Текст книги "Нас с тобой трое (СИ)"

Автор книги: tapatunya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

6

Тимур очнулся от резкого запаха нашатырки.

– Вызвать тебе скорую или сварить супа? – спросила Лиза без всякого выражения.

Её голос был прохладным и чистым, им хотелось умыться, как ледяной водой.

– Дайте попить, – с трудом протолкнул сквозь иссохшее русло гортани слова-камни Тимур, – пожалуйста.

Глотать было больно, как будто битое стекло.

Наверное.

– Это всё нервы, – печально сказала Лиза и неожиданно погладила Тимура по волосам.

Он дернул головой, и это простое движение принесло затылку какую-то неведомую раньше, просто космическую боль.

– Да лежи ты спокойно, не покусаю же я тебя, – рассердилась Лиза. – Слушай, а хочешь я позвоню кому-нибудь? Твоей девушке или сестре?

Тимур отчаянно замотал головой, в затылке что-то взрывалось и обрушивалось. Лиза снова появилась в его расфокусированном островке мира.

– Тогда остаться с тобой придется мне, – скрипучим голосом сообщила она. – Выдержишь?

Тимур согласно прикрыл глаза.

Он не хотел сейчас ни материнской стоической деловитости, ни слез сестрицы, ни мягкой, но полной укоризны заботы Тамы.

Никого, кто бы на полном серьезе переживал за него.

– У тебя что-то болит? – спросила Лиза. Ему надоели её многочисленные вопросы, и он закрыл глаза.

Она принесла ему под голову подушку, укрыла каким-то пледом.

Хорошо, что не стала заставлять его вставать с пола. Здесь, внизу, на твердом прохладном покрытии, было хорошо.

Кажется, Тимур уснул, а проснулся он от того, что кто-то тихонько пинает его босой ногой по бедру.

– Просыпайся, симулянт, – предложила Лиза. – Ужинать пора.

На барной стойке стояла одинокая тарелка, лежала одна вилка и дымилась одна кружка.

Рядом с этой композицией лежал телефон.

– Начнешь опять умирать – позвони кому-нибудь, – посоветовала Лиза. – А я пошла.

Тимур неопределенно помахал ей вслед, заглянул в тарелку и ужаснулся:

– Что это?!

Слишком громко – потому что Лиза, уже почти ушедшая, вернулась из коридора.

– А ты чего ждал? – кротко спросила она. – Куриного супа? Овсяной каши?

– Такого я точно не ждал, – разглядывая ярко-оранжевое содержимое тарелки, пробормотал Тимур.

– Это тыква, – пояснила Лиза, – и немного кабачков. Пюре такое.

– Почему тыква? – обессиленно спросил Тимур, опускаясь на барный стул.

– Попробуй.

Он замотал головой.

– Попробуй, а то я никуда не уйду. И у тебя не хватит силенок выставить меня вон.

Угроза показалась Тимуру такой страшной, что даже непонятное оранжевая кашица померкла на её фоне.

Тыквенное пюре не обладало никаким вкусом. Вообще.

Под пристальным взглядом Лизы, Тимур съел еще пару ложек.

– Вот и молодец, – похвалила его она, – моя мама при токсикозе только таким пюре и спасалась.

От неожиданности Тимур едва не поперхнулся.

– Что общего у меня с токсикозом? – спросил он.

– Ну как же. Весь нервный, от еды тошнит, людей ненавидишь. Ну чисто моя беременная мамочка.

– А в кружке что?

– Минералка без газа, – ядовито сообщила Лиза.

– Спасибо, что не рассол.

Не спрашивая его разрешения, Лиза взгромодилась на стул напротив, серьезно разглядывая Тимура.

– У тебя лоб вспотел, – проинформировала она.

– Я знаю.

– Сходил бы ты к психологу, что ли.

– Не к гинекологу?

– Пищевое расстройство на фоне стресса. Возможно, даже депрессии. Тебе надо есть и гулять. Хочешь, подарю тебе собаку?

– Нет.

– Золотую рыбку?

Тимур неопределенно дернул плечом, разглядывая каменный узор на столешнице.

– Посмотри на меня, – вдруг попросила Лиза.

Это прозвучало почти жалобно, – неожиданные для этой женщины интонации.

– Ты не можешь даже поднять на меня глаз. Мечтаешь, чтобы я провалилась сквозь землю? – голос Лизы окреп. – Нет, дружочек. Ты обещал мне – всего. Я хочу в ресторан.

Поднимая вверх лицо, Тимуру очень хотелось выглядеть особенно циничным.

– Пытаетесь отыграться на мне за моего драгоценного отца? За все те вечера, когда он и носу боялся высунуть из вашей квартиры?

– Конечно, – не моргнув глазом, ответила Лиза. – Я хочу надеть красивое платье и сделать прическу, и каблуки, и чтобы такой прекрасный юноша, как ты, сопровождал меня и ухаживал бы за мной у всех на виду. Глотни минералки, а то тебя сейчас вырвет, – без всякой паузы добавила она, – десять мелких глотков.

Тимур удержался и не выплеснул эту минералку в ненавистное круглое лицо.

Он дробно дышал, пытаясь не дать ненависти разорвать его изнутри.

– Я не отвечаю за его поступки, – о, сколько сил понадобилось для такого обманчиво тихого голоса, когда хотелось кричать, кричать изо всех сил.

– Ну сам-то он ответить за них не может, – без тени насмешки ответила Лиза.

Её шрамы едва пульсировали.

– Вы злитесь на себя…

– О, давай обойдемся без приступа бытового психоанализа, – перебила его Лиза. Она перегнулась через барную стойку, и её горячое дыхание коснулось лица Тимура. – Просто, дружочек, надень свой самый красивый галстук и отведи меня в ресторан.

– Вам не станет от этого легче.

– А кто сказал, что это твое наказание?..

Легко сказать – самый красивый галстук.

Галстуки Тимур ненавидел.

Они все были скучные и для банка.

Для ресторанов у него галстуков не было.

– Мам, давай сходим по магазинам, – предложил Тимур во время обязательного вечернего звонка.

Она удивилась.

– Какие жертвы от моего дикаря-сына. Что на тебя нашло?

– Мне надо купить галстук, – объяснил Тимур.

Мама помолчала.

– Но предложение ты Тамаре делать не собираешься?

– Перестань грезить о новых внуках и найди на меня время.

– Конечно, – кажется, она улыбнулась. – Когда тебе будет удобно.

– Странная мы с тобой команда, Тим, – сказала мама, когда они пили кофе в торговом центре. – Оба просто ненавидим магазины, но заняты шоппингом.

Он пожал плечами, бывает мол. Что поделать, людям иногда необходимы новые вещи.

– Я записалась в кружок хорового пения. Во-первых, говорят, что пение высвобождает душу, а во-вторых, у меня образовалось слишком много свободного времени, – с какой-то неловкостью призналась мама. – Не знаю, чем себя занять.

Конечно. Непризнанный гений и творческая личность требовал к себе бесконечного внимания.

– Ну и как хоровое пение?

– Сначала было странно. Взрослый человек, а поешь. А потом…

Мама осторожно поставила чашку на стол и тщательно стала расправлять смятую салфетку.

– Ты же знаешь меня. Твой папа всегда меня ругал за то, что я сухая, что во мне мало эмоций.

«Ты даже на «Титанике» не плачешь. Ни слезинки, – кричал отец в минуты раздражения. – Да полно! Человек ли ты?»

При воспоминаниях об этом, Тимур ощутил спазм в желудке.

Как ему хотелось тогда вытолкать отца за дверь и не видеть больше никогда в жизни.

– А во время пения со мною что-то происходит, – мама робко, как юная девочка, улыбнулась. Это была светлая и ужасно славная улыбка, и Тимур тоже улыбнулся в ответ.

– Давай купим тебе что-нибудь красивое, – предложил он.

Она прищурилась.

– Желтую юбку, – решила, подумав. – Но у тебя что происходит, Тим?

– Я никак не могу понять, – он помедлил, набираясь решимости, – разве ты была счастлива с ним?

Склонив голову, мама терпеливо ждала.

– Я хочу сказать… он же бесконечно тебя тиранил.

– Ну что ты, – мягко ответила она, – твой отец любил меня.

– А вы плачете на «Титанике»?

Лиза посмотрела на него долгим, пронизывающим до костей взглядом.

– Сравниваешь меня со своей мамой? – спросила она. – Это бесполезное занятие.

В ресторане было вполне сносно. Тихонько звучала скрипка, столик стоял в тени и удалении от центра зала, еда была съедобной, а порции такими маленькими, что даже Тимур мог с ними справиться.

Лиза, как и обещала, возвела сложную прическу и вывела в свет какое-то безумное платье розовато-телесного цвета с блестками. В приглушенном ресторанном свете она выглядела, так, словно пришла в сорочке. А то и вовсе без неё.

– Ненавижу драмы, – пробормотала Лиза, скользя взглядом по залу. – Вот скажи мне, дружочек, для чего люди рассказывают истории с плохим концом? Разве подобных не слишком много в реальной жизни? Разве нам всем не хватает так сильно хэппи-эндов?

– А разве искусство не должно нас готовить к тому, что реальная жизнь – полное дерьмо?

– Ну, – она засмеялась, – на это есть сказки.

– Сказки – это истории с хэппи-эндом. В реальной жизни всё рано или поздно заканчивается крахом.

– Ты, я вижу, преисполнен оптимизма, – сказала Лиза и залпом выпила фужер шампанского, словно это была водка. – Я беспокоюсь за тебя, – ни с того ни с сего заявила она. – Ты слишком мало ешь.

– Вы поэтому приволокли меня в ресторан? – поразился вдруг он.

– И поэтому тоже, – вздохнула Лиза. – В конце концов, ты же не нервная институтка в тугом корсете, чтобы наворачиваться в обмороки при случае. Это никуда не годится, дружок.

– Зовите меня по имени, пожалуйста.

– Как скажешь, пупсик.

Тимур закатил глаза.

Лиза кому-то интенсивно махала рукой. Должно быть, встретила знакомых. Не станет же она щеголять молодым кавалером перед совершенно чужими людьми?

– Елизавета Алексеевна, – сказал он торжественно, – но что теперь с вами будет? Заведете себе нового любовника или останетесь старой девой?

Она расхохоталась так громко, что сразу несколько голов неодобрительно повернулись к их столику.

– Полагаю, – Лиза пыталась изобразить его торжественный тон, но её голос то и дело подрагивал, – что я пойду замуж.

– Замуж? – недоверчиво повторил Тимур. – За кого?

Она игриво стрельнула в него широкой улыбкой, расправила плечи.

Яркий рот, густые тени вокруг глаз, некоторая тяжеловатость черт.

Ничто не выдавало в ней красавицу.

– За кого же мне пойти замуж, – протянула она лениво и посмотрела по сторонам. Потом решительно встала и, наискось разрезая зал, отправилась к столику, где одиноко пялился в планшет какой-то мужик.

Лиза. Тяжелые бедра, узкие плечи, платье, похоже на неглиже и высокие каблуки.

Тимуру подумалось, что сейчас она присядет за столик к мужику с планшетом, но Лиза обошлась без подобных показательных выступлений. Что-то шепнула скрипачу, да и повернула обратно.

Медленно, очень медленно она шла по ресторану под вальс Мендельсона.

Бедра двигались с латиноамериканской грацией.

– Я понял, – сказал Тимур с насмешкой, которая мешалась с неким удивлением, – вы пойдете замуж. Наверняка за принца?

– За дровосека, – смеясь глазами, ответила Лиза с достоинством. – Хватит с меня особ с короной на голове.

Тимур налил ей еще шампанского.

Сам он пить не мог, хотя наверняка это было бы просто отлично.

– Красивый галстук, – одобрила она после третьего бокала. – Твоя девушка выбирала?

– Мама.

– Ну конечно.

– Хотите сказать, что я не могу сам себе выбрать галстук?

– А ты можешь?

– Нет.

Она засмеялась.

Это был необидный, хрустально-пузырьковый смех, рожденный игристым вином, а не ехидством.

– Давай сегодня напьемся, – предложила Лиза.

– Если бы, – вздохнул Тимур.

– Покажись врачу, – снова посоветовала она. – Не хочешь идти к гинекологу, сходи к гастроэнтерологу. Но я ставлю на психосоматику.

– Это пройдет, – проговорил он и задумчиво уточнил: – я думаю, как только вы исчезнете из моей жизни, меня перестанет тошнить.

– Тебя на самом деле тошнит при виде меня, и это вовсе не оборот речи? – быстро уточнила Лиза.

Тимур кивнул. Он точно не знал, какой реакции ожидал, но точно другой.

– Боги, как волнительно! – восхищенно протянула Лиза. – Прежде я ни у кого не вызывала таких сильных эмоций!

7

Падая навзничь с высокого табурета, Тимур спросил себя, почему он не сделал барную стойку длиннее.

Тогда бы Лизе понадобилось немного больше времени, чтобы обогнуть столешницу и налететь на него.

В спину ударила безжалостная напольная плитка и, уворачиваясь от частых оплеух сверху, Тимур решил, что сломал себе хребет.

Это было ужасно.

Он всегда терялся перед любыми проявлениями агрессии и понятия не имел, что в такие минуты делать. Его фантазии хватило только на то, чтобы попытаться перехватить руки Лизы, и спустя несколько бесконечных мгновений этого позорного барахтания, у него получилось.

Капали минуты. Тяжелое, хрипящее даже, дыхание Лизы становилось тише.

Она лежала на нем всем своим весом, с каждым вздохом становясь все тяжелее и тяжелее, как становится все тяжелее и тяжелее засыпающий человек.

– Елизавета Алексеевна.

Собственный голос заставил Тимура вздрогнуть. Он вдруг осознал, что их безобразная драка (вернее – варварское Лизино нападение) происходила в полнейшем молчании.

– Придурок, – всхлипнула Лиза и тяжело села.

Тимур с трудом заставил себя оторваться от кафеля тоже.

– Господи, ну какой же ты придурок, – повторила она, подняла руку и нащупала бутылку вина на столе. Не открывая глаз, сделала огромный глоток и застыла, поставив бутылку между ног.

На её щеках остались серые разводы туши. Помада смазалась.

Блузка со слишком открытым воротом съехала на бок. Волосы торчали в разные стороны.

Красотка.

Отец знал толк в извращениях.

– Кажется, – сказал Тимур, – вы вывернули мне позвоночник.

– Соломинка сломила спину верблюда, – невпопад ответила Лиза. – Так тебе и надо. Тоже мне, наследничек.

Тимур редко слышал столько презрения в свой адрес.

Это было обидно.

– Если бы вы вели себя как приличный человек, а не дикая кошка, – гордо сказал он, – и дослушали бы меня до конца, то возможно наша беседа приняла бы совсем другой оборот.

– Это какой же?

– Ну я бы вам сказал, что возможно смогу немного меньше вас ненавидеть, поскольку я плод от плода его.

Лиза приоткрыла один глаз, посмотрела им на Тимура и снова закрыла, словно ей было неприятно увиденное.

– А тебе не приходило в голову, – спросила она, – что твоя ненависть мне куда важнее понимания?

– Ну простите. Самобичевание – процесс интимный. Не хочу быть вашей плетью.

– Придурок, – повторила она третий раз и вдруг улыбнулась. На испаханном бороздами нелегкой женской доли лице эта улыбка показалась чем-то посторонним. Как будто в коммуналку заглянула с визитом фея.

– Не желая быть плетью от плети моей, ты тем не менее решил остаться со мною рядом?

– Не в том смысле, в каком вы подумали, когда прыгнули на меня. Впечатляюще.

– Спасибо.

– Тренировались?

– Экспромт. Так что же, твоя девушка несчастна с тобой?

– Говорит, что быть со мной хуже, чем одной.

– Понимаю.

– Я так и подумал.

Лиза протянула ему бутылку, по-прежнему не открывая глаз.

Тимур выпил. Подумал и выпил еще.

– Разве как честный человек я не должен её после таких признаний бросить?

– Брось. Или женись. Одно из двух.

– Почему все вокруг говорят о женитьбе? Ненавижу всё это.

– Нормальные мужчины женятся на любимых девушках.

– Ноу.

Лиза посмотрела на него. Уголки её губ скорбно опустились вниз.

– Мне кажется, – чувствуя себя невыносимым цирковым уродцем, мучительно признался Тимур, – что я вообще не способен на нормальные человеческие чувства. Как сушеная мумия.

– Твой отец был вулканом чувств.

– Именно.

– Но ты ненавидишь меня.

– Не слишком сильно. Без огонька.

– Я тебе уже говорила про психотерапевта?

– Почему вы не ушли от него?

Лиза вздохнула.

– Почему твоя девушка не ушла от тебя?

– Расскажите мне, – попросил Тимур.

Лиза ушла в ванную и долго там умывалась, смывая с себя накопившиеся обиды. Тимур прибрался на кухне – тарелка с пастой разлетелась по стойке, и теперь макаронины уныло свисали с бортиков столешницы.

Выкинул пустую бутылку вина и открыл новую.

Время приближалось к полуночи, но спать совершенно не хотелось.

В голове царила некая легкость, а огни города за окном прекращали маленькую квартирку в надежную крепость. Там, за стенами, бушевал огромный, пугающий мир. Здесь, на этой кухне, было безопасно и спокойно.

– Медитируешь?

Умытая Лиза тоже показалась безопасной и спокойной. Без красного рта, без густого подведенных глаз и агрессивных бровей она выглядела простенькой и нормальной.

Не той хищной птицей, которая разоряла чужие гнезда.

Тимур усмехнулся.

Он почему-то подумал о том, что Тамара всегда одинакова. И дома, и на дискотеке, и на работе. Она без перерывов сияла мягким ровным светом симпатичной доброжелательности.

– Эй, – Лиза помахала ему пустым бокалом. – Ты там завис?

Тимур вернулся от окну к барной стойке и налил им вина.

– Что же, Елизавета Алексеевна, я готов выслушать вашу драматическую любовную историю, полную каких-нибудь детских травм и разнообразных рефлексий. Аналогию с «Бедной Лизой» проводить будем?

– Любопытно ты высказываешь свои просьбы. С этаким лихим наездом. Это какой-то модный стиль у нынешней молодежи такой?

Он дернул плечом, не зная, что ответить.

– Детка, – очень мягко произнесла Лиза, – если ты считаешь, что мы ступили на скользкую тропинку чересчур личных признаний, то мы можем закрыть эту тему на веки вечные.

– Я… Я могу немного послушать. Не слишком долго. И без подробностей. И только про вас. Не про него.

Она смотрела на него внимательно и строго, и Тимур не знал, куда девать свои глаза. Надо ли смотреть на лицо Лизы также пристально, как она на его? На бокал? На руки?

В конце концов он просто уставился куда-то за её плечо.

– Почему женщина остается с мужчиной, с которым ей плохо? – Лиза, в отличие от него, не отводила взгляда. – Ненависть и любовь одновременно – это вообще нормально? Чувство вины? Недовольство собой? Страдашки из-за того, что ты живешь не так, как ждут от тебя твои близкие?

Тимур кивнул.

– Наверное, все дело в том, что мы просто живые люди. И день за днем, шаг за шагом, двигаемся на ощупь. Нам страшно и нам непонятно. Мы не знаем, что ждет нас за поворотом. И боимся свернуть. Потому что если идти по прямой, то видно хоть какую-то перспективу.

– А как же эта пресловутая любовь? Разве один человек остается с другим человеком, даже если это больно и унизительно, не из-за любви?

– А что это такое?

От возмущения Тимур даже руками всплеснул. И уставился на Лизу. В глубине её глаз тлели крошечные искорки. Пересекающий губы шрам слегка подрагивал.

– Вы издеваетесь надо мной? – неуверенно спросил Тимур.

– Немного, – легко признала она. – Но ведь на самом деле, Тимур, это основной вопрос. Я, например, уверена только в одном: любовь делает нас хуже, а не лучше.

– Значит, вы не любили моего отца? – быстро спросил он.

– А секс с женатым мужчиной делает меня хуже?

– Стоп. Никаких разговоров о сексе.

– Нам нужно кодовое слово?

Вот теперь она уже откровенно смеялась.

– Давай будем есть торт, – предложила Лиза таким низким голосом, словно имела в виду что-то совершенно неприличное. Вроде ограбления банка.

– Помилуйте. Глухая ночь уже.

– Значит, нам никто не помешает.

– У меня мурашки от вас, – признался Тимур, доставая коробку из холодильника.

Лиза немедленно заглянула внутрь. Пустые полки и бутылки с водой.

– Господи Иисусе, – пробормотала она, – как ты еще только ноги не протянул?

– В основном потому, что без устали занимался самоедством.

– У тебя появится язва к тридцати годам. В сорок случится первый инсульт. В пятьдесят – инфаркт. В шестьдесят отлетит какой-нибудь тромб, и привет. Из замкнутого мальчика ты будешь постепенно превращаться в желчного холостяка. Все будут говорить о тебе «этот отвратительный прыщ».

– Прыщ?

– Прыщ, – твердо сказала Лиза, забрала у него коробку с тортом и поставила на стол.

– И все эти выводы вы сделали из моего пустого холодильника?

– Есть что-то опасное в людях, у кого в холодильнике прошлонедельная картошка не покрывается плесенью.

– Елизавета Алексеевна! – получилось слишком мало укора и слишком много содрогания.

Лиза засмеялась, отрезала щедрый кусок шоколадного торта и плюхнула его на тарелку Тимура.

– Этот торт призван спасти меня от страшного будущего, в котором я превращусь в человека-прыща? – с опаской разглядывая эту глыбу сахарного диабета, спросил он.

– Ну может быть, ты хотя бы перестанешь хлопаться в обмороки, как беременная от конюха принцесса.

– Мне кажется, тебе тоже надо пойти на хоровое пение.

– Спасибо мам, но нет. Вернее, я подумаю об этом, ок?

Оглушающая тишина стала Тимуру молчанием.

Он оглянулся.

Инга с мамой сидели на диване и смотрели на него с одинаковым выражением лица.

– Что? – раздраженно спросил Тимур.

Четырехлетний Марат встал с ковра и подошел к нему, протягивая своего мягкого пони.

– Да что с вами обеими такое?

– Видишь ли, Тим, – осторожно сказала мама. – Про хор я говорила Инге. Мне и в голову не пришло бы пригласить тебя на групповое пение. На групповое что-нибудь. Как ты вообще мог подумать, что я предлагаю тебе?

Инга вдруг захихикала.

– Представляю себе Тимура, поющего в хоре. Ой, мамочки!..

Марат подумал и неуверенно засмеялся тоже.

– Ты маленькая обезьянка, – с чувством сказал ему Тимур.

– А ты – псих-одиночка, – не осталось в долгу милое дитя. Видимо, именно так и именовали Тимура в семье сестрицы.

– Как мило, – сказал он Инге и сел на пол перед Маратом. Детеныш моментально вскарабкался ему на колени.

– А тебя, мартышка, – спросил его Тимур, – любовь делает хуже или лучше?

– Знаешь, я какой сильный? – заявил Марат.

Мама и Инга задумчиво переглянулись.