Текст книги "Нас с тобой трое (СИ)"
Автор книги: tapatunya
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
15
– Эротические фото? – спросила Лиза. – Ты серьезно?
В её голосе не было ни малейшего удивления.
– Вы знали об этом?
У него был обеденный перерыв, и разговаривать по телефону было не слишком удобно, но Тимур все равно нарушил свое главное правило: никогда в жизни не обсуждать с Лизой отца.
Очень уж ему хотелось рассказать, что её великий и пафосный любовник фотографировался голышом и в охотничьих сапогах.
Лиза помолчала, и он услышал в трубке отдаленное «Здрасти, Елизавета Алексеевна». Должно быть, ей тоже было не слишком удобно обсуждать такие подробности из университета.
– Вы меня избегаете? – быстро спросил Тимур, обернувшись на громко засмеявшихся коллег. – Я вас несколько дней не видел.
– Ну я же просто твоя соседка, – ответила Лиза. – С чего бы нам встречаться чаще?
– Это вы сказали, а не я.
– Потому что ты вообще молчал.
Тимур скомканно попрощался и повесил трубку.
Что он вообще мог сказать Инге? Как представить сестре женщину, которая много лет спала с их отцом, а теперь…
Будет спать с Тимуром?
Мысль о сексе с Лизой, впервые слишком отчетливая, слишком откровенная, пригвоздила Тимура к полу.
Он вышел в туалет и долго умывался холодной водой, пытаясь успокоиться.
Вовсе не обязательно, что все закончится постелью.
Возможно, она никогда больше не захочет его видеть, и он будет свободен.
Или её заберут в психушку, и он тоже будет свободен.
Или…
Или он перестанет валять дурака и примет со смирением то, что подкинула ему судьба.
Со смирением и покорностью, а вовсе не с тем лихорадочным волнением, которые он сейчас испытывал.
Тимур засмеялся и закашлялся, наглотавшись воды, которой умывался.
И долго разглядывал свое отражение в туалетном зеркале, пытаясь отыскать в своем лице отцовские черты. Что видит Лиза, глядя на него?
Что видит Тимур, глядя на Лизу?
Почему-то он был уверен, что этим вечером Лиза будет дома и испытал разочарование, увидев, что в её окнах нет света.
Без всякого толка, просто, чтобы занять время, Тимур поднялся по лестнице к Лизе, проигнорировав лифт.
Она сидела на подъездных ступеньках, обхватив себя руками за плечи.
– Лиза? – испугался Тимур.
Она повернула к нему бледное лицо.
– Там, – сказала Лиза и указала на свою входную дверь.
Это была самая обычная металлическая входная дверь, но теперь на светлом фоне бросалась в глаза зловещая клякса из красной краски, белый листок офисной бумаги с напечатанными там словами: «сын за отца отвечает».
Запах свежей краски напомнил Тимуру о том, что в этом самом подъезде, только несколькими этажами ниже, в него уже кто-то бросал пакет красной краски, и Лиза была права – он задолбался её отмывать.
Тимур сел рядом с Лизой на ступеньку и обнял её за плечи.
Что сказала Нинель?
«Я послала эти фотографии в утешение твоей матери. Но, Тимур, я никогда не звонила ей.»
Была Нинель, которая делала фотографии.
Была женщина, которая звонила его матери и успокаивала её, а потом звонила Лизе и называла её бесстыдной пиявкой.
А еще был человек, который самовыражался, используя красную краску.
Сколько персонажей во всей этой истории?
Он снова вспомнил тот звонок, который принял у мамы. До того момента Тимур был уверен, что это Лиза названивает в родительскую квартиру, но приглушенный, полный ненависти и боли голос ничего общего не с голосом Лизы не имел. «Словно бы оказываешься в каком-то глухом подвале, где нет ни дверей, ни окон. Липко, душно, холодно. Тебе хорошо было – все ночи были твоими. Ты спала с ним каждую ночь из года в год. Как тебе теперь спится, Марина?»
Эта женщина назвала Тимура «диким, пассивным мальчиком» – терминология его отца.
А он уже и отвык от его исчерпывающих характеристик.
– Лиза, – спросил он, разглядывая красную кляксу на её двери, – а как по-вашему мне следовало представить вас моей сестре?
Она посмотрела на него с изумлением.
– Я все пытаюсь разобраться в терминологии, – продолжал Тимур. – Вы не совсем мне друг, не совсем соседка, не совсем девушка, не совсем невеста, не совсем любовница… Как называется человек, о котором ты все время думаешь и беспокоишься, но в то же время безумно боишься приближаться к нему ближе, и между вами стоят горы самых разных причин, по которым не надо бы вам приближаться друг к другу. И всё это так сложно, и больно, и отличается от общепринятых норм, и я… Вот поэтому я и промолчал. Мне хотелось бы, чтобы какое-то время вы и дальше оставались для моей семьи соседкой сверху, хорошо?
Она медленно кивнула, и её лицо стало еще бледнее.
– Ко мне, – Тимур встал и потянул Лизу за руку вверх, – или к вам?
– Ко мне, – бесцветно сказала Лиза. – Я не была дома несколько дней.
Вечер они потратили на уборку. Тимур спустился в магазин, купил краску и докрасил дверь Лизы в одинаковый цвет, а она выбросила остатки испортившихся продуктов и распахнула все окна, впуская в квартиру промозглые осенние сквозняки.
– Мне кажется, что мы женаты, – с кривой усмешкой сказала Лиза, когда Тимур, перепачкавшийся краской, предложил спуститься к нему в квартиру потому что ночевать здесь было решительно невозможно.
– Откуда вы знали про эти… нестандартные фотографии отца?
– Руслан не делал из них особой тайны. Я хочу сказать, что он мне показывал их несколько раз. Правда, я не знала, что в этом замешана Нинель и что это был шантаж. Руслан говорил об этом как о забавной нелепице.
Рассказывая все это, Лиза перешла в свою диковиную спальню с ковром и бордовыми портьерами и принялась кидать в просторную сумку какие-то блузки и юбки.
Тимур встревожился.
– Что вы делаете?
– Собираю вещи, – ответила она, таким тоном, будто это было очевидным. – Я ни за что на свете не останусь в этой квартире.
Сначала эта странная фраза про то, что они как будто женаты, а теперь она, даже не обсудив это, преспокойно переезжает к нему?
Тимур ощутил себя так, словно его заперли на замок в тесном шкафу.
– Лиза, послушайте, – начал он и неприятно поразился тому, каким ломким и тонким стал его голос, – это немного…
Лиза выпрямилась над своим баулом и оглянулась на него.
– Я переезжаю к бабушке, – холодно произнесла она, – можешь снова начинать дышать.
– Лиза, я…
– Ты надоел мне, – отрывисто сказала она и кинула в него чем-то розовым. – Мне надоела твоя тонкая душевная организация, твои переживания, твои нервы, твои страдания. Вокруг происходит что-то очень странное. Все эти звонки, зловещие послания, красочные нападения… А все о чем ты думаешь – как бы получше спрятать меня от своей семьи. Мне надоели вы оба, Тимур. Ты и твой проклятый отец. Он умер. Этого уже достаточно. Я больше не хочу ничего про вас слышать.
Тимур развернулся и молча вышел.
В ушах у него шумело, а запах краски вызывал тошноту.
Мир вокруг потерял свои привычные очертания, он был смазанным, нечетким, неустойчивым.
Сосредоточившись на лестнице, Тимур спускался вниз, не выпуская из рук перил. Ему казалось, что стоит оторваться от них – и он полетит в бездонную пропасть.
Преодолевая ступеньку за ступенькой, он снова и снова слышал голос Лизы и голос отца, слившиеся воедино.
Дикий, пассивный мальчик.
Лизе надоела его тонкая душевная организация.
А потом он вызвал лифт и поднялся наверх.
Она сидела на разобранной кровати, среди груды разбросанных вещей и разглядывала свои крупные некрасивые руки.
– Почему ты не закрыла дверь? – спросил Тимур сердито.
Лиза подняла глаза и посмотрела на него с недоумением.
Тимур подошел ближе и, не глядя, кучей запихал то, что под руку подвернулось, в её бездонный баул.
– И что, по-твоему, ты сейчас делаешь? – ядовито спросила Лиза.
– Пойдем, – сказал Тимур, протягивая ей руку.
– Ты решил говорить мне «ты»? – все также ядовито спросила она, игнорируя протянутую ей руку.
– Пойдем, – повторил он настойчиво.
– У тебя лоб вспотел и глаза безумные, – сказала она опасливо.
И эта её опасливость, и ядовитость, и все те слова, которые Лиза сказала прежде, и все его собственные метания, и давешние мысли об их сексе вдруг кинули Тимура вперед. Он обхватил ладонями её лицо, его руки скользнули вниз, надавили на её узкие плечи, и Тимур опрокинул Лизу на кровать, в развалы одеял и разбросанной одежды. Ощущая под собой каждый сантиметр её тела, Тимур нашел губами её губы и попытался поцеловать Лизу. Она дернулась, больно укусила его за нижнюю губу, а потом сильно и властно обняла его, оплела руками и ногами, прижимая к себе крепко, до боли в ребрах.
– Я пыталась тебя отпустить, – хрипло проговорила Лиза, – но теперь больше нет. Ты понимаешь?
Он понимал, но не мог себе представить, что в мире существует какая-то сила, которая заставит его оторваться сейчас от этой женщины. Одежда мешала, а Тимуру так необходимо было ощутить под своими губами и руками её горячую кожу. Лиза тоже сердилась на эти тряпки между ними, и они раздевали друг друга быстро и с такой одержимостью, будто от этого зависели их жизни. Все ненужные мысли и непонятное прошлое, которое то и дело врывалось в их настоящее, остались за пределами этой невозможной огромной кровати с бархатными портьерами, занимавшей всю комнату.
Тимур ощущал только пылающие губы Лизы, которые целовали его лицо, и шею, и плечи, и её широкие бедра под своими ладонями. Он столько раз видел, как эти бедра облегают узкие юбки, что сейчас просто с ума сходил от возможности прикасаться к ним.
Все исчезло. Запах краски, сквозняки осени, обиды и любые, даже крохотные расстояния между ними. В какой-то момент их рваный ритм сменился на плавный, как безумие сменилось расплавленной нежностью, и Тимур почти плакал от того, как все хорошо и правильно происходило. Движения Лизы навстречу ему, движения Тимура навстречу ей. Близость, которую он никогда прежде даже представить себе не мог.
Как будто они и вовсе одно целое, а не два разных человека.
– О, господи, – Тимур перекатился на спину, притягивая Лизу к себе.
Её дыхание успокаивалось, становилось все тише.
– Вот это да, – пробормотала она. – Что это было, Тимур?
Он широко зевнул и поцеловал её в спутанные волосы.
– Сейчас ты заберешь свои вещи и переедешь ко мне, и я не отпущу тебя ни к бабушке, никуда еще, – ответил он. – Ты ни на шаг от меня не отойдешь. И я буду дышать все время. Я буду дышать очень ровно и спокойно. А что касается всего остального, то мы разберемся со всеми этими скелетами, выпадающими из павлиньих халатов моего отца.
– Прямо сейчас? Я даже пошевелиться не могу, – устало возмутилась Лиза.
– Как ты думаешь, – очень серьезно спросил её Тимур, – можно будет нам забрать эту кровать с собой?
16
Тамара позвонила, когда Тимур, согнувшись в три погибели, пытался достать из-под шкафа закатившуюся туда сухую макаронину.
– Привет, – весело сказала Тамара, – я звоню, чтобы узнать, что купить Инге.
– Ничего, – озадаченно сказал Тимур, цепляя макаронину вилкой, – для чего тебе что-то покупать ей?
– Она пригласила меня на свой день рождения, и я согласилась прийти. В конце концов, мы столько лет встречались, а расстались совсем недавно, и я…
– Инга пригласила тебя, а ты согласилась, – произнес Тимур, выпрямляясь. – Всё понятно.
Зазвенели ключи в дверях, и Тимур удивился этому, как удивлялся всякий раз, обнаруживая Лизу в собственной квартире.
Он то и дело забывал, что живет не один, и шаги за спиной или щелчок чайника заставляли его вздрагивать.
– Тимур, – спросила Лиза его несколько дней назад за завтраком, почти сразу после её переезда, – а, собственно, для чего мы вместе живем?
– Прости? – он поднял глаза от смартфона.
– Ну мы же не боимся всерьез этого красочного маньяка, – терпеливо пояснила Лиза, – он нас немного нервирует, но не очень. Я хочу сказать, что…
– Налить тебе еще кофе? – перебил её Тимур.
У Лизы была куча друзей и знакомых, без конца вибрировали многочисленные чаты и мессенджеры, ей кто-то то и дело звонил, и она кому-то звонила тоже.
Тимур, у которого за всю его жизнь не завелось не то что хотя бы одного, самого завалящего друга, но даже условного приятеля, такой социально активности поражался. Он не мог понять, для чего Лизе все эти разговоры и контакты, и как она не треснет по швам от такого количества слов.
Лиза приходила после работы и начинала раздеваться с порога, скидывая с себя уличную одежду. Тимур шел следом ней и подбирал юбки и блузки. С удовольствием облачаясь в свои невообразимые больничные пижамы, Лиза снимала макияж и без ярко-красных губ и густо накрашенных глаз снова становилась человеком.
Довольно равнодушная к еде, она могла поужинать чем угодно, хотя бы пачкой чипсов. По вечерам Лиза топала следом за Тимуром на кухню и с любопытством и непониманием наблюдала за тем, как он колдует над ужином.
Для чего нужно тратить столько времени и усилий ради тарелки еды, которая исчезнет за пятнадцать минут, Лизе было недоступно.
К подтруниваниям и подшучиваниям Тимур относился довольно равнодушно. Он был действительно толстокожим, язвительность отца позволили ему отрастить какую-никакую броню.
Но когда Лиза совсем распоясывалась, Тимур отставлял сковородку и целовал Лизу в мягкие смеющиеся губы, и она с готовностью отвечала ему, словно только этого и ждала.
Словом, жить с Лизой оказалось не так ужасно, как мог предположить Тимур, поэтому ему не нравились её вопросы, зачем, собственно, они это делают.
Один раз она пришла довольно поздно, и от неё пахло вином и сигаретами, и проведенный в одиночестве вечер вдруг разверзся перед Тимуром, как бездна.
Иногда он ловил на себе её пронзительные, острые взгляды, под которыми сразу становилось неуютно, как будто на Тимура попадал колкий холодный дождик.
Он порывался спросить, почему Лиза так смотрит на него так, но не спрашивал.
Тимуру вообще казалось, что мир вокруг стал хрупким, стеклянным, а лишние вопросы или, что еще хуже, ответы, могут разбить его вдребезги.
И только ночи стали горячими и полными жизни, пылающими пожарами выжигая в душе Тимура все обиды, все слова, которыми отравлял его год за годом отец. Казалось, что Лиза тоже цепляется за него изо всех сил, иногда вспарывая Тимуру кожу до крови. Она цеплялась за него и шептала что-то сбивчивое, неразборчивое, иногда он ощущал соль её слез под губами. Было что-то отчаянное, горькое, исступление в том, как сильно Лиза целовала его в темноте и как до утра не ослабляла объятий. Но по утрам она просыпалась самой обычной, взлохмаченной, неряшливой, ленивой и смеющейся. Он варил ей кофе, а она оставляла на кружках следы от помады.
И не было в дневной Лизе никакого ночного отчаяния и надломленности.
Зазвенели ключи, хлопнула дверь, зашуршал в коридоре плащ, взвизгнули молнии высоких сапог Лизы. Она вошла на кухню, уже расстегивая на себе блузку.
– Почему ты сидишь на полу? – заглянув за барную стойку, спросила она.
Короткие волосы упали ей на лицо, яркий макияж, небольшая грудь, тенёта в уголках губ.
Уставшая некрасивая женщина среднего возраста, и нечего так глазеть на неё.
– Не бросай здесь свою одежду, – сказал Тимур.
Она фыркнула и швырнула в него блузку, скрываясь в коридоре.
Вскоре в ванной полилась вода, а Тимур так и сидел на полу с её блузкой в руках.
Лиза вернулась на кухню совсем другой, чисто умытой, со смешным хвостиком и в смешной пижаме. Села напротив него на пол.
– У тебя экзистенциальный кризис или ты просто завис? – спросила деловито.
– Ты старше меня на двенадцать лет, – ответил Тимур, – значит ли это, что ты умнее меня или опытнее? Что ты знаешь про эту жизнь немножечко больше? Что у тебя больше ответов?
– Или это значит, что у меня больше вопросов? – легко подхватила Лиза. – Значит, что знаю я меньше, а весь мой опыт скорее ставит меня в тупик, нежели указывает путь?
– Ненавижу эти твои пижамы, – пробормотал он, спуская ворот с её плеч. – Почему ты не носишь нормальное белье?
– Боюсь, что ты не вынесешь масштабов моей сексуальности?
Он засмеялся, а потом несколько раз быстро поцеловал Лизу в ямочку над ключицей.
– Сегодня мы сидим на полу и рассуждаем о жизни? – спросила Лиза и встала. Она вернулась почти сразу, в руках у неё был батон и бутылка молока. – Хочешь? – энергично жуя, предложила она, протягивая ему батон.
– Нет, спасибо, – отозвался Тимур. – На ужин будет говядина.
– И, судя по всему, планировались макароны, – засмеялась Лиза.
Тимур, оказывается, все еще держал в руках извлеченную из-под шкафа сухую макаронину.
– У меня столько вопросов, – пожаловался он и отпил молока из пластиковой бутылки, хотя всегда просил Лизу наливать сначала в стакан. – Но я вовсе не уверен, что готов к твоим ответам.
– Это что-то из области, что я к тебе чувствую или как я оцениваю наши отношения? – небрежно спросила Лиза и снова откусила от батона.
Однако за её небрежностью опять промелькнул и скрылся тот самый оценивающий взгляд, который так нервировал Тимура.
– Чего ты так боишься, Лиза? – спросил он, решившись.
Она не стала делать вид, что не понимает, о чем идет речь.
Поставила бутылку на пол и, протянув руку вперед, прикоснулась к его волосам. Пригладила несуществующий завиток, скользнула ладонью ниже, лаская его скулу.
– Тебя боюсь, Тимур, – ответила Лиза вполне серьезно. – Ты же живых людей только в кино видел.
– Не бойся, – быстро произнес он. – Кажется, мне вполне нормально.
– Нормально?
– Да. Мне вполне нормально рядом с тобой.
– Тимур, – с досадой сказала Лиза. – Ты все-таки деревяшка. Приличные мужчины своим женщинам серенады поют и сонеты посвящают, а тебе, видите ли, нормально.
– У тебя уже был мужчина с сонетами, – напомнил Тимур и тут же пожалел об этом, увидев, как беспомощно дрогнули её губы.
Ему не нравилась беспомощная Лиза, она причиняла странную тонкую боль под желудком. Но Лизы язвительной сегодня не было.
В качестве извинения Тимур поцеловал её открытую ладонь.
– Дурак, – голос Лизы дрогнул, но злости в нем не было. Скорее, это была нежность.
В горле Тимура словно воск расплавился. Он обнял её вместе с её батоном, и посыпались крошки, и бутылка с молоком покатилась по полу, оставляя за собой белый извилистый ручеек.
– Что ты ко мне чувствуешь? – смеясь, спросил Тимур. – Как ты оцениваешь наши отношения?
Лиза барахталась и возилась, а потом как-то очень удобно устроилась, лежа на его коленях. Она смотрела на Тимура снизу вверх, как смотрел на неё он, тогда, в парке у пруда, когда Лиза читала ему Шекспира.
Должно быть, она тоже вспомнила тот день, потому что улыбнулась. Дернулся белый тонкий шрам на её губах.
– Ты запретил мне влюбляться, – припомнила она. – Давай, сказал, жить просто и спокойно, без всяких страстей.
– Да, хорошо было бы, – мечтательно согласился Тимур.
– Ты же понимаешь, – спросила Лиза с неожиданной хрипотцой, – что моя любовь – как Гримпенская трясина? Никто не выберется оттуда.
– Никогда не ходите на болота ночью, когда силы зла властвуют безраздельно, – процитировал он. – Ты разве собака Баскервилей?
Однако она не поддалась его напускной беззаботности.
– Кто теперь знает, – выдохнула она, – что ждет тебя дальше?
Неожиданно для себя Тимур, много раз обещавший себе не разговаривать с Лизой об отце, второй раз за вечер нарушил собственные обещания:
– Безумные женщины губительны и пугающи. Они отвращают и притягивают к себе одновременно. Ни один мужчина добровольно не уйдет от такой женщины, – повторил он слова отца.
Лицо Лизы изменилось так стремительно, что Тимур не успел ничего понять, а она уже вскочила на ноги. Изумленный, он тоже быстро поднялся и встретился лицом к лицу с разъяренной фурией.
– Не смей, – сердито воскликнула она, – говорить, как он. Это Руслан был безумен! Он всё видел словно в кривом зеркале. Искаженные картины реальности. Он умер, слышишь, и мы оставим его за дверью и не будем впускать в эту квартиру.
– Хорошо, – только и смог произнести он, потрясенный таким неистовством. – Хорошо.
Лиза обрушилась на него с такой силой, что он едва смог устоять, принимая её в свои объятия.
– В этой квартире, – задыхаясь, говорила она, – нас только двое, слышишь?
Он беспорядочно целовал её и гладил по волосам, бормотал что-то успокоительное, и Лиза понемногу переставала дрожать.
Возвращаясь с работы на следующий день, Тимур увидел на скамейке у подъезда высокую худую старушку. Бабушка-пешеход Анфиса терпеливо и неподвижно сидела, являя собой картину ожидания и смирения.
– Добрый вечер, – сказал Тимур.
Она вздрогнула и посмотрела на него.
– Привет, барашек, – сказала Анфиса. – А я Лизу жду.
– Она сегодня будет поздно, у неё какой-то корпоратив на работе. Давайте я напою вас чаем.
Бабушка посмотрела на него с любопытством и торжественно кивнула.
– Лиза не разговаривает со мной, – легко поднимаясь по лестнице вслед за Тимуром, сообщила Анфиса. – Сердится за то, что я рассказала тебе про ту историю с лезвием.
– Да, – вздохнул Тимур, открывая дверь, – иногда ваша внучка бывает страшно упрямой.
В его квартире все кричало о том, что здесь живет Лиза. Её обувь стояла у порога, и сумочки валялись на тумбочке, и россыпь помад возле зеркала, и на кухонной стойке уныло висел брошенный в утренней спешке верх от пижамы.
Анфиса оглядела все это неторопливо, высоко вздернув брови.
Тимур понятия не имел, хотела бы Лиза, чтобы её бабушка знала о том, что они с Лизой живут вместе, но, кажется, было уже поздно.
– А можно мне бутерброд с колбасой? – попросила Анфиса, взбираясь на высокий стул возле стойки.
– Конечно, – сказал Тимур, заваривая чай.
– И что все это значит? – помолчав, спросила она.
– Ну вы и сами видите, – развел руками он.
– Мне и в прошлый раз показалось, что у вас очень странные отношения, – сообщила старушка, делая глоток горячего чая. – Но судя по всему, они не просто странные, а абсолютно ненормальные. Тимур, ты молодой мальчик, а Лиза… она очень сложная. Она сложная взрослая женщина с очень сложным прошлым. Это ваше… сожительство, – Анфиса произнесла это слово с некоторой мучительной неловкостью, – выходит за рамки здравого смысла.
– Наверное, выходит, – согласился Тимур.
Он налил себе кофе и сел напротив неё.
Анфиса склонила голову набок, придирчиво разглядывая его.
– В этой истории, – сказала она, – я переживаю только за Лизу. Она много лет жила, скрывая ото всех свои отношения с твоим отцом. Теперь будет жить точно также с тобой? Какая злая ирония судьбы. И почему мою внучку так тянет на мужчин вашей семьи? Что это за порочная привязанность?
Она говорила неприятные вещи, но Тимур молчал.
– Вся эта история снова разобьет её сердце, – печально заключила Анфиса. – Но как ты собираешься прятать её от своей семьи, если вы живете вместе?
– А разве обязательно прятать? Я просто встречаюсь с женщиной, – ответил Тимур, – коллегой моего отца, соседкой по дому. Никакого сложного прошлого.
– Ах, мой мальчик, – Анфиса посмотрела на него, как на несмышленого ребенка, – неужели ты думаешь, что Марина не знает про Лизу?
– Что? – спросил Тимур, не веря своим ушам.
– Он спал с ней пятнадцать лет, – безжалостно проговорила Анфиса. – Надо быть слепой и глухой, чтобы не понимать, что происходит.
– Но мама же не знает, что это Лиза? Я имею в виду, она просто догадывалась или у неё были сомнения…
– Дорогой мой барашек, глупый, наивный барашек. Несколько лет назад… наверное, много, десять примерно. Вы были еще маленькими, отдыхали в детском лагере, а Марина вдруг вернулась из командировки. Открыла дверь своим ключом и увидела то, что не надо было бы ей видеть.
– Лиза? В нашем доме? – коротко спросил Тимур.
Она потом пришла на похороны и на поминки, и говорила утешения, а мама всё знала и что-то ей отвечала, и это было таким непостижимым, таким бесчеловечным, что никакое вселенское горе не могло ничего оправдать.
Он представил себе маму, как она входит домой и как всегда аккуратно ставит свои туфли на полку, вешает сумочку, заходит внутрь, и…
Лиза с отцом в их доме.
В том самом, где они с Ингой росли, и бегали босиком, и где мама читала им сказки, а Тимур, сердясь на отца, запирался в своей комнате и выкручивал громкость в своем плеере.
– Как она могла пойти на похороны? – спросил он у Анфисы, испытывая жгучую жалость к своей маме.
Она была хорошим человеком и не заслужила того, чтобы он привел в их дом любовницу её мужа… снова.
Бабушка-пешеход пожала плечами.
– Кто знает, – ответила она очень мягко. – Человеческие взаимоотношения самая сложная вещь в мире. Не спеши с выводами, барашек. И скажи Лизе, чтобы она отвечала на звонки. Я уже слишком стара для этих игр в детские обиды.
– Скажу, – отрешенно отозвался Тимур.
Тамара выглядела точно также, как выглядела всегда.
Она дружелюбно чмокнула Тимура в щеку, подхватила его под руку и потащила за собой.
Накрапывал мелкий дождик, фонари уже загорались в октябрьских сумерках, отражаясь в мокром асфальте.
– Я купила Инге читалку, – сказала Тамара. – Кажется, она любила читать? Как у тебя дела, Тимур? Иногда я скучаю по твоему глубокомысленному молчанию.
Тамара не требовала и даже не ожидала его вступления в беседу, и он просто шел, разглядывая фонари, отражающиеся в асфальте.
Инга праздновала свой день рождения в модном кафе, и гостей было приглашено великое множество. Тимур отыскал маму, и если и обнимал её дольше обычного, то совсем ненамного.
– Ты хорошо выглядишь, – сказала она, улыбаясь. – Это потому, что вы помирились с Тамарой?
– Мы не помирились с Тамарой, это Инга её зачем-то пригласила.
– Ничего подобного, – возмутилась сестрица, выныривая из-за вешалки и обнимая Тимура. – Тамара сама позвонила и спросила, что мне подарить. Она сказала, что соскучилась. Что мне оставалось делать?
– Она подарит тебе читалку, – ответил Тимур, целуя её.
Инга засмеялась и тоже чмокнула его.
– Хорошо, что ты не сердишься на меня. Пойдем гулять?
– Пойдем, – уныло согласился Тимур. – Только я быстренько гульну и слиняю, да?
– Ох, Тим, – Инга погладила его по плечу, – если ты побудешь подольше, то что с тобой случится?
– Эпилептический припадок, – разглядывая зал, честно предупредил Тимур и отшатнулся от вспышки телефона.
Тимур и его девушка Тамара на семейном празднике. Тим-Там в инстаграмах всей страны.
