Текст книги "Темная и Белая жизнь (СИ)"

Автор книги: Темно Серый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 40 страниц)

– Мне так жаль, прости, что не заступилась. Я очень сильно испугалась, – виновато говорила София, опустив взгляд.

Арон удивился словам подруги. Фестрал даже подумать не мог о том, что кобылка виновата в этом инциденте. И, решив, что он мог ошибиться в выводах, мальчик уточнил:

– Почему ты извиняешься?

Кобылка приподняла голову и посмотрела на фестрала словно на дурачка.

– Я всё знаю. Когда я услышала громкий голос магистра Итилгаила, то сразу поняла, что ты попал в беду. Но подбежав к выходу, увидела, что все уже разошлись. Мне пришлось спросить у хранистов, что произошло. Если Италгаил изгоняет кого-то из архивов, то вернуться обратно невозможно, – на грустной ноте она закончила объясняться.

– София, ты не должна извиняться, ты в этом не виновата. Ты права, я дурак. Если бы я все как следует обдумал, то ничего бы не случилось. Но я поддался радости победы, которая вылелась в горечь поражения, – с усмешкой ответил Арон. – Так что, здесь ты не виновата.

Кобылка запротестовала.

– Нет, это я попалась ему. Когда я прибыла туда, Лураш уже стоял у входа и, завидев меня, начал приставать. Знаю, что это неправильно, мне нужно было поднять шум. Но я не могла… – она замолчала, и под глазами появились слезы. Кобылка вот-вот могла заплакать.

– София, не надо, перестань, – пытался успокоить ее фестрал. Но девочка после секундного молчания продолжила.

– Нет, я виновата. Просто выслушай меня, прошу, – Арон замолчал. – Когда Лураш прижался к моему уху, то прошептал, что если я издам хоть звук или расскажу кому-нибудь, то он устроит мне самую кошмарную жизнь в Академии. И я знала… – слезы полились из её прекрасных фиолетовых глаз, – что семья Неслов самая известная и богатая во всей Эквестрии. Если он захочет, то… сможет устроить ад и моим близким, – София начала задыхаться от переизбытка эмоций.

Арон больше не мог на это смотреть. Он подошел к кобылке и обнял её, предлагая успокоиться. Девочка больше не говорила, а только плакала, уткнувшись мордочкой в грудь фестрала. Арон тихонько поглаживал её гриву. Так они простояли минут пять.

София, успокоившись, посмотрела на фестрала, её глаза были красными. Но состояние уже вернулось в норму. Девочка вышла из объятий пегаса.

 – Спасибо за помощь. Если бы не ты, я не знаю, что бы случилось дальше… – кобылка начала благодарить, но Арон её остановил.

– София, давай закончим на этом. Я сам это выбрал. Увидев, что Лураш вытворяет, я не смог стоять в стороне. Пусть прошлое останется в прошлом, нужно жить дальше. И если он тебя хоть копытом снова тронет, ему больше не отвертеться, – кобылка подняла взгляд.

Ей показалось, что левый глаз жеребенка под повязкой стал излучать странную, словно дым, тёмно-зелёную ауру. Но она как назло рефлекторно вздрогнула, и эта аура исчезла, будто её и не было. Решив, что это начались галлюцинации от пережитых эмоций, она кивнула.

– Хорошо, тебя проводить до комнаты? – предложил Арон.

– Да.

Они вышли из столовой.

Когда Арон проводил кобылку до её комнаты, девочка на прощание поцеловала Арона в щечку и быстро закрыла дверь. Фестрал простоял у двери минуты две, пока не пришел в себя. Он прижал копыто к щеке и, развернувшись, словно робот направился в свою комнату.

Оказавшись там жеребенок, закрыв за собой дверь, рухнул на кровать и уснул с улыбкой. Которая скоро выльется в отчаяние и гнев.

Продолжение следует.

====== Темная жизнь – Акт 2. Глава 15 – Именнование ======

С того инцидента прошел семестр. Полгода пролетели для мальчика незаметно. За это время ничего особо интересного не произошло. Жеребёнок подрост, узнал многое о медицине. Эта наука почему-то давалась ему легче остальных. Учеба в артефактной шла гораздо труднее. Чтобы понять происхождение какого-либо метала или зачаровать его, требовалось много времени потратить в архивах, где находились учебники, которые могли бы облегчить жизнь.

А самое главное, Арону никак не удавались именования. Лишь одному из десятка студентов удалось познать имя.

Для начала, Иладин пришел вовремя. Это застало студентов врасплох. Они вдесятером уже привыкли первые минут двадцать-тридцать сидеть в аудитории, болтать, играть в карты и ворчать по поводу того, как мало им дают эти занятия. Ученики даже не заметили магистра имен, пока он не миновал половину лестницы, ведущей вниз, к кафедре, и не хлопнул в копыта, чтобы привлечь их внимание.

Вторая странность заключалась в том, что Иладин был облачен в официальную магистерскую мантию. Арон и прежде видел его в этом наряде, но только когда того требовали обстоятельства, и даже в этом случае магистр всегда носил ее нехотя. Даже во время экзаменов мантия на нем обычно была мятая и несвежая.

Сегодня же она сидела так, словно Иладин относился к ней всерьез. Мантия была чистая и отутюженная. И волосы у магистра были не растрепанные, как всегда, а выглядели так, словно он только что постригся и причесался.

Иладин вышел вперед и встал за кафедру. И это оказалось именно тем, что заставило студентов сесть ровно и насторожить уши, ведь магистр никогда не пользовался кафедрой.

– Давным-давно, – начал он без какого-либо вступления, – Академия была местом, куда пони приходили, чтобы узнавать тайны. Жеребята и кобылки съезжались сюда, чтобы узнать, как устроен мир.

Иладин окинул присутствующих взглядом.

– Там, в древней Академии, не было искусства более желанного, нежели именование. Все прочее считалось дешевкой. Именователи шествовали по здешним улицам, точно Боги. Они творили ужасные и удивительные вещи, и все прочие завидовали им. Студенты могли добиться нового ранга, лишь продемонстрировав свое искусство именователя. Алхимик, не владеющий именами, считался жалким созданием, не более уважаемым, нежели повар. Магию изобрели в этих стенах, однако маг, не владеющий именами, с тем же успехом мог бы быть кучером. Артефактор, за чьей работой не стояли имена, был немногим лучше простого сапожника или кузнеца. Все они приходили, чтобы узнать имена вещей, – говорил Иладин. Взгляд его темных глаз был пронзителен, голос сделался звучным и берущим за душу. – Однако именованию нельзя научиться зубрежкой и долбежкой. Учить именованию – это все равно, что учить влюбляться. Безнадежное дело. Это просто невозможно.

Тут магистр имен слегка улыбнулся и впервые стал похож на самого себя.

– И все-таки студенты пытались учиться. А наставники пытались учить. Иногда у них даже что-то получалось.

Иладин указал на Софию и махнул ей, призывая подойти.

– София! Идите сюда.

Кобылка встала. Ей явно было не по себе. Она поднялась на возвышение и стала рядом с Иладином.

– Вы все выбрали имя, которому надеетесь научиться, – сказал Иладин, окинув студентов взглядом. – И все вы старались учиться, более или менее прилежно, более или менее успешно.

Арон с трудом удержался от того, чтобы стыдливо не отвернуться. Он-то знал, что старался куда меньше, чем следовало бы.

– Все вы потерпели неудачу, а вот у Софии получилось, – сказал Иладин. – Она обрела имя камня… – он обернулся и искоса взглянул на кобылку, – сколько раз?

– Восемь, – ответила София, потупившись и нервно сжимая копыта.

Все ахнули с неподдельным благоговением. В то время как все они сидели и ворчали, она об этом ни разу не упомянула.

Иладин кивнул, как бы одобряя их реакцию.

– В те времена, когда именованию еще обучали, мы, именователи, гордились своими достижениями. Студент, овладевший именем, носил особую серьгу.

Иладин протянул кобылке копыто. На нем лежал речной камушек, гладкий и темный.

– Теперь и София будет носить такую серьгу как доказательство своего умения.

Девочка ошеломленно уставилась на магистра. Она поочередно переводила взгляд с него на камушек и обратно, мордочка у кобылки побледнела и вытянулась.

Иладин ободряюще улыбнулся.

– Ну же, – мягко сказал он. – Ведь в глубине души вы знаете, что способны на это. И не только.

София закусила губу и взяла камушек. В ее копытах он казался крупнее. Она на миг зажмурилась, переводя дух. Медленно выдохнула, подняла камень и открыла глаза так, чтобы он оказался первым, что она увидит.

Кобылка уставилась на камень, и в аудитории воцарилась гробовая тишина. Напряжение нарастало, пока не сделалось тугим, как натянутая струна арфы. Воздух буквально вибрировал.

Миновала минута. Две минуты. Три долгих, ужасно долгих минуты.

Иладин шумно вздохнул, разрядив напряжение.

– Нет-нет-нет! – воскликнул он, щелкнув копытами перед носом у Софии, чтобы привлечь ее внимание. И закрыл ей глаза. – Вам нужно на него смотреть. А вы не смотрите! Посмотрите на него!

Магистр убрал копыта.

София подняла камень и открыла глаза. В тот же миг Иладин отвесил ей затрещину.

Девочка с негодованием уставилась на магистра. Но тот только указал на камень, который она по-прежнему держала.

– Смотрите! – возбужденно воскликнул он.

София перевела взгляд на камушек и улыбнулась, точно увидев старого друга. Она накрыла его копытом и поднесла к губам, что-то шепча.

Внезапно раздался резкий шипящий щелчок, как будто капля воды упала на сковородку с раскаленным маслом. За ним последовали десятки других – резких и коротких.

София раскрыла копыта. На пол просыпалось немного песка и мелких камушков. Она порылась в каменной крошке и извлекла из нее серьгу из абсолютно черного камня. Он был круглый и гладкий, как полированное стекло.

Иладин торжествующе расхохотался и восторженно обнял Софию. Кобылка самозабвенно ответила на объятия. Они вместе сделали несколько шагов в сторону, то ли потеряв равновесие, то ли закружившись в танце.

По-прежнему улыбаясь, Иладин протянул копыто. София отдала серьгу. Магистр тщательно осмотрел ее и кивнул.

– София, – серьезно произнес он, – сим я возвожу вас в ранг подмастерья! Давайте ухо!

София довольно робко наклонилась, но Иладин покачал головой.

– Левое! – твердо сказал он. – Правое означает нечто совсем иное. До этого вам всем еще очень далеко!

София подалась другим боком, и Иладин ловко надел каменную серьгу ей на ухо. Остальные ученики разразились аплодисментами и сбежались поближе, чтобы посмотреть, что же она сделала.

София ослепительно улыбнулась. Серьга не была гладкой, как показалось Арону поначалу. Она была покрыта тысячью мелких плоских граней. Грани слаживались в замысловатый вьющийся узор, подобного которому он никогда прежде не видел.

Вот так его лучшая подруга, а в тайне возлюбленная, стала первой из их группы именователем. Арон очень ей гордился, но даже это не перебивало грустных мыслей. Мальчик так хотел обучиться, что готов был пойти на все.

Вот и настал роковой день – сдача экзаменов. Все занятия отменялись, и магистры ежедневно посвящали несколько часов принятию экзаменов. Сумма оплаты следующего семестра напрямую зависела от твоей работы. А определить, в какой день и час ты будешь сдавать, было поручено лотерее.

Многое зависело от короткого собеседования. Неправильный ответ или отсутствие ответа на несколько вопросов легко могли удвоить плату. Из-за этого жребии на более поздние дни высоко ценились: они давали студентам больше шансов подготовиться. После провидения лотереи начиналась бурная торговля экзаменационным временем. Каждый пытался выменять подходящее для него за деньги или услуги.

Арон стал в очередь. Она была большой. Перед жеребенком выстроились в линию около пятидесяти жеребят разного возраста. Были как уже совсем взрослые, которым под двадцать, так и самые маленькие, не достигшие и восьми лет. Академия принимала любых учеников в свои двери, которые могли показаться особенными. Однако тех, кто, в конце концов, не проходил испытания или не справлялся с учебой, прогоняли навсегда, не оставляя шанса на возвращение.

Время шло медленно. Каждые три минуты очередь двигалась вперед, теряя одного пони. Чтобы учащиеся не сошли с ума от скуки и голода рядом, по обе стороны от очереди, были размещены палатки, где предлагали уставшим в ожидании ученикам прохладительные напитки и разную еду. Цены, конечно, кусались, но что поделать. Если хочешь сократить время и не умереть от жажды лучше чем-то заняться.

– Арон, – сказал мальчик, когда, наконец, подошла его очередь.

Какая-то унылая кобылка отметила имя, и он вытащил картонный квадратик из черного бархатного мешочка. Надпись гласила, что жеребенку необходимо явиться в кабинет тринадцатого числа по полудню. У Арона осталось целых пять дней на подготовку.

Когда мальчик повернул обратно к гнездам, его посетила одна мысль. Сколько времени ему на самом деле нужно? И что важнее, сколько он сможет выучить, не имея доступа к архивам?

Взвесив все «за» и «против», он поднял вверх копыто, давая знать, что у него жребий на пятый день и что он хочет его продать.

Через мгновение подошла незнакомая студентка.

– Четвертый день, – сказала она, показывая свой жребий. – Я дам тебе двадцать бит взамен.

Арон покачал головой. Студентка пожала плечами и побрела прочь.

Следующим был Галвен, из медиков. Он подошел к Арону и показал свой билет на сегодняшний день. По его тревожной мордочке и кругам под глазами фестрал догадался, что он не горит желанием оказаться на экзамене так скоро.

– Сто бит возьмешь?

– Не меньше двухсот.

Галвен кивнул, сжав собственный жребий. Это была справедливая цена. Никто не хотел идти на экзамены в первый же день.

– Может быть, позже. Я еще немного осмотрюсь.

Ванар был как всегда бодр и весел.

– Угадай, кто вытянул жребий на сегодня? – он мотнул головой куда-то за плечо. – Лураш и несколько его дружков.

Этого вполне достаточно, чтобы заставить Арона поверить в справедливость вселенной. Повернув голову, фестрал услышал голос Лураша раньше, чем увидел самого единорога.

– …из того же самого мешка. Значит, они погано все перемешали. Надо заново начать это дурацкое мошенничество и…

Лураш шел с несколькими хорошо одетыми друзьями. Их глаза метались по толпе, ища поднятые копыта. Единорог был всего в трех метрах, когда, наконец, поднял морду и понял, что копыто, к которому он идет, – Арона.

Он остановился как вкопанный, скорчил презрительную мину, а затем вдруг разразился лающим смехом.

– Ах ты, бедненький мальчик. Есть уйма времени, но не на что его потратить. Разве Итилгаил еще не пустил тебя обратно?

– Молот и рог, – устало сказал Сирон за его спиной. Пегас стал рядом с Ванаром.

Лураш в ответ улыбнулся.

– Вот что скажу, я дам тебе пять бит и одну из своих старых рубашек за твой жребий. Тогда тебе найдется что надеть, пока будешь стирать жилет в речке.

Дружки за его спиной захихикали, оглядывая Арона с ног до головы.

Жеребенок продолжал изображать беспечность, не желая доставлять единорогу удовольствия. По правде говоря, мальчик очень хорошо знал, что у него всего один жилет, и после шести месяцев постоянного ношения он немного обносился. Ну, совсем обносился, если честно. Кроме того, он и вправду стирал жилет в реке, поскольку никогда не располагал средствами на прачечную.

– Я, пожалуй, откажусь, – легко ответил фестрал. – Мне кажется, у тебя подол чересчур пятнистый.

Арон ткнул в свою жилетку, демонстрируя разницу. Несколько студентов рядом засмеялись.

– Что-то я не понял, – тихо сказал Ванару Сирон.

– Он намекает, что у Лураша, – друг замялся, – «Эдамете», болезнь, которую получаешь от шлюх. Там выделения…

– Все-все, – быстро сказал Сирон. – Я понял. Противно. Лураш еще и зеленое носит.

Лураш, однако, заставил себя усмехнуться шутке вместе со всеми.

– Полагаю, я этого заслуживаю, – сказал он. – Ну ладно, бит для нищих, – единорог вытащил кошелек и позвенел им. – Сколько ты хочешь?

– Десять тысяч бит, – невозмутимо сказал фестрал.

Лураш застыл, уставившись на жеребенка, так и не успев развязать кошелек. Цена была невероятная. Несколько свидетелей перепалки подтолкнули друг друга локтями, очевидно надеясь, что он как-нибудь обдурил Лураша и заставит того заплатить в несколько раз больше, чем его жребий стоит в действительности.

– Прости, – в голосе все та же невозмутимая легкость, – тебе пересчитать?

Было общеизвестно, что на прошлых экзаменах Лураш плохо справился с арифметикой.

– Десять тысяч! Это просто смешно, – воскликнул Лураш. – Тебе повезет, если ты хоть сто получишь.

Арон беспечно пожал плечами.

– Ну, так и быть, согласен на девять тысяч.

– Лучше соглашайся на сто, – настаивал Лураш. – Я не идиот.

Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Арон смирился.

– Сомневаюсь, что смогу отдать за столько… один и четыре? – спросил жеребенок, с отвращением понимая, как жалобно звучит его голос.

Лураш по-волчьи оскалился.

– Вот что я тебе скажу, – великодушно начал он, – я дам тебе двести. Время от времени я не чуждаюсь благотворительности.

– Спасибо, сэр, – смиренно ответил Арон. – Это очень ценное качество.

Жеребенок буквально чувствовал разочарование толпы. Фестрал, как собака, прогнулся за деньги единорога.

– Не стоит, – самодовольно сказал Лураш. – Всегда приятно помочь нуждающимся.

Мальчик, в свободное время, навел в таверне кое-какие справки на семью Лураша и сейчас решил этим воспользоваться.

– Правда, что ты был в Кантерлоте? – невозмутимо спросил Арон.

– Естественно, – рассеянно ответил единорог, продолжая выгребать монеты из кошелька. – Я был при высоком дворе Кантерлота. Дважды.

– А правда, что единороги дворянства считают торговлю презренным занятием для благороднорожденных? – невинно спросил жеребенок. – Я слышал, они считают это явным признаком того, что у аристократа или низкая кровь, или настали действительно отчаянные времена.

Лураш уставился на мальчика, его глаза сузились.

– Потому что если это правда, то ужасно милосердно с твоей стороны опуститься до моего уровня ради такой ничтожной сделки, – ухмыльнулся Арон ему в лицо. – Мы, пегасы, обожаем торговаться.

В толпе, которая разрослась уже до нескольких десятков пони, раздались смешки.

– Все совершенно не так, – запротестовал Лураш.

Мордочка Арона превратилась в маску сочувствия.

– О, простите, милорд. Я не думал, что для вас наступили тяжелые времена, – Он сделал несколько шагов ближе, протягивая свой жребий. – Пожалуйста, вы можете получить его всего за полпенни. Я и сам не чуждаюсь благотворительности, – мальчик стоял прямо перед единорогом, протягивая карточку. – Пожалуйста, я настаиваю, всегда приятно помочь нуждающимся.

Лураш яростно зыркнул по сторонам.

– Да подавись, – прошипел он. – Вспомни об этом, когда ешь бобы и моешься в реке. Я останусь здесь, а ты вылетишь ни с чем. Хорошо, если крылья на спине останутся.

Он развернулся и ушел, собирая остатки собственного достоинства.

В толпе раздались аплодисменты. Арон картинно откланялся во всех направлениях.

– Какой счет сегодня? – спросил Ванар Сирона.

– Два – три в пользу Арона, – Сирон посмотрел на пегаса. – Не лучшая твоя игра, правда?

– Я мало спал прошлой ночью, – отвертелся тот.

– Продолжительность сна влияет на результат, – заметил Ванар.

– Мы можем только огрызаться друг на друга, – сказал Арон. – Магистры за этим следят. Любое жесткое действие – и нас исключат. Думаете, почему я до сих пор не превратил его жизнь в ад?

– Потому что ленив? – насмешливо предположил Ванар.

– Лень – одно из моих лучших качеств, – охотно согласился фестрал. Он снова поднял копыто.

Не прошло и пяти минут, как жеребенок заметил вдали Софию, сидящую на скамейке. Арону показалось, что она чем-то встревожена, поэтому мальчик решил на всякий случай подойти. Оказавшись рядом, он убедился в своей правоте. Девочку выдавал растерянный взгляд. Когда она посмотрела на приближающегося фестрала, то сделала вид, что всё хорошо, но Арона уже не обмануть.

– Привет, София. Давай сразу скажешь честно, что стряслось? – без вступлений начал жеребенок.

Кобылка, уже улыбнувшись, хотела поприветствовать друга, но, услышав его речь, остановилась на полуслове, опустив голову вниз.

– Я так увлеклась своим проектом в медике, что позабыла про день экзаменов. И не подготовилась. А жребий выпал на этот день, – ответила отчаянным голосом девочка.

Арон, недолго думая, протянул свой билет. София недоуменно уставилась на карточку.

– Что это?

– Это тебе. Возьми и дай мне свой, – ответил фестрал спокойно.

Она взглянула на жребий, все еще не веря в такой подарок.

– Арон, ты понимаешь, что делаешь? Ты можешь его продать, ну или сам воспользоваться. Но почему ты вместо этого предлагаешь мне? – не веря своим глазам, спросила кобылка.

– Это жест доброй воли, София. Я дарю тебе его. Будь так любезна, принять мой подарок, – улыбнулся жеребенок, кладя жребий в копыта пегасочки. И забирая её карточку.

– Спасибо, я даже не знаю, что и сказать… – взволнованно проговорила она, переводя взгляд с фестрала на подарок.

– Спасибо меня вполне устроит. Ну что, я пошел, мой час настал, – подытожил жеребенок, разворачиваясь и направляясь в зал магистров.

Экзамены прошли так хорошо, как только можно было ожидать, учитывая, что Арон не учил. Таонна все так же лелеяла обиду. Итилгаил был холоден. Иладин положил голову на стол и, кажется, заснул. Его плата за обучение теперь составляла пять тысяч бит, что поставило мальчика в весьма затруднительное положение…

Арону предстояло расстаться со своими деньгами, так кропотливо заработанными им в артной. За полгода жеребенок накопил пять тысяч четыреста бит. Эта сумма была полностью его, с вычетом процентов в пользу мастерской и денег за материалы. И чтобы он не таскал с собой кучу монет, Арону выдали большой красный рубин, равноценный пяти тысячам, и четыре зелёных малахита, стоимостью каждый в сто бит.

Фестрал вошел в подвал, где обитал казначей Академии. Тот со злорадной улыбкой взглянул на Арона.

– Ну что, пришел отдать деньги?! Да, я прав, ты пришел отдавать. Вижу по твоему взгляду. Но тебе не хочется. Придется. Я так долго этого ждал. Ну что, не тяни, давай сюда, – он хищно улыбнулся, доставая большую тетрадь, где были записаны имена тех, кому нужно было оплатить обучение.

– О-о.. пять тысяч. А ты легко отделался, – казначей протянул свое жадно копыто.

Арон тяжело вздохнул. Он нехотя достал большой красный рубин и отдал его старику.

– Что стоишь? Иди, тут тебе больше нечего делать, – уже возмущался казначей, прогоняя пегаса.

Но фестрал лишь взглянул на него исподлобья.

– Прошу прощения, вы забыли выдать квитанцию, – тихо напомнил он старику.

Старик фыркнул, что-то черканул в тетради, достал листок и поставил штамп, протягивая его фестралу.

– Все, теперь проваливай, не мешай мне, – уже громко и злобно рявкнул он.

Арон принял квитанцию и ушел в сторону картотеки, где его встретил доброжелательный старичок.

– Добрый день, юный Арон, давно я вас не видел. Как поживаете, зачем пожаловали? – с улыбкой поинтересовался он.

– Добрый, как всегда хорошо. Вот, принес квитанцию об уплате следующего семестра, – спокойно ответил он, протягивая бумагу.

Старик бегло пробежал глазами по написанному, убрал квитанцию на стол и достал карточку. Арон поставил галочки на те предметы, которые будет посещать в следующем семестре. Вернув карточку, он попрощался с старичком и направился в ближайший трактир, где его уже ждут друзья.

Ванар и Сирон сидели во дворе перед воротами Академии, заняв скамейку с видом на фонтан.

Арон присоединился к друзьям, забирая предложенное Ванаром яблоко. По площади бродил ветерок, и фестрал засмотрелся, как струя фонтана колышется на ветру, словно газовый занавес. Несколько красных кленовых листьев закружились в танце над камнями мостовой. Пегас смотрел, как они скачут и вьются, рисуя в воздухе замысловатые невидимые линии.

– Ты когда признаешься Софие? – через некоторое время спросил Ванар.

Арон удивленно посмотрел на единорога, который врасплох поймал его этим вопросом.

– Ванар, не лезь не в своё дело, – сказал Сирон.

– Если его не подтолкнуть, то Софию могут увести, – спокойно осведомил Сирона друг.

– Я ещё не готов, – ответил Арон, продолжая наблюдать за листьями.

Они многозначительно закивали, и снова наступила тишина. Ванар чуть нахмурился. Сирон удивленно посмотрел на друга, явно не понимая, что тот еще хочет от фестрала.

– Да очевидно же, что она к тебе неровно дышит, – сказал он, чуть подумав.

– Сирон, – раздраженно оборвал его фестрал. – Если бы она интересовалась мной, я бы находил ее чаще, чем раз в месяц.

– Это логическая ошибка, – с готовностью парировал друг. – Ложная причинность. Это доказывает только то, что ей трудно найти к тебе подход.

– На самом деле, – указал Ванар, принимая сторону Сирона, – за последние полгода ты так ушел в работу в артной, что как раз тебя было довольно сложно поймать. Я заметил, что Софии стало одиноко.

– Да ты сам знаешь, что я прав! – Сирон отбросил волосы с глаз, по-мальчишески улыбнувшись. – Тебе нечего возразить! Она явно сходит по тебе с ума. Вы прекрасно подходите друг другу.

Арон вздохнул.

– Сирон, я счастлив, что мы дружим. София замечательная кобылка, и мне нравится с ней общаться. Все.

Фестрал вложил в голос нужное количество веселого безразличия, чтобы друг не поймал его на слове и хотя бы на время оставил эту тему.

Секунду Сирон не отрывал от него взгляда, а потом пожал плечами.

Арон повторил жест, наблюдая за игрой ветра с фонтанной струей.

– Знаешь, что нам надо…

Сирон остановился на полуслове, глядя куда-то мимо жеребенка. С его лица исчезло всякое выражение.

Арон повернулся и увидел, что пропала его сумка. Он быстро огляделся, готовый вскочить и броситься на поиски, но в этом не было нужды. В нескольких метрах от них стоял Лураш со своими шестерками. Он небрежно держал портрет, где был изображен отец фестрала.

– Ох, Селестия милосердная, – вздохнул Сирон. Затем привел голос в норму. – Отдай, Лураш.

– Тихо, единорог, – огрызнулся тот. – Не твое дело.

Фестрал встал, глядя прямо на него и слегка косясь на портрет. Раньше Арон считал, что Лураш выше его, но сейчас заметил, что они одного роста. Тот, кажется, тоже слегка удивился.

– Дай, – сказал жеребенок и протянул копыто, с удивлением заметив, что оно не дрожит. Зато внутри все тряслось. И не только от страха, еще от ярости.

Арона словно разрывало изнутри. Одна его часть пыталась молить о пощаде, а другая плевалась ядом, говоря, как она ненавидит этого заносчивого единорога.

Жеребенок шагнул вперед.

– Отдай ее мне.

Голос Арона казался странным даже для него самого. Бесстрастный и ровный. Он перестал дрожать внутри.

Лураш застыл на секунду. Что-то в тоне фестрала его озадачило. Арон это чувствовал, он в замешательстве, фестрал повел себя не так, как единорог ожидал. За спиной жеребенка Сирон и Ванар задержали дыхание, дружки Лураша умолкли, вдруг потеряв уверенность.

Единорог улыбнулся и вскинул бровь.

– Жил однажды оборвыш по имени Арон, чей язык был на колкости скорым. Магистры его умным считали и поркой иногда награждали.

К этому времени собралось довольно много прохожих, они засмеялись и захлопали маленькому выступлению Лураша. Ободренный, единорог изобразил низкий поклон.

– Теперь все хором! – крикнул он, вскидывая копыто, словно дирижер симфонического оркестра, размахивая портретом как палочкой.

Арон сделал еще один шаг.

– Отдай, или я убью тебя, – в этот момент он говорил совершенно серьезно.

Все умолкли. Видя, что от фестрала он не добьется желаемого успеха, Лураш изобразил полную невозмутимость.

– У некоторых поней нет никакого чувства юмора, – со вздохом сказал он.

Единорог порвал на части портрет. Арон отчетливо слышал треск оборванной бумаги, видел, как кусочки бумаги уносит ветер.

Арон наклонился подобрать остатки. На жалком клочке была запечатлена лишь улыбка. Лураш обернулся, и фестрал увидел насмешливые искорки в его глазах.

Он открыл рот, чтобы закричать, обложить его проклятиями. Но что-то иное вырвалось из его горла – слово, которого он не знал, просто не мог знать.

Потом Арон слышал только голос ветра. Он взревел во дворике, превратившись во внезапную бурю. Ближайшую двуколку боком протащило по мостовой, пони в панике подались назад. Вырвавшаяся из чьих-то копыт нотная тетрадь пулей промелькнула мимо. Арона толкнуло вперед. Всех носило ветром. Всех, кроме Лураша, который лежал, пригвожденный к земле.

Все прекратилось так же неожиданно, как и началось. Бумаги опустились на землю, кружась, как осенние листья. Пони оглядывались, ошеломленные, с растрепавшимися гривами и одеждой. Несколько зевак пошатнулись, когда напор стихии, которой они сопротивлялись, исчез.

Горло у фестрала болело.

Лураш, шатаясь, поднялся на ноги. Он неловко прижимал копыто к боку, по гриве текла кровь. Полный растерянности и дикого ужаса взгляд, который он бросил на жеребенка, доставил ему краткое, но сладкое удовольствие. Арон прикинул, не крикнуть ли на него еще раз – интересно же, что получится. Придет ли снова ветер? Или, может, земля разверзнется?

Он услышал панические возгласы. Из «Сталионгара» и других домов вокруг дворика начали выбегать пони. Музыканты пораженно озирались, и все разом галдели.

– …это было?

– …ноты все разлетелись. Помогите собрать, пока они…

– …сделал это. Этот, вон там, серый пегас…

– …демон. Демон ветра и…

Арон стоял в тупом оцепенении, пока Ванар и Сирон не увели его торопливо прочь.

– Мы не знали, куда его отвести, – сказал Сирон Кирдану.

– Расскажите-ка мне все сначала, – спокойно велел магистр. – Но теперь пусть говорит только один, – он ткнул копытом в Ванара.

Они сидели в кабинете Кирдана. Дверь была закрыта, занавески задернуты. Ванар начал объяснять, что случилось. Магистр просто кивал, храня задумчивое молчание. Сирон напряженно слушал, вставляя иногда слово-другое.

Арон сидел рядом на табурете. В его голове бешеным вихрем крутились смятение и незаданные вопросы. Горло болело, тело ныло от усталости и пережитого адреналина. В центре всего этого, глубоко в груди, тлел уголек гнева, грозясь когда-нибудь превратиться в настоящий пожар. А снаружи царила великая немота. Не осталось никакого Арона – только смятение, гнев и немота, окутывающая жеребенка.

Ванар уже подходил к концу объяснения, когда в кабинет ворвался Иладин, не постучав и не поздоровавшись. Ванар умолк. Арон едва взглянул на магистра имен и снова уставился на пол. На копыте раскрылась старая рана. Фестрал тупо смотрел, как капля крови набухла и упала на пол.

Иладин встал прямо перед ним, не утруждая себя разговорами с кем-либо еще.

– Арон?

– С ним что-то не в порядке, магистр, – сказал Сирон звенящим от тревоги голосом. – Он совсем онемел. Ни слова не говорит.

Арон слышал, что они говорят и знал, что за значение имеют эти разговоры, но не мог извлечь из них никакого смысла.

– Думаю, он ударился головой, – сказал Ванар. – Он смотрит на тебя, но сказать ничего не может. Как собака.

– Арон? – повторил Иладин. Когда фестрал не ответил и не поднял взгляда, он протянул копыто и мягко взял за подбородок, чтобы пегас посмотрел ему в глаза. – Арон.