Мы поговорили недолго. Я сделал себе кофе, тосты, и вновь принялся за дневник. Мне казалось, что я скоро на всё забью, лишь бы его дочитать.
«Этот день был мерзкий и дождливый. Только к вечеру погода утихомирилась. Я чувствовал себя прекрасно. Весь в белом, как принц какой, предвкушал триумф. Мой фильм получился просто золотым, таким, как я и хотел. Том выглядел сногсшибательно, даже лучше меня. Он срезал свои дреды и заплёл брейды. Стал мужественнее, что ли. К нему все подходили, хвалили, ведь именно Том создал конечный сценарий, акцентировав сюжет на лжи, а не любви. Как я им гордился! Мне было всё равно, что я оставался без должного внимания и сегодня был тенью любимого. Он заслужил. Журналисты уже называли фильм главным претендентом на Оскар, изрыгали из своих ртов хвалу, лесть, поздравления и фальшивую любовь к нам. Фу. До сих пор это ненавижу. Толлер, надо признать, держался молодцом. Он был любезен, но не позволял лишнего в общении с этими стервятниками. Когда мы вошли в кинотеатр, там, благо, не было журналюг. Только актёры, деятели шоу-бизнеса, съёмочная бригада. Мы с Томом растворились в толпе. Большинство этих людей были нам знакомы, с некоторыми мы даже дружили. Атмосфера походила на домашнюю. Это мне нравилось. Просмотр фильма прошёл на одном дыхании. Конечная сцена была настолько сильной, что некоторые зарыдали, а кто-то просто сидел в напряжении.
– Я говорил тебе, что люблю? – поворачиваюсь к Тому и шепчу на ухо.
– Да, – улыбается.
– Я очень сильно тебя люблю, – целую в ушко.
Толлер взял меня за руку. Именно так я поблагодарил его за труд, за помощь... да за всё. Был банкет. Я утопал в похвале. Не нашлось ни одного человека, кто бы меня не поздравил и не сказал о моём таланте (о котором я, конечно же, осведомлён). Позволив себе лишь 2 бокала шампанского, мы ждали, когда впустят журналистов. Без этого же никуда. Но почему-то один из организаторов попросил нас всех выйти на улицу. Мы с Томом двинули на огромный балкон, где поместилось ещё человек 100. Нас любезно пропустили вперёд. Фейерверк! Я прыгал на месте, кричал и хлопал в ладоши. Такой сюрприз. Все знали, что фильм офигенный, никто не сомневался в успехе в прокате. Толлер приобнял меня, когда я угомонился.
– Ты золото, – шепчет на ухо. – Эти люди, все, они благодарны тебе за работу. Именно ты был рычагом процесса, стержнем.
– Спасибо.
Мы начали целоваться. Я вжался в партнёра, слыша аплодисменты, хлопки фейерверка, голоса, звон бокалов и шум. Меня волновали лишь тёплые и пухлые губы журналиста.
– Билли, – мы отцепились друг от друга. Том отошёл на шаг. – Послушай меня сейчас и не перебивай.
Я кивнул. Вокруг стояли люди с бокалами, смотрели только на нас, даже отошли, чтобы было больше места. Внизу, под балконом их тоже было много. Я увидел несколько вспышек. Но фейерверк давно закончился. Мне хотелось знать ответ на один вопрос: «Что здесь происходит?».
– Билли, – вновь начал Том, смотря на меня. – Ты самый замечательный человек, который попадался мне на пути. Да, наша первая встреча прошла не совсем удачно. Ты ворвался в мою жизнь вихрем, устроил в душе бардак и так же шустро удалился. После долгих раздумий я понял, что хочу всегда ощущать беспорядок внутри себя, ведь от этого мне так хорошо, так тепло. За всё то время, что мы вместе, я постоянно боюсь, что ты разлюбишь меня, что найдёшь кого-то другого, а я... – он выдохнул, – я уже и не смогу без тебя. Когда ты снимал этот фильм, жил в других странах, а я работал тут, меня постоянно посещало чувство пустоты и обездоленности. Я прекрасно понимаю, на что подписался, начав встречаться с тобой, – все засмеялись. – Ты безумен в своём таланте и неудержим, когда идея овладевает тобой. В такие моменты я понимаю, что твоя любовь ко мне ослабевает, – я хотел вставить в эту тираду пару опровержений, но он остановил меня жестом. – Я невероятно рад, что вижу это. Ты обожаешь то, что делаешь и отдаёшься этому полностью. Я готов делить тебя с творчеством, но не с другим человеком. Недавно меня спросили, чего я боюсь. Моим ответом было: «Если от меня уйдёт Билл», – нежно улыбаюсь. Он такой милый. – Поверь мне, родной, я невозможно, невероятно, безумно, дико люблю тебя. Как бы банально это не звучало, но мне хочется умереть с тобой в один день, обнимая тебя и целуя, утешать и говорить, что даже на том свете мы будем вместе.
Все замерли, в том числе и я. Не ожидал такого откровения, признания. Том опустился на колено и достал из кармана бархатную коробочку. Открыл её. Там было золотое кольцо с рубином... Я растерялся и смотрел на него, как на что-то иноземное.
– Ты выйдешь за меня?
Моё тело напряглось. Он стоял на этом холодном балконе передо мной, на одном колене, держа в руке коробочку с кольцом и смотря на меня такими молящими глазами, которым нельзя было отказать. А я медлил... я не знал, как реагировать. Мне вообще в голову не приходило, что кто-то когда-нибудь попросит моей руки.
– Давай Билл, соглашайся, – слышал я из толпы.
На нас смотрели со всех сторон. В этот момент мне бы хотелось остаться вдвоём с ним. Прошло ещё пару долгих секунд, когда я, наконец, осознал, чего от меня все ждут и почему Том смотрит на меня уже без надежды, тёмными глазами, в которых читается грусть. Я заплакал, а потом улыбнулся.
– Да.
Он встал и обнял меня, начал целовать лицо, я хохотал, а люди аплодировали.
– Люблю тебя, – шептал я как в бреду, вообще ничего не понимая.
Толлер взял мою руку и надел на палец кольцо. Мы были в ореоле вспышек, криков, поздравлений, улюлюканий и всеобщей радости. Я обнял любимого. Как же было хорошо нам в тот момент»
Перевожу дыхание. В ступоре сажусь на стул, поставив чашку. Несусь в кабинет и беру ноутбук. Надо найти фотографии. Я вообще плохо помню статью о них, но, кажется, о женитьбе ничего не было сказано. В поисковике вбиваю: «Бохнер и Толлер свадьба». Ничего. Просто их фотографии. Потом вбиваю: «Бохнер и Толлер помолвка». Выскакивает несколько статей. Переключаю только на фотографии. Они были очень красивы. Билл в белом неординарном костюме, с лентами и цепочками, а Том в широких штанах и пиджаке. Всё сочеталось великолепно. Несколько фотографий были с балкона, несколько снизу. Самая популярная оказалась та, где Том стоит на одном колене, а Билл плачет и улыбается. Фанаты Бохнера меня бы тупо убили за этот дневник. Смотрю на вещицу. Зачем ты оставил его мне, Билл? Чтобы я продолжал мучиться, задавать самому себе вопросы, не зная ответа на них?
«– Почему именно кольцо с рубином?
– Это твой камень. Я рассчитал по дню рождению, прочёл несколько статей. Даже купил его в воскресенье, как было сказано, – улыбается.
Вот так просто... Пока меня не было, в Германии разрешили однополые браки. Официальную дату уже назначили. Том сказал, что мы будем одними из первых, кто поженится в этот день. Когда я слушал своего будущего супруга, то лежал в постели, весь в сперме, кое-как дыша, но довольный, словно кот. Не помню уже, что я чувствовал, но подозреваю, что нечто чертовски крутое и сладенькое.
Осенний день, ничем не примечательный. Толпы народа тусуются на улице с плакатами. Протестующие и те, кому по боку. Первой однополой парой, что поженились в этот день, стали правая рука канцлера и его друг, менеджер по туризму. Нас все ждали. Том хотел сделать этот день особенным, посвятить его только нам. Мы были в белом, оба. Приехали инкогнито, никто нас не видел, ни единая вспышка папарацци нас не преследовала. Всё прошло тихо. Мы просто расписались и уехали. Ради тех 15 минут, когда он держал меня за руку, а потом надел кольцо, я и жил последние годы. Мы в тот же день улетели на Фиджи, далеко и надолго. Общественность ждала официального подтверждения, поженились ли мы... в то время как Том меня #бал в бунгало на одном из островов.
– Пусть мир катится к чёрту»
«Дикие пляски бабуинов начались, когда мы вернулись. У Толлера не ладилось с работой. Он должен был улететь в Бразилию, но что-то не складывалось. Нас просто окружили вниманием. Проходу от этих монстров с камерами не было. Я понимал, что наша дальнейшая жизнь не представляет собой ничего хорошего. А как же дети? Как же тихая и спокойная старость? Но самое ужасное было то, что муж отказывался заниматься со мной сексом, потому что у него был стресс.
Мы с Томом сидели дома, смотря на его чемоданы. Он обнимал меня за плечи, иногда целуя в висок. В который раз я убеждался, что выбрал именно того самого, кто так же страстно, как я его, любит меня. Мне не хотелось отпускать любимого.
– Том...
– Я вернусь очень скоро. Время пролетит быстро.
Посмотрев на него мокрыми глазами, я вновь признался в любви, а потом замолчал, обдумывая совершенно дикую, дерзкую, но такую сладкую идею.
– Билл?
– Тихо, – призываю замолчать. Потом целую его. Как только мы отстраняемся, глажу щеку, смотрю в родные глаза. – Том, я хочу детей.
Толлер посмотрел на меня таким странным взглядом, как обычно смотрит, когда я ему свои бредовые идеи фильмов рассказываю.
– Ты серьёзно?
– Абсолютно. Том, я хочу завести с тобой наших детей. Мне противно думать, что мы умрём одинокими и не оставим потомство. Боже мой, только представь, какой у тебя будет красивый сын, – я мечтательно прикрыл глаза. – Том, прошу, подумай... я знаю, ответственность, все дела... но наше будущее...
Тут раздался звонок мобильного. Такси приехало. Он взял чемодан, прихватив ветровку, поцеловал меня на пороге и ушёл, не сказав ни слова. Я думал: «Ну всё, п*здец пришёл в нашу жизнь». Мне казалось, что впервые Том меня не понял. Обычно он снисходительно относится к моим придурям, а тут в его глазах не было и толики понимания.
Я начал подбирать бригаду к своему «шедевру». Настала пора его снимать. Тянуть было бесполезно. Но было тяжело без Тома. Он не звонил, не писал. Я не знал, что с ним, где он. Спустя 2 недели после его отъезда началась паника. Я не мог найти себе места, плакал, стонал по ночам, уткнувшись носом в его подушку. Но долго это не продолжилось: я нашёл композитора для фильма и оператора. Они были такими же авантюристами, как я. Но отсутствие супруга меня подкашивало. Я не мог нормально работать. Прошло уже 3 недели, и я решил позвонить его матери. Симону я люблю настолько сильно... она мне как собственная мать. Женщина вошла в положение и пригласила к себе. Я рыдал у неё на плече, причитая, что Том меня сейчас разлюбит, потому что испугался, ведь дети – это смелый шаг, рискованный ход. А она... она гладила меня по голове и успокаивала, говоря, что Толлер так сильно любит меня, что если понадобиться, заведёт тигра в квартире, чтобы только мне хорошо было. Мы просидели так 3 дня, попивая вкусный чай и кушая её восхитительный вишнёвый пирог. А потом она призналась, что сын звонил ей и спрашивал обо мне.
– Билл, он любит тебя, поверь. Сердце матери чувствует. Том опешил, да, но я больше чем уверена, что он вернётся, и вы поговорите. Ты не должен отчаиваться.
Она сказала, что он говорил ей о своих чувствах, что ему тяжело без меня, но он не может позвонить, потому что боится моей реакции. Я спросил у неё телефон, по которому он ей звонил. В Бразилии на тот момент была уже ночь, но мне было плевать. Как только я услышал его заспанный и такой нежный голос, вновь заплакал, а потом тихо произнёс его имя.
– Билли...
Он слышал, как я плачу, говоря ему, что скучаю, что я идиот и если надо, то больше не буду заводить такие темы. Только лишь бы он вернулся и захотел со мной вновь спать, а не на диване, как было до поездки в Бразилию. Я признался, что хочу его, безумно, но даже мастурбация уже воспринимается как паршивый суррогат. Толлер лишь вздыхал, а потом сказал, что прилетит через 2 недели и положил трубку. Я вновь рыдал на плече Симоны, но на этот раз дольше и громче»
«Фимоз. Это первое, что он сказал мне, когда увидел. Обнял, поцеловал и сказал это слово. Я ужаснулся – это болезнь. И, блин, не простая болезнь. Я отошёл на шаг и прикрыл рот рукой. При последней стадии фимоза нужно неполное обрезание. Крайняя плоть слишком сужена. А я не знал, какая стадия у мужа.
– Тебе было больно, когда мы занимались сексом?
– Да.
И я вновь плакал. Стал нытиком за тот месяц. Мы сидели в такси, ехали домой, я всхлипывал, облокотившись на супруга. Том уверял меня, что вылечится, что до парафимоза не дойдёт, он всё сделает, будет пользоваться мазями. У нас возобновится половая жизнь. Дома я посмотрел на его пенис. Зрелище было не из приятных. Меня не привлекала кандидатура мужа, который не выполняет супружеский долг.
Через месяц всё было в порядке. Тома хватало на 4-5 раз за день. Мы только и делали, что трахались, потому что были лишены этого около 2-х месяцев. Лёжа в постели, я сказал ему о своём фильме, что хочу сделать, как снять. Том удивился, а потом встал, взял ноутбук и тут же начал писать сценарий. Я просто ошалел. Он взял несколько отгулов с работы, проводя все дни дома. Я всё своё время гробил на поиски студии, людей, аппаратуры для фильма. Мои помощники, кажется, меня уже ненавидели. Прошла неделя – у меня на коленях лежал готовый сценарий, который даже в поправках не нуждался.
– Почему ты решил именно так назвать его?
– Потому что, – подсаживается, обнимает и целует в висок. – Я верю в «говорящие» имена и фамилии. Мне кажется, никакое другое имя ему не подходит. Он такой же смелый, храбрый и сильный, как ты, – чмокает в щеку, а я смеюсь. – Тебе нравится?
– Да. Великолепно. Том, – смотрю на супруга, – ты понимаешь, на что подписываешься?
– Если бы мне было страшно, то я бы не поцеловал тебя тогда в подворотне и не потащил бы к себе домой.
– Тогда первый я тебя поцеловал.
– Ок, ты. Но именно я решил продолжить то безумие, что началось в тот день. Поэтому понимаю, что мне грозит. Самое главное, я буду с тобой, и мы вместе это переживём. Снимай его, Билл, и пусть мир взорвётся нахрен от твоего таланта и такой провокации. Пора показать то, чего никто не ждал, то, что будет тревожить души людей даже после твоей смерти.
– Нашей, – поправляю его, целуя»
«Толлер работал, как проклятый. Я же со своими ассистентами, менеджером и агентом делали всё для фильма. Куниберт Виллер. Именно так Том назвал нашего героя. Куни должен быть таким, каким я его придумал, и каким муж его описал. Начались просто омерзительные поиски актёров и персонала. В этой всей суматохе нам не хватало времени на себя. В один день, когда светило солнце и не было дождя, я сидел в кабинете и просматривал списки актёров, подсунутые Дорой. Девушка постучалась и вошла.
– Герр Бохнер, ваш отец звонит. 1-я линия.
Я поблагодарил её и взял телефон.
– Привет пап, а чего на мобильный не звонишь?
– Я его куда-то дел, – сказал он каким-то убитым голосом.
Всё внутри сжалось.
– Что случилось, па?
– Билли, мама умерла.
Я не помню, что было дальше. Отца уже слышно не было. Какой-то шум, крик, шорох. Слышал имя мужа, потом свою фамилию, кажется, меня звала Дора.
– Родной, родной мой...
Перед глазами появилось лицо Толлера, такое встревоженное, обеспокоенное.
– Всё нормально, он в себя пришёл.
Том взял меня на руки и пошёл прочь из офиса.
– Любимый...
– Не говори ничего. Я всё знаю, мне Норберт уже позвонил.
– Мама... мамочка...
Он положил меня в машину на заднее сидение, откуда-то достал подушку, поцеловал в губы и пошёл за руль.
– Куда мы едем?
– К твоему отцу.
Мой дом детства казался таким пустым. Из каждого угла доносился мамин запах. Её тепло бродило по этажам, кажется, что она где-то задержалась просто и сейчас спустится. Они уложили меня на диван в гостиной, дали кучу подушек. Я рыдал. Том называл папу только по полному имени – Норберт, а меня это раздражало. Папа вообще хорошо относится к нему, они дружат. Как-то помню, папа сказал, что я выбрал себе супруга, который слишком сильно похож на него. Тогда я посмеялся и ничего не сказал, а потом понял, что это правда. Они похожи по силе духа.
К вечеру я отошёл. Меня отпоили успокоительным и тёплым чаем. Я находился в объятиях супруга, когда папа рассказывал, что произошло с мамой. Приступ паники, вследствие чего последовала асфиксия. Никого из взрослых рядом не было. Она испугалась за своего подопечного. Мама любила детей. Очень любила. Я уткнулся в плечо Тома и плакал. Папа держался молодцом...»
Я положил дневник и вышел из дома, на крыльцо, потому что весь полыхал. Во-первых, мне было тяжело это читать, а во-вторых, я теперь знаю имя своего возможного деда. Норберт Бохнер. Обязательно найду его. У меня нет особо вредных привычек, но сейчас ужасно хотелось курить или что-нибудь сломать. Войдя в дом, я нашёл бутылку шнапса и налил себе целый стакан. Выпил залпом, а потом пожалел – всё внутри начало гореть, я практически задыхался. Залив алкоголь соком, я взял дневник и пошёл в гостиную, сел на диван и вновь принялся читать.
«Похороны мне дались сложно. Том держал меня за руку, скорее не поддерживая морально, а просто удерживая, чтобы я в обморок не упал и не свалился на землю. Мы купили самый красивый гроб, много цветов. Приехали родственники, коллеги мамы, друзья семьи. Я впервые увидел своего дядю. Он оказался милым старикашкой, но смотрел на нас с Толлером не так уж доброжелательно. Стереотипы – х*йня для болванов, прикрывающая их захудалые комплексы. Ненавижу стандарты в идеологическом их проявлении. Бред... Когда всё закончилось, все начали расходиться.
– Билли...
– Том, я хочу побыть с мамой.
Он всё понял. Поцеловал меня, обнял и пошёл к отцу. А я стоял, смотрел на могилу и плакал, сжимая в руках зонт.
– Видишь, мам, я могу быть элегантным.
Для того дня я купил всё новое, даже бельё.
– Том сказал, что я стал статным и изысканным, как ты и хотела когда-то. Я могу одеваться и вести себя, как подобает знатному человеку, мам. Наверное, я сейчас только похож на наследника герцогского рода, да?
Мне понадобился ещё час, чтобы попрощаться с ней. Она любила меня так же, как и я её. Мама никогда не была против моей дури. Когда я начал встречаться с Шае, она очень переживала, а потом смирилась. Том ей понравился сразу, она приняла его в нашу семью.
– Спасибо тебе, мамочка.
Я поцеловал этот холодный памятник, где такими же холодными буквами было написано: «Германа Бохнер»
«Смерть матери меня подкосила. Том всегда был рядом, когда у меня вновь случался приступ удушливых слёз. Но я не бросал работу. Сквозь боль, переживания и душевное опустошение искал того самого мужчину, который будет для меня смыслом жизни ближайшие 5 лет.
– Том, его нигде нет, – ныл я.
– Мы найдём Куни, Билли, найдём. Его не может не быть.
Мой оператор жил в Гамбурге. Я поехал туда совсем уже отчаявшись найти хоть кого-то подобного. Бальдо встретил меня. Мы засели у него дома, обсуждая сценарий. Он был в восторге. На третий день, когда мне надо было уже уезжать, он предложил мне сходить в их центральный парк. Я согласился. Парк был большим. Ходили родители с детьми, подростки и старики. Всё дышало умиротворением. Мы прошли по главной аллее, потом сели на скамейку, смотря на прохожих. Бальдо втирал мне что-то про сроки, что нужны деньги, а для этого надо задействовать спонсоров, инвесторов. Я его не слушал. Вдруг в толпе мелькнула парочка. Я встал и бросил туда взгляд. Шли мужчина и женщина, держа за руки ребёнка. Пару секунд на раздумья – и я уже рядом с ними.
– Билл, эй, Билл, ты куда?
Подойдя, я посмотрел на мужчину. Они стояли около дорожки, смотря, как дети берут листья с земли и кидают вверх, а потом бегают под искусственным листопадом. Он был хорош собой. Брюнет, с загадочной улыбкой. Красивый, чёрт бы его побрал.
– Билл, ты... – Бальдо уловил мой взгляд. – Хрена себе.
– О да...
Я подошёл к ним, вежливо извинился и уставился на мужчину.
– Да, – он посмотрел на меня.
Этот взгляд показался мне таким потрясающе идеальным и зыбким, что я чуть ли не тонул.
– О Боже, вы же Билл Бохнер, – вставила женщина.
Я бросил на неё всего один короткий взгляд. Не дурна, но и не принцесса.
– Откуда ты его знаешь?
– Это же известный режиссер.
– Слишком юный...
– Скептики, как вы все тотально тривиальны в своих суждениях, – говорю себе под нос, но все слышат.
– Билл, прошу, – Бальдо дёргает меня.
– Нет, – я выпрямляюсь. – Как вас зовут?
Мужчина слегка возмущается моей наглости, но тот факт, что перед ним стоит знаменитость, его подкупает.
– Дэвид Йост, это моя жена Стина и наш сын Магнус.
Меня вообще не волновало его потомство.
– Вы когда-нибудь играли в кино, театре или на сцене?
– В школе. Но это было очень давно.
– Сколько вам лет? – это было похоже на допрос.
– 37, – он улыбался, но в глазах читался страх.
– Что ж, – я отступаю на шаг. – Вы не хотели бы сняться в фильме?
– Билл, ты понимаешь, что делаешь? – Бальдо открыл рот. – Он не актёр, вообще не знает, как это... Билл, это безумие!
Я слушал оператора с улыбкой и смотрел на нового знакомого. Что-то мне подсказывало, что я заполучу этого мужчину. Он идеально подходил на Куни.
– Что за фильм? – заинтересовано спрашивает.
– О, очень провокационный. О вас будут говорить ещё десятки лет после его выхода.
– А не слишком ли вы амбициозны?
Я вскинул бровь.
– Спросите у жены о моих фильмах, – улыбаюсь. – Раз она меня узнала, значит и в курсе творчества. Вот мой номер, – достаю из кармана визитку. – Мне что-то подсказывает, что завтра же вы запишитесь на курсы актёрского мастерства. Звоните, я буду ждать вашего ответа, – подмигиваю, поворачиваюсь и удаляюсь.
Они остались стоять в шоке. Бальдо еле успевал за мной.
– Вези меня на вокзал. Домой хочу»
«Дэвид Йост. Я ходил и повторял это имя и фамилию сутками.
– Ты помешанный, – Том сидел за ноутом и работал над какой-то статьёй.
– И даже за это ты меня любишь.
– Вот ведь и не поспоришь же, – улыбается.
Моё нутро говорило, что он согласится, что он именно тот, кто готов, кто может и кто рискнёт всем ради идеи, как я. Через неделю Дэвид позвонил.
– Я согласен, Билл, пришлите мне, пожалуйста, сценарий.
Это был джек-пот. Толлер посмотрел на его фотографию и сам был в шоке.
– Он идеален.
– Да, я знаю.
Конечно же, Дэвид опешил, прочитав о своей роли, но его она не напугала. Я рассказал ему о последствиях, о том, что если всё закончится плохо, то ему надо будет уехать из страны. Йост всё выслушал, а потом сказал:
– Я верю вам, Билл. Если вы уверены в себе, то я уверен в вас.
Своим нравом я заполучил человека, подкупил его наглостью. Мне польстило, что он поверил мне, что не отказался. Пока шли сборы, он действительно учился на курсах. К концу года они переехали в Берлин всей семьёй. Мне очень понравился его сын. Магнусу было всего 4 года, а он уже казался умненьким мальчуганом. Как-то мы гуляли, обсуждали роль, я говорил, каким Дэвиду надо стать, перевоплотиться, чтобы зрители поверили.
– Я меняю свою жизнь, резкие перемены никем нормально не переносятся, но всё это происходит ради 2-х с половиной часов и нескольких сотен глаз, которые оценят фильм. Мой муж говорит, что я параноик, больной на голову и в этом моя сила. Я могу пожертвовать десятками лет ради одного фильма, который будет шедевром. Готовы ли вы, Дэвид, сделать то же самое?
Он долго молчал, а потом перед самым прощанием взял сына на руки, посмотрел на него и сказал:
– Да, готов. Но только, – уже взглянул на меня, – Билл, вы должны мне обещать, что на него это никак не повлияет.
– Этого я не могу сделать. Могу лишь посоветовать, как спасти вашего сына от будущих нападок.
– Как?
– Спрячьте его, Дэвид, никому не показывайте, а потом, если всё будет плохо, уедете туда, где на вас никто не обратит внимание.
Они уходили через парк, а я смотрел им вслед. Тогда я понял, что нашим детям, если они родятся, придётся так же прятаться. Я обрекаю не только себя на хаос, но и других людей. Хотя понимаю... от своей идеи никогда и ни за что не откажусь. Они верят мне, и я их не подведу»
«Придя домой, я увидел Тома на кровати. Он дремал с книгой на животе. Сев рядом, я гладил его руки, лицо, плечи.
– Ты уже пришёл.
– Да...
– И как всё прошло?
– Нормально. Томми, – смотрю на него, – я хочу вернуться к разговору о детях. Ты против или нет?
– Билл, тебе не кажется, что пока рано об этом думать?
– Нет. Сегодня я видел его сына вновь. Он такой милый, Том. Такой смешной. Его хотелось тискать, как котёнка. Я хочу, чтобы у нас было продолжение.
Мы поругались. Я бил его, плакал, бегал по квартире, орал, что он бездушный, что не любит меня ни капли, и что я уезжаю сейчас же к отцу. Толлер не сказал ни «нет», ни «да». Вот это постоянство меня бесило. В ярости я разбросал все шмотки, достал чемодан и стал собирать вещи, утирая слёзы. Том вился вокруг меня, но я был где-то не здесь. Мне казалось, что это сон. Как это так он отказал мне, точнее, ничего не сказал? Как он может быть равнодушным? Муж схватил меня и надавал по щекам.
– А ну успокойся немедленно!
Я продолжил на него орать. Он пытался угомонить меня, целовал, гладил, но всё без толку. Когда уже ничего не могло помочь, перекинул меня через плечо, понёс в спальню. Там бросил на кровать, привязал меня к поручням, чтобы не вырывался. Но я продолжал биться, брыкаться и плакать.
– Как же порой сложно под тебя подстроиться.
Он резко содрал с меня джинсы и боксеры, снял их и с себя, а потом без прелюдии, без предварительных ласк вошёл. Мне было больно, я кричал. Но Том не останавливался, он знал, что я бешеная фурия, и меня надо усмирить.
– Развяжи меня, – шиплю сквозь зубы, – развяжи.
Толлер послушался. Я вцепился ему в волосы, потом дал пощёчину, а после впился в рот. Повалив супруга, принялся насаживаться на него, трахая своей задницей. Меня было не удержать. Мы царапались, кусались, били друг другу, но ★бались словно кролики, не уставали. Когда я кончил, то продолжил его трахать, скача, как сивый мерин. Мне было так приятно смотреть на него, любоваться его лицом. Когда кончил он, я ещё минут пять нависал над ним, вглядываясь в эмоции, вонзаясь взглядом в тёплые карие глаза.
– Ты маньяк.
– Взаимно. Толлер, ты всё равно не отвертишься. У нас будут дети.
– Билли, я давно это знаю, – улыбается, гладя моё лицо ладонью. – Но я пока боюсь. Мне страшно, что я стану отцом. Боюсь не дать ребёнку то, что ему будет нужно. Мы так шатко сейчас стоим на ногах, милый. Если он родится, и ты снимешь свой фильм, представляешь, что будет?
– Том, ты любишь меня?
– Да.
– Ты мне веришь?
– Да.
– Тогда не сомневайся.
Мы целовались, потом пошли в душ, там приласкали друг друга и легли в кровать.
– Я хочу первого сына, – начал я, лёжа на его груди. – Он должен быть такой же красивый, как ты...
– Не льсти мне, а то зазнаюсь.
– Как будто это не так? – смеюсь. – Ты высокого о себе мнения, не надо скромничать.
Мы помолчали.
– Билли, ты сам-то не боишься?
– Нет. Я знаю, чего хочу. Обещай, что никогда не усомнишься во мне.
– Обещаю, – он вновь поцеловал меня.
– Первый будет мальчик, я уверен. Он будет красивый и умный, весь в тебя и меня, но больше в тебя. А потом мы родим девочку. Красавицу, всю в меня, – смеюсь, потому что муж меня щекочет. – Она будет художницей или... короче творческий человек. Мы будем ими гордиться.
– Как ты думаешь их назвать?
