Текст книги "Нас с тобой трое (СИ)"

Автор книги: tapatunya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

10

Вместе с Тамарой они остались ночевать у мамы, и в тихой целомудренности родительского дома, Тимур долго не мог уснуть. Ему казалось, что его сердце так громко стучит, что никто не сможет сомкнуть глаз.

Но ночь была беззвучна.

– Мы все еще вместе? – спросила наутро Тамара, когда они прощались на автобусной остановке.

– Нет, я думаю, нет, – ответил Тимур поспешно, не давая себе возможности увильнуть от этой беседы или начать сомневаться.

Тамара смотрела на него с грустной задумчивостью, как будто не могла решить математическую задачу.

Под этим взглядом Тимуру очень хотелось начать оправдываться.

– Прости, что я потратил твое время на эти поминки. Это было неразумно.

Она покачала головой.

– Это неважно, Тим. Я думаю, что слишком серьезно воспринял мои слова. Ну про мое одиночество. Это было в запале ссоры. Просто эмоции, Тим. Я бы на твоем месте не стала воспринимать всё буквально.

– Сколько мы не виделись, Тама? – спросил её Тимур.

– Шестнадцать дней, – ответила она без запинки.

– И я даже по тебе не соскучился, – собственная безжалостность царапала горло, как ангина. – Тамара, во всем этом нет никакого смысла.

– В твоей жизни вообще нет смысла, – отозвалась она холодно. – Ты просто дрейфуешь, как бревно в океане. Мне действительно интересно, сможешь ли ты вообще принять хоть раз какое-либо решение, или так и будешь жить, словно под одеялом.

– Давай разойдемся, пока не наговорили друг другу еще больше обидных слов, – предложил Тимур и первым шагнул в автобус.

Фотограф Петрова оказалась щуплой энергичной женщиной, которая моментально узнала Тимура.

– Вы сын Руслана Ибрагимовича, правда? Сочувствую, – она крепко пожала ему руку. – В детстве вы были очень смешным и кудрявым. Я фотографировала вас с отцом для университетской газеты.

– Это тоже ваш снимок? – он протянул ей одну из отцовских фотографий.

Она кинула быстрый взгляд на фото и моментально отвела глаза.

– Нет, – сказала фотограф решительно. – У меня никогда не было такой хорошей камеры.

Согласно расписанию, Скамьина вела историю родного города у второго курса. Тимур все-таки хорошо знал университет и довольно быстро нашел нужную ему аудиторию. Дверь в поточку была открытой, и он просто сел на последний ряд.

Лиза выглядела так, как будто умирала со скуки. В сером трикотажном платье, подчеркивающим её грушевидную фигуру, она монотонно читала лекцию, медленно прохаживаясь у доски.

Непривычно короткая стрижка скрывала округлость её щек, густо-коричневая помада маскировала ниточку шрама, мягкие кроссовки делали её шаги беззвучными.

Самая обыкновенная преподша на вечных заменах.

Немолодая, неумная, некрасивая.

А он – дрейфующее в океане своих рефлексий бревно.

– Ну, привет.

Он так сильно задумался, что не заметил, как закончилась лекция,

Лиза стояла на уровень ниже, положив руки на его парту. Её глаза смеялись.

– Привет, – Тимур с таким трудом вытолкнул из себя это слово, будто оно было камнем.

– Ну надо же, – сказала Лиза, улыбаясь от уха до уха. – Я думала, ты весь в гневе из-за моего визита на поминки и в панике из-за моего переезда, а ты сидишь у меня на лекции как ни в чем не бывало.

– У меня были дела в университете.

– В этой самой аудитории?

Тимур покосился на неё с неприязнью.

– Я все еще злюсь на вас из-за поминок, – честно предупредил он. – Но зачем мне паниковать из-за ваших переездов?

– Тебе не страшно?

– До смерти. Меня дрожь пробирает из-за того, что вы продали квартиру из-за одного единственного… В общем, странно это всё. Вы выглядите как будто сумасшедшая прилипала.

– Так я и выгляжу. Но у меня есть разумное объяснение. Наверное.

Тимур вздохнул.

– Пригласите меня на новоселье?

И вот тогда она ощутимо затосковала.

– Тебе не понравится моя новая квартира, – сказала Лиза с явным страданием в голосе.

– Да неужели?

– Тебе она очень не понравится.

– Вряд ли вы можете напугать меня еще больше, чем сейчас.

– Ты решишь, что я спятила окончательно. Но так получилось. Как-то само. Без злого умысла.

– Вы купили квартиру в моем подъезде?!

– Дыши, пожалуйста, дыши Тимур.

– Это чертово извращение. Вы спятили окончательно. Что… как… Зачем? Господи, мне надо выпить. Димедрола или валерьянки. Или еще чего-нибудь в этом роде.

– У меня есть водка.

– Это вы преследовали моего отца, да? Эти фотографии, год за годом… Вы не были его любовницей, вы были его сталкером!

На секунду показалось, что она ударит его.

Но Лиза просто вышла из собственной квартиры, оставив Тимура одного.

Он открыл кран на кухне и налил холодной воды себе за шиворот.

Потом открыл холодильник, достал оттуда бутылку водки и выпил прямо из горла.

Легко, как воду.

Лиза вернулась через пару часов.

Деловито достала из коробки под раковиной картошку и принялась её чистить.

– Почему у вас только водка в холодильнике? – спросил Тимур. – Пьянствуете в одиночку?

– Грузчики, сантехники, электрики. Это называет переезд одинокой женщины, котик.

– Я её всю выпил.

– Молодец, – похвалила Лиза, не оборачиваясь.

– Я из-за вас алкоголиком стану, – пожаловался Тимур её спине.

– Подходящая, в целом, компания для сталкерши-извращенки.

– А разве нет?

Лиза кинула в него, не глядя, картофелиной. Она пролетела в полуметре от Тимура и отскочив от стены, покатилась по полу.

– Не играйте с едой, – возмутился он.

Лиза поставила на плиту кастрюлю и только тогда повернулась к нему.

– Ну вот что, мой ненаглядный параноик. По существу вопроса имею доложить следующее: здесь продавалась подходящая мне квартира, и я ей купила. Она подходила мне по цене, планировке и близости к остановкам общественного транспорта. Твое столь близкое соседство это скорее минус, нежели плюс.

– Враки.

– Ну хорошо. Мне понравилась идея жить рядом с тобой. Это что, преступление?

Она смотрела на него с таким вызовом, как будто признавалось в том, что по ночам ворует цыплят из чужого курятника.

– И я не преследовала твоего отца. Мы с ним…

– Стоп.

Лиза послушно замолчала.

Тимур встал и снова заглянул в холодильник. Водки больше не было, а четверть бутылки, которая бултыхалась сейчас в его пустом желудке, уже не защищала.

– Что это вообще за история с преследованием? – спросила его Лиза.

– Давайте не будем больше говорить о нем, – сказал Тимур. – Никогда.

– Звонки продолжаются, да? Я могу попробовать помочь, Тимур.

– Как? – коротко спросил он.

– Я вижу университет изнутри, – мягко сказала Лиза, – а ты – снаружи. Это же кто-то из наших, да?

– Я не знаю. Может быть, кто угодно. Студентки бывшие.

– Что говорит детализация звонков?

– Ничего особенного. Номер сотового телефона.

– Пробивал?

– Пробивал. Номер оформлен на отца. Чтобы его заблокировать или запросить детализацию, нужно свидетельство о праве наследования, а оно пока не готово.

– Пришли мне всё, что у тебя есть, – попросила Лиза.

– Не хочу.

– Это же глупо, Тимур.

– Мне всё равно.

Ему действительно не хотелось отправлять ей фотографии – чтобы она их разглядывала одну за другой, перелистывая ушедшие годы?

Сколько вообще времени нужно, чтобы разлюбить мертвеца?

Сорок дней?

Сорок лет?

– Я пошел домой, – объявил Тимур, не трогаясь с места. – Не звоните мне.

– А я тебе и не звонила, – заметила она спокойно.

– Я знаю, – с достоинством ответил он. – Целых восемь дней и не звонили. Переезд настолько хлопотное дело?

Лиза подошла к нему ближе, прислонилась плечом к холодильнику, разглядывая Тимура с доброжелательным интересом.

– Я пошла на поминки, – сказала она, – потому что подумала, что вдруг тебе понадобится поддержка.

– Вы меня ужасно поддержали, спасибо, – язвительно отозвался Тимур. – Мне было очень приятно слушать, как это грымза, завкафедрой, без устали вас пилит. К вам настолько плохо относятся в университете? И почему вы такая уставшая? И зачем вы постриглись? Почему вы так на меня смотрите?

Под градом его вопросов Лиза слабо улыбнулась.

– Приходи ко мне в воскресенье, – сказала она, – будем собирать шкаф. Я приготовлю что-нибудь.

– Вот еще, – фыркнул он, – нашли себе прислугу! Сами свой шкаф собирайте! Ни за что не приду. И еду сам принесу, вы все равно готовить не умеете. И постарайтесь выспаться к воскресенью. На вас же смотреть больно.

Она снова улыбнулась и с неожиданной, какой-то печальной робостью, легко поцеловала его в щеку.

11

Открывая перед сном окно, чтобы впустить в спальню немного сентябрьской свежести, Тимур поморщился из-за громкого женского смеха внизу.

Послышался шум подъезжающей машины, и, выглянув на улицу, Тимур увидел, как несколько женщин прощаются у такси.

– Лиззи, с новосельем тебя! Не забудь про кино в выходные. Привет своему профессору!

В бесформенном длинном плаще и тапочках, Лиза целовалась и обнималась с подругами, и дружный нетрезвый смех порхал по тихому двору.

Близилась полночь. В нечетких отблесках фонарей фигуры внизу отбрасывали длинные тени. Такси увезло двух нетрезвых визитерш, еще одна осталась вместе с Лизой во дворе.

– Покурим? – спросила она.

– Давай, – отозвалась Лиза, и Тимур удивился, потому что прежде за ней запаха табачного дыма не замечал.

Щелкнула зажигалка, на секунду вырвав из темноты Лизино сосредоточенное лицо.

– Значит, ты переехала ближе к бабушке?

– Угу.

– Хорошее решение, Лиззи. Сколько можно было мотаться из одного конца города в другой. Этот твой профессор… Кстати, ты давно про него не рассказывала. Он тебя наконец бросил?

– Можно и так сказать, – без всяких интонаций отозвалась Лиза.

– Я всегда говорила, что такие, как он, всегда возвращаются к женам…

– Он умер, Маш. Попал под машину.

Тимур даже пожалел в эту минуту, что так и не научился курить. Представив, как он спустился бы со своего второго этажа вниз, закурил бы от Лизиной сигареты и сказал бы этой неизвестной ему Маше: «Я сын профессора… Теперь я вместо него».

Какая гнусная гадость оплетала его горло.

– Умер и умер, – сказала Маша без всякого сожаления. – Мы тоже умрем. Все умирают. А ты, может, даже успеешь пожить. Ты же с ним совсем с ранней юности… Сумасшедшая Лиза, связавшаяся с престарелым женатиком! Лиза, живущая без семьи, без детей, без перспектив. Всю жизнь к ногам самовлюбленного павлина!

– Ты даже ни разу его не видела!

– Зато много о нем слышала… Не плачь, о мертвых либо ничего… Расскажи, как твоя бабушка?

– Всё также, – Тимур услышал улыбку в голосе Лизы, – шастает целыми днями по улицам, как бродячая кошка! Домой приходит только спать. Не бабушка, а пилигрим какой-то, честное слово. Теперь она всё, что у меня есть.

– У тебя никого другого и не было, – сердито отозвалась Маша. – Лиза, честное слово, если ты сейчас впадешь в затяжной траур, я тебя лично отправлю к психиатру. Ты из тех, кто превыше всего на свете любит страдания?

– Машка, перестань нести чепуху, – рассмеялась Лиза и затушила окурок. – Превыше всего я люблю шампанское. Пойдем, у нас там пузырьки выдыхаются.

Шаркая шлепанцами по асфальту, они вошли в подъезд. Хлопнула тяжелая дверь, и все стихло.

Ощущая себя Андреем Болконским, подслушивающим юную Наташу, Тимур осторожно закрыл окно.

Что он знал о Лизе и её жизни? Она всегда появлялась как-то сама по себе, как будто возникала из космоса. Как будто у неё не было никаких родственников и друзей.

Бабушка-бродяга? Серьезно? И больше никого?

Сумасшедшая Лиззи, связавшаяся с престарелым женатиком?

Почему она не могла найти себе какую-нибудь посредственность, выйти за эту посредственность замуж и родить ребенка? Или отчего не стала типичным синим чулком, которых полным-полно среди преподавателей кафедры?

Но нет – её притянул к себе тот неуловимый свет, который исходил от его проклятого отца.

Свет блуждающих огоньков, заманивающих неосторожных путников в болото.

Лиза заявилась через несколько дней сама, не дождавшись воскресенья, о котором они договорились.

Позвонила в дверь в семь утра, и Тимур, который только уже допивал свой кофе и собирался выходить на работу, увидел на пороге взъерошенную, какую-то потрясенную даже женщину вопреки традиции изменившей ситцевому халату с махровым банным. Один глаз у неё был густо накрашен, второй – нет.

– Тимур, – сказала она, – мне тоже позвонили. Какая-то сумасшедшая, я не понимаю. Она спрашивала, как осмелилась я явиться в ваш дом… И не желаю ли я себя наказать за свои пороки…

– Как наказать? – спросил Тимур.

Эта мысль: наказать Лизу за связь с его отцом, тоже какое-то время волновала его.

– Я не знаю, – ответила она растерянно. – Какая разница?

– Действительно, – пробормотал Тимур. – Хотите кофе, Лиза?

Она поежилась.

– Нет, – сказала Лиза. – Мне надо собираться на работу. Я просто растерялась. Прости, что вломилась к тебе так рано…

– Ничего, – вежливо ответил Тимур. – Подождите секунду.

Он вымыл чашку из-под кофе и взял пиджак.

– Я подожду, пока вы соберетесь. Провожу вас до универа.

Вместе они поднялись в квартиру Лизы.

На кухонном столе была разбросана косметика, на плите подпрыгивал вовсю кипящий чайник.

– Вы напугались, что ли? – спросил Тимур, выключая чайник.

Его невозмутимая мать на такие звонки реагировала куда спокойнее, впрочем, ей и стыдиться было нечего.

Губы Лизы запрыгали, как по команде.

– Я сначала не поняла ничего! Может номером ошиблись, или ненормальная какая. Она сказала, что я всего лишь пиявка, а Руслан просто не знал, как от меня отделаться. Что я бесстыдная…

– Конечно, – сказал Тимур. – Бесстыдная пиявка, о чем тут плакать? Докрашивайте свой левый глаз быстрее, а то мы оба опоздаем на работу.

Лиза посмотрела на него с возмущением и злостью, а потом фыркнула и вернулась к макияжу.

– Чем вы завтракаете? – спросил Тимур.

– Чем придется, – сказала она, сосредоточившись на стрелке на веке. Её руки ощутимо дрожали, и стрелка красивой не получалось. Лиза шипела и приглушенно ругалась. Тимур нашёл в холодильнике яйца с молоком, начал взбивать омлет.

– Лиза, – спросил он, – какая у вас семья?

Она стерла кривую стрелку и приступила к новой.

– Блуждающая, – ответила Лиза с досадой. – Бабушка знатный пешеход!

– А родители, братья-сестры?

– Нет-нет, ничего такого. Мы давно только с бабушкой.

– Она знает про ваш роман?

– О, – Лиза улыбнулась. – Они с Русланом обожали друг друга. Ужасные сплетники! За карточной игрой могли перемыть кости всему универу. Её не очень волновали всякие условности.

– Такие, как моя мама и мы с Ингой?

– Она называла тебя кудрявым барашком. Серьёзно, как ты выпрямляешь волосы?

– Мы знакомы с твоей бабушкой?

– В одностороннем порядке. Она видела тебя на фотографиях. Ну помнишь, когда ты был маленьким, у Руслана была приятельница. Нина? Надя? Она много вас фотографировала. Потом куда-то уехала. То ли на Байкал, то ли на Амур. Руслан обожал её фотографии и всем раздавал. Говорил, что в её объективе создаётся новая реальность.

– Нинель, – медленно произнёс Тимур. – Отец называл её так. Странная, я боялся её. Она была ужасно едкой. Мама говорила: ядовитая Нинель. Я и забыл совсем.

– Про неё лет десять уже ничего не слышно. Она как-то резко пропала, а Руслан убрал все фотографии. У него даже в кабинете висели снимки Нинель, какие-то дети, пейзажи, рассветы. Вот интересно, фотки были черно-белыми всегда, а рассвет всё равно нельзя было спутать с закатом.

Тимур вспомнил вполне отчетливо: невысокая, плотная, короткие волосы. Ядовитая Нинель. Она заставляла его часами играть в мяч или листать книжку – до тех пор, пока у неё не получался нужный кадр. Отец посмеивался, но Инга – Инга люто её ненавидела.

– А что стало с вещами отца из его рабочего кабинета?

Лиза отвела взгляд от зеркала, в котором пыталась сравнить оба свои глаза. Тимур поставил перед ней тарелку с омлетом.

– Завкафедры этим занималась, – ответила Лиза. – Личные вещи, наверное, отдали твоей маме.

– У тебя остались фотографии, сделанные этой Нинель?

– Нет, – ответила Лиза. Она смотрела прямо на него снизу вверх, и ржавые крапинки на её радужке вызывали смущение. – При переезде я выбросила все его вещи.

Она еще не накрасила губы, и эта мысль, случайно появившись в голове Тимура, сразу вытеснила все остальные.

Привкус моцареллы на её языке, распахнутая пижама, полуобнаженная грудь, крупная вишенка-сосок, так легко скользнувшая в рот.

– Тимур!

Он вздрогнул и сфокусировался.

– Что?

– Очень вкусный омлет, спасибо.

– Пожалуйста, – резко ответил Тимур и отвернулся. – Сварить вам кофе?..

Инге он позвонил в обеденный перерыв.

– Нинель? – спросила она. – Это которая ядовитая? Мерзкая тетка, однажды я видела… Фу, зачем ты про неё вспомнил, Тимур?

– Фотографии, – коротко ответил он.

Инга тихо ахнула в трубку.

– Тиииим, – выдохнула она. – А ведь снимки и правда похожи.

– Угу.

– Надо найти её фотографии. У отца их полно было, он же бредил и Нинель этой, и её творчеством. А она бредила тобой, Тим. Называла своей музой.

Он поморщился, вспоминая эти унизительные щелчки фотоаппарата, вспышки, заставляющие моргать, софиты студии. Как он смог так легко забыть тот год?

– Я разбирал его кабинет, – ответил Тимур. – Не было никаких снимков.

– Странно, – сказала Инга. – Мы поищем с мамой.

Он кивнул, словно она могла его увидеть.

Ему было двенадцать или тринадцать лет тогда.

Застенчивый подросток, входящий в опасные воды пубертата.

Каштановые кудри, длинные ресницы, огромные глаза. Ядовитая Нинель называла его «наследным принцем» и пыталась то и дело облачить его в какие-то кружева, органзу, тюль или меха.

Ей нравилось фотографировать его в грязных подъездах и подворотнях. В разрушенных зданиях и на железнодорожных путях. Нежное дитя, трепетный принц в суровом облезлом мире.

– Куда она потом делась?

– Кажется, она выиграла какой-то грант и уехала, – задумчиво сказала Инга. – Куда-то на Дальний Восток.

– Они с отцом были любовниками?

– С ума сошел, – возмутилась она немедленно – всегда преданная дочь. – Это была платоническая дружба двух талантливых людей.

– Ну-ну, – сказал Тимур и повесил трубку.

12

– Черно-белые фотографии? – завкафедрой покачала головой и откусила еще кусочек тортика. – Нет, не припомню, чтобы они были в кабинете твоего отца.

– Но вы помните это его увлечение? Десять лет назад. Он развешивал рамки со снимками повсюду.

Завкафедрой нахмурилась.

– Тогда Руслан Ибрагимович часто появлялся с некой коротышкой, прическа бобриком.

– Нинель.

– Что-то такое, да.

В универе было тихо. Очники уже разбрелись, а пора заочников пока не наступила. На кафедре почти никого не осталось, и Тимура здесь встретили вполне душевно. Преподавательницы, многие из которых помнили его ребенком, принесенному тортику обрадовались и принялись хлопотать с чаем.

Лиза сидела за столом в своем углу и головы от бумаг не поднимала.

Но завкафедрой, устав от воспоминаний о Нинель, снова принялась ее шпынять.

– Скамьина, – сказала она, – а почему ты не ешь с нами торт?

– Потому что я на диете, – отозвалась Лиза, не поднимая головы.

– От одного кусочка тортика…

– Это кусочек очень дурацкого тортика, – заявила Лиза, вставая. – Самый дешевый, наверное. Руслан Ибрагимович, помнится, был щедрее.

От этих слов Тимур едва не поперхнулся.

С чего бы это Лизу понесло ставить ему отца в пример?

Кажется, он ничем её не обидел, или все-таки обидел?

– Что за капризы? – недовольно спросила завкафедрой. – Тимурчик принес нам отличный торт.

– Не буду вам мешать наслаждаться им, – сказала Лиза, набрасывая плащ, – а я пойду домой.

Тимур догнал её только в подземном переходе.

– И на что вы дуетесь? – спросил он.

– Иди и спроси об этом у завкафедры!

– Елизавета Алексеевна!

– Тимур Русланович?

Она остановилась, часто дыша. Сердитая, запыхавшаяся, капельки пота над верхней губой.

– Познакомьте меня со своей бабушкой, – сказал Тимур, улыбаясь.

Эта просьба сбила её с сердитого настроя.

– С моей бабушкой? – спросила она, закусив густо-коричневую, сильно накрашенную губу.

– Пожалуйста, – и он взял её за руку.

Хотел сделать дружелюбный жест, но Лиза моментально сжала его ладонь своей. Дружелюбие рассеялось в воздухе, оставив после себя лишь учащенный пульс. Лиза тоже улыбнулась.

– Бабушку это развлечет, – протянула она, – почему бы и нет?

– На что вы рассердились?

– Зачем ты пришел на кафедру?

– Принес дурацкий торт.

В подземном переходе ярко горели лампы, отражаясь в светлых плитках потолка и пола. Что-то бренчала на гитаре молодежь, собирающая мелочь. Людей было не слишком много, но Тимур и Лиза почему-то стояли прямо возле лестницы, всем мешая. Она на одну ступеньку выше, и Тимуру приходилось задирать голову, то и дело возвращаясь взглядом к подсыхающим капелькам над её слишком яркими губами.

Её ладонь была горячей и мягкой.

– Тимур, – сказала Лиза, – я тебя очень прошу. Я же могу узнать всё сама, тебе не нужно приезжать так часто в универ. Почему ты не можешь довериться мне хоть немного?

– Потому что я не хочу, чтобы вы думали о нем еще больше, – ответил он.

– Еще больше, чем сейчас или еще больше, чем о тебе?

– Перестаньте, – ответил Тимур, теряя всякую почву под ногами.

Эта женщина всегда будет их сравнивать или это он всегда будет соревноваться с отцом?

– Не сходи с ума, – сказала Лиза. Она вырвала свою руку, и, прежде чем он успел расстроиться из-за этой потери, обхватила горячими ладонями его запрокинутое к ней лицо. – Я точно понимаю, что вы разные люди, – торжественно произнесла Лиза.

Он молчал, потому что хорошо помнил, зачем нужен был ей на начало их знакомства (старого нового, нового старого?) – искать в нем, Тимуре, продолжение отца.

«Ты очень похож на него. Когда я смотрю на тебя, мне становится легче».

Тимур ненавидел Лизу за это тогда, но сейчас он ненавидел её в сотни тысяч раз сильнее.

Наверное, она прочитала это в его взгляде, потому что только вздохнула и отстранилась.

– Пойдем домой, – сказала Лиза устало и отвернувшись, стала подниматься вверх. Медленно, словно старушка.

Как будто свет выключили в квартире – р-раз, и стало темно. Плечи Лизы поникли, и Тимур снова удивился тому, как сильно она осунулась за последние недели.

– Лиза, – сказал он, придерживая её за локоть. – Хотите я куплю вам самый вкусный торт в мире?

Она слабо улыбнулась.

– Когда последний раз у нас был торт, мы подрались.

Тимуру было невыносимо смотреть на её тусклое лицо. У него от этого лица начинало болеть где-то глубоко в желудке.

– Ну хорошо, не торт. Хотите стейк?

Она фыркнула.

– Тимур, почему ты все время пытаешься меня накормить?

– Я просто не знаю, – ответил он, презирая себя в эту минуту за все: за то, как крепко держит Лизу за локоть, за боль в желудке, за растерянность в своем голосе. Наверное, он выглядит жалким щенком в её глазах. – Что вы хотите сейчас?

– Немного других обстоятельств? Я попала в собственную ловушку, Тимур. Наговорила тебе такого, что еще долго будет стоять у тебя в горле. Но с другой стороны, если бы я не цеплялась за тебя так отчаянно, кто знает, где бы мы сейчас с тобой были.

От её слов его пальцы словно кипятком ошпарило. Горячая волна, поднимаясь вверх, быстро заполняла все тело. Тимур сглотнул, и это было таким сложным, таким тяжелым действием, что он даже испугался немного. Это же ненормально, так себя чувствовать из-за таких пустяков.

– Я имел в виду что-то более конкретное, – с трудом проговорил он. – Кино, вино и домино.

Лиза задумалась, внимательно разглядывая его пылающее (наверняка) лицо.

– Обещай не думать слишком много, – быстро произнесла она, решившись.

– Обещаю, – моментально ответил он.

– Я хочу, – она придвинулась ближе, схватилась за пуговицу на его куртке, – чтобы ты спал со мной рядом. Всю ночь, до утра. Я никогда не спала с кем-то всю ночь в одной постели. Чтобы заснуть и проснуться.

– Я ненавижу с кем-то спать, чтобы заснуть и проснуться. – ответил Тимур. – Тамара была моей девушкой несколько лет, но за эти годы мы ночевали вместе не больше трех раз. В детстве, в деревне, я спал вместе с Ингой, и она всё время ворочалась и вздыхала.

– Я не буду ворочаться и вздыхать, – пообещала Лиза. – Я буду лежать тихо-тихо и не шевелиться.

И от того, что в её лице снова появилась хоть какая-то жизнь, Тимур неохотно кивнул.

– Лиза, это самая ужасная затея на свете, – сказал он.

– Спасибо, – ответила она и погладила его по плечу.

Довольно робко.

Ужинать решили у Тимура, потому что Лиза после переезда распаковала не все еще коробки, и до сих пор обходилась одной кастрюлькой и вилкой. Усадив её чистить картошку, Тимур пошел в душ и принял его с рекордной скоростью: очень уж его раздражал посторонний человек, находившийся без пригляда на его собственной кухне.

У него было отвратительное настроение.

Представляя себе, как он всю ночь лежит без сна и пялится в потолок, слушая сопение Лизы на соседней подушке, Тимур спрашивал себя: а для чего он вообще в это во все ввязался?

– Страдаешь? – спросила Лиза, когда он вернулся на кухню. – Я чувствую себя садистом.

– Вы такая и есть.

– Бабушка сказала, что готова принять нас завтра вечером, – Лиза пропустила его бурчание мимо ушей. Она стояла к нему спиной и катала в ладонях фрикадельки из фарша. От энергичного движения её рук, все ее тело ходило ходуном, и сочетание узких плечей с широкими бедрами казалось еще более выразительным.

Тимур отвел глаза и уселся за барную стойку так, чтобы Лизы была сбоку, а не прямо перед его носом.

Спросить, где её родители? А вдруг этот вопрос откроет портал в душераздирающую драму, в которой он никак не желает участвовать?

И Тимур молчал, бездумно разглядывая, как за окном нежные сумерки опускаются на желтеющие листья деревьев.

От Нинель всегда пахло каким-то острым съедобным парфюмом, а отца она называла «мой пыльный философ». На «пыльного» отец не обижался, должно быть, это означало что-то больше общепринятого смысла. Инга числилась как «колючка», её Нинель не так охотно фотографировала, как Тимура. Хотя сестрица, конечно, с детства была красавицей. Но характер её никогда нельзя было назвать милым.

Возможно, она ревновала отца к этой бесцеремонной женщине?

– А у вас какие отношения были с Нинель?

– Оу, – Лиза обернулась на него через плечо, – твой отец вечно находил вот таких вот бродяжек. Одно лето он пригрел какую-то лохматую хиппи из Питера, помнишь, длинные юбки и множество браслетов? Потом он заходился от восторга от творчества какого-то престарелого скульптора, не понятого современниками и не принятого коллегами по цеху. Всё время одно и то же: Руслан и его безумные увлечения.

– Он спал с Нинель? – спросил Тимур, ощущая приступ воистину детской жестокости.

– А какая разница? – плечи Лизы поднялись и быстро опустились.

Тимур вспомнил слова Тамары: «А что есть измена? Секс? Мечты? Прикосновения? Поцелуи?»

«Предательство», – тогда ответил он.

Но сейчас, глядя на то, как Лиза тушит фрикадельки, Тимуру показалось, что всё – секс, мечты, прикосновения, поцелуи – было бы изменой. Одна крошечная мысль, посвященная другому мужчине.

Но что делать, если женщина целиком наполнена другим мужчиной?

– Почему вы так легко относились к его похождениям? – спросил он.

Лиза накрыла сотейник крышкой и села напротив него.

– Потому что, – ответила она, не опуская перед Тимуром глаз, – каждую ночь он уходил домой, к жене. И что значили остальные женщины по сравнению с этим?

– Почему вы были такой идиоткой и жили так сложно? – спросил он сердито.

– Потому что я любила его, – снова ответила она, и неизменность этого ответа отозвалась в Тимуре какой-то обреченностью.

– Понятия не имею, почему я вас терплю, – сказал он, снова отворачиваясь к окну и деревьям.

– Потому что сначала ты не мог от меня избавиться, – терпеливо пояснила Лиза, – а потом постепенно привык. А теперь готов закармливать меня стейками, лишь бы я не расстраивалась сама и не расстраивала тебя.

– А вы и рады мною пользоваться.

– Конечно, – Лиза вздохнула, – ведь без меня ты совсем пропадешь.

На кухонном столе Лизы так и валялась утренняя косметика, которую они не успели убрать, и только увидев это, Тимур осознал, что они начали сегодняшний день вместе и вместе его закончат.

Лиза кинула плащ на тумбочку, потом посмотрела на него с опаской, словно на змею, достала из кармана мобильник, глянула на него и, оглядевшись по сторонам, сунула его в ящик с крупой.

Утренний звонок, вот в чем было дело.

Тимур уже и думать забыл о том, что кто-то звонил Лизе и называл её бесстыдной пиявкой. Она боится ночевать в одиночестве из-за одного глупого звонка? Ему казалось, что она храбрее.

– Мне надо переодеться, – пробормотала Лиза.

Пока она была в ванной, Тимур сложил её косметику, подивившись многочисленности кисточек и тюбиков, и огляделся по сторонам.

Кухня была куда просторнее предыдущей, в ней стояла разномастная мебель, явно случайно сюда попавшая. Занавесок еще не было, и от этого Тимуру было не слишком уютно, как будто улица подглядывала за ним из окон. Коробки громоздились по углам, некоторые из них были открыты, а некоторые оставались накрепко замотанными скотчем.

Дверь в единственную комнату была открыта и, помедлив, Тимур заглянул туда. В прежней квартире у Лизы стояла скромная односпальная кровать, которая, по его мнению, не сильно-то подходила для женщины её образа жизни.

Но сюда она купила огромную, двуспальную, непрактичную кровать, занявшую почти все свободное место. Обычные люди в однокомнатных обходятся диваном, но Лиза явно не стремилась к тому, чтобы принимать здесь гостей. Она превратила помещение в альков, повесив темно-красные бордовые бархатные шторы на окна, поклеив вульгарные алые обои и кинув на пол пушистый золотистый ковер. Ужасно вычурная хрустальная люстра бросала на пол и стены и разноцветные переливы.

Обалдев от такого дурновкусия, Тимур застыл на пороге, пытаясь сообразить, какие психические отклонения должны быть у человека, сделавшего себе такую спальню.

– Похоже на дурной сон, верно? – спросила Лиза. – Адский ад.

Тимур ощутил запах шампуня, влажных волос, геля для души и зубной пасты.

– Зачем вы это сделали? – спросил он.

Лиза обошла его и потрогала шторы, словно и сама им удивившись. Она услышала его просьбу, озвученную на детской площадке её бывшего двора, и сменила облезлую пижаму на более нормальную. Зайчики и слоники на её майке весело прыгали, когда она двигалась. Длинные широкие штаны закрывали щиколотки. Мокрые волосы топорщились во все стороны, умытое лицо казалось старше и одновременно нежнее.

– Не знаю, – сказала она, – мне захотелось сделать что-то ужасное.

– Что же, у вас получилось, – ответил он. – Что-то ужасное у вас получается лучше всего.

Лиза весело вскинула брови, нитка на её губах дернулась в беззвучном смехе.

– Наверное, – сказал Тимур, – это всего лишь отражение адского ада в вашей голове.

– Интересно, – сказала Лиза, снимая покрывало с кровати, – если бы ты сейчас делал ремонт, то какой бы получилась твоя комната?