Текст книги "Нас с тобой трое (СИ)"
Автор книги: tapatunya
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Он смотрел на обнажающиеся простыни с ужасом.
Он не сможет.
Просто не сможет лечь в эту постель.
Небеса его покарают, и огненная молния превратит его в пепел.
Лиза меж тем открыла шкаф, достала оттуда плед и запасную подушку.
– Второго одеяла у меня нет… – виновато сказала она и посмотрела на Тимура. – Ого! – воскликнула она уважительно, – да у тебя настоящая паника. Побелел-то как, и губы дрожат. Ну надо же.
Лиза бросила плед с подушкой на кровать и подошла ближе к Тимуру.
– Тошнит? А голова кружится? – спросила она с любопытством. – Хочешь ругаться или плакать? Принести тебе воды? Водки? Яда? Торта? Стейка?
Тимур поневоле рассмеялся.
– Ладно, – сказал он и решительно улегся на кровати. Завернулся в плед и поудобнее взбил подушку, – если бы я сейчас делал ремонт в спальне, я бы выбрал черные стены.
– Батенька, да вы психопат, – диагностировала Лиза, выключая верхний свет. Ночной прикроватный светильник ронял грустный фиолетовый свет на её плечи и руки. Она легла со своей стороны кровати и повернулась к Тимуру.
– В черной-черной комнате на черном потоке открылся черный-черный люк, – произнесла она, дурачась.
– Что с вашими родителями, Лиза?
– О, они просто развелись, – ответила она так небрежно, что Тимуру стало сразу понятно, что Лиза врет. – Мама уехала на Камчатку и там вышла замуж за коряка. Родила ему трех коряков. Теперь они целыми днями едят красную икру. А папа улетел в Париж и печет там круассаны.
Тимур улыбнулся.
– Именно так вы рассказывали о них в детском саду?
– И в начальной школе тоже.
– А на самом деле?..
– Тимур, – серьезно сказала Лиза, – я никогда не говорю о своих родителях.
– Ладно, – ответил Тимур. – Мне в общем-то всё равно.
Лиза согласно моргнула, зевнула и, сложив руки под щекой, точно так, как Тимура учили в детсаде, закрыла глаза. Неужели она так запросто собирается спать?
– Перестань на меня таращиться, – велела Лиза, не открывая глаз.
– А вам жалко?
Ниточка на её губах шевельнулась.
– Я старше тебя на десять лет, – произнесла она, – у меня нет макияжа. Конечно, мне жалко.
– Вообще-то на двенадцать. И без макияжа вы выглядите лучше. Меня пугает ваша боевая расцветка. И стрелки у вас все время смазываются к концу дня, а помада стирается неравномерно. Сначала верхняя губа, а потом нижняя. Это выглядит отвратительно. И кружки потом плохо отмываются, у меня вся посуда в ваших губах. А еще у вас правая лямка бюстгальтера все время сползает. А ваши юбки…
– Боги, – выдохнула Лиза, открывая глаза. Ржавые крапинки влажно блеснули. – Ты очень внимательно на меня смотришь.
– Слишком, – мрачно ответил Тимур. – Я смотрю на вас слишком внимательно.
Лиза ничего не ответила, и только её длинный выдох коснулся его лица.
13
Первое, что увидел Тимур в квартире Лизиной бабушки – это свою собственную фотографию.
Огромный черно-белый снимок висел аккурат напротив входной двери, которую Лиза открыла своим ключом.
– Бабушка, мы пришли, – крикнула она в тишину распахнутых комнат.
… Он отчетливо вспомнил тот день. Белую рубашку с нелепыми кружевами и широкими рукавами. Мартовскую прохладу. Темные ветки еще голых деревьев на грязном снегу. Нинель в тот момент сказала: «смотри, кто у меня есть» и выпустила из коробки смешного толстого щенка, поэтому на фотографии у Тимура такой восхищенно-восторженный вид.
Его отец ненавидел собак.
Тимур подошел к фотографии, разглядывая тонкого кудрявого мальчика, который обернулся к объективу. Волосы все еще летят вслед за этим стремительным движением, на лице – восторг, упоение, счастье. Черные голые ветки на заднем фоне, грязный бесконечный снег.
У Нинель была фирменная манера обработки фотографий. Резкие черно-белые переходы, чрезмерная ретушь, выхолощенные тени и внезапные цветные акценты. На этом изображении это был ком тающего снега в протянутой руке Тимура. Серые неприятные ручьи, стекающие с его ладони.
Он помнил, как холодно, мокро и гадко ему было.
– Почему эта фотография здесь? – спросил он.
– Наверное потому, что глядя на неё, я жду от каждого дня чего-то хорошего, – ответил ему мягкий незнакомый голос.
Бабушка Лизы была худой, высокой аккуратно стриженной старушкой, облаченной в джинсы и футболку с принтом человека-паука.
– Вы сильно изменились с того дня, – сказала она.
– Это из-за волос, – влезла Лиза. – Тимур их как-то выпрямляет.
– Это из-за взгляда. Вы больше ни во что не верите, юноша? Мальчиком вы казались более живым.
– Это из-за щенка, – объяснил Тимур. – На самом деле я был очень мрачным ребенком, преисполненным тяжелых предчувствий.
– Неправда, – заявила старушка, немедленно напомнив собой Лизу, – уж я-то знаю.
Она посторонилась, приглашая их войти в комнату, и Тимур пристроил себя в неудобное плетенное кресло. Комната была почти пуста, не считая круглого столика и нескольких кресел.
– Лиза, сделай нам чая, – властно велела старуха и протянула Тимуру руку. – Я Анфиса, просто Анфиса без отчеств и прочей лабуды. Не люблю этого. Вы не похожи на своего отца, – без всякого перехода сообщила она.
– Спасибо, – искренне ответил Тимур.
– Руслан как будто искрился, сверкал, – добавила Анфиса. – А ты матовый, тусклый. Нинель видела в тебе что-то другое, не то, что обычные люди. Поэтому на её фотографиях ты как огонек. Жаль, что из-за ревности этой вздорной девчонки Нинель была вынуждена уйти из вашей жизни.
– Какой вредной девчонки? Моей сестры Инги?
– Да нет же, Лизы.
– Меня? – изумилась Лизы, расставляя чашки на крохотном столике. – Что ты такое говоришь, бабушка?
Анфиса посмотрела на неё длинным взглядом, но промолчала.
Тимур тоже посмотрел на Лизу Её взгляд блуждал по узорам на обоях. Испуганно билась тонкая синяя вена на её виске.
– Руслан никогда бы ничем не пожертвовал ради меня, – сказала она сердито. – Тем более, своей драгоценной Нинель. Я так и не поняла, что тогда случилось, – пояснила она для Тимура.
– Из нашей жизни исчезла ушла не только Нинель, но и все её фотографии, – сообщил он Анфисе.
Она встала и молча вышла из комнаты. Тимур ближе склонился к Лизе.
– Что вы сделали тогда? – тихо спросил он.
– Ничего, чтобы хоть как-то на него повлияло.
В комнату вернулась Анфиса, протянула Тимуру огромный альбом.
Страницы были переложены папирусной бумагой, как в старинных альбомах.
То, что снимки в нем принадлежали Нинель, было понятно сразу. Эти резкие перепады света и цвета было невозможно спутать с рукой другого фотографа. Тимур листал пейзажи и чужие характерные портреты, пока не встретил самого себя. Ту же фотографию, что и в коридоре Анфисы, ветки, снег, восторг в глазах – на левой стороне альбома. И, как продолжение истории, на правой стороне – снова свое фото, но на нем он был несколькими годами старше. Резко очерченный профиль, опущенные веки, недовольный изгиб губ.
Маленький принц превратился в обреченного юношу.
– Не понимаю, – сказал Тимур. – Я не позировал для этой фотографии, она была сделана после того, как исчезла Нинель.
Анфиса вытянула шею, заглядывая в альбом через столик.
– О, – сказала она, – это печальный разворот. Нинель называет эту серию «Разбитые надежды».
– Называет? – спросила Лиза. – Откуда ты об этом знаешь?
– Мы все еще приятельствуем, дорогая, – спокойно ответила Анфиса, – раз в несколько месяцев пьем где-нибудь кофе. Сейчас Нинель готовится к своей выставке.
– Разве она в городе? Говорили, что она улетела куда-то на Крайний Север.
– А что надо было еще сказать детям? Что Лиза едва не проглотила лезвие бритвы, угрожая Руслану покончить с собой? Вся квартира была в крови, ужас, а на губах так и остался этот мерзкий шрам. У меня при виде его голова все время кружится и мерещится приторный запах крови.
– О, господи, – сказала Лиза, – это было десять лет назад! К чему сейчас вспоминать эту глупую выходку…
– Простите, – проговорил Тимур. – Мне пора идти.
– Тимур! – воскликнула Лиза и потянулась, чтобы ухватить его за рукав.
Он с отвращением вырвался и вслепую, едва вписавшись в дверной проем, вышел в подъезд. Ему не хватало воздуха, и он спустился по лестнице почти бегом, чудом не свернув себе шею.
Улицы, люди, машины летели вокруг, безостановочно звонил мобильник, а Тимур шагал и шагал вперед, в поисках безопасного убежища в этом безумном мире.
И остановился только уткнувшись в парковый пруд.
Действительность снова вернулась вместе со своими звуками. Кричали дети. Разговаривали люди. Гоготали утки в пруду.
Без всяких сил Тимур улегся на скамейку, разглядывая низкое пасмурное осеннее небо.
Он не хотел видеть этот мир, полный сумасшедших женщин.
Одна из них тайно фотографировала Тимура и его отца, и, вероятнее всего, звонила его матери и угрожала Лизе.
А с другой сумасшедшей он провел эту ночь.
Тимур застонал, закрывая глаза.
Прошлым вечером Лиза заснула очень быстро, а он лежал, прислушиваясь к её дыханию.
Она дышала во сне так тихо, что время от времени ему хотелось поднести ладонь к её рту, чтобы убедиться, что она вообще дышит. Свернувшаяся калачиком Лиза была больше похожа на тряпичную куклу, чем на живого человека.
А десять лет назад она держала в зубах лезвие и собиралась его проглотить, если её женатый любовник не расстанется с очередным своим увлечением? Она порезала губы и залила кровью всю комнату. Кричала она тогда и плакала, или сохраняла то яростное спокойствие, которое владело ею на кладбище?
– Идиотка, – простонал Тимур сквозь зубы, – психопатка. Чокнутая извращенка.
Что было в его отце такого, что она не представляла своей жизни без него?
И жива ли она сейчас или просто притворяется живым человеком, по ночам превращаясь в тряпичную куклу?
Снова зазвонил притихший было телефон, и мелодия вызова – сигнал опасности – указал на Ингу.
– Да? – Тимур поднес трубку к уху, по-прежнему не открывая глаз.
– Тим, я погуглила, – закричала Инга так, словно старалась преодолеть расстояние между ними силой своего голоса, – я нагуглила эту ядовитую Нинель. Она никуда не уезжала, она живет в этом городе. У неё скоро выставка. Тим… – Инга помолчала и выдохнула: – мне страшно, Тим. Вдруг она ненормальная? Некоторые фотографии отца, которые она прислала маме по электронке, были совсем свежие. Она что, все эти десять лет следила за ним? Тим, что же это?..
– Папаша и влюбленные в него кошки, – злобно сказал Тимур.
– На её сайте полно твоих фотографий, – даже по телефону было слышно, что Ингу трясет. – Нам надо подать на неё в суд. Она не имеет права фотографировать вас без разрешения. Это какая-то болезнь, да?
– Да, – согласился он.
– Тим, мне кажется, что одна из фотографий была сделана на кладбище.
И вот тогда ему стало страшно. Ужас появился сразу везде – в груди и животе, в голове и руках, напал внезапно и победоносно, мешая думать.
– Я перезвоню, – сказал Тимур и набрал номер Лизы.
Гудок шел за гудком.
Лиза не отвечала.
Тимур дышал и пытался втолковать себе, что его ужас – иррациональный. Что ничего плохого, чего еще не случилось, с Лизой уже не случится. Это просто парализующий страх перед чужим безумием.
Она пьет чай со своей бабушкой, забыв телефон в сумке. Сумка валяется в коридоре, и Лиза просто не слышит его звонков.
Или она снова разыгрывает какую-то драму и не разговаривает с ним из-за своих странных принципов.
– Алло? – сказала Лиза.
От облегчения Тимур едва не выронил мобильник.
– Вы где?
– Я не знаю, – ответила она, – я думаю, что тебе нужно время. Должно быть, ты считаешь меня сумасшедшей. Депрессивной истеричкой с суицидальными наклонностями.
Значит, она выбрала драму.
Что же, этого и следовало ожидать.
Лиза и её театральные представления.
– Я в парке у пруда, – сказал Тимур, морщась, – и у вас есть пятнадцать минут, чтобы появиться передо мной. Иначе я вас задушу, клянусь.
– Что-то еще случилось? – спросила Лиза, и Тимур ощутил, что на его лицо упала тень.
Он открыл глаза и увидел стояющую возле скамейки Лизу.
– Ну ты и бегун, – сообщила она, – я едва за тобой успевала.
Тимур сел на скамейке, скрестив по-турецки ноги и, взяв Лизу за руку, заставил её подойти ближе. Обхватил руками её талию, запрокидывая наверх голову, прикасаясь подбородком к её животу.
Лиза запустила руки в его волосы, перебирая между пальцами жесткие пряди.
– Вы действительно проглотили бы это лезвие? Из-за него?
Она молчала, глядя на него серьезно и печально.
– Вы не должны так сильно больше любить. Вам вообще противопоказано влюбляться. Вы можете просто жить дальше, не испытывая столь сильных чувств? Плыть по течению, не позволяя себе…
Лиза склонилась ниже и накрыла его губы своими. Несказанные слова выдохом ворвались в её рот. Тимур еще сильнее прижал её к себе, отвечая на поцелуй, медленный, глубокий. Тепло разливалось по его телу, от макушки до стоп, согревая после испытанного недавно ужаса. Мягкость её губ, нежность рук, ласкавших его волосы, её запах, ставший столь привычным за последнее время, и её близость, столь успокаивающая и волнующая одновременно, воспоминания о тряпичной кукле ночью, о том, как дикой кошкой она бросилась на него, роняя со стула, вспыхнуло лезвие на её губах.
Он больше никогда не позволит ей так поступать.
– И ненависть мучительна и нежность, – прошептала Лиза в самые его губы.
– Что?
– И ненависть и нежность – тот же пыл
Слепых, из ничего возникших сил,
Пустая тягость, тяжкая забава,
Нестройное собранье стройных форм,
Холодный жар, смертельное здоровье,
Бессонный сон, который глубже сна.
Вот какова, и хуже льда и камня,
Моя любовь, которая тяжка мне.
Тимур усадил Лизу рядом с собой, снова улегся на скамейку, пристроив голову ей на колени.
– Никакой больше любви, – повторил он упрямо. – Я запрещаю вам. И Шекспира тоже не надо. Давайте жить просто и спокойно, без всяких страстей.
– Ты знаешь, – сказала Лиза задумчиво, – я никогда напрямую не связывала снимок у бабушки на стене с тобой. Он висел там столько лет, что я к нему просто привыкла. Но если подумать, у тебя действительно изменился взгляд. С тобой случилось что-то плохое?
– Ничего особенного – просто я повзрослел.
Её пальцы легко рисовали на его лице – вот она обвела по контуру губы, погладила его брови, пощекотала щеку.
– Моя жизнь то и дело выскакивает из шкафа и обрушивается на тебя, – продолжила Лиза, – но ты продолжаешь быть замкнутым, закрытым человеком. Я знаю про тебя немногим больше, чем в день нашего знакомства.
– У меня нет шкафа с секретами, – пожал плечами Тимур, – я именно то, что вы видите. А про вас я бы предпочел не знать так много. Это каждый раз выбивает из меня дух.
– Нежный мальчик, не выносящий драм, – она снова поцеловала его, но на этот раз в лоб и подбородок, – ты воспринимаешь все слишком близко к сердцу. Ты молчишь, а твое лицо похоже на маску. Поэтому внутри тебя бушуют такие бури.
– Вы все еще находите во мне утешение? Я ваш антидепрессант?
Тимур и сам испугался собственного вопроса.
Потому что не было такого ответа, от которого ему не стало бы больно.
– Да, Тимур, – проговорила Лиза, – ты мое утешение. Но уже не потому, что напоминаешь о нем, а потому, что рядом с тобой я начинаю забывать про него.
Он поймал её руку и поднес к губам. Поцеловал с благодарностью, которая робкой птицей пробудилась внутри его груди.
– Оставайтесь сегодня у меня, – попросил Тимур, грея её ладонь своим дыханием. – И не принимайте звонков с неизвестных номеров. Мне не по себе от всего происходящего.
– Да уж. Форменный триллер, – согласилась Лиза печально.
14
Возле подъезда Тимура ждала Инга.
– Почему ты снова не берешь трубку? – воскликнула она издалека. – О, здравствуйте.
– Здравствуйте, – ответила Лиза.
Инга нахмурилась, вспоминая.
– Вы работали вместе с папой, да? Я видела вас на поминках и похоронах.
– Меня зовут Лиза. Я соседка Тимура.
– Вот совпадение, правда, – довольно равнодушно отозвалась Инга. – Тимур, сделай мне уже ключи от твоей квартиры. Почему я вечно жду тебя, как бедный родственник?
Она подхватила Тимура под руку, небрежным кивком попрощавшись с Лизой.
– Почему ты так внезапно бросил трубку? Что-то случилось?
Он оглянулся. Лиза осталась стоять на тротуаре, глядя им вслед.
«Идите домой», – одними губами сказал Тимур.
Она помахала им вслед ладошкой.
– Эта Лиза довольно странная, да? Вы о чем-то шептались с ней всю дорогу с похорон. Ну, в автобусе.
– Не помню, – пожал плечами Тимур. – Она просто соседка. Живет на несколько этажей выше.
– Принеси ноутбук, Тимур, – попросила Инга, едва разувшись. – Я поставлю кофе.
Закрыв дверь в спальню, Тимур набрал Лизу:
– Вы поднимаетесь домой?
– Я иду в магазин. У меня совсем нет еды, Тимур.
– Хорошо, – ответил он, – я позвоню после того, как Инга уйдет.
– Ладно, – легко согласилась Лиза и отключилась.
Тимур вздохнул.
– Смотри, какой ужастик, – сказала Инга, открывая страничку Нинель. – Эта фотография называется «Сатир». Папа тут немного похож на Алена Делона, правда?
Старый снимок, на котором он явно позировал. В одном из своих многочисленных атласных халатах, безумие расцветки которого передавалось даже через черно-белое изображение. Отец был еще молодым, и его неприлично тонкие запястья и узкие ступни притягивали к себе взгляд. Яркое пятно – длинная лента презервативов, струящаяся вокруг его лодыжек.
– «Прощение», – сказала Инга, открывая другое фото.
Этот плащ отец носил лет семь назад. На фотографии он стоял на мосту, запрокинув вверх голову, и сквозь дырявый зонт дождь хлестал по его лицу.
Вокруг было сухо и ясно.
– А это «Прощание», – Инга кликнула мышкой.
Вряд ли отец знал, что его фотографируют.
Тимур помнил тот день, это было примерно за месяц до смерти отца. Тому захотелось пойти всей семьей в театр, и он так раскапризничался, что даже Тимуру пришлось извлекать из шкафа костюм и тащиться на спектакль.
Отец стоял на ступеньках театра, засунув руки в карманы и, опустив голову, разглядывал ботинки своих новых туфель. Его парадный светло-бежевый костюм скрывал намечающееся брюшко. Яркое пятно – нарисованный изумрудный галстук – удавкой вился вокруг его шею и уходил своим хвостиком прямо в небо.
– Он похож на висельника, – сказала Инга, морщась. – А это ты, Тимур.
Действительно, фото сделанное на кладбище. Черный прямоугольник открытой могилы. Прищурившись от яркого солнца, Тимур смотрит наискосок задумчиво, почти мечтательно. С таким выражением лица отцов не хоронят.
Он смотрел тогда на Лизу, наверное, Вспоминал, почему так знакомо её лицо.
– Работа называется «Наследник», – сказала Инга. – На сайте есть еще твои детские фотографии, но про них ты и сам всё помнишь. Ты знаешь, что Нинель получила крупную премию за твоего «Летящего мальчика»?
– Нет, – ответил Тимур, не отводя глаз от кладбищенского снимка.
– Наверное, надо подать в суд за то, что тебя фотографировали без разрешения.
– Наверное.
– У неё полно других фотографий, без вас. Может, мы драматизируем?
– Может.
– Тим!
– Прости, – виновато протирая лицо, сказал Тимур. – Я плохо спал и медленно соображаю.
– Что с тобой? Ты выглядишь лучше, чем раньше. По крайней мере, нет ощущения, что ты вот-вот упадешь в голодный обморок. Начал нормально есть?
– У меня всё хорошо. Инга, скажи мне, если бы ты ревновала своего мужа, то смогла бы причинить себе вред? Например, попытаться проглотить лезвие?
– Я похожа на ненормальную? – удивилась Инга. – Хотя я слышала историю про женщину, которая чуть не проглотила лезвие.
– От кого?
– Папа рассказывал, давно. У него был приступ меланхолии, и мы пошли есть мороженое в кафе. Он пил кофе с коньяком и много разговаривал в тот день. Говорил мне, что я должна расти хорошей девочкой и не совершать глупостей. Что я бесценна, и ни один мужчин не стоит ни капли моей крови, ни капли моих слез. Он говорил о том, что безумные женщины губительны и пугающи. Что они отвращают и притягивают к себе одновременно. Что ни один мужчина добровольно не уйдет от такой женщины. «Но ты, детка, станешь как мама, – говорил он. Сдержанность и достоинство. Судьба безумной женщины, всегда трагична».
– Меня даже сейчас передергивает от его пафоса, – сказал Тимур.
– Почему ты заговорил об этом?
– Встретил безумную женщину, которая пытается обмануть трагичность своей судьбы?
– О, этот наследный пафос, – засмеялась Инга. – Беги от нее и женись на Тамаре, – сестра, перегнувшись через стойку, поцеловала его в щеку, – Сдержанность и достоинство. В нашей семье всегда выбирают это.
– Правда?
Проводив Ингу, Тимур поднялся к Лизе.
Долго звонил ей в дверь, а потом на телефон.
Лиза не открыла и не отвечала.
Куда она провалилась?
Чертыхаясь, он спустился вниз и прогулялся вокруг дома.
Осенний вечер был сух и свеж.
Она перезвонила, когда он начал злиться.
– Привет, – весело сказала Лиза. На заднем фоне кипел шум человеческих голосов и играла тихая музыка. – У меня ужин с друзьями.
– Так неожиданно?
– Зайчик, – нежно сказала Лиза, – я же не планирую свою жизнь на год вперед. Мне стало скучно, и я позвонила подругам.
– Хорошо, – сказал Тимур, – приходите потом ко мне.
– Это вряд ли. Я сегодня буду ночевать у подруги. Я позвоню тебе завтра, Тимур.
Он завершил звонок, ощущая досаду и раздражение. Просил же её остаться сегодня с ним. Она его целовала и гладила его волосы, а потом исчезла при первой возможности.
Тимур сходил в гордом одиночестве в кино, а потом долго ворочался без сна.
На следующий день Лиза не позвонила, как не позвонила и через день. Решив, что и черт с ней, ему же проще, Тимур поехал по адресу, указанному на сайте Нинель.
– Шеф, твой летящий мальчик пришел! – закричала, увидев его, высокая девушка. – Заходите быстрее, Тимур. Мы давно вас ждем.
В приемной над её головой висел тот самый снимок. Веревки, сохнущие простыни, крыша. Босоногий мальчик в трепещущей на ветру шелковой пижаме, мечтающий о звездах.
– До сих пор не люблю высоту, – сказал Тимур.
– Трепетное дитя, – засмеялась Нинель за его спиной.
Он моментально узнал её голос, и мурашки пробежали по его позвоночнику.
Оборачивался Тимур очень медленно. Щелчки фотоаппарата, короткие указания, холод и неподвижность, почему-то вечно босые ноги.
После съемок она тащила его в кондитерскую и пыталась накормить сладостями, но Тимур и тогда ненавидел сладости.
Нинель смотрела на него с величайшим интересом.
– Что ты делаешь с волосами? – спросила она. – Как-то их выпрямляешь?
– Здравствуйте, – сказал Тимур, ощущая себя снова двенадцатилетним.
Она постарела, стала тяжелее, резче. Короткий ежик волос сменился на классическое каре.
– Проходи, – Нинель посторонилась, пропуская его в свой кабинет.
– Моя сестра Инга, – сказал Тимур, усаживаясь в кресле, – помните её? – та самая, которая называла вас ядовитой Нинелью – считает, что я должен подать на вас в суд. За неправомерное использование фотографий, сделанных без моего согласия, с целью вашей коммерческой выгоды.
– Твоя сестра Инга всегда обладала удивительно противным характером, – сказала Нинель невозмутимо. – Кофе?
– Судебный иск?
Нинель не отвел от него глаз.
– Прости, я не удержалась от того снимка на кладбища. Ты выглядел таким… лиричным?
– Я хоронил отца.
– Прости.
– Вы действительно много лет фотографировали его без спроса?
Она побарабанила длинными изящными пальцами по столу.
– Это была такая игра. Я фотографировала его и присылала ему снимки, а Руслан кое-что делал для меня. Глупая игра, начавшаяся из-за безумной Лизы, приносила неожиданные плоды, мой мальчик.
– Безумной Лизы?
– Ты с ней довольно близко знаком.
– Что? – тупо переспросил Тимур, пытаясь осмыслить происходящее.
Нинель достала из ящика и кинула на стол пачку фотографий.
Снимки были сделаны недавно, в парке, где Тимур и Лиза целовались.
– Понятно, – сказал он, аккуратно собирая фотографии, – я иду в полицию.
– Сходи, дорогой, – согласилась Нинель легко, – а я отправлю твоей матери еще пару электронных писем.
– Для чего вам это нужно?
– Шантаж?
– Вы фотографировали отца с Лизой и шантажировали его этими снимками?
– С Лизой и всеми другими. Твой отец был неисправимым кобелем. Знал, что все плохо для него закончится, а все равно не мог остановиться.
– А чем это заканчивалось для него?
Нинель снова потянулась и достала из шкафа кипу глянцевых журналов.
– Откровенные фото для журналов. Рекламные фотографии. Даже через объектив он оставался очень харизматичным. Камера любит вас с ним, ваши фотографии всегда отлично продаются.
Тимур быстро скосил глаза на яркие изображения и расхохотался.
Он смеялся громко, долго, почти до слез.
– О, господи, – простонал, – мой отец! Мой пафосный, высокомерный, невыносимый отец… эротические фотки! О, господи. Спасибо вам, Нинель. Мне кажется, у меня не осталось обид к такому человеку. Как рукой сняло. Спасибо. Удачи вам, и всё такое. Был рад вас увидеть снова. Всех вам благ.
Нинель оторопело смотрела на него.
– Моя мать, – сказал Тимур с удовольствием, – человек малоэмоциональный. Она даже на «Титанике» не плачет. Что, вы думаете, она сделает, если вы пришлете ей фотографии Лизы с отцом, а потом и со мной тоже? Упадет в обморок? Проклянет меня? Лишит наследства? Или вы думаете, что я… – он снова засмеялся, и понадобилось немало времени прежде, чем удалось погасить этот смех, – что я тоже буду сниматься в эротике? В рекламе шампуня? Увы, я не создан для подобного. И до тех пор, пока вы держитесь подальше от моей семьи, я не буду обращаться в полицию. Не пишите и не звоните больше моей матери. Уважайте её горе.
– Я послала эти фотографии в утешение, – только и сказала Нинель, – мне хотелось, чтобы у неё было больше его изображений. Но, Тимур, я никогда не звонила ей.
Но он её уже не слушал.
От Нинель Тимур вышел в отличном настроении.
В автобусе он долго разглядывал фотографии, которые забрал в студии.
На снимках Лиза выглядела старше и трагичнее. Склонившись над ним с поцелуем, она была похожа на нежную яблоню, укрывающую прячущегося в её тени человека. Действительно ли внутри этой женщине таится безумие?
