Текст книги "Все мои Надежды и Мечты (ЛП)"
Автор книги: taiyakisoba
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Она поднялась во весь рост, заслонив меня тенью. В мои уши вполз ее смешок:
– Ты думаешь, что достойна моей ненависти, Фриск? О, нет… ненавидеть тебя – это то же самое, что заставлять слепого смотреть в зеркало… Мы же так похожи друг на друга! Две капли воды, две стороны одной медали… может, это мы на самом деле родственники? Две сестры…
– Ты бредишь, что ли?.. – не сдержала я нервного хохота. – Какие еще две сестры?!
– Ах, так ты и вправду не помнишь… – пожала плечами Грация. – Все понятно… впрочем, как давно это было… я слегка изменилась с той поры. Даже Азриэль меня не узнал! Наверное, это все волосы. Я немножко опустила их с момента нашей первой встречи…
Длинные локоны, лежавшие на ее плечах, она убрала за шею, прямо как я прошлым вечером. Ее челка, пожалуй, была коротковата для женщины, и длинновата для мужчины. Совсем как…
– Так лучше?
Я задрожала. Мой мозг обожгла ужасная догадка:
– Нет…
Ее улыбка стала широкой, как акулий оскал:
– О, Фриск! Сколько же воды утекло!..
– Ты… – шептала я. – Это ты!
– Ну же, Фриск… – зашипела она. – Напомни мне, как меня зовут… мне так нравилось мое старое имя… оно такое красивое… кто бы его не произнес – я сразу буду к его услугам…
– Чара.
Ее имя обожгло мои губы странным жаром. Я слишком давно его не произносила.
– Ах! – захлопала она в ладоши. – Я знала, что ты вспомнишь!!!
– Но… ты же умерла… – прошептала я. – Все знают, что ты мертва!
Чара жутко расхохоталась издевательским смехом:
– А ты? Ты – не умерла? Прямо как Аз. Раз за разом… и все твои друзья: та, что в балетках, тот, что в бандане, и та – в очках и с потрепанной тетрадью. Вы все мертвы. Вы уже давным-давно истлели. Их души столетиями бились бы под стеклянным колпаками… – она улыбнулась так широко, что у нее заалели десны. – Но ведь тебе понадобилось возвратить их к жизни, ведь так?! Вынуть их из Пустоты, которая всегда была только моей!!! И ты это сделала! Получила наконец-то свою Самую Истинную Концовку!
Я попыталась вспомнить. Мне поплохело. Я буквально задохнулась от боли – мое сердце обожгло грудную клетку. Хотя нет. Это же не сердце! Это была моя ДУША!
– Больно, да? – поинтересовалась Чара. – Иметь душу вообще не слишком приятно. Но только с ней у таких, как мы, есть решимость. А самые решительные даже могут СПАСТИ кого-нибудь, если очень постараются… – сказав это, она приблизилась ко мне вплотную. – Фриск, неужели ты правда думала, что я останусь в Пустоте, пока все вы, счастливые и возрожденные, будете наслаждаться своими заново начатыми жизнями?!
– ТАК ЧЕГО ЖЕ ТЫ ОТ МЕНЯ ХОЧЕШЬ?! – заорала я, понимая, что ужас не дает сдвинуться с места. Этот крик был слишком громок даже для моих собственных ушей.
– Того же, что и всегда. И не только от тебя… я хочу отомстить. Отомстить всем, кто сделал мне больно! Всем людям!!! Ты каждый раз мешала мне, Фриск. Так что начать придется с тебя…
В ее руках что-то блеснуло.
Нож…
Совсем не столовый нож, который Терпия вонзала в стол рядом с пальцами Люка, чтобы продемонстрировать свою ловкость. О, нет. Это был тяжелый тесак, предназначенный для того, чтобы перерубать кости.
Ноги сами понесли меня в сторону, но рука Чары оказалась быстрее.
– Не-а… – сказала ее владелица, преграждая мне дорогу.
Я рванулась вбок, а потом попробовала сшибить Чару с ног, но этой попытке помешал метнувшийся прямо в лицо нож, заставивший меня снова замереть.
– Фриск, дорогая Фриск… – проворковала Чара, повернув лезвие так, что левый глаз мне ослепило отразившееся в нем солнце. – Не пытайся обхитрить меня. Я знаю тебя, как облупленную. Каждый твой шаг… не забывай, что я – это ты…
– Ты даже на меня не похожа! – вскрикнула я, прекрасно понимая, что имею реальный шанс расплатиться за эти слова жизнью. Лицо Чары исказил гнев, который почти тут же провалился в ямочки на щеках:
– Зачем же ты обманываешь саму себя? А ночные кошмары? А отражения в зеркалах? Может, это все-таки не моих рук дело?..
– То есть… это правда была ты?.. – залепетала я. От ужаса у меня сводило челюсти.
– Ты правда не понимаешь? Я просто была рядом с тобой. Я – это твое отчаяние, страх, или гнев, которые ты так старательно прячешь на самом дне сердца, играя в пацифистку… когда ты пылаешь ненавистью, ты сама зовешь меня к себе! Поэтому-то ты такая легкая добыча! Я же твоя тень… но если такую прекрасную тень отбрасывает такое ничтожество, то почему бы им не поменяться местами?..
Она сделала шаг вперед, взмахнув ножом. Я отпрыгнула, ощутив, что его лезвие пролетело в считанных сантиметрах от моего лица:
– Я? Отбрасываю тень?..
– Знаешь, Фриск… – улыбка Чары вдруг стала по-настоящему грустной. – Аз ведь правда любит меня. Когда-то он любил меня, как Чару. Теперь будет любить, как Грацию… и еще как сотню-другую имен, если они мне понадобятся…
– Не ври, – сказала я ей, плотно сжав зубы.
Чара рассмеялась.
– Он же такой влюбчивый! Такой невинный, такой открытый и такой беззащитный… я просто дала ему то, что он так хотел – мечты и надежды… – сказав это, Чара повернула нож так, что в его лезвии отразилось уже мое лицо. – Может, мы на самом деле уже и так давным-давно поменялись? Ты же всего-навсего моя толстая, низкая, тупая и уродливая копия…
– Никогда он тебя не любил! – сказала я неожиданно твердым голосом. – Ему нужна была я!
– Что вообще есть «ты», и можно ли по-настоящему любить хоть кого-нибудь? – спросила у меня Чара, снова повернув рукоятку и брызнув солнечным лучом уже в правый мой глаз. – Никто никого на самом деле не любит: люди просто лепят свою любовь из того, каким им хочется видеть свою вторую половину. Они создают ее из мелких черт, которые находят привлекательными, а когда понимают, что в довесок к ним прилагается кое-что еще, как правило, отказываются от своих чувств… вот потому-то, моя дорогая Фриск, Аз и порвал с тобой. Он просто понял, что в тебе не так уж и много положительных качеств. Тех, которые напоминали бы ему обо мне...
Ужасная правда ее слов пронзила меня сильнее, чем смогли бы несколько десятков тесаков. Я повернулась и побежала, даже не пытаясь смахивать катящиеся по щекам слезы.
Чара ринулась за мной. Она могла бы легко догнать меня: на ее стороне были более длинные ноги и гораздо лучшая физическая форма, но что-то заставляло ее держать почтительное расстояние. Очень скоро я поняла, что именно. Перед моими ногами распахнулась пропасть – ведь смотровая площадка располагалась на самом обрыве, в который тут же полетели стоящие на краю камни, которые кувыркались и высоко подпрыгивали, если на их пути попадались острые выступы.
– Вот и все, Фриск, – долетел до моих ушей довольный голос.
Я развернулась. Чара была уже в четырех метрах от меня и с садистским удовольствием сокращала это расстояние шаг за шагом. Мимо ее ножа я проскочила бы только если у меня за спиной вдруг выросли крылья.
– Зачем я тебе вообще понадобилась?! – крикнула я, стараясь удержать равновесие.
– Не ты. Мне нужно СОХРАНИТЬ кое-что. И СБРОСИТЬ тоже...
– Ты же знаешь, что у меня больше нет этих панелей с кнопками!
– Повторенье – мать ученья… – вздохнула Чара. – Только те, чья решимость достаточно велика, способны СОХРАНЯТЬ и СБРАСЫВАТЬ. СПАСАТЬ вообще могут только считанные единицы... но когда ты умрешь, решительнее меня не будет уже никого, и эти «панели с кнопками» станут только моими! Конечно, сразу использовать их силу будет нельзя… – сказала она с широкой улыбкой. – Азу нужна будет жилетка, чтобы поплакаться в нее, когда он узнает, что ты случайно свалилась в пропасть… но поверь мне, я очень хорошо умею врать… он будет только рад снова стать Богом Гиперсмерти! Но это потом, потом… у нас будет достаточно времени друг на друга. Мне бы очень не хотелось… – сказала она, недвусмысленно прижав ладонь к животу. – …чтобы наши дети были слишком маленькими, и не запомнили тот день, когда их папа уничтожил всех людей раз и навсегда!..
В пропасть у меня за спиной рухнуло всё сущее.
Всё без исключения.
Первым в зияющей пустоте исчезло сердце, прихватив с собой душу. Затем земля. Потом не стало неба. На очереди была оболочка, носившая имя Фриск.
Я закачалась, стоя на самом краю. Чара подошла на достаточное расстояние, и ее нож сверкнул. Удар, конечно, не задел даже моей кожи, но реакция оказалась сильнее инстинкта самосохранения. Одного неаккуратного рывка мне хватило, чтобы в конце концов оступиться. Ямочки исчезли с щек Чары и она надавила своей ладонью мне на грудь – почти так же нежно, как пару мгновений назад гладила свой живот, в котором медленно созревала новая жизнь, замешенная на крови двух рас. Я полетела вниз.
В глаза бросились две борющиеся друг с другом дымки – голубая, являвшаяся небом, и серая, являвшаяся скалами. Кроме них я могла видеть только какие-то пятна, похожие на грубые разводы краски, которыми кто-то неудачно пытался выбелить голубую дымку прямо у меня на глазах. Это были облака. Уши мне грубо заткнул свистящий ветер.
Свист ветра. Голубая дымка. Свист ветра. Серая дымка. Свист. Голубая. Свист. Серая. Свист. Дымка. Свист. Дымка. Свист-дымка. Свист-дымка. Свист-дымка. Свист-дымка. Свист-дымка. Свист...
Боль.
Чудовищная боль, сжавшая мое горло спазмом и даже не позволившая ответить на нее криком.
Я со всей силы впечаталась в край утеса. Потом подпрыгнула, прямо как те камни, за падением которых я следила пару секунд назад, и полетела дальше. В истыканной огненными искрами дымке мелькнула рука, болтающаяся, как пестрая тряпка. Кость была раздроблена в труху.
Потом еще один утес, заставившийся меня подпрыгнуть даже выше, чем в предыдущий раз, и окрасивший дымку в кровавые тона. Через пять секунд я ударилась в последний раз. Головой.
Мое тело остановилось и агоническая боль сменилась тонко звенящей чернотой.
Небо.
Голубое-преголубое небо, зовущее меня нежным голосом, предлагающим раствориться в теплом лазурном ликовании…
Нет.
Никакого неба не было.
Это звонил мой телефон.
Сколько я пролежала так? Кто мне звонил? Я попыталась привстать, чтобы узнать ответы сразу на два этих вопроса. Жалкая попытка ни к чему не привела.
Я пошевелила пальцами. Попробовала пошевелить ими. Ничего не произошло. Никакого импульса и всплеска силы. Ни в ногах, ни в руках. Они отказывались подчиняться мне, отвечая странным мягким покалыванием. Я моргнула. Чернота посветлела и в этом просвете заколыхалось голубое марево. Я пошевелила губами. Они были разбиты, но поддались. Я попробовала закричать. Из туго стиснутой спазмами глотки вырвалось что-то похожее на затухающий грудной плач. С таким звуком умирают дикие животные.
Чара.
Я должна была предупредить Аза!
Телефон смолк. Я снова попыталась пошевелиться. Ничего не произошло.
Мне было не больно. Я прекрасно понимала, почему. Меня парализовало. Скалы пощадили самые важные органы и кости, но только их, и никакие больше. Именно так Чара хотела отомстить мне. Я вынуждена была умереть в тюрьме из собственной развороченной плоти. Я не могла сделать ни движения. И никогда больше не смогла бы. Даже если выжила бы.
На мои неподвижные ноги, больше похожие на самые обычные куски рубленого мяса, откуда-то сверху упало несколько камней. Они продолжали сыпаться, сталкиваясь один с другим. Ко мне кто-то спускался.
Страх, охвативший мое навеки обездвиженное тело, не смог сделать ничего больше, чем заставить меня дико завращать глазами. Чара! Она поняла, что я не умерла. И спешила, чтобы меня добить.
– Фриск? Фриск!!!
Голос принадлежал Азу.
Легкие судорожно наполнились опалившим их пыльным воздухом. Задыхаясь, я принялась лепетать что-то разбитыми губами. Частые звуки тихого грудного плача можно было даже принять за слова, если очень постараться. Камни продолжали сыпаться. Собственное тело, неестественно выгнувшееся на пути падения этих камней и клочок голубого марева, который сиял где-то бесконечно далеко от моих дико вращающихся глаз, не позволяли мне увидеть, на какой высоте он мог сейчас быть. Слабая надежда затеплилась где-то под сломанными ребрами.
Острое чувство стыда, волной прокатившееся по телу, затушило ее, не дав даже зашипеть перед тем, как исчезнуть. Зачем мне теперь нужна эта надежда? Я теперь калека. Я не смогу больше ни ходить, ни говорить, ни делать вообще хоть-что. Даже прижаться к Азу, благодаря его за спасение, у меня не получится. Лучше умереть. Умереть перед тем, как он спустится и увидит сверкающие белки моих глаз и выкрученные руки с ногами, превратившиеся в кашу из плоти и перемолотых костей, разлитую по скалам.
Я все смотрела и смотрела, пока марево не начало жалить мне глаза. Аз… нет… не надо! Поднимайся обратно! Иди домой! Дай мне спокойно умереть!..
Но полоска света заслонилась чем-то большим и белым. Это было лицо. Лицо Бога, который спустился ко мне с небес, чтобы забрать к себе в Рай.
Глаза у Бога были наполнены паническим ужасом.
– ФРИСК!!!
Он упал на колени рядом с тем, что когда-то было моим телом. Именно упал. Потом начал хвататься за голову и дергаться в разные стороны, судорожно раздувая ноздри.
– О, Господи, Господи, Господи, Господи… – лопотал он, трясясь надо мной. – Это… это же твоя кровь…
Моя кровь?
Аз приложил к чему-то руки. К чему именно – понять было невозможно, потому что этот кусок неподвижного тела находился по ту сторону от синего марева. Увидела я только, что ладони у него стали темно-малиновыми – как в детстве, когда мы рисовали пальчиковыми красками в маминой школе. Я, оказывается, истекала кровью? А в каком месте? Ведь я ни чувствовала ни боли, ни теплой влажности.
По его лицу катились слезы, но он не издавал ни звука, а только нервно дышал. Внезапно мускулы его лица расслабились. Он наклонился над моими глазами, как будто понимая, что только ими я все еще могу двигать так же, как и раньше:
– Фриск… – он поцеловал меня в лоб. – Только не волнуйся… умоляю, не волнуйся… пожалуйста, не волнуйся… я все исправлю… я все исправлю!..
Мне не получилось растянуть разбитые губы в искривленной горем улыбке. Исправить? Как? Как это вообще можно было «исправить»?..
Он взял мою искривленную руку и положил себе на грудь. Конечно же, я ничего не почувствовала, как бывает, когда с твоим телом что-то происходит во сне. Это была уже не моя рука. Ее будто наскоро пришили к мешку с переломанными костями. Веки стали смыкаться. Мне страшно захотелось сладко поспать…
– Фриск. Я сходил к Альфис. Она осмотрела меня. Помнишь? Провела все тесты, которые не смогла провести раньше… – он нежно сжал мои переломанные пальцы, хотя с тем же успехом мог ударить по ним камнем, потому что я все равно не чувствовала ни один из них. – Прошлой ночью, когда ты ушла из того ресторана, я почувствовал ужасную боль в сердце. Альфис живет недалеко от этого квартала… знаешь, что она сказала? Это не сердце болело. Это была душа!.. – по его лицу скользнуло что-то очень похожее на полуулыбку. – Оказалось, что у меня в груди все это время была только половина души. Человеческой! Фриск, у меня есть ровно половина человеческой души, ты это понимаешь?..
Половина человеческой души?..
Как?
Откуда?..
– Это же твоя половина, Фриск! – воскликнул Аз. – Я все вспомнил! До последней детали! Это ты дала мне ее, чтобы я спасся из той бесконечной темноты! Ты помнишь это?..
Помнила ли я?..
Теперь да.
Азриэль… Азриэль Дримурр, которому я отдала половину своей души. Сколько раз я сражалась с тобой? Сколько раз я заставляла плакать бездушного Цветика? Сколько раз побеждала Бога Гиперсмерти, потревожив его чувства и обнаружив в них маленького мальчика, который просто боялся одиночества? Который умел любить всех и каждого самой нежной любовью, и заплатил за это умение слишком дорогой ценой? Сколько раз я спасала его, чтобы обнять, а потом опять потерять? Сколько раз я начинала искать этого маленького монстрика сначала?
Сто раз? Тысячу? Миллион? Я не могла вспомнить. Понятно было лишь то, что я раз за разом возвращалась к своим попыткам, не желая жить в мире, в котором его больше не было. Пусть мир на Поверхности будет сколь угодно солнечным и просторным – без Азриэля Дримурра он был мне не нужен.
Случай улыбнулся мне в середине моего очередного пути, начатого заново. Последняя часть самой главной загадки всего Подземелья, о которой и говорил Санс. Ключник, ключами которого можно было отпереть любой замок. Гастер. Тот-Кто-Говорит-Руками. Королевский ученый, служивший Дримуррам до Альфис. Когда я набирала его номер на мобильнике, то слышала лишь помехи, и думала, что попала куда-то не туда. Но в тот раз я подождала чуть подольше и до меня долетел его тихий голос, ослабший от долгих лет блуждания по Пустоте, которой Пространство отделено от Времени:
– Я ищу Г…
– Гастера. Профессора Гастера. Вы ищите сами себя, – ответила я ему, крепко прижав телефонную трубку к уху. Как вы понимаете, я и не думала оставлять его в одиночестве, как во все предыдущие разы. Полунамеками он помог мне отыскать осколки своей души по всему Подземелью, подсказал, как починить машину у Санса в гараже и рассказал о том, над чем же на самом деле экспериментировал все то время, проведенное в должности Королевского Ученого.
Машина. Это он соорудил ее. Он хотел, чтобы любое живое существо могло пересечь границу любых измерений, идя по той самой Пустоте между Временем и Пространством. Увы, она оказалась неисправна, но это стало понятно, только когда он провел первый эксперимент. На себе самом. О, бедный Профессор… вместо того, чтобы пересечь границу Жизни и Смерти, вы раскололи самого себя на тысячу кусков, которые раскидало по Времени и Пространству. Вы оказались узником Пустоты.
Но, может, если бы я была чуть осторожней, чем вы, я смогла бы распорядиться даже самой малой силой, на которую была способна ваша машина…
Я помнила слова Альфис. Если умирает монстр, то его душа тут же разлетается на осколки, а тело превращается в пыль. А душа людей живет еще какое-то время после смерти. Но очень и очень недолгое. Впрочем, его может хватить.
Хватить ровно на шесть человеческих жизней.
И еще на одну…
– Я не хочу отпускать…
Тельце Азриэля снова прижалось ко мне. Он был таким маленьким и беззащитным: длинные мягкие уши, мокрые ресницы и печальные лиловые глаза. Я положила руки ему на плечи, но не чтобы утешить, а раз и навсегда вырвать его из лап той бесконечной темноты, которая окружала нас со всех сторон.
– Хорошо, Азриэль. Тебе и не придется… – только и сказала я.
Разделить душу пополам было почти так же тяжело, как разорвать собственное тело на две части. Но другого выбора не было. Только так ему бы не пришлось отпускать меня. Я отделила от груди светящуюся красную дольку, похожую на ослепительно-яркий лепесток красного цветка. А потом просто резко выбросила руку вперед, надеясь, что часть души сама встанет на место. Так и произошло. Азриэль вскрикнул и застыл, не понимая, что же я сделала. Только спустя пару мгновений он вцепился белыми когтями в свою отяжелевшую грудь.
– Фриск… – прошептал он, а потом согнулся пополам, как будто ему было больно. – Что это было?..
Я застонала и рухнула на колени. Боль была адская. Но слезы, закапавшие на темный пол, по которому он раз за разом уходил от меня, на этот раз были вызваны не ей, а облегчением.
– Фриск? Фриск!.. – упал рядом с моим обмякшим телом Азриэль. Положив руку ему на лицо, я поняла, что оно все еще не просохло, а по моей ладони текут новые реки слез. Прямо из широко распахнутых лиловых глаз. – Зачем… зачем ты это сделала?!
– Потому что такие как ты заслуживают жизни, а не существования. Потому, что я тебя люблю…
А затем мои глаза заволокла тьма. Еще более черная, вязкая и бесконечная, чем та, в которой мы сражались. Заволакивала мои глаза она и тогда, когда Чара столкнула меня с обрыва. Это была моя смерть.
Тело погрузилось в мягкое тепло. Странно, подумала я тогда, смерти ведь положено быть холодной…
– Фриск! Фриск! – продолжал надрываться Азриэль каким-то подозрительно низким голосом. Почему он не возвращается к родителям и друзьям? Я же вроде как спасла его…
Я из последних сил отогнала тепло. Глаза открылись, и я поняла, что оно принадлежало Азу, который прижался ко мне всем своим туловищем. Мы были взрослыми, и мою щеку щекотал его мех:
– Фриск! Слышишь меня? Не засыпай… не поддавайся этому сну… я все исправлю! Я еще могу это исправить!..
Он вдавил мою навеки онемевшую руку в свою грудь. От боли белоснежные клыки заскрипели. Синее марево затмили вспышки других цветов: фиолетового, голубого, зеленого, желтого, оранжевого и красного, словно оно попыталось вспомнить все цвета радуги, помимо собственного ярко-синего, и перепутало их порядок. Цвета эти текли прямиком из Азриэля, как будто его сердце питала не кровь, а разбитый на спектр свет. В какой-то момент марево все-таки решило окраситься в красный. Ярко-ярко красный. Красный, как кровь. Красный, как моя решимость.
Нет! Нет! – закричала бы я, если бы грудной плач позволил превратить себя в эти два возгласа отрицания.
Я задыхалась, напрягая то, что больше никогда бы не напряглось. Кусала воздух разбитыми губами, отчаянно пытаясь остановить Аза.
Нет! Остановись! Дурак! Немедленно прекрати! Только не это! – вращались в орбитах мои глаза.
Краснота опять превратилось в клочок небесного-голубого марева. Свет померк. На ладони у Аза сиял осколок ослепительной красноты: как будто бок крошечного солнца, уже наполовину закатившегося за горизонт. Он смотрел на него с широкой улыбкой. А потом резко вдавил прямо под мои расколотые ребра.
Узкий столб красного огня уперся в марево, пытаясь то ли разрезать его пополам, то ли поддержать, как колонна. Аз надавил еще раз. Свет превратился в четыре тонких иглы, пытаясь убежать из-под его белых растопыренных пальцев. Еще раз. Иглы превратились в боль, которая хлынула из меня горячим фонтаном, заставив поверить, что Аз действительно мог «исправить» все зло, причиненное мне Чарой.
Моя душа… она становилась тяжелее. Две половинки словно окликали друг друга издалека и подходили все ближе и ближе к тому месту, где находились изначально.
Аз надавил в последний раз. Красный свет взорвался волной тепла, которая тут же растеклась по всему моему неподвижному телу. Аз откинулся назад, тяжело дыша.
Боль. Сладкая-пресладкая боль.
Она пронеслась по каждому моему мускулу, как горячий воющий вихрь. Вдоль позвоночника, рук и ног зазмеились молнии. Я закричала. Закричала я вскочила с твердых скал, в конце концов отрывая взгляд от марева. Легкие наполнились воздухом. Я прижала ладони к груди. Там бушевал огонь. Огонь, растопивший в себе всю мою слепую тоску, которая была нужна Чаре, чтобы повелевать мной.
Боль улеглась. По моему телу тек пот, который я принялась вытирать прямо руками.
Так. Руками. РУКАМИ!!! Я снова чувствовала свои руки! Они двигались!!!
Я пошевелила пальцами перед самым лицом, сжала ладони в кулаки…
Аз все исправил!
– Я!.. я!.. – повернулась я к нему с сияющим от восторга лицом. – Я снова могу двигаться!!!
Я бросилась на него с детским гиком. Он поймал меня и прижал к себе. Как же давно мы не обнимались! Мое сердце бешено билось под вновь сросшимися ребрами, отчаянно пытаясь вырваться на волю.
Сердце…
Вновь сросшиеся…
Но что будет с Азом?!
– Эй… – отстранилась я. Он отдал мне свою душу. Ту половину, благодаря которой он и смог вернуться к жизни. Разве это не означало, что…
Означало. Но все осталось, как было. Аз все так же держал меня в своих объятиях. Место страха заняла робкая надежда. От счастья я весело рассмеялась:
– Аз! Ты жив… как хорошо, что ты жив!..
– Фриск… – улыбнулся он грустной улыбкой. – Нам пора прощаться. Оставайся такой же решительной…
Надежда угасла сразу после этих слов. Я судорожно закачала головой:
– Нет. Нет, Аз! Ты будешь в порядке! Ты точно будешь в порядке!
Я почувствовала, что его руки похолодели. Заметно похолодели. Каждая секунда уносила от меня капельку его жизни. Его белый мех стал бледно-серым, лиловые глаза потускнели, как две увядшие фиалки.
Но грустная улыбка оставалась на месте.
– Аз!.. – зарыдала я, притягивая его к себе. – Зачем?! Зачем ты это сделал?!
– Потому что такие как ты заслуживают жизни, а не существования, – произнес он тихим, как бы двоящимся шепотом, словно бы уже доносившимся из холодной Вечности. – Потому, что я тебя люблю…
Я кричала. Плакала. Прижимала его к себе. Снова и снова. Он не мог умереть. Я любила его. Мой крик переходил в хрип. Но Аз молчал. Его руки ослабли и уронили меня на землю.
На пыль.
Я упала на мягкую гору серой пыли. И грудь, и руки были густо облеплены ее крупинками.
– Аз?..
Я поднесла руку к застывшей грустной улыбке. Она рассыпалась, серым облаком воспарив над всем, что находилось выше – от носа до рогов.
– Нет… Нет!!! АЗ!!! – закричала я надломившимся голосом.
Между острыми пиками скал волчком завертелся ветер. Пыль закружилась. Его лицо навсегда исчезло. Я попыталась в последний приз прикоснуться к его меху, но моя рука не нащупала ни меха, ни кожи, ни плоти, ни крови и ни кости. По морщинам моей ладони стекала одна только сухая пыль – ни холодная и ни горячая. Ветер сдул ее и, подхватив, понесся прямо к синему мареву, которое равнодушно наблюдало за смертью Аза свысока.
Я кричала. Просто сжалась в комок и кричала, подняв голову к небу. Мой крик тоже подхватывал ветер, и он принимался отскакивать от скал в виде эха. Просить помощи было не у кого. Белые облака мне не отвечали. Я упала прямо на пыль. Начала кататься по ней, сжимая ее в горстях, словно пытаясь задержать в своих руках последние частицы самой сильной любви, которую когда-либо испытывала. Но ветер все равно развеял ее, что бы я ни делала.
Надежды и мечты больше не существовали.
ИГРА ОКОНЧЕНА
====== Глава восьмая ======
Темнота.
Темнота, потревоженная чьим-то голосом.
«Фриск! Оставайся решительной!»
Я что-то почувствовала. Всеми фибрами своей только что восстановленной из двух половинок души. За столько лет я успела забыть, что это. Надо мной так давно не мерцал этот свет – подобный сиянию далекой звезды…
Но… такой далекой… меня сковывало отчаяние. Я видела только бесконечный черный коридор и чувствовала, как мое лицо холодят порывы воющего ветра. Свет не освещал моего отчаяния. А это было именно оно. Именно в этом бесконечном коридоре, который был воплощенным отчаянием, я наконец встретила его, и сразилась с ним. Победила демона, пожиравшего его тогда еще бездушное тело изнутри и помогла отыскать это волшебное сияние.
Несмотря на ветер, в отчаянии было совсем не холодно – оно было теплым, мягким и вязким, как болото, трясина которого была наполнена человеческими костями. Но свет… он был теплее во много сотен раз. На него было больно смотреть. Даже не смотреть – я едва могла осознавать, что хоть что-то может быть теплее, чем эта мягкая вязкость. Свет будто манил меня в ловушку. Мышеловку, кусочком сыра в которой была надежда…
– Фриск! Всё хорошо!
Голос. Его голос. Пронизанный нежностью и любовью. Едва слышный в темноте, как отзвук далекого эха.
– Фриск! Доверься своим мечтам! Не теряй надежду! Не поддавайся ей!
Не поддаваться? А кому?
– Чаре!
Чаре? А что она здесь делает?
Это ее дом, Фриск! Ее тюрьма. Место, в котором она держала всех нас, пока ты не пришла, чтобы спасти все души до единой…
Ее тюрьма? Какая еще тюрьма?
– ОТЧАЯНИЕ…
Я осмотрелась. Да. Сомнений не было. Ветер не просто свистел – он выл о своем безнадежном отчаянии, обреченный бесконечно парить над теплой и вязкой темнотой.
Где кончается это отчаяние?
– Нигде! Ты не найдешь ему конца, даже если будешь идти в одну сторону несколько вечностей.
Значит, Чара теперь сделала меня узницей этой тюрьмы?
– Нет! – раздался веселый смех. – Единственный, кто держит тебя здесь, это ты сама, Фриск!
Но… но ты же сказал, что Чара…
Та высокая женщина. Похожая на меня, как бабочка на гусеницу. Всего пара черт, которые смотрели на меня из зеркал, когда я не знала, что делать дальше. Моя прекрасная тень. Мое отчаяние.
– Но ты – не Чара! Ты – это Фриск!
Да. Я не имела ничего общего с Чарой. Мы просто были с ней похожи. Всего парой черт…
Я поняла это только тогда. Яснее, чем когда-либо. Мерцание далекого света уже не пугало меня. Я должна была надеяться. Я почувствовала привкус этой самой надежды, обжегший моё нёбо. В мою душу вцепился страх, но я боролась с ним. Страх. Единственное Чарино оружие. Но мне больше не нужно было бояться. У меня было все, что нужно. Прямо внутри меня. В самом центре моего сердца.
Любовь.
Любовь, которая была сильнее любого страха.
Мою душу грела любовь.
Вместе с надеждой я почувствовала кое-что еще. Мечты. Они воспарили над моим существом. Прямо как радуги Азриэля. Они щекотали мою кожу, поднимая меня все выше и выше над теплой трясиной.
Вой ветра превратился в бессильный плач. Он развевал мои волосы все сильнее и сильнее, пока в итоге не стих. Он просто хотел наслаждаться моими страданиями. А я продолжала подниматься над чернотой. Свиста я уже не слышала.
Во мне гремело всего одно слово. Прекрасное. Мощное, как голос набата.
СПАСТИ.
Я вспомнила о нём. Подалась этому воспоминанию навстречу. Набат продолжал греметь.
Страха не стало. Он остался там же, где завывал ветер, проносясь над теплой и вязкой трясиной. Я посмотрела на далекий свет.
Аз. Это твой голос спас меня из отчаяния. Мой названный брат. Мой прекрасный принц. Любовь моя. Половина моей души. Азриэль Дримурр. Лучшая из моих надежд и самая заветная мечта.
Любовь к тебе переполнила меня РЕШИМОСТЬЮ.
СОХРАНИТЬ СБРОСИТЬ ***
Я нажала на «СОХРАНИТЬ», даже не подозревая, что тогда произойдет. Я лишь знала, что поток времени круто повернет и понесет меня совсем по другому руслу. Я должна была ПРОДОЛЖИТЬ начатое… как давно моя решимость клокотала с такой силой? К какому берегу меня прибьет? Я окажусь в прошлом? Где вообще я могла бы оказаться? Но это не имело значения. Мне подошло бы любое время. Любое место. Лишь бы не бесконечное вязко-теплое отчаяние.
Мои глаза ослепил золотой свет.
Я прижала кончики пальцев к губам. Губы дрожали. Во рту было сладко. Мо сердце, захлебывавшееся потоками сладкого жара, готово было растаять.
Оно начало покалывать, но потом тут же перестало.
– Фриск?..
Его голос! Тот же, что я слышала сквозь надрывающийся ветер!..
Я подняла взгляд. Это далось мне без малейшего страха. Надежды переливались золотым блеском.
Аз смотрел на меня с обеспокоенным выражением лица. Я лежала на траве – перпендикулярно поваленному кедру.
– Фриск? Что с тобой?..
Это была ночь, казавшаяся искрящейся из-за миллионов далеких городских огней. На Азе был смокинг. Я снова была в сине-фиолетовом платье, едва доходящем мне до колен. Я была младше: мое тело стало стройнее, волосы ухоженнее, а кожа не такая тускло-землистая.
